Текст книги "Антология советского детектива-36. Компиляция. Книги 1-15 (СИ)"

Автор книги: Данил Корецкий

Соавторы: Анатолий Кузнецов,Николай Коротеев,Лазарь Карелин,Теодор Гладков,Аркадий Ваксберг,Лев Корнешов,Лев Квин,Иван Кононенко,Вениамин Дмитриев,Владимир Масян
сообщить о нарушении

Текущая страница: 169 (всего у книги 178 страниц)

– Да нет, Михаил Иванович, – выразил общее мнение Паромов, – все ты верно изложил. По всей видимости, так оно и будет. Только одно остается мне непонятным: зачем было гноить мясо?!. Ведь у них, судя по ярко выраженной и прослеживаемой связи с заместителем директора Шандыбой, имеющим право подписи как на ввоз, так и на вывоз с территории завода любой продукции проще было бы открыто загрузить в авторефрижератор это мясо и спокойненько вывезти. И никто бы ни слова, ни полслова! Даже бы и не вспомнили! – Он помолчал, словно вглядываясь внутрь себя. – И другое: никакой ревизии не намечалось. Ни нашим отделом, ни УВД, ни КРУ. Сплошная туфта про ревизию! Это обэхеэсники точно установили, когда проверку проводили. Значит, версия с таким способом прятанья похищенного – блеф для простофиль!

– И что ты этим хочешь сказать? – спросил Сидоров. – Что мясо умышленно гноили?!! Ну, Николай, ты совсем зарапортовался! Если принять во внимание твои слова, то, вообще, всякая логика в их действиях отсутствует…

– Может быть, – пожал плечами старший участковый. – Может быть. Но у меня сложилось впечатление, что мясо действительно умышленно и целенаправленно уничтожали таким варварским способом. Только конечной цели этого преступного деяния я не вижу. В башке моей милицейской это действо не укладывается. Хоть убей, не вижу конечной цели!

6

Они: и старший участковый Паромов, этот неисправимый пессимист и искатель справедливости, и участковые инспектора: бесхитростный и простодушный Сидоров, с душой, открытой на распашку, и кувалдами-кулаками, и крутосбитый бескомпромиссный страж порядка Астахов, и прекрасный хозяйственник и организатор начальник штаба ДНД Подушкин Владимир Павлович, и их верный друг и помощник, внештатный сотрудник милиции Ладыгин Виктор Борисович, и оперативники ОБХСС, и следователи прокуратуры, и миллионы и миллионы простых советских граждан – еще не знали тогда, что в стране начинался Великий Саботаж в целях разрушения общественно-политического строя и самой страны – СССР.

На партийных съездах и конференциях еще вовсю пели дифирамбы и «аллилуйя» во славу вождям СССР, Генеральным Секретарям КПСС, чередующимся чуть ли ни каждый год. Еще по праздникам улицы и площади тонули в пурпуре знамен и флагов… Еще что-то планировалось и провозглашалось, как прежде, в хрущевские и брежневские времена… А контрреволюция уже тихой сапой кралась по городам и весям, подминая под себя все новые и новые слои населения!

С прилавков магазинов стали как-то исчезать одеколоны и лосьоны, хотя спирту было, по-прежнему, хоть захлебнись, и литр его стоил шесть копеек. Не стало мыла, шампуней и стирального порошка. Хотя заводы и фабрики этой отросли промышленности как работали, так и продолжали работать, как выпускали продукцию, так и продолжали выпускать. Но все куда-то проваливалось…

Все чаще и чаще страницы газет и экраны телевизоров заполнялись сообщениями об удивительных фактах: то в одном, то в другом уголке огромной страны некоторые «нерадивые хозяйственники» вывозили и выбрасывали в лесные овраги, на удаленные свалки бытового мусора целые вагоны колбасных изделий, рефрижераторы рыбных изделий. По недогляду, мол, по извечной российской расхлябанности. И при этом эти «нерадивые хозяйственники» в большинстве случаев оставались неизвестными. Неустановленными. Безликими. Безымянными.

