Текст книги "Место третьего (СИ)"

Автор книги: Тупак Юпанки

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 76 страниц)

– Нет, не стал. Я просто поговорил с ним. Вернее, дал ему возможность поговорить со мной. И Соби сам признал свою неправоту и дал слово подчиниться. Слово он сдержал, поэтому какое-то время мы не виделись. Через год у них случился ещё один конфликт. На этот раз Соби ко мне чуть ли не за руку приволокла Нагиса-сенсей.

– Нагиса? А она-то тут причём? И что произошло? – не понимаю, чего пытается добиться Томо своими туманными пространными рассказами. Вот в упор не понимаю. И по-прежнему неясно, как это поможет мне.

– Разное говорили, сплетничали… Послушай, Сэймей, ты ведь знаешь, я слухи не коллекционирую. Моя обязанность – работать с фактами, а не домыслами, даже если это домыслы учителей. Короче говоря, я не добился от него прямого ответа, но понял, что на Ритсу он на этот раз в глубокой обиде. Хотя тогда ещё можно было бы что-то исправить. Я бы на месте Минами-сенсея попытался.

Всё. Я полностью и окончательно потерял нить его мыслей. Томо уже с минуту смотрит в стол и видит там явно что-то своё. Но на всякий случай не перебиваю его: вдруг оговорится или хоть какую-то крошку полезной информации случайно выронит.

– Я встретил Соби вчера поздно ночью, он возвращался откуда-то, и…

С полигона он возвращался, это уж я знаю.

– И что? Что ты пытаешься мне сказать, Томо?

– Да ничего, мы поздоровались, немного поговорили. Совершенно ни о чём, буквально – об учёбе здесь и в академии.

Стоп. Какая ещё академия? Но нет, нет, не об этом сейчас. Сейчас мне станет известно что-то важное.

– Я тебе так скажу, Сэймей: он в ярости, – букву «я» Томо тянет долго и почти со смаком. – И снова объект его злости – Ритсу, для этого и психологом не нужно быть, чтобы понять. Сэймей, я его таким ни разу не видел, точно тебе говорю. А я Соби знаю с того дня, как Ритсу его сюда привёл.

Мне никогда не приходило в голову сравнивать Томо с пауком, но в данный момент очень даже похож: сидит себе и плетёт какие-то нити, путает их, узелки завязывает… А я вроде как всё распутать должен и между нитей прочесть.

– Ты имеешь в виду, что у Соби за всё это время накопилось столько злости на Ритсу, что я могу не волноваться? То есть вскоре он сам пошлёт его к чёрту?

– Не пошлёт, – Томо вздыхает. – Что бы ни случилось, они привязаны друг к другу. И это далеко не системная Связь. Она… простая, человеческая. Её трудно разорвать.

– Тогда для чего ты мне это всё говоришь? Чтобы позлить?!

– Да нет же!

Вот теперь уже Томо встаёт и принимается нервно мерить шагами кабинет. Со своей стороны могу сказать, что и я его таким никогда не видел. Неужели его так волнует моя проблема? Или же… его волнует Агацума? Наконец он останавливается напротив меня и долго смотрит в упор.

– Ты отличный парень, Сэймей. Я уважаю тебя, почти люблю. Но пойми, о некоторых вещах, о которых ты должен знать, я не могу тебе сообщить, не имею права. Это личная информация, и я…

– Я понял, понял, не распыляйся. Не можешь сказать прямо – хоть намекни. Пожалуйста, Томо.

Томо не из тех, на кого действует моя невинная просящая улыбка, поэтому я даже и не пытаюсь гримасничать. Я серьёзен, и он понимает, насколько для меня важно то, что он пытается, но никак не может сказать.

– Хорошо, слушай. Соби стал идеальным Бойцом, сильным и умным. Он отдал себя целиком процессу обучения, потому что так хотел Ритсу. И стал он таким тоже благодаря Ритсу. Но в этом и есть его слабая сторона. Он хорош сам по себе, но ему необходим стержень, опора, понимаешь?

– Жертва, – перевожу я, но Томо быстро качает головой:

– Не сама она, нет. А то, что она может дать. Опора, стержень… ну?

Разговор плавно перетекает в банальную угадайку. Сейчас Томо остаётся только начать показывать пантомиму. Я пожимаю плечами.

– Сэймей, крючочки. Вдумайся. Крючочки.

