Текст книги "Страх Мудреца. Дилогия (ЛП)"

Автор книги: Патрик Ротфусс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 45 (всего у книги 83 страниц)

Глава 80
Интонация.

На следующий день Мартен вместе с Хеспе и Деданом ушли, пока мы с Темпи остались наблюдать за лагерем.

От нечего делать я начал собирать дополнительные дрова.

Затем я поискал полезные травы в подлеске и принес воды из ближайшего ручья.

После я занял себя разборкой, сортировкой, и упорядовачиванием содержимого моей походной сумки

Темпи разобрал свой меч, тщательно очищая и смазывая все его части.

Он не выглядел скучающим, но с другой стороны, от таковым никогда и не казался.

К полудню я почти сходил с ума от скуки.

Я бы почитал, но не взял с собой книги.

Я бы пришил карманы к своему потертому плащу, но у меня не было запасных лоскутов ткани.

Я бы сыграл на лютне, но актерская лютня предназначена для игры в шумных тавернах.

А здесь звук разносился на многие мили вокруг.

Мне хотелось поговорить с Темпи, но попытки побеседовать с ним были похожи на игру в мяч со стеной.

Тем не менее, казалось, это был мой единственный вариант.

Я подошел туда, где сидел Темпи.

Он закончил чистить меч и производил подгонку кожаной рукояти.

– Темпи?

Темпи отложил меч и поднялся на ноги.

Он встал в опасной близости от меня, едва ли больше восьми дюймов пространства между нами.

Он колебался и хмурился.

Это было почти незаметно, едва уловимое движение губ, небольшая линия между бровями, но на чистом, как лист, лице Темпи это было словно написано красными чернилами.

Он отошел от меня на два хороших шага, затем посмотрел на землю и слегка придвинулся вперед.

Я внезапно понял.

– Темпи, как близко стоят Адем?

Темпи секунду посмотрел на меня без выражения, затем внезапно засмеялся.

На его лице появилась робкая улыбка, делая его очень молодым.

Она быстро покинула его лицо, задержавшись вокруг глаз.

– Умный.

Да.

У Адем по-другому.

Для тебя – близко. – Он придвинулся неприятно близко, затем отошел.

– Для меня? – спросил я.

– Это по-разному для различных людей?

Он кивнул.

– Да.

– Как близко для Дедана?

Он перешел с места на место.

– Сложно.

Я почувствовал знакомый всплеск любопытства в себе.

– Темпи, – спросил я.

– А ты можешь научить меня этим вещам?

Научить меня своему языку?

– Да. – сказал он

И хотя на его лице ничего не отразилось, я услышал большое облегчение в его голосе.

– Да.

Пожалуйста.

Да.

К концу дня я выучил дикое, бесполезное множество слов адемского.

Грамматика все еще оставалась загадкой, но так всегда начинается.

К счастью, языки – как музыкальные инструменты: чем больше ты их знаешь, тем легче выучить новый.

Адемский был моим четвертым.

Нашей самой большой проблемой, было то,что атуранский Темпи был не очень хорош, что давало нам мало взаимопонимания.

Поэтому мы рисовали на земле, показывали пальцами и жестикулировали.

Несколько раз, когда жестов не хватало, мы исполняли нечто вроде пантомимы или актерской игры чтобы понять друг друга.

Это было более занимательным, чем я ожидал.

Но был один камень преткновения в первый день.

Я выучил несколько слов и подумал, что еще одно будет полезным.

Я собрал пальцы в кулак и притворился, что наношу удар Темпи.

– Фрихт, – сказал он.

– Фрихт, – повторил я.

Он потряс головой.

– Нет. Фрихт.

– Фрихт, – тщательно выговорил я.

– Нет, – твердо сказал он.

– Фрихт это...

Он показал свои зубы и сделал движение челюстью, как будто кусая что-то.

– Фрихт. – он ударил кулаком в ладонь.

– Фрихт. – сказал я.

– Нет. – Я был удивлен ноткой снисхождения в его голосе.

– Фрихт.

Мое лицо покраснело.

– Это то, что я и говорю.

Фрихт!

Фрихт!

Фри...

Темпи потянулся и шлепнул меня по голове ладонью.

