Текст книги "Горизонты (ЛП)"

Автор книги: Somber

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 84 страниц)

>ЧТО ОН ДЕЛАЛ НЕ ТАК?

Так много вариантов ответов. В этом, как я полагаю, и заключался смысл. Голденблад не был идеальным. При всей его способности устраивать, манипулировать и договариваться, он не был идеальны. Быть пойманным? Предать Луну? Помогать Луне в первую очередь? Я вздохнула и посмотрела на экран. У меня была всего лишь одна попытка.

Это должно было быть, как раньше. Что Голденблад сделал не так? Доверился Луне? Может быть, но это звучит, как будто бы он был сильно обижен ей. Наоборот.

– Он любил её, – пробормотала я. – Не в том смысле, что хотел её… Но он любил Луну, и любил Флаттершай, и Эквестрию. – Я опять посмотрела на экран. Что если любовь и была его ошибкой? После Литхорна он был уверен, что умрёт. Отношения с Флаттершай… Видя, что его план был слишком эффективен… Любовь всё поменяла.

Если бы это не было сделано ради любви, то остановило бы хоть что-нибудь Луну, или зебр?

Я сглотнула и понадеялась, что в ответе на такой вопрос было предусмотрено небольшое пространство для манёвра. Может быть, одно или два необходимых слова помогут мне избежать смерти? Но что если меня убьёт даже за ввод одного неправильного слова? Ох, чего бы я только не отдала за то, чтобы здесь оказался П-21, который понял бы суть проблемы, и из примерно дюжины возможных паролей выбрал бы верный. Или хотя бы Глори, чтобы я могла обсудить с ней свои идеи. Я тяжело сглотнула, набрала: >ЛЮБИЛ, и вновь зажмурившись, ударила по клавише.

Пять секунд спустя я открыла их, снова.

– Получилось, – пробормотала я, как только прочитала третью строку.

>ЧТО ОНА ЗНАЛА?

Она? Кто именно? У Голденблада было много кобыл осложняющих ему жизнь. Луна? Флаттершай? Твайлайт? Я пролеветировала к себе третий шар.

– Хорошо. Остался один. Всего лишь один шар памяти, – я прикоснулась кончиком рога к шару.

Фух, ничего. Затем фраза как ржавый напильник, проскрипела у меня в голове: «Кого я предал?» И затем я почувствовала знакомую тишину в моей груди, моё сердце остановилось. Зрение начало меркнуть, и я почувствовала, что начинаю падать. Одна секунда. «Луна!» Две секунды. «Флаттершай!» Три секунды. «Твайлайт!» Я ударилась об клавиши терминала. Четыре секунды. «Себя!» Всё потемнело, и мозг дал мне последнюю мысль: «Всех пони!» Затем мир погрузилось во тьму.

<=======ooO Ooo=======>

Голденблад сидел за ослепительно-розовым столом, уставившись в окно, на дождливый Меинхеттенский день, рядом с его головой находился камертон из звёздного металла. Его базальтовые лёгкие медленно потрескивали, когда он ударял камертоном по краю столешницы. Мне были видны: кухня в углу, вделанные в стену сейфы, и кричаще-воздушношариковые обои. Я предположила, что это был кабинет Пинки.

Его взгляд медленно бродил по стенам. Каракули и небрежно нарисованные изображения её подруг на столешнице. В углу располагалось частично укрытое тканью зеркало, с пометкой «Переместить в Дом Чудных Отражений КМС^[22]!». Он выдвинул ящик стола, и посмотрел на десятки жестяных баночек с Праздничными Минталками.

В календаре на столе было несколько записей, относящихся к следующей неделе: Арестовать плохих пони, Список Е. Проверка торта. Добыть признания. Арестовать Голденблада, Гранат, Оникс, и Кварц. Поиграть с Гамми. Допросить Голденблада. Арестовать плохих пони, Список Ё. Допросить. Проверить порядок проведения вечеринки для ГГГ. И к последующей неделе: Облава на Четыре Звезды. Арестовать плохих пони, Список Ж, З, И. Арестовать Принцессу Луну. Устроить самоувольнительную вечеринку.