Народ читал, слушал, смотрел и диву давался: «Вот, так дела! Мало, что полмира кормим, так еще и выбрасывать добро начали!». Не мог понять, не мог взять в толк, бедный многонациональный советский народ, что агенты влияния западных спецслужб начали выполнять установки своих хозяев на обескровливание Страны Советов, на подтачивание ее экономических и политических устоев, на поднятие недовольства в массах.

И Шельмован был одним малюсеньким звеном, песчинкой в этой огромной, но тайной, сверхсекретной цепи, и внес свою крохотную и непонятную для окружающих долю в свержение советской власти и социалистической формы собственности. Он мог бы гордиться собой в ожидании похвалы от хозяев: так аккуратно провернул дело; и мог бы уйти от ответственности, если бы не роковая случайность: попался на глаза старому зэку.

Ничего они тогда не знали, участковые инспектора милиции и их помощники, когда обсуждали этот незаурядный факт в опорном пункте поселка РТИ.

Все это выльется наружу лишь через несколько лет. Открыто и под благовидными предлогами народовластия и демократии, под предлогом обновления и перемен. Под сладкоголосую музыку и хриплые голоса известных певцов и певиц. Под аплодисменты пустоголовой, оболваненной сладкими лозунгами, толпы.

А пока…

– Давить таких гнид надо! – подвел итог обсуждения эмоциональный и нетерпеливый Ладыгин. – Чтоб над народом не глумились.

– Ты, Виктор, прав, – сказал, вставая из-за стола и потягиваясь до хруста в костях, Астахов. – А еще правее будешь, когда пойдешь со мной по участку: надо исполнить пару заявлений и проверить поднадзорных…

– Вот недавно Палыч говорил, что весна перешла во вторую фазу и все неприятности, связанные с весенним обострением криминала, закончатся, – то ли посетовал на жизнь, то ли просто констатировал факт Сидоров. – Но что-то не видать, чтобы окончились…

– Они, как мне кажется, причем все больше и больше, только начинаются, – тихо поделился своими размышлениями, причем, с пессимистической ноткой в голосе Паромов.

– Поживем – увидим! – Отозвался не столь благодушно, как в прошлый раз, Подушкин.

– А премию хоть дадут? – не унимался Ладыгин, готовясь покинуть опорный пункт с Астаховым.

– Держи карман шире! Догонят и добавят! – буркнул Астахов. – Пошли, что ли… Чего рот открытым держать, да зубы студить.

7

Этот разговор происходил в воскресенье, а во вторник старший участковый уже сидел в кабинете начальника ЖКК и улаживал вопрос о квартире для участкового.

– Надо помочь, Антон Андреевич! – мягко напирал старший участковый, сидя в глубоком кожаном кресле, каких не только в опорном пункте, но и в отделе милиции никогда не было и никогда не будет.

– Поможем. Не проблема. Время подойдет – и поможем… – стараясь не встречаться глазами с Паромовым, вяло отбивался Антон Андреевич Кондратенко, хитрющий-прехитрющий хохол и начальник ЖКК, привыкший выдерживать и не такие осады всевозможных просителей и ходатаев.

– Надо ускорить, Антон Андреевич, – не отставал Паромов, зная, что пока не услышит от Кондратенко конкретных слов, вопрос с места не сдвинется.

А конкретики-то пока и не было. Все какие-то пустые, ни к чему не обязывающие фразы. Вроде бы, и не отказывает прямо, но и «добро» не дает. Светский треп, одним словом.

– Ведь, мается человек, скитаясь по общежитиям с женой и малолетним ребенком. И закон об участковых требует предоставления квартиры участковому на его участке. – Давил то «на слезу», то на закон Паромов, хотя прекрасно понимал, что Кондратенко этим не пронять. На таких должностях люди с железобетонными нервами. Иначе нельзя. Мягкотелым тут не место.

На работе отдубасит двенадцать часов, придет домой, чтобы отдохнуть, да какой же отдых в общежитии, сами знаете… Кто песни горланит, кто танцульки организовал, кто ссору учинил. Начинает наводить порядок. На работе – нервы рвет, и дома то же. Надо помочь, уважаемый Антон Андреевич! Надо помощь. – Старался изо всех сил Паромов. – Ну, был бы там какой-нибудь пустоцвет, да разве я бы пришел к вам?.. Нет! Настоящий участковый и настоящий человек! Надо помочь, Антон Андреевич!

