Текст книги "Keep my heart captive, set me free (ЛП)"

Автор книги: The Queen of Rose

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 94 страниц)

Он улыбнулся и протянул руку.

– Давай же, я просто умираю с голода! – сказал он и вытащил Курта из комнаты, спускаясь с ним вниз по лестнице к приглушенным голосам и звону столовых приборов.

========== Обрести надежду. Часть 2. ==========

Блейн проснулся на рассвете, не в силах больше уснуть, пока, наконец, не решил встать и собственноручно приготовить завтрак для своей семьи.

По субботам у них были пижамные дни, и Блейн, отыскав пару штанов и простую белую майку, привел себя в порядок в ванной и просто накинул халат поверх своего наряда перед тем как выйти из комнаты.

Пересекая коридор, он должен был в буквальном смысле бороться с собственным телом, останавливая себя от того, чтобы заглянуть в комнату Курта и только разочек взглянуть на его ангельское лицо. Он казался таким мучительно одиноким и далеким, словно находился в нескольких часах езды от него.

Он знал, что может напугать Курта и вместо этого довольствовался прикосновениями мягких кончиков пальцев к двери спальни, притворяясь, что ласкает нежную кожу своего саба.

Удовлетворив ничтожную часть своей жажды, он спустился по лестнице на кухню и засуетился, поджаривая хлеб и взбалтывая яйца. Он никогда не был особенно хорош в приготовлении пищи, но делать завтрак он всегда любил, чувствуя, что это успокаивает нервы.

– Нервничаешь? – раздался тихий голос позади него, и он подпрыгнул, напуганный внезапным прерыванием его внутренних метаний. Он обернулся, чтобы увидеть свою мать, одетую в розово-черную пижаму с сочетающимися по цвету тапочками и розовой лентой в волосах. Она остановилась рядом с ним и указала на плиту. – Ты готовишь только когда нервничаешь.

Он смотрел на нее, и в его глазах отразилась боль. Внутренняя борьба проявлялась в нервных постукиваниях пальцев, опустившихся уголках губ и глубокой складке между бровями.

– Мама… – выдохнул он, подавляя рыдание, надолго удерживая ее взгляд, отчего ее сердце разрывалось, видя его таким маленьким и уязвимым. – Неужели я так сильно напортачил?

Те мысли и чувства, которые крутились у него в голове, вновь и вновь возвращались к обеспокоенному лицу его матери, заставляя его сомневаться и задаваться вопросами. Это было такое чуждое ему чувство, что он не совсем понимал, как с ним справиться. Когда он пытался его выразить, то ощущал, что оно практически лишает его мужества.

Она видела тихую мольбу о помощи в его глазах и о том, чтобы убедить его, что он имел полное право сделать то, что он сделал, если он ощущал, что это было правильным решением.

Она доверяла своему ребенку больше чем кому-либо в этом мире, может быть, за исключением мужа и старшего сына. И она всю свою жизнь старалась получить от него такое же доверие для того, чтобы он всегда был с ней честен.

– Милый, я не буду врать. Ты наломал дров? Да, ты это сделал. Будет ли трудно бороться с прессой и злыми языками? Да. Но считаю ли я, что ты сделал неправильный выбор? Нет…совсем нет. Он ошеломляющий, и это именно то, что тебе нужно, – сказала она, принимая восхитительную улыбку, которая расцвела на лице Блейна после ее слов, но к ее удивлению, она быстро сменилась на серьезный, хмурый взгляд.

– Он меня ненавидит! – капризно заявил он, выливая яйца в сковородку так злобно, словно они каким-то образом были ответственны за все страдания в его жизни.

– Он не ненавидит тебя, Блейн. Он боится и он запутался. Но он изменит свое мнение с твоей помощью. Ну и, конечно, моей и папиной.

Она нежно ему улыбнулась, когда он вздохнул и поблагодарил ее, а затем поцеловала его в щеку и подошла к столу, чтобы помочь его накрыть.

– Кстати о папе, где он? – спросил он, донеся яичницу до стола и оставляя ее там.

