Текст книги "Страх Мудреца. Дилогия (ЛП)"

Автор книги: Патрик Ротфусс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 83 страниц)

Глава 9
Вежливость

Мои волосы были все еще влажными когда я миновал небольшую прихожую и поднялся по ступенькам на сцену пустого экзаменнационного зала.

Как и прежде, комната была погружена во тьму за исключением огромного стола в форме полумесяца.

Я подошел к границе света и стал вежливо ждать.

Председатель жестом подозвал меня и я приблизился к центру стола, чтобы вручить ему свою фишку.

Затем я шагнул назад

в круг чуть более яркого света между изогнутыми концами стола.

Девять Магистров смотрели на меня сверху.

Я бы сказал что они смотрелись драмматично, как стая ворон на изгороди или что-то вроде этого.

Но не смотря на то, что они были одеты в свои одинаковые традициооные робы, они были слишком не похожи один на другого, чтобы быть группой чего либо.

Более того, я мог увидеть на них следы усталости.

Тогда мне пришло на ум что если студенты и ненавидели проходные экзамены, для мастеров они тоже не были увеселительной прогулкой.

– Квоут, сын Арлидена, – объявил председатель.

– Ре`лар. – Он сделал приглашающий жест в дальний правый угол стола.

– Магистр Медицины?– Арвил по отечески ласково смотрел на меня через круглые стекла своих очков .

– Каковы лекарственные свойства хны? – спросил он.

– Сильный анестетик, – ответил я.

– Сильный кататоник.

Слабительное. – Я колебался.

– Она также имеет целый ряд незначительных свойств.

– Должен ли я перечислить их все?

Арвил мотнул головой.

– Пациент обратился в Медику с жалобами на боли в его суставах и затрудненное дыхание,

сухость во рту, и, вдобавок, он утверждает что чувствует сладкий привкус.

Больной жалуется на холод, но фактически, он в поту и его лихорадит.

Каков ваш диагноз?

Я задержал дыхание в нерешительности.

– Я не ставлю диагнозы в Медике, Магистр Арвил.

Я бы привел одного из ваших Эл`се для этого.

Он улыбнулся мне, его глаза лучились морщинками.

– Верно, – сказал он.

– Но теоретически, как вы думаете, что с больным не так?

– Больной – студент?

Арвил приподнял бровь.

– Какое это имеет отношение к сути вопроса?

– Если он работал в Артефактной, он мог угореть у плавильной печи. – Сказал я.

Арвил изогнул бровь и я добавил. – В Артефактной можно отравится ядовитами испарениями многих тяжелых металлов.

Это редко случается поскольку студенты хорошо проинструктированы, но всякий, кто работает с расплавленной бронзой рискует вдохнуть достаточно пара чтобы убить себя, если не будет осторожен.

Килвин согласно закивал и я был рад, что не добавил для примера про тот случай, месяц назад, когда я на себе ощутил умеренное воздействие ядовитых паров.

Арвил многозначительно хмыкнул, затем сделал приглашающий жест к другой стороне стола.

– Магистр Арифметики?

Брандер сидел по левую руку от Председателя за столом.

– Меняла берет четыре процента за свои услуги, сколько пенсов вы сможете получить при размене таланта? – Он задал вопрос не заглядывая в бумаги лежащие перед ним.

– Каких именно пенсов, Магистр Брандер?

Он бросил на меня хмурый взгляд.

– Мы все еще в Содружестве, если я правильно помню.

Я сделал расчеты в уме основываясь на таблицах из тех книг, которые Брандер сказал изучить нам в Архивах.

Таблицы не содержали истинные расценки которые бы вам предолжил ростовщик, это были официальные обменные курсы членов правительств и финансистов которыми они руководствовались, чтобы наживаться друг на друге.

– В железных пенни.

– Триста пятьдесят, – сказал я и добавил.

– Один.

С половиной.

Брандер зарылся в бумаги прежде, чем я закончил отвечать.

– Ваш компас содержит золото – 220 карат, платину – 112 карат и кобальт – 32 карата.

Где вы находитесь?

Я был напуган вопросом.

Ориентирование с помощью трехсоставного компаса требовало детализированных карт и кропотливой триангуляции.