Кондратенко, по-видимому, надоело отвиливать, или же время поджимало – стал все чаще и чаще поглядывать на настенные часы. И он решил прекратить эту словесную баталию.

– Попрошу домоуправов пошукать по их домоуправлениям, может, что и подберем. Думаю, что пока однокомнатной хватит?

– Хватит. И шукать не стоит: уже есть на примете две освободившиеся квартиры из ваших фондов. Вы только команду дайте на оформление одной из них.

– Ну, ты меня достал, старлей! – засмеялся начальник ЖКК. – Я еще не знаю, где и что у меня освободилось, а он уже конкретные адреса выдает!

– Где работаем и с кем дружим!..

– Ладно, готовьте письма из райотдела и райисполкома с ходатайством о выделении жилья участковому. А я дам команду своим коммунальщикам на оформление необходимых документов. Устраивает такой расклад?

– Вполне!

– Тогда по рукам! А то в райисполком опаздываю. Дней через десяток встретимся.

Антон Андреевич встал, давая понять, что аудиенция окончена.

– Спасибо! – пожимая ему руку, искренне сказал Паромов.

– Спасибо в карман не положишь, – усмехнулся Кондратенко. – Однако будь здоров и до побаченья!

– И вам всего хорошего.

8

Кондратенко слово сдержал. Участковый Астахов получил однокомнатную квартиру. Правда, не сразу, и не из тех, что подыскали участковые, но получил. На своем участке и в хорошем кирпичном доме. И этому событию искренне радовались все участковые и внештатники, которые помогли Михаилу Ивановичу перевезти из общежития на поселке КЗТЗ в его первую в жизни собственную квартиру нехитрый скарб. Случилось это летом.

И старший участковый инспектор милиции Паромов тогда, может быть, также впервые в жизни был доволен собой: «Не только со злом боремся, но и добрые дела иногда творим!» Впрочем, все это было летом. А пока…

А пока была весна, конец апреля месяца. Областная прокуратура раскручивала дело о хищении мяса. Но количество фигурантов по делу не изменилось, и объем обвинения остался прежним.

Мясо, после проведения необходимых экспертиз и санитарной обработки, вновь было пущено по его прямому назначению: на изготовление мясопродуктов.

Газета «Молодая гвардия» тискнула небольшую статейку на тему, как некоторые негодяи расхищали социалистическую собственность, а бдительные руководители завода РТИ выявили этих негодяев. Фамилии негодяев были изменены в интересах следствия и чтобы ни в чем не повинных родственников этих негодяев не травмировать и не дискредитировать перед обществом: дети за отцов ответственности не несут. В том числе и моральной. Зато заводская многотиражка «Вперед!» вообще никак не откликнулась на данное событие, но отметила, что субботник на заводе был проведен организованно, с высокой активностью рабочих и итээровцев.

Участковый инспектор милиции Сидоров Владимир Иванович отписывался в инспекции по личному составу УВД, в связи с использованием им табельного оружия. И очень удивлялся, что проверка все длится и длится, хотя его действия и прокуратура района и прокуратура области признали необходимыми и обоснованными еще в первый день.

Воробьев Михаил Егорович ходатайствовал перед начальником УВД о поощрении сотрудников Промышленного РОВД и их внештатных помощников денежными премиями. В управлении рассудили, что сотрудники милиции и так должны выявлять и пресекать преступления, за что зарплату получают. А потому денежной премии для них будет слишком много, и обойдутся почетными грамотами. Внештатникам, правда, премию дали, по двадцать рублей каждому. Всего сто рублей на пять человек. Примерно трехсотую часть от суммы стоимости возвращенного мяса…

А старший оперуполномоченный ОУР Промышленного РОВД города Курска Черняев Виктор Петрович поругался со старшим участковым инспектором милиции Паромовым за то, что тот «провернул» операцию «Мясо» без его участия.

– Что, Паромов, секретничаешь все?.. Даже от меня все держал в тайне. Наверное боялся, что старый опер где-нибудь проболтается?.. Ну-ну, секретничай! Только больше ко мне за помощью не подходи. Раз ты так, то и я – так!

