Текст книги "Горизонты (ЛП)"

Автор книги: Somber

сообщить о нарушении

Текущая страница: 79 (всего у книги 84 страниц)

– Луна, ты, определённо, заработалась. – Селестия драматично закатила глаза. – Всё закончилось фактически, но пока ещё без подписания мирного договора. Которого, кстати говоря, все очень ждут… прямо сейчас.

– Мирный договор? – Я отложила блокнот в сторону. – Как? Это невозможно.

– Я тоже так думала, – вздохнула Селестия. – И просто не смогла этого вынести. Но ты преуспела там, где спасовала я, и Цезарь, в конце концов, признал, что продолжение войны приведёт лишь к обоюдному тотальному уничтожению в огне мегазаклинаний. – Она положила крыло мне на холку. – Его послы уже здесь, и, ознакомившись с текстом договора лично, должна признать, что они предлагают нам весьма выгодные условия. По-видимому, Цезарь также опасается вспышек бунтов в случае продолжения войны, а потому вынужден проявлять щедрость. – Селестия озабоченно посмотрела на меня. – Ты в порядке, Луна? Я не видела тебя такой с самого Гала.

– Я… мир? – тихо переспросила я. Селестия кивнула в ответ, и я поднялась на ноги. Она начала помогать мне одеваться. – Просто это… это… – Я взглянула на блокнот и левитировала его к себе, позволяя ей наряжать меня в моё лучшее платье из чёрного шёлка, украшенное бриллиантами. Я перелистывала страницу за страницей, просматривая заметки, оставленные на полях.

– Однажды, когда всё устаканится, тебе нужно будет записать эти истории. Совсем не вредно иметь хобби, а ты всегда была куда более творческой натурой, чем принято считать, – сказала Селестия, водружая мне на голову серебряную корону с лунным камнем. Стоя передо мной, она вздохнула и печально улыбнулась. – Я также хотела бы извиниться.

– За… что?

– Я была не очень-то полезна. Мне казалось, что отречение облегчит мне совесть и позволит сосредоточится на школе, свалив на тебя тот бардак, что я устроила. Моё… вмешательство… на Разбитом Копыте тоже не особо помогло. – Улыбка исчезла с её лица, принявшего виноватое выражение. – Я должна была больше доверять тебе. Активнее поддерживать, как поддерживала меня ты на протяжении всей этой войны. Но сейчас я вижу, что ты – та Принцесса, в которой нуждается Эквестрия.

Я посмотрела на неё, а затем подошла к зеркалу. Книги, выстроившиеся на полках, были полны записей о различных личинах, что я надевала на себя, когда мне было невыносимо оставаться Принцессой Луной. И самой поношенной из них была Эклипс – чёрная пегаска-агент. Я привыкла скрываться в мире фантазий, когда жизнь становилась особенно невыносимой. Вне этих стен была Эквестрия, яркая и живая. До моего слуха доносилась музыка Пинки, а судя по количеству роскошных экипажей, прибывающих во дворец, здесь собралась вся эквестрийская знать.

– Всё это сон, – пробормотала я.

– Сон, ставший явью, – поправила меня Селестия в своей обычной, слегка раздражающей манере. Чего она, возможно, за собой не замечала. – Идём. Все уже заждались.

Пройдя по длинному коридору, мимо застывших в карауле гвардейцев, мы вошли в тронный зал. Наше появление было встречено бурными овациями. Я сделала было шаг назад, но меня остановило крыло сестры на моих плечах. Застыв на месте, я посмотрела на неё и получила в ответ ободряющий кивок головы. Как же ненавистна мне толпа, вроде этой. Негде спрятаться. С тебя не сводят глаз, ожидая твоего промаха. В дальнем конце зала стоял мой трон из тёмного мрамора, рядом с которым примостился трон поменьше – для моей сестры. По обе стороны от них стояло по три кресла, а пространство перед ними занимал длинный стол.