Как правило, этим занимались только капитаны морских судов и картографы, для своих вычислений они использовали детализированные диаграммы.

Я же лишь дважды за свою жизнь видел трехсоставной компас.

Или это было вопросом, перечисленным в одной из книг, которые Брандер отложил для изучения, или он сознательно задал его чтобы завалить меня.

Учитывая что Брандер с Хемме были друзьями, предполагаю – последнее.

Я закрыл глаза, представил карту цивилизованного мира, и выдал свой наилучший, как я предполагал вариант.

– В Тарбеане? – Сказал я.

– Возможно, где-то в Илле? – Я открыл глаза.

– Честно, я понятия не имею.

Брандер сделал пометку на листке бумаги.

– Магистр Имен, – сказал он не отрываясь от листка.

Элодин подарил мне злую понимающую усмешку и внезапно меня поразил

страх, что он может сейчас разоблачить мой вклад в то, что мы сделали в комнатах Хемме ранее тем утром.

Вместо этого он резко выставил три пальца.

– У тебя в руке тройка пик, – сказал он.

– И пятерка пик в игре. – Он сложил пальцы домиком и серьезно на меня посмотрел.

– Сколько получается пик всего?

– Восемь пик, – сказал я.

Другие Магистры заерзали на своих местах.

Арвил вздохнул.

Килвин ссутулился.

Хемме и Брандер зашли еще дальше – выпучили глаза друг на друга.

Все вместе они производили впечатление многострадального раздражения.

Элодин хмурился на них.

– Что? – Потребовал он и его голос звучал резко.

– Вы хотите, чтобы я относился к этому балагану серьезно?

Вы хотите чтобы я задавал ему вопросы, на которые смог бы ответить только Именователь? – Другие Магистры притихли, выглядя смущенными, отказываясь встретитьтся с ним взглядом.

За исключением Хемме который открыто сверлил его глазами.

– Прекрасно, – сказал Элодин поворачиваясь ко мне.

Его глаза были темны и его голос странно резонировал.

Это не было сказано громко, но когда он сказал это, звук, казалось, заполнил весь зал.

Это не оставляло место для любого другого звука.

– Где находится луна, – спросил Элодин мрачно, – когда ее нет на нашем небе?

Комната казалась противоестественно тихой, когда он замолчал.

Как будто его голос проделал дыру в мире.

Я ожидал.что он продолжит.

– У меня нет ни малейшего понятия, – я признался.

После голоса Элодина мой собственный показался мне довольно тонким и хрупким.

Элодин пожал плечами, затем сделал любезный жест через стол.

– Магистр Симпатии.

Элкса Дал был единственным, кто выглядел комфортно в своей традиционной робе.

Как всегда, его темная борода и худое лицо напомнили мне о злом колдуне из очень многих страшных спектаклей Атурана.

Он подарил мне что-то вроде сочувствующего взгляда.

– Что ты можешь рассказать о привязке для линейного гальванического магнита? – спросил он

непринужденно.

Я оттарабанил это легко.

Он кивнул.

– Каково расстояние непреодолимого распада для железа? – Пять с половиной миль, – выдал я ответ из учебника, несмотря на то, что мог бы поспорить на счет термина непреодолимый.

В то же время было верно, что, хотя перемещение любого существенного количества энергии более чем на шесть миль было статистически невозможно, вы могли бы использовать Симпатию, чтобы определить наличие подпочвенных вод ивовым прутом на намного большем расстоянии.

– При кипении унции воды, какая необходима температура, чтобы вода испарилась полностью?

Я выудил из памяти все что мог вспомнить о таблицах испарения, с которыми я работал в Артефактной.

– Сто восемьдесят саумов. – Я сказал с большей уверенностью, чем я фактически чувствовал.

– По мне, так неплохой ответ, – сказал Дал.

– Магистр Алхимии?

Мандраг отмахнулся покрытой пятнами рукой.

– Я пасс.

– Он не плохо разбирается в пикях, – предложил Элодин.

Мандраг нахмурился.

– Магистр Архивов?

Когда Лоррен посмотрел на меня, его вытянутое лицо не выражало эмоций.

– Перечисли правила Архивов.

Я вспыхнул при этих словах и опустил глаза в пол.

– Соблюдать тишину, – сказал я.

