Текст книги "День Астарты"
Автор книги: Александр Розов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 34 (всего у книги 86 страниц)
– А их киндеры во сколько месяцев начинают нырять на дно? – спросила Лэсси.
– Хрен знает… – капрал качнул головой, – …Но раньше, чем у нас, это точно.
– По ходу, про негритосов тоже надо рассказать доку Джерри, – заключил Акела.
44
Дата/Время: 03.03.24 года Хартии
Место: Футуна, океан и Ротума
Китовая операция и Хаген Клейн.
Флер, которая насвистывала что-то себе под нос в процессе прокручивания «пульса блогосферы», вдруг замолчала и ткнула пальцем в одну из картинок с комментарием.
Оскэ посмотрел на экран и остановил руку с кружкой на пол-пути ко рту…
– Йо-о… Вот это надо посмотреть.
– Не поняла, – призналась Люси, глядя на картинку, – Ну, кораблик…
– Ты прочти, – сказал Оскэ.
– Ну… Судно «Семасу» (порт приписки Тиба-Хонсю, зарегистрировано, как научно-исследовательское судно), добыло в австралийском секторе Антарктики до 20 малых китов. С продуктом промысла на борту, судно прошло западнее Аотеароа, и следует курсом норд-ост, к фронтиру округа Фиджи… Joder! Есть же 47 артикул Хартии!
– Вот то-то и оно.
– Jodidos, – добавила Флер, – Я бы им даже время на эвакуацию не давала.
Оскэ пожал плечами.
– Есть постановление Верховного суда: давать полчаса.
– Зачем они поперлись в нашу акваторию? – спросила Люси, – Они что, дебилы?
– По дороге разберемся, – сказал он, – Быстро грузим малый туристический набор…
Погрузка и вылет на растопырке могли бы уложиться в норматив для сил быстрого реагирования. Микеле Карпини перед вылетом успел взять с Оскэ слово, что тот не полезет в рискованные ситуации и не позволит туда лезть девчонкам. Вот так. Всего четверть часа назад пили чай – а сейчас втроем летят на юго-запад, со скоростью 300 узлов, и под ними стелется серо-синее полотно океана, кажущееся бесконечным….
Растопырка была 8/3-местная (как еще обозначить конфигурацию кабины, в которой помещаются пилот и два пассажира, но если пассажиры стандартного человеческого размера, то получается немного тесно?). Люси можно было рассматривать, как 2/3 стандартного пассажира, и в данном случае, она и Флер комфортно размещались за спиной Оскэ. Места хватило даже на раскрытый ноутбук, с которого Флер излагала остальным информацию, только что выловленную из интернет.
– По ходу, было так. Эти уроды на «Семасу» убили китов и хотели, как это обычно делают, обогнуть Австралию с запада, повернуть к северо-востоку, мимо Тимора, и проскочить западнее Новой Гвинеи, через Индонезийскую акваторию, потом – мимо Филиппин, мимо Тайбея и домой в Японию.
– В треугольнике Тимор – Калимантан – Новая Гвинея сейчас такая колбаса, что туда лучше не лезть, – заметил Оскэ.
– Тогда они могли взять западнее, через Зондский пролив между Явой и Суматрой…
– Им бы топлива не хватило.
– Aita pe-a. Можно купить в Джакарте.
– На это нужны деньги и разрешение от шип-онера.
Люси удивленно подняла брови.
– А лезть через наш океан им шип-онер разрешил?
– По ходу, так, – подтвердила Флер, – И у них был шанс проскочить. В Австралийской Антарктике наши за ними не следили, и они сошли бы за океанологическое судно. Но австралийские «зеленые» час назад застучали этих кексов нашему патрулю.
– А эти, на «Семасу» еще не знают? – спросила Люси.
– Или не знают, или рассчитывают, все же, проскочить. Других-то путей у них нет.
– Почему нет? – вмешался Оскэ, – Вернуться, радировать, что жопа, и ждать помощи.
– Ага, и шип-онер повесит на тебя все убытки.
– А так не повесит?
– Так, наверное, можно списать на произвол полиции или типа того… О! Еще инфо: патруль пропустит их на полста миль вглубь нашей акватории, для однозначности.
Оскэ удовлетворенно кивнул.
– Тогда мы точно успеем на фейерверк.
