Текст книги "Полковник Гуров. Компиляция (сборник) (СИ)"

Автор книги: Николай Леонов

Взгляд у Горюцкого стал совсем стеклянным, он в безумии вращал глазами и крутил головой по сторонам:

– Она… она вас подослала? Да?! Это Лидия?! Она здесь? Зачем… зачем она прислала полицию? А? Что она хочет? Уничтожить меня? За что? Я ведь был в нее влюблен, глупый мальчишка, она же мной, как собака – косточкой, играла. Если бы не она, то я не стал бы заниматься подделками. Дальше бы творил никому не нужные скульптуры. Жил бы в нищете, но без вечного страха. Он каждую ночь меня мучает, я не могу уснуть, я боюсь потерять все. Нет радости никакой от этих денег. За что, за что она так со мной? За что сделала таким несчастным? Она ведь знала, знала, что эти деньги принесут несчастье. Она все всегда знала, всегда! За что она наслала мне это все? Лидия, за что ты меня мучаешь?!

Речь бандита становилась все больше и больше похожей на бред. Мужчина крутил головой, согнувшись над краем лодки. Он захлебывался в стонах и рыданиях, дергаясь всем телом в спазмах истерики. Гуров не выдержал и крепко выругался. Да что это такое! То Исаева бредит привидением, теперь этот мошенник рыдает о каких-то мучениях из-за мертвой Лидии. Все его свидетели больше напоминали безумцев в палате психиатрической больницы, чем хитрых расчетливых преступников. Он прошел в воду по пояс, оторвал от лодки рыдающего Горюцкого и выволок того на берег. Словно мешок с мусором, мокрый бандит осел у самой кромки, дальше продолжая завывать и плакать. Лев решил, что Иностранец безопасен в таком состоянии, поэтому попытался взобраться на склон, чтобы прикинуть расстояние до завода. Ему придется как-то конвоировать обратно пойманного беглеца, потому что без телефона не подать сигнал ребятам. Теперь, в мокрой одежде, он уже не чувствовал тело от холода, пройти самому и еще протащить преступника по дороге в полкилометра казалось сейчас чем-то нереальным. Но надо двигаться, скрутить рыдающего Горюцкого и вести по той же тропинке, что привела их к озеру, а потом сдать наряду полиции. После укола успокоительного Иностранца можно будет допросить уже под протокол, допросить еще раз, потому что эту сумятицу и сумбур, что выдал обезумевший от холода и страха Горюцкий, сложно назвать показаниями. Сейчас стало ясно, что Лидия оказалась мошенницей, которая ловко подделывала знаменитые скульптуры и выдавала их за копии, пропавшие во время войны. Она была главарем и организатором всей схемы до самой смерти, а дальше… Дальше все казалось абсолютно ненормальным: какой-то старик, который имел доступ к ее мастерской; видение в окне; необычные звуки в пустой квартире, что напугали даже прожженных бандитов. Гуров вспомнил слова Зимина, что любое явление имеет под собой реальную основу, физический источник, что не бывает привидений или демонов. Как вдруг тело само отреагировало на шум за спиной. Рыдающий Горюцкий нашел в себе силы, схватил весло в обе руки и кинулся на своего обидчика. В последнюю секунду оперативник, почуявший кожей опасность, увернулся от удара. Правда, ребро лопасти вскользь все же прошло по предплечью, и руку пронзило адской болью. Лев вскрикнул, упал на колени. Тут же он сжался в клубок и прокатился под ноги напавшего. Иностранец неловко взмахнул руками, качнулся назад и завалился с высоты всего роста, так что шею и руку ему неловко вывернуло. Возле воды мужчина задергался от боли, зашелся в громком крике из-за сломанной руки. Лев не торопясь подошел поближе, плечо горело огнем, наливаясь все сильнее болью:

– Живой?

– Врача, врача, я ног не чувствую, – хрипел Горюцкий.

