355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Патрик Ротфусс » Страх Мудреца. Дилогия (ЛП) » Текст книги (страница 70)
Страх Мудреца. Дилогия (ЛП)
  • Текст добавлен: 9 октября 2016, 05:21

Текст книги "Страх Мудреца. Дилогия (ЛП)"


Автор книги: Патрик Ротфусс



сообщить о нарушении

Текущая страница: 70 (всего у книги 83 страниц)

– Я думаю, что мужчинам нравится это, – сказал я.

– Но думаю, что и женщинам тоже.

– Все существа имеют ярость, – повторила она, пожав плечами.

– Камень не намного больше пробивающегося дерева.

Так же и с людьми.

У кого-то этого больше, у кого-то меньше.

Некоторые используют ее с умом.

Некоторые нет. – Она широко улыбнулась мне.

– У меня ее много. Потому я так люблю секс и жестока в бою. – Она укусила мою грудь уже не так игриво и стала подбираться к шее.

– Но если ты берешь ярость у мужчины во время секса, – сказал я, пытаясь сосредоточиться, – это значит, что чем больше у тебя секса, тем больше ты его хочешь?

– Это как с водой, для накачивания которой нужен насос, – она горячо прошептала мне в ухо.

– И я собираюсь получить все, полностью... даже если это у нас займет весь день и половину ночи.

***

В конце концов мы перебрались в бани, а потом и в дом Пенти, состоящий из двух уютных комнат, встроенных прямо в скалу.

Луна наблюдала за нами с небес через окно, хотя я сомневаюсь что мы показали ей что-то, чего она раньше не видела.

– Этого достаточно? – мое дыхание еще не восстановилось.

Мы лежали рядом в ее удобной просторной кровати, пот высыхал на телах.

– Если ты возьмешь чуть больше, у меня возможно не останется достаточно ярости чтобы говорить или дышать.

Моя рука лежала на ее плоском животе.

Ее кожа была мягкой и гладкой, но когда она смеялась, я мог чувствовать как ее мускулы напрягались и становились жесткими как стальные листы.

– Пока хватит, – сказала она, с изнеможением в голосе.

– Вашет очень расстроится, если я выжму тебя полностью, как фрукт.

Несмотря на долгий день, я был странно бодр. Мысли были четкими и яркими.

Я вспомнил кое-что, что она сказала раньше.

– Ты упомянула, что женщина имеет множество применений для ее ярости.

Что делает женщина с ней, чего не делает мужчина?

– Мы учим, – сказала она.

– Мы даем имена.

Мы отслеживаем дни и заботимся о смягчении внезапных трудностей.

Мы сеем.

Мы делаем детей. – Она пожала плечами.

– Многие вещи.

– Мужчины могут делать все эти вещи также хорошо, – сказал я.

Пенти хихикнула.

– Ты применил неправильное слово, – сказала она, терясь о мой подбородок.

– Бороду – вот что делает мужчина.

Ребенок – это кое-что другое, а у вас нет для этого соответствующей части.

– Мы не вынашиваем ребенка, – сказал я, немного обидевшись.

– Тем не менее, мы играем свою роль в их создании.

Пенти повернулась и посмотрела на меня, улыбаясь, как будто я сказал шутку.

Затем ее улыбка померкла.

Она приподнялась на локте и посмотрел на меня долгим взглядом.

– Так ты серьезно?

Видя мое недоумение выражение, ее глаза расширились от изумления и она села прямо на кровати.

– Так это правда! – сказала она.

– Вы верите в мужчин-матерей! – Она хихикнула, прикрыв нижнюю часть лица обеими руками.

– Я никогда не верила, что это правда! – Она опустила левую руку, показывая возбужденную усмешку, когда она показала жестом [пораженный восторг.]

Я чувствовал, что должен быть раздражен, но никак не мог набраться энергии.

Возможно, некоторое из того, что она говорит о мужчинах, отдающих свою ярость, содержалась некоторая правда.