– Он пошел немного побеседовать с Куртом, прежде чем проводит его к завтраку, – спокойно сообщила она, и Блейн почувствовал прилив тревоги, захлестнувший его изнутри.

– Что? Почему?

– Потому что он знает, что он чувствует. Знает, каково это, когда на тебя заявили права и оторвали от всего, что ты знал. Он может предложить ему какую-то перспективу. А теперь сядь и ешь, – она строго посмотрела на сына, и он, надувшись на ее команду, сел и положил еду в свою тарелку, все время поглядывая на дверь, словно пытаясь заставить ее быстрее привести Курта.

– Ты звонил Куперу? – спросила она, когда молчание, на ее взгляд, чересчур затянулось, и Блейн слегка кивнул.

– Да, я звонил ему вчера вечером перед сном. Он сказал, что всегда знал, что я падок на внимание, словно шлюха *, и что это его вообще не удивляет. А потом он повесил трубку. Я не знаю, где ты ошиблась в его воспитании, – он попытался шуткой поднять настроение им обоим, и его мама игриво шлепнула его по руке в качестве благодарности и предупреждения «перестань так говорить о своем брате».

Наконец, спустя десять мучительных минут, вошел его отец и Курт, который осторожно проследовал за ним и мягко прошептал «Доброе утро», прежде чем сесть за стол.

Если он и был смущен, напуган или взволнован, то никак не показывал этого, взяв крошечный кусочек тоста с маслом и начав его жевать, опустив при этом глаза, сгорбив плечи и глядя прямо перед собой, пытаясь казаться спокойным и собранным, пока остальные в молчании ели.

Блейн почти застонал, когда его мать встала и ласково посмотрела на отца, используя свой голос Дома, чтобы пригласить его сопровождать ее на встречу акционеров. Блейн недоверчиво посмотрел на нее.

У нее не было совещания. Она даже не являлась держателем акций. Она действительно выглядела смехотворно.

Но он знал, почему она так поступила, и не мог немного не улыбнуться в ее сторону, когда она послала ему ободряющий кивок и подмигнула, прежде чем принять руку Джареда и выйти из комнаты. Джаред мягко покачал головой, последовав за ней, подхватывая одной рукой утреннюю газету, а другой кусочек тоста.

Блейн повернулся к Курту, который впал практически в кататонию в ту же минуту, когда их оставили наедине друг с другом, и в миллионный раз ему захотелось закричать от боли.

Он заявил права на саба более двенадцати часов назад, и до сих пор он по настоящему не держал его в объятьях, спал так далеко от него, словно находился на другой планете, и эти потусторонние глаза взглянули на него из-за стола всего лишь жалкие три раза, неизменно устремляясь прочь, и он сходил от этого с ума.

Он желал, чтобы Курт был ближе к нему: у него на коленях, в его руках, свернувшись вокруг него, голый, счастливый и расслабленный, но прямо сейчас молодой человек перед ним не собирался делать ничего подобного, и Блейн чувствовал себя таким потерянным. Он утопал в бассейне нерешительности, которую ему не доводилось испытывать никогда раньше. Он – уверенный в себе Дом, он всегда таким был, но во власти Курта было полностью уничтожить его одним только взглядом.

Он опустил свой тост обратно на тарелку, чувствуя, что от нервозности у него пропал аппетит, и занял себя тем, чтобы как следует рассмотреть убитого горем саба, сидящего перед ним, когда он увидел тот же страх и усталость в каждом движении, которое он совершал.

На его тарелке лежал маленький кусочек тоста с крупицей масла на нем, а сам он потягивал полчашки чая с тех самых пор, как сел за стол.

Подумав, что он не мог вспомнить, ел ли Курт что-нибудь еще, он нахмурился, потому что мальчик пропустил ужин вчера вечером, и, зная, что он не прикоснулся к еде, которую он ему принес, а также, насколько ему было известно, саб ничего не ел в отеле во время всего этого хаоса.

