Текст книги "Keep my heart captive, set me free (ЛП)"

Автор книги: The Queen of Rose

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 94 страниц)

– Хорошо… Я слушаю.

– Саб Курт попросил меня перевести в Далтон…

– Да?

– Это Джеффри Стерлинг.

– …

– Хикару?

– Джеффри Стерлинг… который… саб Кевина Лэндона?

– Бывший саб. И да…того самого. Как же вселенная по непонятным причинам должна была ненавидеть этого мальчика. Ему просто не могло так не посчастливиться.

– Что произошло?

– Ну, я не знаю всех деталей, потому что Курт хотел защитить его частную жизнь, но я так понимаю, что он подвергается издевательствам в школе.

– Блейн, я не могу свернуть горы и определить его в Далтон, потому что кто-то его обзывает.

– Все обстоит гораздо хуже. Они…они загнали его в угол, пытались изнасиловать, укусили и поцарапали его метку… Хикару, если он там останется, то долго не протянет. Он через столько прошел, он так много значит для Курта, и я не могу, не могу подвести его. Их обоих…пожалуйста…

– Блейн…

– Я умоляю тебя. А что, если бы на месте Джеффа была Ли? Она тоже саб.

– Это удар ниже пояса.

– Я знаю… но это очень важно.

– Почему?

– Что почему?

– Почему для тебя так важно сделать это для саба, с которым ты никогда не встречался?

– Потому что об этом попросил Курт в качестве своего Дара. И даже если бы он этого не сделал, услышав о том, через что он прошел, я хочу сделать все, что смогу, чтобы обеспечить ему безопасность.

– Вы двое действительно два сапога – пара. Один отказывается от своего Дара, чтобы держать своего друга в безопасности, а ты борешься за почти проигранное дело, чтобы это исполнить.

– Подождите… «почти»?

– Ну, я полагаю, должность директора имеет свои преимущества.

– Серьезно, что это значит?

– Мы имеем право предоставить полный пансион в Далтоне, принимая во внимание особые жизненные обстоятельства.

– Я никогда не слышал о подобной стипендии.

– Конечно же, ты о ней не слышал. Я только что ввел ее… прямо на твоих глазах. Мы сможем дать ее только лишь одному человеку. Какое совпадение.

– Ты самый лучший отец лучшего друга, какой только может быть.

– Да, да, а теперь смойся отсюда, меня ждут документы, которые я должен подписать, и стипендия, которую я выдумал.

– Огромное спасибо. Увидимся в школе.

– Пока. Ох, и Блейн.

– Да?

– После такого одолжения тебе запрещено просить меня о чем-то более серьезном, чем передать тебе соль за ужином. Это понятно?

– Понятно.

***

Утро понедельника

– Готов идти, прекрасный? – спросил Блейн, когда вошел в комнату, где саб готовился к своему первому дню в школе, стоя перед зеркалом в полный рост и теребя воротничок своего блейзера. Из его губ вырывалось негромкое фырканье, лоб сморщился, а брови немного нахмурились.

Он повернулся к Блейну, и тот увидел, что это было нечто большее, чем досада, потому что его волшебные голубые глаза окрасились с более темный оттенок, что говорило о неуверенности, застенчивости и страхе.

За прошедшую неделю он привык видеть Курта расслабленным и открытым. Бывали моменты, когда он замолкал и пытался защититься от того, что, по его мнению, будет делать Блейн, когда они выходили за рамки четко обозначенных границ, которые были установлены, но Дом был уверен, что прилагал все усилия, чтобы успокоить его страхи и внушить ему, что он не представлял для саба совершенно никакой опасности, что он любил его и хотел быть с ним. Они добились прогресса, разрушая каждую стену, одну за другой, и Блейна не волновало, что это продвижение было медленным, они двигались в таком темпе, который делал Курта счастливым, и это было всем, что имело значение.

И казалось, что Курт тоже мог это почувствовать, потому что эти вспышки нестабильности становились тем короче и удаленнее друг от друга, чем дольше они были вместе. Его нежные заботливые прикосновения принимались теперь свободно. Саб мягко прижимался к нему в объятьях и ласкал ладонью его лицо в случайном касании.