Крючочки?.. Крючки есть на его бинтах. Пристёгивать, цеплять. Мозг быстро выдаёт ряд ассоциаций. Стержень, опора… Пристёгивать к опоре. Чтобы прочно стоял, чтобы не болтался и не смог оторваться. То, что может дать Жертва… Потребности… Какие потребности? Откуда у меня это в голове? Точно, от Ритсу. Жертва должна удовлетворять потребности Бойца. Не просто Бойца, а именно этого. Прекрасный образец выходца старой школы. Крючочки, цеплять… Опора и потребности.

– Томо, я, кажется, понял, – шепчу в пространство. – Ассоциации? Ты говоришь о них?

Довольный выдох становится мне красноречивым ответом.

– Всё, больше ни слова, Сэймей. Дальше думай сам. Если нужна официальная консультация или тренинги – приходи с Бойцом. Заочно не корректирую. Хотя мне кажется, тебе это не понадобится: сам справишься, ты всегда был самостоятельным.

Всё это я пропускаю мимо ушей, торопливо складывая листки и ручки в сумку. Мне главное – уйти отсюда как можно скорее, чтобы Томо не сбил с мыслей. Вместо мозгов у меня сейчас одна большая математическая формула. Раньше в ней почти все переменные были неизвестными, но теперь я знаю значение «икс» и «игрек». А до правильного результата с ними дойти сумею. Только бы, прощаясь с Томо и выходя из кабинета, не растерять ассоциативный ряд, который дожидается подробного анализа аккуратной ровной цепочкой.

Даже не думаю, куда иду, когда за мной закрывается дверь. Пока – просто прямо и, желательно, не спотыкаясь и ни на кого не наталкиваясь. А там ноги куда-нибудь да принесут.

Крючочки, значит? С абстрактным мышлением у меня, мягко говоря, неважно, но что же делать, если Томо задал мне задачку именно с такими параметрами? Значит, едем дальше. Рыба, подсекать, второй рыбак… И у этого второго были крючочки, а ещё он создавал стержень. И к этому стержню прикрепил мою рыбу… Бойца, в смысле, этими крючочками. Рыба теперь моя, но стержень у неё остался прежним, и его ни в коем случае нельзя ломать или менять. Иначе сдохнет рыба. А я тут кто? Я – рыбак, теперь я – владелец стержня. Но крючки Минами забрал, значит, нужно вешать свои. Причём срочно. Потому что моя рыба всё ещё на его крючках, вот к нему и тянется. Что в итоге? В итоге рыба рвётся пополам, или стержень ломается, или рыбак остаётся с носом. А я должен остаться не с носом, а с рыбой.

Что дальше? Добавляем старые переменные, которые обозначим тезисами. Боец тянется к Силе и что-то про потребности. Как теперь всё это на человеческий язык перевести, и желательно без абстракции, чтобы всякие дикие картинки в голову не лезли?

– Простите! – удар сумкой по ноге, и меня оббегает какой-то мелкий мальчишка. А где я? Я уже на улице. Куда иду? По-прежнему прямо.

Боец тянется к силе, сила – это стержень. И пока для Соби стержень – это сила Минами. А крючочки – это то, с помощью чего Минами его к своему стержню прикрепил. Это те ассоциации, о которых уже догадался я. Вернее, я о них пока знать не знаю, мне лишь известно, что они есть. Получается, если мне нужно, чтобы рыба болталась на моих крючках, я должен сделать их из тех же ассоциаций. О небо, ну и чушь! А я ведь иду и по-честному, то есть буквально, себе всё это представляю, включая Минами в рыбацких сапогах, шапке, с удочкой в одной руке… и блокнотиком в другой.

Ещё раз пропускаем всю эту ахинею через абстрактно-человеческий переводчик. И получаем на выходе нечто не совсем утешительное. Соби тянется к Минами потому, что тот каким-то образом показывает свою силу. Чтобы Соби потянулся ко мне, я должен продемонстрировать силу свою, во-первых, ничуть не меньшую, во-вторых, теми же средствами. А вот что это за средства я совершенно не знаю. Это самая важная моя переменная, и мне она неизвестна. Если вспомнить слова Ритсу о Соби… Да, понятно, что сила в понимании Бойца – это подчинение, приказы и служение. Но я должен знать конкретные методы, конкретные… эти самые «крючочки». И в уравнении просто заменить Ритсу на себя. Тогда – всё. Соби будет моим от кончиков волос до самых глубин его идиотских мыслей.

