Текст книги "Место третьего (СИ)"

Автор книги: Тупак Юпанки

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 76 страниц)

– Запомни раз и навсегда, Соби. Не лезь в дела, которые тебя не касаются. Особенно – если это мои дела и если твоё участие в них не требуется. Понятно? – он послушно кивает. – А теперь просто вали домой и подумай над значением слова «самоволие»! – уже развернувшись, насмешливо добавляю: – У тебя впереди будет целая бессонная ночь тягостных раздумий и мучений из-за чувства вины. Художник хренов…

Через два с половиной шага слышу ровное:

– Да, Сэймей. Спокойной ночи, – но ничего не говорю в ответ.

====== Глава 14 ======

У моего организма есть одно очень полезное свойство – как правило, я отрубаюсь, едва голова касается подушки. Что бы ни случилось и что бы ни предстояло наутро: битва, экзамен, поездка – ложусь и мгновенно засыпаю. Но этой ночью со мной явно что-то не так. Спать хочется до одури, однако, забравшись в постель и закрыв глаза, понимаю, что просто не могу уснуть. Принимаюсь ворочаться, устраиваясь поудобнее, откидываю одеяло, чтобы основательно замёрзнуть, а потом укутаться в него и согреться – это должно помогать. Но ни в какую. Прикидываю, не почитать ли полчаса, но сил нет даже на то, чтобы держать глаза открытыми и сидеть ровно. Я хочу, очень хочу спать, но уснуть не получается. Это, кажется, и называется настоящей бессонницей.

При всём при этом в голову лезут какие-то совершенно расплывчатые мысли, я даже не могу сообразить, о чём думаю. Просто знаю, что мозг работает, совершая привычные операции, и не даёт отключиться, но на поверхности сознания всё кристально чисто и прозрачно. Вдобавок на душе тяжело и тревожно, томительно. Ощущение такое, будто мне срочно, ну вот просто сию секунду, нужно попасть в какое-то определённое место – и это вопрос жизни и смерти! – но я заперт в комнате и выйти не могу. И наполняет такое отчаяние, что хоть на стену лезь. А тревога всё усиливается, плавно сменяется уже без малого паникой, и откуда-то из самой глубины поднимается омерзительное чувство, что я сделал что-то не так, допустил ошибку, но она непоправима. Я облажался целиком и полностью, я всё испортил и повернуть время вспять не могу. Правда, никак не соображу, что именно я сделал не так и что, в сущности, нужно исправить: сонный разум ответа не выдаёт, – но грызёт по-страшному. И спать… дико хочется спать… Это не сон и не бодрствование – это мучительное вязкое пограничное сознание, когда не можешь ни успокоиться, ни проснуться окончательно.

Уже под утро я перестаю бороться с собой и смиряюсь с тем, что весь день придётся провести на кофеине. Эта мысль, как ни странно, согревает, причём настолько, что даже выходит задремать. Тоже не сон – я осознаю, что лежу в своей постели, но хоть что-то. Полудрёма приятно обволакивает, расслабляет напряжённые мышцы, мне хорошо, спокойно, в комнате тихо, рассвет едва забрезжил, кровать тёплая и удобная, всё хорошо…

И вдруг в голове как будто колоколами гремит:

– Открой немедленно! Сейчас же!

Стук в дверь такой оглушительный, что сейчас порвутся барабанные перепонки. Вздрогнув, резко сажусь в кровати и смотрю на часы. Половина седьмого: кто-то выкрал мои законные полтора часа мирной дрёмы.

– Ты меня слышишь?! Открывай!

Спускаю ноги на пол, тру лицо. Голова немного кружится, во всём теле усталость, как будто накануне по полигону круги наматывал.

– Сэймей! Открой дверь!

А когда наконец доходит, кто именно ломится ко мне в комнату… меня как током пронзает. Вскочив, хватаю со стула джинсы, рубашку, одеваюсь на счёт три, подлетаю к двери и распахиваю…

– Ну наконец-то, – Ритсу тяжело упирается рукой в дверной косяк, оглядывая меня с головы до ног.

– Вы рехнулись?

Не очень-то вежливо, но именно этот вопрос первым приходит на ум. Потому что Минами выглядит не лучше, чем я сам. Волосы не уложены как обычно идеально ровной завесой, верхняя пуговица рубашки расстёгнута, вдобавок пиджак немного помят – наверняка «вчерашний». И вид у него в целом очень свирепый.

