Текст книги "Горизонты (ЛП)"

Автор книги: Somber

сообщить о нарушении

Текущая страница: 48 (всего у книги 84 страниц)

Затем она раздосадовано выкрикнула:

– Почему мой мозг продолжает считать тебя «Мамой», а не «супер привлекательной кобылой, с которой можно потрахаться»? Я ведь тоже хочу! Это не честно!

А я и не думала, что всё ещё могу так смеяться. Мне потребовалось несколько минут на то, чтобы успокоиться, а Скотч Тейп, чтобы перестать дуться и присоединиться к нам. Она была юна, но в Девяносто Девятом разнится в десять, или меньше, лет не заставила бы ни кого удивлённо поднять брови.

– Ты и в правду думаешь обо мне, как о своей маме? – спросила я, когда мы собрались вместе.

Она закатила глаза.

– Ну, да. С ней я тоже не хотела заниматься сексом, и она была одной из тех немногих кобыл, что будили во мне это чувство. Ну, ещё с Риветс, но в основном потому, что ей было миллион лет, и вкус ее уф-уф, скорее всего, напоминал бы вылизывание зева ржавой трубы для сточных вод.

– Скорее уж пакета от лежалых травяных чипсов, – небрежно уточнил П-21.

Мы со Скотч Тейп замерли, уставившись на него, и я, не удержавшись, вздрогнула. А Скотчь Тейп скривилась.

– Папочка! Фу! Мне не нужно было… – Она сжала голову. – Ух! Глупый мозг! Хватит думать о вагине Риветс!

– А что? Так и было. С лёгким запахом… – произнёс П-21, будто вспоминая вино старого урожая, букет которого его особо-то и не заботил.

– Папочка! Неееет! Нет ни какого запаха! Ни какого запаха! Ух, глупый мозг, хватит думать! – причитала Скотч Тейп.

Закрыв копытами уши, она громко забормотала:

– Тра-ла-ла, не думать о пахучей вагине Риветс…

Она сделала паузу и завопила:

– Это не помогает!

– Ха! Требуются годы практики для совершенствования искусства «не думать об этом», Скотч Тейп, – сказала я с довольной улыбкой. Затем, П-21 посмотрел на меня с прищуренными глазами. – Чего? – спросила я его, поднимая бровь. Его губы изогнулись в легкой улыбке, и я почувствовала, как нервная дрожь пробежала по моему загривку. – Что? – нервно повторила я, краснея.

– У твоей мамы был… яблочный вкус, – сказал он с такой уверенностью, что теперь я точно знала, что уже никогда не смогу есть Засахаренные Яблочные Бомбочки без мыслей о той части моей матери, о которой мне хотелось думать меньше всего.

– Ох… – Я закрыла глаза. – Я… не хотела знать этого. Ну вот зачем мне нужно это знать?

– Ты само зло, Папочка, – произнесла Скотч Тейп, надув губы.

На его лице проявилось выражение полнейшего удовлетворения, и он скрестил ноги на своей груди.

Тем временем, что бы очистить свой разум от аромата анатомических частей матери, я повернулась к Скотч и спросила:

– Как там поживают Виспер и Стигиус? – «Что угодно, лишь бы не думать о… да хватит думать об этом! Черт возьми… Мне нравился этот сухой завтрак!»

– Ну, ночные пони тоже сражаются, как и все остальные. Они эвакуируют множество пони в то стойло под Цитаделью, так что в замке ещё просторно. Тем не менее, я однозначно хочу себе крылья. Летать вот так… – вздрогнула она, и покачала головой. – В любом случае, они намерены вскоре отступить. Зебры уже подгоняют танк, и возведённые тысячелетие назад стены просто не рассчитаны, чтобы выдерживать такой вид кары, даже не смотря на зачарование и летунов. – Она посмотрела на шлем. – И всё же, она ведь его действительно любит, ведь так? Я хочу сказать, что она действительно любит его, хоть иногда и бывает той ещё сукой.

– И я того же мнения. Правда, действительно не могу объяснить, почему так. Возможно, дело в том, что это такой тип отношений: «хороший жеребец – плохая кобыла», – предположила я, однако сама в этом сомневалась. Виспер хотела быть любимой. Она хотела, чтобы в её жизни было что-то хорошее. Стабильность. Семья. Пусть она и является Жнецом^[38], но она хотела лучшей жизни. Я могла это уважать. Я осторожно высвободила нас из полос клейкой ленты. – Но ведь с ними всё в порядке?

