Текст книги "Keep my heart captive, set me free (ЛП)"

Автор книги: The Queen of Rose

сообщить о нарушении

Текущая страница: 91 (всего у книги 94 страниц)

– Этот…ребенок…ни один из его родителей не получит опеку. Он будет… он будет помещен в приемную семью, – с грустью сказал он, и Дэйв обхватил его лицо, соединив их лбы.

– Ты сделал все, что мог, дорогой. Это не твоя вина, – попытался успокоить его Дэйв.

– В этом-то и дело, сэр. Я так не думаю. В глубине души я знал, что его отец не в состоянии позаботиться о нем, и я не уверен, что выложился по полной, потому что боялся выиграть, – признался он, и Дэйв провел большим пальцем по его щеке.

– Я уверен, что они найдут ему хорошим дом… и он будет… – начал он, но Себастьян перебил его.

– Я хочу, чтобы мы дали ему дом! – выпалил он, а затем прикрыл рот рукой.

Дэйв застыл и удивленно уставился на своего саба. Да, он умирал от желания завести с Себастьяном ребенка, но был уверен, что его саб хотел подождать и сначала построить карьеру.

– Себ… – попытался он, но саб покачал головой.

– Нет… это глупо…импульсивно и сверх глупо просто внезапно… я просто слишком привязался, вот и все…со мной все будет хорошо… – торопливо говорил он, открещиваясь от своего признания и пытаясь улыбаться, но Дэйв знал, как выглядят его фальшивые улыбки.

– Я хочу завести с тобой ребенка, – сказал он, зная, что самый лучший способ заткнуть Себастьяна – это быть резким и прямолинейным. Он вообще не реагировал на тонкие намеки.

– Ты хочешь…

Он посмотрел на него огромными зелеными глазами, и Дэйв кивнул.

– Прямо сейчас? – спросил он, с намеком на нерешительность в голосе.

– Я был готов уже довольно давно, – тихо заверил его Дэйв, и его саб все еще сидел неподвижно, пребывая в шоке, казалось, на протяжении часов, прежде чем обвить руки вокруг шеи Дэйва.

– Мы заводим ребенка? – практически закричал он, и это было так непохоже на него, что заставило Дэйва рассмеяться. – Я имею в виду…это так безумно и просто… мы заводим ребенка!

– Да, ты, безумец. Мы заводим ребенка, – смеялся Дэйв.

Спустя месяц визитов социальных работников и горы документов, Элайджа присоединился к их семье.

– Найдется местечко для еще одного? – донесся из дверного проема тихий голос, и Дэйв поднял взгляд, чтобы увидеть Себастьяна с мутными глазами и криво застегнутой пижамой, указывающего на его колени.

– Всегда, – пообещал Дэйв, переместив Элайджу на руки Себастьяну и усадив своего саба к себе на колени, покачивая их обоих.

– Твое пение ужасно, – решил высказать свою точку зрения Себастьян после нескольких минут мирного молчания, пока они раскачивались всей семьей.

– Это лучше, чем полное отсутствие твоего пения, потому что ты слишком ленишься вставать, – отозвался Дэйв и поднял голову, чтобы увидеть, как саб улыбается ему, а его пальцы играют с одеялом, обернутым вокруг их ребенка.

– Мы совершенны, сэр. Не так ли? – тихо спросил он, и Дэйв кивнул.

Потому что, да.

Их жизнь была совершенной.

========== Эпилог. Дэвид и Коррин Мэдисон-Томпсон ==========

Дэвид и Коррин Мэдисон-Томпсон

Она удивляла его.

Все время, с того самого момента, как он ее встретил. Она всегда ломала стереотипы, которые навязывали ей люди, но в то же время выглядя и действуя абсолютно стереотипно для красивой блондинки – лидера группы поддержки. Она завораживала своей сложностью, и он обожал то, что получил возможность провести свою жизнь, изучая ее, познавая ее.

Она никогда не делала того, чего от нее ожидали. Она никогда не была предсказуемой. И он это любил.

Самым большим сюрпризом, который она ему когда-либо преподносила, было ее требование о Даре.

