Текст книги "Антология советского детектива-36. Компиляция. Книги 1-15 (СИ)"

Автор книги: Данил Корецкий

Соавторы: Анатолий Кузнецов,Николай Коротеев,Лазарь Карелин,Теодор Гладков,Аркадий Ваксберг,Лев Корнешов,Лев Квин,Иван Кононенко,Вениамин Дмитриев,Владимир Масян
сообщить о нарушении

Текущая страница: 123 (всего у книги 178 страниц)

Борис очень любил эти аллеи. И за их красоту, и за то, что здесь можно поразмышлять наедине с собой, без опасения быть услышанным поговорить.

Они шли вдвоем – Борис и Елисеев. На окраине поселка свернули с аллеи, спустились в балку, сели на траву, еще хранящую остатки росы.

– План меняется! – вдруг сообщил Борис. Глаза его светились.

Еще ни разу Елисеев не видел Бориса таким возбужденным. Ни в беседах с ним наедине, ни тогда, когда тот добился согласия подследственного, ни тогда, когда после визита к Гринбауму он сообщил: «Зондерфюрер вами доволен».

– Через два часа мы выезжаем в партизанскую зону. Я сопровождаю вас и вашего дублера Андрея Колупова до Холмечей. Едем по железке через Навлю. Если все обойдется благополучно, дальше вы идете один, а мы с Колуповым возвращаемся в Локоть.

– Да, но это же по плану! – не понял Елисеев.

– Совершенно верно. А вот дальше… Раньше мы как намечали? Вы передаете мою посылку особому отделу и на этом ваша миссия заканчивается. Черед оставался бы за Колуповым. Но есть более интересное продолжение – вы возвращаетесь в «Виддер». Слушайте меня внимательно…

* * *

В Навле их подстерегал случай, который едва не провалил всю операцию.

– Погуляйте по перрону, – сказал Борис Елисееву и Колупову, – а я поброжу по вокзалу, узнаю, когда «кукушка» пойдет на Холмечи.

Выглядел Борис не совсем по форме: хромовые сапоги, галифе, немецкий китель с погонами фельдфебеля, немецкая пилотка, маузер в кобуре, на шее – русский автомат ППШ. Елисеев знал: в карманах галифе две гранаты. Вооружен до зубов.

А Елисеев и Колупов одеты в старенькие русские шинели. За плечами – по винтовке и сумке. Сапоги грязные, давно не чищенные – так нужно по легенде.

Елисеев скорее почувствовал, нежели услышал, как кто-то остановился рядом и начал осматривать их с головы до пят. Он машинально обернулся и увидел двух полицейских, не спускающих с них глаз. В одном из них он узнал своего односельчанина. В глазах этого полицейского не было ни удивления, ни радости, ни страха. Легкое любопытство – и только. А вот его напарник, старшина полиции, не скрывал своего изумления. Он впился взглядом в Колупова, который пока еще не замечал его. Наконец, обернулся и он. Лицо его слегка побледнело.

– Што, встретились? – сквозь зубы проскрипел старшина. – Не ожидал, Колупов?

Колупов взял себя в руки. Небрежно бросил:

– Сначала не мешало бы поздороваться.

– С тобой? Никогда! – взвизгнул старшина. – Ты у меня должник… Ты у меня вот где, – кулаком постучал в грудь.

– Не дури. Не мешай нам нести свою службу, – огрызнулся Колупов.

– Я те дам службу! Эй!.. Это партизаны! – закричал старшина.

– В Навле партизаны? – усмехнулся Колупов.

Старшина рванул с себя винтовку, щелкнул затвором.

– Ни с места! Я те поскалю зубы.

Лихорадочно он начал бегать по перрону, видимо, искал поддержки. К его огорчению, перрон опустел.

– Карауль их, – приказал старшина полицаю. – Я сейчас…

И бросился в вокзал.

Елисеев встревожился. Сейчас старшина приведет немцев – пропали! Вдруг начнут обыскивать? И тогда ни одного шанса… Покосился на свои карманы. Да, конечно, «посылка» Бориса заметно выпирает… Что делать? Что же делать?

– Здорово, Андрей, – почему-то смущенно сказал страчевский полицай.

Нашел время здороваться!

– Здорово… Слушай, ей-богу, приспичило… На минутку бы, а? А он, – кивнул на Колупова, – побудет с тобою.