– Что за мужчины-матери? – спросил я.

– Так ты не шутил? – спросила она, все еще прикрывая одной рукой свою улыбку.

– Вы действительно верите, что мужчина помещает ребенка в женщину?

– Хорошо...

да, – сказал я с небольшим опасением.

– Так обычно говорят.

Требуется мужчина и женщина, чтобы сделать ребенка.

Мать и отец.

– У вас даже есть слово для этого! – сказала она в восторге.

– Они тоже говорили мне об этом.

С историей про грязный суп.

Но я никогда не верила, что это реальная история!

В этот момент я приподнялся, заинтересовавшись.

– Ты же знаешь, как делают детей, не так ли? – спросил я, жестикулируя [серьезную вдумчивость.]

– То, чем мы занимались в течение большей части дня и есть то, как делают ребенка.

На мгновение она посмотрела на меня в ошеломленной тишине, затем растворив ее беспомощным смехом, пытаясь заговорить несколько раз, только для того, чтобы он сокрушал ее снова, когда она смотрела на выражение моего лица.

Пенти положила руки на живот, толкая его, как будто была озадачена.

– Где мой ребеночек? – Она посмотрела вниз на свой плоский живот.

– Может быть, я неправильно занималась сексом все эти годы. – Когда она смеялась, мышцы по всему животу мерцали, что делало их похожими на черепаховый панцырь.

– У меня должна быть сотня младенцев, если то, что ты говоришь, правда.

Пять сотен детишек!

– Это не происходит каждый раз, когда занимаешься сексом, – сказал я.

– Есть только определенное время, когда женщина созревает для ребенка.

– И ты делал это? – Спросила она, глядя на меня с притворной серьезностью, в то время как улыбка дернула ее рот.

– Ты делал ребенка женщине?

– Я был осторожен, чтобы не делать этого, – сказал я.

– Для этого есть трава, которая называется сильфиум.

Я жую ее каждый день, и это удерживает меня от помещения ребенка в женщину.

Пенти покачала головой.

– Это больше ваши варварские ритуалы, – сказала она.

– Приносит ли мужчина также цветы, когда делает ребенка там, откуда ты родом?

Я решил зайти с другой стороны.

– Если мужчины не помогают с созданием детей, как ты объяснишь, что дети похожи на своих отцов?

– Младенцы выглядят, как сердитые старики, – сказала Пенти.

– Все лысые и...

Она колебалась, касаясь своей щеки.

...линиями лица.

Может быть, тогда старики являются единственными, делающими детей? – Она ухмыльнулась.

– Что насчет котят? – спросил я.

– Ты видела пометы котят.

Когда белая кошка и черный кот занимаются сексом, вы получите белых и черных котят.

И котят обоих цветов.

– Всегда? – спросила она.

– Не всегда. – Признал я.

– Но в большинстве случаев.

– Что если будет желтый котенок? – спросила она.

Прежде, чем я успел придумать ответ, она отмахнулась от вопроса.

– Котята имеют мало общего с этим, – сказала она.

– Мы не похожи на животных.

У нас нет сезонных случек.

Мы не откладываем яйца.

Мы не делаем коконов или фруктов или семян.

Мы не собаки или лягушки или деревья.

Пенти серьезно на меня посмотрела.

– Ты не правильно думаешь.

Ты можешь так же легко сказать, что два камня сделали камня ребенка, ударяя друг по другу, пока не отломался кусок.

Поэтому двое людей делают человеческого ребенка таким же образом.

Я возмутился, но она была права.

Я совершил ошибку, приводя аналогию.

Это была ошибочная логика.

Наша беседа продолжалась в этом русле в течении некоторого времени.

Я спросил ее, знала ли она какую-нибудь женщину, забеременевшую, которая не занимались сексом в предыдущие месяцы.

Она сказала, что не знает ни одной женщины, которая бы охотно осталась на три месяца без секса, кроме тех, кто ехал среди варваров, или очень больные или очень старые.

