Текст книги "Страх Мудреца. Дилогия (ЛП)"

Автор книги: Патрик Ротфусс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 69 (всего у книги 83 страниц)

Я посмотрел на зачехленный меч на моих коленях.

Я почувствовал его вес, холод метала под моими пальцами.

Маленький кусочек гладкого серого металла лезвия был виден из под верхней кромки ножен.

Как сказать так, чтобы вы поняли?

Сайкар было хорошим именем.

Оно было тонким, ярким и опасным.

Оно подходило мечу, как перчатка руке.

Но это не было идеальным именем.

Имя меча было Цезура.

Меч был резким разрывом в строчке идеального стиха.

Он был прервавшимся дыханием.

Он был гладким и резким, и острым, и смертоносным.

Имя не подходило как перчатка.

Оно подходило как кожа.

И даже еще лучше.

Оно было костью и мускулом и движением.

Все это – рука.

А Цезура был мечом.

Это было словно имя и вещь сама по себе.

Я не могу сказать, откуда я знал это.

Но я знал это.

Кроме того, раз уж я был Именователем, то я решил, что, черт побери, могу дать имя собственному мечу.

Я взглянул на Мэгвин.

– Это хорошее имя, – вежливо согласился я, решив придержать свое мнение до того, как покину Адемре.

– Мне лишь интересно – сколько было всего владельцев.

То есть о скольких еще мне следует знать.

Мэгвин хмуро взглянула на меня, давая понять что заметила мой покровительственный тон.

Но она перевернула несколько страниц вперед в своей книге.

А потом еще несколько.

А потом еще.

– Двести тридцать шесть, – сказала она.

– Ты будешь двести тридцать седьмым. – Она перевернула страницы назад в начало списка.

– Давай начнем сначала, – сказала она со вздохом.

– Первым был Хаэль, который выковал меня в огне для неизвестной цели.

Он носил меня, а затем забросил.

Я боролся с желанием тяжело вздохнуть.

Даже с моими актерскими способностями к запоминанию реплик, это займет много длинных, тяжелых дней, чтобы уложить всех владельцев в памяти.

А затем я осознал, что же это на самом деле означало.

Если каждый хозяин Цезуры владел им десять лет, и между ними он не простаивал дольше чем день или два, это значило, что мечу, по самым скромным оценкам было более двух тысяч лет.

***

Очередной сюрприз я получил три часа спустя, когда попытался уйти под предлогом ужина.

Когда я поднялся уходить, Мэгвин объяснила что мне предстоит остаться с ней до тех пока, пока я не выучу историю Цезуры наизусть.

Кто-нибудь будет приносить нам еду и рядом есть комната, где я смогу спать.

Первым был Хаэль...

Глава 126
Первый камень.

Я провел три следующих дня с Мэгвин.

Это было не так плохо, особенно если учесть, что моя левая рука еще лечилась, так что моя способность говорить и сражаться была весьма ограниченной.

Мне нравится думать, что я довольно хорош.

Мне было бы легче запомнить все пьесы, чем это.

Пьесы совмещаются вместе, как головоломки.

Диалоги двигаются назад и вперед.

Для историй есть формы.

Но то, что я узнал от Мэгвин – была просто длинная череда незнакомых имен и несвязанных между собой событий.

Это был длинный список под видом историй.

Тем не менее, я выучил их все наизусть.

Это было поздно вечером третьего дня, когда я читал его безупречно для Мэгвин.

Самым сложным было не петь это, как я считал.

Музыка несет слова через мили в сердцах и памяти.

Запоминать историю Цезуры стало гораздо легче, когда я начал накладывать ее на мотив старой винтийской баллады в моей голове.

Следующим утром Мэгвин потребовала, чтобы я повторил ее снова.

После того, как я сделал это во второй раз, она написала записку Шейн, запечатала ее в воск, и прогнала меня из своей пещеры.

***

– Мы ожидали все же, что Мэгвин должна была завершить с тобой в течение нескольких дней, – сказала Шейн, читая записку.

– Вашет предприняла путешествие в Феант и не вернется, по крайней мере два дня.

Это означало, что я запомнил Атас в два раза быстрее их лучшей оценки.

Я почувствовал намного больше, чем небольшую гордость за это.

Шейн взглянула на мою левую руку и явно нахмурилась.