– Давай, – разрешил полицай.

В уборной Елисеев часть бумаг всунул в голенища, а остальные смял и выбросил в яму. Оглядел себя – все в порядке? Вроде бы ничего подозрительного. В карманах пусто. Но самое существенное в другом месте – обвязано бинтом вокруг голени. Избавиться от этого уже невозможно.

Только подошел к Колупову, как появились старшина и немец.

– Вот они… Это партизаны… Бандиты… Одного я опознал. Он спалил мою хату, а меня чуть не убил… Это партизаны, господин офицер, – тараторил взмокший старшина.

– Папир! – потребовал немец.

– У нас ничего нет, – развел руками Елисеев. – У нашего начальника. Он сейчас придет. Подождите минутку.

– Папир! – повысил голос немец.

– Вот видите, господин офицер, – торжествовал старшина. – Я же говорил – это партизаны…

Наперерез, из-за угла вокзала, торопливо вышел Борис.

– В чем дело, господа? – голос спокойный.

Старшина забежал к нему наперед.

– Господин фельдфебель, мы задержали партизан… Одного я опознал. Из нашего села, из Шепетлево… Он спалил мою хату, меня чуть не убил…

– Это мои люди, – Борис отмахнулся от старшины и показал немцу какие-то бумаги.

– Гут, гут, – закивал головой немец и сердито посмотрел на старшину. – Это не есть партизанен…

Немец ушел. Но старшина и не думал отставать. Словно попугай, твердил:

– Партизаны… Это партизаны… Пойдемте к коменданту…

Борис попробовал было не обращать на него внимания, но тот назойливой мухой носился вокруг и требовал задержать партизан. На шум подошло еще несколько полицейских.

– Господин фельдфебель, вас ввели в заблуждение. Это партизаны… Я опознал… Хлопцы! – вдруг обратился он к полицейским. – Надо их задержать. У них липовые документы. Ручаюсь… Даю голову на отсечение… Отведем их к коменданту, а? Помогите.

– Чем черт не шутит, – поддержал один из полицейских. Остальные неопределенно загудели.

– Хорошо, – Борис стиснул зубы. – Идемте.

По железной лестнице поднялись на второй этаж здания. Комендант, хорошо говоривший по-русски, выслушал сбивчивые объяснения старшины. Потом долго рассматривал документы. И не возвратил их Борису, а положил под пресс-папье.

– Сегодня ночью, господин фельдфебель, – улыбнулся он, – из локотской тюрьмы бежало два бандита… Я вынужден вас задержать до выяснения обстоятельств.

Старшина метнул в сторону задержанных победоносный взгляд.

Борис удобно уселся на стуле, закинув ногу за ногу.

– Не возражаю, господин комендант, – ледяным голосом произнес он. – Но только за срыв спецзадания отвечать перед зондерфюрером бароном Гринбаумом придется вам, а не мне… Кстати, – помолчав, добавил Борис, – вы с ним можете связаться по телефону, и господин зондерфюрер даст вам исчерпывающий устный портрет людей, которые сейчас перед вами.

Комендант задумчиво пожевал губами, покосился на заносчивого фельдфебеля. Он знал: с абвером шутки плохи. Отпустить этих лиц – и никаких неприятностей. Но вдруг выяснится, что отпустил партизан? Тогда – разжалование, фронт. Нет уж, лучше перестраховаться… Бдительность, и еще раз бдительность! Коменданта и так крупно провели – бежала в лес группа артиллеристов «РОА». Причем, увели их командиры, которым он, комендант, доверял полностью[44] 44
  Побег 50 полицейских организовал чекист А. И. Кугучев.


[Закрыть].

– Хорошо, я позвоню, – буркнул комендант. Говорил он по-немецки. Судя по всему, разговаривал с Гринбаумом, потому что несколько раз упоминал его имя. Потом долго слушал, кивал головой, при этом изучающе рассматривая задержанных.

– Все верно, – положив трубку, с извиняющей улыбкой сказал комендант. – Простите, военное время. Можете быть свободны.

Захлопнув дверь, Борис подозвал к себе старшину. Тот угодливо вытянулся, впрочем, не ожидая ничего хорошего. Фельдфебель вплотную приблизился к нему.

