Текст книги "Антология советского детектива-36. Компиляция. Книги 1-15 (СИ)"

Автор книги: Данил Корецкий

Соавторы: Анатолий Кузнецов,Николай Коротеев,Лазарь Карелин,Теодор Гладков,Аркадий Ваксберг,Лев Корнешов,Лев Квин,Иван Кононенко,Вениамин Дмитриев,Владимир Масян
сообщить о нарушении

Текущая страница: 176 (всего у книги 178 страниц)

– Это чтобы ты не испугался, когда на мои телеса голые взглянешь, – вполне серьезно ответила Мара.

…Как и планировали, труп Бекета они вытолкали через окно на лицу. Да так аккуратно, что он, придерживаемый сверху за руки, мягко опустился вдоль стены и остался на бетонных отмостках в полулежащем, в полусидящем положении. Чем не случайно прикорнувший алкаш?!!

Потом, закрыв створки окна на шпингалет, опустили шторы, чтобы из квартиры свет не пробивался на улицу. Свет нужен был, чтобы навести косметическую уборку в комнате. На всякий случай… Быстренько прибрались и покинули квартиру. Никто из соседей в коридоре не повстречался. Видно, днем было съедено и выпито в меру, и мочевой пузырь сон не тревожил.

На улице Сухозадов не забыл подойти и вынуть нож из тела Бекета. Тут же о бекетовскую куртку вытер лезвие, оставив на ней несколько кровавых, крест-накрест, полосок. Закрыл лезвие и спрятал нож в карман брюк. Туда, где он находился до убийства.

– Теперь пошли! – сказал, догоняя Мару. – Все в ажуре…

– Пошли. – Отозвалась та. И они растворились в ночи…

А через несколько минут после их ухода кто-то из жильцов этого дома (это так и осталось неизвестным), скорее всего какой-то влюбленный паренек, возвращаясь от своей Афродиты, обнаружил труп и позвонил, не представляясь, по 02.

3

Было давно за полночь, когда в опорном пункте раздался телефонный звонок.

– Это явно не ваши любовницы, – отреагировала с присущей лишь ей легкой колкостью Матусова Таисия Михайловна. – Даже ваши любовницы в это время уже спят… Скорее всего, дежурный, Петр Петрович Цупров проверят: на опорном вы или нет. Не поднимайте трубку.

И телефонную трубку не подняли, несмотря на то, что кто-то звонил долго и настойчиво.

Спиртным хоть и не жадовали, употребляя по глотку между очередными байками и под приличный закусь, но под шафе были все, а потому «светиться» не хотелось.

– Может, кто-то из наших женушек, не дождавшись, проверяет… – как-то неуверенно предположил Подушкин Владимир Павлович.

– Исключать нельзя, – тут же отозвался Сидоров, – но не думаю…

– А зачем тебе думать, – пошутила Матусова, – голова нужна, чтобы фуражку носить или стены проламывать. Если крепкая…

– Михайловна, – начал было Сидоров, но очередной звонок остановил его в начале предложения. И что он хотел ответить инспектору по делам несовершеннолетних, осталось загадкой.

– Придется взять трубку, мужики, – сказал Паромов. – Видно, что-то случилось. Зря, что ли мы тут ржали, накликая себе неприятности…

– Или работу! – подхватил Астахов. – Бери трубку, что зря время терять. Все равно из дома поднимут, если что-то серьезное…

– Не поднимай! – запоздало крикнул Сидоров.

Но Паромов уже оторвал трубку от рычажков аппарата, и сигнал о том, что трубка поднята, пошел абоненту.

– Слушаю, – не представляясь, сказал он, даже голос слегка попытался изменить.

На том конце провода был, как и следовало ожидать, оперативный дежурный Промышленного РОВД майор милиции Цупров Петр Петрович.

– Не открутитесь, – позлорадствовал Цупров, возможно, с ехидной улыбочкой, как довольно часто делал. – Знаю, что все в опорном. – И продолжил, не дожидаясь ответной реакции: – Честное слово, я бы вас, мужики, не побеспокоил, но у вас труп!

– Как труп?!! – воскликнул Паромов, уже не маскируясь, и еще надеясь на чудо, и на то, что майор пошутил. – Ты шутишь?

