Текст книги "Место третьего (СИ)"

Автор книги: Тупак Юпанки

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 76 страниц)

Ну, это с первого взгляда несложно. Простое внушение – это когда ты прививаешь человеку определённую мысль или побуждение, но без детализации. Сложное – когда закладываешь в него конкретные тезисы или слова. А слойность – это «глубина» твоей закладки. На первом внушение можно сделать ненавязчиво, в разговоре, и получить нужный ответ от собеседника здесь и сейчас. Обычно подходит для убеждения, когда человека нужно лишь чуть-чуть подтолкнуть к правильному решению. А закладки третьего слоя могут зреть месяцами, то и дело всплывать из подсознания, и рано или поздно объект дойдёт до необходимых действий сам. Это уже очень крупная и серьёзная работа с человеческим мозгом. А взаимосвязь между радиусом и числом объектов, разумеется, обратно пропорциональная.

Всё это я подробно рассказываю Киносите-сенсею, а сам чувствую, как немного ведёт голову. Верный признак того, что, пока ты скрипишь мозгами, в них кто-то беспардонно лезет. Стараясь не меняться в лице, заставляю себя продолжать говорить на автомате, а в это время изо всех сил пытаюсь отразить атаку. Когда на тебя кто-то воздействует, это ощущение не из приятных. Сначала появляется головокружение, потом путаются мысли и становится трудно соображать. Если позволил атаке пойти дальше – начинается слабость во всём теле, как в первые дни после затяжной болезни, когда организм вконец вымотан. Пока пытаешься взять волю в кулак и справиться с телом, возникают странные, как будто чужеродные мысли или позывы. Если в определённый момент не обнаружить их и не пресечь, отделив от собственных, после завершения атаки забываешь о том, что она вообще была, счастливо прощаешься со своим «мучителем», идёшь и делаешь то, что он тебе внушил. Это всё касается системных – обычные люди не способны почувствовать воздействие даже на первых этапах.

Бойцы, кстати, тоже обладают навыками гипноза, а сами же защититься практически не в состоянии – в бою отводить ментальные атаки обязана Жертва. Но у них гипноз выглядит, скорее, как заклинание. Это мы проводим черту между внушением и гипнозом, раскладываем по слоям и силе воздействия. А от Бойца идёт просто один грубый удар – в поединке или нет, системный перед ним или простой человек. Поэтому иногда такая атака выходит малоэффективной, если противник – сильная Жертва. Или же наоборот, бьют по несистемному, и потом ищи его в клинике для умалишённых. Ещё один недостаток бойцовского гипноза – для него непременно требуются слова. Жертва же может воздействовать полностью бессловесно. Мне до такого умения, конечно, ещё топать и топать, а вот Киносите, почти такой же сильной Жертве, как Ритсу, рот открывать не требуется. Он спокойно смотрит на меня, даже слушает, кивает в нужных местах и ещё умудряется задавать вопросы. А сам в это время как будто давит мой мозг тяжёлым прессом.

Через десять минут голова уже пульсирует от боли – так отчаянно я сопротивляюсь, – а мой ответ становится всё путанее. Попытка хоть немного отвлечься от этой мерзкой пульсации приводит к тому, что я наконец-то обнаруживаю, что именно пытается отпечатать у меня в голове Киносита. В данный момент он «диктует» мне неправильные ответы – поэтому язык и слушается через раз. Здесь очень важно не только не растерять концентрацию, но и грамотно распределить её, чтобы одна твоя часть следила за точностью формулировок, а вторая в этот момент тщательно фильтровала все мысли, не давая проскользнуть чужим. Бросишь все силы на защиту разума – собьёшься и понесёшь такую ахинею, что сенсей немедленно выставит вон. Будешь слишком тщательно следить за словами – уже через минуту начнёшь говорить не то, что собирался, а то, что хочет он.

Пытка заканчивается только через полчаса, когда мне уже перед каждым ответом приходится давать себе несколько секунд на подбор слов, а Киносита-сенсей и сам заметно устаёт. Целых два раза подчеркнув, что я справился блестяще, он ставит мне высший балл, свою подпись рядом и возвращает табель. С трудом выдавив из себя благодарность, тащусь к выходу. Уже закрывая за собой дверь, успеваю заметить, как Киносита нервно трёт морщинистый висок, и устало усмехаюсь. Утешает то, что досталось нам обоим.