– Да ладно, Петрович, не кипятись! – Пптался урезонить обидевшегося опера Паромов. – У тебя и своей работы больше чем надо. Дело раскручивал ОБХСС, а мы лишь на подхвате были.

– Ты мне про ОБХСС не заливай! Не вешай лапшу на уши – сам вешать умею… Слышал, откуда информация скакнула.

– Подумаешь, информация. Сколько ее поступает, но вся ли она подтверждается?

– Что, трудно было ко мне зайти, посоветоваться. Я, чай, не последний человек в отделе. И завод я тоже курирую. По своей линии. И я должен знать, что творится у меня на зоне. Ты меня подставил…

– Чем?

– Да тем, что Чекан надо мной смеется. Говорит, что я ничего не знаю, не владею оперативной обстановкой, что у меня нет взаимодействия с участковыми.

– Да шут с ним, с Чекановым!

– Шут, может, и с ним. Но и ты не любишь, когда тебя «склоняют». А тут – оперативная работа! Чеканов совсем задрал… И Конев Иван Иванович подковыривает, проходу не дает.

Паромов знал, как оперативные службы ревностно следят друг за другом именно в плане оперативной работы, в плане владения оперативной информацией. Существовало своего рода негласное соревнование между сотрудниками ОБХСС и ОУР: у кого больше и качественней агентура, у кого больше и качественней информации. Знал и всегда делился, но на этот раз, так уж вышло, Черняев действительно остался в неведении и в стороне. И теперь это обстоятельство очень болезненно било по самолюбию сыщика, привыкшего, что ему первому становится все известно не только о совершенном преступлении, но и о только подготавливаемом, только планируемом! Поэтому он так и кипятился, и краски сгущал.

– Ладно, Петрович, не дуйся, как мышь на крупу, – постарался сбить остроту конфликта шуткой Паромов. – Ну, виноват… Ну, исправлюсь… Что, у нас кроме этого мясного дела других не будет? Будут. Еще набегаемся вдоволь и вместе и порознь. Да и это дело еще не закончено. Возможно, еще придется потрудиться: и мозгами и ногами пошевелить…

Пахомов эту фразу брякнул просто так, в утешение другу оперу, без всякой задней мысли. Но лучше бы он этого не делал, лучше бы придержал язычок! С опером он и так помирился – куда им обоим было деться с «подводной лодки»: работали-то на одном участке, на одной зоне. А вот забот обоим накаркал…

ГЛАВА ШЕСТАЯ
СМЕРТЬ ИНФОРМАТОРА

Смерть – это стрела, пущенная в тебя, а жизнь – то мгновенье, что она до тебя летит.

Аль-Хусри

1

Прошло чуть больше месяца с того времени, как к Паромову в опорный пункт с информацией о закопанном на свалке мясе пришел старик Басов. Прокуратура уже и дело окончила, и в суд направила. Если честно, то думать об этом деле все давно забыли, в том числе и старший участковый Паромов. Новые заботы одолевали. Если с уходом зимы прекратился сезон так называемых рывков шапок, то вместе с весенним теплом наступил сезон краж и угонов велосипедов, мопедов и легких мотоциклов.

Народ за время зимних холодов соскучился по теплу, по запаху зелени и цветов и, радуясь весне и теплу, распахнул настежь окна. А в эти распахнутые окна полезли квартирные воры, так называемые фортушники.

И потому бегать участковым приходилось совсем не меньше, чем зимой. Если не больше. И где тут будешь помнить о делах давно минувших дней.

«Кого это черт не свет не заря принес, – ругнулся про себя Паромов, разбуженный громкой трелью квартирного звонка. – Еще и пяти часов нет, а к нам кто-то прется…» – взглянул он на циферблат будильника.

Выбираться из теплой пастели, от теплой и разомлевшей от сна жены, совсем не хотелось. Да куда денешься, если звонок надрывается. Мертвого, сволочь, поднимет! А тут еще жена недовольно, видите ли, ей сон нарушили, толкает локтем под бок: «Вставай, вставай. Это, наверное, за тобой приехали… Ну и работа у тебя – поспать не дадут. Вставай, а то весь дом разбудят!»

Пришлось вставать, одевать тапки и, шмурыгая в них по полу, идти в коридор к входной двери.

– Кто?