В креслах восседали пять из шести Министерских Кобыл. Отсутствовала лишь Пинки Пай, чьё место занимала другая пони. Голденблад, одетый лишь в церемониальную дворцовую ливрею, неотличимую от той, что носили большинство моих слуг, держался с правой стороны позади моего трона. Я проскакала мимо заметно беременной Эпплджек, светящейся от счастья Флаттершай и пока ещё не удручённой годами Твайлайт Спаркл. Когда я заняла своё место в центре, ко мне наклонилась Рэрити и, натянуто улыбаясь, прошептала:

– Где вы были, Ваше Величество? Камеры непрерывно работают уже несколько часов!

– Я была… – «Рисовала? Думала о Пустоши? Выясняла, чем закончится эпическая битва добра со злом?» —…занята.

– Что ж, ничего не поделаешь, – со вздохом произнесла Рэрити, а затем помахала кому-то в толпе. – Улыбаемся и машем, Ваше Величество. Это момент вашего триумфа!

Я подняла копыто и махала собравшимся, пока Селестия занимала своё место подле меня, а затем посмотрела на пустующее место Пинки Пай.

– А где Пинки? – тихо спросила я.

– Всё ещё в реабилитационном центре, – ответила мне Твайлайт Спаркл, чей голос едва пробивался сквозь продолжающиеся овации. – Спасибо, что сохранили это в тайне. Я знаю, что Кейки хорошо о ней заботятся, но даже Рэрити не смогла бы сдержать акул пера от нападок на Пинки, если бы этот скандал выплыл наружу.

Ну, разумеется. Я хранила секреты. Ночь – идеальное время, чтобы скрыть что угодно… даже то, что не нужно было скрывать. То, что будет глодать тебя изнутри, пока ты не вытащишь это на свет и не разберёшься с ним.

– Готовы, Ваше Величество? – раздался справа от меня хриплый голос Голденблада. – Обо всех формальностях уже позаботились. Вам нужно лишь поставить подпись.

– Но… мир? Зебры бы никогда…

– Мы знали, что это возможно. Рассчитали с математической точностью, – ответил Голденблад. – Кстати, я заказал вам ещё художественных принадлежностей. Для ЛитлПип и Блекджек.

Я недовольно фыркнула в ответ.

– Я вообще имею право на личную жизнь?

– Это абсолютно конфиденциально, – тихо прохрипел он, а затем оглянулся к входным дверям. – Они зайдут. Я зачитаю условия. Вы и Министерские Кобылы поставите подписи. Затем будет торжественный приём. Я подготовил вашу речь. – Его улыбка чуть дрогнула. – Вы в порядке, Ваше Величество?

«В порядке ли я?»

– Просто, это кажется… невозможным.

«И неправильным, хотя и таким замечательным!»

– Затяжные военные действия привели бы к его свержению. Ни один лидер не может вести войну без поддержки своего народа… или, по крайней мере, большей его части, – наставительно произнёс Голденблад. – Уверен, что он находился в довольно отчаянном положении, представляя мирный договор лидерам своих племён. – Он кивнул на входные двери, через которые в зал вошли тринадцать зебр. Тут же наступила полная тишина, нарушаемая лишь стрекотом кинокамер. Все зебры были облачены в церемониальные одежды, говорившие об их племенной принадлежности. Украшения из колосьев отличали клан Карнелия. Болотные орхидеи – Ора.

Они остановились перед столом, и вперёд вышел их лидер в традиционных пластинчатых доспехах Роамани. Жеребец левитировал свиток и начал зачитывать положения мирного договора, а мой взгляд в это время выхватывал из толпы различных пони. В одном месте я разглядела Чарити и Крышечку. Чуть поодаль стоял Большой Папочка. Брутус был одним из стражников. Глори носила броню Шедоуболтов, а П-21 – униформу Королевской Стражи.

– Зебры признают свою вину в подстрекательстве и развязывании войны. И молят о прощении за это, – продолжал громогласно вещать глашатай; зебра смотрел прямо перед собой, поигрывая желваками. – Народ Эквестрии принимает их извинения в обмен на материальное возмещение ущерба, нанесённого войной.

Я по очереди оглядела всех Министерских Кобыл. Беременная Эпплджек. Усталая Твайлайт. Ликующая Рэрити. Голденблад, улыбающийся мне со своего места позади трона. Мир. Процветание. Тысячелетнее правление Принцессы Луны. Сон, ставший явью.