Уже у себя в комнате, рухнув в кровать, подвожу итоги дня, чтобы хоть как-то отвлечься от нестерпимой головной боли, которая вцепилась в меня в кабинете Киноситы, да так и не отпускает. Я думал, что на сдачу шестнадцати предметов у меня действительно уйдёт больше недели, однако к этому моменту все простые предметы проставлены, а системных осталось только четыре. Правда, один можно не считать – его ведёт Чияко, зато за сдачей трёх других, чувствую, ещё придётся побегать. Там и Нагиса, которая пока напрягает меня больше всех, и теория ведения боя у Такады, чьих учеников мы отлупили на показательной дуэли, и практика ведения боя у Ямады, которая непременно заставит нас с кем-то драться.

Но это всё будет уже завтра. А сейчас нужно приложить все силы к тому, чтобы уснуть, невзирая на трещащую по швам голову.

====== Глава 27 ======

Воскресенье. Ночью шёл дождь, и воздух теперь тяжёлый и плотный. Солнце как будто отыгрывается за хмурую затяжную весну и с самого утра печёт так, что передвигаться по комплексу можно только короткими перебежками из тени в тень. Земля до конца не прогрелась – в одной футболке не погуляешь, а постоянно снимать и надевать куртку изнурительно. Поэтому ученики тянутся вдоль стен корпусов, перемещаясь от навеса к навесу. Опустевшие дорожки только ближе к вечеру начинают заполняться небольшими группками и почему-то парочками, словно вместо июня внезапно наступил март. В эти выходные мало кто отправился домой: то ли все заняты сдачей последних долгов перед концом семестра, то ли побоялись растаять в душном автобусе по пути в Токио. Но когда солнце наконец садится, на улицу высыпает чуть ли не вся школа. Ходят, смеются, переговариваются – хоть моё окно выходит на зелёную зону, отголоски разговоров долетают даже сюда.

Вся эта вечерняя жизнь школы меня не касается. Ведь сегодня, ко всему прочему, ещё и удивительно удачный день, чтобы похоронить себя заживо среди стопок книг и ворохов конспектов. А всё из-за Нагисы!

Несколько раз прокрутив в памяти наш утренний разговор, прихожу к выводу, что она нарочно назначила мне сдачу на завтрашний вечер, чтобы оставить на подготовку как можно меньше времени и вдобавок украсть у меня законный выходной. Едва вернувшись к себе, я обложился учебниками и тетрадями и принялся зубрить всё, что благополучно заставлял себя забывать на протяжении последних лет. Ну вот зачем мне хоть раз в жизни может понадобиться, скажем, забытый три года назад курс органической химии?! Но нет же! Эту программу я обязан знать. И вместо того чтобы устроить мне проверку по последнему году, Нагиса вынудила вспомнить и все предыдущие. Уверен, ни один её ученик так не горбатился, как я сейчас.

Комната напоминает библиотеку, где только что рванула бомба. Вместо ковра – листы, разложенные прямо на полу, вместо покрывала – развороты учебников, вместо столешницы – наспех законспектированные лекции: кое-где неполные, потому что мне писать было лень – я ведь не рассчитывал, что спустя два-три года мне это вновь понадобится, – а кое-где так криво накарябанные, что я не в состоянии разобрать собственный почерк. Ну ничего. Специально для этого на второй половине стола разложены конспекты Ямато: ровненькие, аккуратненькие, иероглиф к иероглифу, и даже исправлений нет. Как будто их четыре года писала не обычная девчонка, а машинистка-андроид.

Что ещё немного напрягает, помимо желания всё бросить и пойти проветриться, так это то, что я не сказал Соби о своих вчерашних успехах. Если досдам всё в ближайшие дни, его ждать не буду. Правда, Минами уже наверняка и табель ему отдал, и сообщил, что двери отныне открыты. А мой приказ сдать всё как можно скорее в любом случае должен быть в силе.