Блейн наблюдал за тем, как он ковыряется в своем завтраке дрожащими пальцами, плотно сжав губы. Его тонкая фигурка согнулась, как будто он ожидал нападения, и это заставило кровь Блейна закипеть. Он сжал пальцы на краю стола, на долю секунды почувствовав страх, потому что он никогда не ощущал такой жажды кого-то защищать и никогда так настойчиво не хотел перевернуть мир ради единственной улыбки.

И Курт, который пробуждал каждую доминирующую черту сходящего с ума Блейна, просто сидел рядом. Это было невыносимо.

– Разве ты не голоден? – он, наконец, нарушил молчание, и Курт вздрогнул, не ожидая никакого звука, кроме как от ножей, скребущих по тосту и стеклянных стаканов, звенящих о стол.

Он посмотрел на свою тарелку, нахмурившись на вопрос, потому что там была еда. На ней лежал тост, намазанный маслом, которое сделало Курта очень счастливым, потому что он не так часто видел его в Лайме.

В его чашке также был чай с сахаром, и когда он впервые попробовал его, то мог поклясться, что там был привкус корицы, и он почувствовал, что попал на пир. Его вкусовая палитра не знала, что делать с самой собой, и было подвигом не стонать над каждым глотком.

Но вопрос Блейна не имел для него никакого смысла.

– Я…я…почему? – выдохнул он, в замешательстве указывая на свою тарелку. При каждом взаимодействии с Блейном он чувствовал, что играет в игру, правил которой он не знал.

– Ты только выпил полчашки чая и съел один кусочек тоста, так что я подумал, что ты не голоден, – пожал плечами Блейн, неловко давая объяснение.

Курт мгновение смотрел на него, не представляя, что он имеет в виду и какова его точка зрения, пока не взглянул на то, как выглядела тарелка Блейна, с тремя кусками тоста, намазанными клубничным джемом, куском яичницы и несколькими ломтиками бекона. Рядом также стояла чашка кофе и высокий стакан апельсинового сока.

Блейн думал, что его собственный завтрак был маленьким, и Курт еще раз убедился, что их миры действительно сильно различались и какие разные у них были представления о том, что такое «много».

Он почувствовал, что румянец выступает на вершине его щек, и хотя он знал, что в его жизни в Лайме не было ничего зазорного, он все равно чувствовал стыд. Его родители были честными и трудолюбивыми людьми, они делали для своей семьи все, что только могли, не переступая грань «темной стороны», чтобы заработать больше денег и навлечь на себя проблемы. И, честно говоря, если цена всего этого заключалось в том, чтобы воспринимать сахар, как роскошь, то Курт был более чем готов заплатить эту цену.

И Блейну нужно было это понять.

– Ох…ну…гм…это…я так привык… этого достаточно, – сказал он и впервые уверенно встретился взглядом со своим Домом, как будто Блейн, ставя под сомнения его привычки, делал нападки на его жизнь, и он чувствовал необходимость ее защищать, даже если где-то в глубине души и знал, что Блейн задал ему вопрос вовсе не с такой целью. Однако, в глубине его сознания всегда жили они: страх и подозрение, что Блейн просто пытается так или иначе заставить его ошибиться. Доказать, что он не был достаточно хорош.

– Ты уверен? На самом деле это не так уж много, – попробовал еще раз Блейн, не в состоянии поверить, что те несколько укусов, которые он сделал, являлись достаточными для завтрака мальчика стольких-то лет… боже, он даже не знал, сколько ему было лет!

Им нужно было поговорить, и они должны сделать это без промедления.

Курт еще раз посмотрел на свою тарелку, размышляя, как ответить своему Дому, не вызывая еще больше вопросов, на которые у него не было ответов.

Разумом он понимал, что Блейн не был виноват в его бедности, но он не мог не чувствовать боль от горечи от того, как легко Блейн оставил половину еды на своей тарелке, в то время как люди в Лайме чувствовали себя на седьмом небе от счастья, если зарабатывали достаточно денег, чтобы купить несколько полосок бекона раз в несколько месяцев.

