Текст книги "Место третьего (СИ)"

Автор книги: Тупак Юпанки

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 76 страниц)

– Ваша системная жизнь и повседневная должны быть обязательно разграничены, – объясняет Ритсу. – Черта между ними – непременное условие для успешного взаимодействия. Каждая из сфер должна контролироваться Жертвой на своём, отдельном уровне, – и смотрит только на первые ряды: – Недожмёте в системной – Боец выйдет из-под контроля, пережмёте в обычной, заденете человеческую волю Бойца – неминуемо начнёт страдать тактика в бою.

– Да, баланс – наше всё, – тихо ворчит Мимуро себе под нос.

– Сенсей, – улыбается Ямато, – но ведь в большинстве случаев Жертва контролирует только системную жизнь своего Бойца, а обычную не затрагивает.

– Да что вы говорите? – Ритсу недобро ухмыляется, снисходительно глядя на неё. – Это иллюзия. Совершенная и прозрачная иллюзия. Сознательно или нет, но Жертва устанавливает контроль над всеми сферами жизни Бойца. Другой вопрос в том, что виды и сила контроля будут совершенно разными. Схожих параметров здесь быть не должно и не может.

– Прошу прощения, сенсей, – вдруг раздаётся негромкий голос Соби, а у меня сразу напрягаются плечи. – Но разве одинаковым параметром не является ответственность?

Он ненавязчиво выделяет последнее слово, а я стараюсь понять, что он задумал. Я же велел ему не общаться с Ритсу. Ну да. Кроме как на учебные темы. И сейчас Соби спрашивает что-то вроде бы по теме урока, но мне очень не нравятся его насмешливо-вкрадчивые интонации.

Минами прищуривается, поднимая взгляд на него.

– Поясните мысль, Агацума-кун.

– Моя мысль, – усмехается Соби, – заключается в том, что именно степень ответственности отличает Жертву от обычного человека. Жертва должна с одинаковой ответственностью принимать решения за обоих как в бою, так и в обычной жизни. Это чувство заложено в ней природой. Именно на нём и базируется контроль над Бойцом. Это неизменная величина в отношениях пары. Грань между системной и обычной жизнью проводить, конечно, необходимо, но слишком сложно. Иными словами, ослабляя контроль в одной из сфер жизни, Жертва пытается снизить и уровень своей ответственности. А если так… это никудышная Жертва.

После этого монолога в классе повисает осмысляющая тишина. Соби сказал всё совершенно правильно, вот только я – единственный из почти шестидесяти человек, кто понимает, о чём на самом деле шла речь. Это была не просто «мысль», а укол прямо под рёбра дорогому сенсею. Ведь именно об этом думал я сам на прошлой неделе: ответственность – то, чего не хватило Ритсу, чтобы оставить Соби у себя. Не смог он принять его полностью и Бойцом, и человеком. Разграничить две сферы жизни в достаточной степени не сумел. Результатом извольте любоваться.

– Я понимаю, о чём вы говорите, – начинает Минами очень медленно, словно с трудом подбирая каждое слово. – Однако не стоит подменять понятия. Контроль базируется не на ответственности, а на средствах, которые применяются для его установления. Жертва может отвечать за себя и за Бойца, однако при этом не уметь его контролировать. Мы с вами говорим о разных вещах.

Выкрутился. Можно сказать, выскользнул. Красиво так и безопасно. Но Соби оставлять тему не намерен. Чуть подавшись вперёд, он так же негромко продолжает:

– Или же, в обратной ситуации, Жертва может уметь контролировать Бойца, но не желать нести за него ответственность. Или отвечать за него только в системной жизни. Поэтому, я повторюсь, половинчатая Жертва – это не Жертва. Невозможно принимать на себя ответственность в одной сфере и полностью игнорировать в другой.

– Что-то они с темы съехали, – шепчет Мимуро, хмурясь.

А я улыбаюсь. Ничего они не съехали, ни разу не съехали. Тема – что нужно. Интересно, что на Агацуму нашло? Неужели наш ночной разговор так подействовал? И вот, кстати, об ответственности. Я запретил ему общаться с Минами, я почти объявил его нашим врагом. И теперь Соби по-настоящему на сенсея злится. Как будто все эти годы не мог, потому что силы воли недоставало или мотивации, а теперь получил официальное разрешение припомнить ему все свои обиды. В ответе за его поведение, разумеется, я.