Поцелуи, которые они делили, были робкими и осторожными, но Блейн ощущал их, словно пламя на своих губах. Его саб каждый раз извинялся, когда он становился чуточку смелее в поцелуе, каждый раз, когда он издавал маленький стон, каждый раз, когда его тело дрожало, и Блейн ненавидел, что он думал, что должен был сдерживаться, когда каждое инстинктивное движение Курта разжигало пламя в его внутренностях и сводило его с ума. Он терпеть не мог, что саб думал, что ему не позволено проявлять инициативу, тогда, когда он этого хотел, что он ждал Блейна, вместо того, чтобы осуществить свое желание обняться, прикоснуться или поцеловаться. Его невинный, чистый саб сжимал его рубашку, прижимаясь ближе к нему, пока их губы двигались вместе, заставляя его захотеть взлететь от того, как хорошо он себя чувствовал, насколько это ощущалось правильным, и он утихомиривал все извинения, останавливал каждый шаг к отступлению, целуя Курта до тех пор, пока весь его румянец не исчезал и он снова не становился податливым и расслабленным под его губами. Страх уходил из океанов, разверзшихся в его глазах.

Но этот страх очень сильно отличался от того, свидетелем которого он был в настоящее время.

Было что-то болезненное и беспокойное в том взгляде, которым посмотрел на него Курт, который умолял и упрашивал успокоить его разум, как мог сделать только он.

– Курт, что случилось? – он пересек пространство комнаты между ними тремя длинными шагами, пока его саб не был окружен его безопасными объятьями, его лицо не зарылось ему в шею, а спина не выгнулась от мягкого прикосновения руки Блейна.

– Я не знаю…я просто…я просто боюсь Далтона и людей, которые там будут, – признался он, понимая, что честность – это наилучший способ показать чувства, которые он испытывал на данный момент.

– Почему? – спросил Блейн, потянув его за руку и подводя их к огромному мягкому креслу в углу комнаты, чтобы сесть в него.

Курт помолчал, пытаясь придумать наилучший способ объясниться.

– Взрослея, я всегда думал, что одежда имеет большое значение. Когда я смотрел на людей в МакКинли, я мог сказать, у кого была лучшая работа и чьи родители имели больше денег. Не пойми меня неправильно, мы все были бедны, но, видимо, есть много разных стадий бедности, начиная от учеников, которые приходили в школу без пальто, посиневшие от холода, тех, у кого была одежда, но она была рваная, слишком маленькая и не подлежащая ремонту, и тех, у кого были вещи, которые хорошо на них сидели и прилично выглядели. Это было адом. Ученики дразнились, выбирая самых бедных детей, скорее всего для того, чтобы почувствовать себя лучше. Они издевались над ними за то, как мало они имели, и на следующий день ребенок приходил в школу все в той же рваной одежде, потому что у него не было ничего лучшего, и я думал…я думал, насколько было бы легче, если бы могли выглядеть одинаково, носить то же самое. Тогда никто не смог бы сказать, кто имеет больше денег, и никто бы не дразнился, – открылся Курт, со слезой, ползущей по его щеке, и Блейн ахнул, ужасаясь, что всего в паре часов езды от места, где он спал на шелке и атласе, были дети, которые ходили в школу в вещах, которые были немного лучше, чем тряпье, и мерзли.

Он подумал об одежде, которую носил Курт, когда он с ним встретился, и решил, что он должен был быть где-то в середине, потому что хотя его вещи хорошо сохранились и были ухоженными, его рукава были слишком короткими, а ботинки на несколько размеров больше, чем нужно. Он надеялся, что этого было достаточно, чтобы уберечь его от издевательств в то время, но теперь у него была форма. Они все выглядели одинаково.

– Так что же тебя так напугало? Дресс-код в Далтоне один для всех, – сказал Блейн и нахмурился от унылого смеха Курта.

