Текст книги "Дар памяти (СИ)"

Автор книги: Miauka77

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 74 страниц)

Голова как-то подозрительно кружится, во рту пересохло, мышцы дрожат как после Круциатуса, и сил подняться нет вообще. Может, Брэндон решил отыграться за вчерашнее и применил ко мне Круциатус? А что, собственно, вчерашнее?

При мысли, какого дурака я свалял на кладбище, очень хочется застонать. Замотавшись в одеяло, кое-как сажусь и приваливаюсь к холодной стене печки. Глаза слипаются, но звук ударяющейся об стену двери приводит меня в себя.

Мерлин, Снейп! – восклицает Ричард где-то надо мной.

Что?!

Что-что?! Краше в гроб кладут! – бормочет он. – У меня где-то было перечное, я сейчас.

Перечное. Ага. Вот почему все тело так выламывает. Но, в общем, даже размягчение мозга – не оправдание тому, что я вчера… попытался быть хорошим. За счет Альбуса и Поттера, надо полагать, которые теперь зависят от меня. Нашел время, чтобы разнюниться! Из-за какой-то мелочи – глупых слов этой девчонки Брокльхерст, осуждающего взгляда моего наивного испанского красавчика, мысли, что это никогда бы не одобрила Лили. Лили, то ли ты меня вновь удерживаешь на краю, то ли еще сильнее толкаешь в пропасть…

Как же холодно, холодно, холодно. Жарко. «Когда буду здесь жить, сделаю так, чтоб, к чертовой матери, никакого сквозняка…»

Брэндон, – спрашиваю я, когда он входит в кухню, – тебе это зачем?

Он застывает, потом осторожно ставит на край стола пару пузырьков с жидкостями коричневого и зеленого цвета. Выдвигает стул, садится и, направляя палочку в мою сторону, зажигает огонь в печи. Спине и голове становится ощутимо теплее.

Зачем что?

Когда я предложил тебе ритуал, ты не послал меня. Почему?

Он кивает и неожиданно усмехается.

Ну, сначала я здорово разозлился, да. Ты знаешь, что иногда я это могу. А потом стал думать. У посредников век недолог, ты же знаешь. Мне нужен был кто-то, кто сможет защитить Берилл в случае моей смерти. Ориентация у тебя не та, чтоб ее обижать. А им с Джейн нелегко приходится. Я посоветовался с ней, и она сказала, что феникс знает, кому служить.

Наверное, это должно успокоить мою совесть. Если от нее за столько лет еще осталось хоть что-нибудь. Да, наверное, даже Альбус был бы мной доволен. Но я очень не хочу себя спрашивать, как бы на моем месте поступил он…

Перечное, конечно же, оказывается дешевым, зато можжевеловое бодрящее проясняет мозги не хуже антипохмельного. Отплевавшись, прислоняюсь к уже теплой стене и наконец-то закрываю глаза, игнорируя идиотские смешки Брэндона, радующегося бесплатному цирку. Нет, в самом деле идиот, что он, дым из ушей никогда не видел, что ли?

А тебе идет! – задумчиво говорит он. – Точь-в-точь скороварка моей матушки! Видели бы тебя сейчас студенты…

Заткнись! – обрубаю его я. – Нашел когда веселиться! Что бы ты сделал, если бы тебе надо было охранять кого-либо, кто постоянно в опасности?

Он моментально меняет тон:

Вариант со следящими чарами, как я понимаю, не работает?

Нет, не работает.

Ну, поскольку для вассальной клятвы он еще слишком мал, тогда бы я на твоем месте принял его в род.

Что-о-о?

Распахнув глаза, я вглядываюсь в его помятое лицо, не зная сам, что пытаюсь отыскать на нем. Ричард делает невинный вид.

Я прав?

Как?!!

Он пожимает плечами:

– Я сто раз видел тебя с Эванс. Да и Поттер-старший не так просто к тебе цеплялся, судя по всему. Кроме того, ты так часто о мальчишку зубы точил, что я всего лишь сложил два и два. Ты бы не стал ни о ком трепаться, не будь он тебе дорог, Снейп.

Это не вопрос того, дорог мне кто-то или не дорог, – стараясь быть спокойным, говорю я. – Всего лишь работа. А Поттер – неблагодарный и заносчивый щенок, весь в папашу.

