Текст книги "Антология советского детектива-36. Компиляция. Книги 1-15 (СИ)"

Автор книги: Данил Корецкий

Соавторы: Анатолий Кузнецов,Николай Коротеев,Лазарь Карелин,Теодор Гладков,Аркадий Ваксберг,Лев Корнешов,Лев Квин,Иван Кононенко,Вениамин Дмитриев,Владимир Масян
сообщить о нарушении

Текущая страница: 170 (всего у книги 178 страниц)

Ха, ха, ха, – засмеялся негромко опер. – Как анекдотец?!.

– Да так себе, – улыбнулся Паромов.

Зайцев же промолчал. То ли на него анекдот подействовал, то ли уже был знаком с оперуполномоченным Черняевым или слышал о таком.

– Впрочем, хорош баланду травить, – продолжил, как ни в чем, сыщик. – Заходил? – кивок головы в сторону квартиры Басова.

Догадался сходу старый оперативник, где труп лежит. Опыт – большое дело.

– Смотрел?

– Смотрел.

– И что?

– Зайди. Увидишь…

– Ладно. Взгляну. Не помешает.

Осторожно, как совсем недавно Паромов, он вошел в коридор Басовской квартиры, но сразу же вышел.

– Да, трупец… – растягивая слово по слогам, пробормотал он, ни к кому конкретно не обращаясь, так сказать, для внутреннего пользования. Затем, переходя ближе к делу, спросил:

– Так что мы имеем?

– Труп! – зло пошутил Паромов. – Еще не опрошенных соседей и отсутствующую опергруппу. Да вот Ивана Маркеловича, который вчера около двадцати часов видел, как Басов шел к себе домой с каким-то парнем лет тридцати… – И добавил после небольшой паузы, напоминая Черняеву: – Ты совсем недавно ругался, обвиняя меня в отсутствии взаимодействия. Вот и будем теперь взаимодействовать до упора! И труп, я тебе скажу, не простой. Потом поясню. Не исключено, что с тем делом каким-то образом связан…

– В гробу бы видеть такое взаимодействие! – был искренен Черняев в оценке сложившейся ситуации.

Трупешник в собственной квартире, знаменующий неочевидное убийство, восторга не вызывал. Еще неизвестно, как сложится вопрос с раскрытием преступления. Впрочем, даже при удаче в раскрытии преступления по «горячим следам» разносов от всех начальствующих лиц все равно не избежать. А про то, что, не дай Бог, объявится «глухарик» и думать не хотелось. Разорвут, как Тузик грелку.

– Ладно, охраняй и жди остальных, – решил опер и направился к квартире Веры Карповны.

– Там Вера Карповна живет, любознательная пенсионерка, – поделился информацией старший участковый.

– Спасибо, – буркнул опер и постучал в дверь. – Откройте. Милиция!

– Стучите погромче и понастойчивей, – посоветовал Зайцев, – она сразу никому не открывает.

– Откроет, никуда не денется…

– Вам виднее.

Черняев стучал так, что содрогался дом, но дверь квартиры не открывали.

– Петрович, – усмехнулся старший участковый, – по-видимому, Вера Карповна относится к категории тех особ, которые лезут всегда туда, куда их не просят, а когда в них необходимость, то не дозовешься, не достучишься.

– В точку, – подхватил Зайцев и добавил: – А что, часто приходится с такими встречаться?

– Не часто, но приходится. Как-то раз, еще при старшем участковом майоре милиции Минаеве, примерно перед обедом, вызвали нас в отдел. Идем себе через сад школы 43… А там, прямо под окнами классных комнат какой-то пьяный мужик лежит, что твое наглядное пособие на тему, что спиртное делает с людьми. Как не поспешали в отдел, но проходить мимо такого явления, срывающего учебный процесс, неудобно. Приподняли мы этого мужчину, потащили от школы подальше. Еще не покинули школьный сад, только за угол спортзала свернули, как навстречу три пожилых женщины… И давай они сердоболие проявлять, и давай нас на все лады склонять, чтобы «бедного мужичка» выручить. Пришлось отпустить пьяницу этим женщинам «на поруки». Но не успели мы пройти и пяти шагов, как «спасенный» стал пятиэтажным матом «благодарить» своих спасительниц. Те опять «раскудахтались», теперь уже требовали, чтобы мы призвали к порядку хулигана. Как не спешили, но пришлось опять возвращаться за прохиндеем и тащить его до отдела. И смех, и грех!