От зубрёжки отрываюсь на курсе первой помощи, когда понимаю, что ещё две страницы назад знал, как отличить венозное кровотечение от артериального, а теперь эта простейшая информация плавно затягивается дымкой забвения. Дав себе слово продолжить загружать мозг всем этим хламом завтра, отправляюсь в душ, а потом и в постель. Макулатурный бардак даже не трогаю – всё равно с утра его опять устраивать. Книги с кровати аккуратно составляю на пол и мгновенно засыпаю.

Следующий день я честно убиваю на Нагису и её трёклятый предмет, с которым мне предстоят ещё целых две встречи, не считая эту. Доучиваю то, что не выучил накануне, вспоминаю то, что основательно забыл, сам гоняю себя по списку вопросов – и всё равно остаюсь не до конца уверенным в том, что знаю хотя бы половину.

В семь часов неожиданно вспоминаю, что последний раз ел накануне днём, и заставляю себя выпить чашку чая с несколькими крекерами. Хоть со вчерашнего обеда я не был в столовой ни разу, есть почему-то не хочется. Это всё от глупых нервов. Головой я понимаю, что Нагиса не посмеет меня завалить на последнем этапе, когда почти все экзамены сданы, а небрежная роспись Ритсу уже два дня как украшает мой табель. Но всё равно… Осталась какая-то нотка обиды после её отказа позволить мне переписать контрольную. Четыре года я был её любимчиком, теперь же – спасибо Агацуме – низведён до уровня одноразовых столовых палочек. Сегодня нужно показать этой крашеной дуре, что могу я куда больше, чем ей хочется мне продемонстрировать.

Без десяти восемь я уже вхожу в административный корпус и иду прямиком в лабораторию. При себе нет ничего, кроме ручки. Конечно, можно было захватить с собой сумку с книгами и конспектами, чтобы чувствовать себя увереннее. Но не хочу, чтоб был соблазн. Именно поэтому и шпаргалки никогда не делаю. Нужно уметь полагаться только на себя, в данном случае – на свою голову и хорошо подвешенный язык. Только в таких условиях мозги начинают работать в полную силу, являя весь свой потенциал. А пока будешь надеяться на крохотную смятую бумажонку в кармане, сам вряд ли что-то вспомнишь.

Списывание – не редкость даже в нашей школе. Сколько раз на экзаменах и контрольных я видел, как треть класса, сверля сосредоточенным взглядом сенсея или пустой лист бумаги, тянется под парту, в карман брюк или к раскрытой сумке. У всех у них в этот момент одинаково напрягшиеся, но в то же время отрешённые лица. Поэтому все умники вычисляются на раз и мгновенно из аудитории выгоняются. На самом деле это даже забавно. Будь у меня припрятан где-нибудь такой спасительный листик, все мои мысли тоже были бы только о том, как бы его поудачнее достать. Те время, нервы и силы, которые они тратят на эту нехитрую, но рискованную процедуру, я использую для того, чтобы как следует сосредоточиться и вспомнить то, что, кажется, никогда и не знал. И каждый раз вспоминаю. И они бы вспомнили. Ведь не бывает так, чтобы человек несколько лет ходил на занятия, но не вынес из них совершенно ничего.

Я сворачиваю в коридор, в конце которого виднеется дверь в лабораторию, и неуютно ёжусь. С освещением тут всегда было туго: не горит ни одна лампа, хорошо, что отголоски заката с улицы помогают не промахнуться и не войти в стену. Не знаю, почему так. Может, Нагиса забывает сказать, чтобы лампы починили, а может, она вампир и боится света?..

Несмотря на скудное освещение, чем ближе подхожу к лаборатории, тем яснее понимаю, что в этом мраке нахожусь не один. Замедлив шаг, ступаю по ковру совсем тихо, даже дышать стараюсь неслышно. Но как только до двери остаётся метра три, мгновенно расслабляюсь.

Картина, которую теперь наблюдаю, однозначно достойна того, чтобы немедленно бежать за фотоаппаратом.

Между распахнутых створок окна отчётливо виднеется задница в обтягивающих светлых джинсах. Продолжение туловища высунулось на улицу и отчаянно пыхтит – сюда долетает слабый запах дыма.