– Это больше, чем я завтракаю дома, так что я в порядке, – объявил он, и должно быть, в его голосе слышалась твердость, потому что Блейн слабо кивнул, несмотря на то, что глубоко нахмурился и сжал губы в тонкую линию, чтобы остановить самого себя от дальнейшего развития темы.

Если содержимое тарелки Курта было больше, чем он имел у себя дома, то неудивительно, что он был настолько худым. Этого количества пищи было недостаточно для малыша, не говоря уже о взрослом человеке, и тут же Блейн поклялся себе, что сохранение здоровья Курта будет одной из первых его «задач», как его Дома, если их предстоящая беседа пройдет хорошо.

И Блейн надеялся изо всех сил, что именно так и случится.

Он нашел Курта до смешного привлекательным прямо сейчас, неважно, худым он был или нет. Но он мог только представить себе, как именно он сможет выглядеть в скором времени. Когда он превратится в пышущего здоровьем саба? Вероятно, он даже рядом не будет стоять с определением «потрясающий». Этот саб был ангелом, посланным на землю – у него не было в этом никаких сомнений.

Он через силу вернул себя в настоящее.

– Хорошо, только не стесняйся либо сказать мне, либо просто взять самому, если тебе чего-нибудь захочется, хорошо? Я хочу, чтобы тебе комфортно здесь жилось, – мягко заверил он. Курт смотрел на него после этого долгое мгновение, очаровательно наклонив голову и резко всматриваясь в черты Блейна, как будто выискивая причину, чтобы не доверять его словам. Конечно, это его укололо, но Блейн выстоял под пристальным вниманием, моля Бога, чтобы Курт нашел там что-нибудь, что могло бы его успокоить.

Почему Блейн так упорно пытается выглядеть так, как будто он действительно о нем заботится? Так, чтобы их связь выглядела реальной, когда на самом деле она таковой не была?

Он запутал его так сильно, что его разум устремился вдаль, и он на мгновение потерял контроль над собственным ртом, который заставил его сказать то, о чем он думал миллионы раз, и чего бы он никогда не сказал вслух, находясь в здравом уме.

– Почему ты так добр?

Как только эти слова сорвались с его губ, он хлопнул ладонью по рту, и его глаза расширились от ужаса, когда он посмотрел на Блейна. Его тело задрожало, и слезы снова угрожали политься из его глаз.

– Мне… жаль…я не это имел в в-виду…

Он отчаянно пытался исправить промах, паника в нем росла, заглушая слова в горле, но Блейн просто поднял руки вверх с отчаянием, ясно написанным на его лице.

– Ты имел в виду именно это, – начал он, но тихий всхлип оборвал его.

– Сэр, я не… Мне очень жаль, – выкрикнул он. Миллионы ужасающих сценариев проносились через его мозг, и Блейн медленно встал, чтобы не напугать его, и обошел вокруг длинного стола к тому месту, где он сидел, склонившись перед ним, с нежным предупреждением в глазах, снова снимая руку с его губ.

– Просто Блейн. И тебе не нужно сожалеть. Я не буду лгать. Мне больно знать, что ты считаешь меня таким негодяем, но я тебя понимаю, – пробормотал он, вставая и протягивая руку Курту, хорошо зная, что, скорее всего, он снова ее отклонит и внутренне подбадривая себя.

– Давай сядем в гостиной и поговорим. Я думаю, что нам нужно очень многое обсудить.

Впервые он пронизал свое предложение всего лишь намеком на команду, слишком незначительным для разума Курта, чтобы суметь его уловить, но достаточный для его тела, чтобы с благодарностью его принять и капельку расслабиться, позволяя Курту поднять глаза и нерешительно соединить их руки. Мягкая кожа впервые мимолетно и легко, словно перышко, коснулась его руки. Узкие кончики пальцев сжали его ладонь, и Блейн вернул мягкое давление, сжав руку чуть более плотно, не в силах ничего с собой поделать от того, как стучало его сердце, когда он посмотрел вниз, на контраст оттенков их кожи.

Курт охотно прикасался к нему, и это было опьяняюще.

