Текст книги "Страх Мудреца. Дилогия (ЛП)"

Автор книги: Патрик Ротфусс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 38 (всего у книги 83 страниц)

Глава 68
Цена головы.

ПОСЛЕДУЮЩИЕ ДНИ были приятными.

Мой утренние часы проводились с Денной в Нижнем Северене, в прогулках по городу и окрестностям.

Мы проводили время, катаясь на лошадях, плавая, напевая или просто болтая напролёт во второй половине дня.

Я возмутительно льстил ей без всякой надежды, потому что только дурак мог надеяться заполучить ее.

Затем я возвращался в свои комнаты и сочинял письмо, которое зрело во мне весь день.

Или я мог изливать поток звуков для неё.

И в этом письме или песне я говорил все то, что я не осмеливался сказать Денне в течение дня.

Вещи, которые, я знал, могли бы только отпугнуть ее.

После того как я заканчивал письмо или песню, я мог писать снова.

Мне было немного скучно в этих рамках, неискренне или более того.

Я медленно сглаживал и скреплял, пока они не подходили Мелуан Лаклесс так же уютно, как перчатки из телячьей кожи.

Это было идиллия.

Мне повезло больше в поиске Денны в Северене, чем когда-либо когда я был в Имре.

Мы встречались в течение многих часов подряд, иногда больше, чем один раз в день, иногда по три-четыре дня подряд.

Было и несколько колючек в одеяле, как любил говорить мой отец.

Первым был молодой джентльмен по имени Герред, который сопровождал Денну на одной из наших первых прогулок в Нижнем Северене.

Он не знал ее, как Денну, конечно.

Он называл ее Алора, и так я называл её до конца дня.

Лицо Герреда приобрело обреченное выражение, которое я очень хорошо знал.

Он знал Денну достаточно долго, чтобы влюбиться в нее, и он просто начинал понимать, его время подходит к концу.

Я видел, как он делал те же ошибки, которые, как я видел, другие делали до него.

Он её властно обнимал.

Он подарил ей кольцо.

Когда мы гуляли по городу, если её глаза сосредотачивались на чем-нибудь более, чем на три секунды, он предлагал купить это за нее.

Он попытался удержать её обещанием некоторых будущих встреч.

Потанцуем в доме пастора ДеФерре?

Поужинаем в Золотом Щите?

Десятипенсовый Король будет исполняться завтра на приёме у графа Абеляра...?

По отдельности, любое из этих предложений было прекрасно.

Может быть, даже очаровательным.

Но взятые вместе, они показывали себя, как чисто белый флаг отчаяния.

Он схватился за Денну, как будто он тонущий человек, а она деревянная доска.

Он посмотрел на меня, когда она не смотрела, и когда Денна предложила нам двоим встретиться с ней на свидании в этот вечер, его лицо было сухим и белым, как будто он уже два дня умер.

Вторая заноза была хуже.

После того, как я помогал Маеру обхаживать свою даму почти два оборота, Денна исчезла.

Без следов или предупреждения.

Я ждал в течение трех часов в конюшне, где мы договорились встретиться.

После этого я подошел к ней на постоялый двор, только чтобы узнать, что она уехала со всеми своими вещами прошлой ночью.

Я пошел в парк, где мы обедали в предыдущий день, а затем в десятки других мест, где мы сделали привычку наслаждаться обществом друг друга.

Было около полуночи, когда я взял подъемник обратно на вершину Шира.

Даже тогда некоторая глупая часть меня надеялась, что она встретит меня на вершине, снова бросившись в мои объятия с диким восторгом.

Но её здесь не было.

Этой ночью я не написал писем и песен для Мелуан.

На второй день я призраком бродил по Нижнему Северену в течение нескольких часов, обеспокоенный и уязвлённый.

Вечером того же дня в своих комнатах, я потел, проклинал и измял в процессе двадцать листов бумаги, прежде чем смог остановиться на трёх коротких, наполовину допустимых абзацах, которые я мог отдать Маеру, сделав, как он хотел.

Третий день моё сердце было, как камень в груди.