– Это не так, – спокойно возражает Минами. – Жертва в ответе за Бойца в любом случае, в целом и общем, вне зависимости от обстоятельств. Другой вопрос в том, какую сферу жизни в каком объёме и какими средствами она контролирует. Вы по-прежнему не считаете, что мы говорим о разном?

– Нет, я считаю, что вы уходите от ответа.

Тут опять появляются недоумённые шепотки, а я, уже не выдержав, оглядываюсь. Он что, с цепи сорвался?

– В потоке ваших слов я не расслышал вопроса, – Ритсу надменно улыбается. – Потрудитесь сформулировать.

Глаза у Соби темнеют, пальцы вцепляются в край парты. Однако голосом он управляет мастерски.

– Хорошо. Вот мой вопрос. Как вы считаете, нежелание Жертвы принимать ответственность за Бойца связано с неумением контролировать его или же с личностными особенностями Жертвы? Возможно, ей движет страх? Или неуверенность? Или, как я и говорил, банальная неспособность? Возможно ли, что дело в том, что Жертва не умеет быть полноценной Жертвой?

Уважительно качаю головой. Приложил он Минами знатно. И приказ мой обходит красиво. Вроде бы диалог в рамках темы урока, но и так понятно, о чём на самом деле идёт речь. В смысле, мне понятно. Остальные продолжают с молчаливым недоумением наблюдать за этой странной дискуссией.

– По-моему, – начинает Ритсу, слегка кривя рот, – вы делаете выводы на основе собственных предположений. Поэтому очевидно, что они неверны.

Он собирается добавить что-то ещё, но потом внезапно отходит к окну, распахивает створку и отточенным движением прикуривает выбитую из пачки сигарету. Кажется, это не удивляет даже Бойцов, которые впервые присутствуют на его лекции.

– Откуда вы вообще взяли этот симптом недостаточной ответственности? – спрашивает Ритсу уже заметно резче. – Возможно, вы путаете причину со следствием? И в этом случае нежелание Жертвы отвечать за вас – лишь внешнее проявление её личных мотивов? О которых, кстати, вы знать не можете, так как опираетесь на собственные домыслы.

Если Ритсу сейчас говорит правду, то мне даже трудно представить, каковы могут быть его истинные мотивы. Нет, ну если посмотреть трезво: какая может быть причина у «овдовевшей» Жертвы, чтобы не брать сильнейшего Бойца, под эту же Жертву и воспитанного? Я не вижу здесь никаких других, кроме трусости и слабости. А в качестве повода можно назвать что угодно – здесь не спорю.

Соби медленно опускает глаза, на мгновение наши взгляды скрещиваются. Я поднимаю указательный палец в его направлении и неслышно щёлкаю средним и большим. Убит. Он сощуривается и раздувает ноздри. Но прежде чем успевает продолжить эту дикую пикировку, я понимаю, что обязан срочно вмешаться. Вот она – эта ответственность в действии.

– Сенсей, у меня тоже есть вопрос. Позволите? – Минами мрачно кивает. – Так вот. Я тут слушал вас… Я, честно признаюсь, не совсем понимаю, какие в данном случае у Жертвы вообще могут быть мотивы? То есть как у Жертвы в принципе может возникнуть нежелание отвечать за Бойца? Это же абсурд. Не могли вы бы рассказать о механизме возникновения подобного явления?

Оборачиваюсь через плечо на Соби, победоносно ухмыляясь. Вот как нужно. Соби прячет за волосами колкую улыбку, но я различаю его чуть заметный благодарный кивок. Минами недобро смотрит попеременно на нас обоих. Все в аудитории уже давно притихли и даже не пытаются встрять в спор. Может, их всех выгнать и нам втроём поговорить, сенсей? Будет то же самое, только без игры в красивые вопросы и осторожные ответы.

Ритсу улыбается, делает последнюю затяжку и выстреливает окурком в окно.