Она просто сказала ему купить участок земли где-то не в самой глубине леса, рядом с озером и с пустым пространством вокруг него, на котором можно было строиться. Когда он спросил ее, что она планирует строить, она просто посмотрела на него таким взглядом, который ясно говорил: «Это не твое проклятое дело, просто купи этот участок». И он очень рано научился внимательно отслеживать этот взгляд, чтобы избежать нервного срыва от похода по магазинам.

Поэтому он так и сделал.

Он купил участок, показал ей документы на собственность, и они завершили свое связывание, и она никогда не спрашивала о земле, которую он приобрел. И со временем это обстоятельство поблекло на задворках разума Дэвида. Прошли годы, они оба закончили колледж, он начал по-настоящему серьезно заниматься студией после того, как осознал, что быть продюсером – его дар, а она какое-то время занимала должность приглашенного тренера в Далтоне, пока прорабатывала свой следующий шаг.

Коррин была чем-то вроде легенды среди юных болельщиц, поэтому они придерживались каждого ее слова, в то время как она вела их к победе за победой.

Она ни разу не упоминала о своем Даре, и этот забытый, пыльный листок бумаги лежал на дне коробки в их гардеробной. До тех пор, пока два года назад она не раскопала коробку и достала бумаги из конверта, наняла подрядчиков, выудила альбом с наскоро начертанными планами этажей, вырезки из журналов и распечатки из интернета домиков, большого зрительного зала, столовой, огромного комплекса спортивных залов и танцевальных студий, а также полностью оборудованной открытой сцены.

Один за другим они были построены, появляясь на этой заброшенной земле, словно ухоженные цветы.

Во время строительства она начала встречаться с целой кучей людей, и каждый раз, когда он спрашивал, что она делает, Коринн просто свирепо смотрела на него, поэтому Дэвид позволял ей это. В конце концов, это был ее Дар, и она не причиняла себе вреда и не проводила в лесу операции спецназа, так что, в действительности, это было не его дело, чтобы совать туда нос. Не то, чтобы она в любом случае позволила бы ему, Коррин была полностью занята драматическим разоблачением, и вероятно, убила бы любого, кто разрушил бы это.

Его саб была крошечной, но пугающей. Он был достаточно мужественным, чтобы это признать.

После почти что года работы, а потом еще одного года хлопот с управлением делами, она, наконец, повязала шарф вокруг его глаз, сказала ему слить свои пошлые мысли в унитаз, когда он начал возбуждаться, и отвезла его в то место, которое он для нее приобрел.

Он вышел из машины, стянул шарф и встал, глядя во все глаза и, совершенно справедливо, едва ли способный поверить в то, что видел. Его крошечный фейерверк сделал нечто удивительное. Воплотить свои беспорядочные размышления во что-то такое, что было для нее таким подходящим, и его сердце было готово взорваться от гордости. Ее отказ от предложений тренировать национальные команды поддержки по всей стране и предложение Хикару о работе на постоянной основе в Далтоне внезапно обрели смысл.

Вывеска в начале короткой дорожки привлекла его внимание, и Дэвид не смог удержаться от смеха, так широко улыбаясь, что его щеки заболели.

Она построила летний танцевальный лагерь для детей от 3 до 18 лет.

Акробатические Пчелки Рин.

Ладно, название оставляло желать лучшего, но идея, работа, любовь, которые вложили в создание этого великолепного маленького прибежища для детей, которые любили танцевать, были абсолютно идеальными. Идеально для его красивой девочки и любого другого маленького мальчика или девочки, которые хотели бы быть такими же, как она. Или ладно… походить на нее так сильно, насколько они могли, потому что его детка была единственной в своем роде и обладала самыми потрясающими идеями из всех.

Ну, большинство ее идей были потрясающими.

«Это… это не так уж и много», – размышлял он, стоя в полный рост перед зеркалом в их ванной комнате, ставя под сомнение каждое решение, которое он принял с тех пор, как заявил права на эту блондинистую дьяволицу.