Опер остановился в раздумьях. «Что, если бандит опять притворяется, устроил театр одного актера? А как только отвернешься, кинется снова с веслом или палкой». Оставить его здесь и идти за помощью – опасно. Правда, тащить на себе тоже не получится. После удара рука повисла как плеть, да и сам Горюцкий лежит неподвижно, как сломанная кукла. У него даже ноги не дергаются от судорог или попыток пошевелиться. Очень похоже на перелом позвоночника. Гуров нерешительно стоял над неподвижным телом, пытаться поднять стонущего Горюцкого было страшновато. Если травма настоящая, то вывозить его придется с берега на специальных носилках и сразу в больницу на долгие месяцы. Опер сделал шаг назад, высматривая, не идет ли помощь, отчего захваченный бандит пришел в ужас:

– Не бросай, не бросай меня! Она заберет меня, эта ведьма Лидия заберет. Ей служат демоны с того света. Тот старик, он был с того света. Никогда не менялся, за восемь лет не постарел и ходил быстро, как тень! Потому что демон! Вдруг Лидия тоже живая, дальше делает свои скульптуры? Обманула всех, дрянь! Не бросай меня, я клянусь, я обещаю, что не буду больше этим заниматься. Я все брошу, я уеду. Стану заниматься искусством, все деньги пожертвую в церковь. Больше никаких сделок, никакого криминала и обмана! Только отвези меня в больницу! Не хочу умереть, я не хочу умереть здесь! Не хочу! Нет! Я еще слишком молод!

Гуров не выдержал и прикрикнул на бандита, который говорил и говорил без остановки:

– Помолчи ты, дай подумать, голова трещит и так.

У него и правда болела голова, ломило все тело и тянуло от боли руку после удара веслом. Слишком часто за сегодняшнюю ночь его били или пытались убить. Он откашлялся, и хоть горло невыносимо саднило после гипса и холодной воды, постарался выкрикнуть как можно громче:

– Сюда, на помощь! Это Гуров! Сюда, я здесь!

Вдруг то, что сначала показалось ему эхом или шумом ветвей, превратилось в знакомый голос. Его напарник, его друг, Стас Крячко кричал издалека:

– Лев, держись, мы идем! Лев! Пять минут, продержись пять минут! Мы идем на помощь!

От его крика встрепенулся Горюцкий, заелозил руками по глине, пытаясь подтянуть обездвиженное тело:

– Люди, живые люди! Помогите, мне надо в больницу! Врача!

А Гуров вдруг понял, что даже стоять на ногах не может от усталости. Он опустился на камень рядом с дергающимся бандитом, чувствуя, как цепенеет от полного бессилия. Оно накопилось за последние бесконечные сутки, и сейчас, когда наконец банда, сгубившая жизнь Олега Митрофановича и Слона, была захвачена, оперативник разрешил себе без сил опуститься на берег. Он чувствовал себя изнуренным, даже ответить Крячко сил не хватало. Все, что Гуров мог, – это просто подождать пять минут тех, кто спешил ему на помощь. Будто через вату он слышал, как все ближе и ближе раздаются голоса:

– Семикин, на караул, наблюдаешь за местностью. По парам и прочесываем местность вокруг озера. Будьте осторожны, они вооружены. Вы, четверо, за мной к берегу, – командир группы захвата расставлял своих бойцов вдоль кромки озера, опасаясь сбежавших во время штурма бандитов.

Совсем рядом зазвенел хриплый от долгого крика голос напарника:

– Лева, ты как? Такая перестрелка завязалась! Я никак не мог с тобой связаться. Наверху нашли труп Слона, а тебя – нет. Хорошо, что ребята быстро бандюганов скрутили и кинулись все вокруг обыскивать. Лева, держи куртку, давай, накидывай сверху. В машину идем, сейчас согреешься, ты мокрый весь. Ну все, расследование закончено, товарищ сыщик. Давай теперь твоими ранами займемся. – Крячко подхватил товарища, помог подняться и повел в полицейскую машину на обочине.

Губы у Льва шевелились, он изо всех сил пытался сказать приятелю, что расследование еще не закончилось. Он так и не понял, кто же напугал старика Журина до смерти. Но от бессилия вместо слов из горла вырывался лишь хрип, да и тот заглушила сирена карет «Скорой помощи», которые мчались по дороге к заброшенному заводу.