Взгляд Голденблада неторопливо прошелся от второго пункта к последнему, крошечная вопящая нотка зарезонировала в его ухе, когда открылась дверь и в кабинет вбежала Пинки Пай. Я ещё никогда не видела её в таком состоянии. Её обычно вьющаяся грива сейчас была ровной и скучной, а под голубыми глазами залегли тёмные тени, от чего они выглядели испуганными и опустошенными. Она, похоже не осознавая, что в кабинете находится ещё и Голденблад, прорысила к картотеке и вытащила папку с надписью «Плохие пони, Список Е». Повернувшись к столу, розовая кобыла подпрыгнула, и уронила папку на пол.

– Голденблад? Что… как… кто… чё? – Она сильно тряхнула головой, и вперила в него сердитый взгляд. – И что это ты, скажи мне на милость, здесь делаешь? Ты уже не директор М.Д.М.!

Он пролевитировал из выдвинутого ящика жестяную банку и по ставил её на столешницу.

– Скушай Минталку, Пинки. – Его страшный голос превратился чуть ли не в шепот, когда он, открыв магией банку, пролевитировал из неё одну таблетку, и положил её перед собой на стол.

Её взгляд стал ещё более сердитым.

– Я могла бы тебя арестовать. Я намереваюсь тебя арестовать. Я знаю о тебе всё. Ты – плохой пони! Все вы. Плохие пони.

Она бросилась к двери и заорала:

– Пампкин! Паунд! Стардаст! Гамбол! Живо сюда!

Через пару секунд а кабинет ворвались двое земных пони: свело-серая кобыла и светло-зелёный жеребец, а в след за ними, желтая кобыла единорог и жеребец пегас, той же масти. Пинки ухмыльнулась покрытому шрамами жеребцу:

– Голди оказался таким милашкой, что решил самолично сюда прийти, чтобы сэкономить нам немного времени! Отведите его вниз, в «Комнату Веселья на Одного».

– Директор? – недоумённо спросила серая кобыла. – Что вы здесь делаете?

Пинки удивлённо уставилась на неё, и указав копытом на Голденблада, прошипела:

– Он уже не директор Д.М.Д.! Вышвырните его из моего кабинета! Живо! – Но четверо пони стояли в нерешительности. А Голденблад просто не шевелясь сидел на месте, и пристально смотрел на них. Свирепый взгляд пинки медленно превратился в крайне озадаченный. – Что вы творите? Он ведь теперь никто, и даже более того – преступник! Луна уволила его. Взять его. – Но они остались неподвижны.

– Скушай Минталку, Пинки, – тихо повторил он.

– Пинки, – сказал Пампкин Кейк, подбежав к кобылке. Пинки дернулась, почти подпрыгнула когда их плечи соприкоснулись, – Мы не можем.

– Как не можете? Он же прямо здесь. Я ваш начальник. Арестуйте его! – сказала Пинки, тыкая копытом в сторону покрытого шрамами жеребца.

– Но, Пинки, нашим начальником является Принцесса Луна, и… нам запрещено арестовывать его без её разрешения, – сказал Паунд. – Есть даже памятка на этот счёт. – Глаза Пинки округлились, она пристально осмотрела эту четвёрку, а затем посмотрела на покрытого шрамами жеребца.

– Но я… вы… он… – запинаясь, произнесла она.

Голденблад продолжил повторять:

– Скушай Минталку, Пинки.

– Мы будем снаружи, когда вы закончите, сэр, – сказал зелёный жеребец, и рысью выбежал из комнаты.

Серая кобыла выбежала за ним, держась за наушник.

– Отбой. Это просто Пинки опять Пинки, – пробормотала она выбегая.

Пинки глазела на единорога и пегаса.

– Пампкин Кейк? Паунд Кейк?

– Извините, тётя Пинки. Мы будем снаружи, – сказала стройная, оранжевая единорожка за которой следовал виновато-выглядящий тускло-жёлтый пегас.

– Не навредите ей, сэр, – нахмурившись, предупредила Пампкин. Затем, борющиеся со слезами единорог и пегас, вышли из кабинета. Пинки изумлённо смотрела на двери, и как только они закрылись, её глаз начал подёргиваться.

Голденблад постучал по камертону, заставляя его вибрировать. Она указала на него копытом, нога старой кобылы слегка дрожала.

– Ты… что ты с ними сделал? Что это… заклинание… шантаж… что?

