Текст книги "Keep my heart captive, set me free (ЛП)"

Автор книги: The Queen of Rose

сообщить о нарушении

Текущая страница: 59 (всего у книги 94 страниц)

Его кровь вскипела, и каждый собственнический инстинкт, который в нем когда-либо существовал, стремительно ожил, понуждая его запрыгнуть на сцену и снять ее оттуда, чтобы она продолжала быть только его красивым сабом, чтобы на нее взирали только его глаза, касались только его руки и только его разум представлял ее в страстных метаниях, нуждающуюся и безрассудную для него и только лишь для него.

Где-то вдалеке он услышал, как диктор открыл торги на платье. Цена начиналась с двухсот долларов, но быстро взлетела, перевалив за тысячу, когда голодные взгляды пировали на его сабе, желая ее и видя все, что он рассмотрел в ней давным-давно. И в нем нарастало безумие от ревности и необходимости оградить ее от них.

Он поднял глаза и увидел, что она прекратила свое вращение, прежде чем встретиться с ним взглядом. Выражение ее лица было сомневающимся и неуверенным, словно ей было все равно, что все остальные в комнате хотели ее, жаждали ее, восхищались ею… как будто он был единственным, чье мнение имело для нее значение.

Она положила руку на бедро, немного выставляя его на обозрение, и платье закружилось вокруг нее, а ладони окружающих Уэса людей взметнулись вверх, торгуясь за предмет одежды, который был на ней надет.

Внезапно его гормоны разгорелись пламенем, а грудь напряглась, когда в голову пришла мысль. Если бы он был уравновешенным и сдержанным, то посмеялся бы над собой за то, что сошел с ума и действовал подобным образом, но он ничего не мог с этим поделать.

Люди вокруг него кричали и предлагали деньги, чтобы купить платье, которое она носила, выглядя при этом как некое существо из фантастического фильма; фея, ангел и как будто сама магия.

И люди хотели это платье, ее платье.

Платье, которое касалось ее кожи, оборачивалось вокруг нее, как летний бриз, и ласкало ее тело так, как было позволено только ему. И если они выиграют, кто-то другой дотронется до этого платья, прикоснется к тому, что было предназначено ему и для него, и посреди похоти и ревности, которыми был охвачен разум, это прозвучало так, как будто кто-то коснется ее.

Она произвела еще один изящный вихрь, раздались щелчки фотоаппаратов, и ее кудри подпрыгнули, обнажая метку на ее шее, темную, практически черную, пурпурного оттенка с едва различимым черным контуром принадлежности, но Уэс знал, что он там был…эта линия на сердце, которую она поместила себе на шею, делала Мириам принадлежащей ему.

Она повернулась к нему, ее выражение лица было закрытым и осторожным, пока саб ожидала его реакции, но Уэс даже не контролировал этот жест, когда его рука взлетела вверх, а аукционный флажок вспыхнул ярко-зеленым цветом, и Дом заговорил громче всех голосов, выкрикивающих свои предложения.

– Восемь тысяч долларов!

Настал момент ошеломленной тишины.

Диктор уставился на него во все глаза, гости смотрели в шоке, а Мириам замерла на сцене, глядя на него широко распахнутыми глазами и неуверенно делая шаг назад, чтобы, следуя протоколу, уйти со сцены, переодеться и поместить платье на вешалку, чтобы его отправили покупателю.

– Ладно…хм…восемь тысяч долларов раз…восемь тысяч долларов два…продано Дому Уэсу Монтгомери. Спасибо, Мириам, – закончил он, выдавив непринужденную улыбку, и она мягко поклонилась, поспешно удаляясь со сцены.

Ее исчезновение за занавесками вырвало Уэса из оцепенения, и он вскочил, готовый к действию, и покинул свое место, проталкиваясь сквозь толпу по направлению к закулисной зоне.

Он обнаружил, что Тад охранял вход за кулисы, но маленький саб ничего не сказал, наблюдая, как Уэс напролом несся в его сторону. Он просто отошел в сторонку, поднимая занавеску, чтобы он нырнул под нее.

