Текст книги "Антология советского детектива-36. Компиляция. Книги 1-15 (СИ)"

Автор книги: Данил Корецкий

Соавторы: Анатолий Кузнецов,Николай Коротеев,Лазарь Карелин,Теодор Гладков,Аркадий Ваксберг,Лев Корнешов,Лев Квин,Иван Кононенко,Вениамин Дмитриев,Владимир Масян
сообщить о нарушении

Текущая страница: 160 (всего у книги 178 страниц)

Он посмотрел в окно. Яркие лучи солнца, переламываясь в стеклах окон, падали светлыми полосами на пол и стол, отражались от полированной крышки стола и веселыми бликами скользили по стенам.

«Да. Весна подпирает! – подумалось радостно. И захотелось вдруг покинуть душный кабинет и отдел, и махнуть куда-нибудь на природу. Подальше от всех дел и проблем. – А махну-ка на дачу. – Решил он. – Сейчас только выясню, какова оперативная обстановка».

Пальцы привычно нажали клавишу селекторной связи с дежурной часть.

– Оперативный дежурный майор милиции Смехов. – Выдал динамик громкой связи. – Слушаю вас.

– Как обстановка?

– Нормальная. Пока без происшествий.

То обстоятельство, что оперативным дежурным был именно Смехов, а не Цупров или Миненков, сразу сбило пыл и настроение. На тех можно было положиться, как на самого себя. Но на Смехова…

Воробьев понял, что никуда он сегодня из отдела не поедет, а о природе помечтал – и хватит. Мечтать никогда не вредно. И будет он сидеть в своем кабинете сегодня, и завтра, и послезавтра, и после послезавтра, разбирая надоевшие, как зубная боль, жалобы и заявления граждан, нескончаемым потоком стекавшиеся в отдел милиции. И будет готовить разные аналитические справки и отчеты, куда-то звонить, что-то требовать, кого-то отчитывать, чего-то добиваться… То есть, заниматься ежедневной рутинной работой, которая опротивела до невозможности, но без которой нет и смысла его жизни.

Оперативный дежурный Смехов Георгий Николаевич был старый и опытный сотрудник. Однако, его излишнее рвение к исполнению службы, приводило к казусным и смешным явлениям, совсем недопустимым в таком солидном и серьезном учреждении, как отдел милиции. Он мог порой по пустяковому вопросу среди ночи разбудить начальника отдела, а по серьезному факту, требующему немедленного вмешательства руководства, забыть доложить. Таков уж был майор Смехов.

Другой и набедокурит что-нибудь, и ляпсус какой допустит по службе – все сходит. Поругали – и забыли. Смехов – и умом не обделен, и как мужчина – заметный, и служит – старается, но доверия к нему нет. Даже, когда все спокойно… Так и ждешь, что что-то случится на его дежурстве… Скорее всего, обойдется, но ждешь… Про таких говорят: ходячее происшествие. И точно, как эбонитовая палочка – бумажки, как полированная поверхность – пыль, так они неприятности к себе притягивают.

Воробьев мог, подобно заму по оперативной работе Коневу Ивану Ивановичу, оторваться на бедном дежурном. Просто для отвода души найти предлог и наорать на него, обматерить. В милиции такое случалось сплошь и рядом. Но он не сделал этого, как никогда и не делал, считая это ниже достоинства отца-командира. А таковым он был не только в помыслах, но и на самом деле.

«Значит, не судьба…»

Воробьев вздохнул и придвинул поближе к себе папку с корреспонденцией, поступившей от секретаря Анны Акимовны.

«Надо ознакомиться и отписывать на исполнение сотрудникам…»

Почти вся поступающая в отдел корреспонденция отписывалась участковым. Иногда, если вопрос шел о прописке, в ОВИР, иногда в ГАИ, перепадало ПДН и ОУР. Но львиная доля всегда отписывалась в службу участковых, этих вечных лошадок и палочек-выручалочек.

Только стал по диагонали просматривать первое заявление, как мягко запел зуммер селектора, а прозрачная клавиша связи с дежурной частью тревожно засветилась красным мигающим светом. Так местный чудо-связист Куликов распределил сигнальные лампочки на пульте управления. Красный свет – цвет тревоги.

