Текст книги "День Астарты"

Автор книги: Александр Розов

– Я придумал новый эстрадный термин, – сообщил Скалди, когда музыка на минуту стихла, и ребята из группы поддержки, ловко запихнули Кари в пилотский полярный комбинезон с заранее включенным подогревом.

– Эстрадный термин? – переспросил Орквард.

– Да, – реальный эколог кивнул, – Вокальный криоэкстремизм. Можешь использовать в очередной саге, если окажется в тему.

– Вокальный криоэкстремизм, – повторил фантаст, – Вроде звучит неплохо.

– Скажите это Кари, – посоветовал Хеймдал Лунгвист, – Ей точно понравится.

– У вас тут часто вот так поют? – поинтересовалась Хелги.

– Не очень часто, – ответила Норэна, – Сегодня было первый раз.

…Из динамиков раздался оглушительный визг. На огромном лазерном «воздушном экране», куда транслировался видео-ряд из дансинга мамаши Джимбо было видно поразительное явление: из-под купола-навеса на танцующих падали хлопья снега. В экваториальных широтах такие вещи вообще-то не происходят.

– Это, типа, акт солидарности! – послышался из динамика голос Келли. Сейчас Спарк откроет вам маленький секрет…

– Это, как бы, физика, – пояснил Спарк, – Мы привезли с фабрики Оохаре несколько термосов с жидким азотом. А поскольку у нас высокая абсолютная влажность…

Его прервал хохот, топот свист и аплодисменты. Тероанцы, очнувшись от шокового удивления, оценили сюрприз… На циновках, на столиках, и на стойке бара таяли от экваториальной жары маленькие сугробы, образовавшиеся за несколько секунд, пока вскипал под куполом жидкий азот с температурой минус 180 Цельсия.

Гисли Орквард почесал пятерней рыжую бороду, в которой намерзло немного инея.

– Ха! Криоэкстремизм это сильно. Я чувствую драйв.

– А ты не чувствуешь, что нам пора бы выпить горячего имбирного эля? – спросил Скалди, – А то мы заморозим Хелги.

– Я, между прочим, родом не из тропиков, – слегка обиженно ответила она.

– А ты когда-нибудь пила горячий имбирный эль? – поинтересовался Хеймдал.

– Нет. Когда бы я успела? Мы только прилетели, и сразу в эту TV-мясорубку…

– Ну, пошли! – сказала Норэна, кивнув в сторону одного из ярких надувных шатров, поставленных по периметру заснеженного футбольного поля.

– Тебе, крошка, пить эль еще рано, – авторитетно произнес Хеймдал.

– Не очень-то и хотелось, – юная метиска фыркнула, – Я буду пить папуасский какао и прикалываться, когда вас с мороза от горячего эля развезет, как морских свинок.

Большая часть публики пока что тусовалась у костра, а точнее – спиртового факела в одном из углов поля. Внутри шатра было достаточно просторно и, разумеется, тепло. Ассортимент, правда, ограничивался горячими сосисками, имбирным пивом, какао и чудовищно-крепким травяным чаем.

– Сегодня мы победили! – объявил Хеймдал, поднимая кружку, – …Skool!

– Skool! – поддержали остальные, и кружки со звоном сдвинулись над столом.

– Это здорово, что мы победили, – сказала Хелги, сделав первые глотки, – Но, было бы вообще здорово, если бы мне кто-нибудь объяснил, что же получилось в итоге. Про комиссию по науке я вообще не поняла. В докладе ООН было совсем про другое…

– Верно, – с легкостью согласился олдермен неандертальцев, – Но Грютсон не полный дурак, чтобы на этом настаивать. Да это ему и не надо. Он, по сути, обычный бюргер-консерватор. Вот Алтенвогт – другое дело, но с ним покончено. Мы дали Грютсону возможность сохранить лицо в момент, когда ему уже стало ясно, что он проиграл.

– Он мне не нравится, – проворчал Орквард, – Он зажравшийся лютеранский осел.

– Мне тоже, – спокойно согласился Хеймдал, – Но консервативные бюргеры есть, и они должны иметь представителя на тинге. Пусть будет Грютсон. Он, в общем, безвреден.