Таким же образом он ударил Дедана прошлой ночью, так же и мой отец давал мне затрещину, когда причинял беспокойство на публике.

Это было не столько сильно, сколько поразительно.

Уже годы никто не делал мне этого.

Самым поразительным было то,что я едва разглядел это движение.

Движение было гладким, ленивым и быстрым как щелчок пальцами.

Кажется, он не вкладывал в это ничего оскорбительного.

Он только привлекал мое внимание.

Он приподнял свои песочные волосы и указал на свое ухо.

– Слушай, – твердо сказал он.

– Фрихт. – он показал свои зубы снова, делая кусающее движение.

– Фрихт. – Поднятый кулак.

– Фрихт.

Фрихт.

И я это услышал.

Это не было само звучание, это был ритм слова.

– Фрихт? – сказал я.

Он наградил меня улыбкой, редкой улыбкой.

– Да.

Хорошо.

Тогда я вернулся назад и выучил заново все слова, обращая внимание на их ритм.

Я не слышал их ранее по-настоящему, только копировал их.

Медленно, я обнаружил, что каждое слово может иметь несколько различных значений в зависимости от ритма звуков, которые его составляют.

Я выучил крайне важные фразы: "Что это означает?" и "Объясни это мне это более медленно", в дополнение к паре дюжинам слов. Драться.

Смотреть.

Меч.

Рука.

Танец.

Последнее я показал, исполняя пантомиму, что заставило нас рассмеяться.

Это было увлекательно.

Различные ритмы каждого слова означали, что сам язык был своего рода музыкой.

Я не мог не задаться вопросом...

– Темпи? – спросил я.

– На что похожи ваши песни? – Он на мгновение посмотрел на меня пустым взглядом, и я подумал, что он не понял абстрактный вопрос.

– Мог бы ты спеть мне песню Адем?

– Что такое песня? – спросил он.

За последний час Темпи выучил в два раза больше слов чем я.

Я прочистил горло и запел:

Маленькая Дженни без ботинок пошла с ветром гулять. Найти красивого парня, смеяться и улыбки бросать. На голове шляпка с пером, а на губах свист. Губы так влажны, поцелуем и медком насладись.

Но язык её острый, как чертополоховый лист.

Глаза Темпи широко распахнулись пока я пел.

Он был практически изумлен.

– Ты? – подсказал я, показывая на его грудь.

– Ты можешь спеть песню Адем?

Его лицо сделалось пылающе красным, множество эмоций бурно и явно отразились на его лице: изумление, ужас, замешательство, шок, отвращение.

Он поднялся на ноги, отвернулся и забубнил что-то на Адемском слишком быстро, чтобы я понял.

Он посмотрел на весь мир, как будто я попросил его раздеться и станцевать для меня.

– Нет, – сказал он, слегка опомнившись.

Его лицо вновь успокоилось, но светлая кожа вспыхнула ярко красным.

– Нет. – Глядя на землю, он коснулся груди, качая головой.

– Не песня.

Не песня адем.

Я поднялся на ноги, даже не зная, что я сделал не так.

– Темпи.

Прости меня.

Темпи покачал головой.

– Нет. – Никаких извинений. Он глубоко вздохнул и покачал головой, развернулся и пошел прочь.

– Сложный.

Глава 81
Ревнивая луна.

Этим вечером Мартен подстрелил трех жирных зайцев.

Я накопал корней, подобрал несколько трав и уже до захода солнца пятеро сели за ужин, дополненый двумя большими буханками свежего хлеба, масла и крошащегося местного сыра со специфическим названием.

Настроение было на высоте после дня отличной погоды и ужина с множеством историй.

Хеспе рассказала удивительное романтическое сказание о королеве, влюбившейся в слугу.

Она рассказала свою историю с ласковой страстью.

И если это сказание не показало её нежное сердце, то взгляды, которые она дарила Дедану, когда говорила о любви королевы к слуге – сделали это.

Дедан, несмотря на это, не увидел знаки её любви.

И с глупостью, которую мне редко доводилось увидеть, он начал рассказывать историю, которую он слышал в трактире "Однопенсовик".

Историю о Фелуриан.