Воробьев нажал клавишу.

– Михаил Егорович? – раздался из динамика взволнованный и вопрошающий голос оперативного дежурного Смехова, словно в кабинете начальника мог находиться кто-нибудь иной, а не Воробьев.

– Что еще? – недовольно бросил Михаил Егорович в микрофон.

Не любил, когда его отрывали от дел, и кроме того не исключал, что дежурный мог беспокоить его по пустякам.

– Прошу прощения, – замямлил Смехов, – но поступило телефонное сообщение от граждан о том, что в районе зоны отдыха поселка РТИ обнаружен труп женщины с признаками насильственной смерти.

Михаил Егорович, не перебивая, слушал доклад дежурного. Речь шла не о пустяках, а о серьезном преступлении. Правда, первичное сообщение еще требовало проверки на подтверждение. В милицию разные люди звонят и по разным поводам. Нечасто, но бывает, что и ложное сообщение внесут. Хотя с убийствами не шутят. Не такое это дело.

Выпалив фразу, дежурный замолчал, словно ждал указаний о дальнейших действиях.

– Ну и что? – спросил Воробьев. – Что тебе еще сообщили, и что ты еще выяснил? Может, это очередной «подснежник» вытаял?

– Не знаю…

– Так немедленно выясни и доложи, на то ты и оперативный дежурный, чтобы все знать и вовремя докладывать, а не мешок с мякиной, посаженный за стол в дежурной части, – стал заводиться от недоброго предчувствия Воробьев.

«Подснежниками» на милицейском жаргоне назывались трупы, которые обнаруживались после таяния снега и после паводка. Время от времени река Сейм, входя в свое русло, оставляла на берегу зимних утопленников и лиц, объявленных официально в розыск как без вести пропавших. И не обязательно такие «подснежники» были криминальными, совсем необязательно…

Пока Воробьев размышлял, в дежурке Смехов, по-видимому, у кого-то уточнял детали телефонного сообщения.

– Нет, Михаил Егорович, – пресек сомнения дежурный, – криминальный труп. Тело женщины обнажено, а во влагалище сук всунут.

– Что всунуто? – переспросил машинально Воробьев. – Куда всунуто?

– Сук, то есть сучковатая палка… – стал разъяснять оперативный дежурный, – …во влагалище.

– Оперативную группу на место происшествия. И всех оперативников уголовного розыска, которых найдешь в отделе, туда же. Да не забудь про участковых с этой зоны. Отыскать и направить. Да скажи операм, чтобы по прибытии на место происшествия уточнили возможные обстоятельства и перезвонили.

– Группу я уже направил. И прокурору позвонил: убийство – это их подследственность. Пусть готовятся выезжать вместе с нами, – отчитался о проделанной работе дежурный. – А что касается оперативников и участковых, то мигом организую…

– Черт возьми! – чертыхнулся вслух Воробьев, отключая связь с дежурным. – Не было печали, так черти накачали…

«Черт возьми! – повторил он уже про себя. – Не успели с одним убийством толком разобраться – он имел ввиду убийство Дурневой Натальи на улице Харьковской осенью прошлого года – и вот, на тебе еще! – Нервно постучал о столешницу карандашом, взятым из канцелярского набора, украшавшего его стол. – За допущенные убийства (была тогда такая формулировочка в милицейских документах, словно какое-то преступление можно было допустить или не допустить, особенно убийство) по головке не погладят. Эх, не погладят… Особенно, если не раскрыть по «горячим следам…»

Михаил Егорович никогда не был суеверным челове-ком. Даже во время войны, на фронте, не верил ни в какие приметы. И тем паче, во время работы в милиции. Но твердо знал, что если сразу же не принять исчерпывающих мер, направленных на раскрытие преступления, если не «взвинтить» оперативников и участковых, если самому не выехать на место происшествия, если что-то упустить, забыть, то о раскрытии преступления можно, вообще, не говорить.

В кабинет, постучавшись, вошли Конев, Чеканов и Евдокимов Виктор. Они уже знали от оперативного дежурного о трупе в зоне отдыха поселка РТИ.

– Вы поедете? – по-военному кратко спросил Конев. – Или нам одним выезжать?