Почему, черт возьми, с ним продолжало происходить дерьмо подобное этому? Он был хорошим человеком! Он помогал пожилым людям! Он гладил щенков, кормил уток и отвечал на каждый пластиковый телефон, который когда-либо давал ему карапуз с серьезностью, которая от него ожидалась. Он даже отвечал на телефонные опросы, когда они звонили, так что, черт побери, он сделал, чтобы заслужить это?

– Дэвид, сейчас же выходи из ванной, я отказываюсь опаздывать в мой первый день в лагере!

Его блондинка-мучительница забарабанила в дверь, и он просто не мог понять, как такое крошечное существо может быть таким громким и напористым.

– Рин, детка. Я люблю тебя, и ты знаешь, что так и есть. Но моя любовь имеет границы. Ты только что их достигла, – как ни в чем не бывало сказал он ей, грустно глядя на свое отражение и передергиваясь всяких раз, когда его предполагаемый наряд на сегодняшний день ловил искрящийся свет под прямым углом.

Это выглядело так, словно Рождество и День Святого Валентина в своей любви породили ребенка, которого никто не хотел.

Он повернулся, и огни упали ему на грудь как раз так…

Он затмевал собой гребаное Рождество и Лас-Вегас.

– Я не выйду! – крикнул он через дверь и услышал, как она фыркнула в ответ, потешаясь над ним.

– Я уверена, что Уэс расстроится, услышав это. Он ждет, когда ты наберешься мужества и признаешь, что любишь его, – поддразнила она, и Дэвид надулся.

Удар ниже пояса.

Куда катится мир, если один бро не может любить другого бро и не хочет замутить с ним? Боже!

– Это не смешно. Ты не можешь рассчитывать, что я куда-то пойду в таком виде. Особенно не для того, чтобы проводить урок долбаных танцев и претендовать на то, чтобы быть авторитетом для детей, когда я выгляжу, как будто на меня стошнило единорога, – раздраженно сказал он, и Коррин попыталась повернуть дверную ручку, которая легко поддалась, потому что, по-видимому, он забыл запереть дверь.

Ошибка дилетанта. Но, честно говоря, обычно не он прятался в укрытии. По обыкновению, он оказывался по другую сторону баррикад, и это было хорошей мыслью. Прямо сейчас предполагалось, что заискивать будет Коррин! Где была его обещанная пара обуви или дорогой ужин? Он, мать вашу, не видел, как она выбегает, чтобы купить ему букет роз!

Он повернулся, чтобы потребовать репарации в виде своего саба в донельзя кружевном нижнем белье, когда заметил, что она взглянула на него и разразилась истерическим смехом, сжимая край раковины и складываясь пополам.

Он еще сильнее нахмурился от ее реакции. Это была ее идея. Она не имела права смеяться.

Он так ей и сказал.

– О боже мой…хахахахахаха… о боже… ты выглядишь… ахахахаххаха…я люблю это! – хихикала она, сдаваясь, и Дэвид скрестил руки на груди, будучи не впечатленным.

– Я не пойду! – сухо заявил он, и это немедленно ее отрезвило.

– Ох, да ладно, сэр. Ты выглядишь действительно хорошо. Честно. Не многие мужчины могут носить этот цвет, но ты целиком и полностью в нем зажигаешь. Я просто тебя дразнила, – убедительно произнесла она, и он приподнял бровь в сторону Коррин, с отвращением указывая на зеркало.

– Хорошо? Я хорошо выгляжу? Ты меня видела? – вскрикнул он, разглядывая свое отражение.

Он был одет в официальную форму лагеря «Акробатических пчелок». Ярко-розовые штаны для йоги, которые просто не оставляли никакого места для воображения, и соответствующий им топ, через всю грудь которого было написано название лагеря разноцветными блестками. Они заставляли Дэвида чувствовать себя ходячим диско-шаром, который только что случайно выкатился через портал из восьмидесятых годов благодаря дурному розыгрышу.

Коррин это нравилось.

На ней было надето то же самое, только с юбкой, и это делало ее похожей на симпатичную, хотя и безумную куклу Барби. Но ей каким-то образом удалось сделать так, чтобы ей шло. Ему же… не столь сильно.