Я бы Азкабан предпочел такой работе, – бормочет он. – Мне бы уже одной стычки в Лютном хватило по самое не могу.

Давай без сантиментов! Мне еще в Хогвартс надо вернуться до того, как твое бодрящее действовать перестанет. Так что там с принятием в род? Что ты полагаешь, это даст? – стыдно признаться, но мои познания в родовой магии очень скудны. Наследства Принцев меня лишили еще до рождения…

Если ты смешаешь свою кровь с кровью пацаненка, то теоретически сможешь найти его в любое время дня и ночи, – мягко говорит Брэндон.

А практически?

Практически никто не знает, Снейп.

Он ненавидит меня.

Его согласие не обязательно.

Вот как?

Пока человек не принес вассальную клятву совершеннолетнего, он находится в роду только для того, чтобы род мог защитить его. Так что до совершеннолетия согласия не требуется. Правда, совершеннолетие в разных родах наступает в разное время. В каких-то старинных родах, например, в тринадцать лет. У вас есть какие-нибудь семейные записи на этот счет?

Понятия не имею.

Честно говоря, даже самая мысль о том, чтобы принять Поттера в род Принцев, пусть и временно, кажется мне омерзительной. Не то, чтобы между нами не было родства… Кажется, старший Поттер приходился мне троюродным братцем или что-то около того. Помнится, я проследил наше пересечение на родовом древе Мальсибера. И все же, тот факт, что Поттер станет Принцем, значит, как бы сравняется со мной, не укладывался у меня в голове…

Я задумываюсь, нельзя ли обойтись без этого вида защитной магии. Но полагаться на одних только домовиков? Они могут многое, и, что очень важно – с огромной скоростью аппарировать в Хогвартс, из Хогвартса и даже внутри него. Однако, это недоразвитые примитивные существа. Что будет, если я не смогу вовремя отдать приказ?

Тогда тебе проще его принять в род Снейпов, – говорит вдруг Брэндон.

Что?!

Ты – первый маг рода Снейпов, – поясняет он. – Какие правила для рода хочешь, такие и устанавливаешь.

Еще один ритуал?

Я найду тебе его описание в родовой книге Брэндонов. Ритуалы все стандартные. Возьмешь у мальчишки кровь, и проведем все, что нужно.

А в этом что-то есть… Мальчишка так ненавидит меня – представляю, какое у него будет лицо, если он узнает, что он теперь не Поттер, а Снейп! Только… не повредит ли это защите, которую сотворила Лили? Но та опасность, которая угрожает ему сейчас, мне кажется не менее существенной, чем Темный Лорд. Чтобы не думать об этом, перевожу тему.

Что там в Лютном? Могу ли я там показываться сейчас?

Я не знаю, Снейп. Я разговаривал с Горбином, и он не думает, что это ты. Но не берусь предсказывать, не прикончат ли тебя на месте, как только ты там появишься. Андерс, – говорит Ричард, протягивая мне стакан теплого молока и кусок хлеба. – Если бы могли найти концы… Но мои ребята изучили все возможные реестры, сведений о нем нигде нет. Что, конечно, дает нам неоспоримый факт, что, по крайней мере, его отец -магглорожденный, но этого, видишь ли, мало. Реестры немагической Британии так быстро не изучить. Если это вообще возможно. Нет бы мальчик облегчил нам задачу, поучившись в Хогвартсе, так нет же! – фыркает он.

Я поднимаю взгляд на Ричарда:

А он и облегчил.

Секунд десять он непонимающе смотрит на меня, потом медленно кивает:

Книга записи в Хогвартс.

Лихорадка бьет мое тело, но мне тепло. И пока я иду туннелем и через лес до поляны у реки, а потом, аппарировав к Хогвартсу, поднимаюсь наверх, мне все время кажется, что еще чуть-чуть, и я увижу тот путь, который, наконец-то, выведет нас всех из этого чертового тупика.

Книгу записи в Хогвартс я брал в руки только однажды, восемь лет назад. В июле Минерва неожиданно свалилась с желтой легочной лихорадкой, и мне пришлось не только готовить зелья, но и исполнять ее обязанности.