– Прежде чем говорить о механизме возникновения, нужно определить, действительно ли такое явление имеет место быть. Честно говоря, я с таким не сталкивался. Даже если изначально Жертва не готова принять ответственность за Бойца, после воссоединения нужные инстинкты сами себя проявят.

– А если речь идёт о периоде до воссоединения?

– Значит это, как вы выразились, явление – всего лишь следствие, а не причина.

– Да, вот только чего именно?

– Аояги-кун, – Минами медленно приближается к трибунам и останавливается аккурат напротив меня. – Принятие Бойца – решение добровольное с обеих сторон. Поэтому перед воссоединением пары каждый из её участников анализирует его последствия, выгоды и возможные проблемы. И заключительное решение принимает на основе этого. Если же есть факторы, явно препятствующие появлению новой пары, их нельзя игнорировать. Иногда лучше отказаться от принятия Бойца, чем создавать заведомо повреждённую пару и потом всю жизнь справляться с последствиями неверного решения. Все прочие «симптомы» – лишь мелкие частности, которые не стоит рассматривать отдельно, в отрыве от контекста ситуации, – всё это Ритсу произносит с расстановкой и очень серьёзно. Потом поднимает бровь, по-прежнему глядя только на меня. – Я ответил на ваш вопрос?

– Да, сенсей, – признаю я с неохотой. – Спасибо.

– Отлично. Тогда, думаю, мы можем вернуться к изначальной теме урока, – он отходит от трибун и продолжает «прогулку» вдоль первого ряда. – Как я уже начинал говорить…

Я оборачиваюсь через плечо, и мы с Соби обмениваемся одинаково мрачными взглядами. Свою позицию Минами прояснил. А дальше я Агацуме уже не помощник – ему должно быть виднее, что это были за «факторы». Но если у него и есть соображения на этот счёт, он этого не показывает, наконец отводя глаза и берясь за ручку. Я беру свою, и до конца занятия мы пишем, пишем и пишем в полной тишине аудитории под негромкий голос Ритсу.

Со звонком Агацума хватает свою сумку и вылетает в коридор одним из первых. А я только пальцы растираю, подмечая, каким взглядом проводил его сенсей. Несмотря на то что Бойцы расположились на последних рядах трибун, класс они покидают раньше нас, хотя мы не то чтобы были копушами. Вряд ли отсутствие учебника сэкономило им время. Нет, скорость – это что-то сугубо бойцовское. Именно поэтому я так не люблю наблюдать эту массовку. Хочешь не хочешь, а всё равно начнёшь обращать внимание на некоторую схожесть в движениях и повадках. От этого, признаться, немного жутко становится. Как будто перед тобой не три десятка живых человек, а различные по внешности машины со схожими программами. И после этого кто-то ещё удивляется, почему мне трудно воспринимать их как простых людей…

Нужно бы, кстати, сообщить Соби о моих – а значит, наших – планах, иначе его ждёт очередной сюрприз. Плохо, что он умотал, не дождавшись меня. Однако когда мы с Мимуро выходим из аудитории, Агацума обнаруживается возле окна. Стоит, сжимая лямку сумки, и смотрит на меня с подозрением. Я подхожу ближе и киваю.

– Ну и чего?

Он отводит глаза и молчит.

– Ладно, идём обедать. Не задерживай меня, – решаю я после солидной паузы и иду следом за Мимуро, который дипломатично держится на два шага впереди. Соби плетётся рядом. – Ты хотел что-то сказать?

В это время дня все изголодавшиеся юные умы спешат в столовую, поэтому в коридоре почти не протолкнуться. Мимуро то и дело останавливается, чтобы разойтись с кем-то, меня несколько раз увесисто пихают локтями. Заметив, как недовольно я зашипел после очередной «встречи», Соби равняется со мной и незаметно заводит руку мне за спину. Идти становится значительно легче – теперь остальные сами стараются нас обогнуть. Выбрав момент, когда Мимуро оказывается на несколько шагов впереди, Соби спрашивает:

– Зачем ты сделал это?

Он говорит совсем тихо, но я так отчётливо его слышу, будто он шепчет мне прямо на ухо, а вокруг нас не сомкнулась живая жужжащая масса учеников. Ещё один плюс в копилку Связи.