– Ага. И если бы их не превосходили числом, то я была бы считала, что с ними всё будет в порядке. Эти ночные пони способны летать, но быть пегасом… такая быстрая… – она вновь задрожала. – Точно. Мне однозначно нужно раздобыть крылья киберпони… возможно и не устанавливать их себе, но смонтировать на ранец или ещё куда. – Она потёрла подбородок, а затем протянула шлем отцу. – Папочка, ты хочешь его попробовать?

Он, подняв ногу, покачал головой.

– Спасибо, нет. Шпионить подобным образом за другими пони… нет. Спасибо. – А когда он передвинулся, я увидела на его крупе кое-что неуместное. Его шерсть, несущая на себе знак самца и точки, была теперь покрыта пятнами, и отслаивалась огромными хлопьями. Под ним я углядела что-то красное и серебряное.

– П-21… – выдохнула я. – Смотри…

Он, повернув голову, уставился на собственный круп, затем его глаза резко округлились, и он, наклонившись, принялся скрести копытом по бедру, и от него начали отлетать маленькие синие хлопья.

– Это, должно быть, из-за жидкого кислорода, – пробормотал он. – Но, как…

– Медики, должно быть, закрыли твою настоящую кьютимарку переводной. Нельзя было иметь жеребцов с иными талантами, нежели устройство для размножения, – произнесла я, поднимаясь, чтобы снова поскрести его бедро. Он остановил моё копыто, и я взглянула на него. Он с задумчивым, и слегка печальным выражением лица, пристально смотрел на проглядывающие из трещин крохотные кусочки красного и серебряного. – Что… неужели ты не хочешь её увидеть?

– Точно, Папочка, как ты можешь не хотеть этого знать? – спросила Скотч Тейп, а затем нахмурилась. – Я очень сомневаюсь, что это будет кьютимарка в виде унитаза или члена. То есть, она, наверное, такой не будет. Однако же, я понимаю, как ты будешь нервничать.

Он с трудом отвёл взгляд от своего крупа, и посмотрел на меня и Скотч, затем слегка улыбнулся и пожал плечами.

– Мне этого знать не нужно. Я тот, кто я есть. И не имеет значения, будет ли она чем-то хорошим или плохим. Это на меня ни как не повлияет. Так что, не волнуйтесь об этом, – сказал он нам.

– Но… – начали мы в унисон.

– Не волнуйтесь об этом, – повторил он спокойно, тихо, и уверенно. И мы со Скотч одновременно выдохнули.

– Ух… – пробормотала я, чуть сгорбившись, и забирала у Скотч Тейп шлем. – Полагаю, мне следует подсмотреть за другими пони. Посмотреть, как там всё идёт, – произнесла я, закрепив на голове прибор.

– А почему тебе не пошпионить за Когнитум? – спросила Скотч Тейп.

– А потому, что прямо сейчас она, скорее всего, занимается тем же, что и мы: сидит на крупе, дожидаясь окончания полёта. Я просто не могу часами торчать у неё в голове, ожидая момента, когда она скажет что-нибудь интересное. И, кроме того, мне любопытно, как протекают сражения за те бункеры. И как идут дела в Стойле Девяносто Девять. Капелле. И всё такое прочее… да ты и сама это знаешь!

Я ввела ПипБак-метку, и мир умчался прочь.

<=======ooO Ooo=======>

Насколько мне известно, побыв вначале госпиталем, затем зоной боевых действий, Медицинский Центр Флаттершай менял своё предназначение несколько раз. В последний раз он довольно долго был убежищем и госпиталем для раненых, после атак Отродий. Теперь же, Центр снова превратился в крепость, которая сдерживала напиравших с трёх направлений Отродий. Внутри, его освещали фиолетовые вспышки, с которыми телепортировались аликорны, без устали трудившиеся, доставляя в центр подкрепления и унося с собой раненых, переправляя их в Коллегию. Находящийся на периферии танк устроил пожар на верхних этажах, но огонь ещё не распространился ниже. Прочная башня сопротивлялась обрушению, и у защитников ещё было в запасе немного времени, прежде чем их одолеют.