– Скушай Минталку, Пинки, – повторил он левитируя таблетку со стола к ней. Её глаза сфокусировались на таблетке, зрачки сжались, а затем она откинула её в сторону. Это заставило его слегка улыбнуться, и он поставил камертон перед ней на стол. – И вот ответ на твой вопрос – немногие сотрудники правоохранительных органов уважают начальника, который набивает себя наркотиками до конца своего хвоста, и легкомысленно пренебрегает законами, которые она должна отстаивать. Принцесса Луна и я убедились, что они также знают откуда могут приходить настоящие приказы.

– Но Пампкин… Паунд… – квёло произнесла Пинки.

– Ни он, ни она не уважают тебя. Они тебя любят. Это не одно и тоже. Они хотят помочь тебе, как другие, как Твайлайт. – Это имя заставило Пинки дёрнуться.

Он подхватил магией другую таблетку.

– Скушай Минталку, Пинки, – прохрипел он, вновь левитируя её к ней.

– Прекрати! – гаркнула она, отшвыривая прочь и эту таблетку. – Ты плохой пони, Голденблад. Я знала это на протяжении многих лет.

– Точно, потому что твой круп или ухо задёргались, или твоё копыто почесалось, – сказал Голденблад тихо и скептично. – Не думаю, что это примут в суде.

– Ты – тот, из-за кого пони, которых я арестовываю, в конечном итоге оказываются на свободе, – прошипела она.

– Верно. Ты была полезна, когда пугала аристократов. Ты понятия не имеешь, сколько денег они мне платили, чтобы держать тебя подальше. Так делали и бизнеспони. – Он поднялся на ноги. – Ты не понимаешь, что все эти маленькие преступления и нарушения ничего не значат. Война требует, чтобы определённые пони управляли всем, и чтобы это проходило гладко. Пока они не заходят достаточно далеко, они получают свою автономию. Взамен, Принцесса Луна получает свои военные ресурсы.

– Это неправильно. Везде, куда я ни посмотрю, я чувствую, как случаются плохие вещи. – Её грива слегка завилась. – Только маленькие пони не плохие. Они единственные, кто поступает хорошо. А все остальные… остальные…

Он медленно подошёл к ней, левитируя коробочку с Минталками.

– Скушай Минталку, Пинки, – сказал он, левитируя таблетку и держа её перед ртом Пинки. На секунду её рот открылся, покрылся слюной, но она застыла и таблетка отскочила от её носа. – Что случилось? Ты же их так любишь. Они заставляют твоё тело дёргаться и чесаться, и ты используешь это, чтобы арестовывать пони, которые нужны мне. Которые нужны Принцессе Луне.

Он пролевитировал другую таблетку.

– Ты понятия не имеешь, как же это бесит, – произнёс он обыденно, кидая таблетку в постаревшую кобылу.

– Это так, – прорычала Пинки в ответ. – Ты подлый. Как и Принцесса Луна. Как Твайлайт, Рарити и все пони!

– Так же, как и ты, – сказал Голденблад, и Пинки дёрнулась, оглянувшись на частично закрытое зеркало, потом посмотрела на него.

– Ты думаешь, я не знаю?! – рявкнула Пинки.

– Я знаю, что я плохая пони. Но я… я не сделала и половины вещей, которые делал ты, – сказала она. – Ты подлец, лжец, манипулятор и…

– Ничего из этого не является преступлением, – прохрипел Голденблад, постукивая по полу передним копытом.

Пинки смотрела на него несколько секунд, её лицо покраснело.

– Ты только что признал, что брал взятки от преступников!

– От имени Принцессы Луны, – ответил он, стуча копытом под столом ещё быстрее.

Пинки посмотрела на него, прищурившись.

– И убивал ты тоже за неё? – Его копыто замерло.

Он несколько секунд не отвечал.

– Ты знаешь, что я не хотел, чтобы что-либо из этого случалось? Когда Луна пришла ко мне, я был готов и счастлив умереть. Но Эквестрия была в состоянии войны, и нуждалась в ней. Она нуждалась во мне. Я нуждался в Эквестрии. Поэтому, я помог ей создать правительство, которое она сможет контролировать… и у неё это получилось отлично. Есть пони, которые на самом деле не знают, что Принцесса возглавляет их. Это всё министерства, министерства, и ещё раз, министерства. И когда мы закончили их организовывать, я был готов отойти в сторону, и позволить этому долбаному плану осуществиться. Но я был связан с этим. Благодаря моим путешествиям, когда я был жеребёнком, я узнал зебр из Империи, которые симпатизировали нам. Моя родословная давала мне доступ к аристократии. Факт того, что я работал с Луной, дал мне доступ к бюрократии. И даже если бы у меня его не было, я знал пони, которые помогли бы мне его получить. И внезапно, я оказался по копыта в величайшем социополитическом произведении искусства в истории!