– Я не пойду, – снова повторил он, и как только эти слова сорвались с его губ, он понял, что находится в глубоком дерьме.

Ее радостное выражение померкло, глаза сузились, а грудь раздулась, когда она затаила дыхание, чтобы произнести речь, которая заставляла Дэвида выполнить ее распоряжение. Блин, ему нужна была прививка от этого.

– Дэвид Томпсон, если ты не вытащишь свою задницу из этой ванной в течение следующих трех секунд, я лично позабочусь о том, чтобы ты никогда больше за всю свою жизнь не испытал оргазма.

– Когда ты говоришь «никогда»…

Она еще больше сузила глаза.

– Никогда.

Он задохнулся, в ужасе глядя на нее, а рука сочувственно накрыла собственный член, пока он раздумывал над ее ультиматумом. Сегодня он что-то терял: или прикосновения другого человека к своему члену, или собственные яйца, которые придется отдать Коррин, чтобы она сложила их в свою дамскую сумочку, поэтому он сможет носить эту проклятые вещи и не захочет сделать двойной кульбит, чтобы впасть в кому. Он прекрасно знал, что она не раздает пустых угроз таким тоном. Это было сказало голосом «Я подразумеваю именно это, Дэвид».

Он ненавидел «Я подразумеваю именно это, Дэвид» голос.

Это было страшно.

– Я выгляжу чертовски горячо.

Он стремглав выскочил из ванной, а солнце раннего утра цеплялось за его сверкающий блестками топ, пока Дэвид шагал, купая их дом во всех цветах радуги.

Простите, яйца.

========== Эпилог. Мириам и Уэсли Сандерс-Монтгомери ==========

Мириам и Уэсли Сандерс-Монтгомери

– О чем я, черт возьми, думала? И к тому же…почему ты позволил мне это сделать? Кто дал тебе право разрешать мне это делать? Меня сейчас стошнит!

Мириам расхаживала взад и вперед по их маленькому кабинету, заламывая пальцы и, в действительности, изо всех сил стараясь не разразиться приступом панической атаки.

– Милая, тебе нужно расслабиться. Я знаю, ты нервничаешь, и у тебя есть все основания и право это делать… но я совершенно уверен, что ты справишься, – сказал ей Уэс, подтверждая это теплотой в своем голосе.

Она неизящно фыркнула из-под ладони, и он усмехнулся.

– Что касается того, кто дал мне право позволять тебе что-то делать… Я не думаю, что останусь в живых, пытаясь запретить тебе делать то, что засело у тебя в голове. А я слишком молод и слишком крут, чтобы умирать, – продолжил он, и она, наконец, улыбнулась этой своей улыбкой на миллион долларов.

Эта улыбка, которая пленила его со времен научного лагеря.

– Я не стала бы убивать тебя, сэр. Возможно, немного бы тебя покалечила, – хихикнула она, и Уэс тоже начал хихикать вслед за ней, обнимая ее за талию и нежно целуя повыше метки.

– Просто помни, как ты к этому пришла. И помни, зачем ты это делаешь, – сказал он, и ее мысли вернулись на три года назад, выдергивая воспоминания словно струну.

– Мистер Хаммел. Вы хотели видеть меня, сэр?

Она вошла в кабинет Берта, и он тепло ей улыбнулся, хорошенько помахав ей рукой. Мужчина полюбил ее как дочь за этот промежуток в четыре года, который она провела, работая на него, и в его офисе.

Берт знал, что он один-единственный раз участвовал в этом забеге. Просто, чтобы было достаточно для закладки основ ради лучшего мира. Он был слишком стар и слишком любил свою работу, заключающуюся в ремонте вещей, чтобы быть политиком в течение такого долгого времени. Мириам…в ней было все, чего он желал в качестве своей замены. Сильная, жесткая, решительная и умная. Такая умная. Она бурлила идеями, и теперь он знал, как работала политика. Для всего, что вы хотели сделать, нужно было пройти через миллион протоколов и источников. Миллион людей должны были согласиться на что-то еще до того, как это даже доходило до Главы, чтобы быть одобренным.