Около 11 утра «Семасу» пересек «airwall-line», полуофициальную морскую границу меганезийской акватории, и продолжал двигаться на юг, вдоль 175-го меридиана. В полста милях впереди по его курсу уже начали собираться зрители с Фиджи и Вануату, которым было ближе всего до этой точки океана. Несколько блоггеров повесили над обреченным кораблем спай-дроны, и теперь в интернет шла теле-трансляция online. Только тогда экипаж «Семасу» заметил слежку и, согласно не очень-то обдуманным инструкциями шип-онера, начал избавляться от вещественных доказательств…
– О, Мауи и Пеле, держащие мир… – прошептала Флер, глядя на экран.
– Что это? – спросила Люси, непонимающе глядя на какие-то большие серо-белые и розово-белые предметы, которые падали с корабля за борт, поднимая вееры брызг.
– Это киты, – так же шепотом, сказала старшая сестра, – То, что от них осталось.
Оскэ протянул назад левую руку.
– Дай посмотреть, что там.
– Держи, – Флер, передала ему ноутбук, – Я не могу это видеть.
Минуту Оскэ смотрел на экран, потом вернул ноут обратно и прокомментировал:
– Вот теперь этих субъектов запросто могут линчевать.
Люси с трудом подавила приступ тошноты.
– Joder conio! Зачем они это делают?!
– По логике их шип-онера: нет продуктов промысла – нет доказательств. Видеозапись любительская, куски трупов – уже в море, палуба отмыта. Типа, мы не при делах.
– F-fuck them, – сквозь зубы, прошипела Флер, и поднесла к глазам бинокль, – Ага, я, кажется, вижу живую цепь… Ежик, сделай круг. Прикинем, где лучше лэндиться.
– Рано, – ответил он, – Вот когда им дадут предупреждение, тогда прикинем. Мы – не лодка, нам потом будет трудно ползать туда-сюда по морю. А круг – да, сделаю.
Сверху было видно, что 60-метровый «Семасу» уже окружен кольцом катеров, проа, мини-траулеров и летающих лодок. Поплавковые мото-дельтапланы (deltiki), будто огромные яркие чайки, перелетали с место на место. Над кольцом уже виднелись несколько полицейских виропланов. Они то почти неподвижно зависали в воздухе, то скользили туда, где радиус начинал уменьшаться.
– Миля безопасности, – сказал Оскэ, – Это как при операциях против naval bandidos.
– Ты раньше такое видел? – спросила Люси.
– Один раз, когда болтался в резервистах. Был у меня такой период в жизни…
– Предупреждение! – объявила Флер, сделав звук на ноутбуке погромче.
Спокойный и четкий голос какого-то патрульного офицера на пяти языках сообщал капитану и экипажу, что судно «Семасу» нарушило артикул 47 Великой Хартии (о морских хабитантах, подлежащих прямой защите), и будет уничтожено. Экипажу предоставлено полчаса, чтобы покинуть судно (согласно биллю Верховного суда о гуманности в отношении криминальных субъектов, практикующих разбой на море).
– Вот теперь можно лэндиться, – констатировал Оскэ, уводя растопырку по длинной нисходящей спирали.
– Ты куда нацелился? – спросила Флер.
– На линию его курса. После стопа машин, эта калоша пройдет по инерции около трех миль, а мы встанем на полмили дальше. Если что – отползем еще назад.
* * *
Флайка проглиссировала сотню метров и остановилась, размеренно покачиваясь вверх-вниз и из стороны в сторону на длинных пологих волнах. Оскэ открыл единственную треугольную дверь (она же – ветровое стекло), откинул ее вперед – и растопырка сразу стала похожа на прогулочную лодочку с миниатюрным носовым мостиком. По кабине прошелся легкий свежий ветер, а со стороны постепенно приближающегося кольца донеслись звуки – то низкое трубное гудение, то глухой металлический скрип.
– Кто-то включил голоса китов, – произнесла Люси.
– Песни китов, – поправила Флер.
– Динамик киловатт на несколько, – заметил Оскэ, закуривая сигарету, – А сейчас еще стрелять начнут.
– Стрелять? – удивилась Люси.