– Поезжайте пока одни. Определитесь на месте, что и как… А я подожду, пока перепроверят сигнал, чтобы в УВД доложить, и тоже выеду на место происшествия.

Конев, Чеканов и Евдокимов ушли. А Воробьев стал ходить по кабинету в ожидании, когда появятся новые данные от членов оперативной группы.

Снова замигала красная лампочка кнопки селектора и запел зуммер.

– Слушаю, – включил связь.

Потом долго молча выслушивал повторный, уточняющий доклад оперативного дежурного.

– Хорошо. Я выезжаю на место. А ты доложи в УВД и скажи, что я лично руковожу раскрытием этого преступления.

Дополнительная информация, поступившая от дежурного, заставила изменить прежние планы. Слишком мало было исходных данных. А при таком раскладе не стоило самому подставляться. Сам не любил, когда вместо конкретики получал мямлю, и мямлить другим не хотел, чтобы не выглядеть смешно и глупо. Полковник отключил селектор и вышел из кабинета. Возле крыльца его уже ждала старенькая райотделовская «Волга». Бессменный и верный водитель Карпенко Виктор прогревал мотор.

«Вот и попал на природу, – с изрядной долей сарказма скользнула мысль, пока он открывал дверцу и садился на переднее сиденье, рядом с водителем. – Сбылись мечты идиота. И солнышко уже не радует. И весна не красна…»

– На труп? – спросил водитель.

Спросил скорее для проформы, чем по существу, так как отчетливо понимал, что ехать предстоит на место происшествия, а не в ресторан.

– Да. – Также односложно ответил Воробьев.

На душе было пакостно, разговаривать не хотелось.

Машина мягко взяла с места и побежала навстречу неизвестности.

4

В опорном пункте поселка РТИ находились старший участковый Минаев, участковый Паромов и начальник штаба ДНД Подушкин.

Паромов в кабинете участковых писал постановление об отказе в возбуждении уголовного дела по материалу проверки, проведенной по заявлению гражданки Коровиной в отношении ее мужа.

«Таким образом, – старательно выводил он шариковой ручкой на плотном листе писчей бумаги, – из материалов проверки видно, что…»

Рядом, на столе стояла без дела механическая печатная машинка «Башкирия». Это громоздкое чудо техники из-за своей старости только пылилось, так как многие буковки шатались на кронштейнах, а буква «о» вообще отсутствовала. И ее приходилось дорисовывать потом от руки. Поэтому печатным динозавром пользовались очень редко.

Руководство завода РТИ обещало заменить механическое ископаемое на более свежее, но все как-то руки не доходили сделать это. Возможно, и иные проблемы, более важные, отодвигали мелочевку на запыленное «потом».

В кабинете старшего участкового Минаев и Подушкин резались в шахматы – любимое препровождение минут досуга. Белыми играл «штаб». Двери обоих кабинетов были открыты, и каждый треп игроков был хорошо слышен Паромову.

– Что-то в этом году весна затяжная, – сказал Подушкин, отрезая черному королю путь к маневру. – То вроде таяние начнется, то снова заморозки, и снежку подкинет…

– Зато без затопления все прошло, – ответил Минаев.

Обдумывая ход, затянулся неразлучной «примкой». Раскрытая пачка сигарет лежала тут же на столе рядом с шахматной доской.

– …Не то что в позапрошлом году, когда весна была дружной, но и все улицы, до самой «девятки» подзатопило. На лодках передвигались… Помнишь?..

«Девяткой» в обиходе называли продовольственный магазин, расположенный по улице Парковой, в доме за номером 9, недалеко от дворца культуры завода РТИ – фактического центра поселка.

– Помню… – нетерпеливо ерзнул на стуле Подушкин. – Ты, Василич, давай ходи, не тяни кота за хвост…

– Не понукай, не запряг… Шахматы суеты не терпят.

– Зато знают лимит времени…

Минаев, поиграв морщинами на лбу, передвинул пешку на белое поле, закрываясь от слона противника.

– Что, штаб, съел?

Но Подушкин не отреагировал на реплику, а стал обдумывать свой очередной ход.