В конце концов Пенти махнула рукой, чтобы остановить меня, показывая [раздражение.]

– Ты слышал собственные оправдания?

Секс делает детей, но не всегда.

Дети выглядят как мужчика-мать, но не всегда.

Секс должен быть в правильное время, но не всегда.

Есть растения, которые делают его более вероятным или менее вероятным. – Она покачала головой.

– Ты должен понять, что то, что ты говоришь – тонко, как паутина.

Ты продолжаешь подшивать новые темы, надеясь, что они будут удерживать воду.

Но надежда не делает его истиной.

Увидев меня нахмурившимся, она взяла мою руку и показала жестом [комфорт] в ней, как если бы она была перед входом в столовую, все смешки ушли с ее лица.

– Я вижу, что ты думаешь так по-настоящему.

Я могу понять, почему варварский мужчина хочет в это верить.

Он должен утешительно думать, что ты важен в этой жизни.

Но это просто не так.

Пенти посмотрела на меня почти с жалостью.

– Иногда женщина созревает.

Это природа и мужчина не имеет к этому никакого отношения.

Это когда женщина созревает, как фрукт.

Вот почему все больше женщин созревает здесь в Хаэрте, где лучше иметь ребенка.

Я пытался придумать какие-нибудь другие убедительные аргументы, но ничего не приходило в голову.

Это было сложно.

Видя мое выражение лица, Пенти сжала мою руку и показала жестом [уступку.]

– Может быть, это отличие варварских женщин, – сказала она.

– Ты это сказала только, чтобы заставить меня почувствовать себя лучше, – сказал я угрюмо и заставил себя подавить зевок.

– Так и есть, – согласилась она.

Затем она нежно поцеловала меня и нажала на плечи, поощряя лечь на спину в кровать.

Я лег и она снова расположилась в сгибе моей руки, положив голову на мое плечо.

– Это должно быть трудно – быть мужчиной, – сказала она тихо.

– Женщины знают, что они являются частью этого мира.

Мы полны жизни.

Женщина это цветок и фрукт.

Мы движемся во времени, как часть от наших детей.

Но мужчины... – Она повернула голову и посмотрела на меня с нежной жалостью в глазах.

– Вы пустые ветви.

Вы знаете, что когда вы умрете, вы не сможете оставить ничего важного после себя.

Пенти наивно погладила меня по груди.

– Я думаю, что именно поэтому ты так полон ярости.

Может быть ты не имеешь больше, чем женщина.

Может быть ярости в тебе просто некуда идти.

Может быть, это от отчаяния, чтобы оставить какой-нибудь след.

Достучаться до мира.

Это подвигает тебя к поспешным действиям.

К ссорам.

К ярости.

Вы рисуете и созидаете, сражаетесь и рассказываете истории, которые больше, чем правда.

Она издала довольный вздох и положила голову мне на плечо, уютно и прочно устроив себя в кругу моей руки.

– Я прошу прощения, что рассказала тебе эти вещи.

Ты хороший мужчина и милый.

Но все же ты только мужчина.

Все, что ты можешь предложить миру – это свою ярость.

Глава 128
Имена.

Это был день, когда я должен был остаться или уйти.

Я сидел с Вашет на зеленом холме, наблюдая восход солнца из-за облаков на востоке.

– Сайцере означает летать, ловить и разрушать, – мягко говорила Вашет, повторяя про себя в сотый раз.

– Ты должен помнить все руки, которые держали ее.

Множество рук и все они следовали Летани.

Ты никогда не должен использовать его ненадлежащим образом.

– Я обещаю, – сказал я в сотый раз, затем забеспокоившись, прежде чем добавить кое-что, что беспокоило меня.

– Но Вашет, ты использовала твой меч, чтобы срезать им ивовую ветку, которой била меня.

Я видел, как ты использовала его, когда однажды оставила открытым окно. Ты чистила им свои ногти...