– Из помпушек 12-го калибра, сигнальными патронами, – пояснил он, – Типа, пугать, чтобы эти, на калоше, растерялись, не успели спустить шлюпки, и прыгали в воду в спасательных жилетах, без плавсредств. Так раньше делали, наверное, и сейчас так.
Он не успел договорить, как над морем, перекрывая песни китов, разнеслись резкие хлопки выстрелов из крупнокалиберных ружей. Следом раздался рев из мегафона патрульных: «Прекратить огонь! Немедленно! Арестуем, блядь, на хер! Эй, там, на траулере с синей полосой! Вы оглохли или охерели? Арестую вместе с корытом!.. Задолбали!.. Так, шутки кончились! Белая яхта с красным парусом, лечь в дрейф, приготовить судно к досмотру! Сука! Кто опять стрелял… Эти, нет? Где с юга? Гидроплан, что ли?.. Ага. Желтый гидроплан «Ifrit», лечь в дрейф, приготовиться к досмотру… Эй! Попробуй только, взлети, я тебе движок прострелю…».
Кольцо было уже рядом, и по изменению направления, откуда слышались выстрелы, становилось понятно, что полисмены на катере пытаются урезонить стрелков, но те, дождавшись, пока полиция займется конкретным нарушителем, или уедет к другому сектору кольца, вновь открывают огонь, невзирая на риск ареста и штрафа. Над водой поплыли клочья густого желтоватого тумана – кто-то разбрасывал дымовые шашки.
Растопырка внезапно оказалась в компании нескольких скоростных мини-катеров с группами вооруженной молодежи. Те дали синхронный залп в сторону «Семасу» и рассыпались на своих мощных легких машинах в разные стороны. Из полицейского мегафона раздалось: «Греб вашу мать! Флайка-амфибия, бесхвостка с треугольным мостиком, лечь в дрейф, приготовиться к досмотру…».
– Влипли, – со вздохом, сказал Оскэ, – Сейчас начнется фигня. Вы не лезьте, я сам…
Последние слова заглушил рев движка, и вплотную к их растопырке остановился, развернувшись на пятачке, катер, похожий на огромный наконечник стрелы.
– Так, – сказал один из двоих угрюмых полисменов, – Как к вам туда пролезть?
– Тут, по ходу, одна дверь, – ответил Оскэ, – прыгай на мостик, и лезь.
– А он не отломается на хрен?
– Вроде, не должен.
– Не должен, – задумчиво повторил коп, и прыгнул. Флайка ощутимо качнулась от немалого веса, бухнувшегося на нос, но дверь-мостик, и правда, выдержала. Оскэ подвинулся, и полисмен пролез внутрь. Обычный молодой melano в камуфляже.
Оглядев троих авиаторов, он развел руками и объявил:
– Типа, обыск. Все барахло ко мне, сюда. Оружие в первую очередь.
Оскэ пожал плечами и протянул полисмену два микрокалиберных пистолета LEM (первый – свой, второй – который передала сзади Флер). Люси, не долго думая, перебросила вперед рюкзак с «малым туристическим набором».
– А где помпушки, из которых стреляли? – недоуменно спросил коп.
– По-любому не здесь, – ответил Оскэ.
– Ха… Вы что, успели выбросить их в море?
– Ага. И еще проветрить кабину. Ты понюхай, бро, тут гарью не пахнет.
Коп задумчиво втянул носом воздух и почесал в затылке.
– Вот, фигня. И, правда, не пахнет.
– То-то и оно, бро. Мы вообще не стреляли.
– А кто стрелял?
– Какие-то баламуты. Я их толком не разглядел.
– Так, хули ты сразу не сказал, что не вы?
Оскэ снова пожал плечами.
– Ну, во-первых, ты не спрашивал, а во-вторых, ты бы не поверил.
– Логик хренов, – проворчал коп, возвращая оба пистолета, и в этот момент мимо на бешеной скорости пронесся небольшой ботик на подводных крыльях, подняв волну, качнувшую растопырку так, что все незакрепленные вещи попадали на пол. Издалека опять раздались выстрелы и песня китов на вдвое большей мощности, чем в начале.
– Совсем люди охерели, – вздохнул коп, оставшийся на катере, – Йанчо, хули ты там долбишься? Ясно, что это – не те. Давай, уже, поехали дальше.