В ее личном кабинете по-прежнему все вверх дном. На столе в глубине комнаты, помимо гигантской книги с изрядно общипанным пером между страниц, огромное количество какого-то бумажного хлама: свитки, исчерканные пергаменты, стопки пухлых, не слишком чистых и явно очень дешевых конвертов. На краю стоит деревянная куколка с качающейся головкой и оскалом вместо лица. Я видел похожие штуки у Анабеллы, и мне они совсем не понравились. Остается надеяться, что Минерва – не из тех, кто балуется темной магией.

На письменном столе места тоже почти нет. Минерва садится за него и, склоняя голову, тяжело опирается локтями на кипу журналов. Она все еще не очень здорова после отравления Сонной одурью и быстро устает. Конечно, я уже спрашивал ее о том, как это случилось, и получил ожидаемый результат, убедившись, что она ничего не помнит. Слава Мерлину, что мне не нужно больше быть нянькой миланскому паршивцу, и я могу теперь вернуть Минерве задолженность по дежурствам. При воспоминании о Фелиппе сердце, однако, екает. Хоть я и убеждаю себя, что рад, наконец-то, не видеть этого неблагодарного столь часто, но… прошел всего день, а я уже, кажется, скучаю по нему…

Минерве я наврал, что ищу одного запропавшего приятеля-слизеринца. Возможно, в других обстоятельствах она бы и не проглотила эту ложь, но сейчас ей явно не до таких мелочей.

Запись о рождении Джулиуса Андерса я нахожу под датой 12 июля 1968 года. Место рождения уже залезло на следующую страницу, и когда я переворачиваю лист, то благодарю всю свою выдержку, позволяющую не вскрикнуть при виде следующей надписи: «Восточная комната, Усадьба Плакучие Ивы, Блуберри-Бинс, Западный Йоркшир».

Когда мы возвращаемся в гостиную, Минерва неожиданно предлагает мне чашку чая.

У меня есть вереск, – говорит она. И уточняет: – Не змеиный.

Я усаживаюсь на красный диван, с клетчатыми подушками и таким же пледом. Конечно, ее предложение – скорее всего, лишь дань вежливости. Возможно, ей даже не терпится остаться одной: время уже позднее, к десяти, а завтра с утра уроки. Но я уже несколько дней обдумывал, как бы мне заговорить с ней на тему личной жизни…

Применять легилименцию не хочется. Невербально я вряд ли смогу заглянуть в мозг Минервы достаточно глубоко. С помощью заклинания – придется накладывать Обливиэйт. Мой Обливиэйт на ком-то из преподавателей, замеченный Альбусом, будет равен как минимум катастрофе. Но я все никак не могу отвязаться от слов Фелиппе о намеках, которые делают жертвы подчиняющих заклятий. За неделю я перебрал в памяти все свои встречи с Альбусом, начиная с декабря. Жаль, что из-за беспомощного состояния Фелиппе мне приходилось мотаться туда-сюда, и не было времени воспользоваться думоотводом. Однако на память я не жаловался никогда. В конце концов, помимо всех тех загадочных слов Альбуса, которые я уже много раз обдумывал прежде, мое внимание зацепилось за его реплику насчет Минервы.

«Я рад, что ты, наконец, решил последовать примеру Минервы, хотя и дотянул до такого возраста», – сказал он мне в прошлую субботу. Но, насколько я знаю, она была замужем совсем недолго и неудачно. Конечно, это могло быть совсем несущественной мелочью. Альбус и Минерва были хорошими друзьями, и он знал о ее жизни гораздо больше, чем все остальные. Но я никогда не слышал, чтобы он стремился выдавать чужие секреты.

Ожидая, пока Минерва накроет к чаю, я невольно тяну руку к тяжелому альбому из коричневой кожи на столике слева.

Тебя же никогда не интересовали мои дела? – изумляется она.

Возможно, заинтересовали сейчас? – говорю я как можно мягче. – Мы уже так давно работаем друг с другом.

Ты действительно хочешь посмотреть колдографии? – недоверчиво переспрашивает Минерва, наливая мне чаю.

Всегда был за дружбу между факультетами, – хмыкаю я.

Подожди, я принесу другой альбом.