Вашет тупо на меня посмотрела.

– Да?

– Разве это правильно? – спросил я.

Она подняла голову, а затем рассмеялась.

– Ты хочешь сказать, что я должна его использовать только для сражений?

Я показал жестом [очевидный вывод.]

– Меч острый, – сказала она.

– Это инструмент.

Я ношу его постоянно, что я использую неправильно?

– Это кажется неуважительным, – уточнил я.

– Ты уважаешь вещь, когда держишь ее с пользой, – сказала она.

– Могут пройти годы, прежде чем я вернусь в варварские земли и буду сражаться.

Как это повредит моему мечу, если он нарубит дров для растопки и морковь в это время? – Глаза Вашет стали серьезными.

– Провести всю жизнь с мечом, зная, что он предназначен только для убийства... – она покачала головой.

– Кто стал бы так делать, имея разум?

Это было бы ужасно.

Вашет вернулась в Хаэрт прошлой ночью, потрясенная тем, что она пропустила мой суд камня.

Она сказала, что я был прав, отложив мой меч, когда Карсерет это сделала, и что я сделал ей повод для гордости.

Вчера Шейн официально пригласила меня остаться и тренироваться в школе.

В теории, я уже заслужил это право, но все знали, что было больше политической фикцией, чем чем-то еще.

Ее предложение было лестно, хотя возможно я знал, что мне скорее всего, никогда не придется услышать его снова.

Мы наблюдали за мальчиком, пасшим стадо коз внизу холма.

– Вашет, правда ли, что Адем не имеют никакого понятия об отцовстве?

Вашет просто кивнула, затем остановилась.

– Скажи мне, что ты не поставил нас обоих в неудобное положение, говоря об этом со всеми, пока меня не было, – сказала она со вздохом.

– Только с Пенти, – сказал я.

– Она думала, что это самая забавная вещь, что она слышала за десять месяцев.

– Это довольно забавно – сказала Вашет, ее рот немного изогнулся.

– Значит это правда? – спросил я.

– Даже если ты веришь в это?

Ты...

Вашет подняла руку и я замолчал.

– Мир, – сказала она.

– Подумай, что ты желаешь в своем мужчине-матери.

Мне это все равно. – Она мягко улыбнулась воспоминаниям.

– Мой поэт-король на самом деле считал, что женщина не более чем земля, в которую мужчина может посадить ребенка.

Вашет сделала забавный пыхтящий звук, который совсем не был смехом.

– Он был настолько уверен, что он прав.

Ничто не могло поколебать его.

Несколько лет назад я решила поспорить о таких вещах с варваром, это было долго, я устала и потратила свое время. – Она пожала плечами.

– Думай что хочешь о создании детей.

Верь в демонов.

Молись козе.

До тех пор пока это меня не касается, почему я сама должна беспокоиться?

Я переваривал это какое-то время.

– В этом есть мудрость, – сказал я.

Она кивнула.

– Но любой мужчина помогает с ребенком или он не мужчина, – указал я.

– Здесь может быть много мнений об этом, но есть только одна правда.

Вашет лениво улыбнулась.

– И если стремление к истине будет моей целью, это будет меня касаться. – она долго зевнула и потянулась, как счастливая кошка.

– Сейчас же я сосредоточусь на радости в моем сердце, процветании школы и понимании Летани.

И если у меня после этого останется время, я потрачу его беспокоясь о истине.

Мы долго смотрели на восход в тишине.

Мне пришло в голову, что у Вашет было совсем другое лицо, когда она не пыталась втиснуть Кетан и весь адемский как можно быстрее в мою голову.

– Тем не менее, – добавила Вашет, – даже если ты упорно цепляешься за ваши варварские представления о мужчинах-матерях, ты мог бы и помолчать об этом.

Развлечение это лучшее, на что можно надеяться.

Большинство просто предположит, что ты идиот, раз так считаешь.

Я кивнул.