У присутствующих после услышанного враз лица вытянулись, участковые уже поняли, что спать в эту ночь им не придется.

– Да какие уж шутки… Труп неизвестного мужчины, возле крайнего подъезда дома тридцать по Обоянской. Больше, Николай, я и сам не знаю. Но прошу учесть, что туда уже заместитель начальника УВД подполковник Посашков Леонид Перфирьевич с кем-то из сотрудников уголовного розыска области поехал. Понял?

– Понял. – сказал Паромов и бросил в сердцах трубку на аппарат.

– Влипли! – начал объяснять он ситуацию. – Труп неизвестного мужчины на Обоянской, тридцать… Скорее всего, криминальный… И руководство областного аппарата возле него. Вот такие, братцы, дела. Погуляли, что говорится, на славу!

– Да, влипли! – согласился Астахов. – Мой участок. Вы еще можете…

– И не думай, – сказал Паромов, – пойдем вместе.

– Ты что, Миша? – встал рассерженным медведем Сидоров. – Уху ел, что ли?!! Так ее, вроде, и не было на столе. Пили вместе и на труп пойдем вместе.

– И я с вами… – по привычке сказал Подушкин, забыв, что он уже не начальник штаба ДНД, а заместитель начальника ВОХР.

– Нет, Палыч. Тебе завтра на работу. В охрану… – зашикали дружно на него участковые. – Или забыл?

– Не забыл. Но…

– Вот именно: но! – отрезал Паромов.

– Тогда я с вами пойду, – встала из-за стола Матусова. – Это я больше всех о трупах язык чесала…

– Нет уж, уважаемая, – отреагировал Астахов. – Пьяные участковые – это просто пьяные менты нижайшего офицерского корпуса. А пьяные участковые с пьяной инспекторшей ПДН – это уже разврат и аморальщина! Так что – извини, подвинься!

– Да никакие мы не пьяные, не хрен на себя наговаривать! – попробовала зайти с другого боку Матусова. – Возможно, запашок небольшой имеется, но мы его сейчас моими духами забьем. – Она полезла в свою дамскую сумочку за флаконом. – И не инспекторша, а инспектор, черти неграмотные… Нет в русском языке слова инспекторша. Есть инспектор. Мужского рода.

– Пусть мы неграмотные, – принял шутку Астахов, – но с правильной половой ориентацией. Так что, пьяной бывает только инспекторша. – Сделал он акцент на окончании прилагательного «пьяной». – А инспектор бывает всегда пьяным или пьян. Это, смотря сколько он влил…

– Нет, – сразу же не согласился Сидоров, услышав про духи, – пусть лучше от нас попахивает водкой, чем женскими духами! Так спокойней. От мужчины должно и пахнуть мужчиной, а не чем-то иным! – И добавил: – Что стоим? Покатили… А ты, Палыч, по старой памяти проводи Михайловну домой, чтобы у нас душа была за нее спокойней! Двинули!

Больше не спорили, и, как сказал Сидоров Владимир Иванович, двинули из опорного.

4

От опорного пункта до дома тридцать было около двухсот метров. Возможно, чуть больше. Пробежали за минуту.

Возле третьего подъезда стояла управленческая «Волга» черного цвета с куровскими номерами, начинавшимися с двух нулей. Чтоб всем сразу было понятно: в машине не хрен собачий, а важный начальник. По аналогии с грифами секретности. Когда в грифе стоит один ноль, то это небольшая секретность. Так себе! Когда же два нуля стоят на документе – это уже секрет в секрете! Высшая степень секретности! Например: секретный агент 007 – Джеймс Бонд.

Когда участковые вынырнули из-за угла злополучного дома и увидели «Волгу», то и их увидели из «Волги». Ибо, сразу же включился свет фар, выхвативший из темноты что-то темное и бесформенное у стены, между входом в подъезд и торцом здания. А вслед за тем открылись задние дверцы автомобиля, и двое мужчин, почти одновременно, выбрались из салона.

«У стены – труп, а вылезшие из «Волги» – начальники… – вяло подумал старший участковый. – Делать нечего, надо идти докладываться».

По-видимому, то же самое подумали и участковые, так как все они, не сговариваясь, пошли представляться.