Кэндлвик опустил свой бинокль и осаждённое здание превратилось в ярко горящую свечу, виднеющуюся издалека. Вершина холма, занятая Жнецами, располагалась в тылу противника. Внизу всех тех склонов, где мне приходилось видеть столь доблестно оборонявшихся Биг Макинтоша и Мародёров, вновь были заполнены полчищами вражеских полосатых фигур. Они раскопали вершину, где когда-то находился перевернувшийся ржавый танк, который был вновь возвращён в строй и, сейчас, два столба пара, пробивались сквозь землю, из дыры, где он однажды был похоронен. С одной стороны дыры, ряды солдат неслись в атаку на поверхность, откуда продолжали свой путь на поле брани, в три разные стороны. По другую сторону, притоки питали реку из измождённых войск Оставшихся, волочащих убитых Отродий.

– Несчастные ублюдки, – пробормотал Кэндлвик.

– Небось по себе судишь, а, Братиш? – фыркнул Тостер, обхватив ногой шею Кэндлвика, взяв последнего в удушающие объятия. – Ну, ты же и вправду ублюдок. На самом деле, мой отец был окольцован с Маманей. Мне кажется, она ему и вправду нравилась… впрочем до тех пор, пока я его не поджарил. Красиво же он горел тогда.

– Ты просто ебанутый, Тост, – произнёс Кэндлвик, силой освободив свою голову из захвата, бросив при этом сердитый взгляд на более старшего пони, увешанного бледно дымящимися кухонными приборами.

Тостер широко ухмыльнулся, своему младшему напарнику.

– Агась… охуительно горяч, не находишь?

Меж тем, Тостер пристально наблюдал за остальными членами группы. Большой Папочка и Брут, вели беседу со Шторм Фронтом, в то время как рядом с ними, потрёпанный единорог, облачённый в тяжёлую броню, увенчанную шипами, отпивал из своей фляги. А стоящие сбоку Даззл и зелёная аликорн слушали перехваченные радиопередачи. Покрытый шрамами жеребец, наклонил голову.

– Запомни, Братиш. Я и ты – остаёмся в живых. И точка. Как только мы разделаемся с этими киберполосатыми, ты сожжёшь их. Жарь их, не щадя топлива. И лишь мы, останемся стоять на вершине горы пепла.

– Тсс! – отрезал Тостер, ухватив его голову в ещё более сокрушающий захват. – Попридержи язык. Я достаточно крепок, чтобы побороться с ним пару раундов. Так же как и Брут. Как ни крути, именно поэтому они хотели, чтобы я был на их стороне. Все эти мышцы и опыт, просто до пизды, когда ты объят пламенем. Поджигателям это известно. И Поджигатели держатся друг-друга. Мы сделаем это, и если ты захочешь, то я позабочусь чтобы у тебя была дюжина единорожек для ёбли. Но нам нельзя напортачить.

– Блять. Охранница… – начал было Кэндвик, но хватка вокруг его шеи стала ещё туже, едва его не придушив.

– Охранница либо завалит того зебру, либо этот зебра сам замочит её. В любом случае мы сожжем победителя. Закатам в стекло, если придётся. Ты ведь добыл канистру хорошей смеси, а? – Он ослабил захват в достаточной степени, чтобы указать ногой на прижатые к спине Кендлвика топливные баки огнемёта. Кенлвик с усилием кивнул. – Чудненько. Это дерьмо выдержит три тонны кельвинов. Нет такой зебры или единорога, что станет проблемой, напялив на себя стеклянный пиджак. Прибереги это до самого конца.

– Но когда она вернётся… – ахнул Кендлвик.

– Ей придётся иметь дело с нами. Сверху будем мы, а не Жнецы. А если ей это не понравится, то мы и её можем закатать в стекло. – Тостер тихо засмеялся. – Всё на свете горит.

– Ну не знаю, – пробормотал Кендлвик, посматривая туда, где Дазл проверяла свою энергомагическую винтовку.

Тостер проследил за его взглядом, а затем вперил взгляд в Кендлвика, его желтые глаза пылали.

– Эт из-за неё? Из-за ебаной Вспышки? То есть, да ладно, ебля это конечно здорово, но мы же говорим об ОГНЕ! Сжигай своих врагов! И бывших союзников! И чужие районы! Поддай ЖАРУ! Залей всё напалмом и вскипяти землю! Точняк! У-ху! – Кендлвик скрипнул зубами, и Тостер замолчал. – Братиш? Огонь?