После долгой паузы я наконец задал вопрос, который придерживал несколько дней.

– Мэгвин назвала меня Маэдре.

Что это значит?

– Это твое имя, – сказала она.

– Не говори его никому.

– Оно тайное? – спросил я.

Она кивнула.

– Оно только для тебя, твоего учителя и Мэгвин.

Это может быть опасным – дать остальным знать, кто ты есть.

– Насколько это может быть опасным?

Вашет посмотрела на меня, как если бы я был глупым.

– Когда ты знаешь имя, у тебя есть власть над ним.

Наверняка ты знаешь это?

– Но я знаю твое имя, Шейн и Темпи.

Что в этом опасного?

Она махнула рукой.

– Не эти имена.

Глубокие имена.

Темпи это не то имя, которое было ему дано Мэгвин.

Точно также, как и Квоут – не твое.

Глубокие имена имеют значение.

Я уже знал, что значит имя Вашет.

– Что означает имя Темпи?

– Темпи означает уменьшительное от "сильный". Темпа значит сильный, а также сильный удар и также означает ярость.

Шейн дала ему это имя давным давно.

Он был очень трудным учеником.

– В атуранском темпер означает ярость. – Довольно азартно указал я, пораженный совпадением.

– И это также то, что вы делаете с железом, когда она перековывается в сталь.

Вашет пожала плечами, не впечатленная.

– Так бывает с именами.

Темпи маленькое имя и в то же время содержит многое.

Вот почему ты не должен говорить свое, даже мне.

– Но я не знаю ваш язык достаточно хорошо, чтобы самому сказать, что это означает, – возразил я.

– Мужчина должен знать что означает его собственное имя.

Вашет помедлила, затем смягчилась.

– Оно означает пламя, гром и сломанное дерево.

Я подумал немного и решил, что мне это нравится.

– Когда Мэгвин давала его мне, ты выглядела удивленной.

Почему?

– Это не правильно для меня – комментировать чужое имя. – [Категорический отказ.]

Ее жест был настолько резким, что было почти больно смотреть.

Она поднялась на ноги, а затем провела руками перед своими штанами.

– Пошли, в этот раз ты дашь свои ответы Шейн.

***

Шейн указала нам жестом, чтобы мы садились, когда мы вошли в ее комнату.

Потом она взяла сиденье для себя, пугая меня, продемонстрировав маленькую улыбку.

Это был ужасно лестный фамильярный жест.

– Ты уже решил? – спросила она.

Я кивнул.

– Я благодарю тебя, Шейн, но я не могу остаться.

Я должен вернуться в Северен для разговора с Маером.

Темпи выполнил свои обязательства, когда обезопасил дорогу, но я должен вернуться и объяснить все, что произошло. – Я думал также о Денне, но не упомянул ее.

Шейн сделала элегантный жест смешанного [утверждения] и [сожаления.]

– Выполнение своих обязательств есть Летани. – Она серьезно посмотрела на меня.

– Помни, что у тебя есть меч и имя, но ты не должны наниматься, как будто ты одел красную одежду.

– Вашет мне все объяснила, – сказал я.

[Уверенность.]

– Я приму меры, чтобы мой меч вернулся в Хаэрт, если я буду убит.

Я не буду учить Кетану или носить красное. – [Осторожное внимательное любопытство.]

– Но мне будет позволено говорить другим, что я изучал борьбу у вас?

[Сдержанное согласие.]

– Ты можешь сказать, что учился у нас.

Но не то, что ты один из нас.

– Конечно, – сказал я.

– И что я не равен вам.

Шейн показала жестом [сдержанное удовлетворение.]

Затем ее руки сдвинулись и она сделала маленький жест [смущенного приема.]

– Это не совсем даром, – сказала она.

– Ты будешь лучшим бойцом, чем многие варвары.

Если ты будешь сражаться и побеждать, варвары будут думать: Квоут лишь немного изучал искусство Адем, и он тем не менее внушает опасение.