Скалди сделал пару больших глотков горячего эля и вытер губы ладонью.

– За что я не люблю политику, так это за компромиссы со всякими болванами. И я не хотел лезть в это грязное дело…

– Если ты не займешься политикой, то она займется тобой, – процитировал Хеймдал.

– Не грусти, Скалди… – Орквард похлопал реального эколога по плечу, – Ты встал на правильную сторону, с правильными викингами, а не с этими европейскими… Э…

– …Договаривай-договаривай, – поощрила его Хелги.

– Извини, – НФ-литератор развел руками, – Лично к тебе это никак не относится. Но ты видела этого Барстоу из Лондона, и ты смотрела выступление другого жулика в ООН.

– Его зовут Заурман, – подсказала Норэна.

– Заурман… – весело произнес Хеймдал, – Это не жулик. Это супержулик! Он даст сто очков вперед тем жуликам, которые выдумали озоновые дыры и парниковые газы.

– Озоновые дыры и парниковые газы существуют, – заметил Скалди, – Просто, они не имеют отношения к той шумихе, при помощи которой кое-кто нажил миллиарды.

Олдермен неандертальцев бросил на стол свою пеструю кепку и кивнул лысой, как биллиардный шар, головой.

– Это ясно. Так вот, Заурман в сто раз хитрее, чем озоновые и парниковые жулики. Он придумал пугало, про которое никто никогда не докажет, что оно фэйк. И это пугало будет грести для Заурмана деньги из бюджета ООН, из научных центров Европы, и из фондов американских спецслужб. Он станет дьявольски богатым ублюдком!

– При чем тут американские спецслужбы? – удивилась Хелги.

– Это элементарный трюк, – сказал Хеймдал, – Представь: в каком-то научном центре Евросоюза работает толковый парень вроде доктора Мак Лоу, про которого сегодня рассказывали. Но Мак Лоу – молекулярный генетик, а этот парень, например, физик-ядерщик, теоретик, очень продвинутый в области квантовой хромодинамики.

– Как-как? – переспросила нидерландка.

– Квантовая хромодинамика, – повторил он, – Очень крутая штука про нейтроны и протоны. Я не в курсе деталей, но запомнил красивое название. И вот, этот парень, работает, например, в CERN, в Женеве, строит модели на компе, и приближает тот великий день, когда нейтронные драккары будут бороздить просторы галактики…

– Что ты опять докопался до моих нейтронных драккаров? – проворчал Орквард.

– Ничего такого, просто к слову… – олдермен улыбнулся и хитро подмигнул.

– Нейтронные драккары, – пояснил Скалди Турсен для Хелги, – это звездолеты из НФ-новелл нашего Гисли. Они на ядерной тяге, с субсветовой скоростью…

– Дай ей почитать «Паруса прадедов», – перебил Орквард, – И это не новеллы, а саги.

Скалди отпил еще эля и утвердительно кивнул.

– Я так и сделаю…. Хеймдал, так что с этим хромодинамическим парнем?

– У него беда! – объявил олдермен, – К нему явился инквизитор из Научно-Этического совета, и говорит: «доктор Такой-то, ваши физические теории в корне противоречат библейской морали и общечеловеческим ценностям, поэтому, ваша вредоносная тема закрывается, а вы займитесь чем-нибудь другим и больше не грешите».

– Что за фигня! – воскликнула Хелги, – В школе, по физике я учила основы квантовой механики. Это имеет не больше отношения к морали, чем таблица умножения!

– Научно-Этическому Совету лучше знать, имеет или нет, – наставительно произнес Хеймдал, – Тебе нужно обоснование? Пожалуйста: неопределенность Гейзенберга настраивает молодежь на анархизм, моральный релятивизм, и отрицание всеведения библейского бога. Эту неопределенность надо немедленно запретить!

– Ты шутишь? – с надеждой спросила она.

– Как бы не так! Я могу показать тебе статью в «Bible study today», где это написано.

– Но это же психованные фанатики! – взорвалась Хелги, – надо быть полным кретином, чтобы принимать это всерьез.

Хеймдал Лунгвист прожевал сосиску, запил элем и качнул головой.