– Огонь – это ещё не всё, засра… – начал было Кендлвик, и Тостер, схватив того за пальто, встал на дыбы, подтащил его к себе, и свирепо посмотрел ему в глаза.

– Огонь – это всё, ссыкло. – Затем он отбросил его. Кендлвик лежал на спине, а Тостер свирепо смотрел на него. Он осмотрел меньшего жеребца задумчивым недружелюбным взглядом, после чего понизил голос и безжалостно продолжил: – Ты знаешь, почему она смотрит на тебя? Жалость. Ебаная жалость. Ты ей не нравишься. Она тебя не уважает. Я – твой брат. Поджигатели – твоя семья. Мы не жалеем друг друга. Мы сжигаем мир, как он сжег нас, и оставляем за собой лишь шрамы. Оставь этот жалкий скулёж про душевную боль Вспышкам и Полусердцам. Мы живём в боли. Мы решаем проблемы вместе, и мы получили возможность подняться, и скинуть Жнецов. И именно Поджигатели будут самыми наикрутейшими и наисильнейшими сволочами в Пустоши. Но лишь в том случае, если ты будешь думать своей головой в правильном направлении, Кендл.

– Вы там идёте? – прокричал Шторм Фронт, махая в их сторону крылом.

– Ага, ага. Держи свои пёрышки наготове, – произнёс Тостер, отпуская Кендлвика и бормоча себе под нос:

– А этот мудила будет особо хрустящим. – Покрытый шрамами жеребец вновь сурово и решительно посмотрел на Кендлвика. Затем ухмыльнулся и похлопал его по голове, после чего повернулся, и порысил к остальным. Даззл с тёплой улыбкой посмотрела на Кендлвика, и жеребец затянул своё пальто пони пожарника. Когда оба пони присоединились к группе, он кивнул неряшливому ржаво-красному жеребцу в тяжелом полном латном доспехе, который должно быть являлся вторым по мускулистости единорогом в Пустоши. – Даров, Хаммер. Как житуха?

– Тепе не пхонять, – ответил единорог с едва заметным, странным акцентом, левитируя в сторону Тостера массивный молот. Мощно сложенный единорог непринуждённо нёс на себе вес усиленной металлической брони. – По-прешнему используешь мою бхоню, понятненьхо, – произнёс он, оглядев покрытого шрамами земнопони.

– Хаммерсмит, я всегда ношу самое лучшее, приятель. Всегда только лучшее.

– А ты собираешься мне за неё запхлатить хотя бы в этхом ходу? – кисло произнёс единорог. Тостер засмеялся, но его веселья никто не разделил. Единорог перевёл взгляд на Большого Папочку и указал на находящийся внизу бункер. – Остальные?

– Нам нужно, чтобы пара бойцов из Первой Десятки присматривала за Стадионом, – ответил Большой Папочка. – А остальные будут в расположении войск, где бы они не понадобились этому шрамированному сучёнышу. Я могу не доверять Шторм Чайзер, пока ставлю на неё, но у Голденблад нет иных ставок, кроме как на победу. – Он пожал плечами. – Он не собирается жертвовать наземниками ради летунов. И это я уважаю.

– Так значит Флаттершай не придёт? – слегка нахмурившись, спросила Даззл.

– Психо ушла в отставку. У неё теперь есть свой мышекрылый пони, и они сражаются за собственный замок, – произнёс Большой Папочка, качая головой. – Но я точно знаю, что если они поженятся, то этому серому пискуну лучше быть в состоянии выжить во время свадебной битвы. Я не отдам её какому-то придурку, который не в состоянии продержаться трёх раундов против Папочки.

– И так, мы это делаем, или где? – спросил с издёвкой Тостер.

Большой Папочка несколько долгих секунд пристально смотрел на двух Поджигателей, и его солнцезащитные очки не выдали выражение находящихся за ними глаз.

– Ну ладно. У нас нет карты внутренних помещений. Мы не имеем представления об их количестве и войсках. Поэтому мы вломимся в дыру прямо сквозь их ряды, и продолжим всё ломать, пока ничего не останется. Тостер будет по центру. Хаммерсмит, ты будешь его поддерживать. Я буду справа, а Брут слева.