– Ну что, собака, удостоверился? – и отвесил старшине такую пощечину, что тот не удержался и схватился за перила железной лестницы. В тот же миг в его живот вонзился носок сапога фельдфебеля. Старшина ойкнул и погремел по металлическим ступенькам.

Через полчаса из тупика подали небольшой состав, один вагон которого был пассажирским. Из вокзала тотчас выскочили двое знакомых полицейских, с увесистыми котомками на плечах, и устремились к этому вагону. Выходит, попутчики.

Зашли за ними. Борис сел напротив.

– Позвольте полюбопытствовать, куда едем? – как к старым знакомым, обратился к ним Борис.

Старшина исподлобья поглядел на него, промолчал. Полицейский из Страчево объяснил: их подразделение, охраняющее железную дорогу, стоит на разъезде Святое, а они вдвоем приезжали в Навлю за продуктами.

– И заодно хотели прихватить с собою партизан? – насмешливо спросил Борис. – Старшине к своему званию не терпится присовокупить и медаль?

Старшина на удивление оказался упрямым.

– Смейтесь, – огрызнулся он. – А в Святом все равно ссадим вас и там разберемся.

– Вот как! – приподнял брови Борис. – Значит, одного урока вам мало?

– Все равно ссадим, – с тупым упрямством стоял на своем старшина. – Такие, как этот, который спалил мою хату, ни в жизнь не перейдут в полицию.

– Вы так считаете? Неплохая характеристика! – охотно подхватил Борис. – А вам все равно, какому богу служить?

– Сила на стороне новой власти, – заученно выпалил старшина.

Борис готовился к атаке.

– А если эта самая сила иссякнет, что будете делать? Убежите с новой властью? Да на кой вы ей нужны! Самим бы ноги унести. Пока не все потеряно – пораскиньте мозгами. Или хотите подохнуть изменниками?

– Это слишком! – Круглыми глазами уставился на фельдфебеля старшина. Другой полицейский испуганно озирался.

Елисеева и Колупова слова Бориса не смущали: сотрудник абвера мог позволить себе и не такую вольность, дабы прощупать настроение собеседника.

На разъезде Святое, пока выгружали продукты, старшина очумело носился среди полицейских с расспросами: «Где Филатов?» Филатов был отъявленным головорезом, командовал ротой.

Борис успокоил Елисеева и Колупова:

– Не бойтесь, ребята. У этого негодяя ничего не выйдет.

Борис был поразительно спокоен.

Состав уже тронулся было с места, когда на полотно из-за какого-то строения вынырнул старшина. С него градом лился пот. Своего командира он так и не нашел.

– Стойте!.. Хлопцы, арестуйте их! Это партизаны!

Машинист затормозил. К нему тотчас бросился Борис, о чем-то быстро заговорил, показывая бумаги. Тот понимающе закивал.

– Изыди с путей, – грозно крикнул он старшине. – У меня предписание доставить их до Холмечей. Это представитель власти.

Паровозик торопливо зачихал, ускоренно набирая пары. Старшина проворно отпрыгнул в сторону.

– Что ж это такое? Куды вы глядите? – исступленно орал он на полицейских. – Арестуйте их!

Кто-то зло выругался на него. Кому хотелось связываться с представителем власти?

* * *

Окрику часовых он как будто обрадовался. При разоружении не оказал ни малейшего сопротивления. На все расспросы отвечал односложно:

– Отведите меня к начальнику особого отдела.

– Слыхал, подавай ему главного, – подмигнул товарищу партизан, еще раз с ног до головы ощупывая взглядом подозрительного. Заношенная шинель. Стоптанные сапоги. Винтовка. Небольшая котомка.

Ему завязали глаза черной тряпкой и куда-то повели, то и дело запутывая направление. А когда сняли повязку, он увидел перед собой землянку, у которой на пнях сидели двое. Один из них показался знакомым.

– Мне нужен начальник особого отдела.

Знакомый, внимательно всматриваясь в него, ответил:

– Я из особого отдела.

– У меня к вам разговор…

Спустя некоторое время задержанный сказал:

– Не узнаете? Я – Андрей Елисеев… Помните, однажды вы сказали, что хорошо бы мне проникнуть в немецкую разведку?

– Мне говорили, что Елисеев погиб.

– Докладываю: Елисеев – сотрудник немецкой армейской разведки!

Елисеев слегка надпорол пояс брюк и извлек крошечный кусочек бумаги. На нем машинкой по-немецки отбито: «Пауль-цвай».