Странное дело, подполковник Посашков, курирующий в управлении всю оперативную службу, и занимавший второе место в УВДэшной иерархии, никак не отреагировал на запах спиртного, пусть и не сильно, но исходивший от участковых.

– Посмотрите, может, опознаете, – указав на бесформенную массу у стены, сказал он.

Подошли ближе. Бесформенность пропала. Стали видны очертания мужского тела.

Еще лица не видели, а Астахов сказал:

– Кажется, Бекет…

И тут же поправился:

– Виноват, товарищ полковник, кажется, это Бекетов Валерий Иванович… Особо опасный рецидивист. Куртка – точно его. Приметная. Но мог кому-нибудь и дать…

Паромов и Сидоров поддержали своего товарища:

– Бекетов… Он самый. И куртка, точно, его.

Заместитель начальника УВД пропустил свое «повышение» в звании мимо ушей и рассудил:

– Что гадать на пальцах, как девка деревенская перед выданьем: любит – не любит?.. В харю загляните. Или трупов боитесь и бздите?…

Подполковник Посашков в начальники выбился с «земли», начиная службу с простого оперуполномоченного отделения уголовного розыска Поныровского РОВД. Потом был заместителем по оперативной работе и начальником Конышевского РОВД. Повидал всякого. Поэтому он и не «принюхивался» к участковым и сказанул от души: «В харю загляните…»

Вполне нормальная реакция старого оперативника.

За время работы участковые трупов насмотрелись всяких, и «бздеть» от вида трупа было не в их правилах. Приподняли голову – последние сомнения исчезли: Бекет собственной персоной, еще теплый, но уже бесконечно мертвый, лежал у стены. И кровоточащую рану обнаружили в области груди: Астахов рукой вляпался в кровь, поворачивая тело под свет фар.

Вляпался и чертыхнулся:

– Чет возьми, надо срочно вымыть руки, а то, не дай бог, заразу какую-нибудь подцепишь. Туберкулезный и сифилисный был при жизни покойничек…

Опер из УВД, до последней фразы участкового в присядку разглядывавший труп Бекета, мгновенно выпрямился и отвалил в сторону.

«Чистоплюй! – неприязненно подумал старший участковый. – Только ЦУ выдавать мастера, а в дерьме ковыряться – боже упаси! Лучше бы из машины не вылезал. Как водитель. Сидел бы себе да сидел… А то и отличиться перед высоким начальником хочется, и перчатки белые снимать не желает…»

– Сан Саныч, – не удержался от подначки опера Посашков, увидев как тот козликом скакнул от трупа, – ты что, укололся о труп? Вон как подпрыгнул!

– Да нет, – сконфузился оперок, – но говорят, он весь заразный…

– Ну-ну! – усмехнулся Посашков. – Правильно мыслишь. Чего белые ручки марать… Пусть участковые возятся. К ним ни одна зараза не прилипает.

Подполковник был с юмором.

И этот сдержанный юмор заместителя начальника УВД враз уничтожил скованность участковых и незримую границу отчуждения, возникшую между участковыми и им.

По всем канонам криминальной работы и существующим инструкциям участковые должны были осуществлять охрану места происшествия. В первую очередь. Затем должны были оказать помощь пострадавшим от преступных посягательств. Далее должны были принять меры к установлению очевидцев преступления, и, по возможности, к установлению подозреваемых.

В данном случае имелось преступление и потерпевший: еще свежий труп рецидивиста Бекетова с раной в груди. Имелось и место преступления: часть дворового пространства, часть стены здания с ливневкой, и лужей крови на ней.

Не было свидетелей, если не считать свидетелями кирпичные дома в округе с черными зевами оконных проемов и редкими квадратиками освещенных электрическими лампочками межэтажных пролетов в подъездах.

Не пахло и подозреваемыми. В связи с отсутствием таковых на месте преступления.

Не стоило беспокоить и «скорую помощь». Бекетову уже ни один врач не мог помочь!

– Товарищ подполковник, – обратился Паромов к Посашкову, как старший в группе участковых. – Прикажите возможных очевидцев устанавливать, подозреваемых искать, или охранять место происшествия до прибытия следователя прокуратуры и оперативной группы?