– Народ зебр признаёт свою вину в неправомочном использовании древнего суеверия с целью пропаганды. Зебры официально признают, что Принцесса Луна не является существом, известным как Найтмер Мун, и молят о прощении за нанесённую ими обиду, – пробубнил жеребец. – «Могла ли я создать Пустошь в качестве рассказа у себя в голове? Как способ отвлечься от ужасов войны? Как место, куда я могла бы сбежать на время, независимо от того, насколько разорительной стала война?» – Народ Эквестрии прощает эту обиду, при условии, что народ зебр дозволит арбитрам пони удостовериться, что эта ложь навеки вымарана из легенд и преданий зебр. – Я рассматривала глубоко опечаленную Секаши, выглядящую так, будто её друга приговорили к смерти.

Здоровая Эквестрия. Единая Эквестрия. И кто знает, каким может быть будущее?

– Зебры признают свою вину в массовом убийстве невинных жеребят Литлхорнской Резне, – сказал жеребец, его голос был тусклым и тяжелым. – Пусть их преступления навсегда останутся запечатленными в истории. Пусть они каждый год будут передавать нескольких собственных жеребят на переобучение жителям Эквестрии в качестве расплаты за это зверство.

Я резко выпрямилась, прерывая жеребца, зачитывающего условия договора.

– Что? – пробормотала я.

– Это совершенно уместно после всего, что они сделали, – прошептал Голденблад у меня за спиной. А затем сказал в полный голос: – Возможно, мы должны пропустить этот этап, и сразу перейти к подписанию.

Я наблюдала, как документ был передан Флаттершай, которая почти сияла от удовольствия, подписывая его. Затем две зебры выступили вперед, чтобы также подписаться, представитель племени лекарей – Менди – была первой. Ивовый венок, венчавший её голову, четко обозначал статус прелата. Затем документ передали Эпплджек. Затем назад…

И всё это время я напряженно думала. Было ли вообще возможным, чтобы Цезарь сдастся? Да. Я всегда знала, что это потребует от него серьезных изменений во внутренней политике, чтобы провернуть подобное, но это было возможно. Как и все лидеры, он сделает то, что должен, чтобы удержать трон, хотя это унижение ляжет на него тяжким клеймом позора до неизбежного конца его дней. И признают ли они, что называть меня Найтмер Мун было чистой воды пропагандистским вздором? Возможно.

Но сможет ли моя сестра принять то, что жеребят зебр будут отрывать от семей для отправки на идеологическую обработку в Эквестрию?

Нет.

Я смотрела на документ, который передавали туда-сюда, ставя подпись за подписью. Это было несправедливо! Вот как всё это должно было закончиться. Конец войны. Триумф Принцессы Луны. Сильная и безопасная Эквестрия, где мои подданные любят меня!

Всё то, чего я никогда не заслуживала.

Я посмотрела в окно на сияющий самоцвет, коим была Эквестрия… самоцвет разбитый и растраченный в войне. Это была хорошая земля, всё было по-другому. Я должна была быть достойна править ею.

Я не была.

Но если это был сон, то как тогда завершить его? Сон может длиться и длиться, с легкостью растягиваясь на тысячу лет, или даже больше. Я наблюдала, как Твайлайт подписывается с усталой улыбкой удовлетворения, как документ передается следующим двум зебрам. Отказаться подписать? Но я должна. Это был мирный договор. Если я откажусь подписать, сон продолжится, застряв на этом моменте.

Делегат Роамани, последний, подписался. И затем документ оказался передо мной. Все смотрели на меня. Мой народ. Моя сестра. Мои Министерские Кобылы. Мои друзья. Все смотрели на меня, ожидая, что я буду той самой хорошей Принцессой, которой я хотела быть. Полностью заменить собой Селестию…

Если только. Я левитировала перо. Внизу, в конце была строка обозначенная «Принцесса Эевестрии». Если только… если только…

Я пробила пером пергамент. Сухой звук, с которым я разорвала его, был подобен крику в комнате, погрузившейся в молчание. Затем я поднялась на ноги, и пророкотала старинным голосом для обращения к своим подданным:

– Вы думаете, что это мизерное предложение достаточно!? Не видать вам мира! По крайней мере, до тех пор, пока хоть один из ваших проклятых сородичей разгуливает на свободе! Для вас будет только война! Для вас будет только бойня! Вам не будет прощения, только лишь полное уничтожение!