– Существует разница между тем, что я ношу и как я в этом смотрюсь, – сказал Курт, и указал на форму Блейна, которая отличалась от его собственной только цветом галстука, у Курта он был красным в темную полоску, у Блейна просто красным.

– Что ты имеешь в виду? – спросил Блейн, с недоумением глядя на Курта, который выглядел абсолютно восхитительно в черно-красной одежде, демонстрируя такое изящество и стиль, которого не могли добиться некоторые его одноклассники после нескольких лет обучения и вращения в кругах высшего общества.

– Я могу носить ту же самую одежду, что и все, но они все равно будут знать кто я и откуда я родом. Они будут знать, что мне там не место. Я думал, что форма поможет мне вписаться, но она произведет прямо противоположный эффект. Я не должен это носить. Я даже не должен находиться там, и они будут знать, что я принадлежу ко второму сорту, как только на меня посмотрят, – шептал он, признавая поражение, и глаза Блейна расширились от его исповеди.

Курт вписывался туда гораздо лучше, чем толпа идиотов, гарцующих по Далтону без крупицы мозгов в своих толстых черепах. Они расхаживали вокруг в своих формах, думая, что они принадлежали этому миру только потому, что их папа был генеральным директором международной компании или известным актером.

Ни один из них и в подметки Курту не годился, и Блейн хотел убедиться, что он об этом знал, поэтому Дом положил руку под подбородок своего саба и мягко повернул его голову, чтобы посмотреть ему в глаза.

– Послушай меня. Ты…Курт, ты – это все. Ты умный, красивый, стильный, изящный и элегантный, и многие сабы из Далтона никогда этого не достигнут, несмотря на все деньги, которые тратят их родители, чтобы сделать их такими. А те из них, которым удается выглядеть подобным образом, искусственно обучены и запрограммированы до такой степени, что все они выглядят, словно роботы. Так что, да…ты будешь выделяться, в форме или нет, ты будешь выглядеть по-другому. Но это будет потому, что ты лучше, чем кто-либо другой. Все в тебе настоящее и естественное, и они могут только надеяться, что когда-нибудь будут выглядеть, как ты…говорить, как ты и двигаться, как ты. Курт, ты волшебный. И все они будут видеть это. Прими это. Гордись этим. Ты будешь всегда на десять шагов впереди них, – сказал Блейн, стирая слезы, сбегающие вниз по бледным щекам, и улыбаясь своему красивому мальчику.

– Каким образом ты всегда знаешь, что сказать? – усмехнулся Курт со смехом сквозь слезы, и Блейн пожал плечами, подразнивая его.

– Я удивителен в этом. И это моя работа, как твоего Дома, всегда быть уверенным, что тебе хорошо и ты счастлив, – закончил он более серьезно, и Курт поднял дрожащую руку, чтобы пропустить через кончики своих пальцев его уложенные гелем завитки.

– Я думаю, что наконец-то начинаю видеть это, – признался он, проводя теми же дрожащими пальцами по уху и челюсти Блейна, и этот жест ощущался настолько интимно, что у Курта перехватило дыхание.

– Видеть что? – Блейн подавился воздухом, когда эти легкие, как перышко, касания прожигали огненный след на его коже.

– Что все мои представления о связи были неправильными. Что я могу быть…нет…что я буду счастлив с тобой, – сказал он, и на этот раз Блейн был тем, кто не смог остановить свои слезы, которые падали вниз и терялись в мягкой ткани его пиджака. Его должно было удивлять то количество слез, которое он пролил с тех пор, как заявил права на Курта. От счастья, грусти, разочарования. Но он не был. Все, что было связано с Куртом, возрастало до точки, где интенсивность становилась практически невыносимой, и пока он не имел постоянной склонности к слезам, будучи Домом, он не считал их слабостью. Он знал, что другие Домы думали именно так, но Блейн был полностью честен с самими собой и с тем, как он выражал свои эмоции.