– Мальчик, который рассказал мне эту историю был едва ли старше Квоута. – начал Дедан.

– И если бы вы слышали, как он говорил, то поняли, что он был не из тех, кто мог придумать такой рассказ. – Наемник многозначительно постучал себе по виску.

–Но слушайте и судите сами, верить или нет.

Как я уже говорил у Дедана был хорошо подвешан язык, но остроумие было бы острее, если бы он догадался использовать его.

К сожалению, он был один из тех, у кого первое работает, а второго вовсе не было.

– С незапамятных времен, люди опасались этого участка леса.

Не из страха лихих людей, или боясь заблудиться. – Он покачал головой.

– Нет. Они говорили, что справедливые люди построили здесь свои дома.

– Козлоногие эльфы танцевали во время полной луны.

Тёмные существа с длинными пальцами, которые крадут детей из детских кроваток.

Многие женщины, жены старые, или молодые, выставляли хлеб и молоко на ночь.

И многие мужчины, которые делали так, чтобы строить свой дом со всеми его дверями в ряд.

– Кто-то может назвать это народными суевериями, но они знают правду.

Вы защищаете свои вещи от Фаэ, но не смотря на это, вы хотите, чтобы они были к вам благосклонны.

– Это история Фелуриан.

Леди Сумрака.

Леди Первой Тишины.

Фелуриан, что есть смерть для мужчин.

Но счастливой смерти, на которую идут с охотой.

Темпи вздохнул.

Это было небольшое движение, но оно было привлекательным, так как он продолжил свою привычку сидеть совершенно неподвижно на протяжении вечерних рассказов.

Теперь это имело больший смысл для меня.

Он бывал временами тихим.

– Фелуриан, – спросил Темпи.

– Смерть для мужчин.

Она... – он остановился.

– Она сентин? – Он поднял руки перед собой и сделал своего рода захватывающий жест.

Он посмотрел на нас с надеждой.

Затем, видя, что мы не понимаем, он коснулся своего меча там, где он лежал на боку.

Я всё понял.

– Нет, – сказал я.

– Она не была одной из Адем.

Темпи покачал головой и указал на лук Мартена.

Я покачал своей головой.

– Нет. Она вообще не боец.

Она... – Я замер, не в силах думать о том, как объяснить, каким образом Фелуриан убивала мужчин, особенно, если мы были вынуждены прибегать к жестам.

Отчаявшись, я посмотрел на Дедана за помощью.

Дедан не колебался.

–Сексом, – сказал он отровенно.

– Ты знаешь что такое секс?

Темпи моргнул, потом откинул голову и рассмеялся.

Дедан выглядел так, будто он пытался решить, стоит ли обижаться.

Через некоторое время Темпи восстановил дыхание.

– Да, – просто сказал он.

– Да.

Я знаю про секс.

Дедан улыбнулся.

– Вот как она убивает мужчин.

На мгновение Темпи выглядел бледнее чем обычно, а затем ужас медленно распространился по его лицу.

Нет, не ужас, это было необузданное отвращение, усугублявшееся тем, что его лицо было обычно таким пустым.

Его руки сжались в несколько незнакомых жестов в свою сторону.

– Как? – он задохнулся словом.

Дедан хотел что-то сказать, но остановился.

Затем он начал показывать жестами и остановился, застенчиво глядя на Хеспи.

Хеспи усмехнулась с хрипотцой в горле и повернулась к Темпи.

Она на мгновение задумалась, а затем сделала жест, словно держала кого-то на руках, целуя его.

Затем она начала ритмично стучать по груди, подражая сердцебиению.

Она била все быстрее и быстрее, потом остановилась, сжимая руку в кулак и расширила глаза.

Она напрягла все тело, потом обмякла, повалив голову в сторону.

Дедан смеялся и хлопал над ее выступлением.

– Вот и всё.

Но иногда... – Он постучал по виску, затем щелкнул пальцами, глаза скосив глаза и высунув язык.

– Сумасшедший.

Темпи расслабился.

– О, – сказал он с явным облегчением.

– Хорошо.

Да.

Дедан кивнул и снова вернулся в свою историю.

– Верно.

Фелуран.

Заветное желание всех мужчин.