– Да, зима в этом году была почти бесснежной… – помолчав, произнес он. – На поселке снег почти везде сошел. Асфальт кругом… и снег не держится. Но вот, на зоне отдыха – я вчера туда забегал днем, гуляя с детворой, – снег кое-где по низинам и овражкам, еще есть. Однако, на открытых солнцу полянах, на бугорках и возвышенностях, не прикрытых от солнышка деревьями, уже травка молодая слегка зеленеет… И, не поверишь, люди с поселка уже во всю мощь гуляют по тропинкам леса. Видать, воздух свежий манит…

– Не тяни, штаб, давай, делай свой ход. Что у тебя за тактика: брать на измор… – в свою очередь поторопил Минаев, травя Подушкина сигаретным дымом. Но не удержался и спросил: – Много народу, говоришь?

– Порядочно! – лаконично отозвался Подушкин и сделал очередной ход, продолжая атаку на короля противника. – Порядочно! – прищурился, оценивая обстановку на доске. – Даже подростков из бараков с Элеваторного проезда целый табунок шастал… Мало того, еще какую-то молодую бабенку с собой таскали. А на ней пальтишко демисезонное нараспашку, наброшенное поверх короткого платьица, и сапожки, одетые, как мне показалось, на босые ноги. Совсем бабы от весеннего воздуха офигели…

– Глазастый ты, штаб! – усмехнулся Минаев. – Все подробности женского туалета разглядел. Оно и понятно – итальянец… судя по смуглости и смоли курчавых волос.

– Почему итальянец?.. – Не почувствовал «штаб» за игрой подначки.

Почему итальянец? – переспросил, лучась улыбкой Минаев. – А потому, что кобелино!

– Что есть, то есть – усмехнулся самодовольно и продолжил: – Все поддатенькие…

– По запаху что ли определил?

– По внешнему виду.

– Ну-ну…

– Надо Матусовой сказать… пусть хвост им накрутит.

– Эта накрутит. И не только хвост… но и чуб тоже.

Подростки примелькавшиеся, а вот бабенка что-то раньше не встречалась, – цепко озирал «штаб» фигуры на доске. – Неизвестная… Приблудная какая-то…

– Тебе лучше знать! – пустил очередное облако дыма Минаев. – Ты у нас по бабьей части большой спец, как не раз говаривал наш общий друг и «страшный» оперуполномоченный уголовного розыска Черняев.

Майор умышленно исказил слово «старший» на «страшный». Черняев к этому времени действительно был старшим оперуполномоченным уголовного розыска на зоне Волокно. И для жуликов, конечно, являлся страшным.

Пыхнув еще раз облаком дыма, добавил:

– Надо рейд в зоне отдыха провести силами участковых инспекторов, внештатных сотрудников и окодовцев. Вместе с Матусовой, конечно… А то опять землянок понастроят юные друзья партизан … как в прошлом году. Помнишь?..

– Помню. Надоело разбирать…

Резкая трель телефонного аппарата прервала разговор. Минаев поднял трубку. Молча выслушал сообщение дежурного, молча положил трубку на рычажки аппарата.

– Убийство! – коротко и жестко ответил на немой вопрос начальника штаба. – Отыгрались! Теперь другие игры начнутся. Это, штаб, все ты накаркал: зона отдыха… подростки… землянки… шалаши. Все вокруг да около ходил… Сразу бы говорил, что труп – и баста!

– А я при чем? Я трупы не подбрасывал, не перетаскивал, как вы с Черняевым в прошлом году через ручей с территории нашего отдела на территорию Курского РОВД, – ощетинился Подушкин.

– Болтай больше! Может еще чего-нибудь накарка-ешь… – повысил голос майор. – Недаром на цыгана по-хож…

– А чем тебе цыгане не угодили? – попытался свести все к шутке Подушкин, но Минаеву уже было не до игры в «кошки-мышки»:

– Один сдуру сболтнет, второй от большого ума подхватит! И пошло-поехало… А ты потом иди в прокуратуру, отписывайся! – зло бросил Минаев. – Тут бы с наметившимся дерьмом бескровно разобраться, ёк-макарёк, как говорит наш старый друг Крутиков. – А ты еще один бред несешь…