И он знал, что из-за этого многие перемены, задуманные Мириам, лишены перспектив. Некоторые из них просто потеряются в бюрократии, и он даже никогда их не увидит. Какие-то, в конечном итоге так сильно извратятся к тому времени, когда попадут к нему, что ему будет трудно поверить, что они пришли от Мириам. И он знал, что она это ненавидела. Ненавидела, как мало она могла сделать с таким количеством огня, горящего внутри нее.

Поэтому, когда его время на этой должности подошло к концу, он знал, что должен был сделать.

– Привет, искорка. Заходи. Я только что заказал обед. Ты голодна? – спросил он и, как по команде, его помощник принес еду, разложив на его столе контейнеры с китайской едой.

Курт наверняка убил бы его за нарушение диеты, но это был особый случай.

– Я могла бы поесть, – улыбнулась она, взяв коробку с любимым блюдом из риса и тушеных овощей, и закопалась в ней, ожидая, пока Берт с ней заговорит.

Ей не пришлось долго ждать.

– Мириам, я уверен, что ты знаешь, что мое время на этом посту почти закончилось? – начал он между укусами своей овощной лапши, и девушка нахмурилась, находясь в замешательстве.

– Берт, я не думаю, что вы проиграете выборы. Люди обожают вас, – сказала она, и он на мгновение лучезарно улыбнулся, искренне гордясь тем, что ему удалось сделать за четыре года.

– Спасибо за твои слова, но… я больше не участвую в гонке, – тихо признался он, и она задохнулась, широко распахнув глаза, а контейнер в ее руках чуть не упал на пол.

– Что… вы не…но… как вы…я имею в виду… почему? – заикалась она, и Берт в действительности рассмеялся над ее растерянностью.

Она была такой располагающей, такой приземленной. Люди будут обожать ее, они будут ей доверять. Он знал, что сделал правильный выбор.

– Это всегда было временным делом для меня. Для всех, если уж на то пошло. Я всегда предполагал, что просто заложу фундамент. Чтобы, так сказать, все встряхнуть. Я думаю, что выполнил свою работу. И теперь пришло время для кого-то, кто сможет осуществить серьезные перемены, которые возьмет на себя, – сказал он, и Мириам вытаращила на него глаза.

– Берт… у нас нет для вас замены. Нет никого, кто был бы достаточно хорош, чтобы взять это в свои руки. Никого, за кого люди будут цепляться так же, как за вас, – сказала она, изо всех сил стараясь не расплакаться.

Она просто не могла представить, чтобы другой Глава выполнил работу, которую проделал Берт.

– Ну… возможно у тебя и нет кого-то на примете, но я уверен, что черт возьми, это так, – сказал он, и она наклонила голову.

Ладно…ладно, это хорошо. Если есть кто-то, кого Берт считает достаточно хорошим, это должно быть отлично.

– Ох… ладно…кто же это?

– Ты, Мириам.

Чуть меньше года спустя она очутилась здесь. Трясясь и сходя с ума, когда она вышла на сцену, подняла правую руку в воздух и принесла клятву соблюдать правила и обязанности, возложенные на нее, как на новую Главу, и делать все, что было в ее силах для дальнейшего улучшения жизни людей в Округе Вестервилля.

Толпа взбесилась, как сумасшедшая, когда Берт вложил ключ от своего кабинета в ее изящную руку, что означало смену руководства. Прошлое уступало место будущему. Надежда уступала место реальным переменам.

Она приняла ключ, как того требовал протокол, но затем пустив формальности на ветер, запрыгнула в объятия Берта и обняла его с такой силой, которая никак не могла вмещаться в таком крошечном теле.

– Ничего себе, искорка! – фыркнул Берт от смеха, кружа ее, а вокруг них вспыхивали камеры, запечатлевая этот милый момент, который доказывал им, насколько человечными в действительности были их бывший и будущий лидер.

Берт опустил ее на землю и щелкнул по затылку, как делал это много раз прежде, когда она особенно яростно и страстно относилась к чему-либо, пока она махала толпе, нырнув обратно в объятия того мужчины, который был с ней на каждом шаге этого пути.

Уэс.

Ее сила.