– Боже, Курт, ты не имеешь ни малейшего представления о том, как здорово это слышать. Я обещаю тебе, прекрасный, все, что я делаю, будет направлено на то, чтобы ты чувствовал себя подобным образом. Чтобы ты чувствовал себя счастливым от того, что ты мой, – сказал он, и Курт кивнул, застенчиво закусывая губу и обдумывая следующий шаг в течение секунды, прежде чем сделать глубокий вдох, наклониться и коснуться своими дрожащими губами губ Блейна, целуя его так легко, так осторожно и так робко, но все же довольно ощутимо, чтобы заставить Блейна на долю секунды потерять голову, прежде чем это чувство исчезло, и Курт, краснея, глядя в сторону и нервно заламывая пальцы, готов уже был прошептать губами извинение.

– Я…

– Нет…не извиняйся. Пожалуйста, просто не делай этого, потому что это звучит, словно ты извиняешься за то, что целуешь меня, в то время как мое сердце близко к тому, чтобы выпрыгнуть из груди от счастья.

– Я…но…я думал, – начал в замешательстве Курт, убежденный, что он сделал что-то неправильное, когда инициировал поцелуй, но на тот момент он не мог от этого удержаться. Что-то крепко схватило его и отказывалось отпускать, пока он не поддался желанию, кипящему под его кожей.

Но получалось, он не должен был ждать Блейна, чтобы сделать это? Разве он не должен был оставаться пассивным и позволять Блейну получать удовольствие так, как он считает нужным? Это было тем, чему их учили в школе, и что глубоко укоренилось в нем, хотя часть его отрицала это, будучи уверенной, что Блейн не хотел бы ничего подобного. Хотя ему трудно было разобраться, где лежат пределы, когда они активно не обсуждали интимную близость, не считая того, что Блейн пообещал, что не будет на него давить…и он ему верил, но он просто не знал, где лежали другие границы.

Его Дом смотрел на него, словно видел все, что лежит у него на душе, и Курт был уверен, что он понял его и знал, о чем он думает.

– Я знаю…и ты ошибался. Ты можешь попросить и получить от меня все, что захочешь, все, что тебе нужно. Всегда, – заверил он, и Курт кивнул, обнимая руками его шею, когда Блейн снова заговорил. – Мы должны идти. Джефф будет ждать нас на входе в Далтон через тридцать минут, – напомнил он, и Курт вскочил на ноги, застегнув перед зеркалом свой блейзер, прежде чем принять руку Блейна и направиться к машине.

Он запер свои страхи, благополучно запихнув их за воспоминания о словах Блейна и его объятиях, зная, что его Дом создал вокруг него стену надежности, которая держала его на расстоянии от них.

Он должен был быть сильным для Джеффа.

========== Даровать желание. Часть 5. ==========

Его пальцы умело обернулись вокруг галстука, за секунды завязав узел, который выглядел идеально: память о его старой жизни.

Он расправил свою рубашку и потянулся за блейзером, который был тщательно разложен на спинке его рабочего кресла *. Надев его поверх белоснежной рубашки, он медленно его застегнул, поправляя лацканы, прежде чем сделать шаг назад и проверить свой вид в зеркале.

Он едва ли походил на мальчика, который переехал в эту комнату с тремя ничтожными коробками вещей и страхом, въевшимся так глубоко в его кости, что он не хотел больше ничего, кроме как запереть дверь своего нового общежития и спрятаться от мира, который, как он знал, был более чем способен снова причинить ему боль. Его волосы были мягкими и ниспадали красивыми светлыми прядями над его правым глазом, благодаря любезно предоставленной Куртом небольшой бутылочке средства для волос. Друг сказал, что он спасает его от склада средств, которые Блейн приобрел за их поездку. Его лицо было бледным и в веснушках, но оттенок розового, поселившийся высоко на его скулах, сигнализировал о застенчивости и волнении.

Его одежда сидела на нем, как перчатка, и он грелся в том, как удивительная по качеству ткань ласкала его кожу, напоминая ему о временах, когда во всех своих вещах он чувствовал себя восхитительно, вместо того, чтобы они ему кололи.