Я удивляюсь, как легко мне удается задуманное. Интересно, кстати, узнать и то, с кем она встречалась в Хогвартсе. Записка, написанная рукой будущего Темного Лорда, по-прежнему лежит в моем бюро…

Что тебе хочется узнать? – спрашивает Минерва, раскрывая передо мной альбом раза в два больше предыдущего.

Колдографии детских лет, конечно, – такой же мусор, как и в любых других семьях. Они были даже у меня, пока отец не разорвал их во время очередной ссоры с матерью.

В пятнадцать Макгонагалл удивительно хороша. Она и сейчас еще красива, но с девушкой с колдографии 5-го курса не сравнится ни одна модель из «Ведьмополитена». Я застываю над снимком, весьма невежливо переводя глаза на Минерву и обратно, но она лишь заливисто смеется. Похоже, не обиделась.

Смех умолкает, как только я переворачиваю страницу. С групповой колдографии с неоспоримым сознанием своего превосходства на нас смотрит юный Темный Лорд.

Я ее оставила из-за Грегори, – бормочет Минерва, торопясь перелистнуть.

Грегори?

Грегори Мастерс. Мой первый муж. Это его единственная колдография с тех времен, когда мы учились в школе. Он… дружил с Томом, – говорит она. Мне хочется посмотреть еще раз, но Минерва поджала губы и выглядит так, будто попроси я ее показать мне еще хоть что-то, она раскричится и немедленно захлопнет альбом.

Суетливо перелистывая страницы, она, наконец, находит то, что искала.

– Грегори незадолго до его смерти в 80-м году, – недобро усмехаясь, поясняет она, вынимая снимок из альбома и протягивая его мне. – Твои коллеги, Северус, прикончили его во время неудачной операции аврората. Правда же, он был очень красив?

У меня перехватывает дыхание. С потрепанной колдографии мне улыбается тот самый кареглазый аврор, которого я пытался, но, видимо, так и не смог спасти.

У себя в подземельях я опускаю воспоминания о просмотре колдографий в думоотвод. Наконец, мне удается разглядеть ту, которую Минерва закрыла так быстро. Не остается никаких сомнений, что Грегори Мастерс – тот самый парень, которого я видел рядом с юным Темным Лордом в нескольких воспоминаниях Слагхорна. И тот самый, который, если только я верно понял записку, еще учась в Хогвартсе, пытался наложить Обливиэйт или равносильное заклинание на Дамблдора. Удивительно, что Темный Лорд так легко спустил нам его побег. Неожиданная жалость к старому другу? Темный Лорд и жалость, не смешите меня…

Что ж, в любом случае, это был ложный след.

Я устало опускаюсь в кресло в гостиной. Много лет я хотел узнать, что стало с тем аврором. Оказывается, вот что.

Надо бы дойти до спальни, но у меня уже нет сил. С трудом призвав очередную порцию перечного, я отключаюсь прямо в кресле, успев увидеть, как испещренный рунами потолок угрожающе надвигается на меня. Снится мне та самая камера в подземелье Малфой-мэнора, толпа моих коллег, с хохотом накладывающая Круциатус на пленника в темном плаще. А я все никак не могу пробиться туда, и когда, наконец, мне это удается, я бросаюсь к нему, кладу его голову к себе на колени, сдергиваю капюшон, и вдруг вижу, что это… Ромулу.

«Он не мог предусмотреть всего», – я цепляюсь за эти слова Анабеллы, как за свет фонаря уличного сторожа, выныривающий из темной подворотни. «Он не мог предусмотреть всего», – бормочу я себе под нос, перед тем, как шагнуть в камин.

Перемещение по каминной сети я люблю еще меньше, чем аппарацию, но сэкономленное время важнее неприятных ощущений. Уже через пару минут я оказываюсь на полу в Тупике Прядильщика, в своей собственной запыленной гостиной. От восстановленного несколько дней назад камина несет цементом.

Еще через пять минут и цепочку аппараций я уже в Западном Йоркшире, в пяти милях от дома Анабеллы. Судя по карте, позаимствованной в библиотеке Хогвартса, мне через поля направо, так, чтобы деревушка Блуберри-Бинс осталась за спиной.