– Она почувствует, – говорю я, подходя ближе и сверяясь с часами: без пяти.

– Не почувствует. Она сама сейчас курит. Прямо в лаборатории.

Агацума выбрасывает окурок, выпрямляется и взмахивает ладонью, прогоняя остатки дыма. Потом поворачивается ко мне и опускает голову.

– Добрый вечер, Сэймей.

– Привет.

Почти на минуту мы замолкаем. Соби рассматривает носки ботинок, я нетерпеливо кошусь на дверь, ожидая, когда же она откроется, чтобы подарить мне лишний напряжённый час или даже больше.

Внезапно я понимаю, что в нынешней ситуации есть что-то неправильное. Зачем я стою у кабинета Нагисы в восемь часов вечера, мне известно. Но вот что тут делает Агацума?..

– Зачем ты к ней пришёл?

Соби смотрит на меня немного растерянно и слабо пожимает плечами.

– Наверное, за тем же, за чем и ты.

И только тут я вспоминаю, что Нагиса, помимо мутной науки о человеке, ведёт один предмет и у Бойцов: свойства материи Системы или свойства системной материи – как-то так называется. Неудивительно, что именно её дисциплина осталась у Соби в «долговых». И нет ничего странного в том, что мы с ним сейчас встретились. Когда ей было удобней принять должников, тогда и назначила.

– Сэймей, что ты уже успел сдать? – спрашивает Агацума после паузы.

– Всё, кроме этого, теории и практики боя и Чияко. А ты?

– Да, то же самое.

А быстро мы, кстати. Это хорошо. Если сегодня разберёмся с Нагисой, по сути, останется только выловить Ямаду с Такадой – и всё.

Дверь передо мной распахивается так резко, что я отшатываюсь. В глаза неприятно бьёт яркий свет из лаборатории, оплетая фигуру застывшей в проёме Нагисы. От неё и вправду неприятно пахнет табачным дымом.

– А, Beloved? – выплёвывает она, окидывая нас с Соби неприязненным взглядом.

– Добрый вечер, Нагиса-сенсей, – здороваемся мы синхронно.

– Заходите и садитесь. Только по разные стороны стола!

Лаборатория Нагисы обставлена до ужаса нелепо. Посреди небольшой комнаты стоит металлический длинный стол, как будто прямиком из морга. Но вместо того, чтобы кого-то на нём препарировать, Нагиса водрузила на него два компьютера и устроила развал из книг, которые поленилась даже выстроить в стопки. А может, и не поленилась. Скорее всего, из горы книжек быстрее выхватить нужную, чем из ровного ряда.

Мы усаживаемся друг напротив друга, и теперь нас разделяет один из мониторов, повёрнутый ко мне. Нагиса, постукивая длинным ногтем по краю своего стола, дожидается, пока мы достанем ручки и изобразим на лицах крайнюю степень внимания, и вынимает из файла несколько бумаг.

– Сначала разберёмся с тобой, – говорит она, глядя на Соби. – Агацума-кун, ты не изменил свою точку зрения на построение однородной материи с нашего последнего разговора?

– Боюсь, нет, сенсей, – осторожно усмехается он. – Мне жаль.

– Что ж. Тебе же хуже. Как ты не можешь понять, что есть стандарты обучения? Есть именитые исследователи, которые понимают в этом вопросе куда больше вашего. Ты по-прежнему собираешься спорить с авторами нескольких учебников?

Ох ты… Получается, не только на уроках Такады Соби борзый. Ещё и у Саган успел отличиться. И это не считая того, что он и так действует на неё, как красная тряпка на быка.

– Вы опять хотите привести мне в пример Моргана и Тревеса? Один из них Жертва, а второй – абсолютный теоретик. Я же привык доверять тому, что могу сотворить сам.

– Я не собираюсь снова с тобой спорить, – Нагиса подходит и кладёт перед Соби несколько листков с заданием. – Вопросы с первого по десятый – теоретический материал. Остальные пять – составление уравнений. Пока будешь всюду пихать свою кривую формулу, ответ не сойдётся. Так что рекомендую воспользоваться знаниями общепризнанных Жертвы и теоретика.

