Текст книги "Страх Мудреца. Дилогия (ЛП)"

Автор книги: Патрик Ротфусс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 63 (всего у книги 83 страниц)

Глава 114
Его Остроконечная и Одинокая Стрела

С неохотой, но я принял совет Вашет.

И хотя мои пальца изнывали, я не достал свою лютню той ночью и не заполнил мой маленький уголок музыкой.

Я даже пошел настолько далеко, что засунул чехол для лютни под кровать, не оставляя малейшего шанса, что он будет замечен, и слухи расползутся по школе.

Несколько дней я только и делал, что учился у Вашет.

Я ел в одиночестве и не делал никаких попыток заговорить с кем-либо, так как неожиданно стал стесняться своего языка.

Карсерет сохраняла дистанцию, но она всегда была поблизости, наблюдая за мной своими тусклыми и злыми змеиными глазами.

Я наслажался превосходным Атуранским Вашет и задавал тысячи вопросов, которые были бы слишком заумными для понимания Темпи.

Я ждал три целых дня прежде чем задал ей вопрос, который медленно тлел внутри меня с тех пор, как я забрался на предгорье Стормвела.

Лично для меня это демонстрировало исключительную сдержанность.

– Вашет, – спросил я.

– У ваших людей есть истории о Чандрианах?

Она посмотрела на меня, ее обычно экспрессивное лицо неожиданно перестало выражать какие-либо эмоции.

– А как это вяжется с языком твоих рук? – Ее рука замельтешила в дюжине различных вариантов жеста, выражающего неодобрение и упрек.

– Ничего, – сказал я.

– Может, это как-то связано с твоей борьбой, в таком случае? – спросила она.

– Нет, – признал я.

– Но...

– Наверняка это имеет отношение к Кетан? – заметила Вашет.

– Или к Летани?

Или, возможно, это затрагивает некоторые тонкие смысловые нюансы в твоем труднодающемся Адемике.

– Мне просто любопытно.

Вашет вздохнула.

– Могу я убедить тебя сфокусировать твое любопытство на более насущных проблемах? – Спросила она, жестикулируя [раздражение].

[Твердый упрек.]

Я быстро ушел от темы.

Вашет не только была моим учителем, она была моим единственным собеседником.

Последнее, чего я хотел, это раздражать ее, или создать впечатление, что я недостаточно внимателен на ее уроках.

За этим единственным печалящим исключением, Вашет была просто блестящим источником информации.

Она отвечала на мои нескончаемые вопросы быстро и ясно.

В результате, я чувствовал, что мои навыки в языке и борьбе улучшаются не по дням, а по часам.

Вашет не разделяла моего энтузиазма, и не стеснялась говорить об этом.

Красноречиво.

На двух языках.

* * *

Вашет и я были внизу скрытой долины, в которой росло меч-дерево.

Мы практиковали наш рукопашный бой в течение часа и теперь сидели в высокой траве, восстанавливая дыхание.

Скорее, это я восстанавливал дыхание.

Вашет не измоталась вовсе.

Борьба со мной была ничто для нее, и не было момента, когда она не могла бы упрекнуть меня за разгильдяйство, лениво проходя мимо моей защиты, чтобы слегка ударить по голове.

– Вашет, – я сказал, собрав мужество, чтобы задать вопрос, который беспокоил меня в течение некоторого времени.

– Могу ли я задать вопрос, который, возможно, несколько самонадеянный?

– Я предпочитаю самонадеянного ученика, – сказала она.

– Я надеялся, что мы прошли тот момент, чтобы беспокоиться о таких вещах.

– Какова цель всего этого? – Я показал жестом между нами двумя.

– Цель этого, – она передразнила мой жест, – научить тебя настолько, что ты больше не драться, как маленький мальчик, напившийся по вине своей матери.

Сегодня ее песочного цвета волосы были сплетены в две короткие косы, которые свисали по ее спине с обеих сторон шеи.