– Поучительная история, – усмехнулся Зайцев.

– Обыкновенная, – коротко прокомментировал опер.

Рассказав случай из жизни, Паромов, чтобы не терять время даром, – материал проверки ведь все равно придется собирать, – достал из папки пару листов чистой бумаги, пристроился с ней на корточках у стены, приготовившись записывать объяснение Зайцева.

– Пока старший оперуполномоченный будет с бабушкой беседовать, мы с вами, Иван Маркелович, ваши показания на бумаге изложим. Хорошо?

Тот пожал плечами. Мол, вам лучше знать, что делать.

– Итак, дата и место рождения, – привычно начал Паромов как раз в тот момент, когда Черняев наконец-то достучался до Веры Карповны.

– Говоришь, милиция… – не желала открывать дверь женщина, – а я милицию не вызывала.

– «Вы нас не ждали, ну а мы пришли!» – словами популярной песни тихонько пропел опер, отвечая на вопрос старушки, потом громко и серьезно добавил: – Тут у соседа вашего Басова горе, так, что открывайте дверь. Помощь ваша нужна! А уголовный розыск шутить не любит…

Из квартиры напротив, разбуженная стуком и шумом, выглянула еще в ночном халате молодая женщина. Заспанная, с растрепанными крашенными волосами.

– А что случилось?

– Да вот у Басова… – начал объяснять опер и тут же попросил, словно внезапно потерял к своему объяснению интерес: – Будьте добры, скажите соседке, что это действительно милиция к ней стучится, а то бабашка, по-видимому, побаивается дверь открывать.

– Вера Карповна, не бойтесь, это действительно милиция, – видя Паромова в форменной одежде, – громко крикнула женщина. Все это Паромов видел и слышал параллельно с тем, как сам задавал вопросы Зайцеву и записывал его объяснения. Вполглаза и вполуха.

Наконец недоверчивая Вера Карповна чуть приоткрыла дверь квартиры, настороженно обвела окрестности взглядом и, убедившись, что в коридоре – действительно милиция, впустила опера.

«Это тебе, Петрович не мумия фараона из анекдота, – усмехнулся про себя Паромов, – тут орешек покрепче. И вспотеешь, но не расколешь!»

Впрочем, Черняев хоть и был крутым опером, но все же не эстрасенцем и мысли на расстояние читать не умел.

3

Только окончил записывать коротенькое объяснение Зайцева, как прибыла опергруппа: следователь прокуратуры Шумейко Валерий, судмедэксперт Родионов Вячеслав, отделовский криминалист Сазонов. Во главе с Коневым Иваном Ивановичем и Чекановым Василием Николаевичем. Все, за исключением эксперта-криминалиста Сазонова, в гражданском платье. И сразу к Паромову: что да как?

Тот, что знал, рассказал.

– Понятых! – потребовал следак.

Все дружно уставились на Паромова. Впрочем, тот и так знал: сколько бы не понаехало народу, а понятых ему искать.

– Соседи подойдут?

– Подойдут.

– Вопросов нет, – сказал Паромов и стал стучать во все квартиры, вызывая крайнее недовольство их обитателей. Но куда деваться, если такое дело. Люди сначала возмущались, потом одевались и выходили к сотрудникам милиции.

Когда, наконец-то, понятые были собраны и введены в курс событий, Шумейко вкратце разъяснил им их права и обязанности, согласно УПК, и, приглашая за собой в квартиру Басова, сказал как Гагарин перед полетом в космос: «Поехали!»

Было около семи часов, когда колесо следственной машины сделало первые обороты.

Как не старались Черняев и Паромов, опрос жильцов дома, в том числе и ближайших соседей убитого, почти ничего не дал. Подтвердились лишь показания Зайцева: несколько человек видело прошлым вечером Басова с молодым парнем. И приметы этого парня лучше Зайцева никто не дал.