– Я горжусь тобой. Сильно, сильно, сильно горжусь.

– И я горжусь тобой, – сказала она в ответ, поворачивая голову, чтобы всерьез заглянуть ему в глаза. – Я знаю, в последнее время все вроде как крутилось вокруг меня, и я так благодарна за поддержку, которую ты мне оказывал. Просто хочу донести до тебя, что, несмотря на все это, я не теряю тебя из виду и ценю все, что ты для меня сделал. Факт в том, что я не стояла бы прямо сейчас здесь без тебя и…

– Тсс, – мягко утихомирил ее Уэс, в глазах которого сияла любовь. – Я все это знаю, дорогая. Тебе не нужно этого говорить. Я уже знаю.

========== Эпилог. Брэд и Данай Робсон-Леваев ==========

Брэд и Данай Робсон-Леваев

Слабый грохот.

Тихое ворчание.

Шарканье ног, одетых в носки по деревянному полу.

Едва показавшийся луч золотисто-желтого света.

Темнота.

Скребущийся, металлический звук.

А затем тишина.

Пустая кровать рядом с ним.

Все еще теплые простыни.

Это было теми деталями, которые Данай замечал одну за другой, проникающими в его затуманенное, все еще полусонное сознание. Он хмыкнул и, прищурившись, сонным взглядом осмотрел спальню, снова разбуженный посреди ночи таинственными блужданиями Брэда.

Он ничего не мог с этим поделать, но все же застонал в подушку, а затем по необъяснимой причине улыбнулся, невзирая на то, насколько он был уставшим.

Почти каждую ночь, как по часам, Данай просыпался от неопознанных звуков, исходящих в направлении их коридора, и в пустой кровати. Это продолжалось с тех пор, как Брэд переехал сюда шесть лет назад. Большинство ночей Данай просто игнорировал это, переворачиваясь и опять погружаясь в сон, полагая, что Брэд просто встал, чтобы пойти в ванную, поскольку он всегда был здесь, когда на следующее утро Данай вставал на работу. Спокойно спя и приклеившись к нему.

Он был прилипалой во сне, каких он раньше не видел, независимо от того, как горячо Брэд отрицал подобное утверждение.

Однако сегодня… приглушенная комбинация грохота-ворчания разбудила его в достаточной мере для того, чтобы полностью осознать что происходит. Внезапный всплеск любопытства открыл глаза Даная чуть шире. Чем этот глупый саб занимался каждую проклятую ночь?

На самом деле, ему пришло в голову, что единственными случаями, когда Брэд не вставал ночью с постели, казалось, были те, когда они были немного поглощены, ладно, предавались довольно серьезным играм перед сном. Когда он был буквально обессиленным до такой степени, что был мертв для мира и легонько храпел ему в шею, обнаженный и вплотную прижавшийся к нему влажной кожей…

Он отбросил эту мысль, прежде чем его сонное тело решило проснуться достаточно, чтобы начать на нее реагировать. Как бы сильно ему не хотелось, никакой любви и баловства нескольким полночными кувырканиями. Им обоим предстояла работа с утра пораньше и, к сожалению, это время года было для них обоих таким, когда они должны были вплотную заниматься делами, а не изнурять себя радостями секса.

Он устало потер глаза, а его разум, наконец, готов был разобраться в природе ночных экскурсий Брэда. Сбросив с тела теплое одеяло и проигнорировав прохладу в воздухе, Данай коснулся ногами пола. Оставаясь настолько бесшумным, насколько позволяло ему внушительное тело, он прокрался через их спальню, моргая, прошел по коридору, приспосабливаясь к внезапной яркости лампы в прихожей, которую они всегда оставляли включенной на всякий случай. Данай прошел их вторую ванную, которая была пуста и только еще больше подогрела его интерес, и, следуя за тихим, чавкающим звуком, он оказался в нише, ведущей к их кухне, зажав рукой рот, чтобы прикрыть явное недостойное взрослого мужчины хихиканье, грозившее разразиться от зрелища, которое его ждало.