Комната взорвалась криками. Криками Министерских Кобыл, разъяренных тем, что я отбросила мирный договор. Криками беспокойства от моей сестры… моей чудесной, доброй… сестры… Вопли и проклятия от зебр. Молчание от Голденблада.

Сейчас это уже не важно. Сон мог мог кончиться лишь в двух вариантах: свержение Принцессы Луны или тотальное уничтожение в огне жар-пламени.

Так или иначе, но мечта об Эквестрии Принцессы Луны была мертва.

* * *

Вынырнув из галлюцинации, я изумилась и потрясла головой при виде разлетающихся во все стороны осколков генератора щита П.Р.И.З.М.А., а из ствола дробовика поднимался дым. Мечта Луны… но этой мечты больше нет, и я вернулась теперь в свой кошмар. В тот, где я веду бой на теле огромного чудовища из-за грани. Чудовища, у которого есть защитники, и это не только лишь орды мехаспрайтов. Жижа из плоти собралась в массу ужасающих, наползающих на меня со всех сторон, снующих штук.

Находящийся слева от меня полицейский дробовик выстрелил дюжину раз, посылая стреловидные заряды в клыкастые пасти. А справа Долг и Жертва проделывали дыры в лицах безлицых. Меч рассекал воздух передо мной, раз за разом аккуратно разрубая равнодушную плоть. Какая разница. Я не могла победить этих противников лишь пулями и мечом. В отчаянии я воплотила одновременно заклинание пуль и щитовой фиговины, которую пыталась сотворить ранее, и от меня разошлась сфера сверкающей белой энергии. Пузырь становился всё больше, отталкивая накатывающий, омерзительный прилив достаточно далеко, чтобы я смогла взлететь.

И они сделали то же самое. Из тварей изверглись жужжащие хитиновые крылья, мембраны из плоти и засаленные перья, когда они всей стаей устремились за мной. Я пикировала и взмывала ввысь посреди шипов, кружась вокруг толстого центрального кольца. Каждые несколько секунд я разворачивалась в воздухе и, летя спиной вперёд, обстреливала своих преследователей, как магией, так и пулями. К ним устремлялся град падающих звёзд, выискивавших ближайших тварей и сжигавших их бело-голубым пламенем. Но всё рано, этого было недостаточно. Этого никогда не будет достаточно. Это было отвлекающим манёвром, чтобы я была чем-нибудь занята.

Мне нужно было больше времени. Благоприятная возможность, которой я могла бы воспользоваться, чтобы найти оставшиеся генераторы щитов П.Р.И.З.М.А. и уничтожить их. Когда я помчалась вдоль Пожирателя, то опустила глаза и взглянула на своё копыто. Переворот, и я пристально смотрю на ЭП-1101.

Управлять Пожирателем.

Смогу ли я?

Отважусь ли?

Я всё кружилась вокруг центрального кольца, позволив Луне взять полёт в свои копыта. Вскоре я уже преследовала тварей, находящихся в тылу преследовавшего меня роя. Мои губы растянулись в неискренней улыбке, когда я открыла огонь. Твари в тылу роя развернулись, некоторые из них вывернулись наизнанку, когда меняли направление движения, и спикировали прямо на меня. Я ждала, улыбаясь.

«Не спеши. Приготовься…»

Я в мгновение ока исчезла, и с противоположной стороны Пожирателя наблюдала за тем, как рой стремительно врезается в свою вторую половину, и всё это скопище начало истаивать в каннибалистическом безумии из щёлкающей зубами, извивающейся плоти. Им не потребовалось много времени, чтобы разобраться, кто есть кто. Я направилась прямо к одному из грязных терминалов. Если я всего несколько минут смогу всем управлять и прекращу противодействие Пожирателя, то смогу уничтожить оставшиеся щиты П.Р.И.З.М.А. и уберусь отсюда.