– Все, Бонго, уже иду, – ответил Йанчо, выбираясь обратно на треугольный мостик.
Перед тем, как перепрыгнуть на катер, он повернулся и бросил:
– Вы бы не торчали тут, ребята. Через 10 минут прилетят штурмовики, и будет вообще пиздец что. Лучше взлетайте, а то въедет какой-нибудь мудак. В воде, кстати, акулы.
– А чем будут бомбить? – крикнула Флер.
– Как обычно, – ответил коп уже со своей палубы, – большие бочки с пирогелем.
Катер взревел и умчался, подняв облако брызг и мелкой водяной пыли.
– По ходу, он прав, – заметил через несколько секунд Оскэ.
– Ага, – нервно согласилась Флер, – Давай, а то здесь стремно и ни фига не видно…
Дверца-мостик захлопнулась, застрекотал пропеллер, растопырка, переваливаясь, прокатилась по волнам и плавно ушла в небо. Внизу развернулась полная картина происходящего. «Семасу» лежал в дрейфе, видимо, уже покинутый. Из-за нервной обстановки, его экипажу удалось спустить на воду только одну резиновую лодку из четырех. Три четверти экипажа бултыхались в воде в спасжилетах, стараясь отплыть подальше от корабля. Человек на носу шлюпки, кажется, что-то кричал в рупор.
Люси тронула Оскэ за плечо.
– Ежик, как думаешь, тот коп не соврал про акул?
– По ходу, не соврал. Если кидать в море мясо с кровью, то акулы учуют и пойдут за кораблем, как привязанные. Биологический факт.
– Штурмовики, – лаконично сообщила Флер, показывая пальцем куда-то на запад.
В небе возникли три серо-зеленых пятнышка. Через мгновение это уже были силуэты, похожие на фантастических гигантских шмелей. Они ровной цепочкой ушли в пике в полумиле от «Семасу», от их брюшек оторвались большие цилиндрические предметы, пролетели по геометрически-идеальным дугам и обрушились на корабль. Было видно, насколько легко они пробили надстройку и проломили палубу… Из дыр показалось разгорающееся пламя. Оно казалось, в начале, тусклым, но быстро набрало яркость и выплеснулось вверх, как оранжевый гейзер. Тяжелый шлейф дыма сносило на юг, а надводная часть корабля уже оседала от жара. На краях бортов появились пурпурные пятна, послышался звук, будто лопнула огромная басовая струна, корабль вздрогнул и начал резко уходить кормой в воду, одновременно заваливаясь на бок. Вокруг него, с шипением поднялись облака грязно-белого пара, а когда рассеялись – на поверхности океана остались лишь несколько небольших лениво вращающихся водоворотов.
В круге безопасности, тем временем, появились спасательные плакботы, похожие на стофутовые овальные тазики. Каждый из них выдвинул стрелы-лебедки с сетками на конце троса, вылавливая из воды бултыхающихся людей. В последнюю очередь, как полагается, сняли людей с надувной лодки. Все. Операция завершилась.
– Домой, – негромко сказал Оскэ.
– Ага, – как-то потерянно отозвалась Флер.
Флайка описала широкий полукруг и развернулась на северо-восток. На пару минуту наступило молчание. Всем было как-то не по себе от этого массового шоу.
– Почему все так херово? – спросила Люси, – Я думала, это как-то иначе…
Оскэ снова полез за сигаретами и, прикуривая, пробурчал:
– А как еще?
– Ну, например, этих арестовать и на депорт, а корыто – конфисковать и на аукцион.
– Кто купит корыто из-под китобоя? – возразила Флер.
– Ну… Можно найти уродов, которым это не важно.
– Вот-вот. Давай выпустим побольше уродов в наш океан, а то без них скучно.
– Ладно, допустим, не аукцион. Но зачем вот так…?
– Да, некрасиво получилось…
– Девчонки, хотите позитивных эмоций? – перебил Оскэ, – Гляньте вот туда.
Он показал вправо-вниз. Там низко над водой летел треугольник, развернутый одной стороной вперед. Над центром треугольника зачем-то была узкая двускатная крыша.
– Прикольная сикорака, – оценила Флер, – это она взлетает или приводняется?