Красива вне всякого сравнения. – Для пользы Темпи, он сделал жест, как будто расчёсывал длинные волосы.

– Двадцать лет назад, отец этого мальчика и дядя были на охоте в этом самом участке леса, когда солнце начало садиться.

Они остановились позже, чем были должны, поэтому решили сократить дорогу домой прямо через лес, вместо того чтобы поехать по дороге, как разумные люди.

– Они не очень долго шли, когда услышали вдалеке пение.

Они пробивались к нему, думая, что близки к дороге, но вместо этого они оказались на краю небольшой поляны.

И там стояла Фелуриан, тихо напевающая про себя:

– Кае-Ланьон Лухиаль

ди мари Фелануа

Креата Ту сиар

ту аларан ди

Дирелла.

Амауен.

Лоеси ан делан

ту ниа вор рухлан

Фелуран тае.

Хотя Дедан грубо исполнял мелодию, я вздрогнул, услышав это.

Мелодия была жуткая, убедительная, и совершенно незнакомая.

Я даже не узнал язык.

Ни единого слова.

Дедан кивнул, когда увидел мою реакцию.

Больше всего именно эта песня придает истории мальчика правдоподобное звучание.

Я не могу вложить даже немного смысла в эти слова, но они застряли у меня прямо в голове, хотя он пел ее только один раз.

– Таким образом, оба брата сошлись на краю поляны.

А благодаря луне они могли видеть, как будто был полдень, а не ночь.

Она ничего не носила и хотя ее волосы были почти до талии, было по-настоящему очевидно, что она была голая, как луна.

Мне всегда нравились истории о Фелуриан, но, когда я взглянул на Хеспи, мои ожидания погибли.

Она смотрела на Дедана и пока он говорил ее глаза сузились.

Дедан не мог видеть этого.

– Она была высокого роста, с длинными изящными ногами.

Ее талия была тонкой, а ее бедра изогнуты, как будто просили прикосновения руки.

Ее живот был идеален и гладок, как безупречный кусок бересты и ямочка от пупка, казалось, была создана для поцелуев.

Глаза Хеспи опасно сузились в этот момент.

Но куда более убедительным были ее губы, сжавшиеся в тонкую, прямую линию.

Небольшой совет для вас.

Если вы когда-нибудь увидите такое выражение на лице женщины, перестаньте говорить и одновременно сядьте себе на руки.

Это не cможет исправить дело, но, по крайней мере, это удержит вас от худшего.

К сожалению, Дедан продолжал, его толстые руки жестикулировали в свете костра.

– Ее груди были полные и круглые, как персики, ожидающие, чтобы их сорвали с дерева.

Даже ревнивая луна, которая крадет цвет из всех вещей, не могла скрыть розово...

Хеспи издала звук отвращения и поднялась на ноги.

– Тогда я ухожу, – сказала она.

В ее голосе сквозил такой холод, что даже Дедан не смог его не заметить.

– Что? – Он посмотрел на нее, все еще держа руки перед собой, задержав их в процессе изображения пары грудей.

Она бросилась прочь, бормоча себе под нос.

Дедан опустил руки, резко уронив их на колени.

Выражение его лица перешло от растерянного и смущенного до раздраженного в течении одного вздоха.

После второго он поднялся на ноги, грубо очищая частички листьев и веточек со своих штанов и бормоча себе под нос.

Собрав свои одеяла, он направился к другой стороне нашей маленькой поляны.

– Разве это закончилось, когда оба брата гонялись за ней и отец мальчика отстал? – спросил я.

Дедан оглянулся на меня.

– Тогда ты это уже слышал.

Ты мог остановить меня, если не...

– Я просто угадал, – сказал я быстро.

– Я ненавижу останавлять истории недослушанными.

– Отец попал ногой в кроличью нору, – коротко сказал Дедан.

– Вывихнул лодыжку.

Никто больше не видел дядю снова. – Он вышел из круга света от костра, с мрачным выражением лица.

Я бросил умоляющий взгляд на Мартена, который отрицательно покачал головой.

– Нет, – сказал он мягко.

– Я не знаю этой истории.

Ни слова.

Попытка помочь прямо сейчас была равнозначной тому, чтобы пытаться потушить пожар своими руками.