Он провел рукой по материалу и позволил себе момент слабости – ощутить знакомое чувство хлопка и шелка на своей коже, прежде чем его грезы были сломлены о логику, воспоминания и предостережения. Саб охватил окружающую обстановку с затруднённым дыханием, когда он отошел от зеркала и сел на кровать, чтобы дождаться Курта, готовясь к первому дню своей новой жизни.

Он перебирал высококачественные простыни, украшающие его новую кровать королевских размеров, и, оглядевшись, рассмотрел громоздкий деревянный шкаф и сочетающийся с ним комод, над которым висело богато обрамленное зеркало, которое ловило солнечный свет и отбрасывало яркие пятна поверх темно-красного ковра. Все стены были бежевого цвета, приятного глазу, за исключением стены позади его кровати, окрашенную в бордовый, которая прекрасно гармонировала с ковром. Винтажная мебель сочеталась с современными цветами и линиями, создавая контраст.

Это было местом, о котором он мечтал, перед тем как его мечты превратились в кошмары.

Далтон был школой, которую он должен был посещать со своим новым Домом, как они договаривались заранее, но Дом внезапно проявил свою садистскую сущность и решил, что он должен быть на домашнем обучении, тем самым эффективно отрезая его от остального мира.

Далтон, где он присоединился бы к знаменитым «Соловьям» и, приложив немного усилий, стал бы их ведущим хореографом, прежде чем ОН заставил его понять, что его голос был слишком дрожащим, а движения дерганными и недостаточно плавными.

Далтон, где он собирался взять художественные классы и участвовать в ежегодной выставке, где кто-нибудь бы увидел его работы и обратился бы с просьбой приобрести их, прежде чем его Дом разорвал все его эскизы, потому что они были детскими, глупыми и дилетантскими.

В то время Далтон собирался стать для него землей обетованной, но сейчас он мог стать его безопасным убежищем.

И все благодаря лучшему другу и его новому Дому.

– Джефф, Курт снова здесь, – позвала своего сына Лилиан Стерлинг. Он поднял взгляд от пустого листа бумаги перед собой, и она знала, что он проводил часы с карандашом в руке, не в силах ничего нарисовать.

Независимо от того, сколько раз они говорили ему, что Кевин был неправ, что его талант все еще был при нем, и он должен рисовать снова и снова, казалось, что его пальцы замерзали над бумагой, и на поверхности заготовки никогда и ничего не появлялось.

Он все еще сидел за столом перед листом бумаги с карандашом, заточенным так много раз, что он почти исчез в его руке, но ничего не менялось.

Кевин забрал у него так много: его голос, его искусство, его улыбку… и Лилиан ненавидела его за это, но она ничего не могла с этим поделать, только быть рядом со своим сыном и надеяться, что когда-нибудь появится кто-то, кто покажет ему, насколько он был красив.

Он посмотрел на нее, и она вздрогнула от боли в этих измученных глазах, которые она так сильно любила.

– Он один? – робко спросил он, и она покачала головой.

– С ним Блейн. Они сейчас с папой в гостиной. Он производит впечатление хорошего человека, – добавила она, зная, как неохотно он находился рядом с кем-то, кто знал о его прошлой жизни.

– Да…гм…Курт тоже так сказал, – произнес он, нервно покручивая пальцами. Они приехали сюда для того, чтобы сообщить ему, что они ничего не смогли сделать для его спасения? Они здесь затем, чтобы еще раз разрушить его хрупкую мечту? Будет ли он снова разбит на части?

– Курт выглядел счастливым. Я думаю, что у него хорошие новости, милый, – сказала ему его мама, и он поднял голову, чтобы обнаружить, что она нежно ему улыбалась с болью, запечатленной в ее глазах, и он ненавидел, что является этому причиной.

– Я…я надеюсь, что это так, – прошептал он, и она осторожно взяла его за руку, чтобы не делать слишком много резких движений и не заставлять его вздрагивать.

