Текст книги "Страх Мудреца. Дилогия (ЛП)"

Автор книги: Патрик Ротфусс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 61 (всего у книги 83 страниц)

Это было почти гипнотическим.

– Как давно ты тренируешься? – спросила Шейн.

– Я изучаю Кетан месяц.

Она повернулась лицом ко мне и подняла руки.

– Ты готов?

Я не мог помочь, но думаю, что она была ниже меня на шесть дюймов и достаточно старая, чтобы быть моей бабушкой.

Ее однобокая желтая шляпа также не делала ее ужасно пугающей.

– Возможно, – сказал я, тоже подняв мои руки.

Шейн медленно пошла ко мне, сделав Руки как Ножи.

Я ответил Ловлей Дождя.

Затем я сделал Восхождение Железа и Быстро Внутрь, но не смог прикоснуться к ней.

Она слегка оживилась, сделав Поворот Дыхания и в то же время Удар Вперед.

Я остановил один Водяным Веером, но не смог избежать другого.

Она дотронулась до меня ниже моих ребер, затем до моей головы, мягко, как если бы кто-то приставил палец к губам.

Ничего из того, что я пытался сделать не действовало на нее.

Я делал Метателя Молнии, но она просто отходила, даже не утруждая себя ответом.

Раз или два я чувствовал касание ткани к моей руке, когда я подошел достаточно близко, чтобы коснуться ее белой рубашки, но это было все.

Это было похоже на попытку ударить по висящей струне.

Я стиснул зубы и сделал Молотящего Пшеницу, Сжатие Сидра и Мать на Потоке, двигаясь плавно от одного к другому в шквале ударов.

Она двигалась как никто из тех, кого я когда либо видел.

Не то чтобы она была быстрой, хотя она была быстрой, но это не было ее душой.

Шейн двигалась совершенно, никогда не делая двух шагов там, где можно было обойтись одним.

Никогда не двигалась на четыре дюйма там, где требовалось только три.

Она двигалась, как кто-то из рассказов, более гибко и изящно, чем танец Фелуриан.

В надежде поймать ее врасплох и доказать себе, я двигался так быстро, как мог.

Я делал Первый Танец, Ловлю Воробьев, Пятнадцать Волков...

Шейн сделала один совершенный шаг.

– Почему ты плачешь? – спросила Шейн, когда она делала Падение Цапли.

– Тебе стыдно?

Тебе страшно?

Я моргнул своими глазами, чтобы очистить их.

Мой голос был резок от напряжения и эмоций.

– Вы прекрасны, Шейн.

Ибо в вас есть камень стены, вода ручья и движение дерева в одном.

Шейн моргнула и в момент ее удивления я обнаружил себя твердо захватившим ее плечо и руку.

Я сделал Верхний Гром, но вместо того, чтобы быть отброшенной, Шейн оставалась неподвижной и твердой, как камень.

Почти рассеянно, она освободила себя Ломающим Львом и сделала Молотящего Пшеницу.

Я пролетел шесть футов и упал на землю.

Я быстро поднялся без какого-либо вреда.

Это был нежный бросок на мягкий торф и Темпи учил меня, как падать, не повреждая себя.

Но прежде, чем я смог снова продолжить, Шейн жестом остановила меня.

– Темпи одновременно и учил и не учил тебя, – сказала она, с нечитаемым выражением лица.

Я снова заставил себя убрать взгляд с ее лица.

Так сложно сломать привычку всей жизни.

– Что одновременно и плохо и хорошо.

Пойдем. – Она повернулась и пошла ближе к дереву.

Оно было даже больше, чем я мог подумать.

Маленькие ветки двигались в диком изгибающемся узоре, когда ветер терзал их.

Шейн подняла упавший лист и подала его мне.

Он был широким и плоским, размером с небольшую пластину и на удивление тяжелым.

Мою руку укололо и я увидел тонкую полоску крови внизу моего большого пальца.

Изучив края листа я увидел, что они жесткие, их края острые, как осока.

Действительно меч-дерево.

Я посмотрел вверх на вращающиеся листья.

Любой, стоящий поблизости дерева во время сильного ветра мог быть изрезан в клочья.

Шейн сказала, – Если ты нападешь на это дерево, что ты будешь делать?

Будешь ли ты бить по корню?

Нет. Слишком сильный.

Будешь ли ты бить по листьям?