Выразительно постучав ногтем по тексту вопросов, она возвращается к своему столу за заданием для меня, но Соби, похоже, решает ввязаться в настоящий спор.

– Сенсей, если моя формула работает на практике, её уже нельзя назвать кривой. Тогда, возможно, это ваши ответы неверны?

Да что же он делает-то?! Сейчас разозлит Саган – мы себя потом от пола не отскребём. А она, кстати, уже начинает заводиться. Упирает руки в бока и грозно сводит брови.

– Ты машину водишь? Что, нет?! Тогда не знаешь, что с мощным двигателем можно стартовать и со второй передачи. Но правильно – с первой! Ты понимаешь разницу между «правильно» и «случайно, но получилось»?

– Это получается не случайно, – голос Соби заметно холоднеет, но я уже умею различать, когда он злится, а когда по-детски обижается. Сейчас явно второй случай. – Материя моей Системы куда более эластична, чем у противников. Поэтому и радиус поражения становится больше.

– Ну конечно. У вас всё вечно упирается в размер! А прочность?! Укрепляя отдельные зоны Системы – эти «гранулы», как ты их называешь, – ты сам создаёшь брешь в собственной защите.

– Моя формула работает, – повторяет Соби упрямо. – Я хоть сейчас могу загрузить Систему и показать вам разницу.

– Видела я твою Систему, – Нагиса небрежно машет рукой. – Слишком детализованная, поэтому хрупкая, как паутина. Неудивительно, что ты пропускаешь столько атак. А впрочем, – она отворачивается к столу якобы для того, чтобы найти моё задание, – тебя ведь натаскивали не на отвод атак, а на то, чтобы их пережить. Так что ничего странного, при таком подходе…

– Если бы эту формулу вывел не я, вы бы стали слушать?

Прежде чем Нагиса успевает набрать в лёгкие воздуха, чтобы продолжить полемику, я успеваю буркнуть:

– Замолчи, Соби. Это приказ.

Агацума поворачивается ко мне, странно смотрит пару секунд, а потом молча тянется к первому листку с заданием. А вот нечего меня глазами прожигать! Нашёл время мериться с сенсеем количеством мозговых извилин. И ладно бы ещё с каким-нибудь Уэдой, который и сам не прочь поболтать, – нет, с Нагисой. Она почти как моя мама: если завелась, её не успокоить, пока сама не выдохнется.

Никак не прокомментировав мой приказ, Саган подходит и кладёт рядом моё задание.

– Двадцать вопросов по всему курсу. Отвечайте подробнее. У вас час. И не вздумайте переговариваться! – добавляет она, возвращаясь за свой ноутбук.

Да мне бы и в голову не пришло переговариваться с Соби, даже если бы она разрешила. К тому же, о чём говорить-то, если мы разные предметы сдаём?

За эту мысль почему-то цепляется и другая, совершенно из иной области. Странный у них разговор с Соби вышел. То есть не странный, а… А как будто беседовали два человека, которые друг друга хорошо и давно знают и спорят постоянно. Ну, примерно как у Нагисы с Ритсу регулярно получается. То ли Саган правда знает Соби вне школы, то ли машинально перекидывает на него стиль общения с Минами. Но её фамильярность и в самом деле по ушам режет.

Наконец беру первый листок и вчитываюсь в вопросы. Вчитываюсь – и глаза себе выцарапать хочется. Держу пари, Нагиса не какую-то там контрольную мне всучила, а специально для меня вопросы составляла. Потому что две трети из них – ровно по тем темам, в которых у меня значатся пробелы. Вернее, значились до вчерашнего дня, пока я в книги не закопался.

Взяв ручку и неслышно вздохнув, приступаю к ответу на первый. А Соби уже давно что-то строчит, ручка у него в пальцах так и ходит, скоро от бумаги, наверное, дым пойдёт. И в таком сосредоточенном молчании проходит больше получаса, за которые я успеваю справиться с пятнадцатью вопросами.

Вдруг тишину взрывает резкий и неприятный звон – я даже вздрагиваю, Соби не реагирует. Нагиса берёт свою раскладушку и подносит к уху.