– Открывай, свои! – раздался из-за двери знакомый голос водителя с дежурного автомобиля.

«Что-то опять случилось! – тревожно екнуло сердечко. – Дежурный водитель просто так среди ночи не гоняет туда-сюда».

Открыл дверь.

– Что стряслось, что ни свет, ни заря?..

– Убийство на вашем участке.

Стало не до сна. Засосало под ложечкой, заломило в висках: «Не было печали – черти прикачали…»

– Где? Кого?

– Краснополянская, 3-а. В квартире… то ли в тридцать шестой, то ли в тридцать девятой… – извиняющимся тоном сказал водитель. – Пока ехал – забыл. Да ты найдешь сам… Дом-то одноподъездный. Молодежный.

– Понятно. А фамилия потерпевшего? Ты так и не назвал. И как или чем убит, не сказал.

– Не знаю.

– Ладно, – скривил недовольно губы Паромов. – Кто сообщал?

Старшему участковому стало уже давно не до сна: необходимо было, не теряя время, начать сбор информации. Даже так: на пороге свой квартиры, и в одних трусах. И потому он задавал и задавал водителю вопросы.

– Кажется, соседи… Позвонили…

– Кто?

– Не знаю.

– Подозреваемые или подозреваемый есть?

На всякий случай спросил. Для очистки совести… Уже предвидел, что нет никаких подозреваемых. Вопрос задан был чисто автоматически. Если бы были подозреваемые, то водитель бы так и сказал, что Петров убил Иванова. Так уж оно как-то складывалось по жизни и по работе.

– Откуда мне знать…

– Молодец, что ничего не знаешь! – нагрубил Паромов.

Но водила, привыкший к таким радушным приемам и разговорам, не обиделся, а философски заметил, что его дело баранку крутить, а знать все и раскрывать преступления – это дело оперов и участковых.

– Дежурный приказал тебе охранять место преступления, пока следственная группа не прибудет. Дойдешь сам – тут не далеко. А я сейчас подниму Черняева, Конева Ивана Ивановича. Они тут рядышком живут, на этом поселке. Потом за Чекановым…

– Ладно, катись.

Закрыл дверь и пошел умываться.

– Ты далеко? – не размыкая век и не отрывая головы от подушки, сквозь дрему спросила жена, когда он вернулся в спальню и стал одевать форму.

– Преступление… – ответил коротко, не вдаваясь в пояснения.

– Какое? – все также лениво и сквозь сонную дрему задала вопрос супруга.

– Тебе-то какая разница? Спи.

– Всегда так… – буркнула жена, поворачиваясь на другой бок. – А может, мне интересно… – Потом добавила: – Тебя утром ждать?

– Дай Бог, к вечеру появиться…

2

Было начало шестого часа, когда Паромов, поеживаясь от утренней прохлады, поспешал в сторону Краснополянской улицы.

Поселок резинщиков потихоньку просыпался. То тут, то там появлялись одинокие прохожие. Поеживаясь, как и Паромов, торопливо шагали в сторону остановки общественного автотранспорта. На трамвайных путях по проспекту Кулакова одиноко дзинькнул трамвайный звонок. Прошуршали шинами несколько легковых автомобилей.

Искать квартиру с трупом не пришлось: возле подъезда дома стоял сосед убитого, мужчина лет пятидесяти, среднего роста и среднего телосложения, одетый в приличный костюм. По-видимому, собирался идти на работу…

– Здравствуйте. Вы наверно… – начал мужчина, когда Паромов свернул к подъезду злополучного дома.

– Здравствуйте. Старший участковый инспектор милиции, – представился Паромов. – И вы правы: по этому, по самому… – Он не договорил фразы, но и так, без слов, было понятно, что пришел сюда в связи с убийством. – С кем имею честь познакомиться?

– Зайцев Иван Маркелович, – представился мужчина. – Сосед убитого.

– Ну, что ж, товарищ Зайцев, ведите, показывайте. А пока будем подниматься, расскажите, как обнаружили труп? И, вообще, все, что видели, что слышали, что знаете по данному факту.

– Вижу, что на работу я сегодня опоздаю… – посетовал Зайцев, прежде чем начать рассказ об обнаружении трупа.