О, небо! Неужели я это наконец сделал? Томо, ты, наверное, кроссвордами балуешься на досуге? Или китайскими загадками. Там тоже ни черта не понятно, зато в каждой есть глубинный возвышенный «смысл». Мог ведь намекнуть как-то попроще? А то стержни, рыба какая-то…

– Привет.

– Рыба.

– Что «рыба»?

Моргаю, раз, другой. За живописной картиной рыбы, которая болтается на крючках для бинтов на гигантском, высотой с фонарь, грифельном стержне, медленно проступает удивлённое лицо Накахиры. Оказывается, ноги, которым я доверился, принесли меня почти к самому полигону, из ворот которого только что вышел этот умник, а следом за ним, держась за руки, выползают Гинка и Кинка. Вернее, Кинка-то точно выползает, а его Жертва выглядит очень даже бодренько.

– Ну давай, давай, пожалуйся ему, – Гинка скалится не хуже озлобленной дворняги, вот-вот укусит.

– Мне-то что жаловаться? Не я ведь засыпался на второй же атаке, – огрызается Накахира, но когда поворачивается ко мне, то всю его удаль как ветром сдувает. Даже Ушки опускаются. – Сэймей, мы можем поговорить?

– Только не сейчас, я…

– Эй, Beloved, – оставив Кинку в стороне, Гинка подходит к нам, – что ты ему приказал? У тебя совсем крыша поехала?!

Уже второй раз за последние полчаса кто-то говорит мне что-то важное, а я не понимаю ни-чер-та.

– Сама голову подлечи. В чём дело?

– А то ты не знаешь! Хотя откуда? Ты же не явился на тренировку! Сначала этот придурок в зале Кинку помял, но ему оказалось мало – он его на поединок тут же вызвал. Они сейчас в авторежиме чуть друг друга не угробили! Ты что, приказал ему бить на уничтожение?

– Я ничего ему не приказывал, уймись!

Куда там… Гинка разворачивается к Накахире и тычет ему в грудь пальцем.

– А ты не имеешь права выполнять приказы, если они нарушают правила школы! Заклинание разрушения запрещено на полигоне. Скажи своей Жертве, что в следующий раз…

Накахира, стоявший до этого с опущенной головой и прижатыми к ней Ушками, вдруг с размаху бьёт Гинку по руке и, ощетинившись, рявкает:

– Он мне не Жертва, поняла?!

Так вот о чём разговор будет. Он уже знает… Видимо, узнав, взбесился и решил на Sleepless отыграться.

– Ты чего руки распускаешь?! – Кинка обладает очень полезным умением вырастать не пойми откуда аккурат перед своей Жертвой. Гинка мнётся за его спиной, прижимая к груди краснеющую руку. – Ты кого ударил, сволочь? Ты соображаешь?!

– А пусть не тычет в меня своими пальчиками, пока я их ей не переломал!

– Да я сам тебе руки переломаю!

Чувствую, будет драка. Нутром чую такие вещи. Беда в том, что и Кинка, и Накахира – оба тупые и горячие. Да какое там загрузить Систему и интеллигентно в ней разобраться! У них сейчас всё будет очень быстро и просто – хук слева, хук справа, удар под дых, разбитый нос… Знаю я, потому что Накахира уже не раз в драки ввязывался. И по идее это не моя разборка и не мои проблемы – уже не мои. Чтобы не попасть под раздачу, незаметно отступаю назад, но Гинка замечает.

– Сбегаешь, Сэймей? Как обычно, бросаешь своего Бойца?

Да не мой он! Я уже язык оббил это повторять. Но сейчас лучше не заводить старую пластинку – Накахиру от её слов аж всего передёргивает. Вижу, что он просто на взводе и точно не упустит шанса врезать кому-нибудь со злости.

– Это не моё дело, Гинка. Я, в отличие от тебя, бойцовское дерьмо не подтираю.

Ох, это я зря. У неё глаза тут же распахиваются, а губы наоборот сжимаются. И Кинка, интуитивно почувствовав опасность с другой стороны, переключается уже на меня.

– Аояги, следи за языком!

– Лучше ты – за своим, ты мне уже всю рубашку заплевал.

И ещё шаг назад, но Кинка наступает.