Уэс пробирался сквозь стеллажи с одеждой и, прежде чем он смог это осознать, Дом столкнулся лицом к лицу со своим сабом… широко раскрытые зеленые глаза, нижняя губа между жемчужными зубами, длинные волосы, которые ловили на себе свет и пылали, словно огонь, и это греховное зеленое платье, все еще танцевавшее вокруг нее.

Боже, она была прекрасна.

– Сэр… – начала она, ее выставленные вперед пальцы болезненно сжались, а голос был тих. – Сэр, я сожалею.

Эти слова ударили его, словно пощечина, и Дом посмотрел на нее, пребывая в шоке, когда понял, что она не видит в его глазах восхищения и яростного стремления ее защитить. Она была неуверенной и уязвимой, а его Мириам никогда не была такой. Она была сильной, независимой и знала себе цену.

Она не была этим…этим робким человеком на которого он смотрел, и Уэс боялся, что это именно он заставил ее вести себя именно так.

– Мириам, тебе не нужно сожалеть. Почему ты извиняешься? – спросил он, борясь за то, чтобы держать под контролем гормоны, когда Дом приблизился к девушке и потянул ее, усаживая рядом с собой на мягкий диван подальше от шума импровизированной раздевалки.

– Я…я действительно не знаю… я просто…твое лицо не выражало счастья…так что…я подумала, – начала она, а ее фразы путались и выходили поспешными, пока она пыталась прочитать Дома.

– Я удивился, милая, вот и все, – осторожно заверил он ее, и она кивнула, убрав от него руки и осторожно сложив их на свои колени, укрытые зеленью и серебром. – Ты не говорила, что изменишь свою внешность, поэтому я был в шоке.

– Я просто…я сделала это ради тебя…в каком-то роде… – призналась она, глубоко вздохнув и глядя на него с медленно возвращающимися искрами смелости и ее обычной неистовости.

– Что ты имеешь в виду? – спросил он, нахмурившись от ее слов.

– Я просто…теперь, если честно, я чувствую себя глупо, – с печалью сказала она, раздраженно вздохнув, и он нежно обхватил ее щеки.

– В этом нет необходимости. Я просто не понимаю, что ты имеешь в виду, говоря, что сделала это для меня? – спросил он, и Мириам в течение секунды терлась носом о его ладонь, прежде чем осознать, что ей просто нужно объясниться, так же как она сделала это с Куртом.

– Ладно…хм…просто выслушай меня и не перебивай, пожалуйста. Ладно? – снова попросила она, кусая губы, и Уэс приблизился к ней и закрыл глаза от легкого аромата ее духов, которые, к счастью, остались неизменными.

– Я знаю, что ты меня любишь. Ты делаешь это настолько до боли очевидным, что для меня не существует абсолютно никакого способа об этом не знать. Также я знаю, что ты находишь меня красивой и гм.. желанной, я думаю, это будет правильным словом. Но…я…я даже не знаю, как это сказать, – усмехнулась она, и Дом дал ей минуту, чтобы собраться, прежде чем продолжить. – Ладно, дело вот в чем: у многих твоих друзей есть сабы, которые абсолютно великолепны. Такие как Дэвид, у которого есть Коринн, и откровенно говоря, она самая красивая девушка в Далтоне. У Дэйва есть Себастьян, и он горяч, как само пекло. Блейн выбрал Курта, которые в свои худшие дни похож на ангела, а теперь у Ника есть Джефф, и не заставляй меня начинать про этого блондина.

Уэс склонил голову, чтобы показать, что он принимает эту точку зрения и следит за ходом ее мысли. Он допускал, что это было в достаточной мере правдиво.

Она продолжила:

– И иногда я смотрю на них, когда они идут друг с другом и вижу, как, например, Дэвид гордится тем, как сильно ему завидуют люди, что он связан с Коринн, а еще я знаю нескольких парней, которые говорили о том, как повезло Нику, и Ник сиял от этих слов…а я просто… у тебя никогда этого не было. Я знаю, что ты считаешь меня красивой, но я также знаю, что ты предвзят. Я не уродлива, но я не… Я не та, в чью сторону поворачивают головы и кто привлекает внимание, и я подумала и захотела…Я захотела дать тебе одну ночь, когда люди бы тебе позавидовали, и ты мог бы гордиться, потому что знал бы, что я всегда хотела только тебя. Поэтому я пошла к Курту, и все это произошло.

