Текст книги "Антология советского детектива-36. Компиляция. Книги 1-15 (СИ)"

Автор книги: Данил Корецкий

Соавторы: Анатолий Кузнецов,Николай Коротеев,Лазарь Карелин,Теодор Гладков,Аркадий Ваксберг,Лев Корнешов,Лев Квин,Иван Кононенко,Вениамин Дмитриев,Владимир Масян
сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 178 страниц)

8

Зима 1964-го года выдалась снежной и холодной. Часто бушевала метель. Сухой рыхлый снег засыпал вокруг Пасечного окрестные леса и поля. Из Брянска пригнали снегоочиститель, и он то и дело курсировал мимо Пасечного. А на пристанционном перроне по утрам чиркал фанерной лопатой старый дворник дед Фома. На улицах поселка жесткий от мороза, еще не слежавшийся снег сердито скрипел под ногами и отваливался от подошв спрессованными плитками.

Но в ночь на 7 февраля заметно потеплело... В безветрии отвесно падали крупные влажные хлопья и, оседая друг на друга, окутали Пасечное лебяжьим пухом. Крыши стали выше, заборы – ниже.

К утру снегопад прекратился, небо прояснилось, и над поселком выплыл перламутровый серп месяца со слегка размытыми краями.

Медленно рассвело... А побледневший от дневного света месяц все еще висел над Пасечным. Будто из-под мохнатых горских шапок голубыми удивленными глазами смотрели окна домов...

Из больничных дверей вышла медсестра Рая Орешкова, посмотрела по сторонам, глубоко вздохнула ароматный свежий воздух и побежала по улице, размахивая руками в узорных вязаных рукавичках. Она напрямик, раскидывая валенками снег, пересекла еще не расчищенную небольшую площадь и свернула в боковую улицу, обсаженную вдоль заборов липами.

Поравнявшись с участком доктора Лунина, Рая остановилась и толкнула калитку, но она не поддалась; только снежный комок сорвался с навесика и скользнул Рае за воротник. Она сняла рукавичку и просунула руку между досок – крючок болтался свободно, калитка была не заперта. Рая налегла на нее плечом и отодвинула рыхлый сугроб. Открылась нерасчищенная дорожка. Она вилась гладким, не тронутым лопатой желобком между отвесными стенками старых сугробов.

«Никаких следов! Да он же не выходил! Неужели заболел?» – с тревогой подумала Рая и побежала к крыльцу. Дверь была чуть приоткрыта, и в коридор нанесло косой намет снегу. Рая вошла в коридор и постучала. Ответа не было.

– Анатолий Романович, к вам можно? Анатолий Романович! – Рая слегка потянула дверь на себя, и она отворилась. В кухне горел свет, хотя на дворе было уже совсем светло. Рая шагнула через порог и отшатнулась: на полу возле плиты лежал человек. Его голова и верхняя часть тела были покрыты легким пальто.

– Кто это? – слабо вскрикнула Рая. Она откинула с лица человека пальто – перед ней был Лунин. На его вздутом лице возле виска запеклась кровь. Голова лежала в луже крови, уже подернувшейся мутной пленкой. Он был мертв. Рая поняла это сразу, едва прикоснувшись к его холодной закоченевшей руке.

– Боже мой, боже мой, – шептала Рая, снова закрывая лицо покойника и стараясь придать пальто прежнее положение.

Она выскочила во двор и стала звать на помощь.

Первым прибежал Кондратий Иванович. Но Рая, опомнившись, остановила его у калитки:

– Сюда нельзя!

– Да что случилось, чего ты орешь? Почему сюда нельзя? – возмутился Кондратий Иванович, отстраняя ее.

– Убили! Убили доктора! – Рая схватила его за рукав и не пустила во двор. Она скороговоркой объяснила, в чем дело. Кондратий Иванович всплеснул руками и опустился в сугроб.

– А я гляжу: ночью горит свет на кухне.

Подошли соседи из других дворов.

– Товарищи, во двор, а тем более, в дом – нельзя! Вы, дедушка, стойте на часах у калитки, – обратилась она к Кондратию Ивановичу, отряхивая его от снега. – Пусть кто-нибудь бежит в милицию, а я помчусь в больницу.

