Текст книги "Keep my heart captive, set me free (ЛП)"

Автор книги: The Queen of Rose

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 94 страниц)

Еще одна бесполезная слеза скатилась по его щеке.

Его отец сделал для него все, что мог. Он знал, что тот боролся за него, но этого уже нельзя избежать, и его отец был в этом не виноват, поэтому он приготовился и печально кивнул, пытаясь быть сильным, но ощущая себя сломленным.

– Я знаю. Я знаю, что ты не можешь вытащить меня отсюда. Хотя я очень бы этого и желал, – хрипло пробормотал он, посылая своему отцу имитацию улыбки, и Берт крепко обнял сына, давая ему немного дольше погреться в родном уюте.

Курт дрожал в его руках, и Берт оставил мягкий поцелуй на его волосах, проводя рукой вверх и вниз по его спине, пока не услышал, как он глубоко задышал и заговорил тихим шепотом.

– Я так боюсь, папа… – признался он, и Берт почувствовал, что борется со слезами, скапливающимися под его веками, когда он посмотрел на того, кто теперь являлся Домом его сына. Время покажет, приведет ли это к чему-то лучшему или худшему.

Его первые мысли при виде молодого человека были нелестными. В нем не было ничего хорошего, кроме внешности и глубины кошелька. Его губы всегда были вытянуты в снисходительную ухмылку, а под руку в качестве украшения его сопровождал очередной саб-аксессуар. Именно таким он был показан на миллионах фотографий в этих дрянных журналах. Но, если честно, его восприятие было искаженным, как отметила Дана, но несмотря на это, он никогда бы добровольно не отдал своего сына никому, притворяйся он хоть ангелом, хоть дьяволом.

Но Берт вспомнил его лицо на этих фотографиях, и был шокирован, увидев, что молодой человек, принимающий его суровый взгляд, наполненный необоснованными обвинениями, вовсе не выглядел как щеголеватый Дом, которого он видел в новостях.

Этот мужчина… нет…мальчик…выглядел подавленным, хрупким и взволнованным. Он разорвал зрительный контакт с Бертом, глядя на сверток в своих руках нежным, но испуганным и печальным взглядом.

Казалось, он выглядел обеспокоенным… и он дал Берту больше призрачной надежды.

Отвернувшись от этого неистового взгляда, он укачивал своего сына, прижав ближе к себе и приподняв его лицо своей широкой ладонью.

– Я знаю, что тебе страшно. Но, может быть, если ты дашь ему шанс, то, возможно, поймешь, что нет никаких причин, чтобы бояться, – отчаянно произнес Берт, пытаясь убедить их обоих.

– Он собирается причинить мне боль, – боязливо прошептал Курт, и Берт покачал головой, моля Господа, чтобы Дана оказалась права в своей уверенности насчет характера Блейна.

– Я не думаю, что он будет это делать. Даже если все это и не похоже на сказку, о которой ты мечтал, мне кажется, что в конечном итоге ты не пострадаешь. Но если он сделает что-то, что причинит тебе боль – доверься мне, и я горы сверну, чтобы держать тебя в безопасности, – яростно поклялся Берт, и Курт кивнул, чувствуя крохотный намек на нечто, похожее на облегчение в беспорядочно кружащем вихре его эмоций, бунтующих внутри него, зная, что его отец всегда будет поблизости, чтобы убедиться, что с ним все в порядке.

– Обещаешь? – спросил Курт, когда он посмотрел через плечо своего отца широко раскрытыми глазами, чтобы увидеть всю семью Андерсонов, приближающуюся к ним.

Он сжал руку отца в своей и опустил глаза, когда понял, что Блейн был среди них, в то время как они делали все возможное, чтобы приблизиться к нему осторожно, словно к перепуганному лесному зверьку.

– Я обещаю, приятель, – сказал Берт, который тоже заметил влиятельную семью. – Теперь я хочу, чтобы ты тоже мне кое-что пообещал, хорошо?

– Ладно, – немного грустно кивнул Курт, и Берт обхватил его лицо в последний раз, перед тем как выпустить из рук.