– А что их ждать. Прибудут – займутся. Место происшествия и труп никуда не денутся. Верно?

– Верно. – согласился старший участковый.

– Мы ведь тоже милиционеры, лейтенант, – продолжил меж тем Посашков. – И обязаны действовать по обстановке. Или ты не согласен?

– Что вы, товарищ подполковник, конечно, согласен.

Попробовал бы он не согласиться!

– Раз согласен, то, исходя из оперативной обстановки, займемся раскрытием преступления. Я знаю, что Бекет ваш был при жизни порядочным дерьмом, и мне его, как и вам, честное слово, не жалко. Но наш долг требует раскрыть преступление. И мы это сделаем… Верно я говорю, товарищи участковые, – обратился теперь он ко всем участковым. И те загалдели вразнобой:

– Верно! Верно!

– Если верно, то приступаем к раскрытию убийства, а охранять место происшествия будет мой опер и водитель. Все равно им больше делать нечего. А мы, посоветовавшись, – принимал Посашков руководство по раскрытию преступления на себя, как старший по званию и должности, – благословясь, примемся за дело. Вы – участковые, поэтому оперативную обстановку в этом микрорайоне лучше вашего никто не знает. Вам и карты в руки.

…Итак, что мы имеем, не считая трупа заживо сгнившего Бекета?

– Несколько ранее судимых из числа знакомых Бекета, проживающих поблизости, с которыми он мог, судя по запаху перегара, пить спиртное, потом поссориться и быть убитым во время этой ссоры… – высказался первым Паромов.

– Допустимо, – согласился Посашков. – Только вопрос, точнее, несколько вопросов: где пили, где ссорились, где резались и где орудие преступления? Мне кажется, что Бекет был или тяжело ранен, но в другом месте, а сюда то ли сам в горячке добрел, то ли его притащили. Что-то не похоже, чтобы тут, на улице, ссорились, шумели, потом убили – и обитателей дома не разбудили. Как вы считаете?

Такова была метода Посашкова вести беседу: версия и тут же вопрос собеседникам на реакцию по версии.

– Не исключено, что убит он был в другом месте, а сюда труп подбросили, товарищ подполковник, – ответил первым Астахов.

– Почему именно убит, а не ранен? – прервал Посашков.

– Если бы был ранен и сам шел, то следы крови за ним бы тянулись. Хоть изредка, но кровь бы капала на землю… А этого нет. Отсюда…

– Отсюда, – опять перебил подполковник, – или его прямо тут без большого шума и гама «пришили», или откуда-то, но из близкого места, притащили… Убитого… или тяжело раненого, а скончался здесь. Что на это скажете?

– Довольно реально… – теперь первым отозвался Сидоров, до этого момента предпочитавший отмалчиваться. А Астахов, развивая тему, добавил:

– В этом доме, даже в ближайшем подъезде, на первом этаже несколько полупритонов имеется. К примеру: у Банниковой Марии. Или у Анюты хромоножки… Да и Самохвалиха недалеко проживает… А в доме, что напротив, – жестом руки указал он на трехэтажный малосемейный дом, – Куко проживает, ранее судимый. А чуть подальше, в доме тринадцать «А» по улице Дружбы Клин живет, тоже судимый и друг Бекета. А…

Михаил Иванович хотел и дальше перечислять притоны и ранее судимых, но Посашков его перебил:

– Достаточно. Вижу, что участковые свой хлеб не зря жуют… – И добавил коротко: – Приступайте.

Читателю, возможно, и покажется, что совещание, проводимое заместителем начальника УВД с участковыми поселка РТИ над трупом Бекета, длилось долго. Это читается не так быстро. А совещание на самом деле длилось минут пять, не больше. Даже оперативная группа не успела прибыть, как участковые приступили к раскрытию убийства.

Следует обратить внимание читателя на специальную терминологию, чтобы в дальнейшем не путать понятия: раскрытие преступления и расследование преступления.

Расследование предполагает скрупулезные систематические усилия, как сотрудников следственных подразделений, так и оперативных служб при строгом соблюдении и выполнении процессуальных норм, с обязательной фиксацией всех следственных действий в протоколы, с привлечением специалистов из разных областей человеческой деятельности, с привлечением понятых для производства обнаружения, фиксации и выемки следов преступления и вещественных доказательств. И обязательно с выполнением такой необходимой процессуальной формальности, как официальное возбуждение уголовного дела.

