Текст книги "Место третьего (СИ)"

Автор книги: Тупак Юпанки

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 76 страниц)

В ванной провожу почти десять минут. Последние пять, честно говоря, оттягиваю момент возвращения в комнату. Не представляю, что теперь говорить Агацуме, что делать, как себя вести. С одной стороны, ничего необычного не случилось, не считая того, что я снова пустил в ход нож. Но с другой – чувствую, как что-то точно изменилось. Во мне, в нём, у нас, между нами?.. Не имею понятия. Но теперь всё как-то по-другому. Как будто мы – герои какой-то безумной картины, и в один прекрасный день художник решил подновить её, но выбрал краски в других тонах. Не могу сказать, что краски мира изменились, но, определённо, его общий вид стал завершённей. Словно раньше нам с Соби чего-то недоставало, а теперь появились цельность и гармония.

С мыслью о том, что я даже не посмотрел, что вырезал, наконец выхожу из ванной, накинув свежую как раз досушившуюся футболку. Но Соби в комнате уже нет. Ни его, ни бинтов, ни ножа в крови – тот лежит на столе, уже вытертый и сложенный. Смятое покрывало на постели разглажено.

Возвращаюсь в свою собственную реальность. С ужасом ловлю себя на том, что без Соби она кажется неполноценной, пустоватой. И он просто взял и ушёл. Молча. Хотя это и правильно. Скорее всего, сейчас он испытывает ту же новизну, что и я, и какое-то время лучше к ней попривыкнуть порознь.

Сажусь на кровать, полностью выпотрошенный и уставший. Опять придётся спать – я отдал этому ритуалу все силы. Зачем-то провожу рукой по покрывалу. Оно всё ещё тёплое и немного влажное от пота. А ещё едва уловимо пахнет дикой вишней.

====== Глава 18 ======

Надо бы, наверное, сменить будильник – очень уж противно пиликает эта маленькая электронная коробочка. Раньше у меня был самый обычный, механический, с двумя звонкими колокольчиками и молоточком. Папа говорил, его этажом ниже было слышно. А на первые же каникулы я зачем-то притащил его домой, где мы с Рицкой, возясь на кровати, благополучно уронили его и разбили вдребезги. Времени до отъезда оставалось всего два дня, и мама в срочном порядке купила мне первый же попавшийся в супермаркете. Он мне сразу не понравился – дисплей сидит глубоко, под «козырьком», и в темноте мерещилось, что он недобро косится исподлобья четырьмя зелёными глазами. Но пришлось взять его, хотя Рицка настырно предлагал мне свой – чёрно-белый с большими кошачьими Ушками наверху. Надо же… Столько лет я почти не обращал на звук будильника внимания, а именно сегодня с утра он раздражает донельзя.

Выходя из комнаты, сталкиваюсь с девочкой, живущей в самом конце коридора. Не то чтобы мы общались – ей всего двенадцать лет, – но каждый раз, видя меня, она мило краснеет и здоровается. А сегодня в ответ на приветствие странно смотрит и обходит по широкой дуге, не проронив ни слова.

Тут же позабыв об этом – ну, мало ли, встала не с той ноги, – иду в учебный корпус, но ещё на лестнице у входа понимаю, что и здесь мне не особо рады. Обычно незнакомые на меня не реагируют никак, а те, кого знаю, неизменно здороваются или просто машут рукой, проходя мимо. Но сейчас творится что-то странное.

У лестницы столпилась кучка ботаников, у которых в руках едва помещаются стопки книг, и о чём-то жарко спорят, но, заметив меня, тут же замолкают, сильнее кучкуются и принимаются шептаться. Я пока не придаю этому никакого значения, вхожу в здание.

Со скрипом вспоминаю, что первым уроком у меня незабвенная психология личности на первом этаже, и направляюсь к аудитории. В коридоре в это время дня почти не протолкнуться, мы с Мимуро каждый раз чуть ли не локтями прокладываем себе дорогу, потому что в этом крыле располагаются пять самых крупных лекториев, а учеников на первые уроки приходит прилично. Но странное дело: сегодня здесь на удивление свободно. То есть стандартная толпа, как всегда, лениво втекает в аудитории, но меня почему-то никто не задевает. Перестав выискивать поверх голов Мимуро, не сбавляя шага, озираюсь, чтобы понять, в чём дело.