– Беречь книги.

Слушаться скривов. Никакой воды.

Никакой еды. – Я сглотнул.

– Никакого огоня.

Лоррен кивнул.

Ничто в его тоне или поведении не говорило о его неудовольствии, но от этого было еще хуже.

Он повернулся к другому концу стола.

– Магистр Артефактов.

Я мысленно чертыхнулся.

За последние несколько дней я прочитал все те шесть книг, что Магистр Лоррен выбрал для изучения реларам.

На одни только хроники Фелтеми "Падение Империи" я потратил десять часов.

На свете было не много вещей, которых я желал бы больше, чем доступа в Архивы, и я отчаянно надеялся произвести на Лоррена впечатление, ответив на любой вопрос, который он мог бы пожелать задать.

Но мои надежды не оправдались.

Я поднял взгляд на Килвина.

– Гальваническая пропускная способность меди, – пророкотал через бороду рослый как медведь Магистр Артефактов.

Ответ на вопрос нашелся мгновенно.

Я сталкивался с этим ранее, когда выполнял вычисления при изготовлении ламп.

– Проводящий коэффициент галлия.

И конечно же я знал ответ на этот вопрос, так как лакировал эмитенты для лампы.

Подсовывал ли мне Килвин легкие вопросы?

Я смог ответить на все.

– Хорошо, – закончил со мной Килвин.

– Магистр Риторики.

Я невольно задержал дыхание поворачиваясь к Хемме.

Я прочитал целых три из его списка книг, несмотря на свою острую нелюбовь к риторике и бессмысленной философии.

Однако я смог на две минуты подавить свое отвращение и изобразить хорошего и скромного студента.

Я – один из Руа, я мог играть любую роль.

Хемме хмуро уставился на меня, его круглое лицо было похоже на злобную луну.

– Это ты поджег мои комнаты, ты, маленький ублюдок Путаницы?

Неприкрытая грубость вопроса застала меня врасплох.

Я готовился к невероятно сложным вопросам, или вопросам с подвохом, или к вопросам ответ на который можно вывернуть любым способом, чтобы в любом случае выставить меня неправым.

Но это внезапное обвинение совершенно меня обескуражило.

Путаница – термин, который я особенно презираю.

Вихрь эмоций закружил меня и оставил внезапный вкус сливы во рту.

В то время, как часть меня пыталась заставить взять себя в руки и найти допустимо вежливый ответ, я обнаружил что уже открыл рот и начал говорить.

– Я не поджигал Ваши комнаты, – сказал я честно.

– Но мне жаль, что я этого не сделал.

И что вас там не было, крепко спящего в тот момент.

Выражение лица Хемме сменилось с хмурого на удивленное.

– Ре`лар Квоут! – Вмешался Председатель.

– Если вы еще раз забудете о вежливости, я выдвину против вас обвинение о неподобающем поведении!

Вкус сливы исчез так же быстро как появился, оставив мне чувство легкого головокружения. Я покрылся холодным потом от ужаса и смущения.

– Приношу свои извинения, Председатель, – быстро сказал я, уставившись себе под ноги.

– Это было сказано в гневе.

Слово – Путаница является чрезвычайно оскорбительным для людей моего народа.

Оно созвучно с одноименным периодом в истории – систематическим истреблением тысяч Руа.

Складочка любопытства прорезала лоб канцлера.

– Должен признать,

я не знал об особой этимологии этого слова, – он задумался.

– Полагаю, это может сойти в качестве темы для моего вопроса.

– Не так быстро, – вмешался Хемме.

– Я еще с ним не закончил.

– Вы закончили, – отрезал Председатель.

– Вы столь же невыносимы как и мальчик, Джейсом, но с меньшим основанием для оправдания.

Вы показали, что не можете вести себя профессионально, и таким образом, я должен остановить ваши препирательства, считайте вам повезло что я не буду выносить вам официального порицания.

Хемме побелел от гнева но придержал язык.

Канцлер повернулся ко мне, – Магистр Языков, – объявил он о себе официально.

– Ре`лар Квоут: какова этимология слова Путаница?

– Это слово пришло со времен этнических чисток спровоцированных Императором Олкионом, – сказал я.