Кондратий Иванович загородил собой калитку и приказал жене:

– Мать, тащи кожушок и рукавицы. А вы, граждане...

Вскоре из машины с красной полосой вышел начальник милиции капитан Малахов в сопровождении следователя Хромых и двух милиционеров. Почти следом за ними подъехала прокурорская «Победа»,

– Почему собаку не взяли? – спросил прокурор, вылезая из машины.

– Бесполезно, снегу навалило. Да и поздно уже, Юрий Семенович, железная дорога рядом, – ответил следователь, пропуская прокурора вперед.

– Гм... Железная дорога?.. У вас уже есть выводы? – Прокурор в расстегнутом пальто быстро подошел к калитке, решительно распахнул ее и, посматривая по сторонам, пошел по двору. Остальные гуськом шли за ним.

Прокурор, словно крадучись, вошел на кухню и, не сходя с места, осмотрел ее, а затем шагнул к убитому, двумя пальцами приподнял пальто над его головой и снова опустил.

– Немедленно врача! Эксперта вызвали?

– Эксперт будет через полчаса. Самолетом, – отозвался Хромых. – А врачи сейчас подойдут.

Вошли Гурген Макарьян и Кучерова. Кучерова склонилась над Луниным и сразу же, тяжело вздохнув, выпрямилась и молча посмотрела на прокурора.

– Ясно, – буркнул прокурор. – Когда прекратился снегопад?

– В три часа ночи, – ответил начальник милиции.

– Убийство произошло скорее всего вечером, – вставил Хромых.

– Почему так думаете? – повернулся к нему прокурор.

– В печке совсем мало шлака, а в ведре угля больше половины.

У Макарьяна на глазах блестели слезы. Он чиркнул спичкой и прикурил.

– Курить бы не надо! – строго сказал Хромых.

Макарьян торопливо прижал пальцами горящую папиросу и скривился от боли.

– Пожалуйста, станьте вон туда, в угол, – сказал Хромых Макарьяну и Кучеровой. – Идите сюда, Сергеев, – он протянул руку к младшему лейтенанту. – Фотографируйте отсюда и отсюда...

Вспыхнули «блицы» лампы.

– Теперь снимите пальто...

Снова защелкал затвор фотоаппарата. Хромых обвел мелом контур тела Лунина.

– Всюду половики... Никаких следов... Отпечатки... – Он кивнул сержанту: – Дверь, шкаф, рукоятка топора, кружка, стол, полено... В общем, смотрите сами...

Хромых поднял очки.

– Это очки пострадавшего? – он посмотрел на Макарьяна.

– Да, его.

В углу валялась поршневая ручка.

– А это?

– Его. Это точно.

Хромых через лупу внимательно исследовал клеенку. Потом опустился на пол. Под стеклом мелькали шерстинки, крошки хлеба, бумажки... Хромых заглянул под стол. Рядом с ножкой он увидел небольшой осколок стекла, чуть дальше – другой. «Плексиглас. Часы Лунина висят на гвоздике над столом, значит преступник разбил свои часы!» И еще маленький осколок...

Хромых завернул их в бумажку и сунул в карман. В щели пола он увидел какую-то светло-желтую шелуху. Присмотрелся: что-то вроде насекомого. «Это же сухая дафния». Он поддел ее кусочком бумажки и, поднявшись, стал рассматривать в лупу. Сомнений не было.

– Сержант, посмотрите, нет ли в доме аквариума?

– Нет, Вениамин Павлович.

– Смотрите, Юрий Семенович, дафния...

– А что это такое? Ах, дафния... Интересно...

– А вот осколки часового плексигласа.

– Значит, Лунин оказывал сопротивление. Впрочем, следов борьбы не видно. – Прокурор сел на табурет и потер лоб.

Хромых осмотрел все комнаты и негромко объявил:

– Никаких признаков ограбления.

– Это сразу было видно: на вешалке – новое зимнее пальто Лунина, отличная меховая шапка, – устало заметил прокурор.

– Товарищ прокурор, там пришел почтальон... принес телеграмму Лунину, – заглянул в дверь Кондратий Иванович.