– Когда ты успел снять повязки? – спросила она.

– Я не смог найти вас сразу, – сказал я.

– Тогда я нанес визит Даэлн.

Он сказал, что она зажила весьма неплохо. – Я согнул мою обновленную разбинтованную левую руку в жесте [радостного облегчения.]

– Есть небольшая скованность в коже, и он меня успокаивает даже в том, что это исчезнет в ближайшее время с надлежащей заботой.

Я посмотрел на Шейн, ожидая увидеть какой-нибудь жест одобрения или удовлетворения.

Вместо этого я увидел [разгневанное раздражение.]

– Я сделал что-то не так? – спросил я.

[Смущенное сожаление.]

[Извинение.]

Шейн указала на мою руку.

– Это могло быть удобным предлогом, чтобы отложить суд камня, – сказала она.

[Раздраженное смирение.]

– Теперь мы должны двигаться вместе вперед сегодня, с Вашет или нет.

Я почувствовал знакомое беспокойство накинувшееся на меня, как темная птица, сжимающая свои когти глубоко в мышцы шеи и плеч.

Я думал что скучное запоминание было последним из этого, но видимо окончательное логическое завершение должно было еще произойти.

Мне также не понравилось звучание термина "суд камня".

– Вернемся сюда после обеда, – сказала Шейн.

[Освобождение.] – Идем.

Я должна многое подготовить к тому времени.

Я пошел увидеться с Пенти.

Так как Вашет ушла, она была единственной, кого я знал достаточно хорошо, чтобы спросить о предстоящем суде.

Но ее не было ни в ее доме ни в школе ни в бане.

В конце концов я сдался, сделал растяжку и репетировал мой Кетан, сначала с Цезурой, затем без.

Затем я направился в баню и отмывался после трех дней сидения и ничего не делания.

Шейн ждала меня, когда я вернулся после обеда, держа свой резной деревянный меч.

Она посмотрела на мои руки и сделал жест раздражения.

– Где твой тренировочный меч?

– В моей комнате, – ответил я.

– Я не знал, что он мне нужен.

– Беги, принеси его, – сказала она.

– Потом найди меня у каменного холма.

– Шейн, – сказал я.

[Настойчивая мольба].

– Я не знаю, где это.

Я ничего не знаю о суде камня.

[Удивление.]

– Вашет никогда не говорила тебе? [Недоумение.]

Я покачал головой.

[Искреннее извенение.]

– Мы концентрировались на других вещах.

[Раздражение.]

– Это достаточно просто, – сказала она.

– Сначала ты процитируешь Атас Сайкара для собравшихся.

Потом ты заберешься на холм.

У первого камня ты будешь драться с кем-нибудь из школы рангом первого камня.

Если ты победишь, ты продолжишь восхождение и будешь драться с кем-нибудь второго камня.

Шейн посмотрела на меня.

– В твоем случае это формальность.

Редко студент поступает в школу с исключительным талантом.

Вашет была одной из них, она получила второй камень на своем первом суде. [Грубая правда.]

– Но ты не один из них.

Твой Кетан до сих пор беден и ты не можешь ожидать, что получишь даже первый камень.

Каменный холм к востоку от бань. – Она помахала мне рукой: Торопись.

* * *

У подножья каменного холма уже собралась толпа, когда я прибыл, более ста человек.

Серые простые и приглушенные цвета значительно превышали число красного цвета наемников и низкий шум толпы был слышен на расстоянии.

Холм сам был не особенно высок, ни крут.

Но путь к вершине сокращался через серию горных серпантинов.

На каждом углу находилось широкое плоское пространство с большим блоком серых камней.

Было четыре угла, четыре камня и четыре наемника в красных одеждах.

А на вершине стоял серовик, знакомый как друг.

Рядом стояла маленькая фигура в ослепительно белом.

Когда я подошел ближе, я почувствовал запах, дрейфующий на ветру: поджаренные каштаны.

Только тогда я расслабился.

Это было пышное зрелище отбора.

Хотя "каменный суд" был пугающим названием к этому, я очень сомневался, что со мной жестоко обойдутся перед толпящейся аудиторией, когда кто-то жарит орехи.

Я влился в толпу и приближался к холму.

Я мог видеть, что это Шейн была рядом с серовиком.