Он остановился, и прищурившись, ткнул копытом в её сторону.

– Но не думай, что это было просто, Пинки Пай. Не смей думать об этом. Ни о чём из этого. Держать вас шестерых в дали друг от друга, и сосредоточенными при этом на министерствах превратилось в постоянную битву. Особенно из-за тебя. Мне нужно было держать тебя отвлечённой, потому что если бы ты уволилась, то одна за другой, остальные бы последовали твоему примеру. Поэтому я предложил Луне потакать твоему фарсу с «правоохранительными органами»! Я мучился десять лет, чтобы удержать всё на своих местах, чтобы Эквестрия могла вернуться к нормальной жизни после окончания войны. – Он ударил копытом по столу.

– Но ты пытаешься всё усложнить!

Грива Пинки Пай слегка завилась, когда она хихикнула.

– Скушай Минталку, Голденблад. Нет, серьёзно! Ты мог бы взять оранжевую. Моя болючая задница говорит так. – А потом она показала ему язык.

Голденблад некоторое время пялился на, а затем двери в офис с щелчком заблокировались.

– Болючая задница, да? – сказал он, левитируя дюжины коробочек, опустошая каждую из них, создав облако из таблеток позади него. – Поведай мне… – сказал он, приближаясь, и улыбка Пинки медленно исчезала, а её глаза расширялись. – Что чешется сейчас, Пинки? – крикнул он, прыгнув на кобылу. – Скушай Минталку, Пинки! Скушай все эти грёбаные Минталки!

Она открыла рот, чтобы закричать, и он засунул дюжину таблеток ей в рот.

– Ешь их! Глотай! Что теперь чешется? Что дёргается? Что говорит твоё Пинки-чутьё? Что?! – В дверь стучались и бились. Пинки проглатывала их, чтобы не задохнуться, но в мгновение, когда она открывала рот, он засовывал ещё. – Скушай ещё одну Минталку! Разве тебе не весело? Разве это не весело, Пинки?! – кричал он, засовывая Минталки ей в рот. Она билась, изворачивалась, задыхалась и давилась, пока он слезал с неё. – С тобой покончено. Оставайся в своём офисе и потакай воле своего сердца, но ты больше не будешь вмешиваться в мои дела.

Пинки изрыгнула из себя массу таблеток, представляющих собой вонючую кучу, кашляя и с трудом дыша, лежала на полу. Он левитировал к себе свой камертон, и прислушался к его тону. Всё его тело расслабилось, и он пошёл в сторону офисных дверей.

– Ты служишь Пожирателю Душ, – прохрипела Пинки, и он замер. – Вот, что мне говорит моё Пинки-Чутьё.

Медленно, он развернулся и посмотрел на неё.

– Что? – пробормотал он. – Откуда ты знаешь это имя?

Но Пинки не отвечала. Она начала поедать разбросанные Минталки как зависимая. Он напрыгнул на постаревшую кобылу ещё раз.

– Откуда ты знаешь это имя?

– Я чувствую это. Это капает с тебя, как бритвенно-острые клинки. Это кричит вокруг тебя! – сказала она, её зрачки были разного размера, глаза широко раскрылись и смотрели на него. – Ты служишь этому! Оно жалит тебя изнутри! – безумно смеялась она, схватив ещё больше таблеток и запихивая их в рот.

– Это миф. История. Это легенда зебр! – возразил Голденблад.

– Посмотри в зеркало! – Пинки всхлипывала и смеялась одновременно. – Посмотри в проклятое зеркало, оно покажет тебе! Оно покажет, что моё Пинки-Чутьё право! Посмотри, если не веришь мне!

Голденблад слез с неё, и поднялся на ноги, пристально смотря на зеркало в углу. Он прорысил к нему, и передней ногой стянул покрывающую его ткань. Единственна беспрестрастная стеклянная панель мерцала, идеально обрамляя отражение. Однако, это отражение было абсолютно не похоже на него. Это был покрытый кровью жеребец без шрамов. Он стоял на поле, покрытом пеплом и солью, над ним волновались чёрные небеса. А на заднем фоне, из бесплодной земли выбиралось нечто-то ужасное, выцарапывая себя из неё подобно громадному гулю. Из земли паказалась голова этого существа, и оно завопило, а покрытый кровью жеребец позволил себе слегка улыбнуться. В широко раскрытую пасть чудовща упала звезда, и мир разделился на двое, когда возродилось нечто ужасное.

– Нет, Нет, это какой-то трюк! Это не может быть правдой! – закричал жеребец с этой стороны зеркала.

Его отражение улыбнулось ещё сильнее, пока чудовище вырывалось на свободу.

– Конечно это правда, – сказало оно. – В попытках спасти Принцессу Луну, ты погубил её. В попытках защитить Эквестрию, ты привёл её к уничтожению. Ты уничтожаешь всё, о чём заботишься сильнее всего.

– Нет! – произнёс он, накидывая на зеркало ткань.

Голденблад посмотрел на лежащую ничком, вытянувшуюся, и подёргивающуюся всем телом Пинки.

– Нет… – пробормотал он, метнувшись к ней, и его рог засветился, когда он открыл замок в дверях. Он обнял дёргающуюся и вздрагивающую кобылу. – Я не оно, Пинки. Не оно!

В кабинет вбежали Пампкин и Паунд Кейки.

– Что случилось? – воскликнул пегас, а единорожка оттолкнула Голденблада от Пинки.

– Она продолжала их есть, – прошептал Голденблад. – Она знала. Она всегда знала… а я ей не верил. – Он посмотрел на укрытое тканью зеркало, и всхлипнул. – О Луна, она знала…

Пинки забилась в судорогах, на губах появилась пена, а широко раскрытые глаза с узкими зрачками уставились на Голденблада.

– Мне так жаль, Блекджек!

– Что? – произнёс Голденблад, попятившись, но Пинки Пай продолжала бормотать и брызгать на себя слюной, упорно пытаясь связать слова воедино. – Кейки! Спайк! Твайлайт… Богиня! Мирки… как…

– Вызови скорую, Пампкин! – прокричал Паунд, и единорожка ринуласи к телефону.

Голденблад опустился на колени перед подёргивающейся розовой кобылой.

– Директор, вам следует убраться от сюда, – прорычал Паунд, крепко обнима Пинки, – пока я не сделал чего-нибудь, о чём пожалеете вы.

– Одну секунду. Пожалуйста, – ответил Голденблад. – Что я должен сделать? – спросил о у Пинки. – Что я вообще могу сделать, чтобы предотвратить… чтобы… чтобы изменить то, что я увидел в том зеркале?

Из угла рта Пинки появилась пена, и Паунд перевернул ее на бок. Розовая кобыла подгребла к себе ещё белых таблеток, и съела их до того, как кто-либо смог её остановить.

– Нет! – прокричал Паунд, взмахом крыльев сметая прочь все таблетки, и злобно уставился на Голденблада. – Проваливай от сюда, учитель. Я не шучу!

– Что я могу сделать? Пожалуйста. Пожалуйста! – умолял Голденблад, по его щекам катились слёзы.

– Расскажи Твайлайт… – выдохнула Пинки из последних сил. – Расскажи Твайлайт о том, что она хочет знать. Покажи ей как… Покажи… Будь тем, кто ты есть… – А затем она протянула копыто к куче размокших таблеток и, наконец, потеряла сознание.

Прибежавшие медработники оттеснили Голденблада в сторону. Он стоял на месте, глядя как они левитируют Пинки на носилках. Пока её выносили, Паунд и Пампкин Кейк бросали на него взгляды полные беспокойства и замешательства.

– Что произошло, Директор? – спросила Пампкин Кейк. – Мы слышали, как вы кричали.

– Расскажите нам, иначе, есть приказы Принцессы Луны, или нет, я вас стреножу и арестую, – угрожающе прорычал Паунд и покрепче перехватил Пинки.

– Она продолжала их есть. Вы сами видели… – слабо пробормотал он. – Мне нужно идти, – жеребец поднял на них взгляд. – Идите с ней. Найдите её друзей, если они придут. Будьте с ней рядом. Я должен… мне нужно… – Голденблад бросил взгляд на накрытое зеркало и вздрогнул. – Мне нужно… предпринять кое-какие меры…

Паунд дёрнулся в его сторону, но Пампкин его остановила.

– Нет, сейчас нам нужно быть с Пинки Пай. Поторопимся. – Жеребец фыркнул и они вдвоём выбежали из кабинета.