– Пропустите.

Вошел пенсионер Самохин – разносчик телеграмм. Он уже знал, что убили главного врача, но при виде убитого он закачался, дрожащей рукой снял шапку и так и застыл, забыл пригладить нелепо торчащие космы седых волос.

– Дайте сюда телеграмму. – Прокурор прочитал: «Дорогой папа, выезжай в пятницу вечером. Оля, Сергей». Куда это его вызывают?

– В Харьков, на свадьбу, – отозвался Макарьян, – его дочь выходит замуж.

– Адрес харьковский знаете? – спросил прокурор.

– Я не знаю, – Макарьян пожал плечами. – Вы не знаете, Варвара Антоновна? – спросил он у Кучеровой.

– Откуда мне знать?..

Вошел грузный мужчина в сопровождении тоненькой девушки в пушистой голубоватой шапочке.

– Судмедэксперт Мариничев, – отрекомендовался он, – а это моя ассистентка. – И он молча поздоровался с прокурором за руку, снял пальто и стал на колени возле тела Лунина.

– Я думаю, что с момента смерти прошло не менее двенадцати часов. Только после вскрытия, пожалуй, можно заключить точнее.

– Нашел адрес дочери! – Хромых держал в руке блокнот Лунина. – В кармане костюма лежал.

– Оповестите дочку от моего имени! – Прокурор встал.

Лунина вынесли. Вышли все посторонние.

– Что вы думаете об убийстве, товарищ следователь? – спросил прокурор, машинально растирая пальцами подбородок.

– Ничего не думаю, товарищ прокурор, ибо это не ограбление и, как говорится, не почва ревности, – грустно улыбнулся Хромых. – Хулиганство без каких-либо побуждений... месть.

– Месть? А что вы имеете в виду?

– Ничего не имею, просто перебираю версии...

– Лунин ведь был на Краснодарском процессе? – подался вперед прокурор. – Когда товарищ следователь упомянул железную дорогу, я подумал, что его мысль работает в этом же направлении. В общем, вывод напрашивается сам собой... Здесь дело серьезное, так что самим нам не разобраться... Убийца дерзкий и прямолинейный; даже наплевал на инсценировку ограбления. Что это, глупость или уверенность в недосягаемости? Буду звонить в Брянск. Свяжусь с управлением госбезопасности.

9

Вот уже пять дней Мартовой не находил себе места. Каждый раз, возвращаясь домой, он со страхом, дрожащими руками нажимал кнопку звонка и входил в свою квартиру, словно крадучись, боясь увидеть там человека, встреча с которым сулила ему гибель – ведь Лунин мог приехать и до субботы – дня, на который назначена свадьба.

Сегодня была пятница. Вчера вечером была послана Лунину телеграмма. Сергей хотел дать ее еще утром, но Мартовой сам вызвался послать ее и отправил только вечером, после работы, с таким расчетом, чтобы она в дом Лунина попала только сегодня. Сегодня была пятница – решающий день. Сегодня он узнает, удалась ли Зиргусу эта операция?

Не дождавшись конца рабочего дня, Мартовой ушел с работы. Ему не терпелось поскорее попасть на почту. А вдруг там нет телеграммы? Что тогда? Что думать, что предпринимать? Ах, не стоит заранее терзаться, авось будет все хорошо! – успокаивал он себя. Сейчас он все узнает...

Мартовой сошел на остановке «переулок Короленко» и поспешил на почту. Он подождал, пока уляжется волнение, и протянул в окошечко паспорт. Девушка подала ему телеграмму, и он отошел в глубь зала. Телеграмма была из Витебска. Послана утром.

«Диссертацию защитил, осложнений не было, привет всем друзьям. Айнар».

«Ну, слава богу!» – вздохнул Мартовой.

Он вышел на улицу. Перед ним плясали разноцветные буквы, высвечивая слово «Центральный».

«Зайти, что ли, в ресторан, пропустить стаканчик на радостях? – заколебался он, но вдруг его обожгла мысль: – А что, если Айнар обманул? Только успокаивает меня, а сам... Черт знает, что может прийти на ум этому бандиту!.. Не сегодня, так завтра я все равно узнаю правду, какую ни есть». Он круто повернулся и зашагал домой.