– Я хочу, чтобы ты пообещал, что не будешь больше плакать. Что ты будешь сильным и храбрым и постараешься справиться с тем, что тебе выпало. Я знаю, что ситуация не идеальна, но твоя мама всегда говорила, что жизнь – это то, что ты о ней думаешь. Так что постарайся построить из этого что-то хорошее. Я знаю, что ты можешь это сделать, – сказал ему Берт с такой уверенностью и сердечным теплом, что Курт снова расплакался, закинув руки на шею отца и зарываясь лицом в его плечо.

– Я попробую, – с грустью пробормотал он в ткань его рубашки, и Берт кивнул, крепко его обнимая, зная, что Блейн может прекратить все это, запретив Курту видеться со своей семьей, несмотря на надежду, которую вселила в него Дана, что ее сын был порядочным человеком.

– Хорошо. Боюсь, что мы оба должны сейчас идти, но, Курт, если тебе что-то будет нужно в любое время… Ты знаешь, где меня найти, – успокоил его Берт и встал, поднимая сына на ноги, как раз в тот момент, чтобы увидеть, как Дана улыбается мальчику, заставляя его опустить глаза и теребить пальцы, чувствуя дискомфорт.

– Курт, дорогой, нам пора идти, – сказала она, протянув ладонь, чтобы взять его за руку. После того, как она выиграла битву за своего сына, было бы лучше, чтобы он держал дистанцию, пока они не вернутся домой. Блейн стоял сбоку от них, хмурясь на окружающих и пыхтя в сторону своей матери, но она не обращала на него никакого внимания. Джаред был также рядом со своим сыном, стараясь изо всех сил, чтобы успокоить его, потирая плечи, чтобы снять напряженность.

Курт посмотрел на своего отца, но он просто дал ему прощальный поцелуй в макушку, прежде чем кивнуть ему, давая знак, чтобы он принял приглашение, отходя к двери.

– Мэй отвезет меня назад, так что я должен идти. Я люблю тебя, сынок, – сказал Берт, и глаза Курта снова наполнились слезами, когда он попытался слабо улыбнуться своему отцу, провожая его взглядом до двери, из которой он вышел в ночь, оставляя Курта с его новым Домом и его семьей.

Он посмотрел вниз на ее приглашающий жест, и, сделав глубокий вдох, он протянул в ответ свою руку с дрожащими пальцами.

Она обхватила его ладонь своей собственной, обнимая ее в нежном пожатии.

– Не бойся. Я обещаю, что мы не такие плохие, как ты о нас думаешь. Никто здесь не причинит тебе вреда, – заверила она, и почему-то ее слова прозвучали достаточно искренне для него, чтобы он робко кивнул и последовал за ней к двери, оставляя Блейна и Джареда следовать за ними по пятам.

Фойе все еще было наполнено любопытными людьми, рассредоточенными вокруг, изголодавшимися по смачной истории, которая удовлетворила бы их потребность перемыть кому-нибудь косточки. Были слышны насмешки и шепот, брошенные им по пути, и Курт крепко зажмурил глаза, чтобы держать их закрытыми, сумев вполне успешно их избегать, пока жутко одетая женщина, с сожженными осветлителями волосами и отвратительно нарисованными бровями, перегородила им путь, хохоча, как спятившая гиена.

– Так, так. Секрет разгадан. Маленький Блейн Андерсон никогда не вступал в связь, потому что западает на грязных бродяг. Как мило, – издевалась она мерзким голосом, отчего Курт задрожал, опустив голову от стыда.

Он почувствовал, прежде чем увидел, что его новый Дом пытается пронестись мимо чтобы защитить то, что ему принадлежит, но он был остановлен своей матерью, которая смотрела на безвкусно одетую женщину, улыбаясь ей самой сладкой улыбкой, которую он когда-либо видел.

Курт сразу понял, что эта «дружественная» улыбка не предвещала ничего хорошего.