– Поправляю: надо быть полным кретином, чтобы НЕ принимать это всерьез. Такие аргументы во многих странах становятся основанием для очень жестких законов. На «круглом столе» мы обсуждали приговор Тьюрингу. Допустим, это в прошлом. Но ряд законов, которые также обоснованы исключительно библейскими догмами, существуют сегодня в некоторых странах Евросоюза, и обычно, поддерживаются Еврокомиссией по биоэтике. Это например: запреты, связанные с сексом, с эротикой и вообще с неодетым человеческим телом, запреты в сфере науки: на модификацию и гибридизацию генома человека и на репродуктивное клонирования, запреты в медицине на аборты…

– Ты не согласен, что эти запреты – кретинизм? – перебила она.

– Это социально-политическое явление, – ответил он, – Его необходимо учитывать, и принимать меры по борьбе с этим явлением.

– Как в Меганезии, – вмешался Орквард, – Судить библейских агитаторов по быстрой процедуре, и расстреливать к свиньям собачьим.

– В Меганезии, – уточнил олдермен, – Запрещено запрещать что-либо сверх артикулов тамошней Хартии, и расстрелом карается пропаганда любых избыточных запретов.

– И правильно! – вставил НФ-литератор.

– Может, и правильно, – сказал Хеймдал, – Но, чтобы установить такую норму права, отцам-основателям Меганезии пришлось провести репрессии против, казалось бы, безобидных людей, связанных, как там говорят, «с культурой неоколониализма».

– Ключевые слова: «казалось бы», – мрачно произнес Скалди.

– Ты такой радикал? – слегка насмешливо поинтересовался олдермен, – А ты готов расстреливать школьных учителей, редакторов газет, и сотрудников гуманитарных благотворительных миссий? По глазам вижу: не готов. Значит, этот путь не для нас.

Орквард посмотрел на дно опустевшей кружки и растерянно почесал шевелюру.

– Вот, дьявол… А какой путь для нас?

– Не торопись, Гисли. Сначала – предпосылки, а потом – решения. Главная проблема благополучного общества западного образца состоит в том, что его граждане готовы терпеть оскорбления и выполнять абсурдные требования до тех пор, пока им тепло, безопасно, сытно, и они убеждены, что так будет завтра, и через год, и через 10 лет. Гражданин Евросоюза смотрит на соседние регионы: Азиопу и Северную Африку, наблюдает там ужасы нищеты и гражданской войны, и думает: «ну, на фиг, я лучше потерплю подонков и жуликов в правительстве, заплачу налоги на прокорм наглых исламских мигрантов, и соглашусь на слежку за собой со стороны спецслужб, и со стороны страховых и банковских чиновников». Он стерпит это, потому что боится получить то страшное, что он видит в соседних регионах 3-го мира.

– А вот Кортвуд, – вмешалась Норэна, – …Говорит: кто готов променять свободу на безопасность, тот не будет иметь ни свободы, ни безопасности.

– Это сказал президент Франклин, – уточнил Хеймдал, – А ты будешь замечательным другом, если притащишь Гисли и Скалди еще по кружке эля, и что-нибудь себе.

– ОК, – согласилась она, – Только, подожди рассказывать дальше. Я быстро…

Хелги Сонстром сосредоточенно потерла виски, и спросила:

– Хеймдал, а я не ошибусь, если скажу, что ваша партия получила большинство в фолкентинге только потому, что гренландцы заметили: субсидии из ЕС начинают постепенно иссякать? Люди отдали вам свои голоса из страха перед ближайшим будущим, которое вдруг стало выглядеть очень несимпатично. Я права?

– Примерно так, – подтвердил он, – Дело не только в том, что субсидии из ЕС стали уменьшаться. Такое бывало и раньше. Дело в том, что на этот раз Евросоюз не в экономическом кризисе, а в системном, из которого один выход: на кладбище. И возвращения высоких евро-субсидий уже не будет. А, с другой стороны, появились альтернативные потенциальные партнеры, которые пока значительно беднее, чем Евросоюз, но они быстро усиливаются, а Евросоюз – слабеет… Как у нас говорят в подобных случаях: хочешь ехать дальше – ищи новую собачью упряжку.