Сквозь рой голодных кошмаров я заметила свет терминала, подобно светящейся кисте выпирающего из плоти Пожирателя. Я тут же телепортировалась к нему и треснула по кнопке пробела, чтобы удостовериться, что он по-прежнему в рабочем состоянии. Открыв заднюю крышку, я воткнула в него провода, подключая к нему свой ПипБак. Я уже слышала приближающийся рой – странный шелест, сопровождаемый мерзким сосущим шумом.

«Мне просто нужно воспользоваться программой… взять под контроль…»

Прямо как Когнитум.

Я замерла, уставившись на экран и моё отражение в нём. Когнитум… она верила, что Пожиратель всего лишь машина. Опасная, но при этом совершенная, которая просто неисправна. Починишь неисправность, отремонтируешь машину, решишь проблему, восстановишь Пустошь. Спасёшь Пустошь. Спасёшь мир.

Прямо как Аврора.

Инструменты создаются, чтобы ими пользовались. Они не хорошие и не злые. Они просто есть. Я использовала своё оружие, чтобы убить сотни, возможно тысячи существ. Но это не сделало оружие злом. Был ли хоть какой-то смысл в том, чтобы просто его уничтожить? Его уничтожение было бы наивеличайшей технологической потерей, потерей не только пользы, которую дала бы эта технология, но и всех потраченных на её создание ресурсов. Не важно, ненавидела я его или нет, это было просто устройство, которым нужно пользоваться. И после всего того, что было затрачено, чтобы поднять через столетия на поверхность эту машину, всей боли, всех раздоров и смертей, неужели у меня не было ответственности, чтобы воспользоваться ею?

Прямо как Стил Реин.

Но я бы использовала её, чтобы спасти своих друзей. Своё Стойло. Своих любимых! Они, несомненно, заслуживали спасения! Я не могла просто взять и позволить погибнуть ЛитлПип и её друзьям! Не могла позволить, чтобы все умерли, когда у меня имелось средство, чтобы их защитить и дать им будущее, которое они заслуживают! Мои цели оправдывают это средство.

Прямо как Сангвин.

Свити Бот говорила, что программа соединит меня с Пожирателем. Было так просто предполагать, что всё будет как я того захочу. Что соединившись с этой огромной штуковиной, именно я буду всем управлять. Но я когда-то состояла из плоти и крови, и то недолгое время, проведённое в теле своей пустышки, являлось блаженным напоминанием того состояния. Но когда вы подсоединяете пони к чему-то, чем они не готовы управлять, то возникают последствия.

Прямо как Деус.

Мне не нужно было видеть рой, чтобы знать, что он мчится прямо на меня. Щёлканье зубов, вой, чавканье, шипение, жужжание, хлопки крыльев, царапанье, становились всё громче, несясь на меня будто лавина. Тем не менее, мне не нужно было спешить. Я просто закрыла глаза, улыбнулась, и нажала кнопку.

И я избавилась от ЭП-1101, раз и навсегда.

Я не знала наверняка, к чему приведёт сброс в Пожирателя неуправляемого и ненаправленного мегазаклинания. И на мгновение у меня в голове возникло видение огромной магической силы, содержащейся внутри кристаллической матрицы непостижимой красоты и сложности. А затем эта матрица взорвалась миллиардом пылающих звёзд, и я открыла глаза, когда зазвучал вопль… не вопль ХМА, и не вопль намеривающихся пожрать меня чудовищ. Нет, это был материальный вопль, который исходил, казалось, сразу отовсюду. И в нём содержалась одна не вызывающая сомнений составляющая:

Боль.

Рой позади меня взорвался коричнево-малиновыми брызгами, когда всё это огромное сооружение заходила подо мной ходуном. Я прыгнула в З.П.С., но даже это не помогло мне поразить кожух генератора щита П.Р.И.З.М.А… Два выстрела ушли далеко в стороны и взорвались, попав в шипы, которые, казалось, расщепляются, плавятся и перестраиваются прямо на глазах. Я целилась по стволу, когда каждый из тех двух кусочков лунного камня в последний раз взорвался ярко-белой вспышкой…

* * *

Белизна начала медленно уступать место вещам, в которых не было никакого смысла: все было смазано и переливалось, и еще кто-то издали продолжал задавать свой вопрос: «Рыбка? Ты тут, Рыбка?». Потом вся мешанина замерла и сформировалась в… книги на полках, портрет Принцесс над камином, часы с маятником, который размеренно качался из стороны в сторону, стол и того, кто за ним сидел…

Голденблада.