– Я? Я сделал?! Нет, это что нашло на тебя? Зачем ты принялся с ним спорить?

– Это уже неважно.

– Нет, это важно! Ты что, надеялся, что он тебе так всё и выложит как на духу?

Соби невесомо берёт меня за локоть и отодвигает от толпы старшекурсников, в центр которой я шёл, заспорившись.

– Я заговорил с ним. Тебе это не нравится. Прости.

– Мне не это не нравится. Меня знаешь что бесит? Что тебя по-прежнему это волнует. Тебе вообще уже не должно быть до этого дела. Тебе должно быть плевать на все эти его факторы и личные мотивы.

– Так и есть. Я просто хотел получить ответ на вопрос, который не мог задать раньше.

Ну да, я понял уже, что теперь я для Соби вместо прикрытия перед Ритсу. Хотя почему «вместо»? Разве мне не этого хотелось?

– Мне что, нужно приказать, чтобы ты больше не любопытствовал? Я хочу, чтобы твоё прошлое осталось в прошлом. Вместе с этим старым извращенцем.

Агацума что, не соображает, что своим поведением только провоцирует меня и заставляет задуматься о принятии некоторых мер, которые ему точно не понравятся? Моя цель – выбить Минами из его башки, что я пытаюсь сделать с того момента, как мы познакомились. Пока идёт с переменным успехом, и ещё неизвестно, как всё сложится дальше, если учесть факты, о которых я узнал ночью. И до тех пор, пока мне это не удастся окончательно, я буду придумывать всё новые и новые способы выбивания.

– Сэймей, я знаю, чего ты хочешь, но…

– Что «но»?

– Всё… сложно.

– Да? А по-моему, всё предельно просто. Он же обычный ублюдок, который пользовался тобой, чтобы повыделываться перед другими учителями. Не знаю, какие у него на самом деле были на тебя планы, но в конечном счёте ему на тебя наплевать. Он был рад от тебя избавиться, когда добился своего и ты стал ему неинтересен. Неужели это неочевидно?

Конечно, неочевидно. Иначе бы Агацума сам пришёл к этим выводам, а мне сейчас не приходилось бы безбожно ему врать. Проблема в том, что собственные слова мне так по душе, что я уже не уверен: себя я хочу убедить или его. Скорее, нас обоих. Потому что это объяснение чересчур удобное, чтобы им не воспользоваться.

Соби внимательно слушает меня, глядя перед собой, и я в запале вдохновения продолжаю:

– Давай логически, а? Если бы ты что-то для него значил, он бы тебя не выкинул. И уж тем более, потрудился бы найти тебе более сговорчивую Жертву. Он может прикрываться чем угодно, а ты можешь надеяться на что хочешь. Только факты говорят обратное. Ты был для него всего лишь красивой игрушкой, которой можно похвастаться перед другими. А вот настоящей ответственности он испугался. Трусливо сдался и вышвырнул тебя вон. Что ж, ему же хуже.

Пару секунд я не получаю никакой реакции на свои слова, а затем меня внезапно пихают в бок, чтобы скорее протиснуться к дверям столовой. Я удивлённо оборачиваюсь. Оказывается, Агацума замер ещё в нескольких метрах от дверей, и остаток пути я проделал в одиночку. Он смотрит на меня очень странно, как будто не верит в то, что услышал. В его глазах изумление интересно сочетается с бесконечной благодарностью. И тут я понимаю за что. Вздохнув, качаю головой и подхожу ближе.

– Да, ему же хуже, – твёрдо повторяю, не дожидаясь, пока Соби переспросит. И чтобы поскорее закрыть тему, добавляю: – Всё, хватит трепаться. Я голоден.

У стойки раздачи меня уже ждёт Мимуро, оценивающе рассматривая сегодняшний гарнир и не обращая внимания на подгоняющих его сзади недовольных учеников. Мы молча нагружаем подносы едой, пробираемся на обычное место. Соби, отделившись от нас, направляется к пустому столу у окна. Мимуро уже уселся и распаковывает комплект палочек, а я всё ещё стою в нерешительности с подносом в руках.

– Сэймей, что случилось? Кого ты там выглядываешь?

– Извини, сегодня без моей компании, ладно?

