Текст книги "Антология советского детектива-36. Компиляция. Книги 1-15 (СИ)"

Автор книги: Данил Корецкий

Соавторы: Анатолий Кузнецов,Николай Коротеев,Лазарь Карелин,Теодор Гладков,Аркадий Ваксберг,Лев Корнешов,Лев Квин,Иван Кононенко,Вениамин Дмитриев,Владимир Масян
сообщить о нарушении

Текущая страница: 178 (всего у книги 178 страниц)

– Иван Иванович, товарищ подполковник, вечер уже, где транспорт искать?!! – попытался Черняев выторговать у своего прямого начальника его служебный автомобиль.

– Ищите. Это уже ваши проблемы. Как на гулянки ездить, так находите… а как для дела – так сразу где? Ищите… Вы свободны. Идите и ищите. Потом доложите, что нашли.

Черняеву и Паромову ничего не оставалось, как покинуть кабинет заместителя начальника отдела и отправиться в кабинет опера.

– Ну, Иван Иванович и выдал: ищите! А где искать?.. – горячился сыщик, пока спускались со второго этажа на первый. – Где прикажете искать, когда весь народ уже начал отмечать праздник! Ну, шеф дает!..

– А позвоним-ка в ЖКК, главному инженеру Курьянинову Виктору Игнатьевичу. Он всегда допоздна задерживается на работе. К тому же, убийство и на его территории. Думаю, что не откажет… – предложил Паромов.

– Ты его лучше знаешь, ты и звони, – ответил опер и придвинул старшему участковому телефонный аппарат, чтобы сподручней было диск вращать, набирая номер.

Виктор Игнатьевич оказался на месте и без лишних заморочек согласился дать свой автомобиль «Волгу», а также предложил свою помощь в виде одной боевой единицы. Наверное, не хотелось идти на демонстрацию и пешком топать несколько километров в плотной, веселящейся толпе.

А тут и повод нашелся. Да еще какой. Не откажешь же на самом деле правоохранительным органам в столь щекотливом вопросе. И никто не скажет, что важное политическое мероприятие проигнорировал.

– Иван Иванович, – сразу же отзвонился Коневу опер, – транспорт найден. Завтра, часов шесть утра выезжаем. Раньше никак…

– А говорил, где искать!.. – обрадовался Конев, понимая, что не лишится служебной «Волги». – Уже не маленькие, чтобы мамкину сиську сосать. Отдыхайте до утра и без Сухожопова, – то ли умышленно, то ли по забывчивости исказил он фамилию подозреваемого, – не возвращайтесь! Это приказ! Ясно?

Как мы уже не раз говорили, заместитель начальника отдела по оперативной части, а теперь еще и ИО начальника отдела, обладал своеобразным юмором.

Ничего не оставалось делать, как ответить «Ясно!» и отправляться домой, чтобы в пять часов встать и быть готовым к дальнему путешествию.

3

Как не спешили, но выехали на следующий день из Курска около восьми часов. То водитель проспал, то запаску искали – не рискнешь же в дальнюю дорогу без запаски… То горючим заправлялись… Словом, то одно, то другое… А время на месте не стоит, бежит себе потихоньку. Вот и выехали почти в восемь.

– Извините за задержку, – конфузился Курьянинов.

– Да чего уж там, – был снисходителен опер, – обычное дело… Понимаем.

– В дороге наверстаем, – оправдывался водитель.

– Нам бы успеть Льгов миновать, пока его не перекрыли для прохождения демонстрации… – переживал Паромов. – Там объездной дороги нет. Придется через центр ехать. А мы и так припозднились.

– Ладно, обойдется, – утешал опер. – Не в первый раз замужем.

– Ничего, объедем… – успокаивал водитель. – Я город Льгов хорошо знаю. Не раз там бывал. Так что ходы, выходы найдем. Без сомненья.

Приходилось верить в удачу. Водиле веры не было – тормозили по его вине.