P.S. * attention whore – американское слэнговое выражение, «шлюха, жаждущая внимания». Обозначает человека (чаще девушку) который публикует фотки, информацию личного характера (иногда с сексуальным подтекстом, но совсем не обязательно) в сети для привлечения внимания к собственной персоне (ключевое слово здесь attention)

========== Обрести надежду. Часть 3. ==========

Комментарий к Обрести надежду. Часть 3.

Поскольку в этой части из уст Блейна впервые звучит “страшное” слово наказание, хочу подчеркнуть: в этом фике нет БДСМ. Эти (прости господи) “наказания” нестрашные, безболезненные и не имеют к БДСМ никакого отношения.

Они подошли к гостиной, и Блейн, мягко сопровождая саба, усадил их на богатый диван. Испытывая опасения, Блейн сел подальше от Курта, но так, чтобы иметь возможность все еще держать его за руку, отчаянно нуждаясь даже в мельчайших контактах, физически не в состоянии отказаться от них, когда он смотрел на внутреннюю борьбу саба с самим собой и его размышления о том, как ему следует поступить.

Сказать, что Курт находился в смятении, это значило сильно преуменьшить.

Ему удалось снова причинить боль Дому, хотя он и не хотел, и теперь Блейн собирался с ним поговорить. Это вовсе не помогало его расшатанным нервам.

Может быть, он сумел все испортить достаточно для того, чтобы его отправили домой?

Небольшой лучик надежды просыпался внутри него, но он чуть не задохнулся от шока, когда этот лучик оказался погребен под сожалением настолько тяжелым, что оно почти пригвоздило его к собственному месту. Как такое было возможно? «Нет, нет, нет», – отрицал он, упрямо качая головой, пока его тело сотрясала дрожь. Он проглотил ледяной ком холодного страха, образовавшийся в горле. Возможно ли это? Будет ли он…

Будет ли он на самом деле сожалеть, если Блейн решит, что, в конце концов, его не хочет?

Может случиться так, что он, попав в этот мир, влился в него так быстро, что уже страшился мысли о возвращении домой?

Нет.

Это было только зовом его тела, охваченного гормонами и отчаянно жаждущего, уверял сам себя Курт, который не собирался превращаться в одного из этих лишившихся рассудка сабов, которых он так презирал. Он не собирался поступаться ни одним из своих принципов из-за денег и чересчур симпатичного лица, дополнением к которому служили слишком сильные доминирующие феромоны.

Его сердце и разум знали лучше.

Если Блейн решит отправить его домой, он спокойно к этому отнесется.

– Я не отправляю тебя домой, – голос был почти насмешливым, только отчего-то немного напряженным, и Курт, выдернутый из тихого омута своих размышлений, тупо уставился на Блейна, прикидывая, умел ли его Дом читать мысли.

– Чт… Как? – заморгал он, и Блейн слегка улыбнулся.

– Ты спорил вслух сам с собой. Я разобрал совсем немного, но последняя фраза вышла у тебя громче, – объяснил он, и Курт покраснел от стыда.

– О… – глубокомысленно изрек он, и Блейн усмехнулся рядом с ним, но его смех содержал в себе тяжелую ноту.

– Курт, мы с тобой не слишком много разговаривали, но в первую очередь я хочу сказать тебе самое главное. Я хочу, чтобы ты знал, сейчас и навсегда, что ты можешь высказать мне все, что хочешь. Независимо от того, насколько это причинит мне боль или разозлит, я всегда буду ставить твое благополучие своим главным приоритетом, и ты никогда не будешь хоть как-нибудь наказан за то, что высказываешь свои мысли. Хорошо? – серьезно спросил он, и поставленный в тупик Курт онемел, взирая на него.

Было ли такое возможно? Он не хотел позволять себе надеяться, но Блейн был таким…честным. И каждое предложение, выходящее из его рта, противоречило тысячам страхов и выводов Курта, составленных об этом человеке. Он сидел в шоке, пытаясь переварить услышанное.

Это действительно работало таким образом?