Я так же признал по сердцевидному лицу и длинной косе Пенте у третьего камня.

Толпа мягко разделилась, когда я подошел к холму.

Краем глаза я увидел кроваво-красную фигуру бросившуюся ко мне.

Встревожившись, я повернулся и увидел, что это был никто иной, кроме как Темпи.

Он спешил ко мне, показывая широкое восторженное приветствие.

Я боролся с порывом улыбнуться и прокричать его имя, но остановил себя и показал счастливое волнение.

Он подошел и встал напротив меня, взял за плечо и игриво толкал, как бы поздравляя меня.

Но его взгляд был напряженный.

Близко к груди он рукой сказал, обман когда только я мог видеть.

– Слушай, – он говорил быстро под нос.

– Ты не можешь выиграть эту битву.

– Не беспокойся. [Утешение.]

– Шейн думала так же, но я смог удивить её.

Хватка Темпи болезненно сжала плечо.

– Слушай, он прошептал.

– Посмотри кто рядом с первым камнем.

Я заглянул поверх его плеча.

Это была Карсерет.

Её глаза были, как ножи.

– Она полна ярости, – спокойно сказал Темпи, показывая нежную привязанность толпе.

– Как будто твоего вступления в школу было недостаточно, так ты еще получил меч её матери.

Эта новость выбила ветер из моей головы.

У меня в сознании промелькнула финальная часть Атас.

– Ларел была матерью Карсерет?, – спросил я.

Темпи нежно провел правой рукой по моим волосам.

– Да.

Она приходит в ярость из-за старых причин.

Я боюсь, она с радостью покалечит тебя, даже если ей придется бросить школу.

Я серьезно кивнул.

– Она попытается обезоружить тебя.

Будь осторожен с ней.

Не пытайся бороться.

Если она поймает тебя Спящим Медведем или Кружащимися руками,то быстро подчинит.

Прокричи это, если нужно.

Если ты будешь колебаться или попытаешься вырваться, она сломает тебе руку или выдернет ее из сустава.

Я слышал, как она сказала это своей сестре несколько часов назад.

Внезапно, Темпи зашагал прочь от меня и показал почтительное уважение.

Я почувствовал постукивание по руки и повернувшись увидел сморщенное лицо Магвин.

– Иди, – сказал она с тихой властью в голосе.

– Время.

Я двинулся в шаге за ней.

Пока мы шли, каждый жестами выказывал свое уважение к ней.

Мэгвин привела меня к началу тропы.

Там был серый каменный блок, высотой мне по колено, он был похож на остальные, на каждом отрезке пути.

Старая женщина жестом показала мне забираться на камень.

Я осмотрел группу Адем и меня посетило нетипичное чувство – страха сцены.

Через мгновение я тихо сказал Мэгвин.

– Нужно ли мне повышать свой голос, когда я буду читать это? – нервно спросил я ее.

– Я не хочу никого оскорблять, но если я этого не сделаю, тем, кто за моей спиной не будет слышно.

Мэгвин в первый раз улыбнулась мне, сморщенное лицо ее вдруг стало милым.

Она похлопала меня по руке.

– Никто не обидится здесь на громкий голос, – сказала она, указывая [внимательную умеренность.]

– Дай.

Я отстегнул Сайцери и передал его.

Затем Мэгвин вызвала меня на камень.

Я цитировал Атас, в то время, как Мэгвин наблюдала.

Хотя я был уверен в моей памяти, это все еще было нервирующим.

Я задавался вопросом, что произойдет, если я пропущу владельца или перепутаю имя.

Это заняло большую часть часа, прежде чем я закончил, аудитория Адем слушала почти в жуткой тишине.

Когда я закончил, Мэгвин протянула руку, помогая мне спуститься вниз с камня, как будто я дама, сходящая с повозки.

Затем она показала жестом на вершину холма.

Я обтер пот со своей руки и схватил деревянную рукоять моего дуэльного меча, когда начал подниматься по тропинке.

Красная одежда Карсерет была плотно привязана к ее длинным рукам и широким плечам.

Кожаные ремни, что она использовала, были шире и толще, чем у Темпи.

Они тоже выглядели ярко красными и мне было интересно, если она красила их специально для сегодняшнего дня.