Раскрытие предполагает все то же самое, но очень быстро и без процессуальной тягомотины.

Это вкратце, для общей ориентации читателя, не искушенного в милицейской кухне, далекого от юриспруденции и криминологии, от всех юридических терминов и понятий.

Первым делом участковые разбудили обитателей дома тридцать. Точнее, жильцов правого крыла первого этажа третьего (последнего) подъезда.

Из пяти квартир, расположенных в этом крыле, участковым, после поднятого ими грохота при стуке в двери, разбудившего точно полдома, открылись четыре. И их заспанные обитатели с чувством недоумения и нескрываемой досады уставились на представителей власти и порядка.

Оставалась закрытой лишь квартира Банниковой Марии, несмотря на то, что дом сотрясался от мощных ударов участкового инспектора милиции Сидорова Владимира Ивановича в дверь данной квартиры.

– Да что случилось? – таращились разбуженные жильцы. – И, пожалуйста, потише. Детишек еще напугаете…

Жильцы четырех квартир, в том числе и Апухтина Анна, выглядывавшие в ночных сорочках или наспех наброшенных халатах из-за приоткрытых дверей, узнали своих участковых, уже смирились с так неожиданно и грубо прерванным сном, немного вышли из сонной одури и стали проявлять интерес к происходящему.

– Извините, граждане, – начал более дипломатично Астахов. – Я, конечно, прошу прощения за прерванный среди ночи сон, но обстоятельства вынуждают сделать это.

– Скажите, что случилось? – опять задали вопрос самые нетерпеливые.

– Да криминальный труп возле вашего подъезда, – решил разъяснить причину столь неожиданного вторжения, Астахов. – Проще сказать убийство.

– И кого же убили? – спросила Апухтина.

Остальные жильцы вразнобой повторили тот же самый вопрос лишь с несущественным добавлением:

– Не из нашего ли дома кого убили? Не знаем ли мы убитого или убитую?

– Вопросы пока задаю я, – пресек ненужную инициативу жильцов Астахов. – Вы лучше скажите: никакого шума под окнами со стороны двора не слышали, пьяных разборок не видели? Может, кто с работы поздно возвращался, или от любовников?.. – пошутил он, так как из-за дверей выглядывали одни женщины. – И вдруг что видели? А?

Все дамы твердо сказали: «Нет!»

Считай, не видели и не слышали.

– А у вас тут вчера никаких пьянок не наблюдалось? – задал Астахов новый вопрос встревоженным обитателям коммуналки. – Знаю ведь, что госпожа Апухтина и ее соседушка Мара Банникова нет-нет, да и заведут карагод… и устроят пьянку-гулянку! Да так, что дым коромыслом! Кстати, где сама Банникова, почему дверь не открывает? – спросил он громко, в расчете на то, что услышит Мара. – Если думает отсидеться за закрытой дверью, то глубоко ошибается. Мы, люди не гордые и закон уважаем. Верно, товарищ старший участковый? – обратился он за поддержкой и, получив ее в виде короткого и твердого «Верно!», продолжил: – Дверь выбьем за милую душу да и скажем, что так она и была. В смысле – выбитой!

Апухтина, еще не дослушав до конца тираду участкового, сразу же стала причитать, что ее бедную, больную женщину все оговаривают и обижают. А сама исподтишка сигналила глазами участковому, мол, надо один на один перемолвиться парой слов, без свидетелей. Астахов сразу просек эти сигналы и, прикрикнув на хромоножку для маскировки доверительных отношений, потребовал:

– Показывай квартиру, старая сводница. Посмотрим, не прячешь ли там кого?

– Детьми клянусь, никого нет, – стала ретироваться Апухтина под напором участкового.

Астахов вошел в ее квартиру и закрыл за собой дверь, оставив остальных участковых в коридоре. С выглядывающими из-за дверей полуобнаженными обитательницами малогабаритных квартир. Не в пример Апухтиной эти женщины помалкивали. Лишь одна из них неуверенно сказала:

– Сегодня, вроде бы тихо у нас было… Верно, бабы?..