– Каков был приказ? Дословно! – он пытается справиться с голосом, но пока выходит только злобное рычание.

– Какой приказ? – а я всё ещё не могу окончательно проснуться. Я вообще не понимаю, чего он от меня хочет и что происходит!

– Твои слова. Повтори.

– Да какие слова?! Объясните!

За спиной Минами приоткрывается дверь, и из комнаты напротив высовывается испуганная заспанная девочка.

– Вон! – рявкает он, обернувшись, и дверь тут же захлопывается. – Повтори свой приказ, – снова обращается ко мне, уже, к счастью, на полтона ниже.

Я боялся спокойного Минами? Хотел, чтобы он на меня орал? Ну вот, пожалуйста, получите. Только зря я думал, что это лучше. Ритсу в бешенстве – зрелище пострашнее, чем спокойный Ритсу и смеющийся Ритсу вместе взятые.

– Сенсей, – я глубоко вздыхаю, чтобы тоже вернуть контроль над голосом, – от того, что вы повторяете, что мне нужно что-то повторить, я ничего не повторю. Потому что не понимаю, о чём вы.

– О наказании, – он наклоняется ко мне совсем близко. Очень близко. Я вижу его глаза сквозь стёкла очков. Это страшно.

Зато страх наконец худо-бедно включает мозг. Я начинаю понимать…

– Я не наказывал его.

– Правда? – Ритсу жутко оскаливается. Но теперь, по крайней мере, я могу увидеть со стороны, какой эффект производит моя «милая» улыбка. Пусть пока не настолько отработанная, как у него, но всё же. – Что бы ты ни сказал ему, он воспринял это как наказание. И принял его. Я хочу, чтобы ты объяснился и немедленно отменил всё.

Да какое ему, чёрт возьми, дело?! Соби – мой Боец, он же сам и говорил, что я могу делать с ним всё, что захочу. К тому же я его не наказывал. Собирался, да, но потом остыл. И глупо бы получилось. Не было никакого наказания. Так что не знаю, что там себе этот Агацума навоображал.

Но ведь Ритсу точно не отцепится, придётся с ним и вправду объясняться. Вот только я не собираюсь делать это, стоя босиком в коридоре перед распахнутой дверью. Только открываю рот, чтобы попросить Минами подождать, он меня опережает:

– Приводи себя в порядок и выходи на улицу. Жду у входа, – и пропадает в глубине коридора.

Закрываю дверь, прислоняюсь к ней спиной и несколько секунд смотрю в пол. Какая муха его укусила? И какая муха цапнула Соби? Не было никакого наказания, я же не сумасшедший. Что там этот кретин выдумал? Ещё и сенсею на меня настучал. Вот за такое точно убивать полагается. Но вчера я ничего не делал!

Продолжая спорить сам с собой и прикидывать, что я такого ему сказал, на автомате умываюсь, приглаживаю волосы и одеваюсь уже как следует. До новой встречи с Ритсу я сам должен понять, что происходит.

Варианта три: либо Минами лжёт, либо Соби лжёт, либо я, сам того не желая, сделал что-то, что послужило Агацуме наказанием. Первое отпадает – только что Ритсу не был похож на человека, которому стало скучно и он вдруг решил позабавиться, подняв меня с постели в такую рань. Более того, при всей своей внешней свирепости выглядит он почти напуганным. Ну, хорошо. Если не напуганным, то уж пребывающим в смятении – точно. Второе тоже сомнительно – если Агацума не показал сенсею Имя, то вряд ли бы стал на меня жаловаться и уж тем более наговаривать. Я знаю его слишком мало, но он не производит впечатление ябеды или лжеца. Значит, действительно сидит там где-то и… отбывает наказание. Так что остаётся третий вариант.

Выхожу из комнаты, запираю дверь и быстро иду по коридору к лестнице, на ходу прокручивая весь наш вчерашний разговор. Сначала про телепортацию говорили, затем – про это дурацкое пятно, про художества Соби. Я ему ещё сказал, что может заниматься чем угодно – мне всё равно. А потом я уже хотел уходить, но Агацума сам про наказание заговорил. А я его всего лишь отчитал и сказал только…

Я уже подошёл к выходу из корпуса, но пальцы упираются в дверное стекло и замирают. До меня доходит… Со скрипом, почти с ужасом, однако доходит. Но ведь это не может быть правдой. Смотрю через стекло на курящего на ступеньках Ритсу и решительно толкаю дверь.