– Быстро извинись за себя и своего Бойца!

Да не мо… А, чёрт уже с ним.

– Перед кем? Перед тобой, что ли? Да лучше уж сразу перед навозным жуком!

– Перед ней!

– А чем она лучше?

Острое словцо хорошо только в Системе, а в жизни приводит к совершенно непредсказуемым последствиям. Я даже ещё успеваю это обдумать, пока сжатый кулак Кинки приближается к моему лицу как в замедленной съёмке. Беда «эффекта кино» в том, что ты и сам становишься медленным и неповоротливым. Можешь только стоять и умножать в уме силу размаха на скорость удара, прикидывая, отделаешься ли синяком на лице или уйдёшь со сломанным носом.

Я не умею драться, моя сильная сторона – убеждение и гипноз, то есть слова, а не кулаки. И блокировать не умею, и уворачиваться, и скоростью Бойцов не обладаю. И Накахира мне не помощник. Сейчас просто будет очень больно, но главное – обидно. Успеваю лишь на автомате закрыть глаза.

Удар. Боль. Не хочу. Защита. Мне нужна защита!

Комбинация проносится в голове со скоростью молнии, по лицу бьёт порыв ветра, по ушам – истеричный крик Кинки, в нос – знакомый запах туалетной воды. Что-то щекочет щёку. Не дождавшись удара, открываю глаза…

Ветер треплет светлые волосы, кончики которых мягко ласкают моё лицо. Взглядом упираюсь в прямую напряжённую спину моего Бойца. Пальцы одной его руки сомкнулись на запястье Кинки и выворачивают над головой под неестественным углом. Вторая рука чуть отведена в сторону в стандартном ограждающем жесте.

Я всё ещё перевариваю то, что случилось, а Гинка уже бросается ко мне и повисает на локте.

– Пожалуйста, Сэймей! Прикажи, чтобы отпустил!

Кинка быстро бледнеет, а потом начинает зеленеть, лоб покрывается потом. Он выглядит так, как будто его сейчас вырвет.

– Соби, отпусти, – говорю я негромко.

Стальная хватка разжимается, Кинка вскрикивает ещё раз, на этот раз согнувшись пополам и вцепившись в вывернутую руку. Гинка хватает его за плечи, но смотрит при этом на меня. Она хорошая Жертва, очень шустро соображает.

– Значит… этот теперь твой Боец?

– Да, это мой Боец.

Небо свидетель, ещё ни разу в жизни мне не было так приятно произносить эти слова.

Кинка, перестав охать, наконец разгибается, хочет мне что-то сказать, но Гинка хватает его за локоть и настойчиво тянет прочь.

– Мы уходим, Кин-тян, успокойся.

Я смотрю не им вслед, а на спину Соби – он до сих пор даже не пошевелился, только голову слегка повернул. Накахира уставился в землю. Шагов Sleepless уже не слышно, но и тут пока царит странная тишина. Наверное, я должен быть тем, кто её разрушит.

– Соби.

Мгновенье – и он уже стоит ко мне лицом. Накахира по-прежнему не поднимает на нас глаз, только Ушки чуть заметно встают. Жаль, что он так близко и ловит каждое слово.

– Я, кажется, сказал тебе не появляться без вызова.

Если во взгляде Соби секунду назад и было что-то живое, то теперь он заметно тускнеет.

– Ты сказал, что вызовешь, когда я тебе понадоблюсь. Ты позвал меня – я появился.

Позвал? Так это я, получается, сам того не ведая… Чёрт! И как он успел, это ведь доля секунды! Безумно подмывает наброситься на Агацуму с расспросами, но… Но есть ещё Накахира. Так что разговор о тонкостях Связи отложим на потом.

– Я не звал тебя. Эта была случайность.

– Прости.

У Соби точно есть какая-то специальная кнопка. Нажимаешь на неё – и он может как заводная игрушка твердить своё «прости», «прости», «прости», пока завод не кончится, с одинаковой интонацией и безо всякого выражения. Это «прости» для него ничего не значит. Так почему должно что-то значить для меня?

– Ты влез не в своё дело. За это я накажу тебя.

Мне плевать, что это скорее бравада, чем реальное обещание. Мне важна только его реакция. И когда я получаю её… что-то заставляет кровь прилить к щекам, а горло сжимает удавка, которая даже сглотнуть не даёт.