Бабы тихо и вразнобой подтвердили, что сегодня в их секции было тихо. Однако добавили, что весь день работали и домой пришли поздно и то, что тут днем творилось не знают.

– А у Банниковой? – уточнил вопрос Паромов.

– И у Мары тоже, вроде, было тихо… – сказала молодая женщина с черными, слегка взлохмаченными волосами, в байковом цветастом халатике поверх шелковой розового цвета ночнушки, из квартиры, расположенной как раз напротив банниковской.

И тут же пояснила, что свет в ее квартире, когда пришла после работы во вторую смену домой, вроде бы видела.

– Кажется, из-под двери пробивался…

– Во сколько это было? – уцепился за ниточку Паромов.

– На часы не смотрела, но приблизительно в половине двенадцатого… – ответила молодуха. И опять добавила с ноткой недоумения: – Дома должна быть… Но почему не открывает? Странно…

– Это мы сейчас узнаем, – сказал Сидоров и саданул своим сорок пятым растоптанным в полотно филенчатой двери, не раз уже выбиваемой, судя по пестрым заплаткам на самом полотне и на дверной коробке.

Дверь крякнула – и открылась, показывая погнутый ригель замка. Из дверной коробки на пол посыпалась древесная труха.

Сидоров с порога нащупал выключатель и щелкнул им.

Все придвинулись к дверному проему банниковской квартиры, даже женщины в ночнушках. Как же, интересно?

В квартире никого не было.

– Странно… – первой нарушила паузу та, что была в цветастом халатике. – А мне казалось, что она дома… Может, позже ушла, когда я сама спать легла?

Ее вопрос повис в воздухе.

– Гм… – крякнул досадливо Сидоров. – Промашка вышла…

И ему, и старшему участковому было досадно, что дверь квартиры выбили, а там никого. Теперь отписывайся в прокуратуру!

Можно подумать, что они в первый раз чужие двери вот так, впустую, высаживают?!! Думать можно, конечно, всякое, а неприятности огребать никому не хочется. Однако, дело сделано. И ничего не оставалось, как бегло осмотреть комнату… Хотя бы с порога.

Комнатушка было маленькой, три на четыре метра. У левой стенки стоял старенький трехсекционный шифоньер с большим зеркалом на средней дверце и такой же древний сервант с десятком разномастных бокалов и пятком фаянсовых чашек. Тут же было несколько стилизованных фигурок животных. Из все того же фаянса, а может, и из простой обожженной глины, покрытой краской и эмалью. Остаточные следы былой, прежней, наверное, молодой жизни Мары.

На верхней полке серванта, диссонируя с окружающей обстановкой, стояла стеклянная ваза с искусственными цветами. Такие вазы обычно стоят на столах, особенно, на круглых. В центре. Тем более, что такой стол в комнате имелся. Словно ее на время поставили, а потом забыли возвратить на место.

У правой стены стояла кровать, односпалка. Высокая, с металлическими спинками. Сейчас такие и не делают, практикуя все из полированной деревоплиты.

Кровать была застлана марселевым покрывалом желто-розового тона. Но как-то бегло, впопыхах. Так как отчетливо просматривались вмятины, словно в этих местах совсем недавно сидел человек.

Перед окном, в центре стоял уже упомянутый нами, круглый стол, накрытый клеенкой. Пустой. Возле него – пара скособоченных стульев и табурет.

Еще один табурет, сломанный, лежал недалеко от тумбочки с телевизором «Рекорд». В левом углу комнаты.

Видимая часть давно не крашенного деревянного пола была без признаков посторонних вкраплений и недавнишнего мытья.

– Кажется, все нормально… на первый взгляд… – сделал вывод Сидоров, но не совсем уверенно.

Что-то невидимое, незримое при осмотре его настораживало. Но что именно – было непонятно…

– Похоже, так, – согласился с ним Паромов, – только пустота на столе, который, если на нем не едят несколько человек, бывает завален всякой всячиной. По крайней мере, на нем должна была стоять вон та ваза, – указал он на вазу, стоявшую на серванте. – Вот это лично меня настораживает.