Он был одет в свитер, а на голове была пара очков в черной оправе. Когда я смогла сфокусировать на нем взгляд, на его лице, изрезанном шрамами, появилась улыбка облегчения.

– Прекрасно, препарат подействовал. Мы наконец-то добились просветления, – спокойно сказал он. – С возвращением в реальность, Рыбка.

– Эт не мъё ымя… – с трудом промямлила я. «Что вообще тут твориться?» – Ты ше мёрф, – продолжила я, искоса посмотрев на него. Подняв ноги, я почувствовала, что они были надежно стянуты. – Отпусти меня, – рыкнула я.

– Как только ты станешь следовать логике и начнешь сотрудничать, так я сразу тебя и отпущу, Рыбка. Я очень рад, что новая смесь препаратов дала результат. Доктор Трублад и в самом деле превзошел самого себя, – проскрежетал Голденблад своим низким скрипучим голосом. – Как ты себя чувствуешь, Рыбка? Прошло уже немало времени с тех пор, когда мы в последний раз вот так вот с тобой общались. Правда, как-то раз мы были очень близки к этому, но, прежде, чем смогли достичь сколько-нибудь значительного результата, ты замкнулась в себе.

Я с подозрением посмотрела на него.

– Мне это снится, – пробормотала я.

– Снится? – спросил он с мягкой улыбкой на лице, после чего откинулся назад в своем потёртом, мягком кресле.

– Ты – Пожиратель Душ, который пытается не дать мне спасти мир, – прорычала я. Голденблад не ответил. Он просто приподнял одну бровь и продолжил смотреть на меня этим раздражающим полным интереса взглядом. Я окинула глазами помещение и снова посмотрела на него. – Ты запихал меня в этот сон о Хэппихорне чтобы убедить в том, что я сумасшедшая, в результате чего я не сумею совершить то, что нужно.

– Конечно же. Спасти мир. Ведь больше ничто не способно загладить твои ошибки, да, Рыбка? – сухо ответил единорог. На моих копытах были ремни. Если я буду пытаться порвать их силой, он сразу все поймет. Мне нужно держать его внимание на себе, пока не найду способ выбраться. – Ведь этих ошибок и провалов так много, что и не счесть. И единственный путь для их искупления – страдание. Однако, так как ошибки простых пони – ничто пред твоими, то и их жалкие земные страдания должны быть ничем перед теми, что должна испытать ты. Ты должна демонстративно наносить себе жуткие увечья, чтобы сделать мир лучше. Чтобы спасти его. Так ведь, Рыбка?

– Меня зовут по-другому, – прорычала я.

– Я могу обращаться к тебе под твоим псевдонимом, если ты согласишься честно обдумать все, что я тебе сейчас скажу, – невозмутимо предложил Голденблад, соединив домиком копыта перед лицом. – Согласна?

Я принялась напрягать и расслаблять мышцы ног, слегка ими подёргивая. К счастью, со стороны это не было похоже на то, что я пытаюсь освободиться.

– Ладно, – сдалась я, – выкладывай.

– Блекджек, ты больна. И чтобы не дать тебе причинять себе вред пока мы изо всех сил пытаемся тебя вылечить, тебя поместили сюда, в Хеппихорн. Когда-то ты была полицейским, стремящейся продолжить путь своей матери и попасть в Королевскую Гвардию. Но одно событие перечеркнуло всё: ты не смогла защитить одного пони… кобылку… и после этого ты стала медленно сходить с ума. У тебя начался бред, твое поведение стало саморазрушительным, и в итоге все это закончилось полным отрывом от реальности. С этого самого момента ты и находишься здесь.

– Ага, продолжай, – пробормотала я, думая над тем, как же выбраться из этого кошмара.

«Часы? Портрет? Как же это остановить?»