– Маргарет, дорогая, – промурлыкала она, казалось бы, с восторгом. – Ревность тебя не красит. Но я полагаю, что это ожидаемо, учитывая тот факт, что твой сын снова остался невостребованным. Какой уже год подряд? Третий или четвертый? Какая жалость. Но я предполагаю, что это происходит потому, что ему очень трудно убедить Дома, что он стоит того, чтобы мириться с твоим присутствием на протяжении всей жизни. Хорошей ночи.

Она послала ей воздушный поцелуй, нежно обернув руку вокруг талии Курта и потянув его к выходу от отеля, ликующе хихикая самой себе.

Шальная мысль посетила Курта, когда он застенчиво наблюдал за этой маленькой женщиной, дающей ему уверенность, что даже если он никогда не полюбит его Дома, он будет просто обожать свою новоявленную свекровь.

========== Вырвать с корнем. Часть 5. ==========

Для того, чтобы оторвать Блейна от Курта, его матери потребовалось применить все свое влияние.

Курт.

Никогда прежде он не видел более красивого и совершенного саба, и неужели он теперь принадлежал ему, Блейну? Эта мысль наполнила его чистым удовольствием, однако кровь стыла в его жилах, заставляя его напрячься, когда он, держась поблизости от отца, молча продолжал следовать за своей парой, идущей впереди них.

Курт не хотел быть его сабом.

Это было написано в каждой линии его тела, в каждой черточке его лица, да и, черт возьми, саб озвучил это вслух собственным голосом.

Это вызывало в нем желание завыть, отрицая происходящее. Ему необходимо было, чтобы Курт принял его, захотел его, и пока он сходил с ума от этой потребности, он не мог заставить себя подойти или сказать что-нибудь подобное эфемерному существу, ворвавшемуся в его жизнь по чистой случайности. Он никогда бы ни к чему не принудил Курта, ни в физическом, ни в эмоциональном плане, он бы попытался стать лучшим Домом из всех возможных. Постарался бы сделать нечто значительное, чтобы доказать это, что-то, чтобы завоевать его.

Он сглотнул и проследил взглядом за каждым изящным изгибом тела своего саба, зеркально отображая каждый его шаг, следуя всего лишь на три шага позади. Скорее всего, он совершил ошибку, плохо подобрав слова для того, кому грациозность давалась легко и без всяческих усилий. Его мать остановила их, когда они вышли на улицу, и Блейн жадно вдыхал это пьянящее сочетание ванили, цветов, еще чего-то аппетитного, которое веяло, словно легкий хлесткий бриз.

Курт определенно был уникален.

Блейн не знал, что такое было возможно для саба – пахнуть невинностью. Эту непорочность можно было ощутить в воздухе. Эту сладость можно было обнаружить на поверхности его языка. Он привык к соблазнительным оттенкам и алчным дуновениям, которые были для него столь отталкивающими, но казалось, что Курт сделан в полном соответствии с ним. С его вкусами, его желаниями, его фантазиями. Курт уже успел стать для него всем, и он не мог приблизиться к нему, чтобы не переступить грань своего контроля.

Логикой он осознавал, что это было также наилучшим вариантом и для Курта. Он был смущен и напуган, и плакал. Боже, слезы в этих удивительных лазурных глазах убивали его, провоцируя его желать сделать хоть что-нибудь, чтобы заставить их остановиться. Кто-то такой, как Курт, никогда не должен был плакать и неужели это была его вина? Он чувствовал боль в груди, его словно держали на медленном огне и обжигали кислотой от того, что Курт не мог даже толком посмотреть на него или ответить. От него не исходило ничего, кроме печали, которая проникла в него так глубоко, что Блейн, не надеясь узнать причину, мог о ней только догадываться.

Джаред подошел к нарядному камердинеру и вручил ему свой билет, и сразу же после этого им подогнали их черный «Бентли» с тонированными стеклами. В их кругу было принято иметь личных водителей, но его отец так сильно наслаждался вождением, что мать не удосужилась нанять постоянного человека. На самом деле, она договорилась со своим сабом о том, что он тоже начнет учить ее этому, и очень скоро она так же наслаждалась вождением, сидя за рулем, наравне с ним.