– Это она скользит, – ответил он, – Помните, на ДР тети Чубби был флейм про скрин-глайдеры, а я рисовал схему Липпиша? Так вот это она. Но без хвоста и с вот этим…
Оскэ на секунду отпустил штурвал и изобразил ладонями двускатную инсталляцию.
– Ежик, а давай ты притрешься поближе к этой штуке, – предложила Люси.
– Я, конечно, могу и так, но, мне кажется, лучше познакомиться с пилотом. Если он правильный канак, то даст посмотреть. Интересно же…
Флер кивнула и постучала пальцем по экрану ноутбука.
– Я вижу локальную сеть этой сикораки. Такая же, как и у нас. Я кину месседж, ага?
= Aloha! Мы летим слева. Смотрим на твой дивайс. Прикольный!
= Iaora oe! Вижу вас. Тоже прикольная машинка. Вы кто/откуда?
= Я Флер с Футуна. Пилот – Оскэ с Олосенга, мой hoakane. И Люси, моя сестра.
= А я Хаген с Ротума. Почти соседи. А сестра симпатичная?
Флер повернулась к Люси.
– Парень спрашивает, ты симпатичная?
– Дай сюда ноут, – ответила та и, завладев средством коммуникации, написала:
= Hi! Это Люси. Пингвины в Антарктиде, с которыми я make-love последние 50 лет находили меня сексуальной. Но мы расстались из-за климата. Мне так не хватает их нежных клювов. Мужчины-люди грубее и ничего не понимают в женской красоте.
= Я тебя хорошо понимаю! После секса с морской коровой, женщины homo sapiens вызывают у меня только недоумение. Не за что подержаться.
= Не надо об этом, или я зарыдаю. А можно посмотреть поближе твой самокат?
= Фишка на фишку. Я покажу свой, а вы – свой. ОК?
= ОК. Где встречаемся?
= У меня на Ротума. Это на норд-вест-норд отсюда.
= ОК. А где конкретно?
= Треть мили к северу от северо-западного берега Ротума – два островка. Мой тот, который чуть меньше и ближе к берегу. Называется Хауаити. С запада бухта, 50 м шириной. Лэндитесь. Я дойду за час, а вы долетите быстрее.
= ОК. Отбой.
= До встречи. Отбой.
* * *
Островок Хауаити оказался торчащим из моря холмиком неправильной формы, а его площадь, на глаз, была четверть гектара. В основном его покрывали пышные заросли карликового пандануса, а на южной стороне присутствовало кубическое строение лилового цвета, с несколькими окнами причудливой формы. Плоская крыша строения была вровень с вершиной холма, а над ней возвышалась блестящая 5-метровая воронка водоконденсатора и мачта с пропеллером ветряка. Так выглядел fare Хагена с воды из западной бухты островка. Краткое наблюдение с воздуха, перед посадкой позволяло утверждать, во-первых – что строение действительно кубическое, во-вторых – что с востока есть вторая, совсем крохотная бухточка, под живописным обрывом. Что касается оформления западной бухты (куда приводнилась растопырка), то здесь был короткий пирс из дюралевой решетки и типовой полуцилиндрический ангар на сваях.
– Прикольно устроился этот Хаген, – заключил Оскэ.
– Не перетрудился с благоустройством территории, – уточнила Флер.
Люси кивнула и иронично добавила:
– Папа сделал бы холм террасами и посадил виноград, но у этого парня другой стиль.
Оскэ многозначительно поднял палец к небу.
– О! Стиль – это правильно. У меня тоже похожий стиль, верно, Флер?
– Вообще-то, Ежик, тебе просто лень, но, если хочешь, давай считать это стилем. Да здравствует позитивная лень, двигатель прогресса, стиль постиндастриала и символ информационной эры. Круто я завернула, ага?
Послышалось негромкое, почти мелодичное стрекотание пропеллера, и в бухту, как мираж, скользнула сикорака. Ее непринужденное движение над поверхностью воды, действительно наводило на мысли об оптическом обмане. Впрочем, она почти сразу шлепнулась на воду и подошла к пирсу, как нормальная, грубо-материальная лодка. Причалила она с удивительной точностью, и в тот момент, когда ее борт (а точнее – короткое крыло) коснулся пирса, из кабины одним очень экономичным движением выскочил светло-бронзовокожий креол на вид – около 25 лет, среднего роста и очень необычного телосложения. Казалось, он собран из кусков разных людей. По-детски округлое лицо не подходило к худощавому телу, узкие плечи – к жилистым сильным рукам и ногам, а темно-карие глаза – к золотисто-соломенной щетке прямых волос.