Мириам смущенно улыбнулась сама себе, и Уэс был не в состоянии поверить, что она такое говорила.

Как она могла не знать, что ему открыто завидовали люди всякий раз, когда он шел, держа ее за руку? Как же она не знала, что делала с Домами ее улыбка, и как много внимания привлекало ее хрупкое тело в сочетании с интеллектом и силой?

– Мириам… – сказал он на выходе, и она встала, стараясь не наступать на подол платья.

– Я знаю, что это было глупо, и я возвращаюсь к тому, чтобы через час стать просто Мириам, и мы можем об этом забыть, – тихо сказала она, и Уэс тоже встал, становясь позади нее и обнимая ее за талию.

– Ты выглядишь прекрасно, любимая. И люди это видели и завидовали мне. Но я хочу, чтобы ты знала только одну вещь. – Он поцеловал ее в плечо. – Ты выглядишь прекрасно каждый день своей жизни. Когда ты хочешь хорошо выглядеть и наносишь макияж, когда ты утомляешься работой и засыпаешь над своим столом со съехавшими очками и пуская слюни, и когда ты просыпаешься утром со следами подушки, отпечатавшимися на твоих щеках… в каждый момент каждого дня ты выглядишь для меня потрясающе. И каждый раз, когда я на людях беру тебя за руку, я ощущаю себя самодовольным маленьким пещерным человеком, потому что я – тот, кто держит твою руку, я тот – кто носит на своей шее твой цвет. Я люблю тебя. И я горжусь тем, что я с тобой. Сегодня, когда ты выглядишь для каждого, словно фантазия, и во все остальные ночи, когда ты являешься моей фантазией, – сказал он сабу, обнимая ее и целуя щеки, нос и губы.

– Так я должна оставить этот цвет волос и контактные линзы? – спросила она с мягкой, наполненной осторожной гордостью улыбкой.

– Мне нравятся волосы, и я влюблен в это платье. Но я скучаю по очкам. Ты с ними очень сексуальная. Так что, мы можем оставить платье, волосы и очки? – спросил он, ткнувшись своим носом в ее.

– Мы можем оставить все, что ты захочешь, – сказала она, обвивая его шею, и Уэс снова поцеловал ее в губы.

– Только ты, – прошептал он, когда оторвал Мириам от земли и закружил ее, заставив девушку захихикать, и снова в нее влюбляясь.

***

Курт неистовствовал за кулисами, проверяя и дважды перепроверяя людей, прежде чем они выходили на подиум, внося изменения в последнюю минуту, сбрызгивая волосы лаком или блеском, чтобы поймать освещение.

Фактически он настолько увлекся, что почти не заметил, что это была Мириам в его платье, которая внезапно предстала перед ним для последних штрихов.

Курт изо всех сил разглядывал трансформацию саба, хотя он был единственным, кто сидел рядом с ней и планировал ее.

– Ты выглядишь потрясающе.

Она скромно наклонила голову и мягко провела руками по бедрам, разглаживая складки.

– Спасибо. Платье, безусловно, более чем наполовину послужило причиной, почему это так.

Оно действительно потрясающее, Курт.

Курт заставил себя сосредоточиться, используя критический взгляд, чтобы заметить что-нибудь неладное. Было сложно быть объективным. Он в действительности гордился собой, но его все еще бил абсолютнейший мандраж от того, что люди не собирались реагировать на него так же, как на известные имена.

– Мне кажется, что я потеряю сознание, – признался он, чувствуя себя слабым.

Она поморщилась и пошутила.

– Почему бы тебе не вселить в меня уверенность.

Он глубоко вздохнул и наклонился, производя ненужную возню с кружевами

– Ты права. Ты будешь потрясающей, платье будет потрясающим, и все будет потрясающе.

– Продолжай это повторять, и я думаю, что смогу начать тебе верить, – слабо улыбнулась Мириам, глядя прямо перед собой и глубоко дыша.

– Мириам, твой выход! – позвал кто-то.