Они подошли к шикарному автомобилю, и Блейн поймал выражение лица Курта, смотрящего на машину широко раскрытыми глазами. Оно совсем не походило на благоговейное выражение, с которым он осматривал парадный зал отеля. Оно выражало дискомфорт. Блейну хотелось обнять его так сильно, что приходилось сжимать руки в кулаки, чтобы сдерживаться.

Дана открыла заднюю дверь и жестом пригласила Курта внутрь, посылая ему ободряющую улыбку. Его саб, напряженный, словно доска, забрался внутрь, а Джаред запрыгнул на место водителя. Дана обошла вокруг машины, и Блейн больше не мог ничего с собой поделать.

Его не отодвинут в сторону. Курт был его. Его саб. Его.

Низкое рычание зародилось в его груди, тело взметнулось, словно у кобры, и его мать остановилась, с осторожностью глядя на него. В течение нескольких мгновений они смотрели друг на друга, Доминант против Доминанта. Миллионы доводов пронеслись между ними, прежде чем она кивнула и села рядом с водителем.

Блейн бросился в противоположную заднюю дверь и забрался внутрь, сдвигаясь на кожаном сидении, и Боже, запах Курта был гораздо более насыщенным в узком пространстве. Он ухватился за кресло под собой так сильно, что кожа сидения заскрипела, и он ничего не мог поделать со своими глазами, немедленно устремившимися назад к Курту, который сидел через одно место от него. Всего лишь через одно. Необходимость сократить расстояние и снова почувствовать гибкое тело рядом со своим была мучительной, но один лишь взгляд на сжавшегося Курта говорил, что, судя по языку его тела, он не пошевелится, пока они сами не вытащат его оттуда и не отведут к дому.

Мальчик пытался стать как можно меньше. Было ясно, что его идеальная осанка опала, плечи сгорбились, совсем не опираясь на спинку сидения, и он принял такое положение, в котором мог спрятать свою длинную шею. Колени были плотно сжаты и возвышались над пальцами его ног, пока он плотно сжимал свои бедра совершенно белыми руками. Он, моргая, смотрел в пол, и сердце Блейна разбивалось от сравнения его нынешнего с тем ярким сабом, который стыдливо шпионил в дверях.

Звук спокойной беседы его родителей, как обычно, успокаивал его зудящую от зависти и смятения кожу. Машина, казалось, еле тащилась, и все это время Курт не смел и шелохнуться, и тогда Блейн понял, что не способен больше этого вынести. Он поднял руку, чтобы успокоить его, хотя на данный момент он не был даже предметом разговора, но в ответ на свои старания он получил дрожь, отчего быстро вернул руку на место. Испуганный взгляд голубых глаз метнулся к его лицу и быстро переместился обратно к окну, и Блейн увидел, как Джаред посмотрел на него в зеркало заднего вида сочувственным взглядом.

Блейн сжал челюсти, борясь с необходимостью на самом деле расплакаться.

Он почти никогда не проливал слезы, это просто было не в его природе. Домы склонялись больше в сторону гнева, когда они достигали крайних пиков своих эмоций, в то время как сабы реагировали с печалью, но на этот раз… он не мог злиться на Курта. Он делал это не назло ему, но в то же время Блейн не мог не чувствовать, что сердце саба разбито, и это было неожиданностью, но не такой уж и сильной. Он еще не знал Курта, но пока он знал только то, что он был тем, кого он так ждал, и он поклялся, что не будет от него отказываться, пока не использует все возможности, чтобы его удержать. Сейчас у Блейна был клочок надежды, что у него будет возможность изменить мнение Курта. Показать ему, что он не являлся чудовищем.