– Как скажешь, но… Сэй, ты помнишь о моей просьбе?

– Да, да, помню. Пойдём сразу после обеда.

Развернувшись, иду прямо к столу, за которым расположился Агацума, успев выудить из сумки блокнот и короткий карандаш. Он уже делает какой-то торопливый набросок, когда я ставлю поднос рядом с его и сажусь напротив. Несколько секунд Соби смотрит на меня широко раскрытыми глазами, потом медленно закрывает блокнот и неуверенно тянет его со стола.

– Успокойся, – морщусь я. – Разговор есть.

– Да, Сэймей.

Разговоры разговорами, а время, отведённое на обед, не резиновое. Я распаковываю палочки и быстро съедаю пару рисовых шариков. Соби к своей еде не притрагивается – продолжает сидеть, точно палку проглотил, и снова неторопливо водить карандашом в блокноте. Без труда заметно, что сидеть со мной рядом ему очень неуютно. То ли дело в том случае, когда я не пустил его к себе за стол, то ли это очередные агацумовские заморочки – неясно.

– У тебя хвостов много?

Соби наконец отрывается от рисования, моргает, осмысливая вопрос, и качает головой.

– У меня нет долгов.

– Это хорошо. Сколько тебе предметов сдавать?

– Шесть.

Шесть… Везёт. А мне все шестнадцать, включая «мирские».

– Сможешь сдать досрочно, в течение одной-двух недель?

Он настораживается и сглатывает, медленно откладывая карандаш в сторону. Когда его запястье перестаёт загораживать лист бумаги, мне наконец становится видно, что он рисовал. Много, конечно, не успел. Но овал головы с длинными Ушками наметился узнаваемый.

– Думаю, смогу, если сенсеи примут.

– Об этом я договорюсь. Главное, чтобы не оставалось задолженностей, за сдачей которых потом придётся сюда возвращаться, – киваю на блокнот: – Я что тебе говорил по поводу рисования?

Спохватившись, Соби пытается убрать рисунок, но я стремительно выхватываю блокнот из-под его руки и кладу перед собой.

– Не рисовать тебя спящим, – отвечает Агацума, напряжённо следя за моими действиями.

Открываю блокнот с начала и пролистываю несколько страниц. Конечно же, сплошные наброски для будущих работ, ни одного настоящего рисунка. Помню, я был в лёгком шоке, узнав, что мой Боец – художник. Но после того, что понял ночью о той картине с бабочкой… Не могу сказать, что стал относиться к рисункам Соби серьёзнее, просто сообразил, что некоторые ответы на свои вопросы могу получить из его работ. Агацума привык молчать, а свои мысли и эмоции выплёскивать на бумагу и холсты. Многое из того, о чём он молчит, я могу узнать и не спрашивая. Это будет весьма интересно.

– Я вообще запретил себя рисовать, – говорю я, найдя наброски себя самого на нескольких первых страницах.

– Нет, – тихо возражает Соби после паузы. – Ты запретил рисовать себя только спящим.

Спорить не буду – ему виднее. Это ведь он слово в слово запоминает всё, что я говорю. Врать бы не стал.

Продолжаю листать блокнот, на страницах появляются всё новые образы, но в основном – я да бабочки. Несколько набросков и не наброски вовсе. Кажется, будто Соби просто сидел и водил карандашом по бумаге от нечего делать, потому что сейчас я рассматриваю закрученные мудрёные орнаменты, которые вьются и загибаются под немыслимыми углами, сжирая всю белизну листа. И чем-то эти орнаменты напоминают терновые ветки…

– Ладно, – захлопываю блокнот на середине и подвигаю к нему.

– Значит, ты не против?

Соби быстро сгребает блокнот со стола и убирает в сумку, словно я в любой момент могу его отнять и уничтожить.

– Мне всё равно. Хоть я и не понимаю, зачем ты меня рисуешь.

– Я ведь уже говорил, что рисую всё, что считаю красивым.

– Ну да. Я, набивающий рот рисовыми шариками, – самое красивое зрелище.

Соби улыбается той улыбкой, которая не нуждается в дополнительном ответе. Да, ему это красиво. Ну и чёрт с ним!