В Конышевский РОВД приехали как раз к разгару демонстрации. Но Конышевка не Курск. И демонстрация там не курская. Не успели моргнуть, как праздничные колонны уже центральную улицу прошли.

В отделе находился дежурный наряд. Оперативный дежурный, его помощник и опер. Следователь и участковый инспектор участвовали в охране порядка.

Представились. Поздоровались. Объяснили причину своего визита.

– Кстати, – спросил пронырливый Черняев, – ориентировку на задержание получили?

Помощник оперативного дежурного покопался в папках и не нашел.

– Нет.

– Отлично! – с иронией отметил Черняев. – Сразу чувствуется родная стихия: всем на все наплевать… – И продекламировал: «Одесский розыск рассылает телеграммы…»

– Ладно, мужики, – возвращаясь к цели своего визита, сказал Паромов, – подскажите нам поподробней, как проехать до Городьково, да не плохо было бы нас бензинчиком подзаправить… Свой уже сожгли.

– Без проблем, – ответил местный опер. – На автозаправку сейчас позвоним – заправят бесплатно, в качестве оказания шефской помощи, а дорогу сейчас на листочке нарисуем. – И стал набирать номер телефона автозаправочной станции.

– Все! Один вопрос отрегулирован, – пояснил он, отодвигая телефонный аппарат и на его место приспосабливая лист бумаги. – Запоминайте!

На выезде из Конышовки располагалась автозаправка. Местный оперативник не подвел. Не успели и трех слов сказать, как получили ответ, что их тут уже ждут.

Заправили полный бак.

И на «Спасибо!» получили: «Еще заезжайте. Рады будем помочь!»

– Кучеряво местные менты живут! – Позавидовал белой завистью Черняев. – У нас бы не то, что спасибо сказали, а послали бы куда подальше!.. Сразу чувствуется – сельский район. Все друг друга знают и уважают. Не то, что у нас…

– И у нас добрые люди имеются, – возразил коллеге Паромов. – Вот и автомобиль на целый день дали!

– Ну, это одиночный случай. И в счет он не идет… – остался при своем мнении Черняев.

Беседа велась один на один во время заправки автомобиля. Курьянинов ее не слышал, поэтому и не отреагировал.

4

Мать Сухозадова проживала не в самом Городьково, а на одном из близлежащих к селу хуторов. Однако дом ее наши и, соблюдая возможные меры конспирации, вошли. Сначала опер, а следом и участковый.

Мать Василия, пожилая женщина без определенного возраста – так уж выглядят почти все женщины на селе, замученные бесконечной работой в колхозе и в личном подворье – с сухими, потрескавшимися ладонями рук, была одна и сына в гости не ждала.

– Не обещался. Сказал, что останется в городе… – ответила она на вопрос Черняева. И тут же спросила: – Опять что-то натворил?

Скрывать от матери причину визита областной милиции смысла не имело, поэтому Черняев неопределенно сказал:

– Да, натворил.

– И что же? – допытывалась мать, мрачнея.

– Да одного проходимца порезал, – попытался опять уйти от конкретики в неопределенность, как йоги во время медитации в астрал, опер.

Но материнское сердце не обманешь.

– Значит, насмерть…

Курские милиционеры промолчали.

– А от меня, что вы хотите? – первой прервала паузу она.

– Если появится, посоветуйте самому с повинной явиться в милицию. Смотришь, суд примет во внимание, и что-то скостится ему… – сказал, явно сочувствуя матери, опер, что с ним бывало крайне редко. Но тут, по-видимому, проняло. – Чтобы еще одной глупости не сотворил, не усугубил своего положения, – добавил он. – У него тут врагов нет?

– Нет… – печально ответила женщина.

Она не кляла, не ругала сына, не причитала, что он такой хороший и не мог совершить преступление, не просила незнакомых милиционеров проявить к нему снисхождение. Она молча переживала свою трагедию.

Милиционеры это поняли и, извинившись, ушли. Паромов имел желание поспрашивать женщину о сыне, о причинах, побудивших его встать на путь криминала. Но, увидев ее переживания, отказался от своей затеи. Да и вряд ли путь Васлия имел существенные отличая от пути того же Бекета и еще десятка им подобных. Пьянки, гулянки, разборки и жажда наживы. Все – то же самое, лишь разделенное временем и местом действия.

В селе вести распространяются мгновенно. Вроде никому и не говорили, что ищут Василия, а соседи уже знали, что милиция по Васькину душу приехала, аж из самого Курска.

Не успели милиционеры выйти из дома Сухозадовых, как к ним подошли молодые парни, хорошо одетые, сразу видно, что из города к родителям на побывку приехали, и пояснили, что утром видели Василия в Курчатове, на автостанции.

– Был пьян и от милиции шарахался, – пояснил белобрысый паренек, по-видимому, студент какого-нибудь техникума. – Домой собирался ехать.

– А он говорил, что натворил? – на всякий случай поинтересовался Черняев.

– Да. Сказал, что кого-то «замочил», и что его милиция ищет…

Стало понятно, почему народ так быстро узнал, что к Сухозадовым милиция пожаловала.

Появления Василия в родных пенатах прождали до обеда. Но он так и не появился.

– Дальше ждать бесполезно, сказал Черняев Паромову. – Надо отваливать. Встречные автобусы будем на всякий случай останавливать и проверять.

Последняя фраза относилась уже ко всем.

– Понятно, – отреагировал водитель. – Будем сигналить «стоп».

– Раз понятно, тогда трогай, – сказал Курьянинов водителю.

– И помни, что на тебя все надежды, – не удержался от шутки опер.

Поднимая слабый шлейф пыли, белая «Волга» побежала в обратный путь. Встретились два автобуса ПАЗ. И, как не странно, остановились на требовательные мигания фар «Волги».

Василия в них не было. Водители автобусов были местные, и Василия они немного знали. По крайней мере, в лицо.

– О его беде слышали, но самого не видели… – почти слово в слово повторяли они.

– Вот вам и матушка Россия, – смеялся Черняев, – милицейские ориентировки еще никуда не поступили, а народ все давно знает!

И что было больше в этом смехе, то ли сарказма, то ли уважения – не понять…

В Конышевском райотделе, куда решили на всякий случай завернуть хоть на минуту, ждала приятная неожиданность: Сухозадов Василий задержан военизированной охраной одного из железнодорожных мостов в городе Льгове и находится в комнате милиции при железнодорожном вокзале.

– Мы этого козла тут ищем, а он по Льгову блудит, – констатировал опер данное известие. – Кажется, приключения заканчиваются…

– Спасибо, мужики. Спасибо! – пожимая руки местным ментам, говорили курские. – Будет нужда – поможем…

– Лучше без нужды встречаться… – отвечали со значением местные. – Приезжайте на рыбалку. Не пожалеете. Можно и на охоту. Хоть на птицу, хоть на зверя. Места у нас есть отменные!

– Ладно, – соглашались курские, садясь в «Волгу», – постараемся…

– А сельские милиционеры живут получше, чем вы в городе… – посочувствовал, усмехнувшись, Курьянинов, когда отъехали от Конышевского райотдела. – Заповедная провинция…

– Да, не нам чета… – согласились Паромов и Черняев. – Патриархальная жизнь. Неторопкая. Спокойная. Нам о таком лишь мечтать приходится.

5

До Льгова доехали минут за двадцать. Трасса в связи с праздничными днями была свободна, и водитель Курьянинова показывал класс езды, выжимая из старенькой «Волги» все, на что она была способна.

– Уже отпускали, – пояснял сержант из линейного отделения милиции, передавая Василия и обнаруженный у него складной нож, курским милиционерам, – когда вдруг застучал телетайп и пошла ориентировка на его задержание. Пришлось возвращать с порога. Хорошо, хоть сразу прочли, а то бы ушел…

– Хорошо то, что хорошо кончается! – пошутил опер.

Теперь можно было и шутить. Подозреваемый, окольцованный «браслетами» сидел в автомобиле под надежной охраной. В кармане опера лежало и орудие преступления – нож, завернутый в чистый лист бумаги. А во взятой на всякий случай папке, поверх других бумаг, протоколы задержания Сухозадова на мосту в пьяном виде и обнаружения у него складного ножа «Белочка» во время личного обыска, коротенький рапорт сержанта милиции и пара объяснений.

– А что его понесло на железнодорожный мост? – поинтересовался Паромов. – Что он там забыл?

– Может, спьяну, а, может, и специально, под полю часового лез… Бог его знает… Сами поспрашивайте. Возможно, скажет…

– Ну, спасибо. Спасибо и до свидания! – крепко пожимали курские милиционеры руку коллеге из транспортной милиции, собираясь отчаливать в родные пенаты. – Выручили!

– Да что там? Общее дело делаем!

– Ну, будьте здоровы!

– И вы не кашляйте!

6

Дорога домой была скорой. Под неспешный, хоть и сумбурный, рассказ Василия об обстоятельствах убийства Бекета не заметили, как в Курск въехали.

Черняев слово сдержал и при въезде в Курск купил Сухозадову «четвертушку» «Столичной», булку, пару плавленых сырков и пакет молока. На продукты подозреваемому сбрасывались оба: и он, и старший участковый.

– Это, Василий тебе, после всех допросов… – удивляя и Василия, и Курьянинова, и водителя «Волги», сказал опер, показывая пакет с продуктами. И сбивая пыл немедленной «расправы» над спиртным, добавил: – До допроса нельзя. Сам понимаешь, пьяных не допрашивают.

– Спасибо! – Был растроган и растерян Вася. – Думал, что меня бить будут, а меня водкой еще угощают… Кому сказать – не поверят. За что такое, а?

– За очистку поселка от дерьма. Чистейший антикриминальный дуплет получился. Одним выстрелом двух плохих человечков с поселка убрал… – объяснил Черняев щедрость поступка, причем, в довольно жесткой форме и манере.

– Петрович, не передергивай, – возразил оперу старший участковый. – Дуплет, возможно и был, но не антикриминальный, а криминальный. И поселок очистился не от двух человек, а от трех, если быть объективными до конца. Суд, конечно, примет во внимание чистосердечное раскаяние Василия, но заключения ему все равно не избежать.

– А почему от трех? – поинтересовался Курьянинов.

– А потому, – ответил ему вместо старшего участкового опер, – что Бекета похоронят, и он через год уже полностью сгниет… и туда ему дорога: сколько сволочь нашей кровушки попил! Это, во-первых.

Во-вторых, Мара, хоть не надолго, но на нары присядет. Недонесение и укрывательство ей, как минимум, светят…

А в-третьих, наш Василий. Он, конечно, мужик хороший, но ему, как пить дать, сидеть…

Понятно. Я Банникову в расчет не брал. Думал свидетелем по делу пойдет. Ведь не убивала же она. Хотя, если бы не устроила попойку в квартире, то и Василий сейчас был бы на свободе, а не в наручниках в нашем автомобиле… – высказался Курьянинов.

– Я знаю, что сидеть, и долго… – сказал Василий. – Но все равно, вам спасибо за такое отношение. Я, спорить не буду, порядочное дерьмо… но Мара, на мой взгляд, еще дерьмовей…

И он поведал, как Маре захотелось иметь половой акт над трупом Бекета.

– Маньячка какая-то, а не баба! – хихикнул опер. – Ты на суде про это скажи – удиви судью… Смотришь, еще полгодика скостит…

– Не, – ответил оперу Вася твердо, – не буду. Буду только про себя говорить… А там, как судьба сложится… Мать вот только жалко…

– Вспомнил поздновато про мать-то, – без ложной жалости упрекнул Паромов. – Раньше стоило помнить…

– Эх, – вздохнул только на это Вася.

– «Повинную голову и меч не сечет!» – ни к селу, ни к городу привел зачем-то пословицу Курьянинов. – А мать… мать всегда простит…

Дискуссия закончилась. Дальше ехали молча. На разговоры уже никого не тянуло.

Каждый думал о чем-то своем.

В Промышленный РОВД прибыли еще засветло. Там их ждали Конев Иван Иванович и следователь Тимофеев, уведомленные коллегами из Конышевки и Льгова о положительных результатах вояжа.

– Вот теперь можно и с праздником поздравить, – пошутил Конев, выслушав доклад Черняева о задержании Сухозадова, который опер, как только он и умел, красочно, с массой подробностей, с описанием трудностей, возникших на пути и их героическом преодолении, довел до ушей высокого начальства.

– За поздравления спасибо, Иван Иванович, – улыбаясь, заметил Черняев. – Это очень хорошо… А что-нибудь поменьше поздравлений, но побольше трехрублевой купюры не наблюдается на горизонте? В дороге сильно поиздержались… на бензин… на продукты питания для задержанного… Бензину уйму сожгли. Деньги-то наши были… И Васе купили похавать… Вообще, то одно, то другое… Так что поиздержались малость…

– Посашков звонил, интересовался ходом дела, – усмехнулся Конев. – Сейчас и мы поинтересуемся, что там предвидится: поощрение или взыскание. В деле два судимых, и не просто судимых, а поднадзорных. Сами понимаете, неизвестно, как карта ляжет…

На этот раз карты легли благосклонно. По-видимому, заместитель начальника УВД подполковник Посашков постарался. Наказанных не было. Генерал не поскупился: по полтиннику выписал в качестве премии всем участникам раскрытия преступления. Даже Курьянинову с его водителем, даже оперу из УВД, Сан Санычу, фамилию которого Паромов так и не запомнил.

– А что, мужики, не плохо мы Первомай отметили, – обмывая премию, смеялся Черняев. – И Вася постарался, и Конев не подвел…

– Почаще бы так! – от всего сердца поддержал его Астахов. – Что ни говори, а без Бекета и воздух чище, и весна милей. Если бы кто-нибудь нашелся и моего Бобра с Белгородской «пришить» – еще бы стало веселей жить! А то одолел, сволочь, вконец…

На участке Михаила Ивановича в доме номер восемнадцать с некоторых пор стал проживать поднадзорный Бобрышев Володька, оттянувший с десяток лет на киче и попавший туда еще по малолетству за причинение тяжких телесных повреждений, повлекших смерть человека.

Бобер жил не один. В двухкомнатной квартире его матери, старой Бобрихи, Марьи Алексеевны, которая до освобождения родного сынули мирно жила вдвоем с сестрой Аннушкой, инвалидом детства, с момента прибытия Бобра стала проживать целая бригада.

Во-первых, любящий сынок для родной мамули со своей зоны «подогнал» муженька, а себе папашку, престарелого вора-рецидивиста Нехороших Павла Ивановича. К слову сказать, его в разговорах с участковыми он же величал не иначе, как «хитрый папашка».

Во-вторых, с зоны он привез дружка Игорька Мишустина, судимого всего лишь раз, но за убийство и мужеложество одновременно. По-видимому, этот был нужен Бобру для сексуальных утех. По старой зоновской привычке.

В-третьих, через месяц после освобождения он «женился» и привел в свой дом бывшую воровку, бывшую зэчку, и поднадзорную Люську-нахалку, а по паспорту Тюнину Людмилу Григорьевну, особу худую, высокую и не умеющую трех слов связать без мата.

Так что в квартире Марьи Алексеевны нежданно-негаданно возникла миниатюрная колония общего режима. И нравы в ней стали соответственно зэковские, с ежедневными конфликтами, разборками, мордобоем. А «разруливать» эту ситуацию приходилось участковому Астахову. Все бы ничего – ему не привыкать, но Бобер, возомнивший себя «паханом» в материнской квартире, после каждого административного задержания его за бытовой скандал писал жалобы на имя прокурора о незаконных и неправомерных действиях участковых инспекторов милиции, особенно Астахова. И тому приходилось чуть ли не еженедельно «посещать» прокуратуру и исписывать кипу бумаг, давая всякие объяснения и пояснения.