– Он выпустил указ, согласно которому любая толпа путешествующих по дороге людей подвергалась штрафу, заключению или высылке без разбирательства.

Со временем слово сократили для удобства и оно превратилось из "путешествующая толпа" в "путаница".

Он удивленно приподнял бровь.

– Вот как?

Я кивнул.

– Также, я могу связать происхождение "путаницы" со словом "преподобный отец", котрые пытались в те времена призвать выступающих актеров встать на путь истинный.

Председатель сухо кивнул.

– Благодарю, Ре`лар Квоут.

Присядьте пока мы совещаемся.

Глава 10
Под замком и ключом.

Мне назначили плату за обучение в девять с половиной талантов.

Меньше чем десять талантов предсказанные Мане, но значительно больше, чем водилось у меня в кошельке.

До завтрашнего полудня я должен был рассчитываться с казначеем или мне придется пропустить весь семестр.

Необходимость оставить на время мои занятия не была сама по себе трагедией.

Но только у студентов был доступ к университетским ресурсам, таким как

оборудование в Артефактной.

Это означало, что, если я не мог заплатить за обучение, мне запретили бы работать в мастерской Килвина, единственном месте, где у меня был шанс заработать достаточно денег на оплату этого самого обучения.

Я остановился у Хранилища, Джаксим улыбнулся мне в открытое окно.

– Мы как раз продали твои лампы этим утром, – сказал он.

– Пришлось уценить их немного, так как они были последними.

Он пролистал бухгалтерскую книгу, пока он не нашел соответствующую страницу.

– Твои шестьдесят процентов – это четыре таланта и восемь джотов.

За вычетом оплаты сдельных работ и материалов что ты использовал... – Он пробежался пальцем до конца страницы.

– Ты получишь два таланта, три джота и восемь драбов.

Джаксим сделал пометку в бухгалтерсой книге и выписал мне квитанцию.

Я тщательно согнул бумагу и спрятал в кошелек.

Пусть у квитанции не было успокающего веса монет, но вместе с ней у меня было более шести талантов.

Так много денег, но все еще недостаточно.

Не нагруби я Хемме, плата за мое обучение могла бы быть значительно ниже.

Я мог бы учиться дальше, или заработать больше денег, не будь я вынужден

скрываться в моей комнате в течение почти целых двух дней, плача и безумствуя со вкусом сливы во рту.

Мне пришла в голову мысль.

– Полагаю, я должен начать что-то новое, – небрежно сказал я.

– Мне потребуется небольшой тигель.

Три унции олова.

Две унции бронзы.

Четыре унции серебра.

Катушка проволоки из очищенного золота.

Медь..

– Подожди секунду, – прервал меня Джаксим.

Он пробежался пальцем к моему имени в книге.

– У тебя нет разрешение на получение золота или серебра. – Он перевел взгляд на меня.

– Это – ошибка?

Я колебался, не желая лгать.

– Не знал, что тебе требуется разрешение, – сказал я.

Джаксим понимающе усмехнулся.

– Ты не первый, кто пытается провернуть подобное, – сказал он.

– Неподъемная плата за обучение?

Я кивнул.

Он изобразил сочувствие.

– Извини.

Килвин знает, что Хранилище превратится в лавку ростовщика, если он не будет строг. – Он захлопнул бухгалтерскую книгу.

– Тебе следует обратиться в ломбард как и всем прочим.

Я повертел перед ним руками чтобы показать отсутствие драгоценностей.

Джаксим поморщился.

– Паршиво.

Я знаю приличного ростовщика на Сильверкот, который берет всего десять процентов в месяц.

Это конечно обдираловка, но лучше чем где-либо.

Я кивнул и вздохнул.

Силверкот– место где у гильдии ростовщиков были свои магазины.

Я бы их не заинтересовал.

– Это определенно лучше, чем мне предлагали прежде, – сказал я.

Я думал на этим, пока шел к Имре, ощущая привычную тяжесть лютни на своем плече.

Я был в тяжелом положении, но не худшем.

Ни один ростовщик гильдии не предоставит кредит сиротке Эдема Руа без залога, но я мог занять денег у Деви.

И все же, я не хотел прибегать к этому.

Мало того, что ее процент был грабительским, я волновался о том, что она могла

потребовать с меня в случае не выполнения обязательств.