– О боже, – хныкнула она, и ее самообладание полностью исчезло. – Что, если я упаду лицом вниз? Эта самая глупая вещь, на которую я когда-либо подписывалась вместе с клубом коллекционирования марок, в котором я состояла в детстве.

Курт должен был посмеяться над этим заявлением, когда поднялся вместе с ней к темному проходу и вышел к началу подиума. Здесь музыка была громче, она гремела, и ее удары били им в грудь.

– Все будет хорошо, ты не упадешь. Просто сосредоточься на Уэсе. Он с левой стороны, на десятом кресле снизу, ладно?

– Ладно. Ладно. Я справлюсь.

А затем она вышла сразу же, как только Райан вернулся со своего дефиле, широко улыбаясь и торопясь переодеться в следующий наряд.

Курт нервно наблюдал за ее проходом, видя реакцию толпы и шум, чуть не скончавшись от сердечного приступа, потому что людям это нравилось. Они действительно смотрели на то, что он сделал, с восхищением, желанием, интересом и…

Восемь тысяч долларов?! Уэс, должно быть, спятил!

Саб возгордился не слишком сильно, чтобы отрицать, что он чуть не лишился чувств.

Весь остаток вечера в нем бурлил высокий уровень адреналина; его воспоминания покрылись дымкой на оставшуюся часть показа мод, он получил поздравления и похвалы, когда вышел на подиум под яркий свет огней и вспышки камер, Блейн выбежал с букетом цветов, а Хикару пожал сабу руку и поблагодарил заготовленной речью.

Однако времени отдыхать и купаться в лучах славы не было, потому что следующими на очереди были выступления “Соловьев”, когда они пели в причудливом исполнении «One Direction’s», «Best Song Ever», «Destiny Child’s», «Bills Bills Bills» и несколько классических песен из Сэма Кука и Стиви Уандера, чтобы развлечь толпу, поскольку люди образовали мешанину, напились и раскрыли свои карманы еще шире.

Каждый последний кусочек одежды был распродан, как и предметы искусства, и альбом Соловьев “День Святого Валентина”, который они записали несколько месяцев назад.

Хотя ничто не заработало больше денег, чем платье Курта, и он испытывал дивное чувство гордости собой, когда шел по комнате и пожимал руки направо и налево, принимая комплименты и похвалу за хорошо выполненную работу, как над показом, так и над платьем.

В конце концов, хаос и эффектное действо подошли к завершению, все рассосались, отправившись по домам, а Курт крепко обнимал своего преисполненного гордостью и радостью отца.

– Ты хорошо все сделал, ребенок. Действительно хорошо, – ухмыльнулся Берт, похлопывая его по спине.

– Спасибо, – пробормотал Курт в его грудь, зная, что мнение его папы всегда будет самым важным в его жизни…наряду с мнением Блейна.

– А твое платье! – воскликнула Кэрол, когда саб, наконец, отстранился. – Оно было таким красивым, милый.

– Оно несомненно было таковым, – всецело согласилась Дана, глаза которой сияли. – Я думаю, что у меня появилась очень серьезная конкуренция в мире моды.

– На твоем месте, Дана, я бы опасалась. Он может украсть твой трон с такими проектами, как этот, – раздался голос позади них, и все они повернулись, чтобы увидеть, как к ним приближаются Тара и Хикару со счастливыми улыбками на лицах.

– Если честно, я не против быть свергнутой кем-то столь же талантливым, как Курт, – изящно сказала Дана, но саб застенчиво улыбнулся и сжал ее руку, качая головой.

– Я не думаю, что в этой области существует кто-то, кто может вас свергнуть. Поверьте мне, – возразил он, потому что к концу дня она все еще оставалось для него одним из идолов моды, но Дана снисходительно улыбнулась, поцеловав его в щеку и поймав гордый взгляд Берта, слегка кивнула.

– Курт, ты сегодня отлично справился с этим событием. Я очень горжусь позитивным светом, который оно прольет на Далтон, и все это благодаря тебе, – сделал комплимент Хикару с сияющей улыбкой, и Курт кивнул, пока руки его родных проложили путь к спине и плечам саба в молчаливой гордости и поддержке.