Майор зря обижался. Факт имел место. Дежуривший в тот день опер Черняев действительно предлагал старшему участковому избавиться от хлопот по разбирательству с трупом неизвестного мужчины, лежавшим на границе территорий двух отделов. Мало того, он и перетащил трупяшник к соседям. Только коллеги из Курского РОВД тоже не пальцем были деланы. Они враз раскусили нехитрый фокус промышленников, и фокус не удался. Конфликту раздуться не дали, замяли в зародыше и постарались забыть. Но шила в мешке не утаишь, кое что просочилось, и вот Подушкин неосторожно, а, главное, не ко времени, напомнил…

Последний намек майора был ясен и без дальнейшего «разжевывания». Вот-вот по новому особо тяжкому преступлению начнется «разбор полетов»: крайних всегда ищут и… находят! И первым кандидатом тут Минаев.

– Николай! – оставив в покое Подушкина и недоигранную шахматную партию, позвал майор Паромова.

– Слушаю, – отозвался тот.

– У нас на участке, в зоне отдыха, убийство женщины. Бросай свою писанину, бери папку с бумагами, и пошли. Вернее, побежали…

– Что за убийство? – убирая материалы проверки в ящик стола, поинтересовался Паромов.

– Не знаю, да какая разница: убийство – оно и есть убийство. На месте уточним обстановку и детали. А теперь – ноги в руки, бумаги – в папку… и быстрее на место происшествия!

Минаев уже пересекал зал опорного пункта, застегивая одной рукой на ходу пуговицы шинели, в другой держал фуражку.

– «Штаб» пока останется в опорном. Может, здесь его присутствие понадобится, – рассудил он, пересекая зал. – Будь на связи, Палыч!

– Побуду немного, а потом, если не возражаешь, тоже подойду на место происшествия. Думаю, что пара рук и пара глаз лишними не будут…

– Не будут. Как не будет лишней и одна умная голова… – за старшего участкового ответил Паромов, уважавший Подушкина за его ум и силу.

– И я того же мнения.

5

В районе поселка РТИ от реки Сейм в сторону городского массива и промышленно-производственной территории завода СЭММ отделялся рукав, шириной чуть поменьше основного русла. Его медленное течение и небольшая глубина приглянулись жителям под купание. На берег были завезены сотни тонн речного песка, поставлены грибки, устроена раздевалка. И вот уже пляж каждым летом буквально кишел детворой и ее родителями. А вскоре на его базе появилась зона отдыха работников завода РТИ.

Пригорок перед пляжем, склон и остальная прибрежная полоса в летнюю пору красовались деревьями и кустарниками. В основном это были ракиты и ивы, но попадались тополя и осинки. Они манили пережарившихся на солнце, уставших от плавания отдыхающих прохладой, интимной затененностью, глухим шепотом листвы, запахами трав, птичьим щебетаньем. Но то летом. Весной – первой в городе зеленью, хмельным настоем воздуха. Осенью – таин-ственными шорохами, многоцветьем. Зимой – лыжными прогулками.

Через рукав Сейма, на приличный по размерам островок прямо с территории пляжа был переброшен неширокий деревянный мостик, с которого любили нырять местные мальчишки. К нему же во время купального сезона швартовались речные велосипеды-катамараны и лодки для прогулок по реке.

Прибрежная полоса леса и территория острова густо иссечены тропками и тропочками. Они, пересекаясь между собой, создают хитроумную вязь. То неожиданно, раздваиваясь, разбегаются, то вновь сходятся, вынырнув из-за раскидистого куста.

Деревья и кустарники были редкие. Довольно часто заросли чередовались открытыми полянками, на которых, начиная с весны и кончая поздней осенью, любили собираться компании. В основном – молодежь. Жарили на кострах шашлыки. И уминали их под водочку.

Иногда на таких полянках после усердного распития горячительных напитков, одурманивающего свежего воздуха, происходили потасовки между представителями сильной и не самой умной половины человечества. Поэтому, время от времени территория зоны отдыха посещалась и проверялась сотрудниками милиции в целях предупреждения антиобщественных проявлений. Но это обычно происходило во время купального сезона, который открывался в конце мая или начале июня. Смотря по погоде. Тогда и стационарный пост милиции выставлялся. Прямо на пляже. А по самому Сейму периодически курсировал катерок со спасателями и сотрудниками ППС. Но все это – во время купального сезона. А не ранней весной, когда только-только начинают лопаться почки на деревьях и пробиваться кое-где по бугоркам молотая травка.