– По предъявлению этого пропуска любая из фашистских частей должна незамедлительно отправить меня в «Виддер».

Затем он вынул из-за голенища пачку разных бланков со штампами и печатями для прохода и проезда по оккупированной территории. Оставалось только вписать названия населенных пунктов – и пропуска готовы.

Майор скрупулезно рассматривал их. Может, эти бланки, совершенно отличные от настоящих, специально изготовлены для партизанских разведчиков, чтобы таким образом переловить их?

А Елисеев между тем готовил новый сюрприз. Снял один сапог, размотал портянку, засучил штанину выше колена. Нога была аккуратно забинтована. Быстро размотал бинт, под ним показались еще какие-то бумаги.

– Борис велел снимать бинт только в особом отделе, – пояснил Елисеев. – Здесь данные о шпионах, которые будут заброшены к партизанам и в глубокий тыл.

Но это еще не все.

– А вот здесь…

– Что это?

Вопрос вырвался непроизвольно. Начальник особого отдела отлично понял, что это, но не верил глазам своим.

– Это очень важный документ, – внешне спокойно объяснил Елисеев. – На партизан будет работать немецкая радиостанция.

На несколько минут наступила тяжелая для обоих тишина.

Засухин встал, засунул руки в карманы брюк. Его шаги по глиняному полу были беззвучны. Бланки, секретнейшие сведения о шпионах и многое другое… О такой возможности можно было только мечтать! Но не слишком ли легко попадает все это в его руки?

Каких только попыток не предпринимала немецкая разведка, чтобы проникнуть к партизанам! И хоть следовал провал за провалом, наивно полагать, что абвер отказался от услуг новых диверсантов, агентов. Еще свеж в памяти майора такой случай. Командование трубчевского отряда имени Димитрова направило в разведку двух молодых партизан. В деревне Колодезьки они сдались немцам. Так предатели хотели спасти свои шкуры. За них принялись сотрудники немецкой контрразведки из группы «Виддер» (откуда только что явился Елисеев!), завербовали их, дали задание возвратиться в лес и убить командира отряда Шатохина, выдали им холодное оружие, махорки. Махорка и погубила их! Партизаны получали табак елецкой фабрики с этикеткой «Партизанам Брянских лесов», а у этих были пачки той же фабрики, но с довоенным рисунком «Три белки». Эта мелочь и помогла партизанам разоблачить немецких лазутчиков…

Майор поправил пламя фитиля, приделанного к отрезанной гильзе снаряда, сел.

– Выкладывай, Андрей, всю правду.

Долго, около четырех часов, рассказывал Елисеев. А после майор один за другим задавал вопросы. Особенно он интересовался Борисом.

– Значит, сначала он предлагал тебе явиться к нам и больше не возвращаться в «Виддер»?

– Да. Но сегодня утром, за два часа до моего отъезда из Локтя, сказал, что план меняется, что мне нужно возвратиться, связав вас с ним. Он убеждал, что этот план принесет нашему командованию максимальную пользу. Намечает использовать рацию. Вы только принимаете. Передавать не нужно… Односторонняя связь…

– Этот ключ подходит для всех передач «Виддера»?

– Нет, только для передач, которые адресуются партизанам. Его специально для вас разработал Женька Присекин.

– Стало быть, Присекин тоже посвящен в план Бориса?

– В последнее время Присекин как-то странно присматривался ко мне. Мне это показалось подозрительным. Но потом я узнал, что он уже знал, кто я, – Борис ему сказал. Вчера он объяснил мне, как пользоваться этим ключом.

– А не говорил тебе Борис о шифре «Виддера»?

– Такого разговора не было… Сведения Борис передал мне сегодня, когда мы сидели в балке. Заставил меня разуться, сам забинтовал мне ногу.

– И после с этой «повязкой» вы заходили в «Виддер»?

Елисеев развел руками: что было, то было.

– Рискованно, – покачал головой майор. – И в Навле могли засыпаться. А не логичнее ли было переобуться в самый последний момент, например, в Холмечах?

– Такая возможность была. После осмотра укрепления легионеров Борис проводил меня за Холмечи, в лес. И там никто не помешал бы…

– Как выглядят укрепления?

– В Холмечах стоит армянский легион. Когда мы прибыли на станцию, Борис спросил у легионеров, как найти их командира.