Я сомневался что это будет несущественным.

Или простым.

Или вполне законным.

Таков был ход моих мыслей на пути через Стоунбридж.

Я забежал к аптекарю, затем направился к Серому Человеку.

Открыв дверь, я увидел, что Серый Человек был пансионом.

Общий зал, где люди могли собраться и выпить, отсутствовал.

Его заменяла маленькая, богато обставленная комната, с блестяще одетым щвейцаром, смерившим меня взглядом полным неодобрения, если не отвращения.

– Чем я могу быть полезен молодому господину? – спросил он когда я вошел в дверь.

– Я бы хотел увидеть одну молодую леди, – ответил я.

– По имени Динаэль. – Кивнул он.

– Я посмотрю у себя ли она.

– Не утруждайте себя, – сказал я, направившись к лестнице.

– Она ждет меня.

Швейцар преградил мне путь.

– Боюсь, что это не возможно, – сказал он.

– Но я с радостью проверю у себя ли леди.

Он вытянул руку.

Я уставился на нее.

– Ваша визитная карточка? – Попросил он.

– Как мне вас представить леди?

– Как вы можете передать ей мою карточку, если не уверены у себя ли она? – спросил я.

Швейцар наградил меня улыбкой снова.

Это была вежливая, добрая и в тоже время настолько неприятная улыбка, что я посчитал нужным сохранить ее в своей памяти.

Улыбка подобная этой, произведение искусства.

Как тот, кто рос на сцене, я мог оценить ее по достоинству.

Такая улыбка походит на нож в определенных общественных кругах, и у меня могла бы появиться потребность когда-нибудь ее применить.

–Ах, – сказал швейцар.

– Леди у себя, – сказал он с нажимом.

– Но это не значит, что она есть для вас.

– Можете передать ей, что Квоут зовет ее, – сказал я, скорее удивленный, чем оскорбленный.

– Я подожду.

Я ждал недолго.

Швейцар спустился по лестнице c раздраженным выражение лица, словно очень надеялся вышвырнуть меня.

– Сюда, – сказал он.

Я последовал за ним наверх.

Он открыл дверь и я проскочил мимо него стремительно, надеясь этим сбить с него излишнюю спесь.

Я оказался в гостинной с большими окнами, пронизанной лучами заходящего солнца, достаточно большой, чтобы казаться просторной, несмотря на расставленные по комнате кресла и кушетки.

У дальней стены напротив стояли цымбалы, один угол комнаты был полностью занят большой Модеганской арфой.

Денна стояла в центре комнаты одетая в зеленое бархатное платье.

Ее волосы были уложены так, чтобы показать ее изящную шею в выгодном свете, открывая изумрудные сережки– капли и подходящее им ожерелье на шее.

Она беседовала с молодым мужчиной который был...

лучшее слово которое пришло на ум – милашкой.

У него было слащавое, чисто выбритое лицо с огромными, темными глазами.

Он выглядел как молодой дворянин, которому слишком часто не везло, чтобы можно было это назвать временным затруднением.

Его одежда была хороша, но неопрятна.

Его темные волосы были пострижены в стиле требующем завивки, но было очевидно, что за ними давно не ухаживали.

Его глаза запали, как будто он плохо спал.

Денна протянула ко мне руки.

– Квоут, – сказала она.

– Познакомься с Джеффри.

– Рад знакомству, Квоут, – сказал Джеффри.

– Динаэль упоминала вас.

Вы что-то вроде – как его..

Волшебник? – Его улыбка была открытой и совершенно бесхитростной.

– Арканист, точнее, – ответил я как можно вежливей.

– О волшебника понаписано слишком много ерунды в сказках.

– Люди ожидают, что мы будем носить темные одежды и ковыряться во внутренностях птиц.

– А вы чем занимаетесь?

– Джеффри – поэт, – сказала Денна.

– И хороший, хотя он будет отрицать это. – Я буду, – признал он, его улыбка поблекла.

– Мне нужно идти.

– У меня назначена встреча с людьми, которые не любят ждать. – Он поцеловал Денну в щеку, тепло пожал мне руку и вышел.

Денна наблюдала как дверь закрылась за ним.

– Он милый мальчик. – Ты говоришь так, как будто сожалеешь об этом, – сказал я.