– Оооу, в чём дело? Большой Папочка, неужели ты становишься староватым, чтобы возглавлять атаку? – произнёс Тостер с усмешкой и едва скрытой издёвкой.

– А дело в том, Тост, что это важнее чем наши обычные словесные разборки. Ты мне нужен. Чтобы это провернуть нам нужен Каждый находящийся здесь жалкий ублюдок. И поэтому ты у нас по центру… если конечно, ты для этого подходишь, – возразил Большой Папочка.

– Хех, а то. Я хорош, БП. Реально хорош. Я, так же, как и ты, хочу превратить в пепел этих киберполосых мудаков, – произнёс Тостер, кивнув, и глянул на Кендлвика. – Ведь так, Братишь? – Кендлвик отвёл взгляд.

Большой Папочка тряхнул головой и посмотрел на Кендлвика, Даззл, и Шторм Фронта.

– А вы трое будете нас поддерживать. Вы нужны нам, чтобы устранять всё то, до чего мы не можем дотянуться. Кендл, я рассчитываю на тебя в том, что ты будешь поджигать любыё отряды какие только сможешь. – Откровенность старого земнопони заставила покрытого шрамами жеребца сглотнуть и кивнуть. Большой Папочка кивнул в ответ, и повернулся к остальным.

– Жнецы всегда были сильнейшими и крутейшими ублюдками в Хуффе. Если кто-то из нас погибал, то лишь для того, чтобы более сильный мог подняться, становясь величайшим из великих, и сильнейшим из сильных. Горгон, Деус, Грим, Блитз… и пусть их больше нет, но я просто знаю, что Кендлвик, Даззл, и Шторм Фронт будут сиять лишь ярче. – Он указал копытом в низ по склону холма. – Жнецы! – проревел он. – Что мы делаем?

– Мы пожинаем слабых! – прокричали в унисон все, кроме Тостера. Затем семеро пони ринулись вниз по склону холма, по направлению ко входу в бункер.

В то время как Тостер возглавлял атаку, украшающие его броню тостеры начали светиться всё ярче и ярче. Когда он перешел на галоп, они начали выстреливать струи пламени во всех направлениях, в сторону от него, превращая его в огненный шар на громыхающих копытах. Зебры, перетаскивающие мёртвых Отродий, побросали трупы и попытались сбежать, но одна пара оказалась слишком медлительна, чтобы уклониться, и была растоптана пылающими копытами Тостера. Отродья развернулись к пылающему образу и нацелили всё своё оружие на несущегося жеребца.

– Горите, ублюдки! Горите! – проорал он, а затем маниакально рассмеялся, врезавшись в строй Отродий. Покрытый шрамами жеребец обхватил передними ногами одного из противников, в которых врезался, и киборг издал самый похожий на вопль звук, который я когда-либо слышала от них. Тостер метнул полыхающий труп, боезапас которого уже начал детонировать, поливая всё пылающей шрапнелью, в другой отряд, а затем вновь засмеялся, оглядываясь в поисках следующей жертвы. Толпа ещё не успела открыть огонь.

Некоторые Отродья попятились, периодически постреливая в стремительно атакующих пони, но другие бросились внутрь с уже знакомой мне сноровкой зебр-коммандос.

– А вот хъенушки вам, дамощка! – проревел Хаммерсмит, хватая копытами одну побитую киберзебру и бросая её на землю перед собой. – Эй, вперети! – крикнул он, и махнул своим громадным молотом, талисман в бойке разрядился при ударе, посылая голову Отродья в полёт, вниз по склону холма. – Это наущит вас как заявляться к нам дхомой, гхъясные шлюхи!

Отродья принялись поливать двух жеребцов потоками свинца, но там уже были Большой Папочка и Брут. Старый земнопони использовал против них свою собственную псевдозебринскую манеру ведения боя – он нападал подобно ракете, нанося быстрые удары копытами, от которых дробились любые кости, в которые они попадали, и, в тоже время, уклонялся от пуль Отродий, подобно саженцу на сильном ветру. Ну а Брут просто игнорировал получаемые раны. А не знала его или его манеру ведения боя, за исключением того факта, что он был огромным, но хоть пули и вгрызались в его шкуру, он всего лишь ворчал и сокрушал копытами ближайшего противника. Осуществляя спокойное, терпеливое истребление, он перемещался к следующему Отродью в пределах досягаемости, вставал на дыбы, и обрушивал на него копыта, превращая того в кровавое месиво. И снова, и снова, и снова, с незначительными вариациями. Мне пришел на ум бьющийся Биг Макинтош, противостоящий надвигающейся на него пучине, словно бы не способный сдаться и отойти.