– Сенсей, как Бойцом воспринимается наказание? Это должен быть приказ?

Он выстреливает окурком в урну и направляется к дальнему корпусу. Я иду рядом, уже понимая, куда мы сейчас попадём.

– Либо как воздействие, физическое или психологическое, либо как установка.

– А если я вообще не произносил слово «наказание»? Если я не имел его в виду?

Минами коротко смотрит на меня и усмехается.

– Значит, ты завёл Бойца в ситуацию, когда он ожидал принять от тебя наказание, и твои слова были восприняты именно так. Что ты ему сказал?

Что – «что»?! Всего лишь пожелал «спокойной» ночи, тягостной и мучительной. Вот только понимаю теперь, что таким образом я «спокойной» ночи и себе пожелал. Я что-то ляпнул, Агацума решил принять это как наказание, а я расслабился и вновь его «перехватил». Поэтому и ворочался как дурак ночь напролёт. Но я-то только отголоски его эмоций ловлю, а самого Соби наверняка неслабо переклинило. Интересно, как Ритсу обо всём этом узнал?

– Сэймей.

Эй, а вот не надо меня за локоть дёргать! Вырываюсь и останавливаюсь. Он тоже застывает, и какое-то время мы молча смотрим друг на друга.

– Где вы его нашли?

– Что ты ему сказал?

– Вы первый ответьте.

– Что, рассказ за рассказ? Торгуешься?

И ухмыляться мне в лицо не нужно, сейчас лишь в моей власти всё это прекратить.

– Мне не нужно с вами торговаться. Не забывайте, что только я могу отменить наказание. Так что просто расскажите, что случилось.

В нашем маленьком споре я победил, но никакой радости не чувствую – мне не до того. Не то чтобы я сильно переживал за Агацуму – да вообще за него не переживаю, что ему сделается-то! Просто я должен понять, как на него действуют мои слова, в какие моменты он понимает, что я просто говорю, а в какие – решает, что приказываю. Хотя, вообще-то, это бред. Приказ – это не просто слово или фраза. Настоящий приказ подкрепляется активацией Связи, Боец не может этого не чувствовать. С другой стороны, есть и только словесные приказы. Когда ты велишь сделать что-то, не трогая Связь. Хороши они тем, что не нужно тратить Силу, но в этом случае их выполнение остаётся на совести Бойца. Если Боец послушен и правильно тебя понимает, теоретически, к активации можно вообще не прибегать. Если же начинается такой бардак, каждый приказ приходится подкреплять посылом по нити Связи.

Из всего этого делаем следующий вывод. Нить вчера я вообще не трогал, только когда случайно позвал Соби. То, что я сказал ему напоследок – были всего лишь злые слова. Агацума знал об этом, но предпочёл воспринять их как наказание. Тогда что получается? Он хотел, чтобы я его наказал? Он что, псих? Или мазохист? Или извращенец? Нет, мазохизм, наверное, отпадает. Вот если бы я пригрозил избить его – тогда другой вопрос. Но в чём удовольствие провести бессонную ночь в идиотских мучениях и раздумьях? Просто не понимаю…

– Ну хорошо, – нехотя говорит Ритсу. – Соби-кун уже неделю работает над картиной, которую пишет каждое утро на рассвете за пределами школы. Сегодня я его на обычном месте не обнаружил. Обнаружил в другом. И совершенно… в разбитом состоянии. Мне он ничего не объяснил.

– И вы прибежали ко мне?

– Соби-кун знает, что впадать в депрессию по своей воле – слишком большая роскошь для Бойца. Значит, это следствие твоего воздействия: приказа или, скорее, наказания. Теперь твоя очередь.

– Бессонная ночь, тягостные раздумья, мучения и чувство вины, – монотонно перечисляю я, отвернувшись в сторону, но краем глаза вижу, как Ритсу сжимает губы. – Но это не был приказ! И это не было наказанием. Я не имел в виду… ничего такого. – Он продолжает молчать. – Что, не верите?! Я сам без сна всю ночь провалялся! Думаете, стал бы я себе устраивать такой… отдых?