– Не будь он таким милым, он мог бы удержать более одной мыли в голове.

– Может эти мысли потерлись бы немного и родили искру.

– Даже небольшой дым был бы хорош, тогда, по крайней мере, будет похоже что в его голове хоть что то происходит. – Она вздохнула.

– Он действительно так глуп?

Она покачала головой.

– Нет. Он просто доверчив.

– В нем абсолютно нет бережливой жилки, и он ничего не совершал кроме ошибок, с тех пор как приехал месяц назад.

Я достал из своего плаща пару маленьких, обернутых в ткань свертков: один синего цвета, другой белого.

– У меня для тебя подарок.

Денна протянула руку, чтобы взять их, она выглядела немного озадаченой.

То, что показалось такой хорошей идеей несколько часов назад, вдруг стало казаться довольно глупым.

– Это для твоих легких, – сказал я, внезапно смущенный.

– Я знаю, они иногда тебя беспокоят.

Она склонила голову на бок.

– И откуда ты узнал об этом, скажи на милость? – Ты упоминала это об этом, когда мы были в Требоне, – ответил я.

– Я провел небольшое исследование, – подчеркнул я.

– Это ты можешь добавить в чай: перечная мята, яснотка, череда... – Я указал на другой сверток.

– В этом – листья,

завари их и вдыхай пар.

Денна переводила взгляд с пакета на пакет.

– Я написал и вложил внутрь инструкции, – сказал я.

– Синий – чтобы заваривать и вдыхать пар, – сказал я.

– Синий – для воды, запомни.

Она подняла на меня взгляд.

– Разве тебе для чая не нужна вода?

Ее слова меня смутили, я вспыхнул и начал что-то бормотать, но Денна рассмеялась и потрясла головой.

– Я дразнила тебя, – сказала она мягко.

– Спасибо.

Это самое приятное из того, что кто-либо делал для меня за долгое время.

Денна подошла к комоду и бережно сложила пакеты в деревянную украшенную орнаментами шкатулку.

– Похоже у тебя дела идут неплохо, – сказал я обводя рукой комнату.

Денна пожала плечами, окинув комнату безразличным взглядом.

– Келлин заботится о своем комфорте, – сказала она.

– Я просто стою в отраженном им свете.

Я понимающе кивнул.

– Я подумал ты нашла себе

покровителя.

– Ничего такого официального.

– Просто нам с Келлином по пути, как говорят они у себя в Модеге, и он учит меня играть на арфе.– Она кивнула в угол где возвышался массивный инструмент.

– Не покажешь чему ты научилась? – Спросил я.

Денна смущенно покачала головой.

При этом ее волосы скользнули на плечи .

– Я еще не так хороша.

– Придержу свое естественное побуждение язвить и свистеть, – любезно сказал я.

Денна рассмеялась.

– Хорошо.

Но только не много. – Она встала за арфой и пододвинула высокий табурет чтобы присесть.

Она протянула руки к струнам, замерла на время, и начала играть.

Эта мелодия была вариантом деревенской песни "Пустозвон". – Я улыбнулся.

Она играла медленно, почти величественно.

Слишком многие считают скорость признаком хорошей игры.

Это понятно.

То что Мари сделала в Эолиане, было потрясающе.

Но уметь быстро играть ноты еще не значит уметь играть.

Ключ к мастерству в ощущении музыки.

Это как шутка.

Любой может помнить слова.

Любой может повторить их.

Но чтобы заставить кого-то смеяться требуется нечто большее.

Быстрый пересказ шутки не сделает ее смешнее.

Как часто бывает, неторопливость лучше чем спешка.

Вот почему так мало истинных музыкантов.

Многие могут петь или играть на скрипке.

Музыкальная шкатулка может играть песню безупречно, снова и снова.

Но знания нот недостаточно.

Вы должны знать как играть их.

Скорость придет со временем и с практикой, с чувством музыки нужно родиться.

Либо это у вас есть – либо нет.

У Денны это было.

Она медленно скользила сквозь музыку, но не задерживала ее.

Ее игра была нетороплива как чувственный поцелуй.

Не то, чтобы у меня был опыт в целовании на этот момент жизни.