Волшебное радио пообещало нам дождь со снегом, и, кажется, на этот раз (что бывает очень редко) не ошиблось. Пока я иду по раскисшей тропинке, небо заметно и очень быстро темнеет, и местность становится все более мрачной. С одиноко стоящего дерева при моем приближении со зловещими криками взметывается стая ворон. В детстве я любил такие вещи: истории про заброшенные поместья с пропавшими обитателями, привидения, которые пугали людей до полусмерти, описания кровавых ритуалов, рассказы про вампиров… Что-то я находил в книжках, что-то рассказывала мама. Позднее, когда я попал в Хогвартс и стал изучать защиту от темных искусств, а потом и сами темные искусства, первое время мне было трудно отличить правду от вымысла. Наверное, похожая каша теперь в головах у тех, кто купился на книжки этого пустоголового болвана Локхарта. Впрочем, если они вообще решили читать его, значит, у них уже в голове каша.

Усадьба «Плакучие Ивы» начинается сразу же за полем. Сжимая в руке палочку, и поминутно оглядываясь, я пробираюсь вдоль подгнившего деревянного забора. Крыльцо большого каменного дома тоже не выглядит новым. Защитных чар на пути – никаких, дверь закрыта, а стекла в окнах разбиты, и, когда я решаюсь применить заклинание фейерверка, сквозь проемы становится видно, что комнаты абсолютно пусты.

Вы Андерсов ищете? – внезапно раздается хриплое карканье за моей спиной. Мгновенно выхватив палочку, разворачиваюсь. На дорожке стоит какой-то маггл и нелепо балансируя, пытается удержать на весу тяжелую корзину с бельем. Медленно опускаю палочку, и делаю шаг к нему. Наконец, он со вздохом ставит корзину чуть ли не себе на ноги, и поднимает взгляд.

Напрасно ищете, сэр. Миссис Мэри умерла в ноябре. А куда ее сыновья подевались, никто не знает. Мистера Джулиуса в наших краях последний раз видели года два назад, а мистер Грегори вообще давно исчез. Их даже на похоронах никого не было. Вот так-то, сэр.

Через пятнадцать минут, отводя снег над своей головой Импервиусом, я стою на кладбище у простого серого камня с табличкой «Мария Андерс. 1950-1993. Да возрадуется душа моя о Господе».

За моей спиной раздается шорох. Оборачиваюсь и вижу Ричарда, стряхивающего снег с ковбойской шляпы.

Как погляжу, подругу своей Анабеллы ты уже нашел, – фыркает он. – А вот и ее муж, достославный капитан Андерс, умерший шесть лет назад.

Минут двадцать мы тупо смотрим на камень и молчим. Как ни неприятно это сознавать, но этот мерзавец опять нас обошел.

========== Глава 56 Кружок по субботам ==========

Эухения Виктория закончила завтракать и поудобнее устроилась в подушках, подтягивая к себе книгу на французском. Потом с помощью беспалочковой магии задвинула тяжелый шелковый полог так, чтобы не смотреть в окно. С кровати было видно только крошечный кусочек – сейчас серо-стального – неба, остальное загораживал соседский дом, а она не хотела думать о том, что когда-то ей позволялось видеть все. Призвав с полки у входа два ажурных масляных светильника, Эухения Виктория погрузилась в чтение.

Это была книга о проявлениях стихийной магии. С тех пор, как Макс высказал свои догадки, она искала подтверждение его теории, пытаясь понять, отличалось ли ее колдовство от колдовства братьев и сестер. Тот огонь на ферме – был ли он результатом проявления стихийной магии?

Она по-прежнему не могла вспомнить, что произошло в тот момент, когда она звала на помощь, что же помешало ей воспользоваться вассальной клятвой. И ей по-прежнему снились сны о том, как она убивает людей, преследующих ее. Иногда с помощью того же заклинания, иногда – дедушкиным кинжалом, нанося одну рану за другой, чувствуя сначала страх, что у нее не получится убить, а потом торжество, когда удавалось (иногда с помощью Полины Инессы) скрыть все следы преступления.

Просыпаясь, она теперь тратила время на то, чтобы спрятать воспоминания как можно тщательнее. По счастью, Ковальский пока что был занят в доме старого герцога, и за неделю Эухения не видела его ни разу. Но этот человек пугал ее до дрожи в руках. Она никак не могла забыть те отвратительные ощущения, которые испытала, пока он пытался залезть ей в голову.