Когда Паромов и Минаев пришли-прибежали на зону отдыха, то там уже было с десяток сотрудников Промышленного РОВД: руководство отдела, члены оперативной группы и просто сотрудники уголовного розыска, которых, как всегда в подобных случаях, «отловив», направил на место происшествия оперативный дежурный. Среди них был и Василенко Геннадий, угрюмо похаживающий недалеко от возвышенности на поляне. На ней же ногами к реке, на спине, лежал обнаженный труп женщины. Рядом с ним крутился Клоц – Клевцов Вячеслав. Его круглое жизнерадостное лицо на этот раз оптимизмом тоже не светилось. Василенко и Клевцова можно было понять: за раскрытие убийства отдуваться, в основном, придется им. И, конечно, участковым с этой зоны.

Тут же важно расхаживали эксперт-криминалист отдела Ломакин Владимир и его внештатный помощник Андреев Владимир Давыдович. Если Ломакин пытался отыскать какие-то следы, вещественные доказательства, и потому, почти не отрывал взора от поверхности земли, то Андреев беспрерывно щелкал затвором фотоаппарата, меняя не только ракурсы и углы фотосъемки, но и фотообъективы.

«Этот опять в родной стихии, – машинально отметил действия Андреева Паромов. – Словно рыба в воде…»

Невдалеке, на неподсохшей еще как следует дорожке, между деревьями стояли милицейские автомобили: дежурный УАЗик и две «Волги». Одна – начальника отдела Воробьева, а вторая – его заместителя по оперативной части Конева Ивана Ивановича.

Воробьев, Конев, начальник уголовного розыска Чеканов Василий Николаевич и его заместитель Евдокимов Виктор стояли обособленной группой от остальных сотрудников и что-то оживленно обсуждали. Но вот к ним подошел водитель Воробьёва Карпенко. Что-то коротко доложил начальнику. Тот махнул рукой и бросил отрывисто:

– Поторопитесь!

«За прокурорскими и судмедэкспертом», – догадался Паромов, глубоко дыша.

Последние двести метров они с Минаевым бежали и подзадохнулись изрядно. У обоих лица красные, хоть прикуривай, а груди ходили, как меха в кузнице… Видать, спортом мало занимались – вот сердечки и пошаливали…

– Кажется, мы не последние, – с придыханием сказал Паромов. – Нет следователя прокуратуры и судебно-медицинского эксперта. И что-то кинолога с собакой не видать…

– Угу, – угукнул Минаев.

Запыхавшийся, он на большее был неспособен.

– Хотя какой от них толк? – продолжил Паромов, стараясь восстановить дыхание. – Как всегда собака покрутится, покрутится на месте, а потом пойдет метить ближайшие деревца и кустики. Это только в кино пес Мухтар жуликов на чистую воду выводил. А у наших кинологов псы совсем не Мухтары…

– Как всегда! – выдохнул старший участковый. – Но нам от этого легче не будет. Сейчас получим, что пришли поздновато. И что никакой информации не имеем. Ладно, – отсекая прочь сомнения и пустые разговоры, махнул рукой, – пошли докладываться, что прибыли. А там видно будет…

Паромов, исходя из опыта, полученного при раскрытии убийства Дурневой Натальи на улице Харьковской осенью прошлого года, никаких вопросов Минаеву о том, что делать на месте происшествия, не задавал. Знал, что это пустой номер. Молча последовал к начальнику отдела.

Водитель Карпенко Виктор побежал к своей «Волге», по дороге что-то сказал Чинникову Николаю, водителю автомобиля Конева. Тот кинул – понял, мол… Вскоре обе «Волги» сорвались с места и полетели в сторону поселка.

Воробьев, увидев приближающихся к месту происшествия участковых, недовольно и едко попенял:

– Что-то вы подзадержались, господа участковые. Все уже здесь, а вы все тянетесь, как сопли на морозе, хотя должны быть первыми на месте происшествия.

– Мы и так бегом бежали, – стал оправдываться Минаев, как старший по званию и должности.

Он хрипло и учащенно дышал. Лицо по-прежнему было красным от прилива крови.