Мучительно и без особых результатов.

Темпи начал готовить свою постель.

Мартен сделал пальцем круговой жест и бросил на меня вопросительный взгляд, спрашивая, хочу ли я стоять первую стражу.

Я кивнул и он подхватив свое одеяло, сказал: – Заманчиво, когда есть какие-то вещи, которыми ты можешь оценить свои риски.

Как сильно ты этого хочешь, насколько ты готов быть сожженным?

Я развел огонь и вскоре глубокая темнота ночи поселилась на поляне.

Я лежал на спине, глядя на звезды и думал о Денне.

Глава 82
Варвары.

На следующий день, Темпи и я перенесли лагерь, в то время как Дедан и Хеспе возвращались назад в Кроссон, для пополнения припасов.

Мартен искал укромную поляну, близкую к воде.

Потом мы упаковали и перенесли все, выкопали «укромное место», выкопали яму для костра, в общем, все обустроили.

Темпи был готов поговорить пока мы работали, но я нервничал.

Сначала я оскорбил его, спрашивая о Летани, поэтому я осознал,что надо избегать этой темы.

Но если простые вопросы о пении обижали его, как я мог догадаться о том, что могло его расстроить.

К тому же его бесцветное выражение лица и его отказ поддерживать зрительный контакт были главными проблемами.

Как я мог начать осмысленную беседу с человеком, когда у меня не было даже идеи как нащупать тему разговора?

Это было подобно попытке пройти по чужому дому с завязанными глазами.

Поэтому, я выбрал безопаснейший путь и просто спрашивал для того чтобы услышать больше слов, пока мы работали.

Главным образом я говорил о вещах, так как мы были слишком заняты, чтобы использовать наши руки для пантомимы.

Лучше всего было, когда Темпи начинал говорить на атуранском, а я пополнять свой словарный запас адемского.

Я подмечал все больше ошибок, которых я делал на его языке, более достаточных, что бы он увечил количество слов, в своих попытках описать себя.

Это означало, несомненно, что я делал много ошибок.

По сути, временами я был таким тупицей, что Темпи был вынужден описывать себя несколько раз и каждый раз разными способами.

Все на Атуранском естественно.

Мы закончили ставить лагерь около полудня.

Мартен отправился на охоту и Темпи потянулся и начал двигаться в своем медленном танце.

Он сделал это дважды подряд, и я начал подозревать что он заскучал.

Когда он закончил, он блестел от пота и сказал мне, что собирается пойти купаться.

Так как лагерь остался на мое попечение, я расплавил свечи, купленные у лудильщика, и сделал две маленьких восковых фигурки.

Я ожидал этого днями, но даже в Университете создание моммета слыло дурной затеей.

Здесь в Винтасе…

достаточно сказать, я подумал, что лучше быть осторожным.

Это была не элегантная работа.

Свечное сало не совсем близко к симпатическому воску, но даже грубый моммет был разрушительной вещью.

После того как я сунул их в свой вещевой мешок, я почувствовал себя гораздо лучше подготовленым.

Я отчищал остатки жира со своих пальцев, когда Темпи вернулся после купания голым, как младенец.

Годы тренировок позволили мне сохранить невозмутимое выражение лица, но не в таких случаях.

Развесив сушиться мокрую одежду на ветках, Темпи подошел ко мне не выказывая ни малейшего смущения или застенчивости.

Он протянул правую руку, держа щепотку чего-то.

–Что это? – Он слегка разжал пальцы, чтобы мне было видно.

Я внимательно посмотрел, радуясь возможности на чем-то сосредоточить свое внимание.

– Это клещ.

Этот глубоко, Я не мог помочь, но снова заметил его шрамы, бледные линии пересекали его руки и грудь.

Я мог читать шрамы, благодаря времени проведенному в Медике, и его шрамы не казались широкими, стянутыми розовыми линиями, что могло свидетельствовать о глубоких ранах, разрезавших кожу, подкожный жир и мышцы под ним.

Эти были мелкими.

Множество их.

Я не мог помочь, но начал гадать, как долго он занимается наемничеством, что его шрамы такие старые.

Он не выглядел старше двадцати лет.