Тем временем единорог молчал, так что пришлось взять слово самой:

– Если я безумна, то зачем мне бредить о Пустоши? Зачем вообще кому-то о ней бредить?

Голденбад по-отцовски улыбнулся.

– Ты будешь сильно удивлена, как часто в психических расстройствах прослеживается элемент апокалипсиса. Я в настоящее время пишу об этом статью и могу сказать, что есть своего рода потаенная фантазия о гибели современного цивилизованного мира. Для кого-то мир постапокалипсиса – это место, которое может предложить абсолютную свободу мысли и действия, где свое неудовольствие можно сполна отыграть жестокостью, за которую не придется отвечать. Для других – способ уйти от скуки и приземленности обычной жизни. Для тебя же это место, в котором есть достойные тебя страдания, – он поднял папку толщиной с мое копыто и достал из нее несколько видавших виды листов. – Вот смотри, Блекджек: ты выходишь в Пустошь и сразу натыкаешься на жеребят, которым нужна помощь. Один из них погибает. – Единорог взял следующую страницу. – Через некоторое время убиваешь уже сорок жеребят. И раздуваешь неудачу с одним до такой степени, что начинаешь считать, будто за это тебе никогда не будет прощенья. – Следующий лист. – Не смогла предотвратить убийство зебр, так же не смогла предотвратить гибель кобыл с «взрывающимися ошейниками». – Взяв следующую страницу, он хихикнул: – Убила всех жителей бункера, который называешь домом, – Голденблад улыбнулся и покачал головой, – И так каждый раз: стоит лишь тебе почувствовать себя лучше, как вдруг ты делаешь что-то, что усугубляет твое положение. Ты просто не можешь простить себя за одну единственную ошибку.

– Точно, я просто хочу убивать беспомощных пони, – усмехнулась я.

– Ты хочешь страдать, – устало возразил единорог. – Когда ты ещё была в здравом уме, то уже начала вести себя саморазрушающе. Занятия опасным сексом. Пьянство. Мазохизм. Самоистязание. Ты пыталась наказать себя за ту единственную ошибку, за то, что ты не смогла спасти жеребенка, – он вздохнул и начал раскрывать фолиантоподобную папку в отмеченных закладками местах. – Одно время я думал, что мы сможем вытянуть тебя из мира иллюзий, но, похоже, они только усиливаются. Попытка остановить войну в небе. Полет на луну, чтобы не дать воспользоваться сверхоружием. Битва за мир с каким-то «Пожирателем Душ». Хоть что-то из этого звучит правдоподобно?

– Это не моя вина, – ответила я, не желая признавать, что в его словах был смысл. – И это не имеет значения, я всё равно не поверю в то, что это всё неправда. Я потеряла друзей… пони, которых любила… – прошипела я, чувствуя, как по щекам текут горячие слезы. – Это не могли быть лишь мои выдумки! – крикнула я, ненавидя жалость, с которой он на меня смотрел. – Как ты вообще обо всём этом узнал?

– Большую часть пребывания здесь у тебя был кататонический ступор^[56], и мы мониторили твое состояние с помощью магии, – сказал он, его губы по-прежнему были сложены в слегка весёлую, покровительственную улыбку. – Мне понравилась, как ты выставила меня в роли гнусного государственного агента, который управляет всем из-за кулис.

– Так ты стал психологом после Литлхорна, да? – выпалила я.

«Выход! Где же выход отсюда?»

Голденблад вздохнул и помассировал виски.

– Блекджек, «Литлхорна» никогда не было. «Великой войны» никогда не было. Это все лишь идеи, которые, к несчастью, привила тебе другая пациентка и которые ты так успешно сплела со своими собственными иллюзиями.

– Тогда откуда у тебя эти шрамы? – требовательно спросила я.

Он натянуто, почти угрожающе улыбнулся, но затем легко ответил:

– Пожар в моем доме, забравший жену и дочь, – я сглотнула, посмотрев на фотографию розовогривой пегаски с желтогривой кобылкой, которая весела на стене за столом. – Удовлетворена? – тихо спросил он.

На меня вдруг нахлынуло чувство досады.