Когда я подошел ближе, то увидел, что оставшийся синяк выцвел у нее под глазом.

Как только она увидела, что я наблюдаю, Карсерет вскинула деревянный меч в сторону в медленном, преднамеренном движении.

Она показала жест [презрения] достаточно широко, чтобы его могли видеть даже на местах за полпенни позади толпы.

Толпа зашепталась и я остановился, не зная, что делать.

После момента раздумий, я положил свой тренировочный меч рядом с тропой и продолжил идти.

Карсерет ждала в центре плоского, травянистого круга около тридцати футов в поперечнике.

Земля здесь была мягкой, поэтому я мог не беспокоиться, как обычно о том, что буду брошен.

Обычно.

Вашет научила меня разнице между бросками кого-то на землю и бросками кого-то по земле.

Первое, что вы должны делать во время схватки – быть вежливыми.

Второе, что вы будете использовать в настоящем бою, где намерением было искалечить или убить противника.

Прежде чем я подошел слишком близко, я встал в теперь знакомую борцовскую низкую стойку.

Я поднял руки, согнул колени, и боролся с желанием подняться на цыпочки, зная, что я почувствовую себя быстрым, но в результате нарушу мое равновесие.

Я сделал глубокий, выдержанный вдох и медленно двинулся к ней.

Карсерет встала в аналогичную низкую стойку, и как только я вошел в пределы ее досягаемости, она сделала ко мне финт.

Это было только небольшое подергивание руки и плеча, но встревоженный, каким я был, я принял его за искреннее и понесся прочь, как испуганный кролик.

Карсерет опустила руки и выпрямилась, отказавшись от своей боевой низкой стойки.

Развлекаясь, она сделала широкий жест [приглашения.]

Затем поманила обеими руками.

Я услышал несколько смешков, раздавшихся в толпе внизу.

Оскорбленный таким ее отношением, я страстно желал воспользоваться ее опущенной защитой.

Я двинулся вперед и сделал осторожную попытку сделать Руки как Кинжалы.

Слишком осторожную и она ушла от нее, даже не нуждаясь в поднятии рук.

Я знал, что я был не ее класса, как боец.

Это означало, что моя единственная надежда, чтобы сыграть на ее уже горячих эмоциях.

Если я смогу ее взбесить, она может сделать ошибки.

Если она будет ошибаться, я могу победить.

– Первым был Хаэль, – сказал я с самой своей широкой варварской улыбкой.

Карсерет стала на полшага ближе.

– Я скоро раздавлю твои прелестные ручки, – прошипела она на отличном атуранском.

Пока она говорила, она протянула руку и сделала ко мне обманное хватающее движение.

Она пыталась меня запугать, заставить меня отступить и потерять равновесие.

И, честно говоря, от сырого яда в ее голосе мне захотелось сделать именно так.

Но я выжидал.

Я сопротивлялся моему рефлексу отступить.

При этом я на мгновение замер, ни отступая и ни двигаясь вперед.

Конечно, это было то, чего Карсерет действительно ждала, заколебавшись на полмгновения, пока я боролся с желанием убежать.

Она приблизилась ко мне одним простым шагом и поймала мое запястье своей рукой, крепкой, как железная лента.

Не раздумывая, я использовал любопытную двуручную версию Селин Ломающего Льва.

Идеально подходящую для маленькой девочки в борьбе со взрослым мужчиной, или для безнадежно превосходимого музыканта, пытающегося сбежать от наемника Адем.

Я восстановил контроль над моей рукой и необычным движением лишь слегка поразил Карсерет.

Я воспользовался этим и ударил Севом Ячменя, быстро и крепко щелкая костяшками пальцев напротив мышцы ее внутреннего бицепса.

Это не было сильным ударом, я был слишком близок для этого.

Но если бы мне удалось попасть в нерв должным образом, удар мог вызвать онемение руки.

Это не просто сделает ее слабой на левый бок, но сделает все двуручные движения Кетан сложнее.

Значительное преимущество.

Так как я был еще близко,сразу за Севом Ячменя последовал Поворот Жернова, давая ей короткий, крепкий толчок, выбивший ее из равновесия.

Мне удалось достать ее обеими руками, и даже толкнуть ее назад, возможно дюйма на четыре, но Карсерет была далека от потери равновесия.