Не много вытянули и из осмотра места происшествия. Самодельный кухонный нож с разноцветной пластиковой наборной ручкой, полностью измазанной – кровью убитого, находившийся в груди убитого, скорее всего, изготовленный самим Басовым, потому что на кухне нашлось как минимум тройка подобных ножей. Несколько смазанных отпечатков пальцев со стопок и стаканов на кухне, в том числе и с тех, что стояли на столе вместе с ополовиненной бутылкой самогона. Старый грешник не брезговал и самогоноварением, что подтверждал аккуратный портативный самогонный аппарат, обнаруженный среди прочего. Несколько коротких волосков в одной из ладоней покойного. И сотни фотокарточек, среди которых попалось больше десятка с обнаженными мужчинами, снятыми в полный рост и с видом всего мужского хозяйства.

– Не одним самогончиком старичок баловался, – невесело усмехнулся Конев, увидев такие образчики творческой фотодеятельности Басова. – Мат его, сразу видно, что старый дон педрило…

– И к бабке не ходи – старый педераст! – тут же подтвердил Слава Родионов. – Без вскрытия могу сказать это: задний проход, как дупло раздолбан!

На что Чеканов философски заметил:

– Педрило педрилом, а убийцу нам все равно искать. Ведь не от члена в заднице старый грешник копыта отбросил, а от ножичка в грудину! Кто-то от всей души ножик всандалил, по самую ручку. Наверняка бил! Не шутил.

До обеда провозились с осмотром места происшествия и с опросом соседей.

Оперативно-следственная группа потихоньку растаяла. Сначала отбыл судмедэксперт Родионов.

– Моя миссия окончена, господа офицеры, – пошутил он. – Воскресить не могу, но акт о причинах смерти вы получите. Со временем.

– А не мог ли он сам себя? – в который раз задал эксперту вопрос о возможном самоубийстве начальник уголовного розыска. – Может совестно стало старому развратнику за бесплодно прожитые годы, вот и решил свести счеты с жизнью… – сгладил он этой фразой неловкость и остроту своего вопроса. – Причем, не просто уйти, а демонстративно, с голой ж… с голым задом, – поправился он, – с разбитым сердцем и распахнутой настежь дверью! Следов борьбы что-то не видать!

– И при этом демонстративно не оставил предсмертной записки, как делают почти все самоубийцы! – в тон начальнику ОУР пошутил Родионов. Потом уже серьезно и деловито добавил: – Судя по силе удара, по выбору места нанесения удара, вряд ли, что сам. Впрочем, вскрытие даст окончательный ответ. Ну, будьте здоровы и больше не беспокойте.

Следом отбыли Чеканов и Конев, забрав на время у следователя все обнаруженные фотоснимки и цилофановый пакет с роликами проявленной пленки. Для изучения.

За ними в отдел милиции ушли следователь и эксперт-криминалист.

Остались старший оперуполномоченный Черняев и старший участковый инспектор Паромов. Все пытались отыскать очевидцев преступления среди жителей дома. Хорошо, что хоть участковый Сидоров подошел (непосредственно на его участке случилось убийство) и стал искать транспорт для отправки трупа, а то бы и с отправкой трупа в морг пришлось заниматься Паромову.

4

Когда Паромов и Черняев, наконец-то, пришли в отдел, то оперативный дежурный Цупров Петр Петрович окликнул Паромова и вручил ему паспорт и военный билет на имя какого-то Гундукина Руслана Альбертовича, прописанного по общежитию на улице Дружбы.

– Дворничиха обнаружила возле дома десять или двенадцать по улице Парковой. Точно уже не помню, но там где-то. Наверное, этот Гундукин с будуна был, вот и потерял… – высказал предположение оперативный дежурный. – Возврати. У тебя там с опорным рядом…

– Хорошо. Вечером. Сейчас, сам понимаешь, не до вручений этих документов. Трупяшник зависает.

– Да мне без разницы: днем или вечером. Можешь и утром.

Старший участковый положил документы в папку и пошел в кабинет Черняева.

Пока Паромов общался с оперативным дежурным Цупровым, опер успел заскочить к начальнику уголовного розыска и взять у него обнаруженные при осмотре места происшествия фотоснимки. И теперь, восседая за своим столом, очищенным от всех бумаг и книг, раскладывал пасьянс из этих фото.

– Пристраивайся… – кивнул он на стул. – Давай отсеем те фотки, на которых увидим известных нам людей от остальных. А потом начнем их отрабатывать на причастность к убийству.