– Не на машинах же…

– Ладно, – пропустил намек Воробьев мимо ушей, – оправдываться будете потом, когда преступление раскроем. А пока подойдите поближе к трупу: возможно, опознаете? И думайте, как раскрыть. Любая информация важна. Убийство-то на вашем участке. Вам и ответ держать!

«Вот и начались «разборки полетов…» – тоскливо подумал Паромов и вслед за Минаевым поплелся к трупу.

Труп молодой женщины лежал на спине. Голова слегка на боку и запрокинута назад. Короткая, под мальчишку, стрижка. Волосы светлые, протравленные перекисью водорода. Глаза открыты и бессмысленно устремлены в небо. Руки разбросаны в стороны, словно перекладины креста. Ноги слегка согнуты в коленках и раздвинуты. Впалый живот. Расплывшиеся по поверхности тела небольшими бугорками груди с темными точками сосков. Все бледное, серое, мертвое, угловатое и обостренное безжизненностью.

Черный провал рта в овале серых губ. Брови подпалены. Следы точечных сигаретных прижиганий на губах, сосках грудей и лобке. В завитке светлых волос лобка застряла полусожженная спичка – по-видимому, пытались поджечь волосяной покров. На икрах ног превратившиеся в коричневую пленку подтеки сочившейся из влагалища крови. И самое страшное – из влагалища торчала толстая, в руку потерпевшей, длинная суковатая ветка.

– Боже, какой ужас! – тихо прошептал атеист Паромов, которому от увиденного стало не по себе. – Боже мой!

– Не говори! – отозвался также шепотом Минаев. – Всякого за свою жизнь насмотрелся, но такое вижу впервые. Садисты поработали. Изверги.

– Не опознали? – коротко и хмуро спросил подошедший к ним Конев Иван Иванович.

– Нет! – Отрицательно мотнули головами оба участковых.

– Тогда не хрен тут стоять, трупом любоваться… раскрывать надо… – срывая злость и раздражение, резко бросил Конев. – Ну и участковые пошли – вечно ничего не знают. И за что только деньги получают…

– А опера знают? – тихо огрызнулся Минаев.

Конев то ли не расслышал, то ли счел никчемным вступать в полемику со старшим участковым инспектором. Он взялся одной рукой за ветку, торчащую из влагалища. Потянул. Она не пошла.

– Мать твою! – прохрипел в сердцах.

И уже обеими руками резко рванул ветку на себя.

– Не трогай! – запоздало крикнул Воробьев, понявший намерения своего заместителя по оперативной части. – Пусть остается… до прибытия следователя и судебного эксперта.

Но было поздно. Ветка с обломанными и торчащими сучками выскочила. Окровавленная. В слизи и кусочках вырванной из нутра плоти.

Внутри трупа что-то оглушающе – так, по крайней мере, показалось Паромову – чвакнуло. Словно что-то большое и объемное с облегчением резко выдохнуло… как порой на болоте: чвак! – и тишина.

Труп дернулся, словно оживая. Но тут же и застыл. Из влагалища медленно, тонкой струйкой, по икрам ног засочилась черная кровь.

Паромову стало дурно, и он, зажав рот рукой, побежал к кустам облегчать желудок. А возможно, и душу.

– Слабак! – констатировал подошедший к нему Василенко.

– Да шел бы ты… – сплевывая остатки липкой рвотной массы и вытирая ладонью губы, вяло огрызнулся Паромов.

К чувству стыда за свою минутную слабость примешивалась неловкость перед товарищами.

– Ладно, не злись. Давай думать: кто убитая и кто убил? – примирительно и уже по деловому сказал Василенко.

Именно он в отсутствие территориального опера на поселке РТИ отвечал за эту зону. И теперь на его плечи ложился основной груз раскрытия этого убийства, а, значит, и спрос.

– Начальники, – быстрый жест рукой в сторону руководства, собравшегося небольшой группой отдельно от подчиненных и что-то обсуждавших между собой, – пусть себе решают, на то они и начальники, а мы – себе. Ибо нам, в отличие от многих начальников, бегать и раскрывать, а не планы планировать…

– Откуда мне знать: кто? кого? и за что? Одно могу сказать точно: раньше убитую на поселке не видел. Да мало ли у нас на поселке всякого люду бродит. Как-никак, а около тридцати тысяч живет… – вытирая носовым платком лицо, резко ответил Паромов. – Садист или садисты поработали. Зверьё! Найти – и без суда и следствия самих придушить!