Поняв, что я на какое-то время умолк, он опускает глаза и принимается медленно теребить пальцами свои палочки. А я наконец-то получаю возможность рассмотреть его лицо, не сталкиваясь с ним взглядом. На губах, застывших в полуулыбке, вблизи хорошо видна запёкшаяся кровь. А по скуле расплылось ровное пятно чуть темнее цвета кожи. Думаю, если заставлю Соби раздеться, найду на его теле с десяток таких же. И всё-таки он регенерирует удивительно быстро. Избей я так обычного человека, он бы ещё сутки валялся в кровати. А по Агацуме и не скажешь, что ещё ночью его как следует приложила собственная Жертва. Спокойно ходит, без труда двигается. Хотя я более чем уверен: у него должно болеть всё тело. Просто он этого не показывает.

– Короче, – когда мне надоедает изучать его, я подпираю голову рукой и механически оглядываю столовую.

Кое-кто косится на нас с явным любопытством. Наверное потому, что до этого меня вместе с Соби видели только на показательной дуэли. Теперь более-менее ясно, почему Агацума так напрягся, когда я к нему подсел. Наверное, думал, что я замечу эти взгляды и разозлюсь. А я, может, и позлился бы, если бы мне уже не было всё равно.

– Начинай готовиться, Соби. На днях решение будет принято окончательно, тогда пойдёшь и сдашь всё как можно быстрее.

У него на языке явно вертится законный вопрос: «А зачем?». Но он только смиренно кивает, не поднимая глаз.

– Хорошо, Сэймей.

А вот это мне уже нравится. Если бы и дальше так было… Но Агацума слишком упрям, чтобы всегда вести себя как мне удобней.

Беру чашку и делаю глоток, но тут же морщусь, борясь с желанием выплюнуть чай обратно. Это я у стойки так задумался, что случайно позволил повару набухать себе сахара, да ещё и ложки три, судя по вкусу.

– Сладкий? – мгновенно расшифровывает Соби мою реакцию.

Я киваю. Соби неуловимым движением забирает с подноса мою чашку и меняет на свою.

– Мой без сахара, – поясняет он, пока я не успел ничего сказать. – Я не пил из неё.

С сомнением кошусь на чашку, но мерзкая сладость на языке всё же заставляет взять её в руки, зачем-то принюхаться и сделать осторожный глоток. Крепкий чёрный горький чай… Какое блаженство. Отпив чуть ли не половину, наконец ставлю чашку на стол и поднимаю глаза на Соби. Он улыбается, глядя на меня, как мамаша на детёныша, который в один присест умял всю её стряпню. Моя мама так никогда на меня не смотрела…

Без сахара, говоришь?

– Я ухожу из школы, – сообщаю я в лоб. – И забираю тебя.

Несколько секунд Соби молчит, потом хмурится.

– Ты отучился только четыре года.

– Доучусь год экстерном.

– Думаешь, тебе разрешат?..

– Ритсу? Он – не проблема. Он сам будет рад проводить меня до ворот.

– Это… трудно, Сэймей.

– Не твоя забота. От тебя требуется только как можно скорее всё сдать, получить документы и уехать. Ты говорил, у тебя есть квартира? Вот там и будешь жить, будешь учиться в своей академии, а про школу Лун забудешь.

Агацума и так бы забыл про эту школу через месяц-полтора, после экзаменов, но эта новость почему-то действует на него странным образом. Он лихорадочно водит глазами по столу, продолжает хмуриться и явно не решается что-то озвучить.

– В чём проблема, Соби? Неужто расстроился, что раньше времени придётся проститься со своим сенсеем?

– Что? – он смотрит на меня так, будто только что включился в беседу, а до этого витал где-то в облаках. Потом моргает и быстро качает головой. – Ритсу-сенсей здесь ни при чём. Я просто волнуюсь.

– Что наконец-то останешься без его надзора? – усмехаюсь я, хотя внутри всё уже закипает.

– Сэймей, – Соби вздыхает, становясь совершенно серьёзным. – Я волнуюсь за тебя.

Поспорил бы тысяч на сто, в конце этой фразы точно потерялось слово «идиот». Я отворачиваюсь к окну, огрызаясь на непрозвучавшее оскорбление:

– Да пошёл ты.