Как бы то ни было, в чем-то он ей даже помог. Полина Инесса, конечно, вначале расстроилась от того, что Эухения Виктория смотрела ее воспоминания, и четыре дня вообще не разговаривала с ней. Однако, в конце концов, сама стала обсуждать с сестрой мучившие ее видения. И, хотя Эухения Виктория продолжала чувствовать недоверие Полины Инессы, и отчуждение ее тоже никуда не делось, в итоге они даже несколько сблизились.

Полина Инесса теперь реже пропадала на целый день в мастерской и охотнее делилась тем, что с ней происходило.

На этот раз, едва Эухения прочла двадцать страниц, дверь комнаты открылась, и Полина Инесса мигом оказалась на кровати, подгребая под себя ноги в тесных джинсах.

Я хотела рассказать тебе сегодня, как проснулась, – заговорила она, – но потом решила дать тебе поспать. И хорошо, что я это сделала, потому что… я проверила кое-что, – Полина Инесса замолчала и, затолкав заколку в рот, стала собирать волосы в хвост.

Что ты хотела мне рассказать? – Эухения Виктория с улыбкой вынула заколку изо рта сестры и оставила ее висеть в воздухе.

Мои видения… Ты помнишь дату смерти из моих видений? Ту, в которую погибла большая часть наших?

Это трудно забыть! – безрадостно хмыкнула Эухения Виктория. – Второе мая 1998 года.

Да. Но там не было Ромулу и Грегори.

Но они погибли в пожаре на драконьей ферме.

Да. Но мы думали, что этот пожар будет намного позже… А сегодня я лежала с открытыми глазами, и увидела… Увидела надгробие с датой смерти, с одной датой. Я и раньше его видела, просто к дате никогда не приглядывалась.

И?

На секунду Эухении стало так страшно, что она едва не закричала. А что, если они оба должны умереть уже вот-вот?.. Господи, неужели с нее недостаточно Чарли? Недостаточно Джафара? Недостаточно всего…

Это сбило меня с толку, – призналась Полина Инесса. – Потому что это 8 декабря 1993 года, день, когда на тебя напали.

Эухения Виктория во все глаза уставилась на сестру.

Ну да, я подумала, что это бред, – согласилась Полина Инесса. – И утром я пошла и аппарировала наугад, в это место. И это оказалось кладбище с другой стороны Санта-Катарины, оно там действительно есть. И в этом месте похоронены два деревенских жителя, старики, которые умерли вот только что, в январе-феврале. И я не знаю, что и думать. Если бы Ромулу и Грегори погибли в тот день, и если бы их хоронили по маггловскому обряду, они были бы похоронены там. Это самое ближайшее кладбище к Фуэнтэ Сольяда.

Но они не умерли! – воскликнула Эухения Виктория. – И вообще, с какой стати они должны были бы умереть?!

Защищая тебя? Мне кажется, когда я в этом видении стою у их могилы, я помню, что мы все защищали тебя там.

Нет! О Боже, нет! – Эухению Викторию затрясло от одной мысли об этом.

Хен! Да успокойся же ты! – прикрикнула Полина Инесса.

Зажав рот рукой, Эухения Виктория привалилась спиной к стене, натягивая гобелен. Ветхая ткань не выдержала и, издав жалобный треск, разъехалась под ее головой. В воздух поднялись клубы пыли. Отфыркиваясь, Полина Инесса помогла сестре лечь, и, скомкав гобелен, унесла его куда-то.

Забросила на чердак, в сундуки с хламом, – сказала она, вернувшись.

В зачарованных безразмерных сундуках хранилось много всякого – вещи, артефакты и даже кое-какая мебель герцогов Толедских, перемещенная сюда из некогда принадлежавших семье домов в Мадриде и Памплоне, и то, что уцелело после обрушения замка в Фуэнтэ Сольяда. В другое время Эухения Виктория ответила бы, что это вовсе не хлам, она гордилась предками, но сейчас ей было не до этого – удержаться бы и не заистерить.

Этого ведь не случилось, Хен, – сказала Полина Инесса, проводя рукой по ее волосам.