Соби опускает голову, пряча глаза за неровной чёлкой, и я слышу смиренное:

– Да, Сэймей. Это твоё право.

Это сказано вроде так же тихо и невыразительно, как «прости» несколько секунд назад, но отчего я улавливаю, как изменились интонации, как в них добавилось что-то… почти надрывное и обжигающее? И почему дышать-то так трудно? Почему трудно даже моргнуть, хоть на миг потерять из виду покорно склонённую светловолосую голову?

Я не могу ничего ответить, как будто разом позабыл родную речь и разучился складывать из букв слова. Агацума тоже не двигается и больше ничего не говорит. И стоять бы нам так, наверное, долго, если бы не робкий спасительный голос Накахиры:

– Сэймей, так мы можем поговорить?

Вдох-выдох, сбрасываю оцепенение, как грязную одежду.

– Соби, отойди к тому дереву и жди меня.

Агацума молча разворачивается и уходит в указанное место. Теперь нас не слышно. Теперь я могу смотреть на Накахиру. Теперь я снова умею дышать. Теперь я окончательно вспомнил, что умею говорить.

– Давай, только быстрее. Мне ещё нужно с моим Бойцом разобраться.

«Моим» вырывается у меня непроизвольно – я вовсе не собирался дразнить Накахиру. Он же скептически хмыкает.

– Да, да, я понял уже, что это теперь твой Боец и всё такое. Мне Чияко-сенсей всё рассказала.

Поднимаю бровь. Ну и что дальше? Накахира точно собирался говорить со мной в претензионном тоне, но, поймав моё выражение лица, тут же сникает, а по-боевому поднятые Ушки снова опускаются.

– Сэймей… Я на тебя не злюсь, но… – о, ну спасибо! – Но Чияко-сенсей говорила, что я, возможно, твой природный Боец, и…

– Нет, – режу я. Раз и навсегда. – Это невозможно. Ты не мой Боец.

– Но у тебя же ещё не проявилось Имя, и у меня тоже!

– Какое проявится у меня, я знаю. Какое у тебя – нет, но точно могу сказать, что не Beloved.

– Почему?

– «Почему»? Посмотри на себя. И посмотри на меня. Мы разные, Накахира, мы друг другу не подходим. Ты меня не устраиваешь и никогда не устраивал. Ты слабый, ты своевольный, ты совершенно никакой. И будь я проклят, если даже подумаю о том, чтобы ещё хоть раз войти с тобой в Систему!

– Вот, значит, как? Попользовался и отправил на помойку? Я дрался за тебя почти полгода. Я готовился принять твоё Имя и быть твоим!

Ужас какой.

У Накахиры глаза блестят почти алчно и отчаянно. Неужели он правда этого хотел? Тогда не нужно было каждый раз выделываться. Веди он себя нормально, я бы и не подумал о том, что мне необходим кто-то другой.

– Спасибо, мне такого добра, как ты, даром не нужно, – ухмыляюсь, оглядывая его с головы до ног. – Сильной Жертве полагается иметь сильного Бойца, а не такую размазню с кучей амбиций и вулканом спеси. Я сражался в паре с тобой потому, что у меня не было выбора. Но теперь, к счастью, всё изменилось. С Агацумой мне есть к чему стремиться, есть куда развиваться, а с тобой я стал бы просто очередной Жертвой из посредственной пары.

– «Я», «я», «я», – неприятно передразнивает Накахира. – Ты, как обычно, всё о себе. Но пара – это, вообще-то, двое. Ты меня тоже многим не устраивал. Слишком через край гордыни и самоуверенности. И постоянно тянешь одеяло на себя. И не гнушаешься грязными приёмчиками!

– Ну вот видишь, – я улыбаюсь, – раз мы друг друга не устраивали, то теперь и повода для обиды нет, правда?

– Ты не понимаешь… – он хмурится и отводит глаза. – Пара – это больше, чем Жертва и её Боец. Пока ты не поймёшь, как на самом деле работает Связь, никакой сильнейшей и лучшей боевой двойки у тебя не получится.

– С Агацумой уже, как видишь, получается.

Накахира мрачнеет ещё больше и кусает губы.

– Я знаю, кто такой Агацума. Таким как ты, нельзя давать таких Бойцов, потому что вы их гробите.

Вот так заявочка! И от кого? От Накахиры!