– Давай, пойдем посмотрим, что они собираются сообщить, – сказала она, и он кивнул, позволяя ей вытащить его из комнаты и спуститься в гостиную, где сияющее лицо его друга было первым и последним, что он увидел перед тем, как его руки полностью очутились в руках Курта.

– О боже, Джефф, это будет так удивительно, – визжал Курт, и глаза Джеффа расширились, при виде посмеивающегося Блейна, который смотрел, как они оба почти подпрыгивали от волнения, из-за всех новостей, выданных Куртом.

Но Джеффу с трудом в это верилось.

Далтон? Ему разрешалось пойти в этот рай, о котором он так долго мечтал? Он знал, что в нем не осталось ничего, чем он мог бы похвастаться, но все же это был Далтон, это была его мечта.

– В самом деле? Я…я пойду туда? – спросил он, всхлипывая и вздрогнув, когда Блейн встал, чтобы подойти к нему с нежной улыбкой на его красивом лице и глазами, наполненными гордостью, направленной на его саба.

– Твой друг очень настойчивый и непреклонный, когда он чего-либо хочет, – дразня, сказал Блейн, и Джефф почувствовал, что один из узлов в его теле распутался и расслабился при звуке его голоса, такого мягкого и ласкового.

Может быть, и в самом деле, Блейн был хорош для Курта, как он и говорил. Может быть, его друг действительно был счастлив, и может быть…просто возможно, что Блейн в самом деле мог стать ему другом.

– Вы имели в виду надоедливым? – тихо спросил он, храбро преодолевая собственные страхи, что Дом разозлится на него за оскорбление его саба.

Но он получил в ответ шлепок по плечу от Курта и пожимание плечами, сопровождающее другого шутника.

– Ну, или так… – сказал Блейн, заставляя всех засмеяться, когда напряжение немного отпустило, позволяя им сгладить детали его переезда дружеской атмосферой.

После долгого обсуждения было решено, что он будет на полном пансионе при Далтоне, потому что Лайма была в двух часах езды от школы, и если Джефф намеревался вовремя попадать на свои утренние занятия, он должен был вставать в четыре утра, чтобы собраться и сесть на автобус, что, конечно же, было очень непрактичным.

Понимая, что ему придется проглотить свои собственные страхи, он согласился, и с помощью Курта и Блейна упаковал свои вещи и переехал в отдельную комнату на втором этаже здания корпуса.

Переполненный странной смесью надежды, страха и предвкушения, он отправился в кровать, зная, что понедельник станет тем днем, когда начнется его новая жизнь.

К лучшему это было или к худшему, но он знал, что не собирался никогда возвращаться в тот ад, из которого он выбрался.

Резкий стук вырвал его из размышлений, отчего он встал и на дрожащих ногах приблизился к двери своей новой комнаты, поворачивая ручку онемевшими пальцами.

Его встретила сияющая улыбка лучшего друга вместе с робкой, но уверенной улыбкой Дома его друга, когда он закрыл дверь и сделал глубокий вдох, чтобы успокоиться.

– С добрым утром, Джеффи! – щебетал Курт, и Джефф мог видеть любопытную улыбку на лице Блейна, когда он смотрел на своего саба, который был жизнерадостным и болтливым, когда приветствовал своего друга.

– Доброе утро, Курт, – мягко улыбнулся он, потому что он не мог отказать Курту во многих вещах, а потом повернулся к Блейну, потупив взгляд и опустив плечи в защитном жесте. – Доброе утро, сэр.

Он понимал, что Блейн казался по-настоящему хорошим парнем, и в глубине души он все еще надеялся, что они могли бы стать когда-нибудь друзьями, но после того, как он поразмыслил над этим, он пришел к выводу, что он должен был сделать все возможное, чтобы оставить все, как есть.

– Пожалуйста, Джефф, называй меня Блейном, – сказал Дом красивым голосом, и голова Джеффа пошла кругом, а пальцы задрожали от тревоги, которую вызывала эта неизведанная территория. Конечно, время от времени у него было подобное взаимодействие с Сэмом, но сейчас это выглядело не совсем так же.