Из-за их спин донёсся треск винтовки Шторм Фронта. Возможно, снайперская стрельба являлась специализацией Анклава, при каждом выстреле охотничьей винтовки синевато-стального пегаса голова какого-нибудь Отродья дёргалась, и оно валилось на землю. Возможно и не навсегда, но время, необходимое исцеляющим талисманам для восстановления их тел, было тем периодом, который можно было использовать, чтобы убить их более необратимым способом. Энергомагическая винтовка Даззл испускала сразу по три луча за выстрел, ярко-красные линии поражали Отродий то тут, то там, превращая их в кучки пыли. А Кендлвик сжал зубами ручку своего огнемёта и крутанул её, из раструба донесся влажный, сосущий звук, потом «Вхуууушшшшш», а затем огненный поток излился на группу отродий. Горящая жидкость залила всё вокруг, превращая землю в огненный ад, а противников в пылающие силуэты.

И меньше чем за минуту Отродья у основания бункера были истреблены.

– Не останавливаемся! Внутрь! – проревел Большой Папочка.

– Хех! Именно это она и гово… – начал было разглагольствовать Тостер, когда из-под потолка тоннеля рухнула чёрная дверь и, громко ударившись о землю, почти снесла шрамированному жеребцу голову.

– От дерьмо, – пробормотал он и, поднявшись на дыбы, проревел: – Ни какая выблядская дверь не сможет остановить Тостерокалипсис! – и впечатал свои пылающие копыта в металл. От удара на поверхности двери остались дымящиеся линии, но сама она осталась неповреждённой.

– Я смогу её открыть, – прокричала Даззл, метнувшись к терминалу рядом с дверью. Она несколько раз стукнула по его боку, а затем принялась печатать при помощи рога. – Мне на это потребуется минута.

– Можешь не торопиться, шлюшка, – произнёс Тостер, поворачиваясь к прибывшему к Отродьям подкреплению. Дюжина, или около того, убитых у двери Отродий была ничем по сравнению с изливающейся со всех сторон ордой. Тостеры на его броне вспыхнули, когда он врезался в ближайшую группу атакующих, но на этот раз ему не доставало его прежней разрушительной скорости. Двое Отродий навалились на него с обеих сторон, не обращая внимания на то, их собственная плоть начала гореть и потрескивать, в то время как ещё трое поливали его потоками свинца. Пули всё же нашли бреши в его броне, и меж пылающих кухонных приборов из ада начала течь, и дымиться кровь.

Брут, столь же безжалостный как и раньше, врезался в своих собственных противников, но теперь киберзебры наваливались на него сверху, образуя всё увеличивающую кучу. Подобно опрокидывающейся горе, чёрный жеребец повалился назад, погребённый под холмом из Отродий над ним. А они, в свою очередь, добавили в свой арсенал кое-что новенькое – и вытащенные из ножен серебряные ножи, устремились вниз, а затем поднялись, омытые кровью.

– Пхошли! Пхочь! Пхаршивые! Ублюдхи! – ревел Хаммерсмит, и вращающийся молот поражал противников при каждом слове, в то время как он сам пихал и пинал пытавшихся окружить его Отродий. Орущий единорог с трудом удерживал их на расстоянии, отбивая в стороны копыта и ножи. Но он ничего не мог поделать с попадающими в него пулями, и даже его толстая металлическая броня начала проминаться под их напором.

Винтовка Шторм Фронт рявкала также резко как автоматическая, бронебойные пули рвали не только Отродий, но и их не способное к самовосстановлению вооружение. Спокойная улыбка блуждала по его губам, а подвеска в виде половинки сердца покачивалась, свисая с переднего копыта. И эта улыбка не исчезла, даже когда ответным огнём в него попали в первый раз, а затем и во второй.

Кендлвик вращал свой фонтанирующий пламенем огнемёт, посылая потоки огня поверх голов других Жнецов. Отродья атаковали жеребца, и Кендлвик заставил их растаять подобно тому, истаивают тени в полдень под безжалостными лучами солнца.