Дверь ему открыла Нина Дмитриевна. На него смотрели ее блестевшие от слез глаза.

Мартовой устало смежил веки и рванул воротник пальто. Его лицо исказила гримаса отчаяния.

«Все!.. Не удалось! Вот и конец!» – он вообразил, что за ним уже пришли чекисты и ожидают в квартире.

– Что с тобой? Ты уже знаешь? Откуда? – шепотом спросила жена.

– О чем ты говоришь? Что случилось?

– Олин отец...

– Что случилось? – истерично крикнул Мартовой, хотя он уже все понял, и этим криком, как стоном, облегчил свою скованную страхом душу.

– Умер Анатолий Романович. Только что пришла телеграмма.

Мартовой схватил телеграмму: его рука тряслась, буквы прыгали перед глазами.

– «...скоропостижно скончался»... – эти слова гипнотизировали его. Он поднял голову и поочередно обвел взглядом жену, Олю, Сергея:

– Сердечный приступ? Он болел?

– Нет, не болел, не болел, – растерянно лепетала Оля, – но такие случаи знает медицина...

– «Карпов»... Кто такой?

– Не знаю, Василий Михайлович. В больнице как будто нет такого врача... Да что же мы стоим?! Сережа... Мы с Сергеем едем в Пасечное.

– Сейчас?! – воскликнул Мартовой.

– Конечно...

Сергей вынес из комнаты уже собранный чемодан и снял с вешалки Олино пальто.

– Одевайся... Мы опоздаем!

– Вы бы хоть поели... Оля, Сережа... – нерешительно предложила Нина Дмитриевна.

Сергей помогал Оле надеть пальто:

– Некогда, мама. Быстренько собери нам чего-нибудь в дорогу.

– Нина, – сказал Мартовой, вбегая на кухню, – я тоже поеду с ними. Утром позвони Макарову, объясни... – И, подойдя к жене, ласково погладил ее по волосам и с неподдельной болью посмотрел ей в глаза.

– Горе-то какое! – Нина Дмитриевна упала на грудь мужа.

У Мартового радостно стучало сердце. «Не обманул, не обманул!..» – с теплотой вспоминал он Зиргуса. Он опьянел от радости и не скрывал суетливой оживленности, понимая, что она воспринимается как растерянность или подобие истерии.

Он решил ехать в Пасечное, чтобы услышать разговоры, предположения и убедиться, что Зиргус не оставил каких-либо следов. Только бы удалось Зиргусу незамеченным выбраться из Пасечного, а там ищи ветра в поле...

Да, только в Пасечном он сможет узнать, какая окраска будет дана убийству следственными органами, какой характер примет расследование. И еще: теплилась надежда как-то повлиять на дальнейший ход событий, направить следствие по ложному пути.

10

Полковник Мохов положил телефонную трубку, медленно собрал бумаги, сложил в сейф и стал наводить порядок на столе.

«По-видимому, прокурор Карпов прав. Немотивированное убийство исключается... Гм... Его надо связывать с активностью ветерана, с его перепиской, – решил он, вытряхивая из пепельницы окурки. – А может, лучше предположить... Да, Карпов сказал, что Лунин ездил в Краснодар!.. Две линии... Но сходятся... Вот тут и загвоздка... И никаких улик...»

Минуту спустя вошел капитан Тарасюк.

– Серегин сказал, что вы меня звали, товарищ полковник.

– Да, садись, Олег. Слышал, что произошло в Пасечном? Утром звонил нам Карпов... – полковник кивнул на стул, морщась от папиросного дыма.

– Доктор Лунин? Недавно узнал. Догадываюсь, что это по нашей линии...

– Немного погоди с выводами, а поезжай в Пасечное и помоги следователю. Так и этак покрути дело, – может, простая уголовщина. А вообще ты правильно прикидываешь. Я чую, что вклинился Лунин куда-то, в чье-то заповедное влез... Понимаешь, две линии – его переписка и Краснодарский процесс. Он давал там показания, а ты же знаешь, сколько там было упомянуто лиц! Многие из них пока не найдены... Особенно обрати внимание на его переписку. Сколько к нему приезжало людей! Поди найди их! В общем, спать нам не придется... Если подтвердится версия насчет Краснодарского процесса, надо докладывать в Москву. Думаю, что преступник с повинной не придет, а коль скоро это так – за работу!