Если он не послушается Блейна, он мог разозлиться…если он послушается…Блейн опять мог разозлиться. Это однозначно не выглядело, как выигрышный сценарий, и он был на грани панической атаки, от того, что его загнали в очередной угол, когда мягкая рука нежно дотронулась до него.

– Все в порядке. Я тоже называю его Блейном большую часть времени, – сказал Курт с ласковой улыбкой, и Джефф погасил в себе рваные вздохи, решив, что он должен на данный момент спокойно это воспринять, а с потенциальными последствиями разобраться позже. В конце концов, он доверял Курту, а раз Курт сказал, что все в порядке, то так оно и было, ведь правда?

– Хорошо, – спокойно согласился он, озираясь по сторонам и понимая, что коридоры были еще довольно пустыми. – Мы пришли рано?

– Да, немного. Блейн хотел немного показать нам окрестности и рассказать о Далтоне до начала занятий, – сказал Курт, когда схватил его за руку и повел по коридору, Блейн же легко попадал с ним в ногу, в то время пока говорил.

– Итак, Далтон – это образовательное учреждение, в котором имеется все, от детского сада до колледжа. Детский сад и средняя школа имеют собственные здания, в то время как старшая школа и подразделения колледжа находятся в одном и том же, но в разных крыльях. Далтон имеет склонность поощрять взаимодействия среди студентов, чтобы облегчить переход в колледж. У студентов колледжа и старшей школы есть совместный кафетерий, а также старшеклассникам позволено присоединяться к большинству клубов и кружков колледжа.

Курт ловил каждое слово, выходящее из его рта с широко раскрытыми глазами и отвисшей челюстью, очевидно слишком зачарованный тем, как функционировал этот огромный институт.

Решив, что он должен просто удержать в памяти большинство фактов о Далтоне, которые знал Дом, он шел рядом с ним и вбирал каждую деталь, пока Блейн давал инструкции относительно их классов и выдавал пикантные подробности об их будущих учителях.

-… в любом случае, Маркхэм – это задница. Он сразу же выбирает людей, которые не въезжают в его предмет, и, как правило, задает им большинство вопросов, так что если вы не знатоки математики, я предлагаю вам на некоторое время залечь на дно. Миссис Карлсон действительно милая, и хотя она предъявляет высокие требования, она замечательный учитель, в действительности очень отзывчивый, так что я думаю, это хорошо, что ваш первый урок в первый день будет у нее. Она обязана произвести хорошее впечатление. Давайте посмотрим, кто еще…ох, Дентон, учитель истории…самый скучный человек из всех живущих…Я серьезно, он может нагнать сон даже рассказами о кровавой бойне, но он хороший, так что все занимаются у него спустя рукава, – он усмехнулся, и Курт последовал его примеру, захихикав, когда они повернули за угол и остановились рядом с огромной доской, заполненной красочными листовками и списками групп. Куча студентов была записана на различные вещи, которые предлагал им Далтон, взволнованно разговаривая о прослушиваниях, пробах и занятиях.

– Ничего себе, что это такое? – спросил Курт, и Джефф сделал шаг по направлению к доске, с любопытным блеском в глазах рассматривая единственный лист, ради которого он готов был отдать все, чтобы увидеть там свое имя.

Арт-клуб.

Лист регистрации, как и пояснение, изложенное на нем, были разработаны кем-то, кто был частью этого клуба, а потом отправился штурмом захватывать мир визуальных коммуникаций, создавая наиболее узнаваемые в мире логотипы и рекламные ролики.

Джефф так сильно хотел быть частью этого, что он мог чувствовать, как его пальцы покалывают от желания взять ручку и написать свое имя, но кипящий от гнева голос шептал ему в затылок.

«Ты думаешь, что ты какой-то там художник? Моя покойная бабушка умела рисовать лучше».

«Я не буду тратить деньги на расходные материалы для детских, не вдохновляющих каракулей».

«Ты знаешь, что большинство художников становятся известными после того, как умирают? Так вот, в твоем случае не поможет даже смерть».