– А еще должен настораживать запах самогона, – вмешалась все та же женщина в халатике. – Вся комната провонялась…

Ее слова были двусмысленны. Они могли относиться как к Маре и ее комнате, так и к участковым, совсем недавно употреблявшим спиртное. Пусть и не самогон, а вино и водку, но все равно спиртное. Участковые переглянулись, без слов понимая друг друга.

Кто их знает этих русских женщин? Порой после окончания школы они и книжку в руки не возьмут, но бывают остры на язычок, а порой имеют по два высших образования, но у себя под носом ничего не видят.

Бабы – одним словом!

Но обладательница цветастого халатика, кажется, говорила без всякого подвоха. И Сидоров решил провести дополнительную разведку боем. Все равно терять было больше нечего. Раз квартира вскрыта, то почему и в сервант не заглянуть? Он в три шага (правда, его, сидоровских!) пересек пространство между порогом и сервантом и открыл створки нижней полки.

И все увидели нагроможденную на ней посуду с остатками пищи: тарелки, блюдца, стаканы, ложки, вилки. Все немытое и сброшенное в кучу явно наспех, лишь бы подальше с глаз.

– Видели?!! – спросил с подъемом присутствующих, по-видимому, для себя уже решив, что не зря дверь высаживал.

Хотя грязная, не мытая посуда, даже с остатками пищи, обнаруженная в притонах, еще ни о чем таком криминальном и не говорит. Лишь указывает на неопрятность и нечистоплотность хозяев квартиры. Но и это уже что-то…

Женщины утвердительно кивнули головами.

– Пока не трогаем до прибытия оперативной группы, – пояснил Сидоров, возвращаясь от серванта в общий коридор. – На посуде должны быть «пальчики».

По идее он должен был сказать: отпечатки пальчиков. Так было бы грамотно и по-русски. На посуде, даже будь она из чистого золота, пальчики не растут.

Впрочем, сказанное Сидоровым на милицейском сленге было понято не только Паромову, но и женщинами.

Еще бы! Русские женщины и речь, состоящую почти из одних матов, лишь с редким вкраплением нормальных слов, и то понимают! А тут вполне нормальное слово…

Не успел Сидоров прикрыть дверь квартиры Мары, как от Апухтиной вышел Астахов.

– Пошли! – кивнул он участковым, направляясь к выходу из коридора и принося на ходу извинения дамам: – Еще раз прошу извинения за вторжение и прерванный сон. – И посетовал: – Вряд ли вам сегодня уж поспать по-нормальному придется…

Участковые тронулись следом. Молча, не расспрашивая, не выясняя, не уточняя. И только, когда вышли в полумрак подъезда и остались одни, без посторонних глаз и ушей, поинтересовались:

– Что наскреб? Видели, как хромоножка глазками семафорила.

– Говорит, были весь день у Мары Бекет, Клин и еще какой-то мужик. И, естественно, сама Мара. Весь день самогон пили. Мужика видела впервые и мельком. Случайно в окно увидела, когда Клин с ним шел к Маре, а потом через щелочку в двери, когда этот мужик в туалет по нужде проходил. На ее взгляд – судимый. Приметы дать затрудняется.

– И то уже что-то… – констатировал Паромов. А Сидоров добавил:

– Если связать с той, брошенной в спешке посудой, что я обнаружил в серванте, вывод сам напрашивается: тут его и замолотили. – И уточнил: – Как барана зарезали.

– Баранам горло перерезают… – не согласился Астахов. – Бекет убит ударом в сердце.

– Тогда, как свинью, – соглашаясь в чем-то с Астаховым, уточнил Сидоров. – Как свинью: ножом в сердце…

– По-свински жил, по-свински умер… – философски подвел итог старший участковый. – Ладно, идем докладывать Посашкову о наших изысканиях. Тебе слово, Михаил Иванович. Мы только поддакивать будем, если потребуется.

– Или потребуют… – усмехнулся Сидоров.

– Ну, что нарыли? – встретил вопросом Посашков. – Шумели изрядно. Полдома, точно, разбудили…

Астахов, как и договаривались, стал докладывать.

– Уже, если не «горячо», то «теплей», это точно. – Сделал вывод подполковник милиции. И своему оперу:

– Учись, Сан Саныч, у парней с земли. Еще и полчаса не прошло, а они без всякой оперативной группы почти преступление раскрыли. И раскроют! Уверен.