Его лицо моментально смягчается, исчезает напряжение и появляется лёгкая заинтересованность.

– Значит, Связь действительно настолько крепка?

Надеюсь, он не слышит, как у меня скрипят зубы.

– С ней что-то не так. Так не должно быть.

– Но так будет, пока ты не научишься ей управлять, – пожимает Ритсу плечами. Я молчу, и он наконец совсем перестаёт злиться. – Ладно, приходи после обеда, посмотрю, чем смогу помочь.

– Мне не нужна ваша помощь. Сам справлюсь.

– Это не просьба и даже не предложение – это моё настойчивое требование как учителя. Не забывай, что ваша Связь работает в обе стороны. Насколько сильно ты чувствуешь Соби-куна, настолько же сильно он чувствует тебя. Только Боец, в отличие от Жертвы, не способен контролировать Связь.

Дьявол! Как-то я об этом не подумал. Ещё не хватало, чтобы Агацума ловил всё, что я чувствую и без пяти минут – о чём думаю. А делать-то нечего. Только что у меня был отличный шанс послать Минами, как я и планировал, но теперь, выходит, опять вынужден идти у него на поводу. Единственное, что греет – Ритсу заинтересован в моём визите не меньше, чем я сам. Так что самое время выдвинуть кое-какие требования.

– Хорошо, я приду, но с одним условием. – Он поднимает бровь, поощряя меня продолжить. – Я отменю наказание, но дайте мне разобраться самому.

Мне не нужно ничего добавлять, он и сам понимает, в какую щекотливую ситуацию меня загоняет. Если Минами сейчас вмешается, у Соби навсегда отложится неправильное восприятие меня как Жертвы. На подсознательном уровне он будет помнить, что если Жертва его «обидела», он всегда может прибежать к своему сенсею, и тот вмиг всё исправит. А этого категорически нельзя допускать. Корректировка поведения Бойца – это почти дрессировка. Допустишь поблажку или оступишься один раз – всё. Это отпечатается на всю жизнь.

После недолгих колебаний Минами достает сигарету и прикуривает. Затянувшись два раза, внимательно смотрит на меня и наконец кивает.

– Договорились. Он в моём кабинете. Жду после обеда.

Тоже кивнув, поворачиваюсь и иду к дальнему корпусу, куда мы изначально и направлялись. Солнце уже встало, становится теплее. Но и двор, и здание школы всё ещё окутаны сонной предутренней тишиной.

Подойдя к двери директорского кабинета, останавливаюсь и вначале прислушиваюсь, но оттуда не слышно ни звука. Машинально поднимаю руку, чтобы постучать, но вовремя одёргиваю себя и просто толкаю дверь.

Агацума, сидящий на подоконнике и смотрящий в окно, оборачивается на звук и, увидев меня, тут же спрыгивает и делает шаг навстречу. Я внимательно оглядываю его: бледное лицо, тени под глазами, губы припухли – явно искусаны. Как ты провёл эту бессонную ночь тягостных раздумий, Соби?

– Уже утро, Агацума. Наказание окончено, – говорю я тихо.

Он поднимает голову и слегка улыбается.

– Спасибо, Сэймей.

В этот момент не смотрю на него – шарю глазами по столу, стене за его спиной, ровным рядам деревянных рамок с мёртвыми бабочками… Одна рама пустует, хотя в прошлый раз все бабочки точно были на месте. И тут меня прорывает.

– Какого чёрта, Агацума?! Почему я по твоей милости должен выслушивать всё это дерьмо от Ритсу?! Что ты из себя мученика строишь?

Он чуть хмурится, кажется, не понимая, с чего я так разорался, потом опускает глаза.

– Прости.

Жаль, что на столе нет ничего, чем бы я мог в него запустить – руки уже чешутся.

– И хватит извиняться! Меня бесят твои бестолковые «прости».

– Прости, – повторяет он, к счастью, уже иронично.

Вот когда он становится таким… похожим на нормального человека, у меня и злость разом пропадает.

– Ладно, – вздохнув, засовываю руки в карманы. – Так в чём дело было? Я не наказывал тебя.

