Текст книги "Антология советского детектива-36. Компиляция. Книги 1-15 (СИ)"

Автор книги: Данил Корецкий

Соавторы: Анатолий Кузнецов,Николай Коротеев,Лазарь Карелин,Теодор Гладков,Аркадий Ваксберг,Лев Корнешов,Лев Квин,Иван Кононенко,Вениамин Дмитриев,Владимир Масян
сообщить о нарушении

Текущая страница: 149 (всего у книги 178 страниц)

НОВЫЙ УЧАСТКОВЫЙ

Как только служение обществу перестает быть главным делом граждан и они предпочитают служить ему своими кошельками, а не самолично – государство уже близко к разрушению.

Ж.Ж. Руссо

1

Утром 10 ноября 1980 года, прямо в День милиции, в помещение общественного пункта охраны порядка поселка резинщиков, пришел молодой парень. Это – участковый инспектор, только что назначенный на эту должность. Несмело переступает он порог опорного пункта – так для краткости называют ОПОП – общественный пункт охраны порядка.

Новый страж порядка среднего роста и среднего телосложения. На голове, прикрывая темно-русые волосы, меховая шапка. Одет в модную по тем временам, к тому же довольно дешевую, короткополую куртку из искусственного меха черного цвета с большими накладными карманами. Эти аксессуары первыми бросаются в глаза, так как красуются на обеих полах. К тому же отделаны для пущего изыска манжетами с огромными декоративными пуговицами. Другую часть одежды представляют серые расклешенные брюки. Они хотя и не новые, но тщательно отутюжены. Остроносые, под цвет куртки, полуботинки производства местной обувной фабрики, начищенные до зеркального блеска, завершают одеяние.

В больших темно-карих, если вообще не черных, глазах молодого человека настороженность и неподдельный интерес: как будет встречен в новом, незнакомом коллективе, как сложится дальнейшая судьба?

Совсем недавно он работал транспортировщиком в известном на всю страну заводе резиновых технических изделий – РТИ, в цехе вулканизации нестандартного оборудования, на складе готовой продукции. Коллектив небольшой, стабильный, «текучки» кадров почти не было. Словом, дружный коллектив. Притершись, молодой человек чувствовал себя в нем, если не «как рыба в воде», то достаточно уверенно. Знал, кто на что способен, и что от кого можно ждать. Да и о нем знали все.

Совместный труд в коллективе сближает людей. Особенно, если кроме труда там еще проводятся какие-либо культпоходы или спортивные состязания, или же поездки коллектива на сельскохозяйственные работы в подшефный колхоз. А эти мероприятия в те годы практиковались довольно часто. Причем, с вовлечением в это дело чуть ли не всех работников цеха: от начальника и до последнего разнорабочего. Возраст и пол помехой тому не были.

Но именно индивидуальные особенности молодого человека, его серьезное и добросовестное отношение к труду, активное участие в общественной жизни цеха, начитанность, сделали его заметным в коллективе. Этому же способствовали и независимость его суждений, и некоторый опыт организаторской деятельности (до завода работал преподавателем в школе). Итогом стало то, что он был избран вожаком комсомольской организации цеха, хотя, по правде сказать, и не стремился к этому.

В первых числах октября его неожиданно, прямо с рабочего места, вызвали в партком завода. Такого еще не случалось. «С какого перепугу? – шагая по асфальтированной дорожке, размышлял он – Вроде, ничего не натворил…»

В кабинете секретаря парткома находилось пять или шесть членов парткома. Тут же и секретарь парторганизации Марковская Инна Феофановна. Ей давно за пятьдесят. Строгость и серьезность, как и изморозь седины в волосах, стали неотъемлемой чертой ее лица и характера. Но, несмотря на годы и некоторую полноту, выглядит респектабельно. Она – ветеран Великой Отечественной войны. Уважаема не только на заводе, но и в городе.

– Садитесь, – ответив на приветствие, плавным жестом руки указала на кресло, расположенное напротив.

Одновременно ее быстрый, едва заметный взгляд скользнул по листу бумаги, лежащий перед ней.