Но если бы я воспользовалась вассальной клятвой, они бы пришли мне на помощь и погибли?

– Этого не случилось, Хен. Может, и должны были, но этого не случилось, – настойчиво повторила Полина Инесса. – И мне кажется, важно понять, почему.

Может, твои видения – на самом деле не правда? То, что ты видишь про настоящий момент – правда, а видения о будущем – неправда?

Полина Инесса легла рядом, слегка касаясь плеча Эухении теплой щекой.

Помнишь, когда Марта напала на тебя в первый раз, прямо на берегу Тахо, но вы с Ромулу успели аппарировать?

Эухения Виктория горько засмеялась:

Ты думаешь, я могу этого не помнить?

Полина Инесса поджала ноги и натянула на ладони рукава дырчатого серого джемпера.

Дело не в этом. До этого у меня много раз было видение, как вы с Ромулу убегаете от нее и ее дружков. Видела, как ты стоишь на пороге столовой с подвернутой ногой, и тебя трясет. И в детстве, когда ты еще каталась на лошадях, в тот день, когда Байрон сбросил тебя и раздробил тебе ногу, а Макс потом принес тебя домой на руках, и папа напоил тебя костеростом, а у тебя оказалась аллергия на костерост?… Я уже знала, что он тебя сейчас принесет, и что папе придется везти тебя в город к маггловскому врачу… А змея? Когда Инес тебя чуть не убила? Я вижу то, что происходит, и то, что будет происходить…

Ты так ищешь причину, черт возьми, как будто хочешь, чтобы это сбылось!

Если я найду причину, по которой это не сбылось, может, я найду способ остановить другие смерти? Мы найдем!

А что мама говорила Хуану Антонио про то, что Вильярдо будут преследовать несчастья, пока она будет главой рода?

Это и говорила.

Может быть, есть еще какие-то предсказания, которые помогут с этим разобраться?

Угу, – тоненько вздохнула Полина Инесса и продекламировала:

«Все Вильярдо умрут, если самый сильный маг рода не оставит потомства». Ну, или как-то так? Помнишь это предсказание?

Нет. Я думала, это шутка, что ты его только что сочинила.

Нет, это мне Алисия рассказала. Сейчас ведь я хожу к дедушке, и мы часто с ней разговариваем. Она раньше работала у бабушки Миры, и она говорит, что Алехандро Теодор считался самым сильным магом, сильнее дедушки, и когда он бил бабушку Миру, то всегда говорил ей: «Если ты не родишь мне, все Вильярдо вымрут».

Кошмар какой!

Ну да! Я очень понимаю дедушку, почему он его на дуэль вызвал. Хотя прекрасно знал, какова будет цена!

Но как Алехандро Теодор мог это делать? Бабушка Мира сама очень сильная колдунья!

Алисия говорит, что она, – Полина Инесса понизила голос до шепота, – ненавидела его и не хотела с ним спать. Он привязывал ее к кровати, бил, ну и... И чем дольше она не беременела, тем больше зверел…

О Боже! – выдохнула Эухения Виктория. – И этого человека в учебнике Истории магической Испании называют героем!

А тогда еще не было закона, по которому жена могла пожаловаться на мужа. А пожаловаться в семье, попросить защиты – это было унизительно.

Но она же могла попросить защиты в монастыре! Говорят, отец Грегори, Хорхе Павана, был также строг, как и Грегори. Уверена, он не допустил бы такого!

И все равно это был бы позор, все бы узнали о том, что она не живет с мужем. Ее бы осудили в собственной семье.

Было видно, что Полина Инесса уже сама задавала все эти вопросы Алисии, и получила на них ответы.

Но, видишь, в конце концов она не выдержала и решилась на позор. Алисия говорит, она потом десять лет жила у себя в поместье очень замкнуто и никуда не выходила. Пока не стала за животными в Африке охотиться.

Сбежала, – улыбнулась Эухения Виктория. – Может, она и Альбалате Пинто, но в первую очередь, Вильярдо. Потому что все Вильярдо бегают от решения проблем. Что ты думаешь о Ромулу?

О Ромулу? – Полина Инесса задумалась. – Ну, он стал спокойнее.