По его весьма красноречивому взгляду понятно, что либо я получаю очередное «прости», либо даю ему отмолчаться. Уж лучше второе. Решаю зайти с другого конца.

– Ты что, исполнишь всё, что бы я ни приказал? Даже если я не приказывал?

– Слово Жертвы – закон для меня.

Нет, опять не с того края начал. Медленно прохаживаюсь вдоль стола. Соби внимательно следит за мной.

Из-за Ритсу, из-за бессонницы и всего этого утреннего бардака я упустил из внимания одну интересную деталь. На самом деле меня должно волновать не то, что Соби воспринял мои слова как наказание, а то, какие именно это были слова. Ведь я не велел ему пойти куда-то или сделать что-то. Я всего лишь говорил об эмоциях, мыслях и его состоянии на ближайшую ночь. Опять же неважно, что для него это стало приказом, важно, что он исполнил его.

– Агацума, если я прикажу тебе убить кого-то?..

– Я сделаю это для тебя, – отвечает он без заминки.

Медленно двигаюсь к другому концу стола, глядя себе под ноги.

– А если я прикажу тебе покинуть школу и уехать отсюда?

– Я уеду.

– Если я прикажу тебе перестать видеться с Ритсу раз и навсегда?

– Я перестану.

– А если я прикажу тебе умереть?

Останавливаюсь напротив и смотрю в его глаза, замершие на одной точке поверх моей головы.

– Я умру.

– А если я… прикажу тебе чувствовать боль?

– Мне будет больно.

– А если я прикажу тебе страдать?

– Я буду.

Подхожу к нему почти вплотную, но он по-прежнему не смотрит на меня.

– А если я прикажу тебе мучиться чувством вины?

– Буду мучиться.

– А не спать неделю?

– Да.

– А не есть?

– Да.

– А немедленно уснуть?

Вместо механического ответа он моргает и наконец опускает взгляд на меня.

– Сэймей, физические процессы организма неподвластны даже приказам Жертвы.

И всё это ещё произносится тоном «ты что, с ума сошёл?». Вот чёрт, такую сцену он мне запорол! Недовольно скривившись, отхожу от него. Подумав, усмехаюсь и шепчу себе под нос:

– А ты и вправду хорош.

Вот, собственно, мы и добрались до главного. Соби хорош, потому что исполняет даже малейшие мои приказы, а я, получается, плох, потому что не умею следить за тем, что говорю. Однако второе поправимо – мне только практики не хватает, а первое мне очень даже на руку. Боец слишком чувствительный, таким управлять легко. И что важно – малейший и даже самый дикий приказ будет мгновенно исполнен. Это и удобно, и… признаться, немного жутковато. Надеюсь, инстинкты самосохранения у него достаточно развиты? А то с меня станется как-нибудь ляпнуть что-то вроде «Чтоб ты сдох». И всё. Бойца у меня не будет – я почему-то в этом не сомневаюсь. Значит, сейчас самое время начинать корректировку.

Разворачиваюсь и ловлю его взгляд. Соби торопится отвести глаза, но я щёлкаю пальцами.

– Смотри на меня, – дождавшись, пока он обратит ко мне свой взор, глубоко вдыхаю, концентрируясь. – Запрет на устные приказы без закрепляющего звена. К исполнению разрешены только приказы с активацией Связи и устные приказы с закрепляющим звеном. Это ясно?

Закрепляющим звеном называется сигнальная фраза «это приказ», которая произносится, вообще-то, не для красного словца. Это что-то вроде точки в предложении или команды действовать. Бойцов чуть ли не с первых дней обучения в школе натаскивают реагировать именно на неё.

Второй раз щёлкаю пальцами, Соби моргает, выходя из оцепенения, и кивает.

– Я понял, Сэймей.

Теперь моя установка заложена. По крайней мере, должна быть. Но лучше перестраховаться и проверить – всё-таки это банальная техника безопасности.

– Покажи, что понял.

– Я выполняю только приказы, полученные вместе с активацией Связи или закрепляющим звеном.

– Да. Правильно.