Я пытался закончить песню, которую я писал для Маера, но ничего не выходило, несмотря на все мои усилия.

В течение первого часа ноты, которые я играл, были свинцовыми и безжизненными.

На второй час они выросли в противоречия и сбои.

Я выдавливал из себя мелодию, до тех пор пока каждый звук моей лютни не стал тереть, как ножом по зубам.

Я наконец позволил своей бедной, замученной лютне затихнуть, помня что, когда-то давно мой отец сказал: – Песни выбирают свой час и свой собственный сезон.

Когда у тебя выходит жестяная мелодия, этому есть причина.

Тон мелодии отражает вашу душу, и нельзя хорошо сделать чистую воду из грязной.

Все, что вы можете сделать, это позволить илу осесть, или вы будете звучать кисло, как ломаный колокольчик.

Я положил лютню в футляр, зная правду об этом.

Мне требовалось несколько дней, прежде чем я смогу вернуться к продуктивному ухаживанию за Мелуан от имени Маера.

Работа была слишком тонкой, чтобы делать её насильно или не по-настоящему.

С другой стороны, я знал, что Маер будет недоволен задержкой.

Мне нужно было отвлекаться, и к тому же Маер был слишком умен, он должен был, по крайней мере наполовину, руководствоваться разумом.

Я услышал шум от движения воздуха, который сигнализировал об открытии секретного прохода Маера в моей приёмной.

Я был уверен, что я ходил с тревогой, когда он прошел через дверной проем.

Алверон продолжал прибавлять в весе за последние два оборота, и лицо его уже не было пустым и вытянутым.

Он производил благоприятное впечатление в своём наряде, в сливочной рубашке цвета слоновой кости и жесткой куртке цвета глубокого синего сапфира.

– Я получил твое сообщение,– сказал он грубо.

– Ты закончил песню?

Я повернулся к нему лицом.

– Нет, ваша светлость.

Что-то более важное, чем песня забрало мое внимание.

– Сколько бы ты не был обеспокоен этим, нет ничего важнее, чем песня,-твердо сказал Маер , дергая манжеты рубашки, чтобы выпрямить ее.

– Я слышал от нескольких людей, что Мелуан была очень довольна первыми двумя.

Вы должны сосредоточить все свои усилия в этом направлении.

– Ваша светлость, я хорошо знаю, что...

– Заканчивай с этим,– нетерпеливо сказал Альверон, повернувшись лицом к высоким часам, которые стояли в углу комнаты.

– У меня еще есть чем заняться.

– Ваша жизнь всё ещё в опасности от Кадикуса.

Стоит отдать ему должное, Маер мог бы зарабатывать себе на жизнь игрой на сцене.

Единственный перерыв в его самообладании был кратким колебанием, когда он поправил свою вторую манжету на место.

– А как это? – спросил он с видимым безразличием.

– У него есть другие пути, чтобы навредить вам, кроме яда.

– Вещи, которые можно сделать на расстоянии.

– Заклинание,ты имеешь в виду,– сказал Алверон.

– Он может вызвать и послать его мучать меня?

Телу так или иначе, заклинают и симпатически связывают.

Было легко забыть, что этот умный, тонкий и образованный человек иногда бывал немногим лучше, чем ребенок, когда он обращался к тайным делам.

Он, наверное, верил в фей и ходячих мертвецов.

Бедный дурачок.

Тем не менее, попытки перевоспитать его были утомительными и непродуктивными.

– Существует вероятность этого, ваша светлость.

Как и другие, более прямые угрозы.

Он отбросил свою равнодушную позу и посмотрел мне в глаза.

– Что может быть более прямым, чем симпатическое связывание?

Маер был не такой человек, которого можно было убедить с помощью одних только слов, поэтому я взял яблоко из вазы с фруктами и отполировал его о свой рукав, прежде чем отдать ему.

– Вы бы не могли взять его на мгновение, ваша светлость?

Он взял его осторожно.

– И что дальше?

Я подошел туда, где висел на стене мой любимый бордовый плащ, и извлек иглы из одного из его многочисленных карманов.