– Садитесь, Николай, – повторила, назвав по имени.

Молодой человек присел на предложенное кресло.

– Как Вам работается? – продолжила Марковская, по-видимому, дежурными репликами. – Нравится ли коллектив цеха? Что интересного происходит в комсомольской организации? Вы же там секретарь.

В голосе доброжелательность и одновременно с этим тонкий намек на то, что она владеет обстановкой. Прием вполне известный.

– Вроде все нормально. Жаловаться не на что. Недавно в очередь на квартиру стал. И комсомольская организация цеха, хоть и небольшая по численности, но не хуже других на заводе, – ответил-доложил кратко.

– Это хорошо, – улыбнулась одними глазами Марковская. – Скажите, вы дежурить в опорный пункт ходите?

– Хожу. Уже раза три или четыре дежурил с цеховой ДНД. Удостоверение и значок народного дружинника имею.

– Не боязно? Ведь, наверное, приходится во время дежурства со всякой шпаной общаться. Никак не удается всех порядочными людьми воспитать. Еще нет-нет, да находятся антиподы нашего общества. Их мало, но что скрывать, пока имеются, – искренне посетовала она.

– Да нет, не боязно. С нами постоянно находятся сотрудники милиции. А с ними чего бояться? «Наша милиция нас бережет» – это еще Маяковский отметил… в двадцатых годах… – пошутил Николай. – Да и сам себя в обиду давать всякой шпане не собирался и не собираюсь… В семье и в коллективе не этому учили. И за себя постоим, и других в обиду не дадим! – несколько пафосно закончил он.

– Замечательно! – улыбнулась снисходительно Марковская, и в уголках ее губ отчетливо обозначились морщинки. – Впрочем, другого ответа я от вас и не ожидала.

«К чему бы этот разговор? – думал между тем молодой человек, следя за необычным диалогом. – Вроде бы я во время дежурства ничего плохого не сделал. «От звонка и до звонка», как и все, был на дежурстве».

– Партия решила укрепить правоохранительные органы лучшими представителями трудовых коллективов. Надеюсь, слышали?..

– Слышал, – ответил однозначно.

Действительно, на телевидении и радио довольно часто поднимали этот вопрос.

– Потому партком завода принял решение направить вас на работу в органы внутренних дел, то есть в милицию. Как на это смотрите? – наконец-то прояснила суть разговора Инна Феофановна, пристально воззрившись в лицо собеседника.

Молодой человек явно был огорошен этим неожиданным предложением-приказом. Он даже заерзал в кресле, по-видимому, порываясь встать. Последнее не укрылось от секретаря парткома, так как та стала излагать мотивы, приведшие к такому решению.

– Это не страшно, что у вас нет юридического образования. В парткоме об этом известно. На первых порах, думаю, вам помогут, подскажут… А там и заочно пойдете учиться, ибо «молодым у нас везде дорога», – улыбнулась ободряюще. – Вот и обретете теоретические знания. Вы же член партии…

– Да.

– Раз член партии, то, что такое партийная дисциплина, знаете. Считайте, что это вам партийное поручение, – твердо и категорично, как уже о вполне решенном и не подлежащем дальнейшему обсуждению вопросе, окончила свою речь секретарь.

Молодой человек молчал, понимая, что любые отговорки будут выглядеть несолидно, детским лепетом. Не зря же ему напомнили о партийной принадлежности. К тому же в каждом человеке с рождения заложены склонности к приключениям и авантюризму. До поры до времени они находятся в анабиозном состоянии. Но достаточно какого-либо толчка, секундного раздражителя, и все – они вырвались на волю. Молодой человек не был исключением. И пока секретарь обосновывала данное решение, вирус авантюризма уже пошел гулять в его мозгу, подготавливая почву к согласию.

Все громче и громче стучали невидимые фанфары романтики будущих погонь, засад и перестрелок, почерпнутых из книг и кинофильмов. А внутренний голос уже утверждал, что молодой человек ничуть не хуже других, которые работают в милиции: «Не боги горшки обжигают»! Поэтому он перестал ерзать в кресле и после того, как Инна Феофановна сделала паузу, спросил, когда приступать к оформлению необходимых документов.

По-видимому, на его лице еще были видны следы внутренней борьбы между «да» и «нет». И секретарь парткома на весы сомнений бросила последнюю гирю:

– Имейте в виду, Николай, что и в милиции нашим парткомом вам будет оказана помощь в жилищном вопросе. Мы своих не бросаем…

Сколь можно было доверять последним словам, молодой человек не знал – в жизни всякое бывало – однако поблагодарил и за доверие и за заботу.

Потом последовали официальные напутствия, заключавшиеся в том, что молодой человек «оправдает оказанное ему «высокое доверие» и не подведет коллектив завода и партийную организацию».

При этом члены парткома дружно и важно кивали головами. Мол, мы полностью согласны со сказанным.

Придя после работы в снимаемую им и его женой однокомнатную квартиру на поселке КЗТЗ, молодой человек поделился неожиданной новостью.

– Что будем делать, Рая? Жизнь милиционера – это не только красивая форма, но и огромнейшая ответственность… Это ненормированный рабочий день и постоянные конфликты… Следовательно – издерганные в клочья нервы, – играя с малолетней дочуркой, говорил он. – Но с другой стороны – обещают дать квартиру. Надоело по чужим углам скитаться…

– Смотри сам. Знаешь же, что я буду согласна с любым твоим решением, – поглаживая плечо мужа и ласково поглядывая на него, ответила та без долгого раздумья – И в милиции никто не пропал. У моей директрисы есть знакомый участковый – Евдокимов Николай Павлович. Иногда в магазин заходит. Веселый, улыбчивый. Всегда шутит. Значит, не так плохо и в милиции…

Рая – оптимист по натуре. О жизни судила, не особо углубляясь в ее суть и не «мудрствуя лукаво». Если б знала она, что старший участковый майор милиции Евдокимов через два года умрет, не дожив и до сорока пяти лет, оптимизм бы ее поубавился.

– Не получится – уволишься! Лишь бы у нас в семье было все хорошо. Решай сам…

Потом были хождения по отделам кадров, собеседования с начальником Промышленного РОВД, прохождение медкомиссии.

2

Промышленный РОВД находился на Льговском повороте, напротив отдела кадров завода РТИ, в двухэтажном здании послевоенной постройки. Это здание, как и множество других, строили пленные немцы.

Собеседование проводил лично начальник отдела полковник милиции Воробьев Михаил Егорович. Ему было за пятьдесят. На форменном кителе теснились колодочки от орденов и медалей, красноречиво говоря о пройденных годах Великой Отечественной войны. Время слегка посеребрило темно-русые волосы, но еще не проредило. Даже намека не было на облысение. Крупный нос и несколько тяжеловатый подбородок совсем не портили черт лица, наоборот, придавали ему мужественность и силу. Взгляд серых глаз строгий и жесткий. Во всех движениях чувствовалась уверенность и внутренняя сила человека, привыкшего повелевать.

Воробьев располагался за столом с массивным пультом управления, в кресле с высокой спинкой. Чуть подальше от него на простом стуле сидел замполит – капитан милиции Давыдов Виктор Владимирович. Он среднего роста и телосложения, лет тридцати, с полным, но волевым лицом. Русоволосый и белобрысый, с хитринкой в карих глазах.

Именно к нему обратился молодой человек вначале, как к первому должностному лиц, отвечающему за работу с кадрами. Побеседовав, Давыдов привел его в кабинет начальника.

– Присаживайтесь. – Воробьев взглядом указал на стул возле стола. – В милицию решили пойти? Сами решили или кто-то посоветовал?

– Да… вот… по направлению парткома завода РТИ, – робея под жестким взглядом Воробьева, промямлил молодой человек. – И сам тоже решил.

– Что-то он робок, замполит. Ты так не считаешь?.. А нам робкие не нужны. Нам орлов подавай…

– Оботрется, Михаил Егорович, – ответил Давыдов, подмигнув молодому человеку, мол, дрейфь. – К нам всякие приходят: и робкие, и смелые… Но работают только те, кто имеет призвание.

– Ты у нас спец по человеческим душам, тебе и принимать решение, – подвел итог короткого собеседования Воробьев. – Мне сейчас некогда заниматься с ним – в райком вызывают… Занимайся сам.

– Займусь, – совсем не по-военному (к удивлению молодого человека) пообещал замполит.

– А вы, молодой человек, запомните, – аккуратно складывая в папку какие-то документы, продолжил Воробьев наставления, – если решили служить в органах, то знайте: робким в милиции не место. Здесь нужны люди смелые, с твердым характером и твердой волей. Конечно, не какие-нибудь «башибузуки», но волевые и уверенные в себе. И честные. Главное – честные! – сделал он ударение на последнем слове. – Всё. Свободны.

3

И вот бывший рабочий Курского завода резиновых технических изделий стоит в помещении общественного пункта охраны порядка поселка РТИ. Он немного смущен и напряжен, ибо чувствует на себе изучающие и оценивающие взгляды четырех человек, находившихся в данный момент в кабинете старшего участкового инспектора.

– Здравствуйте! Разрешите представиться в связи с назначением на должность участкового инспектора, – обращаясь непосредственно к майору, как к старшему по званию и должности, и к тому же единственному лицу в форменной одежде, произносит скороговоркой молодой человек. – Моя фамилия – Паромов, а зовут – Николай, – добавляет он после небольшой паузы.

– Привет, – бурчит худощавый белобрысый майор.

Он и есть старший участковый инспектор Минаев Виталий Васильевич. Поздоровавшись, майор поудобнее усаживается в расхлюпанное кожаное кресло с рыжими от времени подлокотниками.

– Мы ведь уже познакомились в райотделе. К чему такая официальщина. У нас этого не любят, – добавляет он, как бы извиняясь перед остальными за нового участкового. – Я уже сообщил остальным о твоем назначении. Но ты куда-то пропал после совещания в РОВД.

Майору около сорока. Лицо его не выражает ни доброжелательности, ни неприязни. Скорее всего, на нем задержались следы некоторой досады от прерванного появлением нового персонажа то ли разговора, то ли спора с кем-то из присутствующих.

Не исключено, что жизненный опыт и частая смена подчиненных участковых приучили Минаева сдерживать свои эмоции. Поэтому особой радости от появления нового участкового он не испытывает. Форменная одежда на нем сидит как-то мешковато. Строевиком тут и не пахнет. Парадный китель распахнут. Золотые погоны на нем местами измяты. Форменный галстук расстегнут и держится на рубашке только за счет заколки. Тесемки галстука черными змейками сбегают по белой рубашке, ворот которой также расстегнут.

– Привет! – говорит вслед за майором пожилой мужчина.

И протягивает для пожатия руку, не давая новому участковому ответить майору на вопрос: где он пропадал после совещания. Ему на вид около пятидесяти лет. Он суховат, подобран, и как-то сразу же вызывает к себе доверие у собеседника, располагает к себе.

– Будь здоров, коли не шутишь… – продолжает он, продлевая рукопожатие. – Смотрю, ты что-то стушевался. Не стоит – тут все свои. Я, например, председатель совета общественности, а в недалеком прошлом – сотрудник милиции, майор…

Речь председателя совета общественности размерена, голос несколько глуховат.

– Не исключено, что я тебе оформлял прописку… – заканчивая ритуал знакомства, говорит он. Но, спохватившись, что не назвал себя, шутливо дополняет: – Василий Иванович… Конечно же, не Чапаев, а только Клепиков.

Паромов, приободренный Василием Ивановичем, уже уверенней протянул руку высокому черноволосому парню лет двадцати восьми, привставшему со стула.

– Николай.

– Подушкин Владимир, – отвечает с некоторой долей превосходства чернявый.

– Очень приятно, – скороговоркой тараторит Паромов. – Мы немного знакомы, так как совсем недавно я ходил в дружину и вас видел.

– То-то вижу: лицо знакомое, – говорит Подушкин и поясняет, продолжая знакомство, – друзья иногда называют просто Палычем. Начальник штаба заводской добровольной дружины и главный на опорном пункте.

Заметив ухмылку Минаева и удивление на лице Паромова, уточняет:

– Виталий Васильевич, – кивок головы в сторону старшего участкового, – всего лишь желанный гость тут, как и подчиненные ему участковые.

Все это произносится с серьезной миной на лице и явным акцентом на слове участковые. Понятно: дает понять, кто хозяин в доме.

Минаев, услышав последнюю фразу Подушкина, иронично улыбается и порывается что-то ответить. Но вмешивается Василий Иванович:

– Прекращайте вы свой спор о старшинстве. Совсем не ко времени это. Нечего молодого участкового, который не успел порог перешагнуть и познакомиться, пугать. Еще успеете наспориться. Дайте человеку познакомиться со своим коллегой, – спокойно и веско говорит он, обращаясь сразу ко.

Четвертым в кабинете был участковый инспектор Черняев Виктор. Он с ходу заявил, что на опорном пункте, принято не представляться по поводу назначения, а проставляться.

– Иначе служба не сложится… Да и дружба зависит, как гласит народная мудрость, от полноты налитого стакана.

Намек яснее некуда: Паромову предстоит бежать в магазин за бутылкой спиртного.

Черняеву примерно столько же лет, сколько и Паромову. Только выглядит он старше Паромова и уж точно уверенней и солидней. Этакий бывалый, прошедший огни и воды, немало повидавший на своем веку человек. Возможно, поэтому есть в нем что-то показушно-театральное.

4

Паромов и Черняев уже немного знакомы. Случилось это месяца два тому назад, когда Паромов с цеховой ДНД был на дежурстве. Тогда под аркой, расположенной между зданиями магазина «Универсам» и кафе «Бригантина» на улице Парковой, человек десять подвыпивших парней, цинично нарушая общественный порядок, учинила распитие спиртных напитков. Их громкий хохот, нецензурная брань, «задирание» прохожих, в том числе женщин и девушек, беспокоили граждан. Некоторые пожилые люди пытались совестить распоясавшихся парней, но те только громче матерились и гоготали жеребцами стоялыми, не реагируя на замечания. Нарушение общественного порядка было налицо. И это нарушение первым обнаружил Черняев. Он находился в тот вечер в отгуле и направлялся в магазин за продуктами. Был в гражданской одежде (ну кто же в выходной день будет ходить в форме) и даже без служебного удостоверения – выскочил-то из квартиры на минутку. Пересекая арку, Черняев мог бы сделать вид, что ничего не происходит, мог купить продукты и вернуться домой. Мог конечно, если бы не был милиционером. Причем не по форме, а по сути..

– Я – участковый инспектор милиции, – подойдя к парням, громко произнес Черняев, – и требую, чтобы вы немедленно прекратили нарушать общественный порядок. Требую, чтобы прекратили материться и распивать вино! Я требую, чтобы вы немедленно удалились отсюда!

В толпе после первых слов Черняева на какое-то мгновение смолкли разговоры: там переваривали услышанное. Но когда смысл слов дошел до мозгов нарушителей, и они увидели, что какой-то паренек, один-одинёшенек, без форменной одежды, без милицейского удостоверения, именем закона требует от них подчинения, взбеленились и поперли на него «буром».

– Ты, красноперый, совсем охренел! – прохрипел верзила лет тридцати по кличке Малыш – Малышев Юрий.

Ранее он уж дважды отбывал срок за хулиганство и умышленное нанесение телесных повреждений. И только полгода как «откинувшийся» с зоны.

– Наверное, в морду хочешь!

– «Перо» ему в бок – и вся недолга! – раздался чей-то визгливый голос. – Перо!

Так исподтишка обычно действуют провокаторы. У самих «перо» воткнуть кишка тонка, зато подстрекнуть других – за милую душу!

– Перо! – многоголосо подхватила, заводясь, в пред-чувствии драки и близкой крови толпа. – Перо!

Черняев понял, что слова тут бессильны. Нужно было действовать по-иному. «Но не убегать же позорно, чтобы потом гады злословили на мой счет, – горячей волной пронеслось в голове. – Нужен другой выход!»

Ближе всех к Черняеву стоял Малыш. И когда Малыш опустил руку в карман брюк, Черняев бросил ему в лицо хозяйственную сумку, с которой шел в магазин. Пока Малыш концентрировал свое внимание на сумке, участковый нанес ему удар ногой в промежность, вложив в этот удар не только всю силу, но и всю злость и ненависть мента к своим извечным антиподам. Разрывая кольцо окружения, головой боднул в живот высокого дружка Малыша, первым подавшего идею применения «пера», как основного аргумента в споре с милиционером. Тот, «сложившись» пополам, упал на бетонный пол арки. Боковым зрением Черняев отметил для себя, что Малыша скрючило. «Этому уже не до пера!» – отфиксировало подсознание.

Неожиданные решительные действия участкового привели толпу в замешательство. Этим незамедлительно воспользовался участковый, вырвавшись из опасного окружения.

«Возле ДК должны быть постовые и дружинники! – молнией пронеслась мысль. – Надо туда за помощью, чтобы задержать это дерьмо… И наказать! Да так, чтобы навсегда, позабыли, как грозить милиционеру «пером».

Он кинулся в сторону ДК и сразу же увидел четырех дружинников: двух молодых парней и двух девушек с красными повязками на рукавах. Те шли по площади со стороны дворца культуры в сторону парка.

– Товарищи дружинники! – прерывающимся от волнения после схватки голосом прокричал Черняев. – Товарищи дружинники, я – участковый инспектор милиции и прошу оказать мне помощь в задержании группы хулиганов.

Дружинники, среди которых был и Паромов, остановились.

– Мы в вашем распоряжении, товарищ участковый, – узнав Черняева, заверила старшая группы, смазливая блондиночка с пухленькими губками и подкрашенными глазками, Снеговая Валентина. – Что случилось?

Черняев вкратце обрисовал сложившуюся картину и напомнил о мерах предосторожности, необходимых при задержании пьяных и дерзких хулиганов.

– Аннушка, – приказала Снеговая крановщице цеха веснушчатой Арцебашевой, – пулей в ДК! Там постовые милиционеры. Скажи им, чтобы бежали под арку для оказании помощи участковому и дружинникам, а затем позвони в опорный и тоже вызови подмогу. А мы – под арку, чтобы задержать хулиганов, – видя нетерпеливые жесты и недовольную гримасу на лице дружинницы от затянувшегося инструктажа, окончила она.

Аннушка кинулась в ДК, а остальные скорым шагом направились под арку. Там по-прежнему продолжали толпиться все те же подвыпившие парни. Они, перемежая обычные слова матерщиной и жестикуляций, живо обсуждали только что произошедшее событие. Увлекшись, мало обращали внимание на происходящее, в том числе, на спешивших к ним дружинников.

Приблизившись к хулиганам, Черняев в корне изменил тактику. Он уже не стал представиться им сотрудником милиции, как сделал это в первый раз, а сразу же кинулся в самую гущу с криком:

– Милиция! Стоять!

Мало того, начал раздавать удары руками и ногами направо и налево всем, кто попадался на пути. Под аркой закрутилась настоящая «карусель» из человеческих тел. Опешившие от неожиданного нападения хулиганы, никак не могли понять, что происходит, и только тупо матерились. С глухими хлопками разбивались о бетонный пол арки падавшие из рук нарушителей бутылки с вином и пивом.

– Держи! Вяжи! – кричали дружинники, не выпуская никого из закрученной Черняевым «карусели».

По примеру участкового, они щедро раздавали тычки и пинки всем, кто пытался вырваться из-под арки на улицу.

Психологическая победа пока была на стороне блюстителей порядка. К тому же к ним присоединилась пара жителей ближайших домов, узнавших Снеговую. По-видимому, сработал неписаный закон: «Наших бьют».

Но весь эффект неожиданности мог распасться в любое мгновение, стоило только шпане увидеть свое значительное численное превосходство и осознать этот факт.

Но уже бежали из ДК на помощь, громыхая по асфальту подкованными сапожищами, постовые. Со стороны опорного пункта бегом приближалась резервная группа дружинников. Вечернюю тишину разрывали вибрирующие завывания милицейской сирены – это летел на всех парах автопатруль.

В минуту все нарушители были скручены, связаны. Часть их была «погружена» в милицейский автомобиль, а не поместившиеся конвоировались в пешем порядке до опорного пункта.

Так Паромов впервые познакомился с участковым инспектором Черняевым. И Черняев запомнился ему, как смелый и решительный до дерзости человек. А вот Черняев в той суматохе и круговерти событий вряд ли смог запомнить Паромова.

5

И вот теперь они вновь встретились. Но уже совсем при других обстоятельствах. Черняев почему-то опять не в форменной, а в гражданской одежде. Но держит себя солидно и значительно. Остальные с неподдельным интересом наблюдали за реакцией нового участкового.

«Черт бы вас всех побрал с вашими проверками, – мысленно чертыхнулся Паромов, – да и денег ни рубля нет: поиздержался, пока устраивался на работу, месяц живя на зарплату жены. Кроме того, обычно проставляются с первой получки – так уж заведено во всех коллективах… А тут – не успел порог переступить – беги в магазин… Да, дела… Скорее всего, проверяют не на жадность вообще, а на склонность к спиртному. Как поступить? Если сказать правду, что нет денег, то посчитают, что обманываю и жмотничаю… А если попросить в займы и сбегать за бутылкой водки, то не расценят ли это как слабость к спиртному… Еще за алкаша примут. Как быть? Да и дадут ли в долг совсем незнакомому человеку? И начинать свою карьеру с выпивки совсем не хочется».

Эти мысли стремительно пронеслись в голове Паромова, вновь выводя его из равновесия, появившегося после доброжелательных слов Василия Ивановича.

– Прошу извинения, – с виноватой улыбкой на лице и конфузясь, произнес Паромов, – но у меня при себе сейчас нет денег… Однако если мне кто-либо из вас одолжит… хотя бы до обеда рублей десять,…то я схожу в магазин и куплю водки и закуски. Также хочу сразу предупредить, чтобы потом не было недоразумений: спиртное употребляю очень редко и в небольших дозах, так как быстро пьянею. А этого мне совсем не хочется. Поэтому я выпивать не буду.

Выпалив это скороговоркой, на одном дыхании, Паромов стал оглядывать всех, ожидая дальнейшей реакции. Никто давать ему денег в долг не спешил. По-видимому, «переваривали» услышанное. На какое-то мгновение повисла напряженная тишина. Пока длилась эта пауза, Паромов продолжал стоять, переминаясь с ноги на ногу.

– Э-э-э, брат, – растягивая на распев первые слова и постепенно заводясь, начал Черняев, – да тут и нет особо пьющих. Лишь чуть употребляющие. Ты еще, как следует, с нами не познакомился, а уже обижаешь. Так дело не пойдет. Мы тебя не пить приглашаем, а отметить наш профессиональный праздник – ведь сегодня день милиции. Впрочем, можешь и не пить – дело хозяйское – а мы не прочь были бы по рюмашки опрокинуть, – закончил он более мягко и как бы от имени всего коллектива монолог. – За знакомство и праздник.

– Уймись, будущий опер, не вгоняй человека в краску, – слегка раскачиваясь в кресле, с долей явной иронии в голосе бросил реплику Минаев.

– А что такое? – ощетинился Черняев.

– Сам лыжи навострил в опера, уже и рапорт подписан, – продолжил Минаев, обращаясь в основном к Василию Ивановичу, – а все молодых «колет».

– Серьезно? – искусственно удивился, подыгрывая старшему участковому, Клепиков.

– Пытаюсь, – заскромничал, как красная девица, Черняев. – Но неизвестно: выгорит или нет…

– Выгорит, – как о деле уже решенном сказал Минаев. – Лучше скажи, когда сам будешь «отступную» ставить, «колун» хренов.