Это сделало ее вид странно девичьим и не было чудесным для моей самооценки за последний час, когда она неоднократно бросала меня на землю, приводя меня к повиновению и поражала бесчисленными основательными, но часто достающими ударами рук и ног.

И однажды, смеясь, она подошла легко сзади и сильноударила меня по заднице, как будто она была развратным таверным пьянчугой, а я служанка с низким лифом.

– Но почему? – спросил я.

– С какой целью вы меня учите?

Если Темпи был не прав, обучая меня, зачем продолжать учить меня дальше?

Вашет одобрительно кивнула.

– Я задавалась вопросом, как много пройдет времени, прежде чем ты спросишь об этом, – сказала она.

– Это должен быть один из твоих первых вопросов.

– Мне говорили, что я задаю слишком много вопросов, – сказал я.

– Я пытался поступать здесь немного более осторожно.

Вашет подалась вперед, внезапно сделавшись деловитой.

– Ты знаешь вещи, которые не должен знать.

Шейн не забывает, что ты знаешь о Летани, хотя другие считают иначе.

Но есть согласие в отношении нашего Кетан.

Оно не для варваров.

Оно только для Адем и только они могут следовать пути меч-дерева.

Вашет продолжала, – Шейн думает таким образом.

Если ты будешь частью школы, ты будешь частью Адемре.

Если ты часть Адемры, то ты уже не такой и варвар.

И если ты не такой уж и варвар, не может быть неправильным то, что ты знаешь эти вещи.

У нее была определенная запутаная логика.

– Это также значит, что Темпи не мог неправильно учить меня.

Она кивнула.

– Конечно.

Вместо того, чтобы принести домой нежелательных щенков, это стало, как если бы он вернул потерянную овечку в стадо

– Могу я быть овцой или щенком? – вздохнул я.

– Это недостойно.

– Ты дерешься, как дерутся щенки, – сказала она.

– Нетерпеливо и неповоротливо.

– Но разве я уже вхожу в школу? – спросил я.

– Прежде всего, ты учишься у меня.

Вашет покачала головой.

– Ты спишь в школе и ешь нашу пищу, но это не делает тебя учеником.

Многие дети учатся Кетан с надеждами попасть в школу и когда-нибудь носить красное.

Они живут и учатся у нас.

Они находятся в школе, но они не из школы, если ты понимаешь меня.

– Это кажется странным, что столь многие хотят стать наемниками, – сказал я как можно осторожнее.

– Ты, похоже, достаточно стремишься к этому, – сказала она резким голосом.

– Я стремлюсь учиться, – сказал я, – а не жить жизнью наемника.

Не в обиду будет сказано.

Вашет вытянула свою шею, действуя с некоторой церемонностью.

– Это твой язык мешает тебе.

В варварских странах наемники – низший ранг общества.

Независимо от того, насколько толстым или бесполезным человеком он может быть, он может нести дубину и заработать пол пенни в день за охрану каравана.

Я права?

– Такой образ жизни имеет тенденцию привлекать грубых людей, – сказал я.

– Мы не такие наемники.

Нам платят, но мы выбираем, какую работу мы берем. – Она замолчала.

– Если ты борешься за свой кошелек, то ты наемник.

Как тебя называть, если ты будешь сражаться из чувства долга перед своей страной?

– Солдатом.

– Если ты борешься за закон?

– Полицейский или судебный пристав.

– Если ты борешься за свою честь?

Я задумался немного над этим.

– Дуэлянт, возможно?

– Если ты будешь сражаться на благо других людей?

– Амир, сказал я без раздумий.

Она наклонила ко мне голову.

– Это интересный выбор, – сказала она.

Вашет подняла руку, с гордостью показывая красный рукав.

Нам, Адем, платят за охрану, за охоту, за защиту.

Мы сражаемся за нашу страну, наши школы и нашу честь.

И мы сражаемся за Летани.

Вместе с Летани.

В Летани.

Все это вместе.

Адем – слово для того, кто берет красный Цетан. – Она посмотрела на меня.