Оперок ничего не ответил на колкость своего начальника.

– Кстати, что-то опергруппы все нет и нет… – вспомнил подполковник об отсутствии оперативной группы. – Иди-ка, по рации подгони дежурного, пока я с участковыми еще кое-что обговорю, – направил к автомобилю он своего оперативника. – Надеюсь, это у тебя лучше получится, чем раскрытие убийства.

Последние слова заместителя начальника УВД, сказанные с неприкрытой насмешкой, относились к оперу, и тот пошел к «Волге», чтобы дать «разгон» дежурному. А в том, что «разгон» будет приличный, сомневаться не приходилось. «Разгоны» делать – это не преступления раскрывать! Не каждый сможет!

– Что дальше думаете делать? – спросил Посашков, отправив опера учинять разгон Цупрову.

– Пойдем к Клину. Может там больше повезет… – ответил за всех Астахов. – Тут недалеко. Вон дом среди деревьев виднеется… – указал он рукой в сторону дома тринадцать «А» по улице Дружбы.

– Что ж, действуйте. Только, ради бога, поаккуратней, а то весь квартал разбудите… Очень даже слышал, как у вас это получается.

– Оперативная группа уже выехала. Скоро тут будет… – крикнул из салона «Волги» опер. – Дежурный говорит, что задержка из-за следователя прокуратуры…

– Хорошо… – ответил подполковник. – Подождем. А вы, парни, идите, занимайтесь своим делом, – вновь обратился он к участковым, было притормозившим, чтобы послушать, что скажет опер. – Я тут сам встречу опергруппу. И за трупом присмотрим, чтоб не убежал, – пошутил он.

5

Клин оказался дома, но квартиру, гад, не открывал, в десятый раз переспрашивая через дверь еще не протрезвевшим голосом: «Кто там?»

– Милиция! – каждый раз был вынужден отвечать ему Астахов, наливаясь злостью до хрипоты в голосе. – Открывай, тебе говорят. Милиция тут! Участковый Астахов.

Но вот Клин сменил пластинку и вместо «Кто там?» ответил: «Милиция? Какая еще милиция? Я ее не вызывал».

И опять, как попка заладил: «Не вызывал! Не открою!»

– Открывай дверь, гад! – свирепел Астахов, стуча кулаком по дверному полотну, покрытому дерматином. – Иначе дверь выбью, и тогда ты пожалеешь, что на этот свет появился!

Паромов и Сидоров во время этого странного диалога стояли на улице, страхуя окна, так как квартира Клина располагалась на первом этаже. Не раз уж было, что подозреваемые пытались улизнуть от милиции через оконные проемы, порой вынося на своих плечах полрамы с осколками стекла.

По-видимому, от поднятого шума проснулась мать Клина и тоже крикнула сыну, чтобы открыл дверь. Было слышно, как она, кляня его, на чем свет стоит, из глубины квартиры просила открыть дверь во избежание более плачевных последствий.

Наконец Клин включил в коридоре свет и открыл входную дверь. И тут же, у порога, получил от Астахова кулаком в лобешник.

– Извини, – сказал Астахов, пряча гнев за язвительной улыбкой, – кажется, случайно я тебя толкнул… В темноте да в тесноте и не такое бывает. А ты что, спишь, не раздеваясь? – спросил он, видя Клина хоть и сонного, но полностью одетого.

Встряска подействовала отрезвляюще. Клин стал соображать, что перед ним его участковый. Причем, очень сердит. Даже не сердит, а взбешен. Возможно, поэтому и возмущаться в связи с ударом в лоб не подумал. Лишь почесал ушибленное место.

– Так уж получилось. Пьяным был, вот и уснул, не раздеваясь.

– У тебя кто-нибудь есть? – задал Астахов вопрос и двинулся в глубь квартиры.

– Никого, – немедленно отреагировал Клин. – А что случилось?

– Мару ищу. Не у тебя ли она прячется?

– Нету ее у меня, нету… – забубнил Клин, не только бывший судимый, но и бывший двоешник и второгодник, не очень ладя с родной лексикой. – Мать не разрешает приводить ни друзей, ни подруг… Нету…