Под действием моего внимательного взгляда, Темпи начал пристально смотреть на букашку, сжатую между пальцами.

–Он укусил.

–Меня

–Впился и остался.– Его выражение было ничего не выражающим, как всегда, но его тон слегка окрасился омерзением.

Его левая рука дрожала.

– В Адемре нет клещей?

– Нет. – он сделал попытку раздавить его между пальцами.

– Так не получится.

Я жестами показал ему, как раздавить клеща ногтями, что он и сделал с огромным удовольствием.

Он выкинул клеща и прошествовал к своему рюкзаку.

Потом, все еще голый, он принялся вытаскивать всю свою одежду и энергично трясти ее.

Я отвернулся, в глубине души зная, что сейчас тот самый момент, когда Дедан и Хеспе должны вернуться из Кроссона.

К счастью, их не было.

После четверти часа или около того, Темпи надел пару сухих брюк, тщательно сначала их проверив.

Без рубашки, он вернулся туда, где я сидел.

– Я ненавижу клещей, – заявил он.

Когда он заговорил, его левая рука резко дернулась, как будто он стряхивал крошки со своей рубашки, возле бедра.

За исключением того, что он не носил рубашку, и не было ничего на его голой коже, чтобы смахнуть.

К тому же, я понял, что он делал тот же самый жест раньше.

Сейчас когда я заострил на этом внимание, я понял, на самом деле, я видел его, делающим этот же самый жест пол-дюжины раз в течение последних дней, хотя никогда это не было так неистово.

У возникло внезапное подозрение.

– Темпи?

Что это значит? – Я скопировал его жест.

Он кивнул.

–Это вот что, – Он скривил свое лицо в излишне подчеркнутом выражении отвращения.

Я прокрутил воспоминания последних дней, думая сколько раз я видел Темпи беспокойно ерзающим, пока мы разговаривали.

Я пошатнулся от этих мыслей.

– Темпи? – спросил я.

– Все это? – я сделал жест к лицу, затем улыбнулся, нахмурился, закатил свои глаза.

– На Адемике можно говорить и руками? -

Он кивнул и сделал жест в то же самое время.

– Это! – я указал на его руку.

– Что это значит? -

Он запнулся, потом выдавил неловкую улыбку.

Я скопировал жест, вывернув руку немного и прижимая мой большой палец к внутренней части моего среднего пальца.

– Нет,

другая рука.

Левая. -

– Почему? -

Он протянул руку и ударил по моей груди, левее центра: Тум-тум.

Тум-тум.

Потом он провел пальцем вниз по моей левой руке.

Я кивнул, чтобы показать, что понял.

Это было ближе всего к сердцу.

Он поднял правую руку и сжал ее в кулак.

–Эта рука – сильная.– Он поднял левую.

–Эта рука-искусная.

Теперь стало понятно.

Вот почему большинство лютнистов зажимают аккорды левой рукой, а играют ритм правой.

Левая рука обычно более умелая.

Я сделал тот же самый жест сложив пальцы, но теперь левой рукой.

Темпи покачал головой

– Это вот так.– Он ухмыльнулся половиной рта.

Выражение казалось настолько неуместным на его лице, что я сделал все, что мог, чтобы не вытаращиться на него.

Я внимательней посмотрел на его руку и чуть-чуть изменил положение моих пальцев.

Он одобрительно кивнул.

Его лицо было невыразительно, но впервые я понял почему.

Через несколько следующих часов, я понял, что, на самом деле, на Адемике жесты, показываемые руками, на самом деле, не точное отражение выражений лица.

Это было не так просто.

Например улыбка могла означать твое веселье, счастье, благодарность или удовлетворение.

Ты можешь улыбнуться для успокоения кого-нибудь.

Ты можешь улыбнуться потому что ты доволен или потому что ты влюблен.

Гримаса и усмешка похожи на улыбку, но они означали совершенно другое.

Представьте себе, учить кого-то улыбаться.

Представьте себе, изображать различные значения улыбок и когда использовать их в разговоре.

Это сложнее, чем научиться ходить.

Неожиданно, так много вещей приобрели смысл.

Конечно Темпи не посмотрит мне в глаза.

Тут было не обязательно смотреть в лицо человеку, с которым ты разговариваешь.