А этот паразит усмехается. Он-то понял, что я понял. Но быстро берёт себя в руки и внушительно произносит:

– Сэймей, сдать экзамены по некоторым предметам, не посещая школу год, невозможно.

– Это по каким же, интересно? Софистика? Я на потоке первый. Наука о человеке? Это несложно, если подготовиться. Практика боя? Когда мы выйдем отсюда, знаешь, сколько практики у нас будет? А с ней и теория пойдёт. А остальные предметы – это тупая зубрёжка по учебникам, ничего сложного.

– А как же… – Агацума осторожно смотрит на меня. – Как же системное взаимодействие?

– Минами засчитает мне экзамен, даже если я понесу полную чушь. На самом деле это меньшее из зол.

– Но почему ты так уверен, что он?.. – он осекается под моим предостерегающим взглядом.

Почему-почему? Потому что ты ему дорог и он за тебя волнуется. Потому что твоя судьба в моих руках, а он уже никак не может мне помешать. Потому что ты практически мой заложник и единственный гарант моей безопасности. Но всего этого я Соби озвучить не могу. Слишком уж убедительной получилась ложь, которая сплелась по пути сюда.

– Хватит меня пытать, – морщусь я, допивая чай и поднимаясь на ноги. Почти пятнадцать минут говорили, надо же. Иду на рекорд. – В общем, я тебе всё изложил. Сдай экзамены без долгов, хвостов и прочих проблем. Это приказ.

– Да, хозяин, – кивает Агацума, и я наконец-то направляюсь к выходу.

А у дверей меня уже ждёт заметно нервничающий Мимуро.

====== Глава 26 ======

На улице настоящее пекло. Не чувствуется даже намёка на лёгкий ветерок. Влажный тяжёлый воздух маревом поднимается от асфальта, крепко сдавливая грудь и заставляя лоб покрываться испариной. За всеми последними событиями я и не заметил, как наступило лето. Кондиционеры в школе установлены в каждом помещении, включая наши комнаты, в классах мне было бы зябко без джемпера. К сожалению, я не догадался поддеть футболку, поэтому всё, что мне теперь остаётся, – это закатать рукава по локоть и встать в тень дерева у выхода пропускного пункта. Но всё равно помогает слабо. Плотная ткань противно липнет к телу, а высокий ворот душит. Могу думать только о том, как вернусь к себе и залезу в душ под прохладные струи воды.

Мимуро же, похоже, вовсе не обращает внимания на жару, даже не собираясь снимать накинутую на рубашку легкую куртку. И пронзительное солнце, под которым он нервно прохаживается туда-сюда, его тоже, кажется, не волнует. Это я вжался спиной в древесную кору, чтобы не попасть в просвет листьев, а у него сейчас голова совсем другим занята.

На недолгое время, правда, я его вывел из задумчивости, когда мы вышли из столовой. Мимуро стал допытываться, что за спектакль мы с Соби устроили на уроке. Я долго отмахивался, но потом сдался и обрисовал ситуацию в самых общих чертах. С этой минуты Мимуро думает параллельно о моей проблеме и о своей, постоянно переключаясь с одного на другое. Не слишком-то продуктивно, зато мне приходится выслушивать его нытьё про девчонку всего половину времени.

В данный момент он уже в третий раз повторяет мне то, что говорил, пока мы шли сюда:

– Ты придаёшь этому слишком много значения. Ритсу уже давно превратился для него в воспоминание. Как он может властвовать над Бойцом… который даже не его Боец?

И в третий раз я повторяю ему то, что отвечал до этого:

– Есть Связи крепче системных, личные. Понимаешь? Их нельзя порвать. Это всё равно что требовать, чтобы я, допустим, забыл Рицку. По-моему, бред.

– А по-моему, Минами просто водит тебя за нос. Сам же говорил, ему выгодно, чтобы ты сидел у него на крючке. Он говорит чушь, ты ведёшься, а он этим пользуется. Я бы на его месте поступил именно так, – Мимуро твёрдо кивает, а потом останавливается и затягивает старую песню: – Чёрт, ну где она?! Может, она вообще не приедет? Было бы здорово. Да нет, скорее всего, они что-то напутали. Она не мой Боец.