– Прошу прошения, – пробормотала я, смотря в сторону и впервые чувствуя, что всё это действительно может быть правдой. – Но она была. Как можно на пустом месте выдумать такую войну?

– Пони уже многие столетия пишут подобные выдуманные истории, Блекджек. – Острота в его голосе несколько притупилась, когда он продолжил с нотками презрения: – Неужели ты действительно считаешь, что Принцесса Селестия и Принцесса Луна когда-либо втянули бы Эквестрию в планомерное уничтожение другой расы? Особенно зебр, которые точно такие же рациональные и заботливые, как и пони?

Когда я не ответила, он вздохнул и покачал головой.

– Так значит… Монинг Глори и П-21… – проговорила я, трясясь. – Рампейдж, Лакуна и Скотч Тейп… ЛитлПип и её друзья… все они никогда не существовали?

– Ну разумеется они существуют, Блекджек. Ты создала самостоятельно лишь часть своей фантазии, – ответил он, и его рог засиял. Ремни, из которых я пыталась вырваться, внезапно расстегнулись. – Пойдем. Я тебе покажу.

Он повел меня в сторону двери, у которой стояли одетые в санитарную одежду и причесанные Дуф с Лайтхувсом. Оба бдительно смотрели на меня.

– Вы в этом уверены, док? – спросил земнопони.

– Да, ей надо увидеть всё, пока она ещё находится в здравом уме, – ответил Голденблад и вышел в коридор. Я вышла за ним, а за мной и охрана.

– Ему легко говорить, – пробормотал красный пегас. – Это не ему придётся её удерживать.

– Мои яйца до сих пор не зажили, – вторил ему Дуф.

– Эм, да. Прошу прошения за это, – пробормотала я, получив в ответ удивленный взгляд, затем сменившийся подозрительным.

Голденблад подвел меня к большому смотровому окну и сказал:

– Вот твоя Пустошь, Блекджек.

Сквозь окно я увидела лежащую внизу огромную комнату, в которой было около двух дюжин пони. Треть из них были одеты в больничные халаты, остальные в форму работников больницы. Там же в окружение остальных пациентов были мои друзья.

Глори, у которой осталось лишь одно крыло, сидела неподалеку от остальных и смотрела в тетради. Её прекрасная фиолетовая грива спадала на лицо. П-21, так же сидел в гордом одиночестве, но уже в углу помещения, и очень нервно посматривал на остальных пациентов. Шрамы на его шее были отчетливо видны. Рампейдж, вся в бинтах и одетая в смирительную рубашку, сидела за столом и, видимо, общалась сама с собой. А неподалеку сидела Псалм – не Лакуна – и раскачивалась на месте, беззвучно шевеля губами. Скотч Тейп, выглядящая несколько старше кобылки, которую я помнила, смотрела сквозь зарешеченные окна на мир за ними. ЛитлПип, привязанная ремнями к креслу-каталке и одетая в смирительную рубашку, похоже, бредила, в то время как к ней обращался красноглазый жеребец с усталым выражением на лице. Вельвет Ремеди пела воображаемой восхищенной толпе, а Каламите смотрел на нее отсутствующим взглядом. Были здесь и незнакомые мне пони. Например, смутно знакомый земнопони, обернутый с ног до головы в фольгу, и невероятно милый зеленый пегас, а ещё грязно-серый единорог, окруженный кипами бумаги, на листах которой он яростно что-то писал, и красногривая белая кобыла с ничего не выражающим лицом, которую навещал бледно-зеленый единорог. И все же большинство из них я знала.

Как своих друзей…

– Так значит они все тоже сумасшедшие? – пробормотала я, свирепо смотря на Голденблада.

– Многие пациенты стали основой твоей фантазии. Личности некоторых были видоизменены, чтобы удовлетворять твоей истории, а некоторые попали туда почти не измененными.

– Монинг Глори?

– Нервный срыв. Страдает от серьезного стресса и мечтает об успехе. Все это привело к проблемам с самоконтролем и тревожному неврозу.

– П-21?

– Кто? А, он. У него посттравматическое стрессовое расстройство от многократных сексуальных травм с высоким риском суицида.

– Псалм? – спросила я, испытующе смотря на него, но он продолжил как ни в чем не бывало: