Текст книги "Горизонты (ЛП)"

Автор книги: Somber

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 84 страниц)

– Предатель Голденблад? – позвал жеребец, и Голденблад повернул голову, чтобы взглянуть на возвышавшегося над ним гвардейца ночного пони. В воздухе зависли ещё трое.

– Прошу… – взмолился Голденблад, затем протянул копыто в сторону Флаттершай. – Пожалуйста…

– У нас приказ взять вас под стражу для допроса, – доложил жеребец. – Я не знаю, как вы сбежали сюда, но я не могу ждать, пока вы всё нам расскажете.

– Нет… мне нужно… пожалуйста… – бормотал Голденблад.

Одна из ночных кобыл приземлилась рядом с Флаттершай, держась на расстоянии от неё и кролика.

– Министерская Кобыла Флаттершай? Вам нужно… что-нибудь?

Пегаска не ответила. Она лишь медленно покачала головой.

– На счёт неё у нас распоряжений нет, – подал голос жеребец, поднимая Голденблада и забрасывая его себе поперёк спины. – Нам нужно поспешить обратно в Цитадель.

– Нет… – умолял Голденблад. – Прошу…

Ночная кобыла переводила взгляд с единорога на пегаску.

– Эм, мэм? Мистер Голденблад хотел бы с вами поговорить? Это было бы приемлемо?

Флаттершай не проронила ни слова. Не взглянула на него. Закрыв глаза, она опустила голову так, что бледно-розовая грива оградила её от его взгляда. Затем она едва заметно покачала головой. Голденблад смотрел на неё сквозь слёзы.

– Уходим! – сказал жеребец и они поднялись в воздух.

– Нет! Нет! Флаттершай! – закричал Голденблад, поднимаясь в воздух и не отрывая взгляда от жёлтой кобылы, что становилась всё меньше. – Флаттершай! – с надрывом прокричал он в последний раз, а затем, рыдая, обмяк на спине ночного пони, и всё заволокло чернотой.

* * *

Я почувствовала, что моё тело сдвинулось. Я сидела на чём-то, на этом твёрдом, похожем на гладкий пластик ничём, из которого состояло это место. Луч белого света выхватывал меня из окружающей пустоты.

– Итак, ты всё-таки пришла, – тихо проговорил Голденблад у меня за спиной.

Я обернулась к единорогу, сидящему в другом пятне света. Он выглядел таким, каким я его помнила: средних лет, покрытый шрамами и уставший. Взгляд его жёлтых глаз встретился с моим и его губы едва заметно изогнулись.

– Блекджек.

– Голденблад, – отозвалась я, повернувшись к нему лицом. – Это ведь ты, да? Не… голограмма? Не компьютерная симуляция?

– Это я, – спокойно ответил единорог. – Я рад тебя видеть. Я знал, что однажды ты или Когнитум воспользуются случаем найти меня. И я знал, что только ты будешь способна оценить всё, что я сделал.

– Что ты сделал? – переспросила я, чуть нахмурившись.

– Преступления, которые я совершил, – пояснил он. – Ты наконец-то пришла осудить меня за всё, что я натворил.

Я чуть закатила глаза.

– Нуу… нет. Вообще-то я здесь, чтоб задать тебе пару вопросов и убраться восвояси. А ты можешь продолжать переживать свою чудовищность, сколько хочешь.

Несколько секунд Голденблад мог лишь беззвучно открывать и закрывать рот, будто пытаясь в никнуть в то, что я только что сказала.

– Блекджек, ты ведь знаешь, что я сделал. Ты лучше, чем кто-либо из ныне живущих знаешь, кто я такой. В перерывах между сессиями, я использовал соединения этой машины с системами Хуффингтона, чтобы не терять тебя из виду. Смотрел, что ты делала. Как ты можешь ничего не сделать с моими преступлениями?

Ох, братишка. Я потёрла лицо копытом.

– Голденблад, ненавижу тебя прерывать, но тут дело не в тебе. Я согласна, ты неслабо накосячил. Признаюсь честно, я и сама в этом деле не промах, но ты меня уделал по всем статьям. Мои тебе поздравления. – Я вяло похлопала копытами. – Но сейчас, всё, чего я хочу, это чтобы ты рассказал мне о Горизонтах.

Голденблад отвернулся.

– Убирайся.

Я заморгала.

– Прошу прощения?

– Ты меня слышала. Если ты здесь не для того, чтобы убить меня, значит, очевидно, ты не стоишь внимания. Прощай.

Он поднялся и направился прочь из пятна света.

– Ну да. И ты, значит, собираешься ждать ещё пару сотен лет, пока кто-нибудь спустится сюда, ответит на твои маленькие загадки, чтоб одарить тебя мучительной смертью? Что-то я сомневаюсь, – сказала я со всем возможным презрением. Жеребец замешкался. – Собираешься вернуться обратно к воспоминаниям и подглядыванию за Пустошью, оставив её гнить? Отлично. Может у меня получится по-настоящему хорошо отсосать у короля, чтоб он меня выпустил. Я сделаю всё, что должна сделать. Но у тебя есть ответы, Голденблад. Ты можешь мне помочь, если только на пару минут вынешь башку из своей мазохистской, эгоистичной, самоненавистнической жопы!

Однако, похоже, мои слова пропали в пустую. Он повернулся и холодно посмотрел на меня.

– Я заслуживаю смерти. Я должен быть наказан.

– О, ради любви… – проворчала я. – Да. Да ты понаделал плохих вещей. Очень плохих. Как и я. В некоторых случаях, я оказалась ещё и похуже тебя. Никто не идеален. Разница в том, что я не засунула себя в компьютер, ожидая, что кто-нибудь ещё придёт и покончит со мной. – «И не понаставила смехотворно сложных смертельных ловушек, чтобы отсеять достойных меня казнить». Я указала на него копытом. – Я там, снаружи, пытаюсь поступать лучше.

– Лучше, – пробормотал он. – Блекджек, ты хоть раз задумалась, что тебе, возможно, стоит сдаться? Что в своих попытках помочь, ты приносишь почти столько же боли и страдания, как если бы ты вообще ничего не делала? – Он медленно направился ко мне и колонна света последовала за ним. – Я видел тебя у Жёлтой Реки. И видел, что ты сделала с тем жеребёнком.

Несколько секунд я сверлила его взглядом.

– Ты подключился ко мне в Хэппихорне, – догадалась я.

Жеребец слегка кивнул.

– Да, я управлял его системой, чтобы получить доступ к роботам-санитарам и поместить тебя в терапевтический реаниматор разума. Я не ожидал, что ты из него выйдешь. Довольно удивительно, на самом деле, – тихо прохрипел он. – После этого, я время от времени приглядывал за тобой, как Наблюдатель. Ты оказалась… интересной.

– Не сомневаюсь, – отозвалась я. – И это ведь был не первый раз, да? – Он чуть улыбнулся, выглядя слегка впечатлённым.

– Нет. Не первый раз. Первый раз был, когда ты воспользовалась Причудой Троттингеймера. Затем, когда ЭП-1101 подключился к передатчику. Я работал вместе с Эхо над разработкой ЭП-1101. Мне известны лазейки, чтоб следовать за ним.

– Так вот почему Крупье мог делать всякие штуки, не отключая эту проклятую хреновину, – сказала я. Похоже мне удалось завладеть его вниманием. – Крупье… Эхо… его душа была связана с программой.

– Ааа, – тихо протянул Голденблад, понимая. – Я об этом размышлял. Всё никак не мог понять, почему ты не останавливаешься.

– Он действовал мне на нервы и продолжал давать туманные ответы. Сдаваться я не собиралась, но и никогда не останавливалась, и не подвергала происходящее сомнениям. – Откинувшись назад, я скрестила передние ноги, постукивая по щеке. – И в лабораториях под Гиппократом. Это ты был тем, кто отрезал Когнитум, оставив роботов штурмовать то место.

– Я всего лишь внёс помехи, как сумел, – отозвался он. – У тебя был ЭП-1101 и ты передала его Когнитум. Я так понимаю, что Эхо ей помогал?

– У неё было его тело. Для него это был единственный способ выжить.

– Этого я не знал. Я думал, что он умер в Кантерлоте, а этот Крупье был просто разновидностью психоза Пустоши. Очевидно, я должен был присмотреться к тебе гораздо внимательнее. – Голденблад со вздохом покачал головой. – Ошибка, которую я допускал слишком часто.

– Одна из многих.

– О, столь многих. Здесь у меня было достаточно времени, чтобы осмыслить свою жизнь, – ответил он, начав обходить меня по кругу. – С чего бы начать?

Вспыхнул светящийся квадрат, в котором я увидела как он в Литтлхорне разговаривает с зеброй Таппаани.

– Я мог бы забить тревогу в тот самый момент, когда она упомянула, что здесь Страктраттери. Эвакуировать всю школу.

Затем появилась картинка, где он в госпитале, замотанный в бинты.

– Я мог просто отклонить просьбу Луны о помощи.

Следом изображение, где он с Флаттершай.

– Я мог поставить Флаттершай превыше всего, а не пренебрегать ею, когда она больше всего нуждалась в моей любви и привязанности.

Следующее окно – Флаттершай под дождём.

– Я мог просто арестовать её. Она была бы осуждена и расстреляна, но мегазаклинания остались бы защищены.

Появился Хорс, ухмыляющийся и уверенным, и обходительным взглядом окидывающий Гранат и Трублада.

– Я мог бы поставить во главе МВТ кого-нибудь менее амбициозного, сместив пони, которые, как я знал, были продажными, опасными и закрывающими глаза на очевидный вред, причиняемый другими пони.

Картинка с Голденбладом в баре Скраффи.

– Я мог бы верить в свою принцессу и никогда не задумываться о Горизонтах.

Наконец он остановился и последний разрыв заполнился изображением его ареста.

– Я мог бы раньше сказать им об Амади. – Вокруг него вспыхнули десятки маленьких окон. – Было ещё и множество других ошибок. Более двадцати тысяч различных ситуаций, в которых я поступил неправильно. Я даже не замечал всех подсказок.

– Весьма впечатляет. Я тоже так могу, – ответила я и принялась перечислять, перемежая каждый новый пункт списка взмахом копыта в его сторону. – Скудл. Медцентр Флаттершай. Впадина Бримстоуна. Мой дом. Едва не убила себя. П-21. Попёрлась под землю. Фолен Арч. Использовала Причуду на Селестии. Не сдохла. Пренебрегла своими друзьями. Бесконечно себя ненавидела. Жёлтая Река. Бон. – Я заколебалась, склонив голову. – Стигиус… эх… – Затем снова взглянула на него и продолжила, тыча копытом. – Тулип. Хайтауэр. Врала Сильвер Спун. Аврора. Лакуна и проклятая Богиня. Лайтхувз, Лайтхувз, Лайтхувз! Советник Старгейзер. Тандэрхед. Башня Шэдоуболтов. Крупье. Рампейдж. Когнитум!

Я насторожилась, заметив позади себя сильное свечение и обернулась к двум десяткам окон стыда. Кое-какой компьютер оказался довольно нахальным. Я снова обернулась к Голденбладу.

– Заслужила ли я наказание за всё, в чём облажалась? Абсо-нахрен-лютно! И я уверена, что половина этого дерьма, это наказание на мои косяки. Но позволила ли я им остановить меня? Нет! Потому что, если я остановлюсь, то в ту же самую секунду превращусь в тебя. Может я и не была бы подключена к машине, но свернулась бы где-нибудь на матрасе, точно так же уверенная, что я заслуживаю смерти! И что хорошего из этого вышло бы? Нихрена, – презрительно плюнула я.

Голденблад не ответил. Он просто разглядывал меня, будто я была картиной или какой-нибудь художественной инсталляцией, затем, наконец, пробормотал:

– Ты не можешь сравнивать… последствия моих действий были…

Подскочив к нему, я принялась стучать копытом ему по макушке, приговаривая:

– Здесь! Дело! Не! В тебе! – я встряхнула его, схватив за плечи. – Что на счёт косяков Луны? А Селестии? Что на счёт промашек Твайлайт и её друзей? Ты серьёзно считаешь, что ты один виновен в их ошибках? Что если бы тебя никогда не существовало, то и войны бы не было? У всех пони копыта испачканы в крови!

– Но без моих дей… – заикнулся было Голденблад, но я шлепком заставила его заткнуться.

– Может всё могло выйти иначе. Может могло получиться лучше. Или может даже ещё хуже. В этом и есть главная проблема всех этих «а что, если» и сожалений. Ты с этим уже ничего не можешь поделать, и не можешь знать наверняка. Даже со всем этим, – я обвела копытом бесчисленные парящие окна. – Ничего из этого не изменит того, что уже случилось. Как и твоя смерть.

Некоторое время он просто сидел, ошарашенно молча. Затем прикрыл глаза.

– Как я могу продолжать, после всего, что я натворил, Блекджек? С Эквестрией? С Луной? С Флаттершай? Как я могу двигаться дальше, если я причинил боль столь многим?

Я вздохнула.

– Пытайся поступать лучше. Цени каждый день. Не пытайся вечно казнить себя за свои ошибки, а старайся учиться на них. И никогда, никогда не сдавайся, – ответила я, положив копыто ему на плечо. – И есть один определённый способ, каким ты можешь поступить лучше прямо сейчас, это если ты мне расскажешь, что ты сделал. Расскажи мне о Горизонтах.

Вздохнув, он протянул копыто к окну, где он разговаривал с Принцессой Луной о министерствах. Затем, будто преодолевая невероятное сопротивление, он махнул копытом в сторону и все окна исчезли.

– Что ты хочешь знать? – спросил он.

Я глубоко вздохнула.

– Когнитум думает, что может использовать Том и Токомеир для восстановления Ядра. Она права?

Он ответил не сразу.

– Она не ошибается, если она перехватит камень и удержит его на пределе воздействия ХМА, то да, она сможет использовать энергию для восстановления Ядра. И для многого другого. С таким массивом магической энергии, она сможет восстановить всю Эквестрию. И не только.

Это заставило меня содрогнуться.

– И это было бы неплохо. Но Амади, похоже, думает о чём-то другом, о чём-то, куда более плохом, что может случиться, – сказала я, и Голденблад закрыл глаза. – Он прав?

– Весьма вероятно, в зависимости от того, во что ты веришь, – прошептал единорог.

– В смысле?

– Машина это, или чудовище? Когнитум верит в одно. Амади в другое. Кто из них окажется прав, тот и будет в победителях, когда Горизонты выстрелят.

– Так кто же из них? – спросила я.

– Я не знаю. Древние легендарные мерзости редко предупреждают о чём-то вроде «может напоминать невероятно продвинутую технологию», а на большинстве инопланетных технологий нет примечаний типа «может содержать злонамеренные души». Не смотря на это, оба варианта одинаково нежелательны и, зачастую, неизбежны, – просто ответил Голденблад.

– Так я могу как-нибудь не дать им выстрелить? – спросила я. Единорог снова взмахнул копытом. Появилась сфера, вокруг которой по орбитам вращались две сферы поменьше. Более крупная подальше, другая ближе. – Это солнце и луна? – спросила я. Он кивнул. Тогда я ткнула копытом в красный значок на луне. – А это Лунный Дворец?

– Верно. Так как он был заложен на богатейших месторождениях лунного камня, он никогда не указывает прямо на Хуффингтон. Таким образом, для попадания он должен идеально выровняться относительно солнца и луны.

От дворца побежала пунктирная линия, затем начала изгибаться. Она обернулась вокруг планеты, затем вокруг солнца, затем снова вокруг планеты, обогнула луну и, наконец, уткнулась прямо в Хуффингтон.

Хмм?

– Чего она так петляет туда-сюда? Нельзя что-ли пройти напрямую? – удивилась я.

– Как-то раз я то же самое спросил у Троттингеймера. Он только вздохнул, погладил меня по голове и назвал «бедным Эклопийским пони», – слабо улыбнулся Голденблад. – Достаточно сказать, что это сработает. Если ты сможешь вмешаться в работу таймера, шансы попадания по Хуффингтону станут минимальны. Последствия столкновения будут ужасны, но вряд ли это станет катастрофой мирового масштаба. Это если он, вообще попадёт по Эквусу.

С виду достаточно просто.

Я посмотрела на единорога. Тут чего-то не хватало. Чего-то он мне не договаривал.

– А зачем ты вообще ты создал Горизонты?

Он ткнул копытом в темноту и появилась схема здания, построенного, казалось, под землёй.

– Проект Горизонты был моей кнопкой сброса. Если бы победил Цезарь, или победила Луна и превратилась в тирана, возможности для жестокости стали бы невообразимыми. Подбные планы в последние дни были и в Зебринской Империи. Некоторые фракции стремились к полному геноциду расы пони. Накопившаяся за двадцать лет ненависть к концу стала абсолютной. Но зебры знали, что они теряют. В конце концов, у Эквестрии было достаточно мегазаклинаний, чтобы одним словом стереть с лица Эквуса всю Империю, не дав возможности нанести ответный удар. И у Луны было столько силы, что её невозможно было бы остановить. Подставные фигуры, контролируемые её собственным марионеточным правительством. Контроль разума. Наркотики. Солдаты в силовой броне. Воины-аликорны. Кибернетический контроль сознания. Она могла стать непобедимой. Если бы сбылись мои худшие опасения, миру потребовался бы сброс.

В процессе которого погибли бы невиновные. Мило. Хотя вслух я этого не сказала, ведь он как раз дошёл до главного.

– Проект Горизонты состоит из двух частей. Оружие и Редут. Оружие строилось на луне, сначала мехаспрайтами Робронко, а позже, управляемыми через компьютер Флюкс-клонами, созданными из Флюкса, доставленного на одной из ракет. Это и есть Лунный Дворец.

– Это выглядит прямо как стойло, – заметила я, вспоминая Стойл-Тек, а затем уныло взглянула на Голденблада. – Ты спёр это у Эппл Блум, да? – Он улыбнулся и вздохнул. – Ну да, чего я вообще спрашиваю?

– Я предпочитаю называть это ассигнованием. Учитывая, что к программе стойла присоединилась Скуталу, договориться было не сложно. Я придерживал МинМорали, чтоб они не теребили Стойл-Тек, а она позволяла мне выбирать самые вкусные разработки Эппл Блум. Затем, позже, я использовал рычаги, чтобы добыть материалы для Садов и Редута, совершенно не оставляя об этом записей. У меня было более чем достаточно грязи на некоторых больших шишек, чтобы снизить риски, – небрежно пояснил он.

– Значит, Лунный Дворец пуляет здоровенной кучей лунного камня по Хуффингтону. Эта куча врезается в большую кучу звёздного металла. Мир делает бум. Все умирают, – сухо проговорила я. – Дай-ка угадаю: Редут должен был добавить к последней части слово «почти».

– Да. Он должен был стать абсолютным стойлом, – ответил он, отобразив вторую схему. Мегастойло Биг Макинтоша было даже больше, чем я могла вообразить. – Учитывая, что построено оно было с расчётом исключительно на Эквестрийскую элиту и правительственных агентов, по крайней мере тех, кто мог оплатить это, вместо того, чтобы надеяться попасть в Стойло Один, добыть разрешение и материалы было не сложно. Как понимаешь, оно ещё и сдвинуто в теневой мир, где сила взрыва должна была оказаться незначительной. Идея была проста. Если бы ЭП-1101 оказался удалён, что означало бы, что тиран не заинтересован в том, чтобы передать свою власть кому-то ещё, или если бы он не нашёл приемника, то есть, если бы зебры убили всех нас, Горизонты должны были активироваться.

– И сигнал тревоги оповестил бы всех пони, что нужно бежать в стойло, – сказала я, просматривая окно со списком из сотен имён.

– Конечно же нет, – тихо ответил он. – В стойло не вошёл бы вообще никто. Как бы они смогли, если бы Эквестри была на военном положении, или оккупирована, или если бы они вообще все умерли? – Он спокойно посмотрел на меня. – Ты забываешь о Проектах Химера, Стальной Пони и Вечность.

Я уставилась на Голденблада.

– Ты не собирался спасать пони. Ты хотел создавать их, – пробормотала я.

– Воздействуя Флюксом на сырьё. Тысячи образцов крови. Тысячи инграмм памяти. И ритуалы построения души, любезно предоставленные Рарити, – ответил он, как ни в чём не бывало. – Первое поколение использовалось бы в качестве инкубаторов для сохранённых эмбрионов. И таким образом мир был бы спасён. – Он посмотрел на меня. – Ты ведь уже знаешь об изъяне в этом плане, не так ли?

С чего бы начать?

– Когнитум сказала, что Флюкс-клоны не могут выносить плод, – ответила я.

– Правильно. Я не силён в биологии, но, видимо, пустышки не способны формировать функционирующую плаценту. Незначительный критический недостаток. Один из многих, – пробормотал он, рассматривая схему. – И не самый худший.

– И всё же. Даже если бы Редут не сработал в конце войны, мы могли бы использовать его сейчас, чтобы сохранить множество пони, если Горизонты ударят. По крайней мере тысячи.

Хотя всё равно это будет означать смерть для миллионов…

– Редут никогда не спасёт ни единой души, – едва слышно прошептал Голденблад.

– Чего? – воскликнула я. Он отвёл взгляд и я шагнула ближе. – Что ты сделал?

– Блекджек… прошу тебя… я просто хотел сделать лучше для Эквестрии, – пробормотал он.

– Что ты сделал, Голденблад? – повторила я вопрос, пытаясь сохранить самообладание. Ты не палач, Блекджек…

– Я знал, что даже с Редутом, для восстановления жизни в Эквестрии потребуются десятилетия. Что, возможно, Редут потерпит неудачу. Но у меня случилось… прозрение, – пояснил он, с грустью глядя мне в глаза. – Первое падение звезды было ужасным, но при этом было высвобождено огромное количество духовной энергии. Я предположил, что если Том проникнут той же самой духовной энергией, то мир сможет восстановиться намного быстрее. Возможно, в течение всего лишь одного поколения…

Я уставилась на Голденблада.

– Ты хочешь сказать…

– Да, – мрачно ответил он. – В этом лунном камне заключена душа звезды.

Заметка: Идёт загрузка, пожалуйста, ожидайте…

Глава 6

Утро

«Сбежать, пока не стало слишком поздно, мы должны

Дабы способ спасти положение найти мы смогли»

Когда я покинула Стойло Девяносто Девять, моей целью было увести Дэуса подальше от своего дома, тем самым сохранив его. Со временем, я увязала в паутине секретов и закулисных сделок, кульминацией которых был загадочный Проект Горизонты. Это было сюрреалистично осознавать, что нечто созданное более двух столетий тому назад, в безумии войны, может сейчас уничтожить всё, что мне было дорого. И всё же день за днём, битва за битвой, я всё ближе подбиралась к истине. И теперь она у меня была.

Для меня, это ничем хорошим не закончилось.

– Ты поместил душу звезды в огромную глыбу, которую собирался бросить в Эквестрию? Это и есть причина всей этой суматохи? – спросила я, чувствуя себя на удивление опустошённой. Он лишь тихо, стыдливо кивнул. «Серьезно… это сейчас было… что?» – Как? Почему?

Он махнул копытом и внезапно в окружающей нас пустоте появился единорог-пустышка. Затем, вокруг его головы появились кибернетические усиления и магическим образом присоединились к нему, без всех тех мясистых и кровавых действий, которые были мне знакомы после настоящей кибернетизации.

– Вместо попыток отправить живых специалистов, – начал Голденблад, – которые могли узнать о Горизонтах и отключить их, мы запрограммировали мехаспрайтов для постройки «Дерева Жизни» и центров по кибернетизации.

Всплыли изображения золотого дерева «Проекта Химера» и кибернетической установки, которую я использовала в Башне Шедоуболтов. – На другой ракете, мы отправили крупный запас Флюкса и шаблон единорога…

– И использовали управляемые компьютером Флюкс-клоны для постройки этого орудия, – перебила я. – Ты уже говорил об этом. Как это относиться к тому, что ты поместил душу звезды в «Тома»?

– Флюкс-клоны единорогов, – подметил он, слегка раздраженно. – Мехаспрайты построили орудие. Мы использовали клонов для воссоздания ритуалов, которые раскрыла Рарити во время «Проекта Вечность». Хоть Рарити никогда не давала мне возможности напрямую изучить Чёрную Книгу, я имел исключительный доступ к её исследовательским записям. Это, а также знания, которые она конфисковала из библиотек и у зебр по всей Эквестрии, позволили нам научить пустышек как притянуть душу звезды и поместить её в камень.

– И эта душа была не против? – скептически поинтересовалась я.

– Откровенно говоря, я не знаю. Я ожидал скорее сопротивление, но похоже на то, что душа сама позволила поместить себя в камень. Тогда, я наивно предположил, что она не знала о главном предназначении ритуала, пока не стало слишком поздно. Сейчас… я просто не знаю, – сказал он, когда еще больше экранов заработало, показывая как пятьдесят пустышек использовали магию вокруг огромного куска лунного камня, которым был «Том»

Затем, иллюстрации исчезли и он отвернулся в сторону.