Вернулась Норэна, и поставила на стол две кружки пива, чашку какао, и спросила:

– Что там про собачью упряжку?

– Аллегория, – пояснил олдермен, – Это значит: гренландцам теперь надо шевелить мозгами, чтобы выбирать правильное направление и двигаться в сторону большего благополучия. А задача нашей фракции: делать так, чтобы евро-христианство с его догматами, каждый раз оказывалось в самой неудачной позиции. Знаешь, в какой?

– Между голодным ртом и куском мяса, – мгновенно ответила девчонка.

– Совершенно верно. Тут у нас на руках все козыри. Евро-христианство построено на принципе: «духовные ценности важнее, чем материального благополучия». Мы каждый раз ставим их в такие условия, что они предлагают гражданам претерпеть материальные лишения, ради каких-то фантомов. Граждане начинают обоснованно воспринимать евро-христиан, как врагов, и поступать с ними соответственно. Сначала, их прокатили на выборах, а потом начали выдавливать их на обочину социальной жизни. Сегодня было ведро дерьма. Завтра будет что-нибудь посерьезнее. А послезавтра нашим оппонентам придется выбирать: или отказаться от евро-христианства в пользу простого, по-своему здорового, безыдейного фермерского консерватизма, или уносить ноги из Гренландии.

– Но вы уже победили! – воскликнула Хелги, – Зачем эта травля инакомыслящих!?

Олдермен неандертальцев поднял правую руку и покачал указательным пальцем из стороны в сторону, как маятником метронома.

– Они не инакомыслящие. Они вообще не мыслящие. Они социальные кретины. Это сказала ты, а не я. А кретинизм – это патология. Ее надо сводить под корень, чтобы исключить рецидивы в будущем.

– Значит, – грустно заключила Хелги, – вы делаете то же самое, что и отцы-основатели Меганезии. Только те отрубили хвост собаке одним ударом, а вы режете этот хвост по частям, да еще руками общественности. Как славно быть ни в чем не виноватым!

– Вина, – спокойно сказал Хеймдал, – это просто социальный ярлык. Общество всегда приклеивает его на лоб побежденному. А победитель не виноват никогда. Ты можешь считать, что это несправедливо, но это объективный факт социологии.

Хелги обмакнула палец в эль и нарисовала на столе печальный смайлик.

– Долой вину, долой мораль, долой общечеловеческие ценности, так?

– Ты только что вернула меня к Заурману! – весело объявил олдермен, – К нему и к его чудесным общечеловеческим ценностям, главная из которых состоит в том, что НТР эквивалентна библейскому Сатане, и враждебна человеческому роду. Долой генетику, долой кибернетику, долой квантовую механику и ядерную физику, так?

– О, черт! С чего ты взял, что НТР враждебна общечеловеческим ценностям?

– Не я, а Заурман, – поправил он, – Выгоду Заурману и его компании, могут принести только те общечеловеческие ценности, которым враждебна НТР, и ради которых надо запрещать НТР на стадии технологий, или даже на стадии фундаментальных теорий. Помнишь, я начал с умного парня, который занимается квантовой хромодинамикой в Женеве? Заурман пришел к нему, и запретил этим заниматься. А на следующий день к парню пришел агент Смит из Массачусетса, и сказал «Хелло, доктор Такой-то! У вас проблемы с этими святошами из Научно-Этического Совета? Я сочувствую и я готов гарантировать, что если вы переедете в наш Технологический институт, то никто не посмеет приблизиться к вам со своей дурацкой этикой! С 22 ноября прошлого года в Соединенных Штатах действует «Билль о регулировании». Он распространяет закон Шермана «О сговорах по ограничению развития промышленности» на такие случаи. Советника «научной этики» у нас арестует FBI по обвинению в государственной измене, если он гражданин США, или в шпионаже и диверсии, если он иностранец».

– Это действительно так? – недоверчиво спросила Хелги.

Хеймдал медленно, многозначительно кивнул.