Отчего-то резко портится настроение. Идеальное послушание – это, конечно, хорошо. Но с другой стороны, мешает маневрировать, лишает отношения Жертвы и Бойца желаемой гибкости. В идеале я бы хотел, чтобы Боец сам чувствовал, когда я приказываю, а когда просто говорю. Чтобы мне не приходилось лишний раз дёргать нить Связи или уточнять, что это приказ. Потому что может статься так, что Связь я активирую случайно, и мои слова станут для Соби приказом. Или же наоборот. Забуду, конечно, вряд ли, но могу оказаться в ситуации, когда не смогу, и он ничего не сделает.

Откровенно говоря, я склоняюсь к мысли, что всё будет совсем иначе. Что даже моя сегодняшняя установка не помешает Агацуме своевольничать. Потому что только на его совести было принимать мои вчерашние слова как наказание или же проигнорировать их. Он выбрал первое по собственной прихоти, хотя – я уверен – отлично знал, что я ничего такого не имел в виду. Зачем ему это нужно – загадка века. Отгадку он мне давать не собирается – сегодня я его так и не разговорил, на нужный вопрос он отмолчался. Значит, я сам должен понять, за каким чёртом он это сделал. И понять как можно быстрее.

– Вы ещё здесь?

Задумавшись, я не заметил, как открылась дверь. Ритсу проходит к столу, неся в руках стопку каких-то папок, и прячет в верхний ящик.

– Соби, идём.

Агацума успевает сделать всего несколько шагов ко мне, когда Минами вдруг застывает напротив ряда рамок с бабочками.

– Соби-кун, задержись.

Вначале Соби останавливается, но, заметив моё недовольное лицо, подходит ближе и лишь теперь оборачивается к Ритсу.

– Да, сенсей.

– Где моя Morpho Didius?

Понимаю, что речь идёт об исчезнувшей бабочке, чья пустая рамка заметно выделяется среди остальных.

– Не могу знать, сенсей.

– Да неужели? – Минами складывает руки на груди и прислоняется к столу. – Когда я оставлял тебя здесь, она была на месте. Куда же она подевалась?

– Не знаю, может быть… – на губах Соби появляется странная улыбка, – улетела?

Отлично! Так его!

Минами, однако, более чем серьёзен и даже, пожалуй, зол.

– Ты ведь знаешь, Соби-кун, как в школе наказывают тех, кто покушается на чужую собственность.

– Да, сенсей, – Агацума выдерживает и его пронзительный взгляд, и свой слегка ироничный тон. – Я прекрасно знаю, что наказание ждёт каждого, кто притрагивается к чужой собственности.

А они уже вовсе не о бабочках говорят. Во время паузы быстро стреляю глазами от одного к другому. Сейчас между ними идёт какой-то безмолвный диалог, который мне понятен лишь отчасти. Но, похоже, я догадываюсь, что именно значат слова Соби.

– Я не люблю, когда берут мои вещи, Соби-кун. И особенно – когда их крадут.

– Крадут? Уверяю вас, кражи не было. Посмотрите в мусорном ведре. Быть может, вы её ненароком выбросили?

Ритсу опускает глаза. Понятное дело, возразить ему нечего.

– Всего доброго, сенсей, – улыбается Соби, не дождавшись ответа, и выходит из кабинета.

– До свидания, сенсей, я приду после обеда, – говорю я, закрывая за нами дверь.

Какое-то время мы идём молча, Соби по-прежнему чуть заметно чему-то улыбается.

– Ну и где бабочка? – любопытство наконец берёт верх.

– Не знаю, может, и правда улетела? – он осторожно косится на меня.

– Чёрта с два она улетела! Я бы её… не отпустил.

Щёкам вдруг становится жарко, и я отворачиваюсь. Несколько секунд рассматриваю сменяющие друг друга совершенно одинаковые окна.

– Что сделал Ритсу?

– О чём ты?

– Он притронулся к чужой собственности. Что ты имел в виду?

– Он хотел увидеть Имя, – его улыбка гаснет.

– Он пытался заставить тебя его показать?

– Да.

Вот урод. При мне, понятное дело, руки не распускает, зато когда меня рядом нет… Нужно бы проследить, чтобы они не оставались наедине. Кто знает, что ещё у этого Ритсу на уме.

– И что? Ему не удалось?

– Ты приказал никому не показывать Имя. Я выполняю приказ.

– Хорошо. Так где она?