Затем я посмотрел ей в глаза.

Я думал, что она была сердитой прежде, но это было ничто по сравнению с настоящим.

Теперь мне на самом деле удалось ударить ее.

Не просто один раз, а дважды.

Варвар, менее чем через два месяца тренировок, ударил ее два раза, в то время как все в школе наблюдали это.

Я не могу описать, как она выглядела.

И даже если я мог, то это не внушит вам истину, так как ее лицо все еще было почти полностью бесстрастным.

Вместо этого позвольте мне сказать следующее.

Я никогда не видел, чтобы кто-нибудь был настолько разъярен за всю свою жизнь.

Ни Амброз.

Ни Хемме.

Ни Денна, когда я критиковал ее песни или Маер, когда я бросил ему вызов.

Их гнев был бледной свечей по сравнению с кузнечным огнем, горящим в глазах Карсерет.

Но даже в расцвете своей ярости, Карсерет держала себя под совершенным контролем.

Она не стала набрасываться или дико рычать на меня.

Она держала ее слова внутри себя, сжигая их, как топливо.

Я не мог выиграть этот бой.

Но мои руки двигались автоматически, обученные сотнями часов практики, чтобы воспользоваться ее близостью.

Я шагнул вперед и попытался схватить ее Громом Вверх.

Ее руки отрезали, отметя атаку прочь.

Затем она набросилась Буксирщиком в Доке.

Я думаю, что она не ожидала, что он достигнет цели.

Более компетентный противник избежал бы или блокировал его.

Но я позволил себе немного неправильно поставить ноги так, что потерял равновесие, поскольку я был медленным, так что ее нога поймала меня в живот и толкнула.

Буксирщик в Доке не быстрый удар, предназначенный ломать кости.

Это пинок, который выводит соперника из равновесия.

Поскольку я уже потерял равновесия, она сбила меня прямо с ног.

Я раздражающе приземлился на спину, а затем откатился, остановившись беспорядочно путающимися конечностями.

Теперь кое-кто может сказать, что я плохо упал и, очевидно, был слишком ошеломлен, чтобы встать на ноги и продолжить бой.

Другие могут сказать, что, хотя и грязное, падение было вовсе не таким жестким, и я, безусловно, вставал на ноги и после худшего.

Лично я думаю, что черта между ошеломленным и мудрым, иногда очень тонкая.

Насколько тонкая, я думаю, оставлю решать вам.

Глава 127
Ярость.

«О чем ты думал?»– спросил Темпи.

[Разочарование.]

[Жестокое наказание.]

– Какой глупец оставляет свой меч?

– Она бросила свой меч первой! – возразил я.

– Только чтобы заманить тебя, – сказал Темпи.

– Только как ловушка.

Я закрепил ножны Цезуры так, чтобы рукоять висела прямо над плечом.

Здесь не было какой-либо конкретной церемонии после того как я провалился.

Мэгвин просто вернула мой меч и улыбнулась мне, утешительно поглаживая мою руку.

Я наблюдал как толпа медленно расходилась ниже, и сделал жест [вежливого недоверия] к Темпи.

– Должен ли я был держать свой меч, если она была безоружна?

– Да! – [Полное согласие.]

– Она в пять раз лучший боец чем ты.

Ты возможно имел бы шанс, если держал свой меч!

– Темпи прав, – услышал я голос Шейн позади меня.

– Зная, что твой враг соответствует Летани.

Как только бой неизбежен, умный боец использует любую возможность. – Я обернулся и увидел ее идущей вниз по тропинке.

Пенти шла позади ее.

Я показал жестом [вежливую уверенность.]

– Если бы я держал свой меч и победил, люди могли подумать, что Карсерет была дурой и возмущались мной из-за получения звания, которого я не заслужил.

И если бы я держал свой меч и проиграл, это было бы унизительно.

Это плохо отразилось бы на мне. – Я перевел взгляд с Шейн на Темпи и обратно.

– Я не прав в этом?

– Ты прав. – сказала Шейн.

– Но это не означает, что Темпи неправ.

– Победу всегда нужно искать, – сказал Темпи.

[Строго.]

Шейн повернулась к нему лицом.

– Ключ к успеху, – сказала она.

– Победа не всегда нужна для успеха.