– Aloha foa! – сказал он, – Welcome a fare-te-Hagen-Klein. А вы – Оскэ, Флер и Люси? Упасть мне сквозь небо! Люси, классно выглядишь. Это из-за секса с пингвинами, а?
Люси сложила руки перед грудью, и тихим голосом произнесла.
– Ах, Хаген! Как мило услышать комплимент от ценителя морских коров.
– В женщинах homo sapiens я тоже немного разбираюсь. В теории, по книжкам.
– Хаген, – вмешался Оскэ, – А для чего на твоем линкоре такая штука типа крыши?
– А это просто крылья. Они сложены, но если надо лететь, то они раскладываются. Правда, вручную, но это – минутное дело. Я тебе потом покажу.
– Ни фига себе… Так эта сикорака еще и летает…
– Хэх… Ты сказала «sikoraka»?
– Ну… Это просто слово для чего-то этакого, непонятно-движущегося.
– Хэх! А я думал, это на языке Ротума. Похоже на «siva ko raka». По-местному это: «девятый учебный юнит». Я и удивился, почему вдруг девятый? Он один такой.
– Самоделка? – спросила Люси.
– Ага. Я еще в колледже сделал маленький дрон по такой схеме – из интереса. А эту сикораку я слепил от нечего делать, когда сидел на каторге.
Оскэ, сочувственно покивал головой и спросил для ясности.
– За что тебя упаковали, бро?
– Подделка отметок в судовых коносаментах. Я работал в доле с филиппинцами из «Международного католического братства моряков»… Короче, заигрались и слегка подсели. Мне приклеили 2 года вот тут, – Хаген наклонился и похлопал ладонью по грунту, – Саперное дело. Все вокруг было заминировали во время войны за Хартию. Минное ограждение для реактивных батарей, простреливавших акваторию Фиджи и трассу Сидней-Самоа. Ну, типа: враг не пройдет. Потом, еще почти 20 лет руки не доходили, а когда в мэрии подумали: «пора бы это убрать» – как раз, подвернулся я.
– Так ты здесь остался после каторги? – уточнила Люси.
– Ага. Место стало насквозь знакомое и практически родное, по понятной причине, а земля тут дешевая – тоже по понятной причине, и дом уже готовый, не надо строить.
– Дом, в смысле, бывший форт батареи?
– Какая ты догадливая. У пингвинов научилась?
– А ты у морских коров научился фэлсить коносаменты? – парировала она.
– Один-один, – уважительно согласился Хаген.
Люси Хок-Карпини, 12,5 лет.
У нас было не меньше трех причин, чтобы зависнуть у Хагена Клейна. Во-первых, сикорака, это понятно. Во-вторых, реальный ракетный форт времен революции. Это прикольно. И, в-третьих: киты. От той истории с китобоем «Семасу» осталось такое чувство: как в дерьмо ныряли. Надо было это стереть чем-то хорошим на ту же тему.
Сидим мы у Хагена в форте, на крыше, в саду… Ну, не в саду, а в том, что само собой выросло на этой крыше за 20 лет. Называется: «парк в английском стиле»… Пьем из древних кружек со штампом «Rotuman Revolucion Fuego Brigada» легкое домашнее триффидное пиво, и тут Хаген вспоминает про старый плафер на мелководной банке Таеовае, милях в двадцати к северо-западу отсюда. Ядро плафера – несколько тысяч гектаров густой планктонной каши, конечно, окружено плавучей изгородью, но по-любому, что-то расползается, и вокруг кишит планктон и рыба. Киты часто кормятся около разных плаферов, но долго не задерживаются. Слишком много там людей.
Плафер Таеовае – исключение. Клан горбатых китов, кочевавший между Фиджи, Австралией и Аотеароа, прибился к этому плаферу, и тут живут два-три китовых поколения. Вроде бы их несколько сотен, но никто точно не считал. А когда Хаген рассказал, как здешние киты общаются с людьми, то мы сначала не поверили. Это слишком невероятно. В голове не укладывается. А с другой стороны, человек же не предложил верить на слово, а, как правильный канак сказал: «хотите – посмотрим?»