Ты слушаешь голос, но ты смотришь на руки.

Я потратил несколько следующих часов пытаясь выучить основы, но это было раздражающе сложно.

Слова – это довольно простые вещи.

Ты можешь указать на камень.

Ты можешь бегать или прыгать.

Но вы когда-нибудь пытались показать согласие жестами?

Уважение?

Сарказм?

Я сомневаюсь, что даже мой отец смог бы идеально показать такие вещи.

Поэтому мой прогресс был разочаровывающе медленный, но я не мог не быть восхищен.

Это было похоже на внезапно подаренный второй язык.

И это была тайная вещь, своего рода.

Я всегда имел слабость к тайнам.

Ушло три часа, чтобы узнать несколько жестов, простите за каламбур.

Мой прогресс был холоден как лед, но когда я наконец узнал руко-речь для "замалчивания", я чувствовал такой жар гордости, что едва ли могу его описать.

Я думаю Темпи чувствовал это тоже.

– Хорошо, – сказал он, выпрямляя руку, и я довольно определенно заметил одобрение.

Он расправил плечи и встал на ноги, потягиваясь.

Он взглянул на солнце сквозь ветви над головой.

– Поедим?

– Скоро. – Был еще один вопрос, который беспокоил меня.

– Темпи, зачем все так устроено? – спросил я.

– Улыбка это просто.

Почему улыбка вместе с руками?

С руками тоже просто.

Лучше.

Больше... – Он сделал немного измененный жест чистки рубашки, который он использовал ранее.

Не отвращение, раздражение?

Какое это слово для людей живущих вместе.

Пути.

Правильные вещи. – Он провел большим пальцем по своей ключице, что это было, разочарование?

– Какое слово для хорошей совместной жизни?

Ничерта не хорошей.

Я рассмеялся.

– Цивилизация?

Он кивнул, растопырив пальцы: развлечения.

– Да, – сказал он.

– Разговаривать с помощью рук это цивилизация.

– Но улыбаться естественно, – возразил я.

– Каждый человек улыбается.

– Естественность – не цивилизация, – сказал Темпи.

– Готовить мясо – цивилизация.

Отстирывать вонь – цивилизация.

– Таким образом, в Адемре вы всегда улыбаетесь с помощью рук? – я хотел бы знать жест отчаяния.

Нет. Улыбка на лице хороша в семейном кругу.

Хороша с некоторыми друзьями.

– Только в семейном кругу?

Темпи повторил свой жест большой палец-на-ключице еще раз.

– Когда ты сделаешь это. – Он прижал ладонь со стороны лица и подул в нее, что вызвало большой шум газообразования.

– Это естественно, но ты не сделаешь так с незнакомцем.

Грубо.

С семьей... – он пожал плечами.

Весело.

– ...

цивилизация не существенна.

Больше естественности для семьи.

– А как насчет смеха? – спросил я.

– Я видел твой смех. – Я издал звук ха-ха, чтобы он знал о чем я говорю.

Он пожал плечами.

– Смех это. -

Я ожидал момента, но казалось он не расположен к продолжению.

Я попытался опять.

– Почему бы не посмеяться с руками?

Темпи покачал головой.

– нет. Смех различный. – Он подошел близко и двумя пальцами дотронулся до моей груди около сердца.

– Улыбка? – Он провел пальцами вниз по моей левой руке.

– Злость? – Он дотронулся до сердца опять.

Он сделал испуганное лицо, как будто смутившись, и смешно выпятил губу.

Каждый раз он постукивал по моей груди.

– Но смех? – он надовил ладонью мне на живот.

– Смех живет здесь, – он провел пальцами прямо вверх, к моему рту, и растопырил их.

– Заталкивать смех обратно – не хорошо.

– Вредно для здоровья.

– Слезы тоже? – спросил я.

Я одним пальцем продемонстрировал скатывающуюся по моей щеке слезу.

– И слезы тоже, – он прижал руку к собственному животу.

– Ха-ха-ха, – произнес он, надавив своей рукой, чтобы продемонстрировать мне движение живота.

Затем его выражение сменилось на грустное.