Насколько опытнее должны быть они сами? – Тем не менее.

– Если ты будешь сражаться и проиграешь, они подумают: он выучил лишь часть того, что знают Адем.

Глаза старухи немного мерцали.

Она показала жестом [развлечение.]

– Независимо от этого, наша репутация будет процветать.

Это послужит Адемре.

Я кивнул.

[Готовность принятия.]

– Это также не повредит и моей репутации, – сказал я.

[Сдержанное высказываение.]

В разговоре возникла пауза, затем Шейн прожестикулировала [торжественное значение.]

– Когда мы говорили раньше, ты спросил меня о Ринта.

– Ты помнишь? – спросила Шейн.

Краем глаза я увидел, что Вашет неудобно заерзала на своем месте.

Внезапно возбужденный, я кивнул.

– Я помню историю про таких.

Хочешь услушать ее?

Я показал жестом [крайне устремленный интерес.]

– Это старая история, старше Адемры.

Это уже говорит само за себя.

Готов ли ты слушать? – [Глубокая формальность.]

Был намек на ритуал в ее голосе.

Я снова кивнул.

[Настойчивая мольба.]

– Как и во всем, здесь есть правила.

Я расскажу эту историю один раз.

После этого, ты можешь не говорить об этом.

После этого, ты можешь не задавать вопросов. – Шейн перевела взгляд с Вашет на меня.

[Могильная серьезность.]

– Но до тех пор, пока ты не проспишь тысячу ночей ты не сможешь рассказывать об этом.

Только когда ты пройдешь тысячук миль, ты сможешь задавать вопросы.

Зная это, ты хочешь услышать это?

Я кивнул в третий раз со все возрастающим волнением.

Шейн говорила очень формально.

– Когда то здесь было великое государство, населенное великими людьми.

Они не были Адемре.

Они были тем, что было до Адемре, которыми стали мы.

– Но в то время они были сами по себе, женщины и мужчины, честные и сильные.

Они пели могучие песни и сражались, также хорошо, как Адемре.

– Эти люди создали великую империю.

Название этой империи забыто.

Это не важно, поскольку империя пала, и с этого времени земля разверглась и небо изменилось.

– В империи было семь городов и одна столица.

Названия семи городов забыты, так как они пали от предательств и были разрушены временем.

Столица также была разрушена, но ее название осталось.

Она называлась Тариниэль.

– Империя имела врагов, поэтому должна была быть сильной.

Но враги не были настолько велики, чтобы потянуть ее вниз.

Не, потянув или нажав, враг был достаточно силен, чтобы потащить ее вниз.

Имя врагов осталось в памяти, но это подождет.

Однако враг не мог победить с помощью силы, он прошел, как червяк в фрукте.

У врагов не было Летани.

Они отравили остальные семь городов империи и они забыли Летани.

Шестеро из них предали города, которые доверяли им.

Шесть городов пали и их имена были забыты.

– Один вспомнил Летани и не предал город.

Этот город не пал.

Один из них вспомнил Летани и у империи осталась надежда.

В одном непокоренном городе.

Но даже название этого города забыто, похороненное временем.

– Но семь имен остались в памяти.

Имя одного и имена шестерых, кто последовал за ним.

Семь имен сохранились, пройдя через крушение империи, через развергнувшуюся землю и изменившееся небо.

Семь имен остались в памяти через долгое блуждение Адемре.

Семь имен должны были остаться в памяти, имена семи предателей.

Запомните их и узнаете их по семи признакам:

Цифус имеет синее пламя.

Стеркус в железном рабстве.

У Ферула холодные и темные глаза.

Уснеа ни живет ничем, кроме разложения.

Серый Дальсенти никогда не говорит.

Бледный Алента приносит болезнь растениям.

Последний – владыка семи:

Ненавидимый.

Безнадежный.

Неспящий.

Разумный.

Алаксель носит хомут из тени.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю