Текст книги "Антология советского детектива-36. Компиляция. Книги 1-15 (СИ)"

Автор книги: Данил Корецкий

Соавторы: Анатолий Кузнецов,Николай Коротеев,Лазарь Карелин,Теодор Гладков,Аркадий Ваксберг,Лев Корнешов,Лев Квин,Иван Кононенко,Вениамин Дмитриев,Владимир Масян
сообщить о нарушении

Текущая страница: 158 (всего у книги 178 страниц)

– А-а-а, клоун! – закричал Конев, выходя из себя от такой выходки оперативного дежурного. – Ты у мэне до следующего дня нэ смэнишься! Понял?..

И понес, и понес склонять на все бока бедолагу. Не только маму с папой припомнил, но и всех ближних и дальних родственников, ангелов и архангелов.

Смехов только успевал глазами моргать, да пот вытирать с лысины и лица.

Конев слово сдержал: сменился Смехов с дежурства только вечером, получив от начальника выговор за халатное отношение к несению службы. А недели через две все сотрудники отдела уже знали, как Черняев попотчевал Смехова пургеном, и откровенно зубоскалили над прожорливым дежурным, величая меж собой его «грудинкой».

Кто пустил этот слух, осталось неизвестным. Впрочем, многие подозревали, что сделал это сам Черняев. Правда, тот везде и всем клялся, что никому ничего не рассказывал. Но Черняев есть Черняев… Так уж он был склеен природой, что не мог обходиться без шуток, подковырок и зубоскальства. Причем довольно часто его шутки были не только жестки, но и жестоки.

4

Черняева в уголовном розыске Промышленного РОВД служил всего несколько месяцев, но фигурой там уже слыл заметной. В розыске это, скажем по-свойски, совсем не просто. Здесь ухарь на ухаре сидит и ухарем погоняет… Такова профессия. И чтобы, едва влившись в коллектив угро, стать не просто сотрудником, а видным сыскарем, таланты нужны незаурядные. Но бог Черняева Виктора Петровича талантами не обидел. Имелись всякие и с избытком. Словом, оперативник он был прирожденный и насмешник закоренелый.

Вокруг него всегда вились разные людишки: что-то среднее между внештатными сотрудниками и бесплатными информаторами. Довольно часто – людишки с нездоровой психикой и ущербной внешностью. Среди таких были Ниткин Валера и Глухов Андрей.

Первый жил на Элеваторном переулке, был сыном рецидивиста Ниткина Ивана. Он откровенно давно и плодотворно шпионил за отцом и его друзьями-собутыльниками в пользу опера.

Второй использовался, в основном, как разносчик повесток. Но иногда приносил и информацию о жильцах своего дома. Был он лет тридцати, невысокого росточка, худенький, тщедушный. Имел третью группу инвалидности. Нигде не работал, хотя и желал работать, но его из-за группы нигде не брали.

Андрей постоянно «одолевал» Черняева просьбой трудоустроить его. Черняев, не стесняясь, каждый раз обещал трудоустроить, хотя и не собирался делать этого. Да и не мог. Но обещал. И однажды, когда они оба находились в опорном пункте поселка РТИ, Андрей в очередной раз стал доставать опера вопросом трудоустройства. Черняев, ради шутки, не задумываясь о последствиях, направил Андрея в отдел кадров завода РТИ.

– Там сейчас новую должность вводят: провокатора. – Сказал он проникновенно Андрею. – Работа – не бей лежачего! Посматривай, кто что делает, чем занимается, – и начальнику докладывай. Зарплата похлестче чем у мастера… Так что, дуй во весь опор в отдел кадров. Скажешь, что от меня.

– Одна нога здесь, другая там! – Обрадовался Андрей. – Только напиши на листке бумаги, как должность называется. А то я по дороге забуду. А это не хорошо.

– В чем же дело? – хмыкнул опер. – Для друга ничего не жалко.

Достал авторучку, клок бумаги и написал печатными буквами нужное слово.

– Дуй!

Схватив бумагу, Андрей вылетел из опорного пункта. А через двадцать минут начальник отдела кадров завода РТИ Бутов Антон Петрович, старый знакомый опера и участковых, позвонил и сказал Черняеву, что он, Черняев, по-видимому, совсем офанарел от работы с разными жуликами и проходимцами, раз такие шутки шутит… тридцать седьмого года на него нет… Но сетования начальника отдела кадров для Черняева, как для гуся вода. Только бодрят и освежают. Было – и нет! Таков уж был Черняев. Любил поскоморошничать, позубоскалить на чужой счет. Порой – достаточно лояльно, порой – жестко и безобразно.

– Ну, все, Петрович, – сказал Подушкин со значением, чтобы подразнить опера. – Больше Андрюха к тебе не придет: обидел ты его жестоко. Кто ж тебе теперь будет информацию поставлять про Милку и других неблагонадежных соседей? Кто?

– Придет, как миленький, никуда не денется. Сейчас придет. С кем поспорить? – Засуетился опер, которого слова Подушкина задели за «живое». – А если ему еще пивца купить, то, вообще, из опорного или из отдела не выгонишь. Ночевать тут будет.

– И где ты таких сексотов находишь? – поинтересовался Паромов.

– Кого, кого? – переспросил Подушкин.

– Сексотов, то есть секретных сотрудников, секретных агентов, – расшифровал сленг участковый.

– Да уж места знать надо, – самодовольно ухмыльнулся опер.

– Толку от Андрюхи и от таких как он, сексотов, как от козла молока! – вновь подковырнул сыщика начальник штаба ДНД.

– Не скажи, «штаб», не скажи, – вступился Черняев за своего тайного агента. – Иногда от блаженного пользы больше, чем от умника-разумника. Блаженный, он и в Африке блаженный. Все, как вот вы, считают, что с дурака не велик спрос, и не особо таятся. А он, что увидел, что услышал, мне и принес… в клювике. Пусть по мелочам, но, смотришь, мелочевка потихоньку и в крупняк переросла… Диалектика жизни, неучи и двоечники. Учитесь – пока я жив… А за Андрюху можете не волноваться – придет. Как миленький придет.

И, точно, как в воду глядел опер: пришел Андрей. Сначала подулся немного, но вскоре вместе с Черняевым хохотал над своим трудоустройством.

Впрочем, не только зубоскальство было отличительной чертой Черняева. Коллеги знали его как бесстрашного до дерзости и находчивого сотрудника. Будучи еще участковым инспектором милиции, Черняев случайно стал свидетелем дорожно-транспортного происшествия на проспекте Кулакова. Пьяный водитель автомобиля «Урал» совершил наезд на несовершеннолетнюю девочку, приведший к ее смерти, и стал скрываться. Видя такое дело и понимая, что преступника упустить никак нельзя, Черняев остановил первый попавшийся ему легковой автомобиль. В нем за рулем по чистой случайности оказался дружинник Кравченко Владимир.

– Там убийца! Догоним! – организовал преследование «Урала» Черняев.

Водитель «Урала», делая зигзаги по всей ширине дороги, уходил за пределы жилого массива в сторону Льговского поворота. Впрочем, это было на руку преследовавшим его Черняеву и Кравченко: за чертой города, в промышленной зонебольше шансов, что пьяный преступник не совершит повторного наезда на людей или не допустит столкновения с другими транспортными средствами. Следовательно, удастся избежать новых жертв.

Встречные автомобили, как живые существа, шарахались от взбесившегося «Урала». Каким-то необъяснимым внутренним чутьем их водители успевали в доли секунды почувствовать надвигавшуюся опасность и принимали меры, чтобы избежать ее.

Табельного оружия у Черняева не было. Как уже говорилось, в те годы оружия участковым инспекторам милиции почти никогда не выдавалось. Разве, если что-то случалось неординарное, требующее немедленного вооружения всего личного состава. Но Черняев имел стартовый пистолет.

– Прижмись поближе, – попросил он дружинника.

Тот молча, осознавая опасность такого маневра, приблизился на своей «копейке» к «Уралу».

Высунувшись по пояс в окно автомобиля, Черняев произвел несколько выстрелов, надеясь тем самым, под страхом собственной смерти, понудить водителя «Урала» остановиться. Но вот «пугач» замолчал: в обойме кончились патроны. Помогая участковому, Кравченко постоянно подавал длинные и резкие сигналы. Но все было бесполезно. Водитель «Урала» и не думал подчиняться требованию преследовших его лиц. Останавливаться он не собирался. Только остервенелей жал на акселератор. Выхлопная труба выплевывала облака черного дыма, завесой стлавшегося над дорогой.

За Льговским поворотом «Урал» свернул вправо, в сторону Реалбазы хлебопродуктов. Движение автотранспорта на данном участке дороги было редко. А пешеходов не было совсем.

– Не останавливается, подлец! – бросил сквозь зубы Кравченко, цепко следя за дорогой и за действиями водителя «Урала».

– А надо остановить! – так же коротко отозвался Черняев. – Надо!

Оба помолчали.

– А что, если… – Черняев не договорил фразы.

Впрочем, Кравченко его понял.

– Опасно! Или обоих раздавит прямо в моей «консервной баночке», когда приблизимся к кабине, или тебя одного, когда будешь перебираться из моего автомобиля на подножку «Урала». Вон, какая громадина!

Против «Урала» серенькая «копеечка» Кравченко действительно смотрелась маленькой козявкой рядом со слоном.

– Или ты сорвешься… В любом случае – нам кранты…

– Но надо! Другого выхода не вижу. Давай, прижимайся ближе с правой стороны, чтобы у гада обзора было меньше. «Бог не выдаст – свинья не съест!»

Кравченко поддался уговорам напористого участкового и, уловив мгновение, когда водитель «Урала» временно потерял бдительность при отслеживании преследовавшей его «копейке», «подскочил» к правой подножке кабины «Урала».

– Кто не рискует, тот не пьет шампанское, – сказал Черняев, открывая дверцу автомобиля. – Я пошел…

«С Богом!» – внутренне перекрестился атеист Кравченко, в этот миг искренне веря в Бога и его всесильность.

По-видимому, милицейские ангелы не дремали – Черняеву удалось благополучно перебраться на подножку «Урала». Остальное было делом техники. Через несколько минут связанный брючными ремнями водитель «Урала», которым оказался ранее судимый Слонимский Вася по прозвищу Слон лежал на заднем сиденье «копейки».

Расписанный татуировками Слон проживал на поселке «Волокно». Теперь, надежно упакованный Черняевым, готовился готов к «транспортировке» в Промышленный РОВД. Злополучный автомобиль «Урал», угнанный от завода ЖБИ-2. сиротливо стоял на обочине.

– Хозяин заберет, – небрежно бросил Черняев, кивнув головой в сторону «Урала» и радуясь удачному окончанию приключений. – Нас ждут в отделе. Поехали.

Когда он с помощью Кравченко втаскивал в дежурку «спеленатого» Слона, оперативный дежурный Цупров обратил внимание, что лицо Слона в скором времени превратится в сплошной синяк.

– Споткнулся что ли?

– О руль стукнулся, когда резко тормозил, чтобы передать управление мне, – ощерился Черняев.

– А я что? Я ничего, – стушевался дежурный, уже достаточно проинформированный об обстоятельствах задержания Слона.

– И я – ничего…

…Начальник отдела Воробьев Михаил Егорович был поставлен перед трудной дилеммой. С одной стороны водитель «Урала», он же – угонщик, совершивший наезд на девочку, задержан при столь необычных обстоятельствах. С другой – его подчиненный рисковал своей жизнью. И не только своей, но и жизнью народного дружинника…

Умудренный жизненным опытом начальник впервые не знал, что делать. То ли ругать участкового-каскадера за его безрассудные, киношные трюки при задержании опасного преступника, убийцы, по сути; то ли хвалить. За всю историю существования Промышленного РОВД такого задержания еще не случалось.

В конце концов, он принял соломоново решение: один на один отругал Черняева за его бесшабашность.

– О себе не думаешь, о родителях, детях подумай! Чтоб в первый и последний раз…

А во время очередного оперативного совещания личного состава официально поблагодарил за умелые действия при задержании особо опасного преступника.

– Молодец! Так держать!

Но внимание на способе задержания преступника особо не акцентировал.

Приказом начальника УВД Курского облисполкома генерал-майора Панкина Вячеслава Кирилловича дружинник Кравченко и участковый Черняев были поощрены денежной премией в сумме пятидесяти рублей каждый. Немалые деньги! Особенно для опера, зарплата которого сто двадцать рублей…

Часть этой премии в день ее получения тут же пошла «на обмывку» в узком кругу участковых и дружинников. Таков уж закон милицейских будней.: поощрило начальство – обмой, чтобы еще раз поощренным быть, наказали – выпей и не переживай. Кому в этой жизни легко?

– За удачу! – Так звучал в тот раз тост.

Вот такой был Черняев Виктор Петрович: и насмешник до жестокости, и смельчак до безрассудства.

5

Шила в мешке не утаишь – дошел слух о проделке Черняева и до Смехова. «Уж я припомню тебе грудинку…» – затаился он. И стал поджидать подходящего случая, очередной шутки опера, чтобы одним махом расправиться с обидчиком. Даже при встрече делал вид, будто ничего не знает и не понимает. Черняев же, долго предостерегавшийся от каких бы то ни было выходок, однажды не утерпел и… попался на крючок.

…Был разгар рабочего дня. Юрий Николаевич, развалясь в кресле, лениво поднимал телефонную трубку с пульта связи после очередного звонка и вяло бубнил в нее: «Промышленный отдел милиции. Дежурный Смехов…».

В ходе разговора он тер ею ухо и щеку. По-видимому, от лени и безделья. И когда разговор оканчивался, еще долго не клал ее на рычажки аппарата, продолжая потирать щеку и ухо. Эту особенность «работы с телефонной трубкой» приметил Черняев и решил ею воспользоваться, чтобы в очередной раз покуражиться над незадачливым дежурным.

Когда Смехов отлучился на какое-то время из дежурки, Черняев веселым бесом влетел в дежурку и штемпельной подушечкой, пропитанной чернилами, измазал защитную чашечку мембраны телефонной трубки. Ту самую, которой так неосторожно дежурный потирал себе ухо и щеку. Проделав такой фокус-покус, опер немедленно удалился из дежурки. Помощник сделал вид, что ничего не видел, занимаясь своими делами. Вскоре вернулся Смехов. Вновь развалился в кресле.

Тут и раздался звонок. По просьбе Черняева звонил какой-то оперативник. Не подозревая подвоха, Смехов снял трубку и, как прежде, стал ерзать ею по ушной раковине и щеке, вяло отбрехиваясь от надоевшего с пустяшным вопросом опера.

Может быть, все бы и обошлось. Ну, похихикали бы немного помощник и водитель над чумазым лицом дежурного, да и успокоились. Может быть…

Но в это время к начальнику отдела шла Нина Иосифовна Деменкова – заместитель прокурора. Гроза милиции и страж порядка. Все видела, все замечала и, не откладывая в долгий ящик, тут же, на месте, производила суд и расправу, не взирая ни на ранги, ни на заслуги провинившегося…

Ей было за сорок. Но возраст почти не сказывался на ее внешнем облике. По-девичьи стройная фигура в облегающем форменном или строгом гражданском костюме. Гордо посаженная голова, с аккуратной деловой прической женщины, знающей цену себе и другим. Правильные черты лица. И глаза… Глаза мудрого, прожившего большую жизнь человека, постоянно сталкивающегося с самыми необузданными человеческими страстями и горем. Редко приходилось улыбаться этим глазам. Возможно, специфика работы наложила свой отпечаток на них. Их пронзительный и пронизывающий взгляд не могли скрыть или сгладить толстые стекла очков, неотъемливаемого атрибута людей, много читающих и пишущих. Её боялись и уважали не только молодые, совсем зеленые сотрудники, но и уже опытные, не один год проработавшие в органах милиции, в том числе и руководители. Уважали за профессионализм, за честность и порядочность, за принципиальность. С ее мнением считались не только начальник отдела милиции Воробьев и его заместитель по следствию Крутиков, которые и сами были зубрами в юриспруденции, но и в областной прокуратуре.

«Если Нина Иосифовна сказала, что сделать надо «так-то и так-то», значит, так и стоит поступить… И лучше к ней не попадать, – говорилось в милицейских кругах, – морально раздавит и заставит почувствовать себя ничтожеством».

Справедливости ради, стоит отметить, что Нина Иосифовна была не только грозой для милиции, но и незримым ангелом-хранителем всего Промышленного РОВД. Она могла стукнуть кулаком по столу, когда делала внушение очередному «споткнувшемуся» сотруднику, могла повысить голос до Левитанского эмоционального и драматического звучания, пробиравшего «виновника» до дрожи косточек во всем теле, но никогда и никого не оскорбляла и не унижала. И по большому счету – многих спасла от беды.

– Георгий Николаевич! – нараспев протянула она. – Что это с вами? – В глазах лукавинка. В голосе недоумение и сарказм. – То ли утром забыли умыться, то ли ухо решили в чернильницу превратить? Что-то не пойму. Вы хоть бы на минуту в зеркало на себя посмотрели. Вы же майор, а не паяц из цирка…

– А что такое? – недоуменно спросил Смехов, покрываясь краской, словно рак, ошпаренный крутым кипятком. – Совсем недавно умывался.

– Значит, кто-то над вами подшутил, – уже вполне серьезно пояснила Деменкова, – все лицо чернилами испачкано. Сходите, умойтесь.

Оперативный дежурный стремглав помчался в туалет, где находился умывальник.

– Нехорошо, не по-товарищески!.. – стала отчитывать она помощника.

– Я тут не при чем. Только что сам увидел… – вынужден был оправдываться тот, как нашкодивший мальчишка.

Нина Иосифовна укоризненно покачала головой, то ли осуждая проделку сотрудников с оперативным дежурным, то ли самого дежурного за неаккуратность и неопрятность, и пошла на второй этаж. А тут вскоре появился Черняев, открыто смеясь и потешаясь над оскандалившемся дежурным.

– Юрий Николаевич, наверно очень сробели перед прокуроршей, что все лицо посинело от страха? А раньше было красное, как после бани у артиста Евдокимова.

Этого Смехов стерпеть уже не мог, догадавшись, кто так зло подшутил над ним.

– Застрелю! – на весь отдел закричал он, вынимая пистолет из кобуры и со всех ног бросаясь в погоню за Черняевым.

Опер понял, что тут уж не до шуток и смеха. Пора спасать собственную шкуру. И кинулся в садик, росший перед отделом, как заяц, петляя между яблонь.

– Застрелю! – ревел, осатаневший от обиды и публичного оскорбления, Смехов, гоняясь за Черняевым по садику. – Застрелю!

Тут Черняеву стало уже не до шуток. Взбешенный Смехов мог и в самом деле, если не застрелить, то изрядно покалечить. Только вмешательство начальника отдела, услышавшего из своего кабинета дикий рев оперативного дежурного и выяснившего причину этого рева, прекратило погоню. С полгода Черняев близко не подходил к дежурке, если там находился Смехов. Даже дежурить просился в иные смены, лишь бы не встречаться с Георгием Николаевичем.

Таковы были Черняев и Смехов, колоритно выделявшиеся на фоне остальных сотрудников.

6

Однажды и Паромову пришлось лично столкнуться с флегматичностью Смехова. Впрочем, действия Смехова были лишь маленьким эпизодом в произошедшем.

В конце декабря все того же 1980 года после того, как работа на опорном пункте была окончена, Минаев и Паромов на дежурном автомобиле ДНД поехали домой. Однако, возле кафе «Бригантина» Минаев попросил водителя Володю остановиться, так как он решил на «пару минут» заглянуть в кафе.

Время было уже после 23 часов, и дверь кафе была закрыта. Минаев постучал в дверь, и ему открыли. Паромов с водителем остались в автомобиле.

Прошло минут пять, и из кафе вышел известный на Парковой ловелас и лучший друг всей местной милиции Никанорыч. Он был слегка навеселе. Впрочем, чтобы напоить Никанорыча до пьяна, надо было не менее ведра водки. Силы был недюжинной. В свои полста лет на спор делал стойку на руках и зубами поднимал с пола полный стакан со спиртным, который выпивал до дна, не меняя положения рук, балансируя только телом и манипулируя головой. Покруче, чем подобное проделывал цыган Яша в фильме «Неуловимые мстители».

Паромов стал ожидать выхода из кафе Минаева, считая, что тот должен был выйти следом за Никанорычем. Тут со стороны парка к кафе подошел молодой парень худощавого телосложения, в короткой спортивной куртке и белых брюках в обтяжку. Парень хотел попасть в кафе и стал стучать в дверь. Никто дверь ему, конечно, не открывал. Но парень оказался настырный и стал стучать громче и настойчивей.

Это не понравилось Никанорычу, и он подошел к парню и попросил не стучать.

– Разве не видишь, закрыто… Рабочий день закончился.

Вмешательство Никанорыча задело франтоватого парня. Однако он все-таки отошел на три-четыре метра от входа в кафе и остановился возле арки, соединяющей между собой здания кафе и магазина «Универсам». И там вслух высказывал свое недовольство работниками кафе и Никанорычем.

Впрочем, обстановка была мирной и не требовала вмешательства Паромова. И тот с водителем молча наблюдали за происходящим, ожидая появления Минаева.

Вновь открылась дверь кафе, и оттуда вышел Евдокимов Виктор Федорович – заместитель начальника ОУР Чеканова. Как и полагается оперативнику, он был в гражданской одежде и ничем не отличался от простых граждан. Увидев, что дверь кафе открылась, парень от арки неспешным шагом направился к ней. Но Никанорыч в это время уже жаловался Евдокимову:

– Говорит, что я широко шагаю и штаны могу по-рвать…

И тыкал пальцем в сторону приближающегося франта.

– Что?!! – угрожающе произнес Евдокимов. – Кто тут штаны собирается рвать?

С последними словами он достал из скрытой под пальто кобуры пистолет и шагнул с ним в сторону парня. Тот увидел оружие и стремглав рванул под арку. Евдокимов и Никанорыч – за ним, скрываясь за аркой. Из глубины двора прозвучало два выстрела.

– Теперь в штаны наложит! – пошутил Паромов.

Пошутил просто так, без задней мысли, чтобы прервать затянувшуюся паузу в салоне и выразить свое отношение к происходящему.

– Вряд ли, – отозвался недоверчиво тот. – Ведь понимает, что по нему ни с того ни с сего палить не будут.

– Вот, посмотришь…

Пока шел этот небольшой диалог в салоне автомобиля между водителем и участковым, дверь кафе вновь открылась, и оттуда показались Смехов и Крутиков. Оба были на поддаче.

– Стреляли. – поглаживая усы, флегматично констатировал Смехов, по-видимому, услышавший звук выстрела.

– О чем ты? – спросил Крутиков.

Он то ли не услышал выстрелы, то ли не предал им значения.

– Я говорю, что где-то стреляли, – опять таким же спокойным, без каких либо эмоций, тоном повторил Смехов. – Возможно, под аркой…

– Как? Где? Почему? – оживился Крутиков.

До него, наконец-то, дошел смысл сказанного Смеховым. Он стал порываться куда-то идти и что-то делать.

– Не стоит… – беря Крутикова под локоть, сказал все тем же спокойным голосом Смехов. – Без нас разберутся…

При этом Георгий Николаевич был невозмутим и спокоен, в отличие от Крутикова, как египетский сфинкс.

Тут из-за арки раздались чертыханья Никанорыча и Евдокимова. Но самих их еще не было видно.

Первым, что появилось из арки, была вонь, мгновенно заполнившая салон автомобиля, в котором находились Паромов и водитель Володя.

– Фу, черт! – только и произнес водитель Володя, зажимая рукой нос.

Паромов последовал его примеру, подумав про себя, как он оказался прав.

Но вот из-под арки показался парень. Шел он заплетающимся шагом. А когда миновал автомобиль, то хорошо было видно, что на заднице его белые брюки стали темными. И с каждым новым шагом пятно все более и более ширилось.

Следом вышли Никанорыч и Евдокимов, плюясь и хохоча одновременно.

– Больше этот залетный в «Бригантину» никогда не придет, – констатировал Володя.

– А говорил, что штаны порву! – объяснял Никанорыч Смехову и Крутикову происходящее. – С моими штанами не угадал, а свои обгадил.

Четверка весело засмеялась. Наконец, из кафе появился Минаев, и автомобиль тронулся.

Больше всего в случившемся Паромова поразила флегматичность Смехова: «стреляли…» – и никаких эмоций.

Огласки этот инцидент не получил. Протрезвев, «ге-рои» вспомнили, что оружие применялось незаконно. И предпочли помалкивать. За грубейшее нарушение социалистической законности, употребление спиртного всем бы «перепало на орехи». Евдокимова Виктора, начнись разборки «полетов», могли и уволить…

Из этих же соображений не распространялся о ночной «газовой атаке» и участковый Паромов. Как говорится, не тронь дерьмо, оно и не воняет…

7

Вообще Смехов в комичные ситуации попадал довольно часто. Однажды такая история чуть не закончилась трагично.

Весной после паводка вездесущие мальчишки, слоняясь возле реки Сейм, часто находили тревожные последствия прошедшей войны – неразорвавшиеся снаряды и мины. Ржавое напоминание о тяжелых боях Советских войск в феврале 1942 года за освобождение города Курска от фашистских захватчиков.

И, чтобы никто не подорвался, как поясняли эти юные «археологи», притаскивали страшные находки в опорный пункт или отдел милиции. Участковые мальчишек отчитывали, бранили, разъясняли, что в случае обнаружения опасных предметов, к которым относились и эти снаряды, необходимо только сообщать в милицию и ничего не трогать. Те «угукали» в знак согласия, и вновь с завидным упорством тащили опасный груз.

Приходилось вызывать группу минеров, которые особо не спешили приезжать за опасными гостинцами. Это же не в кино, когда все летят друг другу на помощь Это же жизнь. А жизнь, как известно, совсем не киношная… И «гостинцы» лежали днями, а то и неделями, в каком-нибудь кабинете опорного пункта.

Ужас да и только…

По-видимому, аналогичным путем попала мина и в Промышленный РОВД. То ли дежурный наряд не «сработал» должным образом при получении такого «подарка», то ли мальчишки молчком оставили свою находку возле отдела. Как бы там ни было, только оказалась одна ржавая мина небольшого калибра в садике возле отдела. В том самом, по которому Смехов гонял Черняева. Приютилась она рядом с курилкой, где любили собираться после окончания работы сотрудники патрульно-постовой службы. А вот сколько пролежала страшная штуковина в садике, неизвестно… Может, и день, а может, и месяц…

Но вот, как-то поздним осенним вечером оперативный дежурный Смехов решил отличиться перед руководством и навести порядок возле курилки. Сам махать метелкой не стал – не царское, мол, дело… а поручил это рядовым милиционерам. Те повозмущались, повозмущались, но делать нечего – подчинились. И смели в чан курилки ближайший мусор, опавшую листву, ветки… Заодно, и мину. Подожгли собранную кучу мусора и ушли.

Знали постовые, что бросили в костерок мину, умышленно это сделали или случайно, осталось загадкой навсегда. Но перед уходом гоготали они, как жеребцы перед случкой.

Утром, перед тем как появиться Коневу, решил Смехов посмотреть, каков порядок в садике и в курилке. Неспеша подошел к вкопанному в землю чану, в котором тлели остатки мусора. Потом подобранной тут же в садике палочкой стал ворошить в чане тлеющую листву, чтобы быстрей перегорела.

Тут и Конев подошел к отделу. Увидев Смехова, ковыряющегося палкой в чане, остановился возле крыльца.

Смехов должен был идти докладывать ему об оперативной обстановке за ночь, однако решил порисоваться. Пусть, мол, видит начальство, как службу бдит он днем и ночью. Даже о чистоте и порядке на ближайшей территории заботится…

Конева стала раздражать медлительность дежурного. И он не сдержался от очередной колкости:

– Георгий Николаевич, ты что в чане потерял? Копаешься, словно пальцем в заднице… Иди, докладывай, что за сутки наворотил. Небось, опять «висуна» подбросил?

«Висунами», «висяками», «глухарями» на милицейском жаргоне именовались преступления, совершенные в условиях полнейшей неочевидности, которые не раскрывались не только «по горячим следам», но и в период предварительного следствия. Уголовные дела о таких преступлениях приостанавливались и лежали в архиве как нераскрытые. Время от времени прокурор или его заместитель требовали их из отдела. Подержав у себя, отменяли решения следователей или дознавателей и возобновляли следствие, устанавливая новый срок расследования. Те снова проводили одно-два следственных действия, «съедали» новый срок, выносили постановление о приостановлении – и скидывали пылиться в архив. До новой отмены.

Пользы от всех этих манипуляций никакой. Преступление как было нераскрытым, так таковым и оставалось. Зато прокурорские «пудрили» потерпевшим мозги мнимой деятельностью правоохранительных органов.

Если пользы не было, то работы прибавлялось. Как следователям, так и оперативным работникам уголовного розыска, осуществляющим оперативное сопровождение этих дел. Приходилось отрываться от текущих дел и «копаться» в злосчастных «висунах». Поэтому «висуны» не то, что не любили – их жгуче ненавидели все сотрудники. К тому же и областное милицейское руководство за них по головке не гладило. Такие «пистоны» всем вставляло, что только держись…

– Никак нет, товарищ майор, – ответил с достоинством Смехов, продолжая ворошить палкой дотлевающую в чане листву. – Все в полном ажуре. Вот, с бумагами разобрался и решил порядок возле отдела навести. Так сказать, чистота – мать порядка. – Переиначил он на свой лад пословицу. – Подмел разные там бумажки, промокашки, чтоб глаза не мозолили.

– Да иды ты суда! – разозлился вконец Конев, выговаривая все гласные твердо и резко, что случалось с ним в минуты раздражения. – Сколько можно в дерьме ковыряться!

Смехов сделал несколько шагов в сторону Конева. И тут грохнуло! Грохнуло так, что из оконных рам на втором этаже отдела посыпались стекла, а у Конева с головы кепку сдуло, будто там ее никогда и не было. Зато волосы, рыжеватые и жидковатые, которые Конев умудрялся причесывать так, чтобы они прикрывали ярко обозначившуюся лобную залысину, вдруг встали дыбом. И потом еще долго не желали укладываться на свое место.

Смехов лежал на животе, обхватив голову руками. Не двигался. От его распростертого на асфальте тела, неподвижности и необычности позы повеяло чем-то страшным и холодно-мертвым.

Как ошпаренные кипятком, летели из дежурки помощник Чудов и участковый инспектор капитан милиции Нарыков Николай Денисович.

– Что случилось? – чуть не в один голос орали они. – Что случилось?

Было не до соблюдения субординации и приветствия заместителя начальника. Не каждый же день в отделе или около него происходят взрывы! Конев, то ли ища левой рукой на голове кепку, то ли приглаживая всклокоченные волосы, позабыв про свой начальствующий тон и гонор, растерянно произнес:

– Смехов подорвался!..

Подбежали к Смехову. Стали ощупывать грузное тело руками, ища ранения. Их не было.

– Ой, щекотно! – неожиданно пискнул дежурный, приходя в себя, и стал подниматься с земли.

В другое время и при других обстоятельствах на писк Смехова о том, что ему щекотно, отозвались бы дружным ржанием. Но не в этот момент.

– Живой! – облегченно выдохнул Чудов.

– Повезло! – коротко констатировал Нарыков. – Повезло! Наверное, в рубашке родился!

Георгия Николаевича спас добротный толстостенный чугунный чан сферической формы, направив силу взрыва вверх, а не в стороны. Защитил он от осколков и Конева.

– Мат твою!.. Самоубийца хренов!.. Дерьмокопатель!.. Смертник недоделанный!.. – отходя от пережитого страха, изливал свой гнев Конев. – А еще говорил, что все – в ажуре. Все в ажуре, только яйца на абажуре! – зло бросил он последнюю фразу и ушел к себе, не заходя в дежурку.

В отличие от инцидента у кафе «Буратино», инцидент со взрывом получил огласку и долго обсуждался сотрудниками Промышленного РОВД. И тут «главному герою» порой приписывалось то, чего и в природе не было. У одних – он поседел и заикаться стал, у других – штаны форменные обмарал. А если брался об этом рассказывать Черняев, представляя все «в лицах», то слушатели со смеху покатывались. Неплохо звучало это и в интерпретации Конева Ивана Ивановича с его колоритным живым языком.