Но глядя на нее, обнимающую свою арфу, с прикрытыми глазами, с легкой улыбкой на губах – я знал что когда -нибудь захочу быть так же чувтсвенно поцелованным.

И она была прекрасна.

Я полагаю что, не должно удивлять что я

питаю особую слабость к женщинам с музыкой живущей в них.

Она играла, и я как буд-то впервые увидел ее.

Прежде, я отвлекался на ее прическу и крой платья.

Но когда она заиграла, это все отошло.

Я многословен.

Достаточно сказать – она производила впечатление, хотя еще училась.

Она, случалось, брала не те ноты, но не вздрагивала и не пугалась этого.

Как говорится, ювелир узнает неограненный алмаз.

И я.

И она.

И далее.

– Ты значительно продвинулась в своем мастерстве от "Белки в тростнике", – сказал я спокойно после того, как она взяла заключительные ноты.

Она пожала плечами в ответ на комплимент, не встречаясь со мной взглядом.

– Я многое не умею, но я практикуюсь, – сказала она.

– И Келлин говорит у меня есть не много способностей.

– Как долго ты учишься игре? – Спросил я.

– Три оборота? – Она задумалась, потом кивнула.

– Чуть меньше, чем три оборота.

– Матерь Божия, – сказал я качая головой.

– Не говори ни кому как быстро ты этому научилась.

Другие музыканты возненавидят тебя за это.

– Мои пальцы еще не привыкли к арфе, – сказала она опустив глаза на руки.

– Я не могу заниматься так долго как мне бы этого хотелось.

Я потянулся и взял ее руку, повернул чтобы рассмотреть кончики ее пальцев.

На них исчезали пузыри.

– У тебя..

Я поднял взгляд и осознал насколько близко она стояла.

Ее рука в моей была холодна.

Она пристально посмотрела на меня огромными черными глазами.

Бровь чуть приподнята.

Не лукаво, или игриво, только легкое любопытство.

Я внезапно почувствовал странную слабость в животе.

У меня что? – спросила она.

Я понял что не знаю о чем я хотел сказать.

Тут же подумал признаться в этом.

Но потом осознал насколько это прозвучит глупо.

Так я ничего и не сказал.

Денна посмотрела на мою руку, взяла ее и повернула ладонью вверх.

– У тебя мягкие руки, – сказала она и мягко коснулась кончиков моих пальцев.

– Я думала

мозоли будут грубыми, но нет.

Они гладкие.

Сейчас, когда она не смотрела мне в глаза, мое остроумие наконец то вернулось.

– На это ушло время, – сказал я.

Денна подняла глаза и подарила мне робкую улыбку.

Мысли улетучились из моей головы.

Через мгновение, Денна опустила мою руку и прошла в центр комнаты.

– Не желаешь чего-нибудь выпить? – спросила она изящно опустившись в кресло.

– Это было бы очень любезно с твоей стороны, – автоматически выдал я.

Я спохватился, что моя рука все еще глупо висит в воздухе, и я резко опустил ее.

Она указала на соседний стул и я сел.

– Смотри. – Она взяла маленький серебряный колокольчик с ближайшего столика и тихо позвонила.

Затем она подняла руку со всеми пятью расстопыренными пальцами.

Она загнула большой палец, потом указательный, отсчитывая секунды.

Прежде чем она загнула мизинец, в дверь постучали.

– Войдите, – отозвалась Денна и блестяще одетый швейцар зашел.

– Я бы выпила шоколада, – сказала она.

– И Квоут... – она посмотрела на меня вопросительно.

– Шоколад – это чудесно, – сказал я.

Швейцар поклонился и исчез закрыв за собой дверь.

– Иногда я делаю это, только чтобы заставить его побегать, – застенчиво призналась Денна, опустив глаза на колокольчик.

– Я не могу представить, как он слышит когда я звоню.

Некоторое время я был убеждена, что он сидит в прихожей прижавшись ухом к моей двери.

– Я могу взглянуть на колокольчик? – спросил я.

Она передала его мне.

Звонок выглядел обычным на первый взгляд, но когда я перевернул его вверх дном, я увидел на внутренней поверхности несколько крошечных рун сигалдри.

– Он не подслушивает, – сказал я, возвращая его.

– Внизу есть другой звонок, который звонит одновременно с этим.