– Ух-хух-ху, – он с преувеличеным усилием всхлипывал, снова надавив на свой живот.

– Тоже самое место.

Вредно для здоровья заталкивать назад.

Я медленно кивал, представляя себе как тяжело должно быть Темпи, которого постоянно оскорбляли люди слишком грубые, чтобы сдерживать собственные впечатления (выражения).

Люди, чьи руки постоянно делали бесмысленные жесты.

– Наверное, тебе очень тяжело здесь.

– Не так уж тяжело, – сдержаное утверждение.

– Когда я покидал Адемр, я знал это.

Нет цивилизации.

Варвары – грубы.

– Варвары?

Он сделал широкий жест, подразумевая окружающую нас поляну, лес, весь Винтас.

– Здесь все подобны псам, – его лицо приобрело преувелично гротескное выражение ярости: демонтрируя свои зубы, рыча и бешено вращая глазами.

– Это все что вы знаете, – он пожал плечами, безразлично принимая этот факт, как будто хотел сказать, что не имеет ничего против нас.

– А что насчет детей? – поинтересовался я.

Они улыбаются прежде, чем говорят.

Это неправильно?

Темпи покачал головой.

– Все дети – варвары.

Все они улыбаются лицом.

Все дети – грубы.

Но они становятся старше.

Наблюдают

Учаться, – он остановился, размышляя.

Подбирая нужные слова.

– У варваров нет женщин, чтобы обучить их цивилизованности.

Варвары не могут научиться.

Я мог понять, что он не хотел, чтобы это прозвучало как оскорбление, но его слова только сильнее убедили меня в моем стремлении изучить все детали языка жестов Адем.

Темпи поднялся и принялся разминаться используя некоторые растяжки, идентичные тем, что использовали акробаты в нашей труппе, когда я был моложе.

Спустя минут пятнадцать таких скручиваний то в одну, то в другую сторону, он принялся медленно исполнять свою похожую на танец "пантомиму".

Хотя я и не знал этого тогда, но это упражнение называлось Кетан.

Все еще уязвленные замечанием Темпи о том, что "варвары не могут научиться", я решил повторять за ним.

В конце концов, я все равно не знал, чем себя занять.

И как только я попытался подражать ему, мне стало ясно сколь дьявольски сложным это было: поддерживать руки в форме чаши так, чтобы ноги оставались в правильном положении.

Несмотря на то, что Темпи двигался со скоростью айсберга, я обнаружил, что для меня невозможно скопировать отшлифованую грацию движений.

Темпи ни разу не остановился или даже взглянул в моем направлении.

Он не произнес ни одного ободряющего слова или совета.

Это было утомительно, и признаться я был рад, когда все закончилось.

После я принялся разводить костер и связывать вместе "триногу".

Без всяких слов, Темпи вытащил жесткую сосику и несколько кортофелин, которые тут же принялся аккуртно чистить с помощью своего меча.

Я был несколько удивлен, тем как Темпи волновался о своем мече – почти также, как и я о моей лютне.

Однажны, когда Дедан подял его с земли, Адем отреагировал весьма драматичной вспышкой эмоций.

Драматичной для Темпи, конечно.

Он произнес целых два предложения и даже слегка нахмурился.

Темпи заметил как я наблюдаю за ним и с любопытством поднял голову.

Я указал на оружие.

– Меч? – вопросительно произнес я.

Для чистки картошки?

Темпи посмотрел на наполовину очищенную картофелину в одной рука и своей меч в другой.

– Он острый, – пожал он плечами.

– Чистый.

Я ответил ему таким же пожатием плеч, не желая делать из этого причину спора.

Пока мы работали вместе, я узнал названия "железа", "узла", "листа", "искры" и "соли".

Ожидая пока закипит вода, Темпи поднялся, встряхнулся и стал повторно делать растяжки для конечностей.

Я снова принялся повторять за ним.

На этот раз оказалось еще сложнее.

Мышцы рук и ног ослабли и подрагивали от моих предыдущих попыток.

Ближе к концу мне приходилось изрядно напрячься, чтобы не дрожать, но я "подобрал" еще несколько секретов.

Темпи продолжал меня игнорировать, но я не обращал особого внимания.

Меня всегда притягивали испытания.