– Да, с работой сегодня у вас, по-видимому, вообще не получится… – не стал разубеждать его в обратном старший участковый. – Но вы не расстраивайтесь: получите оплачиваемую повестку. Давайте, рассказывайте о деле.

– Вот я и говорю: собрался сегодня на работу пораньше. Иду по коридору и вижу, что дверь квартиры соседа Басова открыты и свет в коридоре, ну, у него в коридоре горит. Думаю, что-то рано сегодня дядя Миша встал. Не на рыбалку ли собрался. Он старый рыбак-удочник. Кто на спиннинг удит, кто бреденьком, а он только удочками… Остановился напротив его двери и кричу в полголоса: «На рыбалку, что ли, дядя Миша?» Он обычно сразу отзывался. А тут – тишина. Я опять спросил. И опять ни слова… – рассказывал Зайцев, поднимаясь по ступенькам.

Фамилия убитого Паромову сначала ничего не сказала, не зацепила. Но когда Зайцев к фамилии добавил и имя, то старший участковый инспектор вдруг подумал: «А не тот ли это Басов Михаил, что мне информацию по мясу слил?»

– А сосед-то ваш, Басов Михаил, – спросил он Зайцева, – случайно, не в пятом цехе работал?

– Да, – не очень-то удивился Зайцев. – Вы что ли его знали?

Старший участковый мог сослаться на издержки профессии, обязывающей много видеть и знать и с многими быть знакомым. Но не стал темнить.

– Когда-то вместе в пятом цехе работали. Немного странноватый дедок был… К людям подходил тихо, как подкрадывался. В цехе ни с кем дружбы не водил, зато из других цехов к нему какие-то молодые парни приходили. Отойдут, бывало, в сторонку и шушукаются… А тут как?.. – Вроде бы удовлетворяя любопытство Зайцева, а на самом деле, прокладывая тропку доверительных отношений, словоохотливо пояснял Паромов, шагая со ступеньки на ступеньку.

– Знаете, о покойном плохо говорить не принято, но и тут с соседями он не очень общался. Однако и ни с кем не ссорился. Порой трешку, другую до получки одалживал, чего греха таить, бывало и такое… Не жмотничал.

Помолчал, словно вспоминая другие подробности из жизни соседа.

– …А дружбы, вы верно заметили, ни с кем из соседей не водил. И к себе в квартиру неохотно пускал. Посторонние, значит, хоть и не часто, но бывали у него. Возможно, иногда и водочки выпивали. Но всегда тихо, мирно. Ни шума, ни крика. Бывало, спрошу у него: а кто это у тебя был? А он сразу же: племянник, племянник из деревни. А мне то что? Племянник, значит, племянник. Хотя все они на разную масть. То темненькие, то светленькие… – смущенно усмехнулся Зайцев.

Незаметно, за разговором, поднялись на пятый этаж.

– Ну, вон его квартира, – сказал Зайцев, указывая рукой в сторону квартиры с открытой дверью. – Я, когда он не отозвался, заглянул в квартиру. Но, увидев его лежащего на полу и в крови, сразу же ушел звонить в милицию, ничего не трогая. А потом стоял на улице до вашего прихода…

– Что ж, зайдем, посмотрим, – сказал Паромов. – Только, чур, ни за что не трогаться и ничего не трогать.

– Да я тут, в общем коридоре, постою, если вы не возражаете… – ответил Зайцев. – Не очень-то люблю смотреть на покойников. Всегда как-то не по себе…

– Хорошо, но не уходите… Мне еще с вами поговорить нужно будет.

– Понял, – не стал возражать Зайцев.

Он достал из пиджака пачку болгарских сигарет, закурил. А старший участковый инспектор шагнул в открытую дверь Басовской квартиры.

Здесь следует уточнить, что квартира покойного находилась на пятом этаже девятиэтажного кирпичного дома, в правом крыле единственного подъезда, второй справа по коридору, среди восьми подобных квартир-однокомнаток. Дом, хоть и назывался молодежным, но жили в нем в основном одинокие пожилые люди, типа Басова и Зайцева. Бывшие и настоящие работники завода РТИ. Возможно, он планировался и застраивался, как молодежный, но жизнь внесла свои коррективы. И дело обстояло так, как обстояло. В таких квартирках были и санузел, и ванная, правда, совмещенные в одно небольшое помещение из-за экономии места, и маленькая кухонка.