Я жду, что он спросит, кто, но Соби молча лезет в карман и вынимает сжатую в кулак руку. Подносит ближе к моему лицу и раскрывает пальцы – есть в этом жесте что-то доверительное. На его ладони – сине-чёрный поблёскивающий прах.

– Мерзость, – морщусь я. – Она не улетела, Соби. Она сдохла.

– Ммм… – что-то не нравится мне это уклончивое мычание, очевидно, выражающее несогласие. – Она уже была мертва, Сэймей.

– Ну так выкини эту труху.

Соби вдруг резко меняет направление, отходит к окну и распахивает ставни. От неожиданности я останавливаюсь. Какой-то он весь… внезапный. И зачем этот «оконный» ритуал? Бросил бы на пол – это всего лишь цветная пыль.

Агацума, опять улыбаясь неясно чему, сжимает руку в кулак, накрывает его второй ладонью и лукаво смотрит на меня из-под чёлки. Такой взгляд я вижу у него впервые. Он настолько непривычно живой и тёплый, что даже пропадает желание открыть рот и сообщить, какой Соби идиот.

– Сэймей.

Он наклоняет голову вбок и протягивает мне руку с зажатой в ней трухой бабочки. Ну и чего? Что он хочет-то?

Смотрю ему в глаза и вдруг чувствую, как внутри опять раскрывается этот огромный синий цветок. Его лепестки распускаются, заполняют меня всего, приятно и нежно греют и словно куда-то подталкивают. То ли лёгкое дуновение ветра, то ли гипнотическая синяя радужка, то ли вообще какая-то неведомая сила заставляет сделать шаг вперёд. Подчиняясь совершенно иррациональному порыву, протягиваю ладонь и накрываю руку Соби. Он улыбается смелее.

– Смотри.

Соби разворачивается к окну, разжимает кулак, и… Я глазам своим не верю! С его ладони легко вспархивает синяя бабочка, и, блеснув переливающимися крыльями, взмывает вверх, оставляя за собой быстро блекнущий шлейф разноцветной пыли. Я провожаю её глазами, пока она не превращается в крохотную тёмную точку в ясном небе и наконец не исчезает.

Потрясённо смотрю на неприлично довольного Агацуму.

– Ты как это сделал?!

В ответ он лишь загадочно улыбается и пожимает плечами. Ясно. Фокусники своих секретов не раскрывают. Хотя какой к чёрту фокус! Это не фокус, это… Наконец решаюсь проговорить про себя фразу, которая, откровенно говоря, немного пугает. Но Соби… Ты не просто заклинатель слов, ты ведь… волшебник.

Да уж, с таким-то Бойцом мне до комплекса неполноценности рукой подать. На фоне этого все мои внушения и гипнозы смотрятся как проделки психолога. С другой стороны, как раз с помощью таких вот «проделок» я и контролирую совершенно невероятную, первобытную Силу, которая прячется в Бойце. Это задача Жертвы, её предназначение. Бойцу принадлежит Сила, но мне принадлежит сам Боец. В такие моменты начинаешь чувствовать это особенно остро.

До самого выхода из корпуса мы молчим. Сказать мне по поводу увиденного просто нечего. Да и любые слова вышли бы блеклыми и бессмысленными.

Я ошибся, Соби. Бабочка не сдохла. Она действительно улетела.

====== Глава 15 ======

Бабочки… синие цветы… волшебство… Что за бардак в голове творится? Понятно же, что это Связь так на меня действует, но всё равно даже в зеркало смотреться противно. Стою в ванной и долго, почти с ненавистью, гляжу на своё отражение, как будто зазеркальный Сэймей вот-вот оживёт и расскажет, что мне делать. А вопросов накопилось слишком много. Хорошо ещё, что меня окружают люди, способные помочь с ответами хотя бы на часть: то Ямато, то Хироши, то Томо, то Ритсу. Я в последние дни стал практически гуру по собиранию целых кусков информации из разрозненных крупиц. Метод дедукции в действии, да. Так что сейчас ещё один сеанс у Минами – и, кривая вывезет, до правильных выводов дойти сумею.