Голденблад шатаясь вышел за дверь, прошёл по коридору за угол и, скрывшись из виду, схватил мусорное ведро и согнулся в жестоком приступе рвоты. Когда желудок опустел, он тяжело опустился на пол.

– Это не правда. Она чокнутая. Прямо как мать… – прошептал он, потирая лицо копытом. Затем он взглянул на парящий рядом с ним камертон из звёздного металла, будто тот обладал собственной магией. – Возможно ли это? Легенда? Неужели я действительно служу… – Он замотал головой, раскачиваясь вперёд-назад. – О, Луна… кто-нибудь… хоть кто-нибудь… пожалуйста… помогите мне! – всхлипнул он в пустоту. Серебряный камертон поблёскивал в его копытах.

<=======ooO Ooo=======>

Вынырнув из шара памяти, я обнаружила, что возюкаю лицом по клавиатуре. Годенблад всё-таки сломался. Это было прямо как у меня на Жёлтой Реке… жутко, и очень похоже. Я уже не знала, плакать мне или нет. Я ощущала себя, будто подглядывала за чем-то непристойным и не могла прекратить. Мне хотелось отлягать Голденблада от имени Паунд Кейка и некоторых других. И всё же, мне нужно было собраться с мыслями. Я удалила набранную лицом строку «> РККПППППППППППППППППППППППП» и откинулась на спинку кресла.

Что она знала? Ну, Пинки Пай знала много чего. Она сходу сказала, что Голденблад служит Пожирателю. Что он был нехорошим, плохим пони… это было почти странно, учитывая каких плохих пони встречала я. Я закрыла глаза. Этот пароль придуман Голденбладом. Он не стал бы использовать то, о чём можно догадаться просто просмотрев шары памяти. Голденблад хотел, чтобы тот, кто доберётся до сюда, знал его и, скорее всего, знал был лучше других. О чём же она могла знать?

Нет. Не думай о Пинки Пай. Сейчас Голденблад был очень похож на меня. Может он и превосходил меня по интеллекту, но у него были такие же саморазрушительные стремления. Он годами мечтал умереть, а когда он облажался с Флаттершай, Биг Макинтошем и Луной, он, наверное, чувствовал, что заслуживает смерти вопреки всему. Голденблад не был простым сукиным сыном.

– Вот оно, – пробормотала я, глядя на клавиши.

>ОН БЫЛ МАРИОНЕТКОЙ.

Надеясь, это не то же самое слово, что чернорабочий или раб, я нажала «Ввод».

Несколько секунд ничего не происходило. Затем выскочили две новые строки.

>ОТВЕТ ПРИЕМЛЕМЫЙ.

>ДОСТУП РАЗРЕШЁН. ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ, ПАЛАЧ.

Погодите. Чего? Пока я таращилась на эти строки, поле отключилось и впереди открылась дверь. За ней оказалась комната, по размерам не намного больше предыдущей, но набитая странным пикающим и щёлкающим оборудованием, вокруг которого стелился холодный туман. В центре комнаты располагалась капсула, такая же как в МедЦентре Флаттершай. Внутри покоился жеребец, а его голову укрывала точно такая же сеточка, какую Когнитум использовала для передачи моей памяти. Рядом с капсулой была установлена машина, такая же, как те, что я встретила в Хэппихорне. В сторону двери было развёрнуто с десяток мониторов, и как только я вступила внутрь, на них отобразился десяток зелёных изображений Голденблада.

– Добро пожаловать, Палач. Если вы зашли так далеко, очевидно, что вы достаточно знакомы с обвиняемым, чтобы принять окончательное решение. С тех пор как данный субъект был помещён сюда, он допрошен сто тысяч четыреста двенадцать раз и я считаю, что было учтено каждое преступление, совершённое данным индивидуумом, – произнёс зелёный Голденблад. На одном из мониторов высветился список преступлений начиная с заговора против престола (два отчёта) и убийства первой степени (один отчёт), и заканчивая переходом дороги в неположенном месте (двенадцать отчётов).

– Ты машина, – заметила я с опаской. – Как в Хэппихорне.

– Совершенно верно. Я используюсь Министерством Морали и Министерством Мира для извлечения всех до последней деталей жизни обвиняемого. В суде любое воспоминание может быть использовано против обвиняемого. Раз вы получили доступ в это помещение, значит вы квалифицированы для вынесения приговора. Пожалуйста, выберите приемлемое наказание из предлагаемого списка. – По другому монитору поползли варианты типа «Сожжение заживо», «Сбрасывание с Башни Шэдоуболтов» и «Четвертование».