– Это действительно так. Конечно, этот билль применяют не всегда и не ко всем, но за попытку тормозить исследования, связанные с национальной безопасностью, билль применят на всю катушку… На катушку электрического стула. Есть такой смешной обычай в США: зажаривать людей электрическим током… О! Я чуть не забыл! После успешной беседы с доктором Таким-то, агент Смит тайно встретится с Заурманом, и вручит ему пачку зеленых общечеловеческих ценностей, в знак большой и толстой признательности правительства США за морализацию науки в Евросоюзе.

– Этого не может быть! – прошептала Хелги.

– Этого не может НЕ быть, – поправил Хеймдал, – Такие услуги всегда оплачиваются чрезвычайно щедро. Правда, через несколько лет Заурман может погибнуть в какой-нибудь автокатастрофе. Янки – мастера на такие фокусы. Но это уже…

Окончание фразы олдермена утонуло в очередном всплеске шума тусовки, которая продолжалась на заснеженном футбольном поле. Там появилась Кари Лейв (уже не в пиктобикини, а в ярко-зеленом пуховике с рыжим профилем мифологизированного неандертальца). На огромном воздушном экране, транслирующем видео с Тероа, из дансинга мамаши Джимбо, параллельно возникла Келли Клай в шортах и майке тоже зеленого цвета и с тем же рыжим изображением.

– Hello again! – крикнула Келли, – Сейчас мы вместе с Кари споем песню про «Monkey trial». Про тот «Обезьяний процесс», который устроили библейские фанатики против Джона Скоупса, парня из Теннеси, который в 1925 году отказался исполнять закон о запрете на теорию эволюции жизни и человека. Этот процесс не завершен. Он будет продолжаться, пока на планете есть субъекты, которые хотят запретить нам жить в соответствии с нашими желаниями, и пользоваться достижениями науки. Видите ли, в особых книжках: библии и коране написано, что человек не произошел от обезьяны, а сделан бедуинским богом из грязи, и должен копаться в этой грязи пока не сдохнет. В прошлом году я и Санди тоже оказались в центре обезьяньего процесса. Вы знаете эту историю. Я рассказывала, и в прессе все это тоже есть…

Публика загудела в подтверждение того, что история известна.

– …И, – продолжала Келли, – До меня дошло, что с людьми, готовыми забить камнями любого, кто не хочет жить по их особым книжкам, компромиссы невозможны. Только обезьяний процесс, и никаких переговоров!

– Обезьяний процесс! – крикнула Кари Лейв, – О-хо! Дайте ритм!

 
If we are strong and we are free
Who can forbid our wishes to be?
Just in this last war they will fail!
There is the «Monkey trial».
We are really from monkey evolved
We’ll not the «Monkey trial» avoid.
Take your gun! It’s time for our
To delete the true-believers out
Earth belongs us as entail
There is the «Monkey trial».
We are really from monkey evolved
We’ll not the «Monkey trial» avoid.
Ages ago we were monkeys.
Now we hold in arms the keys
From all earth, sea and air
There is the «Monkey trial»…
 

* * *

Хелги вздохнула, посмотрела на Скалди и поинтересовалась:

– Тебе нравятся революционные песни латиноамериканского типа? Эти откровенные призывы взять ружья и перестрелять оппонентов ко всем чертям, чтобы не возиться с поисками компромиссов?

– Это поп-арт, а не трактат по научной политологии, – заметил он.

– Отговорка, – сказала Хелги, – Мир это текст. Если люди сто раз спели хором какие-то слова, то на сто первый раз они могут хором сделать именно это. Взять, и стрельнуть.

– В кого? – весело спросил Хеймдал, – В своего соседа, с которым по вечерам пьют в кабаке эль? Хелги, у нас очень большая и очень малонаселенная страна. Для нас такие песни, в политическом смысле не революционные, а национально-освободительные.

– И от кого вы национально освобождаетесь? – с иронией, спросила она.

– Интересный вопрос, – сказал он, – Но от кого-то мы точно освобождаемся. Год назад у нас были исламские мигранты, общеевропейские нормы лицензирования, и запреты на якобы опасные промышленные и биомедицинские технологии. При этом у нас не было продуктивного экономического развития. Теперь, после ряда очень жестких скандалов, ситуация поворачивается наоборот. Значит, видимо, что мы от кого-то освобождаемся.