– Алло! Алло, я слушаю! Да... Нет, это у вас там помехи... Что?.. Что?! Можете выйти туда, где слышно?!

И как, спрашивается, под это концентрироваться?! Если бы она хоть орала потише…

– Что, правда?! Везите! – Нагиса вдруг вскакивает и азартно хлопает ладонью по столу. – Имя? Да мне всё равно, как его зовут. Как?! Нацуо? Это что, собака? Да нет… Нет! Я же сказала, мне всё равно!

Демонстративно отложив ручку, смотрю на Саган в упор, надеясь, что она оценит выражение моего лица. Но та ничуть не смущается, прохаживается вдоль стола и машет на меня рукой, как будто это я шумлю и мешаю ей разговаривать.

– Да, конечно, встречу. А какой болевой порог? Что, правда?! Отлично. Что вкололи? Сколько-сколько?! Да вы с ума сошли! Это же не транквилизатор для динозавра… Ну разумеется, очистите кровь. Да…

Минуты через две этого оживлённого спича в Нагисе наконец просыпается совесть. Она отходит с телефоном в самый конец лаборатории и поворачивается к нам спиной. Может, хоть теперь я смогу как следует сосредоточиться? Потому что подумать есть над чем. Осталось пять вопросов, которые до этого я старательно обходил стороной. Для двух из них мне нужно призвать на помощь всё своё красноречие, а это лучше делать под конец, когда останется время. А вот три… Сколько ни читаю, не могу вникнуть в смысл, потому что в каждом из них идёт речь о чём-то под названием «элюция», о его процессе, скорости действия и изменении неких базовых установок. Ну и что это? Даже если я успешно удаляю из памяти ненужные блоки информации после сдачи дисциплины, не может такого быть, чтобы я четыре года учил предмет и не запомнил значение этого слова. Стало быть, я его вижу впервые. Нагиса точно ничего не перепутала, когда составляла для меня список вопросов?

Недовольно покосившись в её сторону, подпираю подбородок кулаком и раз за разом перечитываю формулировки. Они, кстати, вполне понятны и даже обрели бы смысл, знай я, что такое элюция. Вот чем мне не нравится учебный процесс по системным дисциплинам, так это тем, что составители учебников, вместо того чтобы придумать свои, системные термины, натаскали их из квантовой химии, биологической физики и ещё кучи таких наук, о существовании которых я бы и не знал, если бы в своё время не интересовался, кому говорить спасибо за эти дикие названия. Уверен, всё то же самое можно сформулировать в разы проще и понятнее. Но нет! Какой же дурак в школе Лун будет искать лёгкие пути! И как назло, на помощь не приходит и курс латыни, которую мы изучали в первый год. По крайней мере, ничего похожего на «элюцию» там не было. Чёрт, ну не у Нагисы же спрашивать, что это такое! А пока не выясню значение этого термина… всё. Я застрял.

Саган продолжает о чём-то трепаться, но уже значительно тише. Хотя скорее вовсе не из уважения к нам, а чтобы мы не выловили из разговора что-то, о чём нам знать не требуется. Я по-прежнему пялюсь в вопросник, пытаясь наугад подобрать значение неизвестного слова и определить, при каком именно все три вопроса перестанут быть бессмысленным набором иероглифов. Вдруг чувствую осторожное прикосновение к ботинку, машинально подвигаю ногу, и, лишь когда манёвр повторяется, догадываюсь поднять голову.

Агацума уже расправился со своим заданием: исписанные чернилами листы лежат поверх распечатанных, ручка закрыта. Несколько секунд он смотрит на меня безо всякого выражения, а потом вопросительно поднимает бровь. Я морщусь. Да пошёл он. Сам разберусь. Не хватало ещё…

Ну да, ну да. Сам. С элюцией. Один на один. Мы и так с ней уже минут десять друг на друга таращимся, а дело не движется.

Продолжаю с умным видом рассматривать текст вопроса и снова чувствую его ботинок впритык к собственному. Отрываюсь от задания и склоняю голову вбок. Агацума, ты нарываешься. Очень сильно причём.