– Тебя это не касается. Ищи лучше свою Жертву без краёв того, что тебя не устраивало. Какого-нибудь середнячкового неудачника, который будет тебя терпеть. Боец-недоделка…

Разворачиваюсь, чтобы идти, но Накахира быстро хватает меня за рукав куртки и тут же отпускает.

– Сэймей, постой!

– Ну чего ещё?

– Я понимаю, что я теперь уже не твой Боец, но… – и опять зубы терзают нижнюю губу. – Но ведь мы оба – ученики Чияко-сенсей. Мы можем… остаться друзьями?

Закусываю щёку изнутри, чтобы не засмеяться – в такие трагические моменты вроде как не положено. Я всё-таки был прав. Да, Накахира, пара – это не просто боевая двойка, это… молодожёны какие-то. У нас, системных, всё так романтично, прямо как в дешёвых мелодрамах. Только вместо свадьбы – союз Жертвы и Бойца, вместо клятв – установки и заклинание, вместо секса – поддержание Связи, вместо расставания – её разрыв. А что вместо любви? Да я и в жизни-то в неё не верю. Хотя, наверное, с ней вполне можно сравнить болезненную зависимость Бойца от Жертвы, что я сейчас и наблюдаю на примере Накахиры.

– Конечно, – улыбаюсь ещё шире.

Конечно, идиот мелкий. Останемся «друзьями» ровно до выпуска, ни к чему мне в последний год лишних врагов себе наживать. А едва у тебя появится Жертва, я вас после выпуска первым делом вызову на «дружеский» бой и так отделаю…

– И знаешь что? – и сразу оживился, да? Ох, а посмотрите на его хвост: туда-сюда, туда-сюда. – Если ты взял чистого Бойца, значит, ты можешь иметь двух, правильно? Так что… ну… Если…

– Да, я понял. Если моего природного вдруг переедет машина, я первым делом вспомню о тебе.

Он пожимает плечами и неуверенно улыбается: не сообразит, серьёзно я или пошутил. Жалкий ты, Накахира, жалкий. Как же здорово, что ты больше не имеешь ко мне никакого отношения, позор ты моего Имени. К счастью, недолгий.

– Ну тогда… пока?

– Счастливо.

Я усмехаюсь, он неловко взмахивает рукой и быстро исчезает в направлении учебного корпуса. Вот тебе и Накахира. Сначала невнятные бу-бу, потом претензии с обвинениями, и под финал – робкая надежда. С чего вдруг он так в меня вцепился? Видимо, его поведение все эти месяцы – не более чем стремление показать характер, то есть показать, что, став моим Бойцом, не будет он прогибаться. Дурачок и не предвидел, что я выкину финт с чистым. И я его, наверное, где-то очень глубоко в душе понимаю. Боец четырнадцати лет, без Имени, без Жертвы – а теперь даже и без перспектив, у которого был шанс получить сильнейшую пару, но он его, извините, просрал. А поскольку мозг Накахиры не способен к анализу в принципе, он даже не попытается подумать, что сделал не так и где облажался. Будь я на его месте, я был бы чертовски зол и попытался бы первым делом отомстить, просто ради морального удовлетворения. Но он не такой, нет. Теперь будет ходить, любезно улыбаться мне и надеяться, что в один прекрасный день я поманю его пальчиком, признаю все свои ошибки и попрошу вернуться. И эта сцена будет громкой, романтичной и непременно на слезящихся от счастья глазах старушки.

Надо же… Лишь отцепив от себя Накахиру окончательно, понимаю, с каким идиотом общался. Всё же пока мне скорее везёт с Соби, чем нет. А кстати, где он? Да вот же – послушно стоит ровно там, куда я его отправил, сквозь ветки на заходящее солнце любуется. Прежде чем подойти, смотрю на него с полминуты.

Услышав шаги, он переводит взгляд на меня и осторожно улыбается.

– Сэймей.

Ну да, я это, я. Привет. Давно не виделись, минуты этак три. А он и впрямь смотрит на меня так, словно мы только что встретились и словно я не обещался наказать его за своеволие.

– Идём, – киваю на здание школы и неторопливо направляюсь к нему. Соби не отстаёт.

Скашиваю глаза и вижу, что он с лёгким прищуром смотрит на верхушки деревьев, выкрашенные в огненно-алый – закат сегодня кровавый. Эстет, да?