Ход опера был резонный, и старший участковый включился в работу.

Примерно на тридцати снимках они увидели и опознали вполне конкретных лиц, в том числе несколько человек, работавших на заводе РТИ.

– Слушай, опер, – перестав перебирать снимки, сказал вдруг Паромов, – а не позвать ли нам Зайцева Ивана Маркеловича, ну, того соседа Басова, что первым труп обнаружил. Пусть тоже взглянет, может, увидит вчерашнего посетителя. А? Тем более что он рядом, на допросе у следователя в кабинете Чеканова.

– Резонно, – согласился сыщик, но тут же добавил: – Хотя его самого не мешало через ИВС пропустить. Впрочем, черт с ним, если что – успеем…

Он тут же по внутреннему телефону позвонил Чеканову и попросил по окончании допроса направить к нему в кабинет свидетеля Зайцева.

– Хочу снимки показать, может вчерашнего визитера опознает…

Чеканов дал добро.

– Какие будут версии? – спросил меж тем старший участковый Черняева. – Как считаешь, кто порешил старика?

– А что тут считать, – отозвался опер, вновь и вновь перебирая фотки, – в этих вот фотках и ответ: кто-то из гомиков, из гомосеков проклятых… Честное слово, даже не догадывался, сколь их много! Мы всякие учеты и картотеки ведем. Предложу Чеканову и на педерастов картотеку завести. Вот плеваться будет… – пошутил старший опер.

– Петрович, твоя версия перспективная, спору нет. Но теперь послушай мою. Помнишь, надеюсь, дело с мясом на заводе РТИ.

– Помню, – без особого интереса, чисто механически ответил опер, – ну и что?

– А то, – начал объяснять старший участковый, – что…

– Погоди, погоди! – перебил его Черняев. – Не хочешь ли ты сказать, что информацию дал… Басов?

– Вот именно.

– И ты думаешь, что кто-то отомстил за ту информацию, точнее, за сдачу директора столовых. Как его там? Впрочем, без разницы, как его зовут… Так как сама твоя версия бредовая. Ведь о том, что Басов был информатором, никто не знал. Даже я. Хотя твой секретный рапорт читал… – улыбнулся опер. Мол, знай наших! – Но там информатор фигурирует просто как работник завода, и все! Никаких фамилий, никаких имен. А ты о нем даже мне ничего не сказал, надеюсь, что и другим тоже. Или где проговорился?

– Я-то – нет! – успокоил опера Паромов. – Боюсь только, не сам ли он где хвастанул: дело, как-никак, а громкое. На всю область шум пошел. Вот и думаю, не похвалился ли где-нибудь Басов? Не дошла ли его похвальба до ушей друзей Шельмована? А те и решили отомстить. Как считаешь?

– Слишком запутано, как в кинофильмах про шпионов. И потому – вряд ли… Сам знаешь, что у нас, слава богу, не Америка и не Италия, где действует мафия, где заказные убийства. У нас проще: сначала, как водится, напились самогону, потом стали целоваться и кричать: «Ты меня уважаешь?» А потом подрались – и… труп готов. Или иной сценарий: кто-то при распитии все того же самогона посчитал, что его обделили, схватил нож со стола – и пырь в грудь обидчику! Могут быть и иные варианты, но суть все равно не меняется. Не оскудела еще талантами земля русская! – Шуткой окончил опер свой монолог. – Впрочем, и от такой версии отказываться не будем. Чем черт не шутит, когда Бог спит! Но это, так сказать, на самый крайний случай. И официально эту версию выдвигать для следствия не будем. Позанимаемся в индивидуальном порядке.

Замолчали оба, внимательно рассматривая снимки. А их, снимков этих, было сотни. Надолго хватит работы по их просмотру!

– А что это Цупров тебя останавливал? – неожиданно спросил Черняев.

– Да какой-то чудак документы потерял… И паспорт, и военный билет. А дворник нашел. Точнее, дворничиха нашла… – поправился Паромов. – Теперь нужно вернуть.

– Покажи, может кто из моих знакомых. Тогда на пивко расколем, – засмеялся опер.

– Смотри, – не стал возражать старший участковый и достал из папки документы Гундукина.

«Тут дело не в пивке и не в возможном знакомом, – усмехнулся про себя старший участковый, передавая документы сыщику. – Просто ты, Черняев, как был самым любопытным во всем Промышленном РОВД опером, так и остался! Как совал свой нос во все щели, так и суешь! Иногда тебе это помогает, а большей частью дает лишь лишнюю головную боль. Как совсем недавно было с делом «кастрата».

5

В это время, постучавшись, в кабинет опера вошел Зайцев. Он, как и сотрудники отдела милиции, работавшие по убийству Басова, с самого утра оставался не пивши и не евши, на голодный желудок.

– Сказали, чтобы к вам зашел… Что-то посмотреть нужно… – каким-то извиняющимся и неуверенным голосом проговорил он.

Было видно, что в кабинете опера Зайцев чувствовал себя не так уверенно, как в коридоре собственного дома при беседе с Паромовым.

– Может, домой отпустите… Пообедать надо… А то в животе уже урчит. Даже неудобно.

– У всех урчит… – резко перебил его Черняев. – У нас тоже кишки урчат и кукиш друг другу показывают.

– Вы, видно, привыкшие… а я – нет.

– С нами поработаешь и ты привыкнешь. Посмотри вот Басовские снимки, – сказал более спокойным тоном опер, откладывая на стол паспорт Гундукина, раскрытый на странице с его фотографией, – может, вчерашнего посетителя где увидишь? А потом – домой, голодный ты наш!

Иван Маркелович осторожно подошел к столу оперативника и остановил свой взгляд на раскрытом паспорте.

– Вы, по-видимому, шутите надо мной, – сказал с извинительной ноткой в голосе он. – У вас уже и паспорт его есть.

– Где? – без каких-либо эмоций спросил Черняев.

Умел мгновенно хитрый опер ориентироваться в обстановке.

– Да вот же он… – Взял Зайцев паспорт Гундукина со стола и подал оперу, интуитивно почувствовав в нем хозяина кабинета, а, значит, и старшего начальника. – Этот самый. Его еще Басов племянником называл.

– А ты не путаешь?

– Нет. Точно, он.

– Ну, что ж, – повеселел опер, – считай, что обед себе заработал. И от ИВС избавился. Дуй домой! Кушай. Да поплотнее. А потом – к нам. Надо будет утрясти кое-какие процессуальные формальности.

– Спасибо! – обрадовался Иван Маркелович. – Может, и повесточку выпишите…

– Товарищ Паромов, оформи Ивану Маркеловичу, – подпуская официального тумана в голосе, сразу же «вспомнил» опер имя и отчество свидетеля, – повестку, а я на секунду отлучусь.

Черняев сгреб в ладонь документы Гундукина и покинул кабинет.

«Побежал руководство порадовать, – беззлобно подумал Паромов, заполняя бланк повестки. – И, кажется, нам на этот раз повезло. Бывают же чудеса! И надо будет «привязать» Гундукина, ну, и фамилию бог дал, к обоим нашим версиям. К первой будет проще: возможно, отыщется пикантная фотография. Вот ко второй… Тут поработать придется. И, по-видимому, мне одному. Возможно, Черняев поможет. Пообещал. А руководство отдела станет открещиваться от этой версии всеми правдами и неправдами. Тут самому в свою версию не очень-то верится! – Постарался быть объективен в своих рассуждениях Паромов. – А что уж говорить про руководство. Скажут: фантазии, бред сивой кобылы. И будут правы».

Свидетель, получив повестку, ушел. А минут через пять после его ухода в кабинет возвратился Черняев.

– Где свидетель?

– Домой пошел. А что?

– Чеканов хотел побеседовать с ним.

– Придет – побеседуют. Мы что делаем?

– Идем Гундукина задерживать, ели он по месту прописки проживает. Прописан-то в общежитии по Белгородской. А живет там или уже нет, кто его знает.

– А ты на вахту позвони. Поинтересуйся. И в отдел кадров завода: может, еще работает.

– Уже собирался… – отозвался опер и стал искать в своей записной книжке номера телефонов.

Собирался ли он до предложения старшего участкового звонить или не собирался – не узнаешь. Опер, он на то и опер, чтобы даже в мелочах оставаться непроницаемым.

– Ты звони, а я посмотрю, нет ли фото Гундукина среди пикантных снимков, изъятых в квартире Басова.