В прокуратуре сначала со вниманием относились к эпистолярному творчеству Бобра, думали, что Астахов и другие участковые действительно «прессуют» вставшего на путь исправления человека. Потом поняли, что за «бобер», а вернее, козел, завелся на Парковой, и опять злились на участкового за то, что приходится заниматься ненужным, но необходимым, бумаготворчеством из-за этого козла. А все свое негодование изливали не на виновника Бобра, а на участкового: «Когда, мол, ты его посадишь, и тем самым избавишь нас от бумажной волокиты?!.»

Это злило и обижало участкового. Он и без понуканий прокурорских работников старался изо всех сил «прищучить» проклятого Бобра. Но Бобер был не только изощренный кляузник, но и хитрец, каких мало… Установленные ограничения административного надзора не нарушал, глумился над сородичами, которые его и покрывали. Так что, не так-то просто было «подцепить» на крючок этого хитрована.

Вот поэтому и вспомнил Астахов о своем наболевшем.

– Михаил Иванович, ты скоро станешь поэтом, – заржал Сидоров. – Эк, как завернул! Мой тост проще: За весну и женщин, понимающих в весне и милиционерах толк!

– И это правильно, – сказал новый начальник штаба ДНД, Плохих Сергей Николаевич.

Теперь уже он хозяйничал в опорном пункте. А Паромов подумал, что опять предстоит объяснение с супругой. Ненужное и глупое. И еще подумалось о странностях судьбы. Вот, к примеру, Мара… То Астахову помогла разбой раскрыть, то сама преступление совершила. Или тот же Сухозадов… Не повстречайся он с Марой и Бекетом, и, как знать, возможно и жил бы себе потихоньку. А там женился, детьми обзавелся… Теперь это ему не грозит. Лет семь, как минимум, схлопочет – и какой после этого из него жених.

Неисповедимы пути Господни.

И цветущий май за окнами опорного пункта не особо радовал старшего участкового.

Не надо хандрить, товарищ старший участковый. Чего так пессимистически смотришь на мир? Не все так безотрадно и серо.

Жизнь продолжается…

Ни Паромов, ни его товарищи еще не знали, что совсем скоро в стране будет объявлена борьба с пьянством, алкоголизмом и самогоноварением. И основная тяжесть этой борьбы ляжет на плечи участковых, этих серых лошадок органов внутренних дел. А большие государственные мужи под шумок борьбы с пьянством вырубят виноградники, предполагая, что тем самым вносят свою лепту в дело трезвости и оздоровления нации.

Воистину, «заставь дурака богу молится, он и лоб разобьет!»

Ни Паромов, ни его товарищи еще не знали, что не пройдет и года, как участковый Астахов Михаил Иванович будет повышен в должности и станет руководить работой участковых в опорном пункте поселка КТК, сменив там Евдокимова Николая Павловича, безвременно сгоревшего на милицейской работе. А несколькими годами позже он будет сначала руководить всеми участковыми Промышленного РОВД, а чуть позже – службой участковых всей Курской области. В звании подполковника милиции побывает в спецкомандировке в Чечне, откуда вернется уже полковником и с незаживающей болью в сердце из-за потерь боевых товарищей.

Ни Паромов, ни его товарищи еще не знали, что не пройдет и трех лет, как он, старший участковый инспектор милиции Паромов, уволится по собственному желанию из органов внутренних дел, не выдержав внутреннего напряжения между желанием сделать общество чище, добрее, справедливее, и действительностью, по-прежнему, пьяненькой, хамоватой, вороватой и драчливой. Запас сил и энергии истощался, а как зря, кое-как, он работать не умел. Не научили. Ни родители, ни друзья-командиры.

Он так и не сумел перевоспитать большинство из своих подшефных. И потому мрачнел сам, и мрачнела его душа. И долго это продолжаться не могло…

Ничего этого они не знали в тот теплый весенний вечер… Возможно, это и хорошо… Иначе как жить?..