Темпи показал жест [уважительного противоречия] и открыл рот, чтобы ответить, но Пенти заговорила первой, прерывая его.

– Квоут, ты поранился, когда ты упал?

– Не сильно, – сказал я, двигая осторожно спиной.

– Несколько синяков, возможно.

– У тебя есть что-нибудь, что приложить на них?

Я покачал головой.

Пенти прошла вперед и схватила меня за руку.

– У меня есть кое-что в доме.

Мы оставим этих двоих, чтобы обсудить Летани.

Кто-то должен позаботиться о твох болячках. – Она держала мою руку левой рукой, что делало ее заявление пустым любопытством без всякого эмоционального содержания.

– Конечно, сказала Шейн через мгновение и Темпи сделал жест [поспешного соглашения.]

Но Пенти уже вела меня твердо вниз по склону.

Мы прошли около четверти мили, Пенти слегка касалась моей руки.

В конце концов она заговорила на атуранском со своим легким акцентом.

– Ты уверен, что ушибся не сильно, может быть тебе все же нужен бальзам ? – спросила она.

– Правда нет, – признался я.

– Не думаю,– сказала она.

– Но когда я терплю поражение, то не люблю это обсуждать.– Она улыбнулась мне светлой заговорщеской улыбкой.

Я улыбнулся в ответ.

Мы продолжили идти, и Пенти держала мою руку, ловко проведя нас через рощу деревьев, затем вверх по крутой дорожке, вырезанной в маленькой скале.

В конце концов мы вышли к изолированной лощине, покрытой ковром дикого мака, цветущего среди травы.

Их свободные, кровавокрасные лепестки были почти того же цвета, что и наемничья форма Пенти..

– Вашет рассказала мне, что у варваров есть строгие ритуалы, касающиеся секса,– сказала Пенти.

Она сказала мне, что если я хочу затащить тебя в постель, нужно поднести тебе цветы.– Она обвела рукой вокруг.

– Это лучшие, что я нашла в этом сезоне.– Она посмотрела на меня с надеждой.

– Ах,– сказал я.

– Я думаю, Вашет с тобой немного пошутила.

Или подшутила надо мной. – Пенти нахмурилась и я поспешил продолжить.

–Но это правда, что у варваров есть много ритуалов, относящихся к сексу.

Это несколько сложно.-

Пенти прожестикулировала [ угрюмое раздражение.]

– Я не удивлена,– сказала она.

– Каждый рассказывает истории о варварах.

Кое что достигается тренировкой, так что я могу хорошо держаться среди вас. -Тем не менее кривовато.

–С тех пор как я не нахожусь с ними постоянно, они дразнят меня историями.-

–Какой это тип историй?– Спросил я, размышляя, что я слышал о Адем и Литани, прежде чем я встретил Темпи.

Она пожала плечами, [ небольшое затруднение ].

– Это – глупость.

Они говорят, что все варварские мужчины огромны. – Она прожестикулировала далеко выше ее головы, показывая высоту более чем семи шагов .

– Наден сказал мне, что он был в городе, где варвары ели суп, сделанный из грязи.

Они говорят, что варвары не купаются.

Они говорят, что варвары пьют собственную мочу, полагая, что это поможет им прожить дольше. – Она покачала головой, засмеялась и прожестикулировала [ устрашающее развлечение ].

– Ты говоришь,– Спросил я медленно, – то что вы не пьете свою?-

У Пенти на лице застыла полуулыбка, она посмотрела на меня, ее лицо и руки, выдавли спутанное, примирительное объединение затруднения, отвращения, и недоверия.

Это была такая причудливая путаница эмоций, что я не мог не засмеяться, и я увидел, что она расслабилась, когда она поняла шутку.

– Я понимаю,– сказал я.

– Мы рассказываем такие истории об Адем.-

Ее глаза засветились .

–Ты должен рассказать мне, а я расскажу тебе.

Это справедливо.-

Учитывая реакцию Темпи, когда я сказал ему об огненном слове и Летани, я решил поделиться что-нибудь еще.

– Они говорят, что те, кто носит красное, никогда не занимаются сексом.

Они говорят, что вы берете эту энергию и используете это в вашем Keтане, и именно поэтому вы – такие хорошие борцы .-

Пенти от души посмеялась над этим.

–Я бы никогда не получила третьего камня, если бы это было так,– сказала она.