Он мог высказать свое мнение, не опасаясь последствий, как равный. Это казалось слишком многим, но если Блейн так сказал, тогда, может быть, так оно и было? Он не мог найти причину, зачем ему понадобилось бы лгать, если только он намеренно не обманывал Курта ради наказания.

Эта мысль больше непоколебимо не сидела в его голове, что было удивительно.

– Хорошо… – прошептал он, немного ошеломленный, наконец, понимая, что он не мог сказать ничего другого и осознавая, что сделал правильный выбор, когда Блейн засиял, глядя на него.

Курт в ступоре уставился на него, ослепленный этим сиянием.

– Отлично. А теперь, прежде всего, я хотел бы побольше узнать о тебе, а также чтобы ты узнал побольше обо мне. Как насчет того, чтобы рассказать мне кое-что о себе? – спросил Блейн, нетерпеливо устремляясь поближе к нему и сжимая его руку. Курт и не заметил, что до сих пор обхватывал своей рукой его ладонь и теперь он практически горел, сосредоточившись на тех участках, где соприкасалась их кожа. Он покраснел, когда посмотрел на них, и тут в его голову пришла мысль; они же не должны обсуждать… сексуальные темы…и…прочие вещи.

Он мысленно ударил себя, но ничего не мог с этим поделать. Он никогда не чувствовал себя комфортно при упоминании… этого. Размышлять или действовать?

– Курт? – нежно подтолкнул Блейн, и Курт устремил глаза обратно вверх.

– Прости… Ты просто у-удивил меня, так что… Я не…Я не знаю, что сказать, – пробормотал он, и Блейн улыбнулся, едва заметно рисуя пальцами крошечные узоры вокруг выступающей косточки его запястья.

– Только самое основное о себе, о своей семье, друзьях, хобби… обычные темы, которые обсуждают на первом свидании, – пошутил он, мысленно отругав самого себя, но Курт закусил губу, после чего воздух наполнился тихим смехом, и Блейн, запечатлевший в сознании эту картину, потерял дар речи.

– Это первое свидание? – застенчиво спросил он, и Блейн пожал плечами, чувствуя нервное подергивание пальцев под своей ладонью.

– Конечно, почему бы и нет? Я имею в виду, что в ближайшее время хочу пригласить тебя на настоящее свидание, но на данный момент будем считать, что оно происходит сейчас, – он подмигнул, изо всех сил пытаясь сделать приятное сабу, и Курт покраснел. На самом деле он принял этот идеальный оттенок розового, который появился на вершине его прекрасных скул, и Блейн почувствовал, что готов распевать песни с крыш домов.

– Ты не должен этого делать, – прошептал саб, намеренно наклоняя голову, чтобы длинные ресницы отбрасывали тень на его идеальную кожу.

Блейн придвинулся еще ближе, наклоняясь вперед, чтобы попытаться вернуть себе взгляд Курта.

– Я этого хочу. А теперь расскажи мне… кто такой Курт Хаммел? – спросил он дерзким голосом, и Курт почувствовал, что маленькая часть его вернулась на свое место, когда он, подняв голову, подкатил глаза в сторону своего Дома.

Блейн был немного озадачен, прежде чем его затопили явное облегчение и удовольствие. Это было то самое, что он хотел видеть. Невозмутимый Курт. Реакция, не подпитанная страхом, а исходящая от настоящего Курта. Так получалось, что в его маленьком сабе жила частичка дивы? Ему это нравилось. Это говорило о том, что у него были амбиции, цели и упорство, и Блейн не мог дождаться, чтобы стать свидетелем всего этого, зная, что это должно будет выглядеть чертовски сексуально.

С каждым мгновением Блейн был все больше и больше сражен чарами Курта, а сам саб понятия не имел, что вообще что-либо делал.

– Он…он восемнадцатилетний саб из Лаймы, штат Огайо. Он живет со своим отцом и мачехой, а его сводный брат недавно переехал жить к своей девушке-Дому…гм…мои лучшие друзья Джефф и Мерседес… – он замолк, на самом деле не зная, что сказать. Как бы вы подытожили кому-то свою жизнь?

В любом случае, он не вел чересчур бурную жизнь.