Мы идём совсем близко друг к другу, рукава моей куртки и его пальто то и дело соприкасаются, но меня это почему-то не раздражает. А ещё я чётко улавливаю запах его туалетной воды. Раньше не замечал, обратил внимание только сегодня. Не знаю, чем именно он пользуется, но аромат нежно-цветочный, очень тонкий и совсем не сладкий. Ему очень подходит. Интересно, что это? Дикая вишня?

Пока как дурак принюхиваюсь, различаю и ещё один запах, странный и совершенно новый для меня. И исходит он точно от Агацумы. Что-то резкое, но уже порядком выветрившееся, похожее на растворитель или какую-то иную химию. Незаметно скольжу глазами по его одежде – в чём таком он мог выпачкаться? – и нахожу источник запаха. Неровное тёмно-зелёное пятно от краски на рукаве пальто. Неужто он через свежеокрашенные заборы сюда добирался?

– Так как ты меня услышал?

Соби перестаёт любоваться закатом и пялится в пространство перед собой. Уже традиционная пауза перед ответом.

– Я не слышал, я, скорее, почувствовал, что тебе нужна защита.

– И как?.. Как это было?

– Как… – он неуверенно смотрит на меня, – как чувство.

– Какое именно чувство? Мысль, ощущение, знание? Конкретно.

– Знание, – отвечает он, подумав. – Точнее, понимание, что я нужен, – осознав, что сказал, он отворачивается. Ведь я-то заявил, что не звал его. Но мне сейчас не хочется заострять на этом внимание.

– И как ты оказался здесь так быстро? Ты что, летел?

– Телепортировался.

– Во-первых, телепортация в школе запрещена, во-вторых, ты говорил, что не умеешь.

Он поворачивает голову ровно на ту долю секунды, которой мне хватает, чтобы поймать его немного упрекающий взгляд.

– Телепортация разрешена в любых случаях и местах, если речь идёт об угрозе безопасности Жертвы.

Ну, молодец. Я тоже учебники читать умею. А как насчёт моего второго вопроса, ответ на который я пока так и не получил?

– Ещё вчера ты этого не умел, – напоминаю я.

– Это вышло само собой. Я почувствовал твой… что ты в опасности, – да, да, всё верно, не звал я его, – подумал, что мне нужно быть рядом с тобой – и переместился.

– То есть это произошло независимо от твоей воли?

Я, наверное, глупость спрашиваю. Если верить теории, так быть не должно. Но кто ж знает, какие ещё сюрпризы мне подкинет искусственная Связь с чистым Бойцом?

– Нет, Сэймей, я захотел переместиться.

Киваю. Это было очень быстро, Соби, значит, твоё желание было сильным.

Теперь мне нужно возвращаться к теме наказания, а то мы уже почти дошли до школы. Снова скашиваю на него глаза, они опять выхватывают пятно на рукаве, и говорю я вовсе не то, что собирался:

– Что это?

Проследив за моим взглядом, он поворачивает руку и неопределённо ведёт плечом.

– Испачкался.

Мы что, опять играем в игру «вытяни из меня слово»? Нужно сделать себе пометку на будущее: каков вопрос – таков ответ. Хочется спросить: «В чём?» – но ведь понимаю же, что ответ будет: «В краске». Мысленно проматываю разговор дальше. А дальше у нас вопрос…

– Где?

– На холме за воротами школы.

Тут я уже не выдерживаю и усмехаюсь.

– А ты не слишком-то многословен, да?

– Тебе это не нравится?

Ещё одну игру в разговорах не люблю. «Пинг-понг» называется. Ты ему – вопрос, а он тебе – вопрос на вопрос.

– Меня устраивает, – бурчу я и на какое-то время замолкаю.

Неужели мне сегодня не раскрыть тайны загадочного пятна?

– Извини, – говорит он с тихим вздохом, – я не привык разговаривать.

Жесть какая. Это как вообще? Всю жизнь провёл рыбкой в аквариуме? Ну, кстати, да… рыба… А почему встали-то? Ах, это я от неожиданности остановился. Соби прошёл ещё два шага и тоже застыл, глядя на меня выжидающе.

– Что значит «не привык»?

Он упорно отворачивается, и тут я окончательно зверею. Подлетаю к нему и с силой дёргаю за воротник пальто.

– Агацума, чёрт бы тебя побрал! Хватит решать, что мне говорить, а что – нет! Я сам решу, насколько мне это нужно. Просто отвечай, когда я спрашиваю! Это приказ.