3

Труп Басова находился в маленьком коридорчике, заставленном и заваленном всякой всячиной. Тело странным образом лежало на полу не на боку, не навзничь, не на животе, а на плечах и передней части груди, на согнутых в коленях ногах и локтях рук. Словно был человек на корточках, или на карачках, да присел, наклонившись, и застыл в этой позе. Левая сторона лица лежала на половике, в крови, а правая полуоткрытым безжизненным глазом косилась на настенный календарик в виде большого плаката с обнаженной женщиной восточного типа в полный рост. Головой к входной двери, уткнувшись седой окладистой бородой в половик, небольшую ковровую дорожку красного цвета с зелеными и желтыми продольными полосками по краям.

Не застегнутая ни на одну пуговицу светлая клетчатая рубашка с коротким рукавом сползла со спины к плечам и голове. И широкая спина (крепок был дедок при жизни) матовой бронзой отсвечивала при свете электрической лампочки, резко контрастируя с мертвой бледностью обнаженных ягодиц, так как приспущенные сатиновые, в мелкие, оранжевые с белым цветочки, трусы, сиротливо пристроились возле согнутых колен.

Да, поза у трупа была еще та!..

На спине и других видимых частях тела ран или иных телесных повреждений не наблюдалось. Кровь сочилась откуда-то из области груди. И там где-то должна была находиться рана. Крови вытекло немало, так как почти весь половик ею пропитался. Как не было брезгливо касаться мертвого тела, но пришлось старшему участковому инспектору милиции это сделать, чтобы убедиться: остыл или не остыл труп. Это было важно, так как могло помочь в определении приблизительного времени наступления смерти, а, значит, и время убийства, время совершения преступления. В теле еще сохранилось тепло. И трупных пятен после пальпации не оставалось.

«Совсем недавно убит, – решил Паромов, – в пределах двух – трех часов».

Он, конечно, большими познаниями в области судебной медицины не обладал, но, общаясь с судебными экспертами, в том числе с Родионовым Вячеславом, кое-что слышал, кое-что узнавал, кое– что запоминал. Да и в отделе во время служебной подготовки кое-чему учили. Только не ленись, записывай, спрашивай, интересуйся. Для проформы краем глаза заглянул в комнату. Пусто. На кухню. Тоже пусто.

В практике старшего участкового случалось всякое: и свидетели, мертвецки пьяные, спали рядом с трупом, и убийца оставался на месте преступления. Особенно при бытовухах: нажрутся водяры или самогона до умопомрачения, натворят бед, и тут же храпят. Однако на этот раз не повезло. Никого не было. А в комнате и на кухне был относительный порядок. По крайней мере, следов борьбы заметно не было.

«Достаточно, – решил Паромов, так же аккуратно, как и вошел, покидая квартиру убитого. – Остальное пусть оперативно-следственная группа смотрит и изучает. Буду охранять место происшествия и заодно продолжу беседу с Зайцевым. Хороший мужик, общительный. Из другого клещами слово не вытянешь, а Ивана Маркеловича и понукать не стоит».

– Так во сколько, вы говорите, обнаружили труп? – доставая пачку «Родопи» и прикуривая сигарету, спросил Паромов у курившего, облокотясь о стену коридора, Зайцева.

– Примерно в половине пятого.

– И что, никого больше в коридоре не видели?

– Нет, не видел.

– А вчера вы видели Басова?

– Кажется, видел. Вечером. Я мусор из квартиры выносил, хотя делать это по вечерам не принято, но уж так пришлось, а он с лестничной площадки с каким-то парнем в коридор поворачивал. Вот и столкнулись.

– И?

– Привет, привет – и разошлись.

– Трезвые они были?

– Да, вроде, не пьяные…

– А во сколько это было?

– Я, конечно, время специально, не засекал, но думаю, что где-то около восьми часов… – прикинув что-то в уме, и растягивая слова, высказался Зайцев.

– А потом?