– И это очень гордая вещь.

– Таким образом, стать наемником – значит оказаться весьма высоко на социальной лестнице Адем, – сказал я.

Она кивнула.

– Но варвары не знают этого слова, а не понимают, даже если они и могут.

Таким образом, "наемник" должно хватить.

Вашет выдернула из земли две длинных травинки и начала сплетать их вместе в один шнур.

– Вот почему решение Шейн не так просто выполнить.

Она должна соблюдать баланс между тем, что является правильным и тем, что является лучшим для ее школы.

Все это время с учетом блага для всего пути меч-дерева.

Вместо того, чтобы сделать опрометчивое решение, она играет в более терпеливую игру.

По-моему, она надеется, что проблема сама позаботится о себе.

– Как это сама о себе позаботится? – спросил я.

– Ты мог убежать, – сказала она просто.

– Многие полагали, что так и будет.

Если бы я решила, что ты не стоишь обучения, то тоже посчитала бы, что его стоит выпустить из ее рук.

Или ты можешь умереть во время твоего обучения, или стать калекой.

Я уставился на нее.

Она пожала плечами.

– Травмы случаются.

Не часто, но иногда.

Если бы Карсерет была твоим учителем...

Я поморщился.

– Так как же официально стать членом школы?

Есть своего рода проверка?

Она покачала головой: – Во-первых, кто-то должен выступить от твоего имени, сказав, что ты достоен вступления в школу.

– Темпи? – спросил я.

– Кто-нибудь поважнее, – уточнила она.

– Так может быть вы? – медленно спросил я.

Вашет усмехнулась, постукивая по бокам своего кривоватого носа, затем указав на меня.

– Только тебе понадобится дважды догадаться.

Только когда твое развитие достигнет той точки, что не будет меня смущать, я встану за тебя и ты сможешь сдавать экзамен.

Она продолжала сплетать травинки вместе, руки двигались в постоянном, сложном узоре.

Я никогда не видел другого Адем праздно игравшего с чем-то во время разговора.

Они не могли, конечно.

Им была нужна одна рука для разговора.

– Если ты пройдешь этот экзамен, ты больше не будешь варваром.

Темпи будет оправдан и все счастливые вернутся домой.

За исключением тех, кого не будет, конечно.

– И если я не пройду экзамен? – спросил я.

– Или что будет, если вы решите, что я не достаточно хорош, чтобы пройти его?

– Тогда все усложнится. – Она поднялась на ноги.

– Пойдем, Шейн просила поговорить с тобой сегодня.

Будет не вежливым для нас опоздывать.

***

Вашет привела обратно к небольшой группе низких каменных зданий.

Когда я впервые увидел их, я предположил, что они были самим городом.

Теперь я знал, что они составляли школу.

Группа зданий была, как крошечный Университет, за исключением того, что не было никаких расписаний, которые были у меня раньше.

Здесь также не существовало никакой формальной системы рангов.

К тем, кто был в красном, относились с уважением, а Шейн явно была главной.

Кроме этого, у меня было смутное впечатление о социальной иерархии.

Темпи был довольно низкого ранга и о нем было не очень хорошее мнение.

Вашет была рангом повыше и уважаема.

Когда мы пришли на нашу встречу, Шейн была в середине выполнения Кетан.

Я смотрел молча, пока она двигалась со скоростью распролзающегося на столе меда.

Кетан становится тем более трудным, чем медленнее он исполнялся, но она выступала безупречно.

Он прошла его за полчаса прежде, чем закончила, после чего она открыла окно.

Вихрь ветра принес сладкий запах летней травы и звуки листьев.

Шейн села.

Она не дышала тяжело, хотя блеск пота покрывал ее кожу.

– Темпи рассказывал тебе о девяти-и-девяносто сказках? – спросила она без предисловий.

– Об Эте и начале Адем?

Я покачал головой.

– Хорошо, – сказала Шейн.

– Это не его место, чтобы делать это, и он не мог сделать это должным образом. – Она посмотрела на Вашет.