Все присутствующие посмеялись над его внезапной скромностью, когда ранее он с рявканьем отдавал приказы направо и налево каждому встречному. Курт окрасился в прекрасный красноватый оттенок от похвалы, преисполненным счастьем, когда Блейн притянул его к себе.

– Я так горжусь тобой, прекрасный, ты даже себе не представляешь, – прошептал Блейн ему на ухо, и Курт превратился в звук, слова и прикосновения, находясь в поиске и стремясь к большему, большему, большему. Он ощущал в себе наркотическое опьянение от эндорфинов из-за сделанных комплиментов.

– Ребята, мне кажется, пришло время отправляться домой. Завтра меня ждет ранняя работа в доме Шустеров, – объявил Берт, предлагая Кэрол свою руку, которая приняла ее с благодарной улыбкой.

– Я позвоню водителю и удостоверюсь, что он готов вас отвезти, – сказал Джаред, вытаскивая свой телефон.

– Пойдемте, возьмем наши пальто, – предложила Дана, отстранившись от них.

– Вот дерьмо, – внезапно сказал Курт, останавливаясь на своем пути и пытаясь ускользнуть от Блейна.

– Что такое? – спросил Дом, притягивая его руками за талию.

– Мне кажется, я оставил свою папку за кулисами на одном из столов, – нахмурился Курт, глядя на своего отца и Кэрол, которые натягивали пальто, чтобы покинуть помещение и посмеивались над жестикуляцией Даны.

Он разрывался на части, потому что кроме новогоднего обеда у него на самом деле не было времени, чтобы навестить их или поговорить, и сегодня вечером они были здесь, а он все же не смог сэкономить время, чтобы побыть с ними.

Однако, его Дом знал его лучше, чем кто-либо, и осознал внутреннюю борьбу, которую переживал саб.

– Пойди, проводи их. Я захвачу для тебя папку и встречу здесь же, – предложил Блейн, клюнув его в щеку.

Когда Курт в ответ просиял, Блейн понял, что произнес правильные слова.

Саб с энтузиазмом подарил ему поцелуй в губы, который в тысячу раз увеличил цену крошечного крюка, в спешке преодолеваемого Домом, желающим вернуться, в надежде получить нечто большее. Вдалеке Блейн слышал, как Курт шутит со своими родителями, чувствуя, как на его губах появляется улыбка, когда он обернулся и увидел улыбающегося и красивого саба, склоняющегося к своему отцу.

Закулисное пространство походило на город-призрак по сравнению с тем, каким оно было раньше, повсюду были раскиданы выброшенные за ненадобностью предметы и мусор. Дому стало жаль уборщиков.

Оглянувшись вокруг, он увидел то, что хотел; эту огромную, красную папку с кусочками и обрезками, торчащими из нее под разными углами. Блейн был удивлен, что Курт мог таскать ее повсюду, она выглядела настолько тяжелой, что уже едва ли не рассыпалась от такого интенсивного использования!

Ринувшись к ней, он схватил папку… вот только сильно недооценил вес. Иисус! Какого черта, Курт!

Вещь упала на землю, и пальцы его ног едва избежали удара, повсюду разлетелась бумага, а Блейн поморщился и вздохнул: «Отлично».

Он опустился на колени и начал все это собирать, не обращая внимания на то, чем он наполнял папку, пока его рука не задела что-то глянцевое и гладкое. Нахмурившись, он посмотрел на то, что скрывалось под какой-то таблицей, и поднял этот предмет, разворачивая его к себе.

Заголовок «Блейна гложут сомнения?» кричал ему с обложки вместе со старой фотографией его самого в шапочке и солнцезащитных очках, выглядевшего мрачным и изможденным.

Сначала он подумал, что это старый журнал. В конце концов, это было старое фото, он не носил эту шапочку уже около года, но он был приурочен к прошлой неделе.

Почему он был у Курта?

Ощущая на себе какое-то снедающее чувство, Блейн заглянул в открытую папку и начал перелистывать страницы. Большинство из них было торопливыми заметками, эскизами или заказами на покупку, но затем он добрался до низа, и его желудок рухнул вниз от того, что он обнаружил.