Довольно скоро они подъехали к огромному особняку, и Блейн попытался представить, какие мысли проносятся в голове Курта, когда он смотрел на свой новый дом. Он попробовал взглянуть на старинный дом классического стиля с объективной точки зрения, но это было трудной задачей. Он вырос здесь. Играл на идеально подстриженной траве и катался на роликах по заросшим газонам. Он обрывал цветы на розовых кустах, устилающих подъездную дорожку, к большому неудовольствию садовника, хлопал большими декоративными дверями, не обращая внимания, сколько им было лет и как дорого они стоили, и миллион раз качался на качелях, установленных на террасе, потому что это было идеальным местом.

На секунду он заменил все изображения в своем уме, добавив туда Курта.

Гоняться за Куртом по саду, слушая счастливый смех, который, как он мог себе вообразить, походил на звуки пения ветра. Нарвать роз, чтобы подарить их Курту, представляя себе красивый румянец, который он заметил на скулах саба после того, как он заявил на него права, чтобы сделать его счастливым и больше ни по какой другой причине. Прижать Курта к двери с неистовой потребностью, потому что они оба уже просто не в силах были ждать, и о том, чтобы дойти до кровати, не могло быть и речи. Прижиматься друг к другу, сидя на качелях, и Курт идеально облокачивался на него, когда они лениво целовались, обернув вокруг плеч одеяло, чтобы бороться с осенним холодом.

– Блейн? – окликнула его Дана, и он резко пришел в себя, видя, что все, кроме него, уже вышли из машины.

Он выбрался и сумел поймать и удержать застенчивый взгляд Курта на несколько мгновений дольше, чем он мог это сделать за время, проведенное в салоне автомобиля, но в тот момент это еще не имело никакого значения.

Он собирался заслужить доверие и привязанность этого ангела, иначе это его убьет.

***

На свете было не так уж много мест, куда вписывался Курт Хаммел.

Он был парнем, но его никогда не занимал спорт, девушки, отрыжка или что там еще делали эти «обычные» мальчишки в свои будни. Он был сабом, но все еще предпочитал иметь свои собственные интересы, мечты и цели. Он был подростком с бушующими гормонами, однако никогда не чувствовал желания удовлетворить их с Домом, не имевшим для него никакого значения, который только и мог обеспечить облегчение в течение нескольких дней. Он был бедным ребенком с дорогим вкусом, но ни разу он не ощущал себя вынужденным прибегнуть к чему-то противоправному или аморальному, чтобы получить то, чего он хотел.

За свою короткую жизнь Курт сумел выделиться и сломать все стереотипы, навешанные на него.

Но сидя в комнате Блейна на роскошной кровати с балдахином, застеленной бельем из египетского хлопка и толстым шерстяным одеялом, он никогда не чувствовал себя более неуместным. Ему было одиноко. На самом деле одиноко, в первый раз в жизни, когда он находился в этом слишком большом доме, полном незнакомых людей, чувствуя себя не в своей тарелке. Это испугало его так сильно, что он почувствовал, как его легкие сжимаются, а дыхание учащается, заставляя его сердце оглушительно забиться в груди, пытаясь его сбалансировать.

С тех пор, как он себя помнил, ему было немного тесно в собственной коже, его конечности были тяжеловатыми, и его мысли иногда немного затуманивались. На протяжении многих лет он научился жить с этим, это стало для него нормальным, таким способом функционировало его тело, это было знакомым ощущением, и он мог с ним справляться. Но это…

Ощущение не было похоже ни на что из того, что он чувствовал раньше, заставляя его содрогнуться.

Начиная со второго раза, когда Блейн положил руки на его кожу, ему показалось, что они полностью подходят ему, идеально обволакивая его плоть, простираясь над мышцами и укрывая собой его кости. Его голова очистилась, и это был первый раз, когда его мысли были совершенно ясными, глаза были в состоянии уловить мельчайшие изменения в оттенках цветов вокруг него, и каждый звук, доносящийся до него, слышался как будто громче. Более остро.

Он не привык к этому.

Ему это не нравилось.