– Или от чего-то, – добавил Орквард, – А, кстати, почему песенка в папуасском стиле? Я ничего не имею против папуасского basic-english, мне просто интересно.

Хеймдал допил свой эль, фыркнул и пожал плечами.

– Наверное, они тоже национально освобождаются. У них в прошедшем сентябре был прогрессивный военный переворот, а недавно они освободили запад своего острова.

– Обычно, такие песенки пишутся до события, а не после, – заметила Хелги, – или, они намерены освободить что-то еще? Побороться за свое национальное освобождение во всех морях и на всех континентах как это принято у янки и у меганезийцев? И, кстати, странное дело: у вас тут тоже милитаризация.

– Это в смысле, что адмирал вынес ведро с дерьмом? – съехидничал Орквард.

– Нет, это в смысле, что в зале вообще было немало военных. Я нидерландка, так что немного разбираюсь в кораблях, и вижу, что корабль, который стоит тут в гавани, это модерновый океанский катер-рейдер. На борту катера написано: 009 «Fenrir». Через столик от нас сидят два парня, Один из них в униформе и с нашивкой на рукаве: 004 «Njord». Видимо, где-то есть и 001, и 005, и 008, а может быть, и 010. Так?

– Так, – согласился Хеймдал, – А почему бы нам не иметь нормальный военный флот?

– А почему он вдруг понадобился? – парировала она, – Ясно, что не для парадов или народных гуляний, а для дела. Вот, мне и интересно: для какого?

– Международные отношения, – сказал олдермен, – устроены так, что вес в них имеет только та страна, которая владеет военной силой. Не мы это придумали…

– Какие проблемы, фрекен…? – произнес хрипловатый голос почти над ухом Хелги.

– О, черт! – выдохнула она.

Около нее, улыбаясь, стояли оба парня, на которых она обратила внимание. Один в гражданском (джинсы и свитер) был совсем юный европеец, лет 15. Второй, в форме мичмана ВМФ Гренландии, атлетически сложенный африканец лет 20.

– Никаких проблем, парни, – ответил Скалди, – Моя подруга интересуется нашими кораблями, и прочла твою нашивку, мичман.

– Меня зовут Хелги Сонстром, я журналист из Нидерландов, – добавила она, – и мне интересно: против кого Гренландия собирается воевать на море?

– Падайте сюда, ребята, – добавил Орквард, – Я поставлю вам выпивку.

– Не хулигань, Гисли, – строго сказал Хеймдал, – парни при исполнении.

– Я при исполнении, да, – уточнил африканец, – меня зовут Намангоканера-Ке, но для друзей просто Манго. А это Отто Хаземан из Германии, я его сопровождаю.

– …Чтобы меня не съел белый медведь или морж, – улыбнувшись, добавил европеец.

– Моржи не едят людей, – сообщила ему Норэна.

– Правда? Ну, клево! Манго, если увидишь моржа, не стреляй в него, ладно?

Норэна кивнула в знак поддержки, и добавила специально для африканца.

– Морж это вроде вашего бегемота, только морской.

– Я их уже видел, – сообщил он, – Да, те же бегемоты, только с ластами.

– Так, пьяницы, – произнес Хеймдал, взглянув на часы, – Уже почти два часа ночи, а я обещал семье, что приеду сразу после круглого стола.

– Сам ты пьяница, – вежливо ответил Орквард пожимая ему руку.

…После ухода олдермена, Турсен и Орквард все-таки, поставили новым знакомым выпивку, правда, в виде допускаемого регламентом ВМФ «ультралегкого флипа», по крепости примерно равного кефиру. Выпивка, как известно, располагает к историям.

История Намангоканера-Ке, (для друзей просто Манго).

21 год назад в Южно-Центральном Конго-Заире, в зулусском поселке Индуу, в почти нищей семье, происходящей, однако, из военной аристократии, родился 5-й по счету ребенок, здоровый мальчишка. Он получил длинное имя, которое, впрочем, все стали сокращать до удобного «Манго». Государство Конго-Заир трещало по швам и, вскоре зулусский вождь Амаба Ка Тумери, потомок Чаки Сензангакона, объявил себя инкоси (королем), а своей столицей сделал Тейжери. Именно туда пошел Манго наниматься в армию, едва ему исполнилось 14 лет. По семейной традиции, к этому возрасту он умел обращаться с ножом, ассегаем, охотничьим ружьем и штурмовой винтовкой.