– Как только, так сразу, – отшутился Черняев. – Знаете, что за мной не заржавеет.

– Каков ты участковый, мы знаем, – усмехнулся Клепиков, – но каков будешь опер – неведомо? Может, с нами тебе и выпить будет зазорно? Опера – они народ крутой, занозисто зазнаистый… не чета участковым.

– Ну, ты, дед, и скажешь, – сделал показушно обиженное лицо Черняева, однако в его голосе послышалась неуверенность.

– Да всякое было, верно, Васильич? – не оставлял Клепиков в покое участкового.

– Верно, – краток Минаев.

– Да ну вас, – махнул рукой Черняев.

– А ты, Паромов, не стой столбом, а снимай куртку и присаживайся на свободный стул, – сделал Минаев ударение на слове «присаживайся». – Не садись, а присаживайся. Сесть мы всегда успеем.

– Спасибо.

– Да расскажи-ка нам о себе пообстоятельней, не торопясь. Как говорится: с чувством, с толком, с расстановкой. Времени достаточно.

– Особо и рассказывать нечего, – стал раздеваться Паромов.

– Ничего, что-нибудь, да найдется. А пока мы с Василием Ивановичем будем слушать твою исповедь, «штаб» сгоняет за «сухочевым», – как о вполне решенном деле говорит он. – Надо же, в самом деле, отметить наш праздник. Верно, Василий Иванович?

Василий Иванович, молча, утвердительно кивнул головой.

По всему видно, что председатель общественности здесь пользуется большим уважением и авторитетом. Он, как успел заметить Паромов, был немногословен. Потому каждое сказанное им слово звучало веско. От всего его облика исходила какая-то мужская надежность и основательность, а от общения – доброжелательность.

– Эй, штаб, найдется ли у тебя на пару бутылок, – обращаясь непосредственно к Подушкину, интересуется Минаев, – или тебе подбросить из своих запасов»?

– Найдется, – на ходу отзывается Подушкин, направляясь в магазин.

– Тогда действуй. Да порасторопней.

– Через минуту доставлю нарушителей порядка – «сухочевых», – схохмил начальник штаба уже из коридора.

– Пойду, займусь бумагами, – произносит Черняев, – пока «штаб» за «сухочевым» колдыбает. Праздник – праздником, а дела – делами….

Буркнув что-то еще, он покинул кабинет Минаева.

– Мудрит, – бросил реплику Клепиков на демарш участкового. – Форс держит.

– Черняев же… – хмыкает старший участковый.

Паромов, сняв с себя куртку и повесив ее на металлическую вешалку, стоявшую в углу, недалеко от двери кабинета, сел на стул и стал излагать свою биографию. Акцент поставил на то, что о работе милиции он практически ничего не знает.

– Сведения, почерпнутые из книг и фильмов, не в счет…

По-видимому, его откровенность подкупила обоих слушателей. Лицо Минаева расплылось доброй улыбкой, а в глазах Василия Ивановича веселыми бесенятами проскочили искорки одобрения и снисходительного великодушия бывалого человека.

– Не боги горшки обжигают, – заверяет Минаев, воз-вращаясь к прерванному разговору с молодым участковым. – По себе знаю, – добавляет он для вескости. – Главное – это желание работать, а остальное все придет само собой со временем. Верно, Василий Иванович?

Тот утвердительно кивает.

– На первых порах присматривайся к работе остальных участковых, в том числе, и к работе Черняева – способный и хваткий, не зря же его берут на оперативную работу так быстро.

В голосе Минаева явное одобрение.

– Присматривайся и учись. И что особенно важно, не стесняйся спрашивать, если столкнешься с непонятным. Как говорится, спыток – не убыток… Денег не просит и умными поощряется. Верно, Василий Иванович?

– Верно.

– А еще поменьше заглядывай в стакан. Здесь тебе Черняев не пример.

Тут Минаев сделал небольшую паузу. Его светло голубые глаза слегка затуманились. Было видно, что какие-то, не очень приятные, мысли тревожат его душу.