Но не счастливее, правда? – состояние Ромулу беспокоило Эухению Викторию чуть ли не сильнее собственного. И даже, может быть, из-за разницы характеров этих двух – сильнее состояния Макса.

Ну, прошло всего две недели, как он дома, – с некоторым сомнением сказала сестра.

Две недели – это много или мало? Действительно ли Ромулу был влюблен в того маггла или он просто так отчаянно нуждался хоть в ком-то, кто его выслушает? Хоть в ком-то, кто мог бы ему заменить Риту, которая всегда в первую очередь была другом и сестрой, а не женой. Эухения Виктория любила ее, но ни на секунду не верила, что та вышла замуж за Ромулу по любви.

… Старый дом Майерсов в Оттэри-Сент-Кэчпоул. Лето между шестым и седьмым курсами Риты в Хогвартсе. Август, почти что уже сентябрь. Дождь.

В кабинете в башенке на втором этаже немного холодно, и старая шаль Ритиной бабки не греет. Окно в сад распахнуто, и с очередным порывом ветра мокрые ветки стряхивают на письменный стол тяжелые капли. Эухении Виктории восемь, и она, чувствуя себя подавленной от сильной боли в ноге, послушно сидит на коленях у Риты. Та комкает очередное письмо, и ее волосы становятся ярко-красными, а их кончики подсвечиваются электрическими искорками. Рита редко проявляет способности метаморфа при ком-то, и Эухения Виктория чувствует гордость за то, что у них теперь есть общая тайна.

«Ромулу… он так на него похож, – говорит Рита. – Почему это не он? – бормочет она, вспушивая волосы Эухении Виктории. – Вот скажи мне, Хен, почему это не он?»…

А у меня голова сейчас разорвется! – сказала вдруг Полина Инесса, и Эухения Виктория вернулась в реальность, сфокусировав взгляд на темных глазах сестры. – Из-за всего этого Святое семейство* опять не получается. Пока леплю, думаю черт знает о чем, и руки не слушаются… – Полина Инесса огорченно потрясла в воздухе тонкими смуглыми кистями, усыпанными мелкими родинками. – Я только и умею, что палочку держать. Хотя утешает, что это пригодится, если на нас нападет кто-нибудь типа Волдеморта с его приспешниками. Наверное, мы всем семейством даже продержимся целых пять минут, – сказала она и со вздохом поднялась. – Ладно, пойду еще раз попытаюсь. В мастерской, кстати, теплее, чем здесь. А что, если класть в этот обогреватель два пакета сразу? Вдруг сработает?

Когда дверь за сестрой захлопнулась, Эухения Виктория снова села и приложила ладонь к голой светло-серой стене. Без гобелена она была гораздо холоднее, но неприятным оказалось не это. Без всех этих предков за своей спиной она внезапно почувствовала себя брошенной.

Не прошло, однако, и часа, как ее уединение было вновь нарушено.

Нашел что-нибудь? – с любопытством спросила Эухения Виктория, посылая книгу на телевизор и одновременно придвигаясь ближе к проходу.

Нет, – ответил Макс, прикусил и без того припухшую губу и нервно забарабанил по краю книжной полки. Стоявшая на ней чернильница недовольно подпрыгнула, расплескивая ярко-зеленые капли, перо в ней угрожающе заколыхалось.

Что-то случилось?

Я все утро провел в монастырской библиотеке, все утро, – ответил он, затем, подумав, перешел через всю комнату и бросился на стоявший у постели стул. Раздался предупредительный треск.

Макс вытащил палочку и прошипел скрепляющее заклинание.

Эухения Виктория засмеялась.

Этого хватит всего на пару часов. Надо поставить кресло, – сказала она. – Так что ты там не нашел?

Макс вытер пот со лба.

Практически ничего. О том периоде, который нас интересует, и о Гриндевальде тоже ничего. И это кажется странным. Ведь в монастырскую библиотеку собирают все выходящие книги. По крайней мере, на основных европейских языках. А после каждой войны мемуары выпускают все, кому не лень. А подшивки газет? Я не нашел ни одной подшивки «Болетин дель мундо махико» или «Оракуло диарио»*, начиная с 1895 года и заканчивая пятидесятыми годами. Причем британский «Ежедневный пророк» за эти годы там есть.