Я в ужасе уставилась на список.

– Ты хочешь, чтобы я его убила?

Зелёный пони в мониторе, казалось, задумался.

– Ну, полагаю, вы можете, но зачем марать копыта? Я могу так повысить чувствительность его нервов, что он, в конце концов, умрёт от шока. Для него это будет вполне реально. На самом деле, вы можете выбрать из нескольких различных вариантов и избавить себя от неудобства.

Я покачала головой.

– Я хочу с ним поговорить. Выпусти его.

Компьютер на секунду замер.

– Прошу прощения. Такого в моём списке казней нет. Могу порекомендовать включить в любую казнь присутствие Флаттершай для повышения уровня стресса.

Да уж, это уже был бы перебор.

– Я хочу, чтобы ты его отпустил. Я не его палач, – решительно произнесла я. Очевидно, у этого компьютера была одна из самых шизанутых программа. Спасибо моей удаче.

Внезапно, четыре турели в комнате за мной развернулись мне в спину, а ещё две выдвинулись из потолка прямо здесь и нацелились мне в лицо.

– Прошу прощения, но здесь, должно быть, какая-то ошибка. Сюда может захотеть прийти лишь тот пони, кто заинтересован в смерти Голденблада. Другой не ввёл бы соответствующих ответов. Нет, я боюсь, на это способен лишь палач. Пожалуйста, сделайте свой выбор, или будет дезинтергрированы.

– Чего? – выпалила я. Серьёзно, с роботами мне не везёт! – Почему?

– Из-за охранных паролей. Ты ведь можешь просто написать ответы на двери. Тогда сюда сможет проникнуть, кто угодно, – ответил компьютер, будто это было вполне разумным, а не полным сумасшествием. – Какую бы смерть для Голденблада ты сочла бы наиболее подходящей? Благодаря ускоренному нейронному восприятию, можно выбрать даже затяжное, медленное умирание. Рак толстой кишки? Вполне возможно. Венерическое заболевание? Проще простого.

Я потёрла лицо копытами.

– Я хочу с ним поговорить. Это возможно?

Компьютер нахмурился.

– Сейчас он проходит очередной цикл моделирования допроса. До завершения ещё сорок восемь часов. В конце каждой симуляции у него есть небольшое окно, во время которого он может с тобой пообщаться.

– Я не могу ждать сорок восемь часов. Мне нужно переговорить с ним немедленно, – настаивала я, угрюмо глядя на компьютер. Мне нужно сделать здесь что-то по-настоящему радикальное… нужно перемудрить эту помеху. Компьютер хочет, чтобы я убила его и пытал Голденблада. – Я хочу поиздеваться над ним, тогда я смогу выбрать идеальный вариант казни.

Монитор компьютера замигал и замерцал.

– Хмммм. Очень хорошо. Здесь есть смотровой шлем для следователя. Когда текущая сессия допроса будет прервана, у тебя будет небольшое окно, во время которого ты можешь задать свои вопросы. – В основании машины отворилась маленькая дверь обнаруживая за собой вторую золотую сеточку. Я осторожно левитировала её и расправила по своей голове.

– Как только ты будешь готов, – сказала я и взглянула на жеребца в капсуле. Машина бибикнула, мигнула пару раз и у меня перед глазами всё закружилось.

<=======ooO Ooo=======>

Голденблад сидел в клетке. Тело болело. Тошнило. Ощущая во рту мерзкое послевкусие, он повалился на пол перед десятком пегасов, единорогов и ночных пони-стражей. На столе сбоку стояли с полдесятка бутылочек. Подошёл угрюмый и крепко сложённый офицер ночной пони, взглянул на Голденблада сверху вниз и мрачно осведомился:

– Он подготовлен?

Единорог бросил взгляд на испещрённого шрамами жеребца, затем тихо ответил:

– Да, офицер Лайонхарт. Он напичкан до самого кончика рога, сэр. Он ещё пытается бубнить, но проблем с ним быть не должно.

Другие стражники беспокойно ёрзали и переглядывались. Лайонхарт обвёл пони хмурым взглядом.

– В чём дело?

Пегас взъерошил перья, переступил копытами, глянул на остальных стражников и, наконец, набрался храбрости.