– Что на счёт второй части твоего вопроса… почему…

Он сделал паузу, после чего стиснул зубы, словно признавая какое-то постыдное извращение.

– Мною… манипулировали. Я позволил собой манипулировать, – прошипел он с отвращением.

«Серьезно?»

Я не могла сдержаться, выдав короткий смешок.

– Ты? Тобой манипулировали?

– Да, Блекджек. Мной. – Он вызвал экран, показывающий сцену в баре с Твайлайт. – Когда я в тот день ушёл, я знал, что должен сделать что-нибудь, дабы защитить Эквестрию от возможного превращения Принцессы Луны в тирана. Но я не знал что именно. Немедленную работу над решением проблемы я тоже не начинал. Я помнил об этом, но уделял большую часть свободного времени не обыденным делам, а помогая Твайлайт с «Садами», держа это в секрете от остальных. Однако с продвижением «Садов», меня поразило вдохновение.

Появился экран, отображающий лабораторию Хорса. По ту сторону, Голденблад левитировал камертон, после чего ударил им об угол и поднёс к своему уху.

Мои глаза расширились.

– Звёздный метал.

– Оно говорило со мной на подсознательном уровне. Ничего столь грубого как контроль разума, но оно было способно к внушению. Я верю, что оно вдохновляло меня на протяжении многих лет. Привязать душу звезды было последним вдохновением, которое я получил. – Он потёр лицо. – Затем… война начала усугубляться. Я был полностью занят тем, что бы не дать Эквестрии рассыпаться на куски. Что хуже, я боролся со страхом, паранойей и злостью. Как ты уже видела на записи с Пинки Пай.

Я слегка закивала.

– Мне показалось ты был более… скажем так… агрессивный, нежели обычно.

– Этому уже нельзя было помочь, – сказал он. – Я был настолько зол на её постоянные вмешательства и помехи. Безосновательные, к тому же. Мне всегда удавалось усмирить Пинки, позволяя ей ловить жестоких преступников и явных коррупционеров. Плохих пони. Но вплоть до самого конца, я ненавидел её. – Он запнулся. – Нет. Я ненавидел её Пинки Чутьё. Её… её вмешательство.

Я вспомнила напыщенную речь Амади против Дискорда.

– Почему то, что она сказала… Почему ты так отреагировал на это?

Он закрыл свои глаза, и появилось ещё одно окно с приятно-белой кобылой единорогом в пробковом шлеме.

– Моя мать, Санденсер, брала меня с собой во все уголки мира, – изображения появлялись и исчезали, показывая как жеребёнок и кобыла путешествуют то по засушливой пустыне, то через душные джунгли, то бродя по древним руинам. – Она защищала меня от жестокого отцовского обращения, но тогда я этого ещё не понимал. Мы всесторонне исследователи земли зебр и моя жизнь, преимущественно, была наполнена чудом обучения. Однако…

Окно начало расширяться до тех пор, пока я не очутилась в нём. Я обнаружила себя в комнате воняющей ладаном, потом и продуктами жизнедеятельности. Бледная кобыла единорог лежала в кровати, окружённая зебринскими докторами. Стены украшали маски, цветы в горшках и всякие бутылки с зельями на полках. Ослабевшая кобыла тихо бормотала, корчась от сильной боли, в то время как полдюжины зебр и три пони смотрели на неё. Я была поражена, что одним из пони был тёмно-бордовый Трублад. У края кровати на коленях стоял белый жеребёнок, его глаза покраснели от слёз, а под стеной стоял молодой Скрафи, печально наблюдавший за развернувшейся сценой.

– У моей матери была последняя стадия опухоли мозга. Какими бы ни были их знания и способности, но даже у магии целителей есть предел, – сказал Голденблад, стоя возле меня, печально взирая на сцену перед нами. – Мать боролась шесть месяцев, во время которых периоды агонии, когда её сознание было ясным, чередовались с бессвязным бредом, до тех пор, пока боли не сломили ее волю к борьбе. – Он поджал губы, а затем сказал: – Это была тяжёлая смерть.

– Аритмия, – констатировала зебра со стетоскопом. – Это продлится недолго.