А затем была вспышка, и в углу его поля зрения появилось Отродье-единорог. Полыхнуло серебром, и копьё раскаленной боли пронзило драконью шкуру, что он носил, и вонзилось в его грудь. Единорог провернула нож и выдернула его, кровь полилась из бока Кендлвика и рванулась из его горла, когда, зажатый в магической хватке, сияющий, невозможно острый нож метнулся к его позвоночнику.

И в этот момент появился большой Папочка. Костлявый старый земнопони двигался так мягко, настолько точно, и столь прекрасно, что Кендлвик едва мог уследить за ним. Взвившись в воздух, он отбил клинок в сторону, а при приземлении, широким взмахом передней ноги начисто отколол Отродью рог. Одновременно с этим, задними ногами он зажал её шею. Большой Папочка с силой крутанулся всем телом, и шея кобылы издала отчётливый треск. Отродье-единорог обмякла, старый жеребец перекатился вперёд и зашвырнул её ещё подёргивающийся труп в кучу врагов, навалившихся на Брута.

– Выпей-ка зелье, сынок, – прохрипел Большой Папочка, прежде чем почти небрежно продолжил сражаться. Словно торнадо, он ворвался в гущу Отродий, нанося бурю пинков, ударов, укусов и тычков, от которых те не могли ни оправиться, ни достаточно быстро среагировать. Кэндлвик принял зелье и поспешил проглотить его, чтобы не захлебнуться в собственной крови, но всё же ему пришлось пережить ещё несколько секунд кашля и малиновой рвоты. Большой Папочка закусил один трофейный нож, ещё пару зажал в копытах и закружился с завораживающим изяществом. Прошло пять секунд и пять нападающих, дожимавших Хаммерсмита, повалились на землю, разбрызгивая артериальную кровь. Затем лезвия вспорхнули с его копыт, найдя глазницы Отродья, стрелявшего в Шторм Фронта. Он повернулся к нападавшим на Брута, которые как раз отпихивали брошенный в них труп. Всякое горло, попадавшееся на пути его копыт, оказывалось разорвано, а рёбра вскоре пронзали лёгкие или сердце. Копыта Большого Папочки несли саму смерть.

С почти явной неохотой он пришёл на помощь Тостеру, прикончив прижавших того стрелков и давая пылающему жеребцу возможность беспрепятственно прикончить горящее Отродий. Лечебные зелья были выпиты, но становилось ясно, что Жнецам придётся куда труднее, чем они предполагали.

– Даззл, время! – рявкнул он.

– Полминуты. Я почти справилась, – отозвалась Вспышка, не отрываясь от терминала.

– У нас нет половины минуты, – серьёзно заметил Брут.

– Чего? Ещё полосатые ублюдки? – весело воскликнул Тостер. – Подавайте их сюда! Я сожгу всех этих… – тут он замолчал, потому что расслышал нарастающий рёв двигателя и грохот гусеничных траков. Спустя мгновение, в поле зрения показался надвигающийся на них огромный танк, чья двуствольная башня уже начал брать их на прицел. Лучи включившихся прожекторов ударили в закрытую дверь бункера и в собравшихся перед ней пони. – Блядь, – пробормотал Тостер.

– Тхакая штука нам не по силам, – согласился Хаммерсмит.

– Брут, – позвал Большой Папочка, не сводя глаз с боевой машины и открывая седельную сумку. Покопавшись в ней, он вынул единственную чёрную бутылку, покрытую зебринскими символами.

– Да?

– Закончи это дело, сынок, – старый пони бросил сумки Бруту, а затем сделал большой глоток из испещрённой глифами фляги, поморщился и схватился за грудь.

– Чёртовы зебринские зелья. На вкус всегда как дерьмо. – Фляга упала на землю, из её горлышка капало что-то светящееся.

– Да, сэр, – пробасил огромный чёрный жеребец. – Они сделают, и я тоже.

– Вот молодец. – С этими словами, Большой Папочка выпрямился в полный рост. Он не сделал ни единой попытки укрываться за чем-либо, или двигаться незаметно, и это при том, что, казалось, все стволы были направлены на коричневого пони. Танк открыл огонь из пулемётов, и Большой Папочка просто перепрыгнул ринувшийся на него поток свинца, а затем поднырнул под ним, когда тот пошёл в другую сторону. Он двигался в буре огня и металла и, казалось, ничто не способно коснуться его. Рявкнули пушки и пони исчез в облаке пыли и дыма.