А дело, собственно, в том, что при моём приближении все ненавязчиво расступаются, растекаясь по стенам и ближе теснясь друг к другу. Вслед мне летят перешёптывания, головы синхронно поворачиваются, стоит мне пройти мимо. Даже знакомые спешат отвернуться, поймав мой взгляд. Я как прокажённый или буйнопомешанный, от которого лучше держаться подальше. Вот так сюрприз! Я, конечно, не строил иллюзий – понимал: то, что я сделал с Соби, вряд ли воспримут на ура, особенно сочувствующие Бойцы, но чтобы так…

А сюрпризы, оказывается, только начинаются, потому что, когда я почти добираюсь до лектория, уже сам стараясь ни на кого не смотреть, позади раздаётся знакомый голос:

– Эй, Beloved!

Этот оклик всегда действует на меня одинаково: замираю и медленно оборачиваюсь, в это время прикидывая, чего ждать. В пяти шагах от меня стоит человек, которого сейчас хочется видеть меньше всех – Фиро. За его спиной, как обычно, Дайчи. Ни разу не видел их по отдельности, честно говоря. Лицо у Фиро серьёзное, вид собранный. Я уже прикидываю, на какой день лучше договариваться о поединке – ведь сейчас получу вызов, не иначе, но внезапно он расплывается в лукавой улыбке и кивает.

– Поздравляю со вчерашней победой. Это было круто.

От неожиданности усмехаюсь, немного растерянно правда. Передо мной точно Фиро? Видимо, всё-таки да, потому что Дайчи его энтузиазма явно не разделяет – стоит хмурый и смотрит на меня, как на врага народа.

– Спасибо, – отвечаю снисходительно и отворачиваюсь: если он искренен, сегодня не самый удачный день для братаний, а если это уловка, чтобы поиздеваться, я тем более не поведусь.

– Сэймей, привет! – уже в дверях аудитории меня нагоняет Мимуро, тяжело дыша, как будто бежал. – Ты вчера так внезапно исчез – мы ведь и не поговорили.

– И какой у тебя ко мне разговор?

Шагаю за порог и стараюсь как можно скорее пройти на своё место в самом конце – при моём появлении и тут начинают азартно шептаться и выискивать меня глазами.

– Да ничего конкретного. Просто… подумал… – Мимуро садится рядом со мной, нарочито долго копается в сумке, по нескольку раз перекладывает тетради с места на место и наконец тихо заканчивает: – В общем, я хотел извиниться.

– Забудь, – морщусь и раскрываю учебник. – Я бы тоже не поверил.

– Не за то, что не поверил. За то, что про тебя подумал.

– Я тем более не знаю, что ты подумал, поэтому…

– И хорошо, что не знаешь, – Мимуро непривычно серьёзен. – Короче, просто извини. Ты действительно сильнейшая Жертва из всех учеников.

Ну теперь более или менее ясно, что он обо мне подумал, когда увидел нас с Соби после уроков. Очевидно, что я – просто выпендрёжник, что Агацума – это не более чем показуха и желание прыгнуть выше головы, что Боец мне достался незаслуженно и всё такое прочее. Но хорошо, что он наконец понял, кто я такой на самом деле.

– Лучше расскажи, чем вчера всё закончилось. Много ещё дуэлей было?

– Две. В одной сражались выпускники этого года, в другой – прошлого. Но знаешь… Честно говоря, после вашего выступления никто особенно на них не смотрел – вас обсуждали.

– И бурно ли? – зло ухмыляюсь, скользя глазами по рядам макушек.

Мимуро тоже оглядывает лекторий и вздыхает.

– Ну… Как видишь.

– Что говорили? – в моём тоне нет ни намёка на любопытство, я и так знаю, что он ответит.

– В основном про Имя. Одни говорили, что это неоправданная жестокость и проявление деспотизма. Другие – что необходимая жертва, ведь раз Боец чистый, то без этого никак. А потом те, первые, возражали, что можно было выбрать другое место, незаметное, и что ты просто изуродовал Бойца, потому что… – Мимуро осекается, но я жёстко заканчиваю:

– …потому что сам урод, больной на всю голову, да?

– Примерно.

Поворачиваюсь и пристально смотрю на него.

– А что говорил ты, Мимуро?

– А я ничего не говорил, Сэймей. Я молчал. Нужно же было кому-то слушать, чтобы потом пересказать тебе.

К концу фразы его немного нервный тон смягчается, и он пытается замаскировать всё под шутку. Но то, что хотел, я увидел.

Ты напряжён, Мимуро. Потому что теперь и ты осознал, на что я способен. Сколько раз мы говорили с тобой о воспитании, о необходимой жестокости, без которой не обойтись, о наказаниях, об Имени на щеке Бойца Bloodless… Но выходит, ты только на словах крепок. А когда дошло до дела, занервничал. Теперь тебе неуютно со мной, я хорошо чувствую такие вещи.

Почти всю лекцию мы молча пишем, не отрываясь от тетрадей. Только один раз, когда я не разбираю термина и наклоняюсь, чтобы прочесть, что написал он, Мимуро немедленно поворачивает ко мне исписанный лист. Этим наше общение в текущий час и ограничивается. Со звонком, правда, он опять начинает болтать как ни в чём не бывало, и повисшая между нами недосказанность рассеивается.

Уже при подходе к кабинету Нагисы, где нас ждёт очередной муторный урок, чувствую, что не всё так фатально, как казалось с самого утра. Ямато бодро здоровается со мной, подмигивая, Коя, уходящая от неё к другому классу, механически кивает. Перешёптываний как будто становится меньше, да и интерес ко мне заметно угасает. Слова Мимуро, который готовится к занятию за соседней партой, вторят моим мыслям:

– Не обращай внимания. Покипят – через пару дней забудут. Ты же знаешь.

– Да, – усмехаюсь я. – Хотя жаль: я уже начал привыкать к роли местного уголовника. Удобно ходить по школе, когда все боятся на тебя наткнуться.

Мимуро улыбается в ответ. Звенит звонок. В класс, как обычно в последнюю секунду, врывается Нагиса.

В отличие от Уэды-сенсея, который на прошлом уроке просто проигнорировал и меня, и то, что творится в лектории, Саган первым делом упирает руки в бока и на весь класс выдаёт:

– Хочу поздравить вас с заслуженной победой, Аояги-кун. Вы долго шли к этому моменту, и я, несомненно, за вас рада, – кончики пальцев с длинными ногтями упираются в грудь. – Вот только не думала, что из нашей школы, помимо основных знаний, можно вынести такие… специфические. Интересно, на каком именно уроке вы научились «правильному» обращению с Бойцами?

Лица доброй половины класса покрываются глупыми злорадными улыбками, взгляды прилипают к моим краснеющим щекам. Кто-то даже разводит руками в притворном сожалении, насмешливо сложив губы трубочкой.

Но едва я собираюсь ответить Нагисе, что с такими вопросами ей лучше бы к её обожаемому Ритсу обратиться, она хлопает в ладоши и разворачивается к доске.

– Открываем тетради, пишем сегодняшнюю тему!

Поднимаю руку и, пока Саган не видит, показываю средний палец тем, кто до сих пор сидит вполоборота. Мимуро коротко смеётся, когда их разочарованные рожи наконец сменяются затылками. До конца урока происшествий не наблюдается.

После звонка все лениво вытекают из класса, Жертвы страдальчески морщатся, «предвкушая» встречу со следующим преподавателем. Я и сам, признаться, «горю в нетерпении», но сначала нужно разобраться с Нагисой. Сложив вещи в сумку, подхожу к столу, на который она уже водрузила ноутбук и теперь что-то быстро печатает, тыкая ногтями в кнопки.

– Нагиса-сенсей.

– Да? – буркает она, не поднимая головы.

– Я хотел спросить, во сколько сегодня к вам прийти?

– Вы о чём? – она хмурится и по-прежнему на меня не смотрит.

– О контрольной. О пересдаче.

– Контрольная была на прошлой неделе, никаких пересдач я не назначала.

– Сенсей, – с трудом удаётся сохранить мирный тон, когда эта стерва измывается! – Вы сказали, что я могу прийти в следующую пятницу, то есть сегодня, чтобы исправить работу. Я готовился.

– Это, конечно, похвально, но вы должны понимать, Аояги-кун, что в школе все ученики равны, привилегий ни у кого нет. Много кто хотел бы исправить работу, но почему для вас должны делаться исключения? Вы не лучше и не хуже других. Привыкайте к тому, что вы как все.

Только теперь она поднимает глаза и мило мне улыбается. Ясно. Делает вид, что не было ни нашего разговора, ни моей просьбы, ни её разрешения… Знаю, что не должен говорить это, но тихие слова сами срываются с языка:

– Он мой Боец, сенсей. И моё Имя – это моё дело.

– О чём это вы? – она так искренне хлопает глазами, что, кажется, даже не изображает удивление, а удивлена на самом деле. – Конечно, он ваш Боец. Никто не спорит, – и снова склонившись над монитором, злобно и почти шёпотом добавляет: – И теперь у него есть Жертва.

Ах, вот оно что! А я – дурак! От понимания истинного положения вещей мне даже смеяться хочется.

Нагиса отчитала меня перед всем классом, следуя сугубо человеческим, материнским наверное, инстинктам – не более того. Злится она на меня вовсе не за это. Дело не в том, что я сотворил со своим Бойцом, а в том, что я теперь… просто Жертва Соби. Да, да, «того самого» Соби, который столько лет был орудием в войне двух главных сенсеев школы и главным же предметом их споров.

Ловя обрывки разговоров Нагисы и Ритсу, я уже давно понял, что они старые соперники. Кто разработает лучшую программу обучения, кто выпустит лучшую пару и кто воспитает лучшего Бойца – эта песня нескончаема. У Ритсу всё это время был Соби, а Нагиса в качестве конфронтации создала Зеро. Теперь «вражеский» Боец обрёл Жертву и поднялся на новый уровень, что и продемонстрировал вчера перед всей школой, а у её Кои с Ямато дела идут с переменным успехом. А я, получается, отныне тоже враг, раз встал с ним в пару.

– Ну, Нагиса-сенсей… – вздыхаю я устало-разочарованно.

– Не отвлекайте меня. Если нет вопросов по теме урока – идите. Результаты контрольной будут готовы на следующей неделе.

– Всего доброго, – фыркнув, выхожу за дверь и моментально напрягаюсь, вспомнив, какой урок ждёт меня дальше.

Минами любое помещение может превратить в подобие своего тёмного неуютного кабинета, даже если это огромный лекторий. Он всегда задёргивает шторы, пусть даже за окном уже стемнело, и гасит верхний свет. Всё освещение в зале – это настольная лампа и проектор над учительской кафедрой. А то, что битый час ты вынужден выводить кривые иероглифы почти вслепую, никого не волнует. Кое-кто даже приноровился запасаться брелками-фонариками, но я стараюсь садиться с краю трибун, к самому окну, чтобы поймать щёлочку света, которая пробивается меж штор. И так все четыре года…

Ещё Ритсу никогда не пользуется микрофоном, так что толпа из почти тридцати человек может запросто тесниться на первых рядах, толкаясь локтями и укладывая учебник на колени, чтобы не мешать соседу, в то время как на пустых последних рядах хоть развались и спи. Но никто, конечно же, просто не имеет права пропустить ни одного драгоценного слова из уст сенсея! Ведь в учебниках – даже его авторства – можно найти не более чем сухой конспект всего того, что он излагает вживую. А это же «основы бытия», как же!

Занимая место, я аккуратно поглядываю на Ритсу, который неторопливо раскладывает исписанные мельчайшим почерком листы на столе, комбинируя их в нужной последовательности. Но он даже не поднимает головы – не то что смотрит в мою сторону или пытается выискать меня глазами. Хотя он совершенно точно знает, что я здесь – говорил же, ни одного занятия не пропустил, два раза притаскивал себя на урок аж из лазарета.

Минами включает компьютер, раздаётся приятная светлая музыка заставки Windows, которая никак не сочетается с мрачной атмосферой лектория. Набрав на клавиатуре несколько команд, он огибает стол и прислоняется к нему, традиционно складывая руки на груди. За его спиной на большом экране разворачивается первый слайд. Ритсу отворачивается к зашторенным окнам – последний сигнал перед стартом. Все шорохи и копошения моментально прекращаются; парень, сидящий перед нами, застывает с ручкой, зажатой в зубах, боясь шелохнуться.