– Знаешь его фамилию?

– Борис назвал – Муса Хачатурян.

– Хорошо. Продолжай.

– Солдаты показали нам палатку, рядом с вокзалом. Палатка походная, из щитов. С Хачатуряном был немец-инструктор. Борис остался с ними обедать, а меня и Колупова немец выпроводил. Мы переждали в скверике. А потом они вышли, стали осматривать укрепления. Борис пригласил и нас. Хачатурян не препятствовал, а немец-инструктор сначала не соглашался. Но Борис сказал, что мы – свои люди. Думаю, что Борис специально это подстроил для меня, чтобы я все запомнил.

Елисеев подробно описал укрепления.

– Потом Борис вступил в спортивный спор с легионерами. На лужайке, с правой стороны вокзала, оборудована спортивная площадка. Борис был первым на турнике и больше всех выжал гирю. Проспорившие где-то достали две бутылки рому и преподнесли их Борису. Но он отдал их армянам: «Выпейте, хлопцы, за себя, за свое будущее». Когда он это сказал, легионеры сникли. Словно подливая масла в огонь, Борис тут же начал рассказывать о тяжелом для немцев положении на фронте…

– Любопытно, очень любопытно… А скажи, Андрей, ты веришь Борису?

– Тысячу раз я задавал себе этот вопрос. Иногда казалось, что попал в хитро расставленную сеть. Но все чаще говорил себе: нет, это не враг. Борис не похож на врага.

– Борис – это его настоящее имя?

– В «Виддере» все его называют Борисом. Шестаков при мне назвал его другим именем. В минуты расставания Борис сказал, что он – Андриевский Роман Антонович. Наверно, не столько для меня, сколько для вас.

– Не исключено…

Майор снова принялся изучать доставленные Елисеевым бумаги.

– М-да, загадочный это человек. Дал нам интересную задачку. – В третий раз прочитал:

«…Вас, безусловно, мучит сомнение, но не сомневайтесь, с вами имеют дело истинно русские люди, воспитанные Советской властью, и мы отлично различаем цвета и их значение. Я при любых обстоятельствах оружия не сложу, мое дело и идеи – непоколебимы! Я раньше действовал самостоятельно в штабе врага. Я уже шесть лет подряд, как не выпускаю оружия из рук, а отдыхом пользовался только в госпитале… Так давайте тоже действовать так, чтобы враги и изменники получили свою «награду».

Внизу – приписка:

«Если вас не затруднит, напишите пару слов мамаше – Лесовской С. Н. Вот ее адрес…»

На рассвете Засухин сказал:

– На сегодня хватит… Иди отдыхать, Андрей. Выспишься – зайдешь в эту же землянку.

Майор остался один, наедине со своими думами.

В тот же день он связался по рации с областным управлением госбезопасности…

* * *

– А что, Андрей, – произнес начальник особого отдела, как только Елисеев сел напротив него, – примем план Гринбаума?

Елисеев отдохнул отлично. «Спит, как убитый, – докладывали майору. – Может, разбудить?» «Не нужно», – ответил майор, а про себя подумал: «Это хорошо. Значит, на совести нет черного груза».

– Не будем мешать легенде «Виддера», – продолжал Засухин. – Ты возвратишься в отряд и объяснишь свое отсутствие тем, что ходил к матери в Страчево. В отряде будешь делать все, что и другие партизаны, – это нужно на случай проверки твоей деятельности агентами Гринбаума, если, конечно, они сумеют просочиться сюда. А чтобы твой вызов в объединенный штаб никому не показался подозрительным, скажешь в отряде, что в особом отделе недоверчиво отнеслись к твоему объяснению, что сейчас ведется следствие, мол, проверяют-перепроверяют. Под предлогом дачи дополнительных показаний и явишься ко мне…

* * *

– Как настроение, Андрюша?

– Нормальное.

– В отряде никто ничего не заподозрил?

– Все в порядке.

– Хорошо, – майор знал это.

Елисеев предчувствовал: за легкой пристрелкой последует главное. И не ошибся.

Не сводя с Андрея глаз, Засухин медленно проговорил:

– Срок, который дал тебе Гринбаум, истекает.

– Да, – Елисеев выжидательно посмотрел на чекиста. Майор улыбнулся:

– Почему же не спрашиваешь, что будем делать дальше?

– Если нужно, вы скажете. Я на все готов.

Майор подошел к Андрею, мягко опустил руку на его плечо.

– В таком случае, Андрюша, готовься к возвращению в «Виддер»!

Голос Елисеева слегка задрожал:

– Спасибо… Я думал, что вы передумали. Думал: засомневались во мне…

Майор сел рядом.

– Если откровенно, то сомневался. И сейчас сомневаюсь, Андрюша. Сомневаюсь в том, имею ли я право рисковать тобою. Тебе я верю. Но и боюсь за тебя. Потому что знаю, куда идешь. Мы имеем дело с противником очень сильным, хитрым, коварным. Немецкая разведка усиленно плетет разветвленную сеть шпионов, диверсантов, чтобы помочь своему командованию любой ценой добиться перелома в войне. И эти намерения нельзя недооценивать. Небось, слышал это крылатое выражение: чтобы построить Днепрогэс, нужно усилие десятков тысяч людей, а чтобы взорвать – двух-трех человек; чтобы выиграть сражение, нужно усилие армии, а чтобы проиграть его – достаточно иметь в штабе одного опытного шпиона? Суди сам, насколько это важно – упредить врага, насколько это перспективно – иметь своего человека в сердце «Виддера», в самом «осином гнезде». Но все ли продумали мы, все ли предусмотрели, чтобы перехитрить Гринбаума? А если в чем-то дали промашку? Тебе, как и саперу, ошибаться нельзя… Как будто все продумали, с учетом даже того, что немецкая разведка затеяла игру с нами. И здесь твоя роль, Андрюша, исключительная. Надеюсь на твои находчивость, ум, осмотрительность. Об этом мы еще поговорим с тобой. А сейчас… Скажи, Андрюша, ты сможешь подобрать из своего отряда пару надежных ребят, которые помогут тебе перебраться к немцам, сохранив секретность операции?

– Да.

– Назови их.

– Вася Балыкин, тоже из Страчево. Друг детства. Николай Романенко из хутора Новинского.

– Миссия у них, прямо скажу, неблагодарная. Они объявят тебя… предателем.

Елисеев отшатнулся.

– Так нужно, Андрюша. Я обязан сказать больше – неизвестно, когда мы сможем назвать тебя как разведчика. Через год или два. Или пять… Или десять…

Елисеев кивнул.

– Еще труднее будет сознавать, что ты не тот, за кого тебя станут принимать. Мучительно сложно это. Порой тебя будет распирать желание кому-то открыться: «Да свой же я, черт побери!», но – нельзя, не имеешь права называть себя. До отбоя. А когда он наступит – не знаю.

– Понимаю.

– Нет, по-настоящему поймешь это потом… А пока взвесь все хорошенько. У тебя еще есть время подумать…

– Товарищ майор, если так нужно – пусть будет так. Я готов выполнить это задание.

…Спустя два дня Балыкин и Романенко уйдут на задание вместе с Елисеевым, а возвратятся без него, и объявят своего лучшего товарища предателем…

* * *

…И вот Елисеев возвращается в «Виддер».

Немецкий офицер, легко определивший в незнакомце по паролю «Пауль-цвай» агента «Абвергруппы-107», доставил его из Гавриловки на хутор Холмецкий. Оттуда позвонили Гринбауму. Зондерфюрер распорядился хорошо накормить его и обещал прислать за ним свою машину.

Ужинать позвали в просторную избу, которая, вероятно, служила столовой: несколько столов, за ними сидели уже изрядно выпившие немцы и несколько полицейских.

Не знал Андрей, что это был проверочный пункт для агентов, возвращающихся из «партизанской зоны».

Такого разгульного пиршества Елисееву еще не приходилось видеть. От этих оргий веяло чем-то тоскливым, загробным. У собравшихся здесь был вид людей обреченных, пытающихся как-то забыться, уйти подальше от действительности, которая, однако, давала о себе знать ежесекундно.

– А ты, м-мил-человек, што не того… не ве-веселишься? – Щупленький человечек с реденькой бородкой присел на скамейку, обдавая Андрея перегаром, перемешанным с тяжелым запахом несвежего винегрета, лука и еще чего-то брыдкого, тошнотворного. – Ай гребуешь?

– Я не пью, – отворачивая лицо, сказал Елисеев.

– Не обижай, м-мил-человек.