В середине прошлого года, во время сражения за Линге в верховьях Замбези, Манго получил второй Серебряный Щит Зулу, и принц Озогаи, сын короля Тумери, спросил: «Намангоканера-Ке, у тебя есть мечта?». Манго ответил: «У меня есть мечта, о интуни. Хотелось бы мне попробовать себя в морском сражении. А у нас нет моря. Плохо, да». Интуни, принц, задумался, и сказал: «У нас нет моря. Но твоя мечта может сбыться в другой стране. А когда у нас будет выход к морю, я пошлю бойцов учиться у тебя».

Манго эмигрировал в Гренландию, завербовался в ВМФ и, после 50-дневных курсов военного моряка, был распределен на катер-рейдер 004 «Njord» командиром звена палубных стрелков. За время осенне-зимней кампании, Манго получил четыре знака отличия: один – за отвагу при спасательной операции на море, еще три – за грамотные действия на 8-й тресковой войне. Именно Манго принадлежала идея расстрелять из снайперских автоматов антенны радара патрульного корвета ВМФ Ирландии, который прикрывал «свои» рыболовные траулеры, вошедшие в 200-мильную экономическую акваторию Гренландии… В общем, Манго оказался хорошей находкой для флота.

История Отто Хаземана.

16 лет назад, престарелый Матиас Хаземан, жуткий зануда и успешный бизнесмен, владелец фирмы «Gelion, GmbH», (фото-сенсоры и фотоэлектрические конвертеры), женился на 25-летней домработнице Еве-Розе. Матиас хотел получить две вещи: красивую женщину для того занятия, которое ему казалось сексом, и наследника для фирмы. Ева-Роза хотела получить тоже две вещи: деньги и статус жены бизнесмена, которого часто приглашают на светские банкеты. Родившийся сын, Отто Хаземан интересовал зануду Матиаса только фактом своего существования (фирма достанется потомку, а не кому-то там!). Еве-Розе ребенок был совершенно ни к чему (обуза, отвлекавшая от того, ради чего она вышла замуж!). Но, разумеется, ради приличия и принципов, следовало устроить жизнь сына на высшем уровне. Для этого и созданы элитные закрытые школы-пансионы, куда богатые, но психически неполноценные родители могут спихнуть своих детей. Общество дальновидно позаботилось…

Как только Отто исполнилось 6 лет, Матиас и Ева-Роза, радостно передали его в руки опытных педагогов католической Школы-Пансиона «St. Jorgen», Бремен. Потянулись годы того, что называется «правильным воспитанием мальчика в строгости и верности традициям»… Никто из педагогов не произносил публично за воротами школы слово «побои», или даже «телесные наказания» (Что вы,! У нас в Германии этого давно нет!). Однако это было. Более того, именно на этом строилась вся система (Вы же не хотите, чтобы ребенок был неблагодарным, невоспитанным зверенышем? Надо применять проверенные средства – режим и… То, о чем не принято говорить вслух)… Побои применялись не сильные, и не частые. Доза была ровно такая, чтобы поддерживать обстановку постоянной подавленности и унижения, чтобы приучить воспитанников бездумно подчиняться любым, даже совершенно нелепым требованиям начальства. Общество готовило детей к взрослой жизни в свободной демократической стране…

Мысль о побеге возникла у Отто в 13 лет, когда он, готовясь к сочинению по древней истории, прочел на одном из сайтов, что примерно таким способом в древнем Риме воспитывали рабов. Тем не менее, продвинутые рабы, своим мнимым послушанием и пассивностью обманывали бдительность добрых воспитателей и, выбрав подходящий момент, бежали. Отто решил, что будет продвинутым рабом. Методы Древнего Рима оказались очень кстати. Вот они, «вечные истины на вечной латыни».