– Сегодня мы поговорим о выборе форм подавления воли Бойца с учётом силовых характеристик пары, – вяло начинает Минами.

Двадцать с лишним Жертв жадно ловят каждое его слово. Моя рука сама собой уже выводит первые иероглифы.

– На таблице за моей спиной вы видите стандартный набор методов подавления, которые применяются в большинстве случаев.

Я не знаю, как у него это каждый раз получается, но ровно на этих словах слайд меняется без посторонней помощи, и перед нами появляется упомянутая таблица. В руках Ритсу никогда не бывает посторонних предметов: ни пульта, ни даже потайной кнопки или ещё чего-то. Как будто он с точностью до секунды рассчитывает время показа слайдов и свою речь. Но это просто невозможно, потому что на вопросы, возникающие по ходу лекции, он отвечает на месте, не дожидаясь её окончания. За четыре года я так и не раскрыл эту тайну. Хотя уже давно заметил его страсть к элементам лёгкой театральности.

– Понятие воли очень расплывчато, – меж тем вещает Минами, – потому что это не та субстанция, которую можно увидеть, измерить или вообще оценить каким-либо образом. Тем сложнее задача Жертвы, поскольку каждый из представленных в таблице методов являет собой силовое воздействие, а силу как раз измерить можно. Самое важное – грамотно соотнести качественный показатель и количественный, и для начала привести их к общему знаменателю.

А Ритсу сегодня однозначно в ударе. Уже через пару минут он отклеивается от стола и принимается лениво расхаживать из одного конца лектория в другой. Его ровный голос льётся сладкой патокой и оседает торопливыми иероглифами на наших листах. Понятное дело, что на него никто не смотрит – все уткнулись в свои тетради, боясь упустить хоть слово. Лишь только я в один момент отрываюсь от писанины и поднимаю глаза.

Минами продолжает ходить и ораторствовать как ни в чём не бывало, но за последние дни я слишком много видел его вблизи и слишком долго разговаривал, чтобы не замечать кое-каких деталей. Во-первых, он почему-то очень доволен. Понятия не имею, чем именно, но на его губах играет лёгкая чуть надменная улыбка, да и мыслями он явно частично не с нами. То, что он читает – всецело его детище, изученное вдоль и поперёк до последней буквы. Он никогда не сбивается. Поэтому может себе позволить немного… повитать в облаках. Наверное, вспоминает, как его «Соби-кун» вчера разгромил Doubtless.

Во-вторых, Ритсу то и дело высвобождает правую руку из плена левой и неосознанным движением подносит к ключице. Ну тут и глупый бы понял, к кому в этот момент устремляются его мысли. В-третьих, он очень хочет курить. Изредка быстро облизывает губы и сглатывает, а кончики пальцев шевелятся так, будто он хочет что-то потрогать. Раньше я тоже замечал этот жест, но никак не интерпретировал. Теперь знаю, что это значит.

Впрочем, со своей маленькой «проблемой» Минами уже привык справляться просто и невежливо. Терпит до последнего, а потом отходит к окну, приоткрывает ставню и спокойно прикуривает, прячась за шторой и выпуская дым на улицу. Что он проделывает и в этот раз. В эти ненавистные всем пять минут мы вынуждены вытянуть шеи и напрячь слух раза в два, хотя сильнее, казалось бы, некуда. Помнится, как-то раз, после одной из таких лекций с перекуром, к Ритсу робко подошли несколько девочек и почти слёзно попросили курить прямо за столом – никто ж, мол, не против, даже аллергики стерпят. Он посмотрел на них очень удивлённо и ответил, что курить в лектории запрещено. Девочки только мученически переглянулись. Всё. Больше к нему по этому вопросу никто не обращался.

К концу часа рука отсыхает, как у египетской мумии, пальцы зудят. Со звонком все облегчённо принимаются растирать запястья, как будто только что вывалились из Системы, а не прослушали лекцию Минами-сенсея. Я торопливо сгребаю вещи в сумку и спешу, смешавшись с толпой, покинуть аудиторию в числе первых, но… не тут-то было.