Он хотел назад свою старую, плохо сидящую на нем кожу, он хотел видеть цвета притупленными… он хотел вернуть назад привычный мир… он хотел вернуться домой…

Его место было не здесь, не в этом громадном особняке, в окружении ослепительной мебели и золоченых рам для картин. Даже его одежда казалась жалкой по сравнению с лежащим кардиганом, брошенным поперек кровати, и пижамными штанами, по всей видимости, сделанными из мягкого материала, висящими на спинке стула. Это заставило его пальцы зачесаться от желания их пощупать. Его чувствительная кожа, которая всегда носила на себе все бремя ограниченного гардероба, выпрашивала нежную ласку, которую эти вещи неизбежно должны были ей принести, но Курт принудительно отослал прочь мысли, несущиеся словно поезд, прежде чем они сумели задержаться. Честно говоря, он не знал, мог ли он позволить себе наскрести средств на что-то подобное. Да, его одежда, может быть, и была плохого качества, но она была его, и это было принципиальным различием. Он посмотрел вниз на эти самые свои вещи, и нахмурился, когда девственно-белые простыни привлекли его внимание.

Можно ли было ему даже сидеть на кровати?

Конечно, его одежда была теперь грязной после смены в цветочном магазине, и если он что-то испортит, его новый Дом может разозлиться и выйти из себя в течение первых пяти минут его пребывания в доме. И это явно не было лучшей в мире идеей. Он его накажет? Что он будет делать?

Правда заключалась в том, что Курт не знал этого человека.

Он не знал даже первоочередных вещей о нем, кроме того, что он прочитал, и кто знал, мог ли он быть жестоким по отношению к нему? В конце концов, Курт был полностью во власти этого Дома, без каких бы то ни было союзников, несмотря на то, что мать Блейна казалась славной. Он понятия не имел что делать и чего ждать, кроме стандартных вещей, который каждый саб узнавал в школе. Но что, если Блейн ожидал большего? Что делать, если он не мог заставить себя дать ему это? Он быстро подумал о Джеффе и почувствовал себя плохо. Он любил своего друга всем сердцем, но он знал, какой ущерб может нанести Искаженная связь и был в курсе того, что с ним происходило, представляя всю боль, которую его друг удерживал внутри, и это ужасало его до такой степени, что он хотел вылезти в окно и умчаться обратно домой в объятия отца.

Снова накручивая самого себя, дрожа от страха и растерянности, он спрыгнул с кровати, чтобы стать где-нибудь, где он не сможет ничего трогать. Его разум прорабатывал каждый наихудший сценарий, который мог бы случиться и, несмотря на все доказательства обратного, он не мог остановиться.

Это было испытанием для его трясущихся ног, но они удержали его, когда он взволнованно осматривал комнату, пытаясь найти место, где он наименьшим образом будет нарушать гармонию помещения. Он обосновался на маленьком, свободном пространстве под одним из окон в форме арки с небольшой деревянной скамьей, украшенной несколькими подушками, на которую он мог бы присесть, если устанет.

Он подошел и развернулся к окну с видом на сад, который сразу же вызвал боль в его груди, когда он смотрел на работу профессионалов, кружившихся по имению, которые заканчивали свою работу. Они обрезали, поливали, придавали форму, не давая цветам расти так, как им хотелось, вместо этого формируя их в аккуратные кусты под мощными лучами внешних осветителей, разрезающих темноту, как будто бы и не стояла осенняя ночь.

Это заставило его подумать о своем маленьком саде у себя дома с дикими цветами и бурно разросшейся травой, который выглядел словно бродяга рядом с брокером с Уолл-стрит, по сравнению с садом, раскинувшемся перед ним, но… Курт все еще готов был сделать все что угодно, лишь бы вернуться к своей незавидной жизни, которая была так знакома и безопасна.

Обняв себя руками, чтобы защитить кожу от укусов холода, он вздохнул и прижался лбом к холодному стеклу. Его одежда точно не была сделана для холодной погоды, а комната Блейна была слишком большой, чтобы сразу нагреться, поэтому он сильнее сжал сам себя, стремясь больше к тому, чтобы согреться, а не чтобы удержать себя под контролем. Его эмоции скакали, как американские горки, но сейчас его, словно одеяло, накрыла апатия. Он ничего не мог поделать в данной ситуации, ничего не мог сделать и его отец, и смирение холодно сдавило его грудь, но сейчас он был далеко, и, возможно, расстояние сумеет каким-то образом его защитить.