Но Соби, делая вид, что не понимает намёков, указывает глазами на мой лист. И взгляд у него при этом как будто… требовательный. «Ну-ка, покажи, какую оценку ты принёс из школы сегодня». Как-то так. А он ведь не отстанет. Интересно, как догадался, что я увяз? По настроению или по тому, что писать перестал?

Покосившись на стоящую к нам спиной Нагису, осторожно разворачиваю листок к нему. В самом низу строчка «8, 12, 19. Элюция = ?» обведена три раза – это я создавал видимость работы, пока размышлял. Соби улыбается чему-то и переворачивает ко мне свой лист. И в первой же строчке: «Элюция, то есть удаление системной материи из базовой при сворачивании Системы, имеет постоянный алгоритм…»

Нет, ну прекрасно. Просто отлично! Словами, обычными, человеческими, нельзя было спросить?! И сразу было бы понятно, что речь идёт о том, как Система влияет на обычный мир и переделывает его материю под себя.

Снова глянув на Саган, хватаюсь за ручку и самым позорным образом сдуваю у Соби несколько особенно удачных формулировок. Ведь три этих вопроса – это ровно та дисциплина, которую досконально изучает у Нагисы он. Понятное дело, и терминология у них более обширная.

Когда уже порядком затянувшийся телефонный разговор наконец-то завершается и Нагиса, всё это время стоявшая к нам спиной, поворачивается, захлопывая раскладушку, мы, как два прилежных ученика, уже сидим, перечитывая каждый свою работу. Саган, ухмыляясь своим каким-то мыслям, возвращается за стол и готовится вновь прилипнуть к ноутбуку, но, посмотрев на часы, несколько раз звонко щёлкает пальцами:

– Всё, всё! Ваше время вышло! Отложите ручки!

Мы с Агацумой поднимаем головы и смотрим на неё, потом непроизвольно – друг на друга. Никаких ручек у нас в руках уже давно нет. Трепаться нужно меньше, сенсей.

– Давайте вашу работу, Аояги-кун. Что вы там написали?

Она опять несколько раз щёлкает пальцами, как будто в западном бистро официанта подзывает. Встав, подхожу к её столу и протягиваю исчерканные листы. Нагиса долго читает то, что я написал, то хмурится, то морщится, то вообще качает головой. От меня не ускользает, что самым внимательным образом она знакомится с ответами именно на восьмой, двенадцатый и девятнадцатый вопросы. Тем самым ещё больше закрепляя уверенность, что эти формулировки подбирала специально для меня, чтобы сбить с толку или попросту завалить.

– Всё верно, – наконец нехотя признаёт она, так и не найдя, к чему придраться. – Наверное, долго готовились, Аояги-кун?

– Долго, сенсей, – серьёзно отвечаю я. – Два дня.

– Что ж, это видно. Остаётся надеяться, что такие же результаты вы сможете показать и на следующих экзаменах. Правда, к ним вам будет намного сложнее подготовиться, не посещая занятий. – Нагиса ядовито улыбается, быстро расписывается в табеле и протягивает его мне. – Можете быть свободны. Ну а у тебя, Агацума-кун, что получилось?

Соби поднимается со стула, но смотрит почему-то не на неё, а на меня. Подойдя к Саган, протягивает ей все листы и замирает. Она бегло просматривает ответы на теоретическую часть и впивается глазами в уравнения.

– Не поняла тут… Чему равна скорость «гамма» при радиусе десять метров?

Она хмурится и постукивает ногтём по бумаге, но Соби почему-то молчит. Нагиса выжидающе поднимает голову, смотрит на него, на меня, кривится как иссохший апельсин и раздраженно заявляет:

– Аояги-кун, да уберите вы это!

Убрать что? Что я опять не так сделал за последнюю минуту? Агацума поворачивает голову ко мне, тоже чего-то ожидая. И тут я понимаю…

– Приказ отменяю, – цежу сквозь зубы, и щёки вспыхивают.

– Шестьдесят два километра в час, – тут же чеканит Соби.

Уверен, он бы смог обойти мой приказ, если бы не хотел поизображать страдальца. Какая-то прям показуха персонально для меня.