Широко расставляя ноги, к ним подошел немец. Ни слова не говоря, он налил полный стакан мутной жидкости, поставил его перед Елисеевым.

– Пить, Иван! – потребовал он.

Андрей жестом показал: не пьет, не любит.

Немец принес с соседнего стола откупоренную бутылку с красивой этикеткой. Взглядом поискал пустых стаканов – все полные. Поочередно из двух слил самогонку в кружку, налил в них немного ярко-коричневого напитка. Широко улыбнулся.

– Это есть ко́ньяк… Пить!

Елисеев помнил слова Бориса: «Категорически рекомендую – избегайте употреблять спиртное. Это зелье расслабляет волю, развязывает язык. В тех же случаях, когда вас проверяют, оно вдруг может действовать подобно гипнозу».

Андрей отрицательно покачал головой.

– Спасибо. Не могу.

Немец удивленно пожал плечами и, подумав, быстро осушил свой стакан. Еще немного постоял, взял было бутылку с коньяком, но тут же поставил ее перед Елисеевым и, пошатываясь, побрел прочь.

– Обид… Обиделся господин офицер, – испугался человечек с реденькой бородкой. – К-как же это, м-мил-человек?.. Эт-то он тебе оставил. Налей. Слышь?.. Ублига… уб-ла-гот-вори нас… Слышь? Налей… Я ж тебе доб-добра желаю…

Чтобы отвязаться от этого назойливого «доброжелателя», Елисеев таинственно поманил его пальцем поближе к себе и у самого уха шепотом произнес:

– Через час я буду у своего шефа. А он не может терпеть запаха алкоголя. Если я… того, то он мне голову оторвет, и вас не пощадит.

Человечек с выразительным испугом посмотрел на Елисеева и, поцокав языком, тихонько отошел и больше не подходил.

Андрею нужно было сосредоточиться, еще раз перевернуть в памяти все наставления майора Засухина. Хватит ли у него выдержки, чтобы не растеряться, не выдать себя волнением?

Как ни шумно было на этой пирушке, но обостренный слух Елисеева уловил нарастающий гул мотора. Спустя минуту за окном монотонно урчал «оппель».

Человечек с реденькой бородкой, увидев машину, опрометью бросился открывать дверь.

– Добро пожаловать, дорогие гости!

И заикаться перестал!

Вошли двое. Оба в коричневых кителях, с погонами. Елисеев сразу узнал их. Один – переводчик Отто, а другой – Борис. Взгляд у Бориса быстрый. Он весь собранный, какой-то пружинистый. Заметив Елисеева, слегка кивнул ему. Андрей встал, направился к выходу.

На мгновение оставшись наедине, Борис тихо спросил:

– Ну как?

– Все в порядке.

Вздох облегчения вырвался из груди Бориса. Он пригласил Елисеева в машину. За рулем сидел шофер Гринбаума, старикашка, призванный в армию по тотальной мобилизации. За его спиной – высокий, худощавый парень. Это Женя Присекин. Андрей отметил: «Тоже в парадной форме. К чему такой маскарад?» Спустя несколько дней Борис ответит на этот вопрос:

– Я встревожился, когда узнал, что тебя завезли на хутор Холмецкий. – Борис уже прочно перешел на «ты». – Там появился проверочный пункт зондерфюрера. Тех агентов, которые возвращаются в «Виддер», спаивают. Когда человек теряет самоконтроль, из него можно вытянуть то, о чем трезвым он никогда не проговорится. А наш план, согласись, может погубить одно неосторожное слово. Вот я и подумал: а вдруг с тобой что стряслось? Мне нужно было первым увидеть тебя. Поэтому я и «попался» на глаза Гринбауму, чтобы он поручил мне поехать за тобой. Захватил с собой, с разрешения зондерфюрера, Женьку Присекина. А Отто нужен был для маскировки. Когда я увидел тебя и ты сказал: «Все в порядке», я успокоился. А в случае опасности, наверно, догадался бы дать мне сигнал? И тогда бы пошел в ход запасной вариант: мы пристукнули бы Отто и шофера и втроем умчались в лес. Поэтому и приоделись так. У Женьки в кармане были погоны зондерфюрера, которые помогли бы благополучно миновать немецкие посты. Ты знаешь, по-немецки он говорит свободно. И шофер он отличный…

Но прибегнуть к этому запасному варианту, к счастью, не пришлось. «Оппель» мирно мчал своих пассажиров по пыльной проселочной дороге. К вечеру въехали в затемненный поселок Локоть. Остановились у штаба Каминского, куда срочно вызвали зондерфюрера, который велел по приезде немедленно показать ему агента, успешно выполнившего задание.