– Сэймей, задержись.

Он даже и не смотрит в мою сторону – аккуратной стопочкой складывает листы, постукивая ими по столу. Мимуро скашивает глаза на него и вопросительно дёргает подбородком. Качаю головой – меня не жди, это надолго.

– До свидания, сенсей, – прощается он последним, выходит и мягко закрывает за собой дверь.

Для меня сейчас – это символ окончательного и безнадёжного приговора. Глубоко вздохнув, собираю волю в кулак и подхожу к столу.

Ритсу откидывается на спинку стула и кладёт ногу на ногу, рассматривая меня из-за стёкол очков.

– Должен сказать, вы показали вчера невероятные результаты. Великолепный поединок, в котором были в полной мере продемонстрированы и сила Бойца, и способности Жертвы. Я очень доволен, и даже больше – впечатлён.

Всё это говорится небрежным, но позитивным тоном, который мне с самого начала ох как не нравится. Обычно Минами очень скуп на комплименты.

– Спасибо, сенсей, – вставляю я в образовавшуюся паузу.

– Ты поистине талантлив, я в тебе не ошибся, – Ритсу понижает голос и подаётся вперёд. Чтобы слышать его, я тоже невольно наклоняюсь. – За считанные дни тебе удалось сделать то, на что, я полагал, у тебя уйдут по меньшей мере месяцы. Я видел, как ты вытащил его вчера в критический момент. Ты очень сильная Жертва. Но, Сэймей…

Он придвигается ещё ближе, я – машинально – тоже. И когда наши лица разделяет не больше десяти сантиметров… он вдруг вцепляется мне в горло и дёргает на себя! Я успеваю упереться ладонями в стол, сумка падает. А он наклоняется так близко, что я вижу в стёклах очков своё испуганное лицо и рот, судорожно хватающий воздух, – и шипит:

– …Одновременно с тем ты просто маленький жестокий ублюдок! Кем ты себя возомнил?! Перед кем пытаешься показать свою власть? Неужели ты думаешь, что этим поступком унизил Соби-куна?

Я беспомощно трепыхаюсь в его стальной хватке, хриплю, но пальцы всё крепче сдавливают горло. Кто там говорил, что это у Соби хватка как тиски? Я?! Беру слова обратно.

– Я знаю, кто скрывается под этой маской – не думай, что я не понял! Ты весь состоишь из лжи, злости и непомерной жестокости, но ведёшь себя как высокомерный капризный ребёнок! Я недооценил тебя, Сэймей. Не думал, что ты проявишь своё истинное лицо так скоро.

Я дёргаюсь, пытаясь оторвать от горла его железные ледяные пальцы, и сиплю на остатках кислорода:

– Да вы ещё… даже не знаете… на что я… способен…

– О, боюсь, уже представляю, – скалится Ритсу, но тут же принимает суровый вид, чуть ослабляет хватку и встряхивает меня. – Но должен предупредить – и отнесись к моему предупреждению серьёзно: с собой поступай как знаешь, себя можешь топить сколько угодно, но потянешь за собой Соби-куна… Я тебя уничтожу.

Вот, значит, как?! То есть брать Бойца, тем самым в открытую признавая его достижения, мы не хотим. Зато вот так подло, за его спиной, сыпать угрозами, играя в благородство и раскрывая, насколько именно он дорог и важен – это всегда пожалуйста?!

– Да что ему… сделается?! – возмущённо хриплю. – Он всего лишь… Боец!

Минами плотоядно улыбается и так резко разжимает пальцы, что от падения на спину меня спасает только первый ряд трибун, в край стола которого я как следует впечатываюсь копчиком.

– Хорошо, что мы оба это понимаем, – говорит Ритсу уже спокойно и брезгливо встряхивает пальцами, как будто к ним прилипла грязь.

Я стою в полной прострации, потирая горло и глядя в пол. Просто в голове не укладывается…

– Ты далеко пойдёшь, Сэймей, – продолжает Минами уже задумчиво и тихо. – Возможно, намного дальше, чем я могу сейчас предположить. Но до вершины никогда не доберёшься. Это путь, который не преодолеть в одиночку.