– У тебя есть хобби? Что ты любишь делать в свободное время? – спросил Блейн, очарованный звуком его голоса, без смущенного заикания и робости.

Он был завораживающим.

– Чтение… и одежда, которую я сам придумываю, – он пожал плечами, помимо воли переводя взгляд на гладкий хлопчатобумажный верх Блейна, который он на себя натянул, и его серые пижамные штаны.

– Одежда? – выгнул бровь Блейн.

– Я люблю моду. Мне нравится проектировать и изготавливать одежду, если мне удается достать немного ткани, – правдиво ответил Курт, открывая ему крошечную часть себя, и Блейн постарался приободрить его, еще больше поражаясь сабом.

– Ты все это время тихо осуждал мой наряд, ведь правда же? – его уязвленный тон заставил Курта еще раз невольно захихикать. Блейн действительно был очаровательным с тех пор, как начал эту беседу, и Курт с трудом мог оставаться объективным.

– Возможно… – сказал он игривым тоном, без разрешения просочившимся в его голос.

– Это коварное качество, не так ли? С этого момента я должен буду следить за тем, что ношу, – он усмехнулся, разглядывая свою безыскусную одежду, прежде чем снова продолжить – Чем занимаются твои родители?

Курт сразил его взглядом, в котором читалось «Серьезно?», потому что он на самом деле был из Лаймы… и его родители, как и все остальные в этом городе, были профессиональными безработными.

– Это Лайма. Там не так уж много вариантов. Мой папа ремонтирует технику. Он ходит по городу и чинит людям вещи, а Кэрол, моя мачеха, работает медсестрой, когда больница может себе позволить содержать одну ставку, – он пожал плечами, и его голос прозвучал так, как будто он практически смирился с таким положением дел, а Блейн почувствовал, что по его спине прошел холодок.

Дела действительно обстояли так плохо?

Может быть, и он и вправду был настолько окружен своим уютным маленьким пузырем, что понятия не имел, что у других людей не было никакой работы, не было денег и еды? Он почувствовал желание попинать свою задницу.

Он сделал себе заметку обратить на это внимание, опасаясь поднимать эту тему сейчас, когда они так замечательно разговаривали, и Курт на самом деле расслабился в его присутствии. Не было ни напряженных плеч, ни сгорбленной позы, он просто демонстрировал изящные изгибы.

– Хорошо… Каковы твои планы на будущее? – наконец спросил он и вздрогнул от циничной улыбки Курта.

– Опять же, это Лайма. Люди там не строят планов. У тебя есть сумасшедшие мечты, которые согревают тебя по ночам, но просыпаешься ты в реальности. Моим планом было закончить старшую школу, не будучи вынужденным делать что-то, чего я не хочу, и затем провести остаток своей жизни, пытаясь помочь своей семье выжить. Вот и все, – с горечью сказал он, и Блейн пожалел что спросил.

«…Не будучи вынужденным делать что-то, чего я не хочу…»

Эта фраза пробрала его ознобом.

Но он отказывался рассматривать ее по отношению к себе. Это было не то же самое. Блейн заявил права на Курта должным образом и имел более чем благородные намерения. Он не был одним из тех Домов, которые быстро закрепляют за собой саба, чтобы с ним развлекаться.

Ведь Курт не думал, что он был таким?

Он не выдвигал ему никаких обвинений, но Блейн чувствовал себя параноиком. Отодвигая в сторону эти мысли, он попытался сосредоточиться.

– Ладно, я это понимаю. Но что теперь? – спросил он, глядя в эти мертвые глаза, и гнев Курта сменился замешательством.

– Что ты имеешь в виду? – нахмурился он, сильно опуская вниз линию бровей, и Блейн слегка пожал плечами.

– Ну ты теперь живешь здесь, со мной, и принимая во внимание, что ты задержишься здесь очень надолго, как мне кажется, у тебя теперь появились варианты. Итак, существует ли вещь, которой ты бы хотел заняться? – спросил он, стараясь удерживать свой тон спокойным и слишком сильно не подчеркивать напряженность, впервые сквозящую в нем.