– Потом не видел и не слышал. Моя-то квартира, вон, последняя по коридору… – Небрежно махнул он рукой в конец коридора. – Между нами еще квартира соседки Галушкиной. Да она, эта Галушкина, дома почти не живет. То на работе, то у какого-то сожителя обитает. А, может, и у мужа. Кто ее знает…

– А про парня, того, что был с Басовым, что бы вы могли сказать?.. Каков его возраст, рост, внешний вид? Как одет был? Не встречался ли вам где-нибудь случайно, а может, вы его даже знаете – в жизни всякое бывает?.. Приходил ли он раньше к Басову или нет? Может, Басов его как-нибудь называл, да вы подзабыли? Надо будет подумать… – задал Паромов целый ворох вопросов.

Зайцев задумался, по-видимому, восстанавливая в памяти образ парня.

– Знать его я, точно, не знаю… – начал он, попыхивая очередной сигаретой. – Но видел я его не в первый раз. Точно, не в первый… Раза два до этого видел. Да, да, да! Басов его еще племянником из деревни величал. Как зовут – не знаю. Возраст – около тридцати. Среднего росточка, среднего телосложения. Был в джинсах и, кажется, в свитере… Точно, в темном свитере. Возможно, в кроссовках… Но не уверен. Знаете, все-таки видел мельком. Больше пояснить ничего не могу. Я уже говорил: привет, привет – разбежались.

– Жаль, конечно, что вы больше ничего не видели и не слышали, – сказал, не скрывая сожаления, Паромов. И похвалил собеседника. – Вы так все обстоятельно излагаете, словно книгу вслух читаете. Часом, не подрабатываете ли журналистом в заводской многотиражке? Уж очень все складно рассказываете. Мне так не суметь, право слово.

– Ну, вы уж скажете! – смутился слегка Зайцев. Но было видно, что ему лестно слышать такое от участкового инспектора. – Работаю я простым рабочим. Каландровщиком в четвертом цехе. Но много читаю книг. Люблю про путешествия и исторические. От скуки, возможно. Времени свободного много.

– Прекрасно! – опять похвалил Паромов. – А мне, вот, не удается. Все на работе, да на работе. Да уж ладно, не будем жаловаться и уходить от основной темы. Поясните, пожалуйста, так сказать, для общего кругозора, кого из других соседей Басова вы знаете: хотя бы о тех, что напротив живут, или о тех, кто соседствует с другой стороны…

– Напротив живут две молодых пары. Должны быть дома, так как эту неделю работали во вторую смену. Скромные, не скандальные. С Басовым общались мало. Со мной – то же… – дал краткую характеристику этим соседям Зайцев. – Соседка из крайней квартиры – Вера Карповна, пенсионерка. К сожалению фамилии ее не знаю. Тоже должна быть дома. Она старушка любознательная, может, что и слышала… – лукаво и с намеком улыбнулся Иван Маркелович, – может, что и подскажет. Поинтересуйтесь.

Не успел Зайцев окончить характеристику соседки с редким отчеством Карповны, как в коридор ворвался запыхавшийся Черняев.

– Черт возьми, на каждый этаж, в каждое крыло заглядывал: водила, как всегда, точный адрес забыл! – пояснил он причину запарки, прежде чем поздороваться. – Общий привет!

– Привет! – отозвался Паромов, протягивая руку для рукопожатия.

– Здравствуйте! – поздоровался без рукопожатия Зайцев.

– Кто? – кивнул опер в сторону Зайцева.

– Сосед убитого Басова Михаила и пока единственный свидетель, Зайцев Иван Маркелович, – отрекомендовал Паромов.

– Да какой я свидетель, – начал было Зайцев, – я…

– Ладно, разберемся! – прервал его Черняев. – У нас всякие бывают: и свидетели, и подозреваемые, и потерпевшие, переходящие в обвиняемых. Кстати, анекдот на данную тему.

«Египет. Пирамиды. Из одной из них выходит наш советский опер и, вытирая с лица и головы обильно льющийся пот, произносит: «Фу! Мне тут все говорили, что мумия, мумия фараона Тутанхамона, а мне она призналась, что мумия фараона Тутмоса I. И что он отца убил и корону украл! Правда, поработать пришлось! А то все: мумия бессловесная, да мумия бессловесная! А мумии тоже говорят, да еще как говорят! Только работать надо! Работать, а не баклуши бить!»