– Да с чего вы взяли… кхм… – я захожусь в таком кашле, что слёзы на глазах выступают. Ритсу молча ждёт, пока я верну себе голос. – С чего… вы взяли, что я один? Я не одинок.

– Это только иллюзия. На самом деле ты совершенно один. Для того чтобы быть с кем-то, тебе не хватает… человечности. Ты никого не любишь, кроме себя.

Рицка…

– Ложь!

– А если и думаешь, что любишь, – ошибаешься.

– Да хватит вам! – разъярённо сжимаю кулаки, хвост мечется из стороны в сторону. – Он просто Боец, он – вещь!

– Я сейчас говорю не только о Соби-куне. Хотя… Для тебя все люди – вещи. Берёшь, пользуешься и кладёшь на место или выбрасываешь, не давая ничего взамен. Каждый человек для тебя выполняет строго определённую функцию, как и любая вещь. Даже если платишь в ответ тем, что называешь «добро», – это не более чем сервисное обслуживание вещи, чтобы она и дальше выполняла для тебя своё назначение.

– Не стройте из себя всеведущего! Вы меня не знаете.

Минами подпирает подбородок рукой и усмехается.

– Я пожил на этом свете подольше твоего. Я умею видеть людей. Я вижу тебя, и я тебя чувствую. Будь ты несистемным, всё было бы иначе. Но для меня ты открыт.

– А вот не надо сюда Систему примешивать! Это здесь ни при чём.

– Ты умеешь слушать, но не умеешь слышать. Я надеялся, Связь подскажет тебе, к чему стремиться и куда идти, чтобы… не заблудиться. Но раз ты продолжаешь стоять на своём, я больше не стану вмешиваться.

– Да уж, было бы неплохо, – бормочу себе под нос и чувствую, что только теперь кожа перестала саднить.

Убираю руку от горла, поднимаю с пола сумку и уже делаю первый шаг к выходу… как вдруг понимаю, что мне нельзя так просто уходить. Молча уйти – это полностью признать его правоту, сдаться и трусливо сбежать. Пусть думает обо мне, что хочет, но в его глазах я не дам себе выглядеть слабаком. Такую тряпку можно придавить одним пальцем, она – не враг, и даже не соперник. А я теперь… враг. Жестокий ублюдок – это, если задуматься, не такой уж мерзкий эпитет. Слабак и трус – хуже.

– Сенсей, – разворачиваюсь на носках, улыбаясь.

– Да? – он оживляется, словно только и ждал от меня ещё чего-то.

– У меня один вопрос.

– Какой?

– Вы говорили, что почти все модели построения методики подавления воли Бойца диафанические. Но в некоторых случаях литофаническая модель более надёжна. Можете рассказать алгоритм построения?

– Конечно. Садись, – Ритсу подвигает ко мне второй стул, в один момент становясь опытным учителем, слегка одержимым своей специальностью. – В построении литофанической модели есть один подводный камень, о который спотыкается каждый, кто решил прибегнуть именно к непрямым методам. Потому что в этом случае построение начинается не с нуля, а с учётом уже имеющихся базовых характеристик Бойца и результатов действия минимум двух диафанических моделей. Многие решают обойтись одной моделью или же игнорирует несистемные характеристики…

Я не представляю, как эта сволочь ухитряется гипнотизировать здоровых людей своими лекциями, но нашариваю стул уже вслепую и усаживаюсь напротив, впитывая каждое его слово. Потому что об этом не расскажет ни один учебник и даже ни один живой человек – Минами не в счёт.

Удивительная гибкость в поведении, полностью оправдывающая один из главных постулатов Системы – ничего личного. Человеческое – отдельно, системное – отдельно. Это, пожалуй, именно то, к чему нужно стремиться конкретно мне. Хотя определённые успехи я уже делаю…

…Потому что в результате мы сидим и увлечённо беседуем больше часа, за который я благополучно пропускаю следующий урок.