[Ироничное развлечение.]

– Если бы отказ от секса помогал мне сражаться, то в отдельные дни я не могла бы даже сжать кулак.-

Я почувствовал, что мой пульс от этого убыстрился.

– Однако,– сказала она.

– Я знаю, откуда взялась эта история.

Они должно быть думают, что у нас нет секса, потому что адем не разделяют постель с варварами.-

– Ах,– сказал я, несколько разочарованно.

– Тогда зачем ты привела меня к этим цветам?-

– Теперь ты адем,– сказала она просто.

– Я ожидаю, что многие будут пытаться теперь с тобой сблизиться.

У тебя мягкое лицо, и трудно не заинтересоваться, каким оно будет в гневе.-

Пенти сделала паузу и со значением поглядела вниз.

– Если только ты не болен?

Я покраснел при этом.

– Что?

Нет!

Конечно нет!

– Ты уверен?

– Я учился в Медике, – сказал я несколько натянуто.

– Это величайшая медицинская школа в мире.

Я знаю все болезни, которые человек может получить, как определить их и как их лечить.

Пенти скептически посмотрела на меня.

– Я не спрашиваю про тебя в частности.

Но хорошо известно, что варвары довольно часто заболевают из-за занятий сексом.

Я покачал головой.

– Это просто еще одна глупая история.

Я уверяю тебя, что варвары не более больные, чем Адем.

На самом деле я предполагаю, что мы даже меньше.

Она покачала головой, ее глаза были серьезны.

– Нет. Ты ошибаешься в этом.

Ты можешь сказать сколькие из сотни варваров страдают этим?

Это была простая статистика, которую я знал из Медики.

– Из каждой сотни?

Возможно пятеро.

Больше всего среди тех, кто работает в публичных домах или часто посещает подобные места, конечно.

Лицо Пенти показало очевидное отвращение и она вздрогнула.

– Из сотни Адем никто не страдает этим, – твердо сказала она.

Абсолютно.

– Да ладно. – Я поднял свою руку очерчивая пальцами окружность.

– Никто?

– Никто, – ответила она с мрачной уверенностью.

– Единственное место, где мы могли получить такие вещи – это от варваров и те, кто путешествуют, предупреждены об этом.

– Что делать, если вы поймаете болезнь от другого Адем, который не был осторожен во время путешествия? – спросил я.

Маленькое лицо Пенти в форме сердечка стало мрачным, ее ноздри раздулись в гневе.

– С одним из моих собственных? – [Огромный гнев.]

– Если один из Адемре передаст мне болезнь, я была бы в ярости.

Я прокричу с вершины скалы о том, что они сделали.

Я захотела бы сделать их жизнь болезненной, как сломанная кость.

Она показала жест [отвращения], проведя по передней части своей рубашки в одном из первых жестов Адемского языка жестов, который я когда-то выучил у Темпи.

– Затем я проделала бы долгий путь через горы в Таль, чтобы излечиться от нее.

Даже если поездка должна была занять два года и не принесла денег в школу.

И никто бы не думал обо мне хуже из-за этого.

Я кивнул самому себе.

Это имело смысл.

С учетом их отношения к сексу, если бы это было иначе, болезнь прогрессировала бы угрожающими темпами по всему населению.

Я увидел, что Пенти выжидающе на меня смотрит.

– Спасибо тебе за цветы, – сказал я.

Она кивнула и подошла ближе, глядя на меня.

Ее глаза были возбуждены, когда она улыбнулась своей застенчивой улыбкой.

Затем ее лицо стало серьезным.

– Достаточно ли этого, чтобы удовлетворить ваши варварские ритуалы, или это больше, чем нужно было сделать?

Я протянул руку и побежал рукой по гладкой коже ее шеи, скользя кончиками пальцев по длинной косе, которая терлась о заднюю часть ее шеи.

Она закрыла глаза и запрокинула лицо в мою сторону.

– Они прекрасны, и их более чем достаточно, – сказал я и наклонился, чтобы поцеловать ее.

***

– Я была права, – сказала Пенти с довольным вздохом, когда мы лежали голые среди цветов.

– У тебя прекрасная ярость. – Я лежал на спине, а ее маленькое тело свернулось у меня под рукой, и лицо в форме сердца мягко покоилось на моей груди.