– Вы ничего не можете для неё сделать? – спросил жеребёнок Голденблад с такой обречённой тоской, которую я не ожидала увидеть у такого юного пони.

– Мы дали ей столько маковых слёз^[23], сколько возможно, – подала голос другая зебра, пересчитывая пузырьки. – Чуть больше и… ну… – Взглянув в печальные глаза жеребёнка она запнулась и стыдливо отвела взгляд. – Так или иначе, возможно для неё это стало бы актом милосердия.

– Нет, – простонала его мать. Она вздрогнула от боли, посучив передними ногами по пропитанной потом простыне. – Я должна поговорить с ним. Одна, – лихорадочные лимонные глаза уставились на собравшихся. – Спасибо вам за весь ваш труд. Я сама с этим разберусь.

Зебры, по одному, протиснулись наружу, за ними последовал Трублад. Потрёпанный коричневый единорог почтительно кивнул кобыле и удалился из комнаты, закрыв дверь. Голденблад медленно взобрался на кровать и обнял кобылу.

– Я не хочу чтобы ты умерла, мама.

– Я знаю, мой дорогой, но время настало. Прости меня, – сказала она, держа его. – Ты такой хороший мальчик. Такой же красивый, как и твой отец, – слёзы скатывались по её щекам, когда она всхлипнула от боли и горя.

Через некоторое время в полной тишине, нарушаемой только жеребячьем сопением, она сказала:

– Я приняла некоторые меры для твоего возвращения в Эквестрию. Это красивая земля. Твоя тётя Селестия проследит за тем, чтобы о тебе позаботились.

Держа её, Голденблад рыдал, пока она нашептывала снова и снова «Чшш. Чшш», и «Всё хорошо». Но когда она погладила его гриву, я увидела как её лицо исказилось и скривилось. Её ноги, начав дрожать, сильнее обхватили его шею. Он прокряхтел, пытаясь вырваться.

– Мамочка! Ты делаешь мне больно! – завопил он.

– Заткнись! – прошипела она, брызжа слюной, в то время как её копыта сжались еще сильнее. – Ты ужасный ребёнок! Чудовище! Я знаю, что ты собирался сделать! – кричала она. Я бросилась вперёд, пытаясь оттянуть её ноги подальше от шеи жеребёнка, но мои копыта прошли через неё, словно сквозь туман.

К счастью, ворвались зебры и всё же оттащили её ноги от жеребчика. Сопротивляясь им, она кричала, размахивая ногами, когда жеребёнка оттащили обратно в защитные объятия Скраффи.

– Нет! Он должен умереть! Он служит «Пожирателю»! Он служит «Пожирателю Душ»! Он убьёт нас всех! – истошно вопила она с кровью на губах. Висящие бутылки сочувственно зазвенели и сцена постепенно исчезла.

Голденблад не пошевелился. Он пристально смотрел в никуда, словно до сих пор видя ту комнату.

– Ей оставалось несколько минут до смерти. Тогда мне сказали, что боль и опиум заставили её пытаться убить меня. На некоторое время я даже забыл о том, что она сказала, позволив своим приятным воспоминаниям похоронить те кошмарные секунды.

– Затем Пинки Пай сказала тебе абсолютно то же самое, – понимающе сказала я. – Думаешь твоя мать, каким-то образом, увидела…?

– Я не знаю, – повторился Голденблад, после чего истощённая кобыла вновь появилась, замерев подобно статуе. Пинки Пай появилась слева от неё. Дискорд – справа. Старый, отживший свой век зебра с татуированным как у Амади лицом, возник рядом с Пинки, прижимая чёрную книгу к груди. – Тогда было полно тех, кто утверждал, что знает о событиях будущего. Больные. Чудаки. Изгои. Сумасшедшие. Все они говорили о своих видениях, с которых большинство пони просто насмехалось. – Переведя взгляд, он одарил меня слабой улыбкой. – Или ты одна из тех, кто считает, что было бы замечательно знать будущее?

– Неа. Какая же это жизнь, да без сюрпризов? – честно ответила я. – Правда мне хотелось бы узнать о Когнитум до того, как я покинула Девяносто Девятое, а также о том, что Риветс не очистила систему… ЭП-1101… ты… – Я умолкла, нахмурившись. – Впрочем, как мне кажется, имело бы значение лишь то, смогла ли я это как-то изменить или нет.