На обед не иду – слишком велика вероятность встретиться с Мимуро или Ямато, которые первым делом начнут засыпать вопросами о Соби. Ямато, правда, по-прежнему не знает, что я дал ему Имя, но ведь вначале она была моим главным информатором, так что не полюбопытствовать, чем дело кончилось, точно не сумеет. А я сейчас не то чтобы готов делиться результатами нового опыта. Так что вместо обеда перебиваюсь стратегическими запасами сухого пайка, которыми со мной от души поделился Рицка – знает ведь, что я кусочничать люблю, это у нас семейное. Надо бы, кстати, бросить всё к чёртовой матери и рвануть на выходные домой. Хоть на пару дней отвлекусь и мозги в порядок приведу.

Подходя к кабинету Ритсу, понимаю, что у меня дежавю. В последнее время я к нему что-то зачастил. Не представляю, как его ученики могут годами ходить сюда изо дня в день, я бы не выдержал. Стучусь в дверь – и в тот же момент слышу, что из-за неё тоже доносится какой-то мерный стук…

Я никогда не видел, как он это делает. А если б знал, что являет собой подобное зрелище, предпочёл бы и дальше не видеть.

Ритсу сидит за столом, зажав зубами сигарету. Ореол дыма окружает его, словно кривая портретная рамка. В плотно закрытой стеклянной банке по правую руку бьются две ярко-жёлтые бабочки с разным рисунком на крыльях. Третью он распинает на квадрате фанеры, методично вколачивая булавки небольшим молотком в ещё трепыхающееся тельце. Всё это настолько омерзительно, что к горлу подкатывает тошнота.

– Разве их не нужно сначала умертвить? – спрашиваю я, не поздоровавшись и вмиг забыв, зачем пришёл.

– Если прикалывать мёртвую бабочку, она выглядит слишком статичной, – из-за торчащей во рту сигареты получается немного невнятно. – Умирая приколотой, она принимает естественную позу и смотрится куда живей.

Это он называет «живей»?

– Если вам нравятся живые бабочки, почему просто не держать их в инсектарии?

– Мне не нравятся живые бабочки, потому что они слишком скоро умирают.

– А ещё потому, что могут улететь?

Минами отрывается от своего зверского занятия и наконец смотрит на меня.

– Садись.

Признаться, мне и подходить-то к столу противно, не то что садиться рядом. Но, пересилив себя, всё-таки опускаюсь на жёсткий стул. Ритсу глубоко затягивается, стряхивает пепел и пристально следит за тем, как крылья бабочки ещё недолго дёргаются – каждый раз всё слабее – и окончательно замирают. Потом осторожно подцепляет фанеру пальцами и отправляет на подоконник. Перед ним появляются второй светлый квадрат и новые булавки.

– Как быстро он реагирует на зов?

Засмотревшись на его руки, не сразу понимаю, о чём вопрос. Потом, прогнав оцепенение, хмурюсь.

– Мгновенно. Он научился перемещаться ко мне за долю секунды.

– Значит, ты создал по-настоящему прочные узы. Поздравляю.

Не хочу, не хочу на это смотреть, но глаза сами притягиваются ко второй бабочке, которую он достаёт из банки длинным пинцетом и прилаживает к фанерному листу.

– Да пока не с чем, – бормочу точно в каком-то трансе, – раз я сижу у вас и хочу, чтобы вы помогли мне заглушить Связь.

– Связь невозможно «заглушить», – он коротко смотрит на меня и бьёт молотком по булавке. Я вздрагиваю. – Можно лишь научиться… – второй удар, бабочка сгибается пополам. – Управлять ею… – третий удар, крылья беспомощно лупят по фанере. – Контролировать её… – четвёртый удар, и Минами тянется за следующей булавкой. Первая вошла ровно в центр тонкого тельца.

Заставляю себя отвернуться и рассматриваю книги на полке сбоку. Но уши не заткнёшь. И ровные механические удары резко кромсают тишину кабинета. Наверное, нужно как можно больше говорить, чтобы отвлечься.

– В первый день я думал, что понял, как это делается. Я просто пытался отделить его эмоции от своих, и вначале было терпимо. Но потом стало хуже.

– Это естественно, – Ритсу давит окурок в пепельнице, чтобы тут же закурить вновь. – Нить Связи непостоянна, она растёт и крепнет при каждом взаимодействии, будь то приказы, наказания, входы в Систему или тактильный контакт.

Ага. Теперь, по крайней мере, ясно, что созданная Соби бабочка – отражение Силы нашей Связи. Наказание, приказ, а следом и контакт.