Было еще два журнала с одинаково ужасными заголовками, которые ставили под сомнение и принижали его решение быть с Куртом, и куча вырезанных и выделенных абзацев статей из интернета, блогов, газет с нападками на Курта, ссылающихся на то, что его мать потеряла рассудок и состоятельность как Дома, и жестко оскорбляющих Лайму и тамошних людей. На обратной стороне каждого из них было имя Курта, нацарапанное одним и тем же почерком, а сгибы в них говорили Дому о том, что их собирал не сам Курт, а они были переданы ему в качестве записок.

Все они, казалось, разглаживались и перечитывались сотни раз, и Блейн почувствовал, что его кровь начинает закипать под кожей, а сердце набирает скорость, когда его организм наполнила смесь адреналина и тестостерона.

Брэд.

Кретин, который всегда ошивается вокруг, навлекая проблемы на своих собратьев-сабов. Ник рассказывал, что он поймал его за тем, что тот не давал жизни Джеффу, и Блейн постоянно слышал от Себа, как он ненавидел, что этот парень был в его классах. Классах, которые также разделял с ним Курт.

Блейн знал, что это сделал он. И таким образом он доставал его саба? Причинял ему боль лживыми словами и лживой информацией? Он был достаточно взбешен для того, чтобы возжелать немедленно пойти, найти его и уничтожить его жалкую задницу за то, что он творил все это время, являлся ли он сабмиссивом или нет.

Но существовала более глубокая, более свирепая ярость, которую он обнаружил кипящей внутри него, подпитываемую жалом предательства.

Это была ярость одураченного Дома. Ярость Дома, чей саб скрывал от него такие вещи, давая фальшивые обещания, а в действительности подвергая себя опасности.

О, он собирался разобраться с Брэдом, подумал Блейн, когда встал с колен и захлопнул папку, находящуюся у него в руках, надежно зажимая между темно-красными переплетами вырезки из статей. Но сперва он должен был убедиться, что его саб никогда больше не ослушается его подобным образом и не подвергнет себя такой опасности.

P.S. пикабу – детская игра в прятки, во время которой лицо играющего время от времени чем-то закрывается, а при возгласе ‘peekabo’ или ‘boo’ открывается

========== Изменить ситуацию. Часть 7. ==========

Блейн вышел из-за кулис, резко взмахнув занавеской, как раз, чтобы увидеть Курта, машущего рукой своим родителям, и Дом никогда не чувствовал себя более благодарным, чем в этот момент, что это произошло так кстати.

С руками, трясущимися от грозы, разразившейся внутри него, и папкой, угрожавшей просто-напросто развалиться под едва сдерживаемым весом, он подошел к своему сабу, который обернулся на звук шагов.

Улыбка на лице Курта мгновенно угасла при виде гнева и разочарования, о которых, как он знал, ясно свидетельствовали непроницаемые черты лица и папка в его руках.

Голубые глаза заблестели от страха и узнавания, и визуальное подтверждение его догадок приводило в бешенство.

– Сэр… – начал Курт тонким и настороженным голосом. Было ясно, что он полностью отдавал себе отчет в том, что вот-вот должно было произойти, но впервые после того, как он увидел его на Смотринах, Блейн не чувствовал себя поверженным наповал из-за этих грустных голубых глаз и пухлой, дрожащей нижней губы.

Он чувствовал себя безумцем от страха и беспокойства, эмоции скручивали внутренности Дома узлом, когда его разум штурмовали мысли о том, что же еще Курт держал в секрете, а все остальные ощущения просто уступили место этой удушающей панике.

– Не надо мне «сэров», Курт. Что это такое? – сказал Блейн, поднося папку прямо к его лицу, и тон его голоса заставил саба задрожать.

– Это…это моя папка… – неубедительно попытался он, но Дом сердито посмеялся над этим увиливанием.

– Я это вижу. А еще я случайно ее уронил и увидел, что ты скрываешь внутри. Это твой способ «справиться с ситуацией», Курт? – помахал он папкой, и саб заметно вздрогнул от напоминания об их разговоре, когда все это началось.