Внезапно его тело снова вздрогнуло, и на этот раз не от холода, а от страха, который тихо прокрадывался вверх по его спине, разрушая его относительно спокойный настрой, когда массивная деревянная дверь заскрипела и затрещала от того, что кто-то ее толкнул.

«Не просто кто-то» – про себя подумал Курт, сглатывая ком в горле.

Его Дом.

========== Вырвать с корнем. Часть 6. ==========

Его Дом.

Это понятие сейчас было странным и пугающим. Он всегда представлял себе будущего Дома не как человека с особенностями, допустим, светлыми волосами или зелеными глазами, а как идею. Он должен быть единственным человеком, который принял бы его таким, какой он есть, и считал бы его прекрасным, несмотря на все недостатки, за которые его высмеивали Домы МакКинли. Он должен был быть человеком, который с готовностью поддерживал его мечты и цели, его горячее стремление кем-то стать, а не просто сидеть дома. Он должен был быть тем, кого он любил и кто безоговорочно любил бы его в ответ.

Все это было разрушено, когда Блейн заявил на него права.

Что делать, если Блейн ожидал, что он будет действовать определенным образом, как все другие богатые сабы, которых он знал, и разозлится, если он этого не сделает? Что делать, если он к тому же унизит его и оскорбит? Что, если он ждал, что Курт будет сидеть и пассивно принимать все, что он с ним будет делать? Должен ли он выполнять все, что прикажет ему Дом? Ждать, сидя дома, пока Блейн уходит и удовлетворяет свои потребности с любыми другими сабами только потому, что у него будет настроение унизить его или он не найдет его достаточно пригодным в той или иной области? Но самый большой страх, который вызывал в нем больше всего беспокойства, стоял последним в списке. Блейн не любил его, и хуже этого было то, что в Курте жило смутное чувство, что у него мог быть реальный шанс привязаться к кому-то вроде Блейна. Сабмиссив внутри него был полностью солидарен с этим чувством, и Курт ненавидел себя за это. Он хотел это остановить.

Слезы, вызванные эмоциями, обожгли его снова, и он попытался отступить назад к обледеневшему уголку своего сознания, чтобы опять там запереться. Он не обернулся, чтобы посмотреть, как Блейн вошел в комнату. Он мог почувствовать его вместе со взглядом, нацеленным на его фигуру, и, несмотря на холод, он ощутил жжение. Это ощущение было пугающе домашним, но он не хотел его чувствовать, потому что у него уже был дом. Это было чувством жажды, которое он презирал, потому что настраивал сам себя, что не желает этого.

Его тело предало его еще раз, когда мягкий ветер хлынул через раму окна в старинном стиле, и он крепче обхватил руками свое туловище.

– Ты замерз, – раздался мягкий голос, из-за которого Курт немного подпрыгнул, осознавая, насколько близко он прозвучал.

Это не было вопросом, поэтому он решил оставаться там же, где и был, и не отвечать. Так он чувствовал себя безопаснее и, возможно, небольшая часть его была достаточно раздражена, чтобы хотеть игнорировать этого человека. Он знал, что нарочно все усложнял и что он мог просто воспринять все это с почтением, как и любой другой, кто оказался бы на его месте, и, черт, они наверняка были бы в восторге и сейчас стояли бы уже на коленях, но он не мог бороться с ощущением, что на самом деле все происходящее было обманом, и он не мог остановить желание проснуться и вернуться домой.

Он не мог не бояться.

– Почему ты не взял что-нибудь надеть? Или мое одеяло? – Блейн снова заговорил, и на этот раз это был вопрос, а Курт знал от своих друзей, у которых были Домы, и из редких уроков в школе, что отказ отвечать может означать неприятности.