На следующий день Тарасюк приехал в Пасечное.

– Привет, Вениамин Павлович, – поздоровался он, войдя в кабинет следователя.

На столе Хромых лежала солидная пачка писем, присланных Лунину в разное время; он перечитывал их и делал выписки в тетрадь.

– Здравствуйте, товарищ капитан. Жду вас, – Хромых протянул гостю руку.

– Ну, что там у вас нового? – Тарасюк подсел к столу, взял одно письмо и покрутил его в руках. – Представляете себе, что это будет за труд! Не исключено, что кто-то из этих авторов убил Лунина. Нужно установить и, этого мало, – доказать! Что-нибудь есть интересное?

– Трудно пока сказать. Занялся ими недавно. В письмах зачастую – с нашей точки зрения – много «воды»: пишут о семье, о работе, вспоминают об общих знакомых. Есть письма содержательные, раздумные, а больше – эмоциональные; люди радуются, что нашли друг друга, немного хвастаются своими заслугами, участием в войне, – их можно понять. Там, например, есть предложение встретиться всем сразу, собраться, как один пишет, в Москве на Красной площади в День Победы. Некий Харитонов просит сообщить, не знает ли Лунин – жив ли их командир, где он? Дескать, хотел бы с ним встретиться. Есть сообщение о высылке фото. Кстати, у Лунина много фотографий его боевых товарищей... Кто-то описывает боевой эпизод, в котором погиб интересующий Лунина человек. И так далее и тому подобное. К тому же, письма в основном старые. Я еще не все просмотрел. Да, есть переписка со следователем из Краснодара.

– С соседями беседовали?

– Да. Но только один из них – Русанов Кондратий Иванович, бывший учитель – дал показания, да и то несущественные. Его двор напротив двора Лунина. И вообще, они еще с войны были друзьями. Даже на свадьбу ехать собирались вместе.

– Что же он говорит?

– В день убийства, просматривая «Брянскую правду», он увидел некролог: скончался Степан Федорович Шушунов – их бывший партизанский командир. Он так расстроился, что разболелась голова, и он прилег. Вечером он решил пойти к Лунину и погоревать вместе с ним. Но его невестка, операционная сестра из хирургического отделения, строго-настрого запретила это делать, сказав, что Лунину завтра оперировать тяжело больного, так нечего его расстраивать. Русанов и не пошел, а лег спать. Около полуночи он встал по надобности и увидел, что в кухне у Лунина горит свет. Он еще подумал: не спит Анатолий, волнуется, а может, книги какие просматривает, к операции готовится. А увидев свет утром, естественно, подумал, что Лунин собирается на работу.

Тарасюк встал, походил по кабинету, снова сел.

– А что говорят в больнице?

– Все подавлены и удивлены. Особенно потрясен хирург Макарьян. Из-за его состояния отложили операцию тяжело больного. Кстати, тут один наш работник выдвигает версию – не замешан ли в этой истории Макарьян? Мол, Макарьян был влюблен в дочь Лунина – это, правда, так и есть – вдруг Ольга выходит замуж. Естественно, что между Макарьяном и Луниным мог произойти крупный разговор. Макарьян мог упрекнуть его в чем-то. Оба не сдержались, поссорились – и вот результат. Этот товарищ ссылается на кавказскую натуру Макарьяна. Спору нет, он горяч. И, если бы не одно «но», я мог бы тоже такое подумать, а так категорически отметаю это подозрение.

– А что это за «но», – Тарасюк поднял глаза от бумажки, на которой рисовал фигурки, слушая Хромых.

– Гурген – мой друг, и я знаю его хорошо. А в тот злополучный вечер он как раз сидел у меня. Я повстречал его у выхода из больницы, и мы вместе пошли домой. А живет он в нашем доме, его комната напротив моей. Весь вечер мы проговорили о его больничных делах, о Лунине. Он поделился со мной и своей радостью – его назначили заведующим хирургическим отделением. Только эту радость он бурно не воспринимал, как можно было ожидать. Сильно переживает замужество Ольги – это верно. Но это честный и порядочный парень, и я за него ручаюсь.