Штаб размещался в двухэтажном здании средней школы. В большом зале, куда Борис ввел Елисеева, видимо, только что закончилось какое-то совещание, которое вел немецкий генерал, и теперь офицеры группами о чем-то оживленно переговаривались. Генерала ни на минуту не покидал обер-бургомистр Локотского военного округа Каминский, с лица которого не сползала слащавая улыбка.

Борис слегка подтолкнул Елисеева в спину: смелее! Андрей сделал несколько решительных шагов навстречу Гринбауму.

– Господин зондерфюрер, ваше задание успешно выполнено! – уверенно отрапортовал Елисеев.

На его голос повернулись рядом стоявшие офицеры. Даже генерал удивленно приподнял одну бровь.

– Поздравляю, господин Елисеев, – пожал руку сияющий зондерфюрер.

– Герр генераль…

Гринбаум не упустил случая доложить генералу: разведгруппа, возглавляемая им, капитаном Гринбаумом, надежно протянула свои щупальца в самый партизанский штаб; этот агент – только что оттуда. Генерал благосклонно кивнул ему и продолжил свой прерванный разговор с Каминским.

Зондерфюрер важно прошелся по залу. В коридоре набросился на Елисеева с вопросами. Фельдфебель мягко перебил его:

– Господин зондерфюрер, наш агент буквально валится с ног. Не лучше ли ему дать отдохнуть? Поспит, соберется с мыслями. А завтра утром на свежую голову доложит.

У Гринбаума было превосходное настроение. В один день столько удач. И главное – показался генералу.

– Хорошо. Ваше условие принимается, но с одной существенной поправкой.

– Слушаю, господин зондерфюрер, – Борис насторожился.

– Сейчас вы пойдете ко мне. Я подарю вам из своих запасов бутылку отличного французского коньяка. Распейте его всей группой. Надеюсь, у господина Елисеева после этого будет крепкий сон.

– Ах, это… Спасибо, господин зондерфюрер. Ваш приказ будет выполнен, – в тон ответил Борис.

Зондерфюрер расхохотался. Чудесно, когда его шутки понимают!

От зондерфюрера возвращались вдвоем. Им было о чем поговорить.

Спустя полчаса Борис сказал:

– А вот и наше гнездо. Зайдем, отдадим коньяк. Ты тут же уйдешь спать.

Но уйти сразу не удалось. С двух сторон Елисеева сжали Шестаков и Быковский. Андрей отделывался общими фразами, но не тут-то было. Вытирая пот с лоснящейся лысины – разогрелся двумя рюмками коньяка, – Шестаков настойчиво добивался своего:

– Не отнекивайся – выкладывай.

– Что ты ломаешься? – поддерживал его Быковский.

– Господа, – пригубив из рюмки, громко сказал Борис. – Не будем наш веселый вечер разбавлять деловой кашей. К тому же господин зондерфюрер велел Елисееву отдыхать. У него было трудное задание. Он устал. Потерпим – завтра все узнаем.

* * *

Жиденький переклик уцелевших петухов сменился приглушенной автоматной очередью. Разбуженно проскрипел колодезный журавль. Боязливо оглядываясь, расплескивая из ведер воду, одинокая женщина заспешила домой. Из-за поворота улицы вынырнул патруль…

В оккупированном поселке наступило утро. Июль сорок третьего отсчитывал свои последние дни…

В кабинете шефа локотского филиала «Абвергруппы-107» в это утро было многолюднее, чем обычно. Сам зондерфюрер восседал на своем обычном месте – в старомодном кресле с высокой спинкой, у самого центра стола. Слева, под прямым углом, был посажен переводчик Отто. Гринбаум редко прибегал к его помощи, но сегодня ему нужно абсолютно точно знать смысл каждого слова. Как всегда, справа от зондерфюрера усадил свою массивную тушу обер-лейтенант Шестаков, за спиной зондерфюрера приспособился Быковский, который два дня назад возвратился из очередной длительной «командировки». Между Гринбаумом и переводчиком Отто, в некотором отдалении, поставил себе стул Роман Андриевский.