– Разрешите говорить свободно, сэр? – Лайонхарт поджал губы, но кивнул. Пегас глубоко вдохнул. – Казнь, сэр? Принцесса не пошутила? Публичная казнь? В этом смысле?

– Принцесса Луна издала указ. Мы будем исполнять её приказы, – просто ответил он, оглядывая собравшихся. – Этот пони предал Её Высочество и всех нас, и должен быть наказан соответственно.

Пегас замер.

– Никто и не сомневается, сэр. Но публичная казнь? Прежде такого никогда не было. Это как-то в духе наших врагов. Если мы воспротивимся…

– Ты свободен, – твёрдо сказал Лайонхарт. Белый пегас дёрнулся, словно от удара, затем отдал честь крылом и строевым шагом покинул помещение. Взгляд жёлтых глаз Лайонахрта прошёлся по остальным стражником. – Теперь слушайте сюда. Это произойдёт. Если кого-нибудь из вас мучают моральные или профессиональные принципы, так тому и быть. Это будет отмечено в вашем личном деле. Но мы не подведём Её Высочество. Мы исполним её решение. Так и будет. Это понятно?

Он огляделся, заглядывая в глаза каждому пони. Некоторые опускали взгляд и, пристыжённо, выходили вон. Иные твёрдо выдерживали взгляд офицера и выходили демонстративно. Через минуту остались лишь трое стражников. Все ночные пони. Лайонхарт вздохнул и понурился.

– Так тому и быть.

Офицер лично наклонился и забросил Голденблада к себе на плечи. Изуродованный шрамами жеребец безвольно повис, продолжая беззвучно шевелить губами, пока его несли по коридору. Звук толпы нарастал, словно грохот водопада. Наконец его вывели на ярко освещённую большую площадь в центре Кантерлота и он, нерешительно заморгал на возвышающиеся над ним ряды пони. Некоторые кричали, но другие смотрели на него с тревогой и жалостью.

Трибуны протянулись вдоль одного края площади. В центре восседала правительница Эквестри, возвышенная и холодная, прекрасная и ужасная. С лева от неё расположились сановники и чиновники, в том числе и Трублад с принцем Блюбладом. По правое копыто стояли шесть кресел с символами министерств. Занято было только одно: неподвижно застывшая Рарити не отрывала взглядя от своих копыт. Кресло принцессы Селестии тоже пустовало.

– Ошибка… – пробормотал Голденблад.

– Да, ты допустил ошибку. Но теперь уже слишком поздно для…

– Нет. Принцесса Луна, – возразил Голденблад. – Пустых мест быть не должно. Это заставляет выглядеть её слабой. – Ночной пони недоверчиво уставился на конвоируемого, и уголок рта израненного единорога изогнулся в ухмылке. – Могли бы хоть представителей послать.

В глазах Лайонхарта мелькнуло сомнение, но он опустил Голденблада в центре площади и порысил в сторону. Голденблад, с трудом удерживаясь в вертикальном положении, повернулся лицом к трибунам. Луна взглянула на него сверху вниз, холодно и беспристрастно, а затем изрекла громовым голосом:

– Народ Эквестрии! Это Наш священный долг, представить вам величайшего предателя в истории нашего государства. В течение многих лет, Голденблад готовил заговор, чтобы подорвать авторитет Министерств, правительства и всего народа. Он поддерживал тайную связь с нашими полосатыми врагами, вымогал деньги у аристократии, незаконно присваивал материалы для собственных целей и потворствовал бесчисленным спекуляциям десятков врагов государства. Множество более тяжких преступлений его куда более ужасны, и недолжно слышать о них добрым пони.

– Эти серьёзные и тревожные откровения потрясли до глубины души всех нас. И какое же наказание будет достаточным за преступления толь тяжкие и дерзкие? Должны ли Мы бросить его в клетку, где он сможет задуматься о своих злодеяниях? – спросила она и из толпы донеслись выкрики «нет» и осуждающий ропот. – Следует ли Нам изгнать его из наших земель и рискнуть тем, что он может вернуться к нашим полосатым врагам? – Теперь выкрики стали громче. Луна вздохнула и покачала головой. – Минули времена, когда Мы могли бы его изгнать на тысячу лет, но даже этого не было бы достаточно за его поступки и заговоры. Он злоумышлял свергнуть Наше правление и желал смерти Нашей любимой сестры. Ни заключение, ни ссылка, ни изгнание не будут достаточным наказанием за свершённое им зло.