Вообще-то, если смотреть формально, то Хаген не тянет на правильного канака. Ни хозяйства, ни семьи. Даже fare – не fare, а бывший артиллерийский капонир. У Ежика, какой бы он ни был раздолбай, хотя бы, что-то семейно-хозяйственное – in progress, а Хаген, по ходу, вообще от этого абстрагировался. Даже топливный спирт покупает! В углу, у двери – шеренга канистр «Alco-fuel». При такой доходной работе (он дизайнер робото-моторики), деньги на фюэл – это мелочь. Но жить в деревне, иметь четверть гектара земли, и не поставить бродильню с перегонным кубом? Не понимаю!
С другой стороны, субъект не безнадежен. Триффиды, все-таки посадил (хотя, если разобраться, не великий труд: закопал на солнечном склоне, около соленой воды, и собирай 6 урожаев в год). А, кстати, пиво он из них делает классное: не крепкое, не сладкое, не кислое, а ровно то, что надо. Значит, хозяйственная жилка у Хагена есть. Безнадежный в хозяйстве человек не может делать хорошее пиво! Между прочим, и сикорака – тоже показатель. Такие самоделки для хозяйства очень полезная штука…
На парня с такими рабочими параметрами, быстро падает одна, а то и две девчонки, и дальше само собой получается, что семья, дети, и нормальное для канака хозяйство. А здесь, почему-то, не падают. Из-за криминального прошлого? Фигня. Не воровство, не разбой, и не что-нибудь извратное. Снимать в порту стружку с коммерческих грузов – тоже безобразие, но из другой сферы. Кстати, «Международное католическое братство моряков» (оно же – «береговое братство»), гнилого субъекта в долю не возьмет.
Значит, причина в другом. Может, внешность? Странная, ну и что? А кому-то как раз понравится. Характер? Как пишут в P-files на маминой работе: «коммуникабельный, эмпативный, динамичный, с чувством юмора». Что-то такое со здоровьем? Нет, все фигня! Из осмотра деталей интерьера помещений (мой поклон авторам инструкций с маминого компа), видно: разные женщины в доме появляются – и исчезают, оставляя мелкие следы своего недолгого пребывания. Одна такая исчезла несколько дней назад, оставив трогательную записку: «Хаг! С тобой было здорово! Прощай! Удачи тебе!».
Откуда я знаю про записку? От неаккуратно протертого зеркала в ванной. Женщины иногда юзают всякий крем, губную помаду и краску для body-art не по назначению, и следы еще долго видны через люмо-тестер, который есть в обычном мобайле.
Что же, все-таки, не так с Хагеном? Мне интересно, и я начинаю прислушиваться к интуитивным сигналам, как рекомендовано в маминых рабочих инструкциях. Хаген вызывает у меня едва заметное беспокойство. Чем? Движениями. Какими именно? Простейшими, казалось бы. Вот, он берет котелок и наполняет водой. Он насыпает в котелок какао. Он ставит котелок на плитку. Он включает электричество. Что не так?
Попробуем аналогии. Первое, что всплывает в голове. Как-то раз Рон и Уфти затеяли дуэль на paint-guns среди кучи пустых картонных ящиков, (Папе привезли на Алофи дивайсы для нового мини-комбайна). Мы с Флер визжали от восторга. Ковбойские фильмы отдыхают – там такого нет! Человек выпрыгивает из укрытия, и его оружие следует за взглядом, а потом сразу выстрел. Бац! Ни одного лишнего движения, все рассчитано и отработано сотни раз. Каждое звено тела работает функционально…
Я наблюдаю, как Хаген прикуривает сигарету. Функционально. Экономично. Это движение отработано сотни раз – и оно всегда точно повторяется, когда Хаген хочет прикурить. Вот так, на всех его бытовых действиях – с котелком, с выключателем, с пакетом какао – лежит печать такой повторяемости. Когда он болтает и оживленно жестикулирует, его движения естественны, но когда он прерывается, чтобы глотнуть какао, рука выполняет точную последовательность операций с чашкой…
Знает ли он про эту свою странность? Понимает ли, как тревожно это выглядит со стороны? Знает ли, почему с ним это происходит (а, действительно – почему)? И любопытно: с сексом у него как с жестами, или как с чашкой? Если второе, то ясно почему такая надпись на зеркале… А что бы я делала на месте этой девушки? Ну, я увидела странность. И что? Уж точно, я бы не струсила и не смылась, как дура…
* * *
Трудно сказать, кем являлись с китовой точки зрения люди на плафере и человеческая техника. Скорее всего – какими-то непонятными существами, которые то оказывались маленькими, медлительными, неуклюжими и беззащитными, а то вдруг становились огромными, мощными и стремительными. Но эти существа в любом случае вели себя дружественно, и рядом с ними на китов и китовых детенышей ни разу не нападали ни акулы, ни косатки, а планктона и мелкой рыбы вокруг почему-то всегда оказывалось видимо-невидимо. Возможно, с китовой точки зрения, это свойство чужих – создавать вокруг себя поле безопасности и изобилия пищи – казалась каким-то необъяснимым природным эффектом, но эффектом стабильным и надежным. Эти странные существа оставались для китов чужими и подозрительными, но каждая самка в клане знала, что рядом с ними можно оставить детеныша, и он будет в полной безопасности.