– Смотри, – отозвался опер, набирая на диске номер телефона общежития.

– Алло! Общежитие? Мне бы коменданта. Комендант? – неподдельная радость в голосе опера. – Вас беспокоит ваш коллега с Литовской. Как прикажете вас величать? А то, как-то неудобно… без имени, без отчества. Как-никак – коллеги! А, Майя Петровна? Прекрасное имя, прекрасное! – актёрствовал сыщик. – Прошу извинения за беспокойство, Майя Петровна, но проживает ли у вас в общежитии парень по фамилии Гундукин… Гундукин Руслан Альбертович, – уточнил он.

Все это лицедейство оперативника Паромов наблюдал, перебирая снимки обнаженных мужчин и внимательно рассматривая их. Примерно в середине пачки фотокарточек отыскалась искомая.

«Есть!» – обрадовался тихо он и протянул снимок Черняеву.

Тот, не отрываясь от телефонного разговора с комендантом общежития, кивнул: мол, вижу, понял.

– Что вы говорите: прописан, значит, а не проживает… И где живет, не знаете… Говорите, что у сожительницы и что иногда приходит в общежитие… – комментировал опер свой разговор с комендантом для старшего участкового инспектора. – Плохо. Он тут у моих жильцов занял кучу денег и не возвращает. Ребята волнуются. Кстати, где он работает? Говорите, во втором цехе… Хорошо. Майя Петровна, век буду благодарен, если адресок его сожительницы разыщете. Я вам попозже перезвоню. Вы ко мне позвоните?.. – опять переспросил опер. – Это было бы чудесно, но дело в том, что я звоню не из общежития, а из магазина по соседству. У нас что-то с телефоном… Третий день не работает. Связисты все обещают исправить, но не исправляют. И у вас такое бывает. Да что вы говорите!.. Ну, пока. А то телефон требуют хозяева. Минут через десять перезвоню. Вы уж постарайтесь!

Черняев положил трубку.

– Петрович, ты случайно не попутал с работой? Тебе в артисты надо. Талант пропадает… – пошутил Паромов.

– Учись, пока жив! – улыбнулся Черняев и, переходя на серьезный и деловой тон, добавил: – Не живет-то наш Гундукин в общежитии… У сожительницы где-то обивает углы. Комендант обещала поискать его новый адресок, но найдет или нет, бог ведает! Позвоню-ка я нашему общему знакомому Ильичу, начальнику второго цеха.

– Звони. Может, тут не сорвется. Хотя по закону случайных чисел, везуха должна кончиться. И так ни с того, ни с сего подозреваемого установили. Второй раз чудес не будет. Придется, уважаемый Виктор Петрович, мой друг и страшный опер, попотеть… – невесело пошутил Паромов, пока сыщик искал номер телефона и, найдя, набирал его.

– Владимир Ильич? Не узнал, богатым будешь! – Тараторил опер в трубку. – Привет, дорогой! Что-то давно не виделись, вот и решил побеспокоить и о себе напомнить, а то, наверное, уже забыл о бедном опере? Нет! Прекрасно. А то, что работа заела, так кого она, проклятая, не заедает. Всех! Придумали же люди, что до шестидесяти лет надо пахать как папе Карле, а потом уж на пенсию. Почему не наоборот? А? – засмеялся Черняев то ли своей шутке, то ли шутливому ответу собеседника.

– Кстати, слышал ли анекдот про работу и водку? Нет. Тогда слушай: «Русская водка – хорошее дело. Радует водка душу мою. Если же водка мешает работе, брось ее к черту, работу свою!» Как анекдотец? – вновь засмеялся опер. Но тут же оборвал смех и уже серьезно, без какого-либо скоморошества сказал: – Помощь нужна, Владимир Ильич. Дело серьезное. Или архисерьезное, как говаривал в своё время твой тезка, Ленин. У нас на зоне убийство… Старичка одного грохнули. И твой рабочий Гундукин Руслан Альбертович, – заглянул он в паспорт, – мог бы нам кое-что поведать. Есть данные, что он, Гундукин, был дружен с убитым. Однако, сделать надо все тихо и без огласки. Ты меня понимаешь?!. Прошу аккуратно уточнить: на работе ли он.