– Как продвигается обучение языку?

– Быстро, насколько это возможно, – ответила она.

Тем не менее.

– Очень хорошо, – сказала Шейн, переключаясь на точный, с легким акцентом, атуранский.

– Я скажу это так, чтобы было меньше перерывов и меньше места для недоразумений.

Я сделал мой лучший жест [уважительная благодарность.]

– Эта история случилась много лет назад, – официально сказала Шейн.

– До этой школы.

До пути меч-дерева.

До любого Адем, знающего Летани.

Эта история о начале всего этого.

– Первая адемская школа не была школой, в которой учили работе с мечом.

Удивительно, но она была основана человеком по имени Эте, который овладевал мастерством стрелы и лука.

Шейн сделала паузу в своей истории и пояснила.

– Ты должен знать, что в те дни использование лука было очень распространенным явлением.

Это мастерство очень сильно ценилось.

Мы были пастухами и во многих случаях нападения наших врагов лук был лучшим инструментом, которым мы должны были защищать себя.

Шейн откинулась в кресле и продолжила.

– Эте не собирался основывать школы.

Здесь не было школ в те дни.

Он просто пытался улучшить свое мастерство.

Вся его воля устремилась к этому, пока он не смог подстрелить яблоко с дерева со ста метров.

Затем он старался, пока не смог выстрелить в фитиль горящей свечи.

Вскоре единственной целью, бросавшей ему вызов, был кусок шелка, висящий на дующем ветру.

Aethe старался, пока он не смог предвидеть поворот ветра, и как только он освоил это дело, он не мог промахнуться.

Рассказы его таланте распространялись и другие шли к нему.

Среди них была молодая женщина по имени Рете.

Сначала Эте сомневался, что она обладает силой, чтобы согнуть лук.

Но она вскоре стала считаться его лучшим учеником.

– Как я уже сказала, это было очень давно и многие мили от сюда, где мы сидим.

В те дни у Адем не было Летани, чтобы вести нас, и поэтому это было грубые и кровавое время.

В те дни не было ничего необычного для одного Адем убить другого из гордости или из гордости или как доказательство мастерства.

Поскольку Эте был величайшим из лучников, многие бросали ему вызов.

Но тело – ничтожная цель, когда он мог поразить шелк, развеваемый ветром.

Эте убивал их легко, как срезал пшеницу.

Он брал только одну стрелу с собой на дуэль и утверждал, что если одной стрелы было недостаточно, он заслужил быть поверженным.

– Эте стал старше и слава его распространилась.

Он пустил корни и основал первую из адемских школ.

Прошли годы и он подготовил много Адем быть смертельными, как клинки.

Стало известно, что если вы давали ученикам Эте три стрелы и три монеты, трое злейших врагов никогда не беспокоили вас снова.

Так школа увеличивала богатство, становилась знаменитой и гордой.

И таким же был Эте.

– Именно тогда Рете пришла к нему.

Рете, лучшая из его учеников.

Рете, которая стояла рядом с его ухом и близко к его сердцу.

– Рете поговорила с Эте и они разошлись во взглядах.

Затем они спорили.

Затем они кричали достаточно громко, чтобы вся школа могла услышать их через толстые каменные стены.

– И в конце этого Рете вызвала Эте на дуэль.

Эте принял вызов и стало известно, что с этого дня победитель будет контролировать школу.

– Как вызванный, Эте выбрал свое место первым.

Он решил стоять среди рощи молодых и раскачивающихся деревьев, что давало ему смещающееся прикрытие.

Обычно он не стал бы возиться с такими мерами предосторожности, но Рете была его лучшей ученицей и она могла читать ветер так же хорошо, как он.

Он взял с собой свой лук из рога.

Он взял с собой свою острую и единственную стрелу.

– Затем Рете выбрала место, где стоять.

Она подошла к вершине высокого холма, ее контур был ясным на голом небе.

Она не несла ни лука ни стрел.