Он нервно усмехается, а я лишь вздыхаю. С первой частью его возмущений не могу не согласиться – мы торчим здесь уже полчаса. А насчёт второй… Я не верю в самовнушение, но на Мимуро, похоже, действует. Неужели думает, что, если сто раз от девчонки открестится, это поможет – и она действительно просто исчезнет?

– А может, тебе просто не обращать на это внимания? – спрашивает Мимуро, когда очередной приступ невнятной паники остаётся позади. – Какая, в конце концов, разница, что он думает о Ритсу? Когда вы покинете школу, это уже не будет иметь значения.

– Правда? А ты представь, что сейчас приезжает твоя мелкая, общается с тобой, составляет пару, но ты понимаешь, что все её мысли занимает какой-нибудь левый парень. Здорово?

– Опять ты про неё… – Мимуро глухо стонет и нервно прохаживается у меня перед носом. – Ну согласись: это ошибка! Не может одно Имя проявиться у двоих с такой разницей в возрасте.

– Насколько я помню историю Системы, шестьдесят лет назад существовала пара, в которой Боец был старше Жертвы на тридцать два года.

– Так то старше, а не младше! – заявляет Мимуро таким обличающим тоном, будто это я виноват в том, какой Боец у него отыскался.

– А отличие? – пожимаю плечами. – Сейчас ей десять, но через пять лет будет уже пятнадцать. И ваша разница в возрасте будет почти незаметна.

– Тебе хорошо говорить, ты себе Бойца сам выбрал.

Ну да, ну да. Во-первых, ещё неизвестно, каков мой природный, во-вторых, выбрать-то выбрал, только не думал, что он окажется чистым. Признаться, ещё когда по школе за Агацумой бегал и даже имени его не знал, надеялся, что он примет моё как положено. А не… так, как я его ему дал. Но с практической точки зрения чистый Боец лучше природного в том плане, что он более автономен. То есть его Сила куда меньше зависит от потенциала Жертвы. Это природный всегда подобен своей паре, а чистого можно взять и посильнее.

– Вообще-то, у нас с ним разница в три года.

– Да, три года... Но, Сэймей, не шесть же!

– Всё от Бойца зависит. Если она не дура, для тебя и эти шесть сотрутся, – говорю я, глядя ему за спину.

Мимуро уже открывает рот, чтобы высказаться, но, поняв, куда я смотрю, резко оборачивается и застывает. Теперь он видит то же, что и я.

Стеклянные двери пропускного пункта съезжаются за спиной Ямады-сенсей, которая, улыбаясь, приближается к нам. Рядом с ней, сжимая обеими руками маленький рюкзачок, идёт белокурая девочка в коротком пышном платье. При каждом шаге хвостики у неё на голове забавно подпрыгивают, Ушки настороженно приподняты, а карие глаза из-под чёлки цепко бегают по нам обоим.

– Маэда-кун, Аояги-кун, – кивает сенсей.

Я отлипаю от дерева и кланяюсь. Мимуро, спохватившись, делает то же самое, но я вижу, как кровь стремительно отливает от его лица.

– Ну? – Ямада-сенсей подталкивает девочку ближе к нам.

– Я Хотаруби Мэй, – звонко сообщает она и сощуривается, останавливая взгляд на Мимуро. – Я – твой Боец.

Мимуро уже весь белый, как лист бумаги. Смотрит на неё, как на опасное насекомое, которое раздавить нужно, но подойти боязно. А я грустно усмехаюсь.

За все четыре года не прошло, наверное, ни дня, чтобы я не думал о своём Бойце и не представлял нашу первую встречу. Раз за разом в своих фантазиях гонял по кругу один и тот же эпизод. Как я иду по школе, по улице – неважно, – и вдруг меня кто-то окликает. Я оборачиваюсь и вижу его, сразу понимаю, что системный. И меня насквозь будто молния пронзает, а дышать становится горячо и трудно. И ладони мгновенно потеют. Я пока не понимаю, что происходит, но где-то в глубине души уже догадываюсь. А он подходит ко мне не торопясь, словно набивая себе цену, улыбается уверенно и спокойно, и говорит: «Привет. Я – твой Боец». И всё…