– С дочерью Лунина говорили? Что она думает по поводу убийства?

Хромых махнул рукой.

– С ней говорить невозможно – ей все время плохо. А муж и свекор тоже не могут прийти в себя, – ходят как неприкаянные. Да и что они могут знать? Старший Мартовой даже не успел познакомиться с Луниным. Все они приехали сегодня утром.

– Ничего удивительного, такое горе! Пусть немного успокоятся, я с ними поговорю сам.

Под вечер капитан Тарасюк постучался в дом Лунина. Оля открыла дверь. Тарасюк предъявил удостоверение и сказал:

– Может, вам и не до меня, но в интересах следствия мне нужно кое-что выяснить.

Оля провела его в комнату, где сидели Сергей и Мартовой. Тарасюк поздоровался с ними и обернулся к девушке:

– Скажите, Ольга Анатольевна, говорили ли вы кому-нибудь в Риге о распорядке ваших каникул и, в частности, то, что вы после посещения Пасечного поедете в Харьков? Или вы, Сергей?

Оля и Сергей вопросительно смотрели друг на друга.

– В общем... Конечно, все мои подруги по институту знали, что мы с Сергеем поедем ко мне. Ну, а то, что мы будем в Харькове, подразумевалось само собой. О свадьбе я ничего не говорила... Мы и сами с Сергеем тогда еще не решили, где ее устраивать.

– А вы, Сергей?

– Мне просто нечего добавить. Знали и мои товарищи.

Тарасюк что-то записал в блокнот.

– А в Харькове? – спросил он. – Кому вы рассказывали об отце Оли? Или, может быть, в поезде?

– В поезде – никому. С нами ехала женщина с мальчиком лет пяти... А в Харькове я навестил двух школьных товарищей, пригласил на свадьбу. Больше ни с кем мы не говорили. Правда, Оля?

– Да. А я никого там не знаю. Все эти дни мы были дома. Ходили на рынок за продуктами к свадьбе, в магазины.

– Нам нужно все знать, – сказал Тарасюк.

– Да вы поймите наше горе, товарищ... не знаю вашу фамилию, – Мартовой остановился.

– Тарасюк.

– Жаль человека, товарищ Тарасюк. Обидно, когда гибнет фронтовик в мирное время. Я сам прошел тернии войны и, как говорится, хлебнул горького через край. Курите, – предложил Мартовой.

– Спасибо, не курю.

Мартовой сбил с папиросы пепел и продолжал:

– Лунину за время войны пришлось сталкиваться со многими людьми, с хорошими и плохими. А вдруг одного из последних он встретил в Пасечном или поблизости? События развернулись так стремительно, что он не успел сообщить об этом, куда следует.

– Это вполне вероятно, – согласился Тарасюк. – Ведь Лунин долгое время воевал в партизанах, то есть на оккупированной врагом территории, где предатели попадались на каждом шагу – полицаи, старосты, просто осведомители...

– Как бы там ни было, одно здесь совершенно ясно – убили его не для того, чтобы ограбить. В доме ничего не тронуто, – заключил Мартовой.

Тарасюк снова обратился к Оле и Сергею:

– А вы не заметили, может быть, Анатолий Романович был чем-то встревожен, подавлен?

– Что вы! Он был бодрый, веселый. И мы никогда бы не подумали, что видим его в последний раз, – Оля залилась слезами.

Мартовой с укоризной возразил:

– Да если бы Анатолия Романовича что-нибудь угнетало или тревожило, разве стал бы он омрачать этот короткий день свидания с ребятами? У них только начинается свое маленькое счастье, своя жизнь...

Тарасюк понимал, что его вопросы исчерпаны. Что могла знать Оля, видевшая отца только в каникулы?

«По-видимому, родственник Лунина прав. Надо вести поиск во всех направлениях», – размышлял Тарасюк по дороге к следователю Хромых. Он забрал у Хромых письма, взятые в квартире Лунина дафнию, осколки часового стекла и уехал в Брянск.