Его саб, его чудесный, ханжеский, мудачный саб стоял в темноте, подсвеченной открытым и гудящим холодильником, и казался явно спящим из-за безразличного выражения глаз на его лице, но весь его кулак был заполнен банкой черничного варенья, пока он зачерпывал сладкое угощение и подносил к губам. Очевидно, он справился с несколькими ложками, потому что на его лице уже были следы темно-фиолетового варенья вокруг губ, а на заостренном носу осела круглая капля.

За все годы их совместной жизни он никогда не выглядел столь всецело мило для Даная.

Брэд дочиста облизал пальцы, немного простонав, наслаждаясь вкусом, даже когда спал, а его тонкие пальцы уже заползали обратно в банку.

Данай наблюдал за ним в течение нескольких минут, наполовину находясь в неверии, наполовину развлекаясь, сложив руки на обнаженной груди и прислонившись к дверному косяку, не в силах пойти туда и разбудить его. Невозможно было разрушить его пир и выдернуть из состояния такой расслабленности и явного счастья.

Данай вспомнил ту первую ночь, когда он осознал, что не сможет отпустить этого саба. Как Брэд боролся, выгрызая зубами и вырывая ногтями доказательство, что он в нем не нуждался только для того, чтобы закончить ночь в его объятьях, плача и будучи уязвимым. Следующий год перемежался драками, когда они кричали и пинали все на своем пути, но шел к мирной, полноценной жизни, которую они теперь разделяли.

Брэд был пугливым после Кевина. Он проводил дни просто закопавшись в собственной голове, словно заново переживая каждый кусочек того, через что прошел, но когда его спрашивали, саб отрицал что что-то было неладно. Его бабушка и дедушка начинали отчаиваться, они почти скучали по мстительному, злобному Брэду, которого они знали. По крайней мере, в нем была какая-то энергия. Какая-то жизнь.

И хотя все, что было в Данае, кричало ему заявить права на своего саба, которые он сдерживал в те самые первые месяцы, но вместо этого он делал все, что, по его мнению, могло сработать, чтобы вернуть Брэда к некому подобию себя. Он нежно дотрагивался до него, когда ему могло сойти это с рук, прижимал его ближе к себе, когда Брэд в достаточной мере сдавался для того, чтобы позволить ему, приносил сладости и его любимую еду, новую одежду и лакомые кусочки новых сплетен. Все, что может заставить саба ответить своему Дому.

Пока он, наконец, не осознал, что, вероятно подошел ко всему этому совершенно неправильно, его саб был чем-то другим, кроме как просто обычным сабом.

Казалось, он упустил из виду тот факт, что до Кевина у Брэда было много собственных проблем, которые он должен был разрешить. Поэтому ласка и воркование над ним никогда не сработают. Брэд нуждался в том, чтобы выпустить ярость, оставшуюся внутри него. Ему нужно было кричать, швыряться вещами и пробивать кулаком стену до тех пор, пока каждая частица его мамы, его безответной влюбленности, его сверстников, которые просто не удосужились найти причину, по которой он был таким вредным, и Кевина не покинут его навсегда. Пока у него не останется ничего, только пустая оболочка, которую Данай был готов наполнить любовью.

Поэтому он сделал одну вещь, которая имела для него смысл. Танец, который они танцевали с самого начала.

Он спровоцировал его.

Данай выкрикивал ему приказы до тех пор, пока Брэд не сломался и не начал кричать в ответ, лупя его кулаками по груди и разрывая одежду в клочья. Эти дни были одними из самых напряженных и изнурительных во всем жизненном опыте Даная. Но, подобно шторму, все это, в конце концов, начало ослабевать, а затем стихло, а Данай держал Брэда в объятьях после всего. Ждал его, пока он не будет опустошен. Пока он снова не станет чистым.

И он не размыкал этих объятий в течение многих лет. Через все взлеты и падения, ссоры, украденные поцелуи, терапию, Данай наблюдал, как прямо у него на глазах саб превращается в замечательного молодого человека, которым он гордился. И нет. Брэд никогда не будет милым, прелестным сабом, чего ожидали от него другие люди. Он всегда будет поганцем: избалованным, грубым, дерзким, снобистским. Но теперь он был стабилен, его рваные края сгладились. Он больше не впадал в гнев и не ранил других людей, Брэд перенаправлял себя на более здоровые, по его ощущениям, русла, такие как его работа, и позволял Данаю помогать ему преодолевать те разочарования, от которых не мог избавиться самостоятельно.