– Я был…я… – он покачал головой, пытаясь развеять туман, который не давал ему составить предложение.

– Забавно. Потому что сокрытие проблем на дне папки, по-моему, совсем не походит на их разрешение, – огрызнулся Блейн. – Почему ты не рассказал мне? Почему, Курт?

Обвинение причиняло боль. Почти что физическую, заставлявшую его сердце биться о грудную клетку, что затрудняло дыхание.

Нет. Нет. У него были причины, ему просто нужно было их озвучить. Блейну просто надо было выслушать.

– Я…я хотел сделать это сам… не беспокоить тебя… – попытался объяснить саб, но голос Блейна повысился, а ярость в его глазах заставила Курта отступить на несколько шагов, чувствуя себя сейчас очень маленьким и юным.

Иногда с Блейном легко было об этом забыть, потому что большую часть времени он вел себя столь беззаботно и по-детски, но между ними существовала разница в четыре года, и это никогда не было столь очевидно, как в этом самый момент.

Он не боялся Блейна. Не в том смысле, что страшился испытать боль. Но взгляд его глаз был страшен сам по себе, а сила, выплескиваемая им тяжелыми волнами, заставляла саба захотеть стать на колени, обнажить свою шею и умолять о прощении.

Эта реакция разожгла его собственное гневное пламя от того, что физиология заставляла его преклоняться, чтобы успокоить Блейна на биологическом уровне, независимо от ситуации. Он знал, что Дом никогда намеренно не использовал эту силу против него, но прямо сейчас гнев ощущался как единственный щит, когда саб чувствовал себя таким открытым, выставляя себя на показ.

Блейн молча наблюдал за внутренней борьбой Курта, пытаясь найти нить спокойствия. Ему казалось, что он горит.

– О чем еще ты мне не рассказывал, Курт? О чем еще ты солгал? – процедил Блейн после того, как сделал глубокий вдох.

– Я не лгал! – закричал Курт ему в ответ, дрожащим и слабым голосом, руками обнимая свое туловище в защитном жесте.

Он не лгал. Он этого не делал.

– Удерживать это в секрете, когда ты говорил мне, что расскажешь, если ситуация выйдет из-под контроля – это лгать мне. Говорить, что с тобой все в порядке каждый раз, когда я спрашивал, хотя тебе было известно, что это не так – это лгать! – громко сказал Блейн, находящийся на грани того, чтобы сорваться и заорать.

Он не мог припомнить, чтобы когда-нибудь так терял контроль.

Курт открыл рот, но из него не выходило ни слова, поскольку тяжесть, исходящая от Блейна, просачивалась ему под кожу.

– Что еще он сделал? – потребовал Блейн, подходя ближе.

Он едва мог дышать. Черные пятна начали застилать ему обзор.

– Он издевался над тобой какое-то время. Отправлял эти заметки. Преследовал тебя…он ударил тебя?

За каждым вопросом следовал шаг к нему, сокращающий пространство, которое саб установил между ними.

– Что?! Нет, – задохнулся саб.

– Курт, – прорычал его Дом.

Он с трудом сглотнул, снова почувствовав на своей руке призрачные пальцы и жесткое столкновение с книжной полкой позади себя.

– Он толкнул меня. Вот и все. Я не пострадал, – поспешно сказал он.

Блейн выругался.

– Иисус, Курт! Что случилось с твоим доверием ко мне, а? Что произошло с обещанием, что ты придешь ко мне, если все выйдет из-под контроля?

Вина нарастала, кирпичик за кирпичиком складываясь в замок, выстроенный на фундаменте его проступков, который заставлял его оправдания выглядеть в сравнении с ним словно жалкие развалины.

Он отрицательно замотал головой. Нет. Нет. Нет.

– У меня все было под контро…

– Это! – вытащил он смятые заметки и журналы и с отвращением швырнул их между ними на пол, а вслед за ними последовала и вся папка. – Это не определение понятия «под контролем». Ни на какой планете, Курт. Блядь!

Он ударил ногой по беспорядку на полу, и Курт почувствовал горячие жала слез, наворачивающихся на глаза.