И когда она достигла вершины холма, она села спокойно на землю.

Это была, пожалуй, самая странная вещь из всех, хотя Эте, как известно, иногда стрелял врагам по ногам, а не убивал их.

– Эте увидел свою ученицу, делающую это и он был полон гнева.

Эте достал одну стрелу и приставил ее к луку.

Эте оттянул тетиву к своему уху.

Тетива, которую Рете сделала для него, сплетенная из ее длинных и крепких собственных волос.

Шейн нашла мои глаза.

– Полный гнева, Эте выпустил свою стрелу.

Она поразила Рете, как гром.

Здесь. – Она показала двумя пальцами на внутренний изгиб ее левой груди.

– Тем не менее, сидя со стрелой, торчащей из ее груди, Рете вытащила длинную ленту из белого шелка из-под своей рубашки.

Она взяла белое перо из оперения стрелы, окунула ее в крови, и написала четыре стихотворных строки.

– Затем Рете удерживала ленту в воздухе в течение долгого времени, ожидая, когда ветер потянул вначале в одну сторону, затем в другую.

Затем Рете освободила его, шелк скручивался в воздухе, поднимаясь и опускаясь на ветру.

Лентой витая на ветру, он плел себе путь через деревья и прижался вплотную к груди Эте.

– Он прочитал:

Эте рядом с сердцем моим.

Лента без суеты.

Ветер без долга.

Бескровно победи.

Я услышал тихие звуки и оглянувшись увидел Вашет, которая тихо плакала.

Ее голова была опущена, и слезы бежали по ее лицу, капая на глубокое красное пятно спереди ее рубашки.

Шейн продолжила.

– Только после того, как Эте прочитал эти строки, он признал глубокую мудрость, которой обладала его ученица.

Он поспешил позаботиться о ране Рете, но острие стрелы было послано слишком близко к сердцу, чтобы удалить ее.

Рете прожила всего три дня после этого, с горем Эте склонился над ней.

Он отдал ей контроль над школой и прислушивался к ее словам, на протяжении всего этого времени кончик стрелы двигался ближе к сердцу.

– В эти дни Рете продиктовала девять-и-девяносто историй и Эте записал их.

Эти истории были началом нашего понимания Летани.

Они были корнем всех Адемре.

– К концу третьего дня Рете закончила говорить с Эте, который стал учеником своего ученика, на девяносто девятой истории.

После того, как Эте закончил писать, Рете сказала ему: – Есть одна последняя история, более важная, чем все остальные и это единственное, что нужно знать, когда я проснусь.

– Затем Рете закрыла свои глаза и уснула.

И во сне она умерла.

– Эте прожил сорок лет после этого и он сказал, что никогда не убивал снова.

В последующие годы часто слышали, как он говорил: – Я выиграл только дуэль, но я все потерял.

– Он продолжал работать в школе и тренировал своих учеников на мастеров лука.

Но теперь он тренировал их быть мудрыми.

Он рассказал им девять-и-девяносто историй и таким образом Летани впервые стала известна всему Адемре.

И это, как мы пришли к тому, чем мы и являемся.

Затем была долгая пауза.

– Я благодарю вас, Шейн, – сказал я, делая все возможное, чтобы показать жест [уважительная благодарность.] Мне очень бы хотелось услышать эти девять-и-девяносто историй.

– Они не для варваров, – сказала она.

Но она, казалось, не обиделась на мою просьбу, жестикулируя сочетание [упрека] и [сожаления].

Она сменила тему.

– Как продвигается твой Кетан?

– Я изо всех сил стремлюсь к совершенству, Шейн.

Она повернулась к Вашет.

– Он работает?

– Он действительно старается изо всех сил, – сказала Вашет, ее глаза еще были красными от слез.

Неправильная забава.

– Но также есть улучшения.

Шейн кивнула.

Сохраняя утверждение.

– Некоторые из нас будут сражаться завтра.

Возможно ты можешь пригласить его посмотреть.