Качая головой, от нахлынувшего натиска страха и смирения, он отступил назад, гася внутреннее желание присоединиться к клубу и убеждая собственный разум, что для него лучше просто держаться подальше, оставив это для людей, которые действительно имели талант.

– Ты присоединишься? – мягкий голос раздался из-за его спины, и он подскочил, поражаясь подлинным любопытством, звучащим в голосе Дома, который стоял рядом с ним, дожидаясь пока Курт закончит читать каждый из этих листов… даже если это был набор в хоккейную команду.

– Ох…н-нет…в действительности я не умею хорошо рисовать…я просто…просто смотрел, – неловко сказал он, по привычке нервно потирая затылок, дожидаясь, пока Блейн просто не отведет от него взгляд.

Дом смотрел на него, очевидно не веря его словам, после того, как он слышал, что Курт хвалил его рисунки и когда они купили ему подарок, но он решил это опустить, не желая заставлять саба чувствовать себя некомфортно.

– Здесь нет ни классов дизайна, ни клубов, ни чего-либо подобного, – Курт вернулся надутым, и Блейн усмехнулся его милому выражению, обожающий то, каким спокойным и расслабленным выглядел Курт в течение всего утра, несмотря на то, что это был его первый день в школе.

По логике вещей, он знал, что это происходило потому, что он хотел казаться сияющим, счастливым и уверенным ради Джеффа, но небольшая часть Блейна питала слабую надежду, что он тоже приложил к этому руку. Рывок, который он ощутил на своей руке, вырвал его из размышлений, и он взглянул на Курта, который смотрел на свое распечатанное расписание.

– Ладно, ты показал нам, где находятся классные комнаты, но ни разу не упомянул, для нас они или для Домов? – в замешательстве повернулся он к Блейну.

– Ах, да. Я забыл упомянуть. В Далтоне проходит совместное обучение, – сказал он, и оба саба в ужасе уставились на него. Блондин не знал об этой конкретной детали.

Кожа Джеффа приобрела болезненную бледность, а Курт в недоумении качал головой.

– Но…они могут…я…– заикался его саб, и Блейн бросился к нему, скользнув рукой вокруг его талии, а другой осторожно беря Джеффа за руку.

– Просто дышите. Это не МакКинли. Это не Лайма. Вы будете в порядке. Физкультура проводится отдельно, а это единственное место, где вас можно поймать в уязвимом положении. Никто вас не тронет, – попытался он утешить их, в то же время, сохраняя дистанцию между собой и ними обоими, необходимую для того, чтобы они почувствовали себя в безопасности, ощущая, что его тело дрожит от усилия контролировать свое желание защищать.

Их дыхание медленно выровнялось, и им удалось устоять на месте. Курт завернулся в его объятия, а Джефф выровнял свою позу, словно хотел стать сильнее и казаться увереннее.

– Поверьте мне, все будет хорошо, вы будете в порядке. Даже если кто-то будет с вами груб, найдутся пятеро других, которые постоят за вас. Я могу поручиться за это. Хорошо, прекрасный? – мягко спросил он, и Курт кивнул ему в шею, отскребая себя от своего Дома, и посылая ободряющую улыбку своему другу, когда они шли к своему кабинету.

Блейн проводил их до кабинета английской литературы, которая была их первым уроком, и, мягко поцеловав в щеку Курта и подбодрив их обоих, он снова удалился.

Курт и Джефф взглянули друг на друга, прежде чем толкнуть дверь, и с облегчением увидели, что на данный момент там не было никого, кроме учителя.

Миссис Карлсон была женщиной около сорока пяти лет, с рыжими волосами, собранными в аккуратный пучок, и ярко-зелеными очками, сидящими на носу. На ней была надета длинная, коричневая ниспадающая юбка, похожая на цыганскую, и мягкая белая блуза, которая придавала ей располагающий вид. Ее уютная внешность настраивала на сближение и, услышав, что они вошли, она взглянула на сабов, тепло и искренне улыбаясь.