Нет. Слишком быстрые.

Куда тогда?

– По веткам.

– По веткам. – [Согласие.]

Она повернулась ко мне.

– Это то, чему Темпи не научил тебя.

Было бы неправильно для него учить тебя этому.

Тем не менее, ты пострадал из-за этого.

– Я не понимаю.

Она прожестикулировала мне начать Кетан.

Автоматически я вошел в Ловлю Воробьев.

– Стоп. – Я замер в позиции.

– Если я атакую тебя, где это должно быть?

Здесь, в корень? – Она толкнула мою ногу и нашла ее непоколебимой.

– Здесь, по листу? – Она толкнула мою, удерживаемую на одном уровне руку, легко двигая ее, но мало чего добилась.

– Здесь.

По веткам. – Она мягко толкнула одно из моих плечей, легко меня сдвинув.

– И здесь. – Она добавила нажатие на мое бедро, закрутив меня вокруг.

– Ты видишь?

Ты находишь место для приложения своей силы или она уйдет впустую.

Расходование силы впустую это не Летани.

– Да, Шейн.

Она подняла руки, попав в то положение, как когда я поймал ее ранее, в середине Падения Цапли.

– Делай Гром Вверх.

Где мой корень?

Я указал на ее прочно поставленные ноги.

– Где листья?

Я указал на ее руки.

– Нет. Отсюда до сюда это лист. – Она отметила всю свою руку и показала, как она могла свободно ударять руками, локтями и плечами.

– Где ветки?

Я задумался надолго, затем постучал по ее коленям.

Хотя она и не подавал признаков его, я почувствовал ее удивление.

– И?

Я похлопал с противоположной стороны под ее подмышкой, а затем по плечу.

– Покажи мне.

Я подошел к ней поближе, поставил одну ногу вблизи ее колена и сделал Гром Вверх, отшвырнув ее в сторону.

Я был удивлен, как мало сил мне потребовалось.

Однако, вместо того, чтобы лететь в воздухе и падать на землю, Шейн схватила меня за предплечье.

Я почувствовал толчок, встретивший мою руку и вытянувший ее на один ошеломляющий шаг в сторону.

Вместо того, чтобы быть брошенной, Шейн использовала свой захват в качестве рычага, чтобы ее ноги опустились под ней.

Она сделала единственный совершенный шаг и вновь обрела равновесие.

Шейн посмотрела мне прямо в глаза в течение долгого, изучающего момента, а затем повернулась, чтобы уйти, указывая мне следовать за ней.

Глава 111
Лжец и Вор

Шеин и я вернулись в комплекс каменных построек и обнаружили Темпи, стоящего снаружи, нервозно переминаясь с ноги на ногу.

Это подтвердило мое подозрение.

Он не посылал Шеин, чтобы проверить меня.

Она сама нашла меня.

Когда мы подошли достаточно близко, Темпи вытянул свой меч правой рукой, острием вниз.

Его левая рука старательно показала [уважение].

– Шеин, – сказал он. – Я...

Шеин жестом попросила его следовать за ней, и сама вошла в низкое каменное строение.

Она махнула маленькому мальчику.

– Позови Карсерет. – Мальчик убежал.

[любопытство]

Я прожестикулировал Темпи.

Он не смотрел на меня.

[Глубокая серьезность.]

[Будь внимателен.]

Меня отнюдь не успокоил тот факт, что это были те же самые жесты, которые он показывал на дороге в Кроссон, когда мы думали, что идем в засаду.

Его руки, заметил я, слегка дрожали.

Шеин провела нас к открытому дверному проему, где женщина в красном наемников присоединилась к нам.

Я узнал тонкие шрамы на ее брови и челюсти.

Это была Карсерет, наемница, которую мы встретили на пути в Северен, та, которая толкнула меня.

Шеин пригласила двух наемников внутрь, но меня задержала рукой.

– Жди здесь.

То, что сделал Темпи, нехорошо.

Я буду слушать.

Затем я решу, что будет с тобой.

Я кивнул, и она закрыла дверь за собой.

* * *

Я ждал час, два.

Я напрягал слух, но не мог расслышать ничего из происходящего по ту сторону двери.

Несколько человек минули проход: два наемника в красном и другой в обычной серой домотканой материи.

Каждый из них посмотрел на мои волосы, но никто из них не пялился.

Вместо улыбки и кивка, как принято у варваров, я не выражал никаких эмоций, отвечая их маленьким жестам приветствия, и избегал встречи глазами.

Где-то после третьего часа, дверь отворилась и Шеин махнула мне, приглашая внутрь.

Это была хорошо освещенная комната со стенами из обработанного камня.

Она была размером с большую спальню в таверне, но выглядела даже больше, благодаря отсутствию любой заметной мебели.

Здесь была маленькая железная печка, излучающая мягкое тепло возле одной из стен, и четыре стула, повернутые друг к другу, образуя круг.

Темпи, Шеин и Карсерет заняли три из них.

Следуя жесту Шеин, я сел на четвертый.

– Скольких ты убил? – спросила Шеин.

Ее тон был совершенно не таким, как раньше.

Не допускающий возражения.

Тот же самый тон, который был у Темпи во время наших обсуждений Летани.

– Многих. – Я ответил без раздумий.

Я могу быть глуповатым иногда, но я знаю, когда меня проверяют.

– Многих – это скольких? – Не просьба о разъяснении.

Это был новый вопрос.

– Когда убиваешь людей, один – это уже много.

Она легко кивнула.

–Ты убивал людей не по Летани?

– Возможно.

– Почему ты не ответил "да" или "нет"?

– Потому что Летани не всегда было понятно мне.

– А почему так?

– Потому что Летани в принципе непонятно.

– Что же делает Летани понятным?

Я сомневалс, хотя знал, что этого не стоит делать.

– Слова учителя.

– Кто-то может научить Летани?

Я начал показывать [неуверенность], затем вспомнил, что ручные жесты были неуместны.

–Возможно, – сказал я.

– Я не могу.

Темпи слегка дернулся, сидя на своем стуле.

Все шло не очень хорошо.

За недостатком других идей, я глубоко вздохнул, расслабился и спокойно погрузил свой разум в Крутящийся Лист.

– Кто знает Летани? – спросила Шеин.

– Несущийся по ветру лист, – ответил я, хотя, честно говоря, не знал, что я имел в виду под этим.

– Откуда идет Летани?

– Оттуда же, откуда смех.

Шеин колебалась немного, затем спросила: -Как ты следуешь Летани?

– Как следовать за луной?

Время с Темпи научило меня ценить различные паузы, которые помогали перемежать беседу.

Адемик – язык, который говорит молчанием столько же, сколько словами.

Есть полная смысла пауза.

Вежливая пауза.

Смущенная пауза.

Есть пауза, которая подразумевает много, пауза, которая извиняется, пауза, которая придает значение.

Эта пауза была неожиданной пустотой в беседе.

Это было свободное пространство для вдоха.

Я чувствовал, что я сказал что-то очень умное или что-то очень глупое.

Шейн сместилась в кресле и воздух формальности испарился.

Почувствовав, что мы идем дальше, я позволил своему разуму выйти из "крутящегося листа".

Шейн повернулась и посмотрела на Карсерет.

– Что ты скажешь?

Карсерет сидела как статуя на протяжении всего этого, безэмоциональная и спокойная.

– Я скажу тоже, что и раньше.

Темпи нетинад (предал?) всех нас.

Он должен быть срезан.

Именно по этой причине у нас есть законы.

Игнорировать закон значить стереть его.

– Слепые следуют законам, чтобы быть рабами, – сказал быстро Темпи.

Шейн показала жестом [резкий выговор] и Темпи покраснел от смущения.

– Как и его. – Карсерет указала на меня.

[Отклонение.]

– Он не из Адемры.

В лучшем случае он дурак.

В худшем – лжец и вор.

– И что ты скажешь сегодня? – спросила Шейн.

– Собака может лаять три раза без счета.

Шейн повернулась к Темпи.

– Выступив вне своей очереди ты потерял право выступить в свою очередь. – Темпи покраснел снова, его губы побледнели, когда он изо всех сил пытался сохранить хладнокровие.

Шейн сделала глубокий вздох и медленно выдохнула.

– Кетан и Летани – вот что делает нас Адемре, – сказала она.

– Таким образом никакой варвар не может знать Кетан. – Темпи и Кансерет одновременно забеспокоились, но она подняла руку.

– В тоже время уничтожать того, кто понимает Летани не правильно.

Летани позволяет не уничтожать себя.

Она сказала "уничтожать" очень спокойно.

Я надеялся, что мог ошибаться в истинном смысле адемского слова.

Шейн продолжала.

Есть те, кто может сказать, – У этого есть достаточно.

Не учите его Летани, потому что тот, кто имеет знание Летани, преодолевает все

Шейн серьезно посмотрела на Кансерет.

– Но я не та, кто скажет это.

Я думаю, что мир будет лучше, если будет больше Летани.

Ведь пока она приносит власть, Летани также приносит мудрость в использовании власти.

Это была длинная пауза.

Мой желудок завязался узлом, когда я пытался сохранить спокойный внешний вид.

"Я думаю", сказала наконец Шейн,"Возможно Темпи не совершил ошибку."

Это, казалось, далеким от звона одобрения, но по внезапной скованности в спине Кансерет и медленному облегченному выдоху Темпи, я догадался, что это та новость, на которую мы надеялись.

– Я хочу отдать его Вашет, – сказала Шейн.

Темпи стал неподвижен.

Кансерет сделала жест одобрения, широкий, как улыбка сумасшедшего.

Голос Темпи звенел от напряжения.

– Вы хотите отдать его Молоту? – Его руки мелькали.

[Уважение.]

[Отрицание.]

[Уважение.]

Шейн встала на ноги, сигнализируя этим конец дискуссии.

– Кто лучше?

Молот покажет, какое железо выдержит удар. -

При этом Шейн оттащила Темпи в сторорну и коротко с ним переговорила.

Ее руки легко погладили его руки.

Ее голос был слишком мягким для слуха даже моих тонко настроенных на подслушивание ушей.

Я вежливо стоял рядом с моим креслом.

Всякая борьба, казалось, покинула Темпи и его жесты были устойчивым ритмом согласия и уважения.

Кансерет стояла в стороне от них, глядя на меня.

Ее выражение лица было спокойным, но ее глаза были сердитыми.

Со своей стороны, не показывая двум другим, она показала несколько маленьких жестов.

Только одно, которое я понял, было отвращение, но я мог угадать общий смысл других.

В свою очередь, я сделал не адемский жест.

По её сузившимся глазам я прочел, что она меня хорошо поняла.

Звонкий звонок прозвонил три раза.

В следующий момент Темпи поцеловал руки Шейн, её лоб и рот.

Затем он обернулся ко мне и подал знак следовать за ним.

Вместе мы вошли в большую комнату с низким потолком, заполненную людьми и пропахшую едой.

Это был обеденный зал, уставленный длинными столами и темными деревянными скамьями, отполированными временем.

Я следовал за Темпи, нагружая еду на широкий деревянный поднос.

Только теперь я понял, насколько голоден.

Вопреки моим ожиданиям этот обеденный зал нисколько не напоминал столовую в Университете.

Тут было намного тише, да и еда была гораздо лучше.

Тут было свежее молоко и постное нежное мясо, по моему подозрению козье.

Имелся твердый острый сыр и мягкий сливочный сыр и два вида хлеба, все еще теплого из духовки.

Так же были яблоки и земляника.

Открытые короба стояли на всех столах, и каждый брал оттуда сколько хотел.

Было странно находиться в комнате полной разговаривающих адем.

Они разговаривали так мягко, что я не мог разобрать ни слова, видно было только мелькание рук.

Я понимал только один жест из десяти, но мог уловить все мерцающие вокруг меня эмоции: [ Развлечение.]

[ Гнев.]

[ Затруднение.]

[ Отрицание.]

[Отвращение.]

Я задавался вопросом, сколько из этого всего касалось меня, варвара среди них.

Тут было больше женщин, чем я ожидал, и больше маленьких детей.

Горстка была в знакомой кровавокрасной форме наемников, но большинство носило простой серый цвет, который я видел во время моей прогулки с Шейн.

Я заметил белую рубашку, и удивленно увидел, что это Шейн, которая ела локоть к локтю с нами остальными.

Ни один из них не пялился на меня, но они смотрели.

Большое внимание привлекали мои волосы, что было понятно.

В комнате было пятьдесят голов песочного цвета, несколько более темных, несколько более светлых или седых от старости.

Я выделялся подобно горящей свече.

Я пробовал вовлечь Темпи в беседу, но он как будто не замечал этого и полностью сосредоточился на еде.

Он не загрузил свой поднос и в половину по сравнению со мной и съел только малую часть того.

Без отвлекающей беседы я быстро закончил.

Когда мой поднос опустел, Темпи, который только притворялся, что ест, увёл меня.

Выходя из комнаты, я чувствовал множество глаз, уставившихся мне в спину.

Он провел меня по ряду проходов, пока мы не подошли к двери.

Темпи открыл ее, за ней оказалась маленькая комнатка с окном и кроватью.

Здесь же была моя лютня и походный мешок.

Моего меча не было.

– У тебя будет другой учитель, – сказал наконец Темпи.

– Старайся.

Будь цивилизованным.

От твоего учителя будет много зависеть. – [ Сожаление.]

– Со мной ты общаться не будешь. -

Он был очень встревожен, а я не знал, что сказать в утешение.

Вместо этого я его успокаивающе обнял, и это ему похоже понравилось.

Затем он отвернулся и покинул меня, не говоря ни слова.

Я разделся и лег на кровать в моей комнате.

Я должен был бы сказать, что я ворочался и метался, озабоченный своей дальнейшей судьбой.

Но чистая правда состоит в том, что я был обессилен и спал как счастливый младенец на груди своей матери

Глава 112
Молот

Я сидел в крошечном парке, состоящем из двух гладких каменных скамей, горстки деревьев, и маленькой дорожки, бегущей через высокую траву.

За минуту его можно было пересечь от края до края.

Утесы защищали его с двух сторон от ветра.

Но не без ветра, как вы думаете.

По всей видимости в Хаерте не было ничего полностью безветренного.

Когда Вашет подошла, первым, что я заметил было то, что она не носила свой меч на бедре.

Вместо этого она перекинула его через плечо, так же, как я носил мою лютню.

Она шла с самой тонкой, твердой уверенностью, которую я видел, как если бы она знала, что должна ходить с важным видом, но совершенно не беспокоилась.

Она обладала умеренным телосложением, какое и следовало ожидать от Адем наряду с бледным, сливочным цветом лица и серыми глазами.

Ее волосы были оттенком светлее, чем у Темпи и она носила их связанными на затылке в конский хвост.

Когда она подошла ближе, я смог увидеть, что ее нос был сломан в нескольких местах и хотя он не был кривым, небольшой изгиб странно нелепо смотрелся на ее в противном случае нежном лице.

Вашет улыбнулась мне широкой розовой улыбкой, показав свои белые зубы.

– Итак, – сказала она на безупречном атуранском.

– Ты теперь мой.

– Ты говоришь на атуранском, – глупо сказал я.

– Большинство из нас, – сказала она.

Вокруг ее рта и в уголках глаз было несколько морщинок, поэтому я догадался, что она, должно быть, на десять лет старше меня.

– Трудно ходить по миру, если ты не имеешь хорошего знания языка.

Усложняет ведение дел.

Я опомнился слишком поздно.

[Официально.]

[Уважение.]

– Я правильно полагаю, что ты Вашет?

Улыбка вернулась обратно на ее рот.

Вашет вернула мой жест шире, преувеличивая его так, будто я не мог помочь, но чувствовал, что меня высмеивали.

– Я.

Я буду твоим учителем.

– Что насчет Шейн?

Я понял, что она была учителем здесь.

Вашет выгнула на меня бровь, поразительно экстравагантное выражение для лица Адем.

– В общем смысле это верно.

Но в более практическом смысле, Шейн слишком важна, чтобы тратить свое время на кого-то вроде тебя.

Я прожестикулировал [вежливость.]

– Я был вполне доволен Темпи, – сказал я.

– И если твое счастье было бы нашей целью, это могло бы иметь значение, – сказала она.

– Тем не менее, Темпи гораздо больше подходит для парусника, чем для учителя.

Я немного ощетинился на это.

– Он мой друг, вы понимаете.

Её глаза сузились.

К тому же, как его друг, ты склонен не замечать его ошибки.

Он умелый боец, но не более того.

Он с трудом говорит на твоем языке, малоопытен в реальном мире, и говоря совсем откровенно, не блистает.

"Я прошу прощения", сказал я.

[Сожаление.]

– Я не хотел тебя обидеть.

– Не пытайся мне изобразить ложное смирение, – сказала она, все еще осматривая меня сузившимися глазами.

– Даже с лицом как маска, твои глаза – как два сверкающих окошка.

– Мне жаль, – всерьез сказал я.

[Извинение.]

– Я надеялся произвести хорошее первое впечатление.

– Зачем?, – спросила она

– Я бы предпочел, чтобы ты считала меня хорошим человеком.

– Я бы предпочла, чтобы у меня были на то причины.

Я решил сменить тему, надеясь перевести разговор в более спокойное русло.

– Темпи назвал тебя Молотом

Почему?

– Это мое имя

Вашет.

Молот.

Глина.

Прялка. Она произнесла свое имя тремя разными способами, каждый со своим ритмом произношения.

– Я та, кто формирует и заостряет или разрушает.

Почему глина?

Это то, чем я также являюсь, сказала Вашет.

Только то, что податливо, может научить.

Я почуствовал возрастающее волнение при этих словах и проговорил: -я согласен-

Будет приятно поделиться языком со своим учителем.

Есть еще тысяча вопросов, которые я не задал. Я знал, что Темпи не поймет.

Даже если бы он смог, я не нашел бы смысл в его ответах.

Вашет кивнула и села на одну из скамеек.

"Умение общаться это тоже путь учителя", сказала она.

А сейчас, иди найди длинный кусок дерева и принеси его мне.

Тогда мы начнем урок.

Я направился к деревьям.

Ее просьба была похожа на ритуал, поэтому я не хотел прибегать обратно с какой-то несуразной веткой, найденой на земле.

Наконец я набрел на иву и отломал гибкую ветвь, длиннее моей руки и толщиной с мизинец.

Я вернулся туда, где Вашет сидела на скамейке.

Я протянул ей ивовую ветку, она вытащила из-за плеча меч и начала состругивать с нее остатки мелких сучков.

"Ты говорила, что только податливое может научить", сказал я.

Так что я решил, что это подойдет.

–Сойдет для сегодняшнего урока, – сказала она состругивая последнюю кору, полностью превратив ветвь в тонкий белый прут.

Она вытерла меч об рубашку, вложила в ножны и поднялась.

Держа ивовую ветвь в одной руке, Вашет размахивала ею туда сюда, производя низкие гудящие звуки при каждом взмахе.

Теперь, когда она приблизилась ко мне, я заметил, что ее характерная для всех наемников красная одежда не была плотно пригнана с помощью кожаных ремешков как у Темпи и остальных.

Ее рубашка и штаны были уютно подвязаны к ногам, рукам и груди с помощью кроваво-красных шелковых полосок.

Она встретила мой взгляд.

– А сейчас я собираюсь ударить тебя, – серьезно проговорила она.

– Стой спокойно.

Вашет начала медленно кружить вокруг меня, все еще размахивая ивовым прутом.

Вуп вуп.

Она переместилась мне за спину и не видеть ее было еще хуже.

Вуп вуп.

Она ускорила взмахи прутом и звук изменился.

Вииип.

Вииип.

Я не вздрогнул.

Она сделала еще круг, зашла мне за спину и затем ударила два раза.

По разу по каждой руке, как раз под плечом.

Вииип.

Вииип.

Поначалу казалось, что она всего лишь слегка задела меня, но затем боль расцвела, обжигая огнем мои руки.

Затем, прежде чем я успел среагировать, она хлестнула меня по спине так сильно, что удар отозвался у меня в зубах.

Ветка не сломалась только потому, что была слишком свежей.

Я не издал ни звука, но только потому, что у меня перехватило дыхание.

Я задыхался и кашлял, пытаясь вдохнуть воздух как можно быстрее.

Моя спина горела от боли.

Она опять встала передо мной, по-прежнему смотря на меня со всей серьезностью.

– Вот твой урок, – сказала она как ни в чем не бывало.

– Ты мне не нравишься.

– Ты варвар.

Ты не умен.

Тебе здесь не рады.

Ты чужак.

Ты вор наших секретов.

Твое присутствие это помеха и осложнение, совершенно не нужное нашей школе.

Вашет рассматривала кончик прута, потом подняла глаза на меня.

– Мы встретимся здесь снова, через час после обеда.

– Ты подберешь другую палку и я попытаюсь преподать тебе этот урок снова, – сказала она глядя на меня.

Если палка, что ты принесешь, мне не понравится, я выберу другую сама.

Мы повторим то же самое после ужина.

И на следующий день тоже.

Это единственный урок, которому я должна тебя обучить.

Когда ты выучишь его, ты покинешь Хирт и никогда не вернешься. – Она посмотрела на меня, ее лицо было холодно.

– Ты понял?

– Что будет... – Ее рука дернулась и кончик прутика попал мне по щеке.

На этот раз у меня нашлось на это дыхание и я издал высокий испуганный визг.

Вашет посмотрела на меня.

Я никогда не думал, что нечто такое простое, как зрительный контакт, может быть таким пугающим.

Но ее бледно-серые глаза были тверды, как лед.

– Скажи мне "Да, Вашет.

Я понял".

Я посмотрел.

– Да, Вашет.

Я понял. – Правая сторона моей верхней губы чувствовалась огромной и громоздкой, когда я говорил.

Она исследовала мое лицо, как будто пытаясь что-то решить, потом пожала плечами и отбросила вицу в сторону.

Только тогда я рискнул заговорить снова.

– Что случится с Темпи, если я уйду?

– Когда ты уйдешь, – сказала она, делая ударение на первом слове.

– Те немногие, которые сомневались в нем, будут знать, что он был не прав, уча тебя.

Вдвойне неправ, пригласив тебя сюда.

– И что будет... – Я сделал паузу и отступил.

– Что может с ним случиться в этом случае?

Она пожала плечами и отвернулась.

– Это не мне решать, – сказала она и ушла.

Я потрогал мою щеку и губу, затем посмотрел на мои руки.

Крови не было, но я чувствовал, как красные рубцы растут на моей коже, ясные как клеймо для любого увидевшего.

***

Не уверенный в том, что еще я должен сделать, я вернулся в школу на обед.

После того, как я прошел в столовую я посмотрел вокруг, но не увидел здесь Темпи среди кроваво-красных наемников.

Я был рад этому.

Настолько, насколько я мог наслаждаться какой-нибудь дружеской компанией, я не мог вынести мысли о нем, зная, как плохо шли дела.

Я даже не знал, что ему сказать.

Отметины на моем лице ясно говорили об этом каждому, кто видел меня в комнате.

Я держал свое лицо бесстрастным и глаза опустил вниз, когда прошел по прямой и наполнил свою тарелку.

Затем я выбрал пустующую часть стола, не желая навязывать кому-либо свою компанию.

Я был одинок большую часть своей жизни.

Но редко когда я чувствовал это так сильно, как сейчас.

Я знал лишь одного человека на протяжении четырех сотен миль и ему было приказано держаться от меня подальше.

Я был незнаком с культурой, едва компетентен в языке и жжение по всей спине и лицу было постоянным напоминанием о том, как сильно я был нежелателен.

Хотя питание было хорошим.

Жареный цыпленок, хрустящие длинные бобы и кусочек сладкого пудинга из патоки.

Лучше пищи, чем я мог обычно позволить для себя в Университете и горячее, чем еда в имении Маера.

Я не был особенно голоден, но достаточно бывал голодным в моей жизни, чтобы с трудом уходить от легкой еды.

Тень движения возникла на границе моего зрения, когда кто-то сел за стол напротив меня.

Я почувствовал, что мое настроение улучшилось.

По крайней мере один человек был достаточно отважен, чтобы встретиться с варваром.

Кто-то был достаточно любезен, чтобы успокоить меня или по крайней мере, любопытен, чтобы подойти и поговорить.

Подняв голову, я увидел худое и покрытое шрамами лицо Карсерет.

Она опустила свою широкую деревянную тарелку напротив меня.

– Как тебе понравился наш город? – тихо сказала она, ее левая рука лежала на поверхности стола.

Ее жесты менялись, пока мы сидели, но я все же смог узнать [любопытство] и [вежливость.]

Наблюдай кто-нибудь, ему показалось бы, что у нас была приятная беседа.

– Как тебе нравится новый учитель?

Она думает также как я.

Что тебе здесь не место.

Я жевал очередной кусок курицы и проглотил его машинально, не поднимая глаз.

[Проблема.]

– Я слышала, как ты кричал, – продолжала она тихо.

Сейчас она говорила медленно, как с ребенком.

Я не был уверен, было ли это оскорблением или способом удостовериться, что я понимаю ее.

– Ты кричал как пташка.

Я сделал глоток теплого козьего молока и вытер рот.

Движение моей руки натянуло рубашку на следах удара на моей спине, жаля как сотня пчел.

– Это был крик любви? – спросила она, сделав жест, который я не понял.

– Может Вашет обняла тебя?

Твоя щека несет следы от ее языка?

Я взял кусочек пудинга.

Он не был таким сладким, как я помнил.

Карсерет взяла кусочек своего пудинга.

– Каждый делает ставку на то, что ты уйдешь, – продолжала она, говоря также медленно и тихо, только для моих ушей.

Я поставила два таланта на то, что ты не дотянешь до второго дня.

Если ты уйдешь ночью, как я надеюсь, я выиграю серебряный.

Если я ошибаюсь, и ты останешься, я выиграю в синяках и слушании твоих воплей. – [Просьба.]

– Оставайся.

Я поднял на нее взгляд.

– Ты говоришь так, как лает собака. – сказал я.

– Бесконечно.

Бесчувственно.

Я говорил тихо, чтобы быть вежливым.

Но не настолько спокойно, чтобы мой голос не достиг ушей всех, кто сидел рядом с нами.

Я знаю, как передать тихий голос.

Мы, Руэ, изобрели театральный шепот.

Я увидел, как ее лицо краснеет, сделав выделяющимися бледные шрамы на ее челюсти и брови.

Я опустил взгляд и продолжил есть, являя картину спокойной беспечности.

Это сложно, оскорбить кого-то из другой культуры.

Но я внимательно выбирал слова, основываясь на словах, услышанных от Темпи.

Если она ответит любым способом, это, кажется, только докажет мою точку зрения.

Я медленно и методично закончил поедать пищу, воображая, что я могу почувствовать, как гнев скатывается с нее, как теплые волны.

В этой маленькой битве, по крайней мере, я мог победить.

Это была пустая победа, конечно.

Но иногда вы должны принимать то, что вы можете получить.

***

Когда Вашет вернулась в маленький парк, я уже сидел на одной из каменных скамей, ожидая ее.

Она встала передо мной и бурно вздохнула.

– Прекрасно.

Непонятливый ученик, – сказала она на своем прекрасном атуранском.

– Иди, принеси тогда свою палку.

Мы увидим, смогу ли я доказать свою точку зрения более четко на этот раз.

– У меня уже есть моя палка, – сказал я.

Я потянулся за скамью и достал учебный деревянный меч, которое я позаимствовал из школы.

Он был старой, смазанной маслом деревяшкой, полностью изношеной бесчисленными руками, жесткой и тяжелой, как кусок железа.

Если она использует это, чтобы ударить мои плечи, как она сделала с ивовым прутом, он сломает кости.

Если она ударит мне в лицо,то разобьет мою челюсть.

Я положил его на скамейке рядом со мной.

Деревяшка не стукнула о камень.

Она была так тяжела, что зазвенела почти как колокол.

После того, как я положил тренировочный меч, я начал стягивать мою рубашку через голову, втягивая воздух сквозь зубы, когда она протащилась по горящим рубцам на моей спине.

– Ты надеешься поколебать меня, показав свое болезненное юное тело? – спросила Вашет.

– Ты мил, но не настолько мил для этого.

Я аккуратно положил мою рубашку на скамейку.

– Я просто подумал, что будет лучше, если я покажу вам кое-что. – Я повернулся, чтобы она могла увидеть мою спину.

– Ты был исхлестан, – сказала она.

– Я не могу сказать, что я удивлена.

Я уже знала, что ты был вором.

– Это не за воровство, – сказал я.

– Они из Университета.

Я был наказан по обвинению и приговорен к бичеванию.

Когда это случается, многие студенты просто уходят и заканчивают свое образование в другом месте.

Я решил остаться.

В конце концов это были только три удара. -

Я ждал, стоя поодаль.

Через мгновение она проглотила приманку.

– Тут больше шрамов, чем после трех ударов. -

– Через некоторое время, – сказал я, – я опять был обвинен.

На этот раз шесть ударов.

Все равно я остался. – Я повернулся назад к ее лицу.

– Я остался, потому что больше ни в одном другом месте не мог научиться тому, чему хотел.

Простой плеткой меня не отпугнуть. -

Я поднял тяжелый деревянный меч со скамьи.

– Я считаю справедливым, чтобы Вы это узнали.

Меня не испугаешь угрозой боли.