Он повернул голову, слегка наклонив свое тело, не желая быть полностью открытым, но зная, что он не мог оказывать столь грубое неуважение, чтобы говорить в окно, и обнаружил Блейна, стоящего посреди комнаты с подносом в руках, заполненным тарелкой дымящегося супа, несколькими толстыми ломтиками хлеба и стаканом с водой.

– Я… Я в порядке, – ему удалось найти свой голос, даже если он произнес это слишком тихо, потому что он не хотел быть слабым. Он не хотел выглядеть так, как будто нуждался в защите, и подстрекать природные инстинкты Блейна. Он был научен нелегкой жизнью в школе.

Его ответ, похоже, не устроил Блейна, так как он, нахмурившись, подошел к столу и поставил на него поднос. Он глубоко вздохнул, повернувшись к Курту, и засунул руки в карманы, что заставило саба капельку расслабиться.

– Нет никакой необходимости лгать о таких вещах, – Курт вздрогнул от громкого голоса, опасаясь худшего, но Блейн никак не выглядел сердитым… на самом деле он казался… почти расстроенным.

– Если ты хочешь скрыть, как ты себя чувствуешь, это нормально. Если ты хочешь ненавидеть меня и держать дистанцию, это тоже нормально на данный момент. Но нет никакой необходимости мерзнуть, голодать или падать от усталости и ничего об этом не говорить. Я хочу, чтобы ты был здоров, – вздохнул Блейн, но это прозвучало строго, и если его слова оцарапали сердце Курта, то тон его голоса полностью его разбил.

Он звучал так устало и утомленно, такая глубокая печаль таилась внутри него, которая никак не желала исчезать, и Курт знал, что это он ее вызвал, но он не мог выдавить и слова из своего пересохшего рта, когда до него дошел смысл его фразы.

На данный момент. Эти слова проиграли в его голове тысячу раз. Значило ли это, что Блейн планировал все это на относительно долгий срок? Конечно же, нет. Он не мог себе представить, что мужчина, у которого был свой саб на каждый день недели, мог даже знать значение этого понятия.

Его Дом отвернулся и начал выгружать содержимое подноса на стол, и Курт пытался игнорировать урчание в животе от этого вида. Он не ел с утра. Вместо этого он сосредоточился на изучении Блейна. Он казался спокойным и не подозревающим о том, что Курт на него уставился, но стеклянный стакан дребезжал в его трясущихся руках, и впервые за весь сегодняшний безумный день Курт понял, что, может быть, он не был единственным, кто боялся. Какой абсурд, ведь правда?

Его разум сходил с ума от вопросов, которые наталкивались друг на друга из разных участков его сознания, пока не почувствовал, что готов взорваться вместе с ними. Это дало ему толику уверенности, он открыл рот и… запнулся. Одно маленькое слово, но оно несло в себе почти глобальный смысл, и частица него умирала, произнося его для этого Дома, который заявил на него права. Он не смог сделать это с первой попытки, не в силах преодолеть свою упорную решимость, пока он не задушил всю борьбу и не вытолкнул это слово.

– Сэр… – робко сказал он, боясь, что Блейн его не услышал, зная, что у него не было сил, чтобы повторить это снова и, презирая себя за небольшой порыв выбить из себя это обращение, которое сулило впереди гораздо большее.

Но Блейн услышал, потому что ждал малейшего звука от Курта. Он повернулся к нему с совершенно спокойным и обнадеживающим лицом, хотя его глаза чуть более потемнели, чем раньше.

– Ты не должен меня так называть, если от этого чувствуешь себя некомфортно. Блейна вполне достаточно, – ответил Дом, и Курт во второй раз задался вопросом, не было ли это уловкой, чтобы заставить его сделать что-то неправильно и сразу же его наказать.

Разве не так говорилось в учебнике, который они изучали в школе? О том, что вы должны были обращаться к вашему Дому «сэр» или в более экстравагантных случаях даже «хозяин». Курту была ненавистна мысль о втором варианте, потому что это заставляло его чувствовать себя рабом, даже когда он пытался произнести это слово в одиночестве своей комнаты. Но он слышал, как Кэрол все время называет его папу «сэром», и кажется, им обоим это нравилось.