– Что ты имеешь ввиду? – спросил я.

– Я думаю, что ярость может быть неправильным словом.

– Я имею в виду "Ваэвин", – сказала она, используя адемское понятие.

– Это тоже самое?

– Я не знаю этого слова, – признал я.

– Я думаю, что ярость правильное слово, – сказала она.

– Когда я разговаривала с Вашет на вашем языке, она не поправила меня.

– Что ты понимаешь тогда под яростью? – спросил я.

– Я конечно не чувствую ярости.

Пенти опустила свою голову мне на грудь и одарила меня ленивой, довольной улыбкой.

– Конечно нет, – сказала она.

– Я забрала твою ярость.

Как ты мог почувствовать такие вещи?

– Разве...

разве ты теперь в ярости? – спросил я, уверенный, что мне не хватает полноты понимания.

Пенти рассмеялась и покачала головой.

У нее расплелись ее длинные косы и медового цвета волосы свисали по сторонам ее лица.

Это сделало ее похожей на совсем другого человека.

Это и отсутствие на ней красной одежды наемника, я полагаю.

– Это не такой гнев.

Я рада иметь его.

– Я до сих пор не понял, – сказал я.

– Это может быть чем-то, что варвары не знают.

Объясни мне, как если бы я был ребенком.

Она посмотрела на меня на мгновение, ее глаза стали серьезными, затем она перевернулась на живот таким образом, чтобы ей можно было легче глядеть мне в лицо.

– Эта ярость не чувство.

Это... – Она помолчала, прелестно нахмурившись.

– Это желание.

Это создание.

Это то, чего хочешь от жизни.

Пенти огляделась, а затем сосредоточилась на траве вокруг нас.

– Ярость позволяет траве прорастать сквозь землю, чтобы достичь Солнца, – сказала она.

– Все существа, которые живут имеют ярость.

Именно этот огонь в них нужен чтобы двигаться, расти, делать и создавать. – Она подняла голову.

– Имеет ли это смысл для тебя?

– Думаю, да, – ответил я.

– И женщины берут ярость у мужчин во время секса?

Она улыбнулась и кивнула.

– Вот почему мужчины потом так устают.

Они отдают кусочек себя.

Они сильно ослабевают.

Они засыпают. – Она взглянула вниз.

– Или часть их засыпает.

– Ненадолго, – сказал я.

– Это потому, что у тебя прекрасная, сильная ярость, – сказала она гордо.

– Как я уже говорила.

Я могу сказать, потому что я взяла кусочек этого.

Я могу сказать, что это может обождать.

– Так и есть, – подтвердил я.

– Но что же женщинам делать с яростью?

– Мы используем ее, – просто сказала Пенти.

– Вот почему, после этого женщина не всегда спит, как мужчина.

Она чувствует себя более бодрой.

Полная желания двигаться.

Часто полная желания больше того, кто принес ей ярость в первую очередь. – Она опустила голову на мою грудь и игриво укусила меня, извиваясь своим обнаженным телом напротив меня.

Это было приятно отвлекающим.

– Означает ли это, что женщины не имеют своей собственной ярости?

Она опять рассмеялась.

– Нет. Все существа имеют ярость.

Но женщины имеют больше способов использовать эту ярость.

И у мужчин больше ярости, чем они могут использовать, слишком много для их собственного здоровья.

– Как можно иметь слишком много желания жить, расти и делать? – спросил я.

– Кажется, больше было бы лучше.

Пенти покачала головой, одной рукой забирая назад свои волосы.

– Нет. Это как пища.

Один раз поесть хорошо.

Два раза поесть не лучше. – Она снова нахмурилась.

– Нет. Это больше как вино.

Один бокал вина хорошо, два иногда лучше, но десять...

– Она серьезно кивнула.

– Это намного больше похоже на ярость.

Мужчина, который наполнен ею, как ядом.

Он желает очень многих вещей.

Он желает все.

Он становится странным и повреждается в мозгах, обретая насильственный характер.

Она кивнула сама себе.

– Да.

Вот почему ярость правильное слово, я думаю.

Ты можешь сказать это о человеке, который держит ярость в себе.

Она кисло бродит в нем.

Она оборачивается против него самого и заставляет разрушать, а не созидать.