– Я покажу вам на что способен Кадикус, ваша светлость. – Я протянул руку за яблоком.

Он подал мне его и я осмотрел его.

Держа его под углом к свету, я увидел, как я надеялся, нечеткое изображение на глянцевой коже яблока.

Я пробормотал привязку, сосредоточил свой Алар, и толкнул иглу в центр размытого отпечатка его указательного пальца, сделанного на кожуре яблока.

Алверон дернулся и издал невнятный возглас удивления, глядя на свою руку, как будто его неожиданно, скажем, укололи булавкой.

Я наполовину ожидал, что он будет упрекать меня, но он не сделал ничего подобного.

Его глаза расширились, лиц побледнело.

Потом выражение его лица изменилось на задумчивое, когда он смотрел, как бусинки крови набухают на подушечке его пальца.

Он облизнул губы и медленно засунул палец в рот.

– Я вижу,– тихо сказал он.

– Существует ли защита от этого? – Это был даже не вопрос.

Я кивнул, сохраняя серьёзное выражение лица.

– Отчасти, ваша светлость.

Я полагаю, что могу создать...

заклинание, чтобы защитить вас.

Я только сожалею, что я не подумал об этом раньше, но то одно дело, то другое...

– Да, да. – Маер знаком показал мне молчать.

– И что тебе понадобиться для этого заклинания?

Это был вопрос с подтекстом.

С виду кажется, что он спрашивает, какие материалы мне нужны.

Но Маер был человеком практического склада.

Он также спрашивал у меня мою цену.

– Мастерская в башне Кадикуса должна иметь оборудование, которое мне нужно, ваша светлость.

Каких материалов у него нет под рукой, я должен буду в состоянии найти в Северене на данный момент.

Тогда я остановился, рассматривая вторую часть своего вопроса, думая о сотне вещей, которые Маер может предоставить мне: денег достаточно, чтобы плавать в них, недавно созданную лютню, которую могли себе позволить только короли.

Я почувствовал шок от бегущих сквозь меня мыслей.

Лютня Антрессора.

Я никогда её не видел, но её видел мой отец.

Он играл один раз в Анилине, и иногда, когда у него был бокал вина, он говорил об этом, а его руки рисовали в воздухе нежные формы.

Маер может организовать такого рода вещи в мгновение ока.

Всё это и даже больше, конечно.

Алверон может организовать доступ к сотне частных библиотек.

Официальное покровительство было совсем не мелочным, судя по нему.

Имя Маера откроет мне двери так же быстро, как королевское.

– Есть несколько вещей,– сказал я медленно.

– Которые, я питаю надежду обсудить с вашей светлостью.

У меня есть проект, для удачного продолжения которого требуется поддержка.

И у меня есть друг, талантливый музыкант, который нуждается в надёжном покровителе...

Я многозначительно замолчал.

Алверон кивнул, его серые глаза показывали, что он понял.

Маер был не дурак.

Он знал цену головы.

– Я прикажу Стейпсу передать тебе ключи от башни Кадикуса, – сказал он.

– Как много времени потребуется для приготовления этого заклинания?

Я сделал паузу, как бы размышляя.

– По крайней мере, четыре дня, ваша светлость. – Это даст мне время для очистки моего творчества от мутной воды.

Или время для Денны вернуться оттуда, куда поручение неожиданно вытащило её прочь.

– Если бы я был уверен в его оборудовании, это могло бы случиться и раньше, но мне придется двигаться осторожно.

Я не знаю, что Кадикус мог сделать, какие гадости, прежде, чем он скрылся.

Алверон нахмурился на это.

– Сможешь ли ты продолжать текущие проекты в таком случае?

– Нет, ваша светлость.

Это будет довольно утомительно и отнимет много времени.

Тем более, что я предполагаю, что Вы предпочли бы, чтобы я был осмотрительным во время сбора моих материалов в Нижнем Северене?

– Да, конечно. Он тяжело выдохнул через нос.

– Чёрт побери, дела шли так хорошо.

Кому я могу принести писать письма, когда ты занят? – сказал он задумчиво, последнее, в основном, для себя.

Я нуждался в том, чтобы пресечь эту мысль в зародыше.

Я не хотел делиться заслугой ухаживания за Мелуан ни с кем.

– Я не думаю, что это будет необходимо, ваша светлость.

Семь или восемь дней назад, может быть.

Но теперь, как вы говорите, у нас есть ее интерес.

Она возбуждена, стремится к следующему контакту.

Если несколько дней пройдут без вести от нас, она будет разочарована.

но тем более важно,что она будет ждать новых знаков вашего внимания

Маер расправил бороду одной рукой с задумчивым выражением.

Я собирался сделать сравнение с игрой рыбы на крючке, но сомневался, потому что Маер никогда не разбирался ни в чем деревенском, особенно в рыболовстве.

– Вы позволите, ваша светлость.

Но в вашей молодости, вы когда-нибудь предпринимали попытку завоевать привязанность леди?

Алверон улыбнулся моей осторожной формулировке.

– Дозволяю.

– Какую вы находили более интересной?

Те, кто сразу же запрыгнул в ваши объятья, или те, кто были более сложными, не желавшие, даже равнодушные к вашим преследованиям? – Глаза Маера были погружены в воспоминания.

– То же самое относится и к женщинам.

Некоторые не могут выносить, когда человек цепляется за них.

И все они ценят пространство, чтобы сделать свой собственный выбор.

Трудно жаждать чего-то, что всегда есть в наличии.

Алверон кивнул.

– В этом есть правда.

Отсутствие питает привязанность. Он кивнул более твёрдо.

– Очень хорошо.

Три дня. Он снова взглянул на часовой механизм.

– И теперь я мог бы...

– Одна заключительная вещь, ваша светлость,– быстро сказал я.

– Заклинание, которое я сделаю, должно быть настроено специально для вас.

Это потребует некоторого вашего сотрудничества. – Я прочистил горло.

– Точнее, некоторые из ваших... – Я снова прочистил горло.

– Субстанций.

– Говори прямо.

– Небольшое количество крови, слюны, кожи, волос и мочи. – Я внутренне вздохнул, зная, что кому-то из суеверных винтийцев покажется, что это звучит, как рецепт для симпатической привязки или другое, столь же нелепое.

Как я и ожидал, глаза Маера сощурились на списке.

– Хотя я не эксперт,– сказал он медленно, – здесь есть вещи, с которыми я не хотел бы расставаться.

Как я могу доверять тебе?

Я мог бы протестовать говоря о своей преданности, отметить мою прошлую службу, или довести до его сведения, что я уже спас ему жизнь.

Но за последний месяц я узнал, как работает ум Маера.

Я улыбнулся ему своей лучшей понимающей улыбкой.

– Вы интеллигентный человек, ваша светлость.

Я уверен, что вы хотите знать ответы без того, чтобы я вас уговаривал.

Он вернул мне улыбку.

– Шутишь надо мной.

Я пожал плечами.

– Это не будет иметь смысла для меня, если вы будете мертвы, ваша светлость.

Его серые глаза отыскали мои на мгновение, затем он кивнул, удовлетворенный.

– Совершенно верно.

Отправьте сообщение, когда тебе потребуются эти вещи. – Он повернулся, чтобы уйти.

– Три дня.

Глава 69

Я совершил несколько поездок в Нижний Северен собирая материалы для Алвероновского грэма.

Необработанное золото.

Никель с железом.

Уголь и кислоты для травления.

Я получил деньги на эти покупки, путем продажи различного оборудования из лаборатории Кадикуса.

Я мог бы попросить у Маера эти деньги, но я предпочел бы, чтобы он думал обо мне, как о самостоятельном и находчивом, а не как о финансовой канализации.

Совершенно случайно, в ходе этих покупок и продаж, я посетил многие места, где Денна и я проводили вместе время.

Я так привык к ее присутствию, что теперь у меня мелькал её образ, когда её там не было.

Каждый день в моём сердце поднималась надежда, увидев ее поворачивающей за угол, ступающей к сапожнику, поднимающую руку, чтобы помахать со двора.

Но никогда это не оказывалась она на самом деле, и я возвращался во владение Маера каждый вечер более безрадостным, чем днем ранее.

Еще хуже было то, что несколько дней назад Бредон покинул Северен, чтобы посетить некоторых ближайших родственников.

Я не понимал, как сильно нуждался в нём, пока он не исчез.

Как я уже говорил, грэм не очень сложно сделать, если у вас есть соответствующее оборудование, схемы и Алар как лезвие рамстонской стали.

Металлообрабатывающие инструменты в башне Кадикуса были исправны, хотя и далеко не так хороши, как в Артефактной.

Составить схему не составляло труда, так как у меня была хорошая память на такие вещи.

Когда я работал над грэмом Маера, я начал второй, чтобы заменить тот, который я потерял.

К сожалению, учитывая относительно несовершенный характер оборудования, с которым я работал, у меня не было времени, чтобы завершить его должным образом.

Я закончил грэм Маера через три дня после моего с ним разговора и через шесть дней после внезапного исчезновения Денны.

На следующий день я отказался от своих бессмысленных поисков и заставил себя сесть в одном из открытых уличных кафе, где я пил кофе и пытался найти вдохновение для песни, которую был обязан написать для Маера.

Я провел там десять часов, но единственным актом творения, который я сделал, было волшебное преобразование почти галлона кофе в чудесную, ароматную мочу.

В тот вечер я выпил неразумное количество скаттена и заснул на своём письменном столе.

Песня для Мелуан осталась незаконченной.

Маер был недоволен.

Денна вновь появилась на седьмой день, когда я бродил у нашего прибежища в Нижнем Северене.

Несмотря на все мои поиски, она увидела меня первой и смеясь побежала в мою сторону, радостно рассказывая мне о песне, которую она услышала накануне.

Мы провели день вместе так же легко, как будто она никогда не уходила.

Я не спрашивал её о необъяснимом исчезновении.

Я знал Денну больше года, и я знал некоторые из секретов ее сердца.

Я знал, что она ценит свою личную жизнь

Я знал что у неё есть секреты.

В ту ночь мы были в небольшом саду, который проходил вдоль самого края Шира.

Мы сидели на деревянной скамье, глядя на тёмный город внизу: грязный, расширяющийся от ламп, уличного освещения, газового освещения, с редкими лучами симпатического света, рассеянными повсюду.

– Я извиняюсь, ты знаешь,– сказала она мягко.

Мы сидели, спокойно наблюдая за огнями города в течение почти четверти часа.

Если она продолжает какой-то предыдущий разговор, я не мог вспомнить, что это было.

– Прошу прощения?

Когда Денна ничего не сказала сразу, я повернулся, чтобы посмотреть на нее.

Луны не было и ночь была глубока.

Ее лицо было тускло освещено тысячами огней сияющих внизу.

– Иногда я ухожу, – сказала она наконец.

– Быстро и тихо в ночь.

Денна не смотрела на меня, когда она говорила, удерживая свои темные глаза на городе внизу.

– Это то, что я делаю, – продолжала она тихим голосом.

– Я ухожу.

Без слов и предупреждений.

Никаких объяснений после.

Иногда это единственное, что я могу сделать.

Она повернулась, чтобы встретиться со мной глазами, её лицо было серьёзным в тусклом свете.

– Я надеюсь, ты не будешь расспрашивать меня, – сказала она.

– Я надеюсь мне не нужно говорить о...

Денна повернулась обратно, чтобы посмотреть на мерцающие снизу огни.

– Но как бы то ни было, я извиняюсь.

Мы сидели так некоторое время, пользуясь удобным молчанием.

Я хотел сказать что-нибудь.

Я хотел сказать, что это не беспокоило меня, но это было бы ложью.

Я хотел рассказать ей о том, что действительно имеющим значение для меня было её возвращение, но я боялся сказать слишком много правды.

Поэтому не рискуя говорить это, я так ничего и не сказал.

Я знал, что случалось с мужчинами, которые цеплялись за неё слишком сильно.

Это было то, что отличало меня от остальных.

Я не старался вцепиться в неё, пытаясь завладеть ей.

Я не обнимал её рукой, не мурлыкал ей в ухо, и не целовал ее в ничего не подозревающую щеку.

Конечно, я мечтал об этом.

Я до сих пор помнил её тепло, когда она обняла своими руками меня возле лошадиного лифта.

Временами я бы отдал свою правую руку, чтобы обнимать её вновь.

Но потом я вспомнил о лицах других людей, когда они понимали, что Денна покидает их.

Я думал о всех тех, кто пытался привязать ее и провалился.

Так что я сопротивлялся, показывая ей песни и стихи, которые я написал, зная, что слишком много правды может всё испортить.

И если это означало, что она была не совсем моя, то что же?

Я был тем, к которому она всегда могла вернуться, не опасаясь обвинений или вопросов.

Так что я не пытался завоевать ее и убедил себя играть в красивую игру.

Но всегда какая-то часть меня надеялась на большее, и таким образом часть меня всегда оставалась в дураках.

Проходили дни, и Денна и я исследовали улицы Северена.

Мы бездельничали в кафе, принимали участие в играх, ездили верхом.

Мы поднимались с наружней стороны Шира, используя нижнюю дорогу, чтобы прямо сказать, что мы сделали это.

Мы посещали рынки в доках, путешествующий зверинец и несколько любопытных аттракционов.

Несколько дней мы ничего не делали, только сидели и говорили, и в эти дни ничего не заполняло наши разговоры так, как музыка.

Мы тратили бесчисленные часы говоря о ней.

Какие песни сочетаются друг с другом.

Как хор и стих играют друг против друга, о тональности, режиме и метре.

Это были вещи, которые я узнал в раннем возрасте, и думал о них часто.

Хотя Денна была новичком в этой области знаний, в некоторой степени это играло ей на пользу.

Я изучал музыку еще прежде, чем я начал говорить.

Я знал десять тысяч правил сложения мелодий и стихов, лучше, чем я знал тыльные части своих рук.

Денна не знала.

В некотором смысле это мешало ей, но в других отношениях это делало ее музыку странной и чудесной...

Я делал плохую работу, объясняя это.

Подумайте о музыке, как о большом спутанном клубке такого города, как Тарбеан.

За годы, что я провёл, живя там, я смог узнать его улицы.

Не только главные улицы.

Не только переулки.

Я знал кратчайшие пути, крыши и части канализации.

Из-за этого, я мог передвигаться по городу, как кролик в терновнике.

Я был быстрым, хитрым и умным.

Денна, с другой стороны, никогда не обучалась.

Она не знала ничего о кратчайших путях.

Можно было подумать, что она была вынуждена скитаться по городу, потерянная и беспомощная, попавшая в изгибы лабиринта из известкового камня.

Но вместо этого она просто прошла сквозь стены.

Она не знала ничего лучше.

Никто никогда не говорил ей, чего она не могла.

Из-за этого она двигалась через город, как некое фееричное существо.

Она шла по дорогам, которые никто больше не мог видеть, и это сделало ее музыку дикой,странной и свободной.

В конце потребовалось двадцать три письма, шесть песен, и, хотя это позорит меня, чтобы сказать это, одно стихотворение.

Это было больше, чем нужно, конечно.

Одни только письма не могут покорить сердце женщины.

Алверон честно выполнил свою часть ухаживания.

И после того как он показал себя как анонимный поклонник Мелуан, он сделал львиную долю работы, медленно ухаживая за Мелуан, с нежным почтением со своей стороны, что он чувствовал к ней.

Но мои письма поймали ее внимание.

Мои песни приблизили её достаточно близко к Алверону, медленно работая на него многословным обаянием.

Несмотря на это, я могу взять только небольшую часть заслуги за письма и песни.

И что касается стихотворения, есть только одна вещь в мире, которая могла переместить меня в такое безумие.