Вашет сделала элегантное движение, которое заставило меня оценить, насколько мало я знал о тонкостях языка жестов: [Милостивая благодарность], [слегка покорное принятие.]

***

– Ты должен быть польщен, – весело сказала Вашет.

– Разговор с Шейн и приглашение, чтобы посмотреть ее бой.

Мы вернулись в защищенную коробку долины, в которой мы обычно практиковали Кетан и наш рукопашный бой.

Тем не менее, мой ум продолжал возращаться к нескольким неизбежным и неприятным мыслям.

Я думал о секретах и о том, как люди стремились сохранить их.

Я подумал, что Килвин будет делать, если я приведу кого-то в Артефактную, показывать им сигалдри для крови, костей и волос.

Мысли о гневе большого изобретателя было достаточно, чтобы заставить меня дрожать.

Я знал какого рода проблему я олицетворял.

Это было четко изложено в законах Университета.

Но что он будет делать, этот человек, которого я научу этим вещам?

Вашет хлопнула меня по груди тыльной стороной ладони, чтобы привлечь мое внимание.

– Я сказала, что ты должен быть польщен, – повторила она.

– Да, – сказал я.

Она взяла меня за плечо, поворачивая меня к ней лицом.

– Ты шел задумчивый со мной.

– Что случится с Темпи, если все это заканчится плохо? – спросил я без обиняков.

Ее веселое выражение исчезло.

– Его красную одежду заберут и его меч и его имя и он будет срезан из Латанта. – Она сделала медленный вздох.

– Вряд ли любая другая школа возьмет его после этого, так что это действенно заставит его покинуть Адемре.

– Но изгнание не сработает для меня, – сказал я.

– Принуждение меня вернуться в мир только сделает проблему еще хуже, не так ли?

Вашет ничего не сказала.

– Когда все это началось, – сказал я.

– Ты призывала меня уйти.

Если бы я бежал, резрешили бы мне уйти?

Долгое молчание подсказало мне правду об этом.

Но она сказала об этом также вслух.

– Нет.

Я оценил, что она не лгала об этом.

– И что же может быть моим наказанием? – спросил я.

– Заключение? – Я покачал головой.

– Нет. Не практично держать меня годами в плену. – Я посмотрел на нее.

– Не так ли? -

– Наказание – не наша проблема , – сказала она.

– Ты -в конце концов варвар.

Ты не знал, что делал что-то не так.

Главная проблема – предотвратить обучение тобой других украденному и удержать тебя от использования этого в собственных интересах.-

Она не ответила на мой вопрос.

Я послал ей долгий взгляд.

– Некоторые говорят, что лучше всего тебя убить,– сказала она мне прямо.

– Но большинство считает, что убийство не согласуется с Летани.

Шейн в том числе.

Как и я. -

Я слегка расслабился, это было по крайней мере что-то.

– И я не думаю,что обещания с моей стороны могли бы убедить кого-нибудь?

Она подарила мне полную сочувствия улыбку.

– О тебе говорил положительно, то что ты вернулся с Темпи.

И остался, когда я пыталась прогнать тебя.

Но обещание варвара здесь цениться мало.

– Что же тогда? – спросил я, подозревая, что ответ мне не понравиться.

Он глубоко вздохнула.

– Тебя можно было бы отстранить от преподавания удалив язык или глаза, – искренне ответила она.

– Чтобы ты не мог использовать Кетан, стал бы хромым.

Твои сухожилия на лодыжках пришлось бы перерезать и изувечить колено твоей основной ноги. – Она пожала плечами.

– Но все же можно быть хорошим бойцом, даже с поврежденной ногой.

Поэтому было бы более эффективным удалить два самых маленьких пальца твоей правой руки.

Ты мог бы...

Вашет удерживала выступление в своем прозаическом тоне.

Я думаю, что он предназначался, чтобы это звучало обнадеживающе и успокаивающе.

Но это имело противоположный эффект.

Все, что я мог подумать, было то, что она отрезала пальцы так же спокойно, как если бы отрезала кусок яблока.

Все возраставшая обнадеженность, брезжившая в моем видении и яркая мысленная картинка заставили мой живот скрутиться.

Я на мгновение подумал, что я мог заболеть.

Головокружение и тошнота прошла.

Когда я пришел в себя, я понял, что Вашет закончила разговор и уставилась на меня.

Прежде чем я успел сказать что-либо, она махнула рукой.

– Я вижу, что не смогу больше использовать тебя сегодня.

Отдохни этим вечером для себя.

Приведи свои мысли в порядок или попрактикуй Кетан.

Понаблюдай за меч-деревом.

Завтра мы продолжим.

***

Некоторое время я шел без всякой цели, стараясь не думать о моих пальцах, которые должны быть срезаны.

Затем, выйдя на холм, я буквально наткнулся на голую пару Адем, прячущихся в роще.

Они не схватились за свою одежду, когда я вырвался из деревьев и не пытаясь принести извинения с моим бедным языком и смущенным разумом, я просто повернулся и ушел, с лицом, горящим от смущения.

Я пытался практиковать Кетан, но не мог удержать на нем мои мысли.

Я пошел смотреть на меч-дерево и на некоторое время его вид, грациозно движущегося на ветру, успокоил меня.

Затем мои мысли поплыли и я снова внещапно представил картину Вашет, избавляющейся от моих пальцев.

Я услышал три высоких звука колокола и пошел обедать.

Я стоял в очереди, наполовину оглупевший, прикладывая мысленные усилия не думать о ком-то, увечащим мои руки, когда я заметил, что Адем стоявшие рядом, смотрели на меня. A молодая девочка лет десяти выражала открытое изумление на лице, и человек в наемничьих красных одеждах посмотрел на меня так, как будто он только что видел меня подтирающим задницу куском хлеба и затем съевшим его.

Только тогда я понял, что напевал.

Не громко, это точно, но достаточно громко для тех, кто стоял рядом, чтобы услышать.

Я не мог делать это долго, так как я знал всего шесть строк в "Беги из города, лудильщик".

Я остановился, а потом опустив глаза, взял свою еду и провел десять минут, пытаясь ее проглотить.

Мне удалось сделать несколько глотков, но это было все.

В конце концов я сдался и отправился в свою комнату.

Я лежал в постели, перебирая варианты в моем сознании.

Как далеко я смогу бежать?

Смогу ли я затеряться в окружающей сельской местности?

Могу ли я украсть лошадь?

Видел ли я вообще лошадь с тех пор, как попал в Хаерт?

Я принес мою лютню и немного пробовал петь, всеми пятью моими умными пальцами мелькая вверх и вниз по длинной шее лютни.

Но моя правая рука устала бренчать и извлекать из струн ноты.

Это было, как разочаровывание, как пытаться поцеловать, используя только одну губу, и вскоре я сдался.

Наконец я достал свой шаед и обернул его вокруг себя.

Он был теплый и уютный.

Я натянул капюшон на голову, насколько она могла войти, и думал о темной части Фаэ, где Фелуриан собрала эти тени.

Я думал об Университете, о Виле и Симе.

Об Аури, Деви и Феле.

Я никогда не был популярен в Университете и мой круг друзей никогда не казался особенно большим.

Но правда была в том, что я просто забыл, каково это по-настоящему быть в одиночестве.

Затем я думал о своей семье.

Я думал о Чандрианах и Синдере.

Его плавную грацию.

Его меч, легко лежащий в руке, как кусок зимнего льда.

Я думал об убитых им.

Я думал о Денне и о том, что рассказал мне Ктаэ.

Я думал о ее покровителе и тех вещах, о которых я говорил во время нашего боя.

Я думал о том времени, когда она поскользнулась на дороге и я поймал ее, как почувствовал в своей руке мягкий изгиб ее бедра.

Я думал о форме ее рта, звуке ее голоса, запахе ее волос.

И, в конце концов, я тихо вышел в двери сна.