– Согласен, что стоит придушить, – усмехнулся скептически опер. – Но прежде чем устраивать самосуд, сначала надо еще найти… А как найти? С чего начинать? – Василенко снял кепку и почесал затылок. – Право, не знаю. Ни одежды, ни документов, ни свидетелей… Какие свидетели в лесу? Где их искать? А искать, как понимаешь, надо!

– А то обстоятельство, что сук воткнут во влагалище, тебе ни о чем не говорит?

– Да ни о чем. Знаешь, встречалось в практике, что некоторые мразоты изменившим им девушкам или же просто надоевшим проституткам, хотя какие у нас проститутки, – тут же поправил он себя, – так, честные давалки, из чувства мести бутылки вставляли во влагалище и там разбивали. Но это делали живым. Чтобы больше и дольше мучались. Представляешь, – выругался грязно, – выскребать осколки стекла из влагалища… Ужас. Бр-р-р!

– Да! Ужас…

– А тут – сук… И следы пытки…

– Видел.

– Прижигали сигаретами груди, губы, живот, лобок. Правда, самих сигарет или окурков возле трупа не видно…

– Я это тоже заметил.

Василенко скользнул скептическим взглядом по лицу участкового, мол, я видел, как ты заметил… Тот напрягся, ожидая очередную подковырку. Но опер продолжил размышлять вслух:

– Хотя именно это обстоятельство и говорит, что все происходило в другом месте… а труп сюда перетащили. Согласен?

– Согласен.

И тут Паромов вспомнил треп начальника штаба ДНД о подростках из барака и молодухе. Видно лихорадочная работа мозга в поисках какой-нибудь зацепки не прошла даром, подбросила из тайников памяти, а может, и подсознания, нужный фактик.

– Подушкин рассказывал, что вчера ребят из барака видел. Днем. Гуляли с какой-то бабенкой, ему незнакомой. А у начальника штаба глаз, что алмаз.

– А сказал, что из барака, значит, и тут не допустил брака, – воспряв духом, скаламбурил опер. – Уже что-то есть…

– Может, с бараковских пацанов и начнем? – развивал мысль Паромов. – С чего-то начинать надо. Так почему же…

– С чего-то или с кого-то начинать надо. Так почему же не с них! – подхватил рассуждения участкового, наполняясь охотничьим азартом, Василенко.

Причина его оживления и охотничьего азарта была понятна: наконец-то от множества неизвестных, сковывавших деятельность опера, заставлявших впустую топтаться на одном месте, появилось что-то конкретное, ощутимое, требующее деятельности, динамики. Появилась тоненькая ниточка, за которую можно было ухватиться и тянуть… Тянуть до тех пор, пока не вытянешь что-то существенное или… пока она не оборвется.

– Только в первую очередь надо вытащить самого Подушкина, – приступил к конкретному планированию действий опер, – и пообстоятельней расспросить: кого конкретно видел, с кем, как вели себя и так далее… Да и на труп взглянуть не мешает – может опознает…

– Обещался подойти сюда, – поторопился с пояснениями Паромов. – Он в курсе, что убийство. Но когда подойдет, не знаю.

6

Пока опер и участковый обсуждали, что да как – прибыла «Волга» начальника, и из нее вышли прокурорские: прокурор района старший советник юстиции Кутумов Леонид Михайлович, его заместитель Деменкова Нина Иосифовна и следователь Тимофеев Валерий Герасимович. Все в верхней гражданской одежде поверх форменных костюмов. Прокурорские – не милиция, им допустимо смешивать одежду. Отсчитываться не перед кем: надзирающий орган в правоохранительной системе. Попробовали бы милицейские так показаться на народе – как минимум выговоряшник, а то и неполное служебное! На днях приказом начальника УВД в областном центре патрули милицейские введены. Заметят кого неряшливо одетым или с фуражкой в руке – и на губу. Сутки ареста, может, и не дадут, но взгреют – мама не горюй! А позора сколько…