– Ты позволил бы мне работать? – ахнул Курт, и Блейн почувствовал, словно его снова ударили ножом в живот.

Он встал, чувствуя волну нервной энергии, гнева и боли, накрывающую его, когда он расхаживал перед диваном, где Курт теперь прижался ближе к краю, готовый удрать, очевидно, взволнованный его внезапным взрывом.

– Что именно ты слышал обо мне и моей семье, что заставило тебя спрашивать подобные вещи и так сильно меня ненавидеть? – спросил он прерывающимся, отчаянным голосом, который надтреснулся, заставляя сердце Курта страдать, потому что он знал, что снова причинил ему боль. Саб в нем ныл, наседая на него, чтобы он сделал что-то, чтобы исправить ситуацию, и Курт должен был воспользоваться моментом.

Ненавидеть?

Неужели он ненавидит Блейна?

Несмотря ни на что… нет, он этого не делал. Он не мог полностью доверять этому человеку, но он не давал ему никаких оснований для ненависти. Он не сделал ничего такого, чего раньше не делал любой несвязанный Дом по отношению к несвязанному сабу, и, на самом деле, Курт мог сказать, что Блейн старался. Он старался так усердно, угождая ему, чтобы вытащить Курта из его оцепенения. Это заставило его поставить под сомнение каждое устоявшееся представление о Блейне.

– Нет…Блейн, нет… Я не…Боже, я не ненавижу тебя… – он провел рукой по волосам, и понял, что быть честным и говорить начистоту, как бесчисленное количество раз делал Блейн, теперь было единственным способом исправить все, что он разрушил.

– Я просто… он закрыл глаза и глубоко вздохнул, – Мне страшно.

Блейн смотрел на него несколько долгих мгновений, прежде чем опуститься вниз и настойчиво усесться с ним рядом, только в этот раз еще ближе, чем раньше. Так близко, что Курт мог подсчитать каждую крапинку золота в его глазах и, возможно, почувствовать тепло, излучаемое его телом.

– Почему ты так боишься? – прошептал он, про себя молясь, чтобы Курт ответил честно, тогда он смог бы начать верить ему и в других вещах. Для перемен необходима была правда.

Курт думал некоторое время о том, что сказать, пытаясь воедино собрать все мысли в своей голове, чтобы решить, как объясниться, но все они были кривыми и дырявыми из-за нехватки составных частей.

Он мысленно вернулся к своим родителям и их связи. Корню всего. Он вспомнил, как идеально они смотрелись вместе. Как они любили друг друга, а потом он подумал о времени, проведенном в МакКинли. Где все вокруг кичились друг перед другом. Где безнадежность и безысходность приклеилась ко всем из них.

– Там, откуда я родом, люди не могут себе позволить вступить в надлежащую связь. И… я думаю, они выбрали такой путь в качестве защитного механизма. Легче поверить в то, что ты не хочешь чего-либо, чем хотеть этого и знать, что ты никогда это не получишь. Они с-спят с кем попало и ищут выход для своих гормонов везде, где только можно, а те немногие, кто решил быть моногамным, становятся объектами насмешек, – он сделал паузу, чтобы абстрагироваться от оскорблений, которые всплыли в его голове. – Слухи о том, как живут богатые люди и как они относятся к тем, на кого заявили права, только укрепили их решимость жить так, как они живут. Они полагают, что если люди, скрепленные Постоянной связью, держат сабов на стороне и делают все, что им заблагорассудится, то почему бы им не делать то же самое с их временными парами? – объяснил Курт торопливым голосом, не уверенный что произнесенная им речь имела какой-то смысл.

И, судя по растерянному взгляду Блейна, его там все-таки не было.

– Я понимаю это, но что заставляет тебя испытывать страх сейчас? – спросил он, и Курт опустил голову, чувствуя смущение, от того, что Блейн выяснит, насколько он неопытен. Может быть, он посчитает его неадекватным сабом? Эта мысль внезапно показалась ему неприятной, и он не хотел думать, по какой причине.