Опер замолчал, ожидая ответа начальника цеха, который, по-видимому, по телефону внутренней связи с участками цеха уточнял о местонахождении своего рабочего. А производство у Владимира Ильича было огромное. Чуть ли не самое большое на всем заводе.

– Что ты говоришь! – искренне обрадовался Черняев, услышав, наконец, что разыскиваемый объект мирно трудится в цехе. – Ильич, дорогой, ты уж там аккуратненько проследи, чтобы этот Гундукин куда-нибудь не смылся. Мы с Паромовым через пять минут будем! – И бросил трубку на аппарат.

– Пошли! – Глаза опера блестели охотничьим азартом. – Пошли!

– Сейчас. Сначала позвони в общежитие, как обещал.

– Теперь не нужно. Сейчас самого голубчика доставим. Свеженького.

– Позвони, что тебе стоит, – не отставал Паромов. – Одной минутой ничего не решишь. А так, возможно, адрес сожительницы узнаем и посмотрим: не лежит ли он на пути возможного следования подозреваемого с места происшествия? Вдруг, да лежит. Еще одна зацепочка будет!

– Одолел! – выдохнул опер и стал звонить в общежитие.

– Майя Петровна, это опять я, ваш коллега. Еще не забыли? Шучу, шучу… – засмеялся опер в трубку. – Нашли? Вот хорошо… минутку: сейчас ручку достану, чтобы записать… и листок бумаги. Память-то дырявая, как у молодой девахи пред выданьем. Ха, ха, ха! – хихикнул он в трубку. – Уже готов! Диктуйте… – сказал он через несколько секунд, действительно достав ручку и листок бумаги из ящика стола, и, продолжая играть придуманную роль: – Парковая двенадцать, говорите. Прекрасно! И фамилия сожительницы имеется. Диктуйте. Записал. И телефон? Пишу. Чудесно. Теперь мои хлопцы повеселеют. А то совсем загрустили: пропал, да пропал! А он и не пропадал. Всего хорошего. Спешу обрадовать ребят. Если что – звоните. Всегда рад помощь коллеге! – схохмил Черняев, положив трубку на рычаги телефонного аппарата. Своего-то телефона он не назвал. И адреса тоже.

– Ну, что, доволен?

– А ты разве нет? – вопросом на вопрос ответил старший участковый. – И адрес имеем, кстати, тот самый дом, возле которого были найдены документы. И фамилию сожительницы и возможной свидетельницы нужно будет выяснить, когда возвратился ее сожитель, в каком состоянии, почему его документы оказались на улице? Да мало ли что? Теперь с чистой совестью можем ехать. Но вопрос: на чем? Это же не просто свидетель, которого можно было бы и на общественном транспорте доставить. Подозреваемый сейчас взвинчен. Весь на нервах, и неизвестно, что может отмочить. Еще какую-нибудь провокацию в транспорте устроит. Особенно, если судимый. Те на такие вещи большие мастера. А ты потом отдувайся!

– Ладно, не учи ученого. Пойду к Коневу машину просить, – согласился опер, поправляя кобуру с пистолетом под легкой и просторной курткой.

Вскоре вернулся.

– На верху переиграли. Я с Василенко Геной еду на машине Конева за подозреваемым, а ты идешь за сожительницей, Потаскаевой Мариной. Адрес – вот, на листке…

Черняев взял со стола листок бумаги, на котором совсем недавно, во время последнего разговора с комендантом общежития нацарапал адрес сожительницы Гундукина и, передавая его Паромову, напомнил:

– Не потеряй!

– Мог бы и не напоминать! – огрызнулся старший участковый инспектор.

Было обидно: его опять оттирали с важного дела на второстепенный участок.

– Я – ни при чем!.. – понял его опер. – Так решило руководство. – И без особого энтузиазма, а точнее, с сарказмом, пошутил: «Верблюд большой – ему видней»! Все, как в песне Высоцкого.

– Да я понимаю: богу – богово, кесарю – кесарево, а участковому все остальное… Впрочем, успехов тебе…

И, взяв под мышку свою папку с бумагами, старший участковый покинул кабинет опера.

6

Двенадцатый дом, в котором, согласно справки, данной комендантом общежития, проживала сожительница подозреваемого Гундукина, располагался недалеко от опорного пункта и находился в непосредственном обслуживании старшего участкового.