И Данай никогда бы не захотел, чтобы он пошел по какому-то другому пути, чем именно та дорога, которой он следовал.

Поэтому Данай уставился на своего раздражающего, поразительного саба, пока он поедал черничное варенье из банки, размазывая его от самых ушей, которые забавно выглядели и до выпуклых локтей, и Дом улыбался тому, насколько совершенно по-детски он себя вел. И он любил его. Больше всего остального.

Он прикусил губу, чтобы остановить себя от смеха, когда Брэд выпрямился, снова закрыл крышку и поставил теперь уже пустую банку обратно в холодильник, прежде чем устало потащиться обратно в их спальню, и когда он вернулся, липкие пальцы коснулись руки Даная. Но Дом не потянулся к нему, он не хотел будить саба.

Вместо этого он пошел на кухню и написал «черничное варенье» в списке покупок на выходные. Он был вполне уверен, что это был первый раз, когда оно появилось у них в доме. Это случайная покупка, и Данай даже не мог вспомнить, сделал ли ее он или Брэд. Но он ни в коем случае не мог позволить Брэду остаться без его лакомства, если оно доставляет ему столько удовольствия… и если наблюдать за ним было настолько забавно.

Он посмеивался, возвращаясь в их комнату, где он скользнул в кровать рядом со своим мальчиком, который сразу же прильнул к нему, как коала, с липкими пальцами и всем остальным. Он был уверен, что завтра ему придется постирать постельное белье. Не чувствуя ни малейшего раздражения по этому поводу, Данай мягко клюнул его в губы, улыбаясь вкусу черники, которая прилипла к нежной коже, пока он проваливался обратно в сон.

***

– Дэн… тебе нужно еще что-нибудь из магазина? – кричал Брэд ранним воскресным утром; их обычное время закупки продуктов.

– Я не думаю. Эй, дай мне пять секунд, и я думаю, что, в конце концов, смогу пойти с тобой, – сказал он, пытаясь оценить последний лист бумаги из кучи, которую он проверил намного быстрее, чем рассчитывал первоначально.

– Правда? А что насчет письменных работ? – спросил Брэд, подойдя, чтобы сесть рядом с ним, с едва заметным намеком на улыбку, показывающую, насколько он был счастлив, что Дом сможет пойти с ним.

Он ненавидел бегать за продуктами в одиночку не только потому, что ему никогда не приходилось этого делать, прежде чем он встретился с Данаем. Но Данай мог донести намного больше сумок за один заход, а еще… он умел готовить. Так что он знал, какие продукты надо брать. Брэд даже не знал, как приготовить в микроволновке замороженный обед. По-видимому, оставлять его в микроволновой печи более, чем на сорок минут было неправильно. Век живи – век учись.

– Они написали их довольно хорошо, так что я закончил. Давай выдвигаться, – сказал он, выводя свою последнюю четверку с плюсом на бумаге и подскакивая с грацией, которой невозможно было достичь кому-то с его статусом.

– Я надеюсь, этот мутный, неаккуратный подход не применялся к тому, как ты оценивал мои работы, – фыркнул Брэд, но ухмылка на его губах противоречила словам.

Данай подкатил глаза, когда подошел, чтобы прихватить свою обувь.

– Тебе действительно нужно прекратить выуживать комплименты из той работы, которую я оценил семь лет тому назад, lisichka. Я уже говорил тебе, что она была хороша.

– Это, по меньшей мере, было похоже на три работы в одной, и ты все еще не сказал мне, какую оценку мне поставил, – пожаловался Брэд, застегивая пиджак.

– Ну, если бы ты по-детски ее не выбросил, пытаясь выразить свою позицию, то, возможно, ты бы узнал, – указал ему Данай, одарив его раздражающей улыбкой, которая, как он знал, заставляла Брэда лезть на стену, пока Данай натягивал на себя свою куртку.