За следующие два года, Отто приобрел среди педагогов школы репутацию робкого, послушного, старательного, и слегка туповатого юноши. От него не ждали никаких сюрпризов. А он, в ходе неразберихи традиционного карнавала в середине февраля, добрался на поезде до Эмдена, и обратился в конспиративное агентство гренландской программы «Neanderthal Shelter». А затем была неделя ожидания, и ночной выход из порта на маленьком сейнере, с последующим переходом на борт катера-рейдера ВМФ Гренландии 004 «Njord», в нейтральных водах Северного моря…

Здесь Манго вклинился в рассказ Отто, похлопав его по плечу и сообщив.

– …Сегодня я его охраняю, на всякий случай. Так кэп приказал, да!

– Не свисти, – возразил Отто, – ты сам вызвался, чтобы посмотреть на Кари Лейв.

– Я вызвался, да. Но кэп согласился и мне приказал. Потому, что ты очень ценный.

– Не я, а контрольный пакет фирмы «Gelion», – уточнил мальчишка.

– Да. Контрольный пакет ценный. А ты мне друг. Без тебя я бы хер сдал экзамен по математике и механике в спец-колледж. А теперь я учусь на офицера! Уауа!

Эта часть разговора происходила уже в салоне маленького самолета «авиа-пони», летящего из Нуука в Кюджаллек. Скалди, Хелги, Орквард, Норэна, Манго и Отто обеспечили заполнение половины всех пассажирских мест. Вторая полудюжина пассажиров не участвовала в разговоре, если не считать участием здоровый храп. Близилось условное утро (условное, поскольку реальный восход солнца предстоял несколько ближе к полудню). В какой-то момент Хелги вспомнила свой вопрос, на который так и не получила вразумительного ответа.

– Манго, а как ты думаешь, против кого вооружается Гренландия?

– У… – задумчиво произнес зулус, – Это дело темное. На большой войне, бывает по-всякому. Я так думаю: мы будем воевать против тех, против кого выгодно, и против исламистов, они мешают. Против Европы – как получится. Против Канады – точно не будем, мы союзники. А против янки если и будем, то чуть-чуть, если они у нас в зоне будут ловить палтуса. А можно против кого-то повоевать за янки, если они заплатят.

– Ты сказал: на большой войне? – переспросила Хелги.

– Да, – Манго кивнул, – На большой войне, которая началась в этом году.

– Ты думаешь, это новая мировая война? – уточнил Орквард.

– Не знаю, – зулус пожал плечами, – Есть специальные ученые, историки. Они потом напишут в книжке, мировая это была война, или нет.

– На войне, – вмешалась Норэна, – главное дело: что-нибудь отхарить, пока все заняты. Например, пару Азорских островов, Корву и Флориш, которые поближе к нам.

Орквард поднял брови и выпятил нижнюю губу.

– Ты решила стать военным экспертом?

– Нет. Но я болтала в кафе с пилотами-меганезийцами. Они всегда что-то харят, если война. И они сказали: португальцы не пойдут воевать, если отобрать у них только два самых северо-западных Азорских острова, а остальные семь островов оставить.

– Они тоже считают, что началась мировая война? – поинтересовался Отто.

– Да, – сообщила девчонка, – Но у нас тут тихо. Это хорошо, правда?

– Угу, – он кивнул и немного нерешительно спросил, – А что ты делаешь вечером?

– Ну… – Норэна покрутила ладошкой в воздухе, – …Я про это еще не думала.

– Тогда что, если пойти в кафе? – предложил он.

– В «Javladrakkar», – сказала она, – Там всегда можно упасть кому-нибудь на хвост.

– У меня есть кое-какие карманные деньги, – заметил Отто.

– ОК. Сегодня поужинаем на твои деньги, а завтра упадем кому-нибудь на хвост.

* * *

Через 2 часа. Кюджаллек-дистрикт, Уумуит.

– О могучий и свободный ярл Уумуит-фиорда! – произнес хриплый, словно пропитый голос комп-секретаря, – За время твоего длительного и славного заморского похода поступило 78 звонков и 997 писем, 940 из которых удалены, как спам…

– Ясно, – перебил Скалди, – Сейчас приготовь большую ванну для меня и моей дамы.