Кэндлвик напряг зрение, всматриваясь в оседающую пылевую завесу. А затем с неба рухнул пони. Костлявый жеребец теперь сиял, будто его тело было наполнено светом. Он завис в воздухе, раскинув передние копыта, а затем врезался в танк с силой артиллерийского снаряда. Сверкнула вспышка, сорванные турели и пушечные стволы взвились ввысь, и машина испустила отчаянный металлический вопль, будто смертельно раненый зверь. А мгновенье спустя, детонировал боезапас, убив всех Отродий вокруг танка и над обломками выросло зелёное грибовидное облако, накрывая окрестности радиоактивным мусором.

Ещё секунду в самом эпицентре этого взрыва стоял светящийся пони. Теперь он не казался старым и немощным, а был сильным, уверенным в себе и… уставшим. Его взгляд, протянувшись через поле боя, прошёлся по Жнецам и он чуть заметно улыбнулся в знак одобрения. Сияние его становилось всё более и более ярким, скрывая его полностью. Затем он склонил голову и распался облаком крошечных искр, что исчезли из виду, уносимые на восток эфирным ветром.

– У меня получилось, – прохрипела Даззл, распахивая ворота.

Брут развернулся и, словно лавина, вломился внутрь, сметая Отродий и расшвыривая их по стенам, крича от ярости и тоски. Хаммерсмит подобрал магией несколько обронённых серебряных клинков и молча побежал следом, добивая Отродий, что ещё могли шевелиться после встречи с Брутом.

– Счастливчик, – проворчал Шторм Фронт, поворачиваясь и следуя за парой пони. Даззл секунду колебалась, озабоченно глядя на Кэндлвика, а затем тоже скрылась внутри.

– Лучше и придумать нельзя, а, Братиш? – усмехнулся Тостер, порысив мимо него в тёмный дверной проход туда, откуда доносились звуки боя.

Взгляд Кэндлвика задержался на обломках танка, а затем он подошёл туда, где Большой Папочка уронил свою фляжку, поднял её и осмотрел. На дне плескалось что-то вроде сжиженного солнечного света. Обожжённый пони осторожно завинтил пробку и убрал фляжку в свой плащ из драконьей кожи. Он бросил последний взгляд на место, где пару минут назад стоял Большой Папочка, будто ожидая, что старый жеребец появится и велит ему пошевеливать задницей, а затем исчез в бункере.

<=======ooO Ooo=======>

Разорвав соединение, я не могла говорить. Большой Папочка… нет, этого не может быть. Я думала… я надеялась… я думала, что этот старый жеребец может пережить что-угодно.

– Прощай, Большой Папочка, – наконец сказала я тихо, – Хотела бы я быть лучшим Жнецом.

Затем я представила его, швыряющего меня в воздух за слабость проявленную в этой мысли. Он хотел бы, чтобы я была сильной. Жнец должен быть сильным.

Я проигнорировала пульсацию в своей голове, выбрала случайную отметку ПипБака и позволила миру вновь исчезнуть.

<=======ooO Ooo=======>

Пробитый в скале тоннель, ведущий к Девяносто Девятому, я не спутала бы ни с каким другим. Пусть я ходила по нему не часто, но и те два раза, что были, произвели на меня сильное впечатление. Однако теперь кости убрали, и кто-то уложил на пол металлические листы. Кроме того, появились тяжёлые шторы, скрывающие дверь Стойла. В стороне, кучей были свалены тела полудюжины кибер-единорогов. Зрелище того, как вытекающая из трупов кровь превращается в радужную жижу, было довольно пугающим. Неужели именно это происходит с пустышками, когда они умирают? Они просто… разжижаются?

Я оказалась в теле кобылы, облачённой в силовую броню Стальных Рейнджеров и следила за аппарелью перед входом. Движения её ощущались… странно, но чувство удалённости и защищённости от мира успокаивало. Двигалась она не так гладко, как аугментированная пони, но зато я чувствовала, где заканчиваются копыта пони и начинается броня. Приятно было ощущать как бьётся сердце.