Литофанические модели… системные характеристики… цифры, буквы… радиусы силового воздействия и лабиринты графиков… Всё это продолжает вертеться перед глазами, даже когда я беру со стойки поднос и принимаюсь не глядя ставить на него какие-то тарелки, продвигаясь вместе с очередью. Сказать, что Минами основательно загрузил мне мозг, – значит, не сказать ничего. И ладно бы ещё, если бы это была ерунда, которую запросто можно выкинуть из головы и забыть, чтобы не возвращаться к ней раз за разом. Нет. Это безумно интересно, причём настолько, что я с трудом сдерживаюсь, чтобы не вызвать Соби сию минуту и не начать проверять на практике всё, что мы наобсуждали.

Забрав у повара тарелку с лапшой, рассеянно отказываюсь от супа и пробираюсь к своему столу. Но не успеваю усесться и вскрыть палочки, а напротив уже, как всегда без приглашения, плюхается Ямато.

– Привет, псих! Сладким поделишься?

Отстранённо смотрю, как Ямато ковыряется в моём блюдце, пытаясь стащить половину пудинга, потом раздражённо переставляю блюдце на её поднос.

– Спасибо, Сэй, – она кивает и, отложив горячее на «десерт», принимается уплетать пудинг за обе щеки.

Ямато – известная сластёна. Однако Нагиса посадила её на какую-то там навороченную диету, где не полагается есть сладкое, так что приходится время от времени её подкармливать. Даже не представляю, как с таким аппетитом она умудряется сохранять фигуру.

– Что-то ты хмурый, – замечает она, наконец прожевав. – Тебе, наверное, теперь здорово достаётся, да?

– От кого?

– От них от всех.

Ямато оглядывает столовую, я тоже поднимаю голову. Несколько сидящих неподалёку человек тут же отворачиваются, делая вид, что увлечены своими разговорами.

– Не страшно. Покипят – забудут, – повторяю я слова Мимуро.

– Как знать… – Ямато задумчиво помешивает ложечкой в чашке. – Кое-что они забудут, а кое-что будут припоминать тебе до самого конца.

– И ты туда же? Считаешь, что я совершил что-то из ряда вон?

– Я-то – нет. Ты не обо всём знаешь, что делает с нами Нагиса… Вот с её жестокостью не сравниться даже пяти таким, как ты. Но они – другое дело.

Раздражённо откладываю палочки и сощуриваюсь.

– Ну и что же я, по их мнению, натворил? Всего лишь дал Бойцу Имя. А что до способа… Он ведь чистый, по-иному быть не могло.

– Всё немного сложнее, – морщится Ямато, покусывая губу. – Понимаешь, для большинства из них Боец – это товарищ или партнёр. То есть почти равный человек, которым они просто управляют в Системе. Немногие считают Бойцов орудием, как ты.

Для меня это не тайна, я ещё в первый год удивлялся такому положению вещей. Даже больше скажу – я был в шоке, когда узнал, что происходит со многими парами после того, как они заканчивают обучение.

В школе больше двухсот учеников, ежегодно выпускается около пятидесяти. То есть это примерно двадцать пять боевых пар. При моих самых дилетантских подсчётах выходило, что сейчас в Японии должно проживать под тысячу системных. Вот только почему-то я не натыкаюсь на них на каждом шагу. Да и Лунам было бы затруднительно держать под колпаком столько людей, живущих в городе.

Года два назад Хироши просветил меня по этому вопросу, рассказав совершенно дикую вещь. Оказывается, существуют две статистики, по одной из которых боевых пар в стране и в самом деле в районе пятисот, но активными числятся от силы семьдесят-восемьдесят. Активными называют настоящие двойки, которые действительно регулярно сражаются и постоянно пребывают в состоянии боевой готовности. Остальные же… просто мирно живут себе в удовольствие, давным-давно распрощавшись со всем, что имеет отношение к Системе, которая и нужна-то, как выяснилось, далеко не каждому.

Большинство доучиваются в школе, выпускаются, но либо, подравшись пару лет, успокаиваются, либо сразу же расстаются со своими Бойцами или продолжают только общаться с ними, но не сражаться. Что до Связи, то она рвётся или со временем истончается сама собой. Таким как они, не нужна Сила – она им просто дана. Они даже и не понимают зачем, но вынуждены пройти обучение в школе, чтобы научиться ей управлять. Или в данном случае – просто похоронить. Вот такая дорога к уничтожению собственной Силы длиною в несколько лет.