– Да? Неужели?! А погрешность ты не учёл?

– Погрешность справедлива только для открытого пространства. В условиях задачи речь идёт о замкнутом помещении.

– Замкнутое помещение – не вакуум! Когда же вы научитесь включать воображение?! Если ты будешь сражаться на корабле посреди открытого моря в шторм, ты просчитаешь раскрытие Системы тоже с dp4? Или всё-таки радиус уменьшишь?

Зря я надеялся, что всё будет так же быстро и просто, как со мной. Агацума, конечно же, возражает в ответ, настаивая на правильности своей формулы, Нагиса чинит ей новые абстрактные препятствия, он их обходит, вываливая на неё кучу цифр и данных, она цитирует какого-то Циммерманна…

О чём они спорят, я представляю лишь в общих чертах – нас в такие частности не вводили, – поэтому слушать их не очень интересно. Как будто дискутируют два доктора такой науки, о которой только по телевизору слышал. И оставаться здесь не хочется, и уходить, обрывая Нагису на полуфразе, уже неприлично. Поэтому я незаметно присаживаюсь на край металлического стола и терпеливо жду.

Страсти немного утихают лишь спустя семнадцать минут – я засекал. К этому времени даже я, не разбирающийся в тонкостях системной материи, начинаю понимать, о чём разговор, а у них одни и те же аргументы начинаются уже по третьему кругу. Что мне пока не совсем ясно, так это почему Нагиса вообще спорит с учеником. Если он ответил неверно, отправила бы его восвояси и назначила бы пересдачу. А если он прав, то о чём спорить? Кто-то здесь явно упёрся рогом и не намерен сдавать позиции, вопреки здравому смыслу. И этот «кто-то» точно не Соби, хотя и он уступать не торопится.

На двадцать первой минуте Саган капитулирует. Под твёрдый монотонный голос Соби несколько раз устало кивает, машет рукой и молча расписывается в его табеле. Как я понял, с его формулой не согласилась, но доказать, что она ошибочна, тоже не смогла. Если бы я был арбитром в их споре, я бы объявил абсолютную ничью.

Когда мы, простившись с утомлённой Нагисой, выходим из лаборатории, на часах уже почти десять, и снаружи стемнело окончательно. А уличные фонари, которые могли бы хоть как-то осветить нам путь, почему-то до сих пор не включены. Нет ни луны, ни звёзд, ни вечерней серости. В коридоре царит непроглядная мгла, и я только по колышущимся занавескам угадываю расстояние от окон до стены.

Соби же, похоже, плевать на мрак. Свернув табель в трубку, он уверенно идёт в сторону лестницы, ни разу не сбившись с шага. Нам, в принципе, рассказывали, что у Бойцов очень острое зрение в темноте, но чтобы так… Его светлые волосы служат мне прекрасным ориентиром, как маяк, и я бесстрашно ступаю следом. Только когда доходим до освещённой лестничной площадки, наконец разбиваю тишину:

– Зачем ты это сделал?

– Что именно? – Соби, спускаясь по лестнице на три ступеньки впереди, достаёт из кармана пачку сигарет.

– Помог мне.

Он останавливается и оборачивается так резко, что я чуть не врезаюсь в него. Смотрит долго и неуверенно. Наверное, у него в голове сейчас лампочками вспыхивают всевозможные варианты ответов. А он гасит их одну за другой, решая, какую выбрать. Как в американском фильме про Терминатора, который я видел в детстве.

– Я думал, ты хочешь уехать из школы как можно скорее. Чем раньше всё сдадим, тем раньше сможем уехать, разве нет?

– И что?

– Чтобы дело двигалось быстрее, возможно, нам стоит… помогать друг другу?

Я пока молчу на такое откровенное предложение, и Соби, потупив взгляд, тихо добавляет:

– Извини, если ошибся. Мне казалось, я понял твои намерения правильно.

Да правильно он всё понял, правильно. Мне нужны только циферки в наших табелях и подписи сенсеев, на честность сдачи плевать с высокой крыши. Просто я не думал, что он скажет что-то подобное. Особенно после того, как у нас уже состоялся разговор о помощи однажды.