Стоит ли удивляться, что самки подталкивали китят поближе к надувным рафтам, с которых ныряли сотрудники плафера в перерывах, и на которых ездили инспекции периметра. А потом, киты обнаружили, что чужих можно приманивать – и это очень просто: чужих привлекают китовые игры и песни… Это – прагматичное объяснение. Сотрудникам плафера больше нравилось другая версия: китам здесь хорошо, они счастливы и хотят поделиться этим счастьем с людьми…
Так или иначе, здесь полдня не проходило, чтобы какая-нибудь китовая компания не устроила «песни и пляски». Под аккомпанемент басовитого гудения и мелодичного скрипа, огромные бурые тела вылетали вверх на всю свою длину, и шлепались в море, выплескивая целые водопады искрящихся брызг, а затем «бабочки» китовых хвостов поднимались над поверхностью и игриво покачивались из стороны в сторону, будто спрашивая зрителей: «Ну, как? Понравилось? А хотите еще?».
Тем не менее, киты так и не стали ручными. Они совершенно точно пели в расчете на внимание людей, но избегали прямого контакта с ними. Детеныша еще можно было погладить (хотя его мама сразу начинала нервничать и бить грудными плавниками по воде), а подросшие киты – уплывали при любой попытке подойти к ним ближе, чем метров на двадцать. Врожденное недоверие удерживало их от контакта с человеком…
* * *
Над водой прозвучал глухой гул или мелодичный рев или мычание на басовой ноте. Казалось, он доносится со всех сторон одновременно. Потом, в паре сотен метров от надувного «Зодиака» над водой поднялся грудной плавник длиной в два человеческих роста и гулко хлопнул по воде. В другой стороне раздалось шипение в вверх взлетел фонтан воды в форме размытой литеры «V». И снова послышалось гулкое мычание.
– Здорово! – воскликнула Флер, – А можно с ними поплавать?
– Ты что? – ответил Оскэ, – Они весят тонн по тридцать. Если такой заденет…
– Не заденет, – возразил Хаген, – Они не приближаются к людям. Разве что, мелкие.
– А мелкие – это какие? – поинтересовалась Люси.
– Ну, новорожденные они метра четыре. Можно пройти вокруг плафера и поискать. Обычно они рождаются в феврале или в августе. Сколько-то февральских тут есть.
– А это еще что? – спросил Оскэ, показывая на полутораметровый красно-белый шар, только что взлетевший над морем и плюхнувшийся обратно.
Хаген улыбнулся и развел руками.
– Это они в мячик играют. Хотите верьте, хотите нет. Кто-то придумал выкинуть им несколько надувных буев. Им интересно.
– Может, это у них рефлекс все выталкивать? – предположила Флер.
– Может, и рефлекс.
Снова послышался хор китовых голосов – на этот раз мычание было вибрирующим, скорее даже мяукающим. Потом оно перешло в мелодичное бульканье и ритмичный скрип, а минутой позже – завершилось неописуемым звуком, как будто кто-то икнул глубоким басом, на нижнем пределе человеческой частотной слышимости.
– А кто-нибудь пробовал это перевести? – спросила Люси.