– Как? – Спросила и сама ответила на свой вопрос.

– Волшебство? – Ты можешь назвать это и так.

– Это – то, чем ты занимаешься там? – Она дернула головой в направлении реки и университета.

– Это кажется немного...

безвкусным.

– Это – самое фривольное использование сигалдри, которое я когда-либо видел, – сказал я.

Денна расхохоталась.

– Ты сказал это так оскорбленно, – сказала она.

– Это называется сигалдри?

– Создание чего-то вроде этого колокольчика, называют артефакцией, – сказал я.

– Сигалдри – это руны, котрые пишутся или вырезаются,– они заставляют его работать.

Денна не отрывала взгляд от колокольчика.

– Значит это и есть волшебство? – Спросила она поддавшись вперед в кресле.

– Как это работает?

Я колебался.

Не только потому, что это был сложный вопрос, но потому, что правила университета запрещали разглашение тайн Арканума.

– Это сложно для понимания, – сказал я.

К счастью, в тот момент постучали в дверь – нам принесли шоколад.

От его запаха мой рот наполнился слюной.

Слуга поставил поднос на столик и молча удалился.

Я потягивал свой шоколад и улыбался наслаждаясь его насыщенной сладостью.

– Прошли годы с тех пор, как я в последний раз пил его, – сказал я.

Денна взяла свою чашку и окинула взглядом комнату.

– Странно думать, что некоторые люди живут так всю жизнь, – она размышляла.

– Тебе это не нравится? – Я удивился.

– Я люблю шоколад и арфу, – сказала она.

– Но я могу обойтись без колокольчика и целой комнаты предназначенной только для того, чтобы сидеть. – Ее рот недовольно скривился.

– И я ненавижу думать о том, что кто-то сидит и охраняет меня, словно я – сокровище, которое кто-то может попытаться украсть.

– Значит тебя не нужно стеречь?

Она сузила глаза поверх чашки, как будто она не была уверена серьезен ли я.

– Я не представляю себя под замком и ключом, – мрачно пояснила она.

– Я не возражаю против этих комнат, но они не являются действительно моими, если я не свободна прийти и уйти.

На это я приподнял бровь, но прежде чем я успел что -либо сказать, она махнула рукой.

– Это не совсем так, – она вздохнула.

– Но я не

сомневаюсь, что Келлину сообщают о моих приходах и уходах.

Я знаю, что швейцар передает ему, кто меня посещал.

– Это раздражает не много и только. – Она подарила мне угрюмую усмешку.

– Наверно это выглядит ужасно неблагодарным с моей стороны?

– Нисколько, – сказал я .

– Когда я был ребенком, моя труппа путешествовала всюду.

Но каждый год, мы несколько оборотов мы жили в имении нашего покровителя и выступали для его семьи и гостей.

Я покачал головой вспоминая.

– Бэрон Грейфэллоу был добрым хозяином.

Мы сидели за его собственным столом.

Он делал нам подарки... – Я затих, вспомниная полк превосходных крошечных солдат, которых он подарил мне.

Я потряс головой освобождаясь от этих мыслей.

– Но мой отец ненавидел это.

Высокие стены.

Он ненавидел быть в чьем-то полном распоряжении.

– Да! – воскликнула Денна.

– И я об этом!

Если Келлин говорит, что навестит меня вечером тогда и тогда -то, я начинаю чувствовать себя, как будто мою ногу прибили гвоздями к полу.

Если я сбегаю – потом виню себя в грубости и упрямстве, но если остаюсь, я чувствую себя собакой, под дверью ждущей своего хозяина.

Какое то время мы сидели молча.

Денна крутила кольцо на своем пальце,

блики сонечного света играли на бледно-голубом камне.

– И все же, – сказал я осматриваясь.

– Это прекрасные комнаты. – Они прекрасны когда ты здесь, – сказала она.

Несколькими часами позже я поднялся на узкий лестничный пролет позади мясной лавки.

Слабый запах прогорклого жира донесился из переулка ниже, но я улыбался.

День проведенный с Денной был редким удовольствием, и мои шаги были непозволительно легки для человека, собирающегося заключить сделку с демоном.

Я постучал в солидную деревянную дверь на верхней лестничной площадке и стал ждать.