Саб с болезненным чувством в своих внутренностях осознал, что это сотворил он. Он довел такого счастливого, доброго, щедрого Дома до этой разгневанной оболочки человека.

– Блейн, дорогой, все в порядке? – заглянула в дверь Дана, врываясь в напряженную атмосферу, но Дом поднял руку, чтобы ее остановить.

– Не сейчас, мам. Вы с папой можете идти. Я возьму Курта в свою машину, – вымученно ответил он, и Дана поняла, что ей не нужно соваться в это дело, поэтому она подарила Курту ободряющий кивок, оказывая поддержку, и выскользнула за дверь.

– Надевай свое пальто, мы едем домой, – скомандовал Блейн, когда Дана очутилась вне пределов слышимости, и Курт подскочил от приказа, натянул пальто, шмыгая носом, чтобы сдержать слезы, и поплелся вслед за Блейном в тишине, которая, казалось, навалилась на его плечи весом в тонну, когда они очутились внутри, пристегнули ремни и отъехали от стоянки.

Поездка в машине прошла в полной и подавляющей тишине, очень сильно напоминая Курту о том, как он чувствовал себя в первый раз очутившись в автомобиле с Блейном. Опустошенный, напуганный, безутешный. Конечно же, теперь это происходило совершенно по другим причинам, но все же спектр эмоций, раздирающих его изнутри, был такой же мрачный и обрывочный.

Сбоку от него кипел от злости Блейн, и феромоны, скатывающиеся с его кожи, угрожали задушить саба своей мощью в этом ограниченном пространстве.

Он с распростертыми объятиями встретил свежий воздух, когда они, наконец, вернулись домой, но Курт знал, что его облегчение будет непродолжительным, когда Блейн захлопнул за ними двери, провел его вверх по лестнице, прошел мимо их спальни и вошел в кабинет.

– Садись, – приказал он, и Курт согнулся в кожаном кресле, как подкошенный.

Это было мучительно, он чувствовал, что единственное касание разбило бы его вдребезги от того, как напряженно он сидел.

– Я говорил тебе, что если ты снова солжешь мне, Курт, то наказание будет хуже, – сказал Блейн тем же ненавистным, спокойным голосом. Без интонаций. Просто команда.

Он швырнул на стол блокнот и ручку, и Курт вздрогнул, проигнорировав тяжелый стук сердца в своем горле.

– Сто строк. Без остановки. Без разговоров. Я не буду лгать своему Дому и снова причинять себе боль. Начинай сейчас же, – сказал он, подталкивая к нему ручку и разворачиваясь ко второму креслу в комнате, чтобы расположиться в нем и подождать.

– Блейн… – начал Курт, но он знал, что это бесполезно.

– Сто десять строк, – прервал его Блейн.

– Но… – снова повторил он по причинам, которые и сам не знал.

Он просто хотел, чтобы это холодное, суровое существо исчезло и снова заменилось на его любимого Дома; теплого, уютного и защищающего.

– Сто двадцать, Курт, не делай это сложнее для себя, – в ответ отрезал Блейн, и Курт в течение мгновения смотрел на него.

У саба вновь выступили слезы, когда он захотел, чтобы эти глаза засияли и их окружили морщинки, выступающие от смеха, но сейчас его Блейн ушел, и саб знал, что он в этом виноват.

Возможно, самой трудной вещью было проглотить всю ситуацию в целом.

Он на мгновение пытливым взглядом посмотрел в лицо собственного Дома, отчаянно разыскивая что-нибудь знакомое в этом отрешенном, осунувшемся профиле, но ничего не находил. Блейн сидел в углу на кресле, его взгляд был закрытым и далеким, лицо суровым, а руки перелистывали страницы случайной книги, но Курт знал, что он на самом деле ее не читал.

– Я не слышу, чтобы ты писал, Курт. Еще десять строк и приступай сейчас же, – раздался ледяной и резкий голос из пропасти, которая их разделяла, и Курт вздрогнул, а его пальцы инстинктивно плотно обхватили металлическую ручку, когда он нажал ей на бумагу и в первый раз написал строчку.

Я не буду лгать своему Дому и снова причинять себе боль.

Он не лгал.