Соби медленно поднимает голову, и меня пронзает его холодный мёртвый взгляд. Он поправляет воротник, который я задрал, и, глядя мне прямо в глаза, монотонно произносит:

– «Не привык» – значит, что я мало с кем общаюсь. На занятиях от меня не требуется иных слов, кроме слов заклинаний. А в неучебное время… Пока я жил с Ритсу-сенсеем, мы не так часто разговаривали после того, как я начал обучение. Сейчас я сам не хочу ни с кем общаться, и мне неинтересно вести беседы. Я предпочитаю быть один, – и поднимает бровь в немом вопросе.

Странно: говорил он, а выдыхаю я.

– Исчерпывающе, – резюмирую после недолгого молчания. – Ладно, так что за пятно?

Сдалось мне это пятно?! Не понимаю, почему так важно сейчас возвращаться именно к нему? Я как будто что-то оттягиваю…

– Я рисовал и испачкался в краске. Наверное, когда ты… тебя услышал.

Моргаю несколько раз, осмысливая информацию.

– Ты… рисовал? Ты художник, что ли? – и смеюсь от того, как дико и нелепо прозвучало.

Боец – художник! Агацума, откуда ты такой на мою голову взялся?

А вот его мой смех явно задевает.

– Пока ещё нет, – он отвечает ровно, но я замечаю, как раздуваются его ноздри. – Я учусь в художественной академии.

– Да мне наплевать, где ты учишься! Ты не придумал заняться чем-нибудь более полезным?

– Ты против?

Бинго! Твой пинг-понг, Соби, только что сыграл против тебя, пропустил ты свой мячик. Именно так и обнажаются слабые места противника в поединке. Бьёшь по разным точкам, пока не попадаешь в болевую. Мы, конечно, не противники в Системе, но то, что это его уязвимое место, видно сразу. Едва он услышал мой насмешливый вопрос, брови изогнулись под болезненным углом, ресницы вздрогнули, а в глазах – плохо скрываемый страх. Боишься, что я буду против и запрещу тебе заниматься бумагомарательством, или на чём ты там создаёшь свои «шедевры»? Что ж, поздравляю, Агацума. Вот на этом твоём страхе я смогу ещё долго играть, ты сам виноват.

– Нет, мне всё равно, чем ты занимаешься. Пока это не мешает тебе выполнять обязанности Бойца, – в качестве гарнира – выразительный взгляд.

Соби опускает голову. Он понял, что я понял. И понял, что сам проговорился.

– Служить тебе – моя главная задача. Ничто не помешает ей, обещаю.

А Агацума сам – тот ещё межстрочечник. У Ритсу что ли набрался? В этой формальной бездушной фразе на самом деле всё: и извинение, и вопрос, и немая просьба.

– Не забудь о своём обещании, – криво ухмыльнувшись, обхожу его, но Соби почему-то всё никак не может со мной распроститься.

– Сэймей.

Лениво оглядываюсь.

– Ну чего тебе ещё?

– Ты забыл о наказании.

Ресницы—ноздри—кадык—пепел… Эта картинка так чётко проносится перед глазами, что мне кажется, я могу видеть себя со стороны. Только у меня нет сигареты. Вместо неё – рукав куртки, который сжимают пальцы. И кровь опять бьёт в лицо. А вот лицо Агацумы не выражает совершенно ничего – застывшая восковая маска. Его не выдают ни глаза, ни губы, ни один мускул, даже кисти рук свободно висят по бокам, и кончики пальцев окаменели.

С каким-то благоговейным ужасом ощущаю, как колышется нить Связи, беспокойно натягивается и тут же ослабевает, натягивается вновь… Не представляю, о чём в эту минуту думает Соби, но мысли явно расходятся с его спокойным внешним видом.

Я же чувствую, Соби. Правда, пока не знаю, что именно, но чувствую. Я принимаю от тебя какие-то неясные зашифрованные сигналы. Где-то среди них есть и моя самая важная переменная, но это не тот момент, когда мне хочется её искать. Не представляю, чего боюсь, но, когда такое происходит, мне кажется, что я иду по знакомой с детства лестнице, и там, где раньше была скрипучая ступенька, вдруг оказывается пустота. Не уверен, что готов туда сейчас нырнуть. Пока проще вытащить ногу и идти дальше, не глядя вниз.