«Неплохо было бы и сожительницу дома застать и дворничиху. К тому же дворничиху надо повидать раньше: пусть покажет, где документы Гундукина нашла. Впрочем, теперь вряд ли ее застанешь на работе. Утром прибрала возле дома и ушла к себе… – размышлял Паромов, подходя к нужному объекту. – Дворничихи, как и следовало ожидать, не видать! Остается Потаскаева Марина».

Отыскал подъезд с указанной в записке квартирой. Поднялся на третий этаж. Позвонил.

– Кто? – раздался недовольный женский голос из-за двери, обитой коричневым дерматином.

– Милиция. – И уточнил. – Старший участковый инспектор Паромов.

– Вот хорошо! – обрадовались за дверью. – Сейчас открою. Сама все собиралась к вам сходить, да все откладывала… – сказала женщина, открывая дверь квартиры. – Вот нашла себе красавца: только спать, да жрать, да водку хлестать! А больше никакого толку – и выгнать не могу, проклятого. Прогоню, а он опять возвращается.

Женщине возникла на пороге квартиры в розовых тапочках с пампушками, в цветастом домашнем байковом халатике, стянутом у талии пояском, и было ей лет под сорок. Была она ядрена, грудаста и задаста. И, по всему видать, говорлива.

– Извините, – прервал ее словесный поток Паромов, – вы будете Потаскаева Марина?.. Э-э-э…

Возникло затруднение, так как отчества участковый не знал.

– Зови просто Мариной. Еще не старая, чай!..

– Очень приятно, Марина, – сказал Паромов, направляясь в квартиру. – Надеюсь, вы разрешите войти, а то как-то неловко в коридоре беседовать.

– Входи, входи, – поправляя расходящийся на груди халат, разрешила Потаскаева. – Идем на кухню, если не возражаешь. В квартире еще не прибрано.

– Кухня вполне устроит, – произнес участковый, проходя на кухню и присаживаясь на один из двух табуретов, стоявших возле столика.

– Может, чайку? – спросила хозяйка.

– А почему бы и нет. С утра во рту ни макового зерна, ни росинки…

– Сейчас вскипячу…

Она стала возиться с газовой плиткой, чайником и чашками.

– Слышал, у вас квартирант без прописки проживает? – Начал издалека участковый.

– А я тебе про что говорю, – отозвалась Марина, хлопоча с чайником, – и я говорю про квартиранта своего, козла Гундукина. Ну и фамильице, должна заметить, у него… Какая-то гундосая. Как и сам он: гундит, гундит, а толку никакого. Ни денег нет, ни мужика! И куда только мои глаза глядели, когда этого козла с улицы подбирала!

«Ох, и говорлива мадам! – подумал Паромов. – Надо как-то в нужное русло выводить ее… А то она мне тут полдня будет песню петь, из пустого в порожнее переливать… Все уши прожужжит».

А та продолжала.

– Если ты пришел, чтобы протокол на меня составить, что без прописки живет, то опоздал. Сегодня ночью, а точнее, рано утром выгнала его. Представляешь, где-то блудил с самого вечера, а под утро заявился, пьяный и какой-то встрепанный, словно его чужой мужик на своей бабе застукал и дал трепки. Я спрашиваю, где был? Молчит. С кем был? Опять молчит. Видите ли, спать пришел. Да не на ту напал, козел безрогий! Раньше все прощала. Собиралась к вам сходить, чтобы поговорили, припугнули за загулы его проклятые. Да все жалела. Все думала, что одумается. А тут вывел. Ну, думаю, достал вконец. Дала пинка под зад и документы следом через форточку выбросила. Пусть катится на все четыре стороны, козел вонючий! Пусть другую дуру такую ищет. А с меня – достаточно! Так что, товарищ участковый, опоздал ты с протоколом.

– Знать, не судьба, Марина, составить сегодня на вас протокол, – картинно развел руками старший участковый инспектор, впрочем, довольный тем, что Потаскаева сама, без наводящих вопросов, рассказала суть. Оставалось только уточнить некоторые детали.

– Так, говорите, во сколько он пришел?.. – как бы переспросил время прихода Паромов, словно Потаскаева время назвала, а он, участковый, уже подзабыл.

– Где-то около четырех часов… Правда, на часы не смотрела… – уточнила Потаскаева.