Глава 6

Утром на совещании в кабинете генерала Орлова полковник Гуров все так же пребывал в задумчивости, перебирая события вчерашнего дня. В них он так и не мог найти ответ на вопрос – как погиб Олег Митрофанович Журин? Сразу после того, как карета «Скорой помощи» доставила всех пострадавших в больницу, опер снова поговорил с Горюцким. Парень после укола анестезии хихикал и болтал как ни в чем не бывало, словно находился на дружеской вечеринке, а не в больничной палате под круглосуточным присмотром полиции. Врачи подтвердили перелом позвоночника и гарантировали долгие месяцы лечения, и даже этот прогноз Горюцкого не огорчил. Разомлевший в тепле и под лекарствами, тот со смехом отвечал на все вопросы, болтая без умолку, пока вдруг не провалился в глубокий сон. Гуров и сам под конец его рассказа несколько раз окунался в дремоту. Ничего нового арестованный теперь главарь банды не рассказал, просто подтвердил всю разрозненную информацию, которую выдал Гурову, спасаясь от холодной воды. Качаясь от усталости, Лев покинул больницу и заснул сразу на пассажирском сиденье автомобиля Стаса, равнодушный к суете вокруг. Дежурный следователь ликовала: еще бы, раскрытие преступления, да и какого – с кучей эпизодов и чистосердечным от организатора! Осталось собрать доказательную базу и отправить все в суд.

Теперь удачному расследованию радовался и генерал Орлов, поздравляя своих подчиненных с очередным успехом:

– Ну что же, Лев, Станислав, вы, как всегда, отличились в лучшую сторону. Банда мошенников международного уровня арестована, преступная схема раскрыта. Буквально за сутки разобрались. В министерстве даже интересовались, что за ребята такие у меня работают. Приятно слышать и приятно вас поздравить, премия в конце квартала выйдет солидная. Для проведения дальнейших оперативно-разыскных мероприятий Гуров и Крячко будут включены в рабочую группу. Лев, ты за главного, составляй план – и вперед за уликами, вещдоками, свидетелями.

– А за границу выпишете командировку, товарищ генерал, покупателей опрашивать? – Крячко тоже так и сыпал шутками в предвкушении такого легкого и перспективного дела.

– Ну… – почесал затылок Орлов. – Иностранцев опросить надо, командировку не обещаю, конечно. Надо в консульства сначала запросы отправить, пускай по своей линии найдут покупателей скульптур Журиной. Что там дальше… Лев Иванович, делал такое уже раньше? Лев? Лев, ты слышишь меня? Лев Иванович?

После нескольких вопросов Гуров наконец услышал начальника. Медленно, будто во сне, он отрицательно покачал головой – нет, не было опыта общения с консульством.

Орлов обеспокоенно смотрел на своего подчиненного. Весь в зеленке, под которой скрываются свежие порезы и кровоподтеки, красные, набрякшие от бессонной ночи веки и меловая бледность в лице. Петр Николаевич вдруг оборвал резко рабочее собрание:

– Так, полковнику Гурову приказываю сейчас отправляться на отдых. Отгул на сутки, никаких звонков, расследований. Обед, сон, любимая жена. Замещает на время отсутствия полковник Крячко. План по оперативно-разыскным мероприятиям завтра предоставите. Выполнять приказ!

– Так точно! – Крячко потащил за локоть Гурова в коридор и там зашептал: – Лева, я тебе такси сейчас вызову. В таком состоянии не отпущу за рулем, ты же как привидение.

Тот в ответ покачал головой:

– Почему они все видели привидение, Стас? Исаева и Горюцкий. Оба свидетеля говорили о привидении, о том, что призрак Лидии был в кабинете мужа. Что это? Зимин же говорил, привидений не существует, только физические явления. Но они не просто слышали звуки или мигание лампы. Они видели ее!

Станислав скептически хмыкнул:

– Массовый психоз – раз. Вранье по своим причинам – два. Тетка сошла с ума под старость лет от желания захомутать женишка побогаче, вот и сочиняет небылицы. И твой художник-творец тоже врет как сивый мерин, лишь бы с себя вину переложить. На покойницу очень удобно все свалить, она ответить не сможет. Если еще операм наплести, что покойница не покойница, а живая вполне бегает и в окна смотрит, то, пока те рыскать без устали по кладбищам и архивам будут, опытный адвокат по кирпичику и дело развалит.

– Да, ты прав. Конечно, прав. – Лев кивал, а сам понимал, что хочет услышать другое объяснение.

Нельзя все списать просто на ложь обвиняемых и фантазию свидетелей. Он не может этого сделать, слишком неподдельный ужас был в глазах Горюцкого, слишком напугана была Исаева. Такое не сыграешь, тем более все актерские приемы он изучил на спектаклях у Марии. Поэтому сейчас был уверен, что оба были напуганы чем-то, действительно имевшим место в реальности.

На улице Гуров примирительно махнул рукой Стасу:

– Доеду я сам, не переживай. Голова нормально соображает, побаливает, но соображает. Я поспать успел, в себя прийти, так что доберусь. Ты лучше в консульства позвони, узнай, как с иностранцами связываться, пострадавшими от мошенничества банды. Нам надо искать свидетелей, нужен список проданных скульптур. У главаря могут быть списки, наверняка он вел бухгалтерию или учет. Вытряси с Горюцкого имена экспертов и оценщиков, кто готовил фальшивые документы, тогда сможем понять, сколько было эпизодов мошенничества.

Крячко в ответ недовольно наморщился: сколько работы впереди, не такое уж и простое это расследование. А он ой как не любит бумажки перебирать, лучше сто раз в засаде посидеть или на операции побывать, чем разбираться в канцелярии, еще и иностранной. Оперативник, как всегда, перевернул все в шутку – распахнул торопливо дверцу, изображая слугу:

– Прошу вас, хозяин. Все будет сделано до заката солнца.

Серьезный Лев расхохотался от его подкола, все-таки умел Стас разрядить атмосферу. Поэтому они и сработались, работали в паре, дополняя друг друга полярностью в характерах – насмешливый, торопливый Крячко и обстоятельный, въедливый Гуров.

Вот только в этот раз пришлось Льву напарнику немного соврать. От парковки управления автомобиль понес опера не домой, где мирно пила кофе жена, собираясь на дневную репетицию в театр, а совсем в другом направлении. Сыщик, пока шла утренняя планерка в кабинете генерала Орлова, решил, что заедет к Исаевой и уточнит пару моментов насчет списков скульптур, которые планировал составить Журин. Его удивляло, во-первых, что Олег Митрофанович вдруг решил этим заняться, ведь много лет после смерти жены он такими мирскими вопросами не интересовался. А во-вторых, он надеялся, что Исаева хоть немного успела проделать эту работу, а не сразу перешла к чаепитиям и своим матримониальным планам. Ну и в-третьих, может быть, она сможет объяснить, что за таинственный старик посещал мастерскую, а потом передавал скульптуры преступникам для дальнейшей продажи. Тогда в официальном расследовании Исаеву можно привлечь как свидетельницу, вызвать в отдел и официально допросить, что, скорее всего, принесет совсем другие результаты. Полковник Гуров за время работы оперуполномоченным часто наблюдал такой эффект, когда свидетели, жертвы и подозреваемые, оказавшись в казенных стенах на допросе с занесением каждого слова в протокол, вмиг теряли спесь и браваду. Слезы, просьбы и нелепые попытки лжи сменялись горячими признаниями, а молчание и отказ от сотрудничества со следствием вдруг переходили в бесконечный словесный поток. Поэтому был уверен, что и на впечатлительную Стрекозу подействует атмосфера отдела по тяжким преступлениям: наручники на столе опера, строгий дежурный, который впускает в здание по паспорту, огромное количество людей в форме, скромные кабинеты с зарешеченными окнами. Оперативник был рад, что его расследование теперь имело официальное основание, давало больше возможностей. При этом удручало, что шло оно совсем в другом направлении. Смерть Журина была лишь фактом, который запустил поиски преступников и поимку банды, но по-прежнему для всех являлась обыденным делом, естественной кончиной пожилого человека. А для Льва разобраться с обстоятельствами смерти старика было важнее, чем распутывать мошенничества Лидии и ее последователя Горюцкого. Да и открытие, что всеми обожаемая Лидия Журина, скульптор, творческая личность и светская дама, оказалась мошенницей, годами продавая доверчивым простакам подделки, было неприятным. Там, где генерал и его напарник видели отличную возможность для блестящего быстрого расследования, Льву мерещились тени прошлого. Его беззаботная юность, теплые воспоминания с каждым днем все сильнее покрывались пятнами человеческих грехов. И никакие медали, премии или награды не в силах были заглушить грызущую изнутри тоску от разочарования. Сейчас хотелось как можно быстрее закончить расследование и сдать все бумаги следователю для подготовки в суд, чтобы не портить свои воспоминания новыми знаниями. Те люди, что опекали бедного студента, должны остаться в душе родными, чистыми, яркими картинками. А не мыслями о подделках, обманах и мертвом теле изрешеченного пулями Слона. Поэтому Гуров выбрал другой маршрут, отказался от законного отдыха, чтобы по дороге переговорить с Исаевой, и только потом позволить себе вернуться домой для передышки после тяжелых бесконечных суток.

Возле подъезда старой облупленной трехэтажки его застал скандал. Старуха в старинном тяжелом пальто впилась в рукав полицейского и вопила на всю улицу:

– Сымай, сымай печати свои. Не имеешь правов, моя комната! Мне сдавать ее надо, деньги на лекарства нужны! Жилец с вокзалу приедет сегодня! Сымай, ирод, а то начальству пожалуюсь.

Тот стряхивал настырную пенсионерку и бурчал:

– А ну отстань, по закону все. Вещи жилицы твоей следователь изымет, тогда комнату сдашь.

– Какие вещи, какие вещи, ты чего удумал, у нее вещей-то не было! Нищенка! Вечно мне оплату задерживала, я и сама ее выгнать хотела!

– Придет следователь, с ним и разговаривай, а будешь орать, я тебя за незаконное предпринимательство закрою. – Сотрудник отшвырнул старуху и зашагал по улице.

Но та семенила упорно следом:

– Христа ради, отопри дверь. Человек у меня, командировочный, приедет сегодня с деньгами, комната ему нужна. Прибраться же надо. Вещи забирай ты еешние, не нужны они мне!

Представитель власти ее уже не слушал, только нахмурился, когда проходил мимо Гурова, который так и замер с приоткрытой дверью машины:

– Что стоим, гражданин? Следуем дальше. Проезд не блокируйте, а то «Скорая» потом проехать не сможет.

– Хорошо, хорошо. – Лев захлопнул дверь и плавно тронулся вперед. Возле расстроенной старухи, которая что-то бормотала себе под нос и бросала мрачные взгляды вслед полицейскому, он остановился и снова приоткрыл дверь. – Извините, я слышал, вы комнату сдаете?

Пенсионерка недоверчиво обвела взглядом автомобиль и мужчину в простой неприметной куртке:

– Ну сдаю. Хорошая комнатка, светлая. Диван имеется, шкапчик. Все хорошее, югославское. Завтра с утра схожу к начальству его, – она кивнула на удаляющуюся черную спину в куртке с надписью «Полиция». – Вещи вынесу от жилички, и заезжай. А ты чего, с женой развелся? Работаешь-то где?

– Таксую, бабуль. – Лев вышел из машины и подошел поближе к заинтересованной хозяйке. – Тут женщина знакомая жила в вашем подъезде, Марина, недавно подвозил ее. Она сказала, что съезжать собирается и комната хорошая, а я ищу давно подальше от центра, чтобы не так шумно было. Вот приехал. Телефон забыл ее взять, думал, записочку оставлю или так поспрашиваю.

– Это ты вовремя, – расплылась беззубая улыбка. – Маринка у меня снимала, теперь навсегда освободила. Про мою комнатку правильно сказала – светло и хорошо. Только, чур, вовремя платить, мне на лекарства деньги нужны.

– Так, может, покажете? – Гуров шагнул к подъезду. Ему не хотелось пугать женщину корочками служебного удостоверения. Он надеялся, что сможет попасть в квартиру мирно и посмотреть все, что захочет.

В ответ пенсионерка насупилась:

– Завтра приходи с вещами. Чего смотреть? Комната хорошая.

– Да мне бы с Мариной еще поговорить, она у меня в машине бумаги в папке свои забыла. – Лев лихорадочно соображал, что бы еще такого наговорить недоверчивой старухе, чтобы та провела его в квартирку.

А та совсем расстроилась, что и этот потенциальный жилец закапризничал, буркнула недовольно:

– Не нужны ей договора больше. – И уже не выдержала от кипящего внутри раздражения, принялась жаловаться: – Померла жилица, утром в лесу нашли, от борщевика сгорела. Оно и понятно, городская, ничего не знает, вот и полезла на поляну.

– От борщевика? – изумился Лев.

– Так после войны ими все поля вокруг города засадили, скотину чтобы кормить. Мы ребятишками бегали все в волдырях от этих лопухов. Чуть сок попадет, и сразу на солнце пузырями пойдешь. Был у нас случай в деревне, что малой забрел в заросли и там в корчах помер. Так в закрытом гробу хоронили – до того весь пузырями исшел. В деревнях-то народ поумнее будет, не суется куда попало, гуляют все прилично по улицам или на пятаке. А эту, ишь, потянуло городскую по лесу шастать. Теперь вот мне за квартирку по полициям ходи, взяли опечатали из-за ее вещей. А там одни помазюльки еешние, все морду красила, молодилась. Столько лет, а все хвостом крутила, добра не накрутила. Где ж это видано, в таком возрасте без своего угла, без приданого, без детишек. Ледящая, больная, что ли. Бог вот и забрал ее, никакого проку от такого пустоцвета, семьи не устроила, все по чужим углам мыкалась.

– Подождите, подождите, – остановил ее опер, который никак не мог осознать мысль, что Исаева, с которой он беседовал вчера вечером, сейчас мертва. То есть вчера, после их схватки, она зачем-то поехала в лес, а утром, пока он был на совещании, ее нашли и констатировали смерть. – Какой борщевик? Сейчас ведь сентябрь!

Квартирная хозяйка дернула в ответ плечом:

– Мне-то что за дело, сказал полицейский, что от борщевика, значит, так и было. Им виднее, а я лезть не буду. Мне квартеру надо освободить, а то простаивает жилплощадь. Что я, зря, что ли, на заводе двадцать лет горбатилась, хоть комнатку урвала, все прибавка к пенсии. Ну так что, давай задаток, и завтра с вещичками жду тебя. Так ты приличный, деньги есть – я такое сразу вижу. Уж пожила на свете-то, и Маринку эту сразу увидела. Профурсетка, одним словом, только по мужикам скакать, как стрекоза, жалко только ее было, вот и сдала. Регистрацию сделала, чтобы в поликлинику могла ходить. А она вон свинью мне подсунула, гулять удумала, гулена. Знала бы, что такая с ней будет оказия, на порог бы не пустила дрянь эту.

Гуров уже садился в машину, соображая на ходу, в какое УВД ему надо направиться, чтобы узнать подробности смерти Исаевой. Заболтавшаяся старуха метнулась к двери:

– Задаток, задаток забыл! Сдам же без задатку, у меня желающих пруд пруди. Командировочный едет с чемоданами!

Сыщик отмахнулся от назойливой пенсионерки:

– Передумал я, не хочу после покойницы заезжать.

Автомобиль покатил по двору в ту сторону, куда шагал полицейский. Хозяйка просеменила несколько шагов следом и в отчаянии махнула рукой на еще одного исчезающего потенциального квартиранта. Лев же торопился в местный РОВД. Доехав до серого трехэтажного здания, сыщик еле сдерживался, чтобы не броситься бегом по ступеням. Дежурные из наряда, патрульные с удивлением проводили взглядом крепкого мужчину со следами драки на лице. Он торопливо поднялся по ступеням на крыльцо, что-то спросил у дежурного. При виде служебного удостоверения дежурный за прозрачной перегородкой засуетился, кинулся к телефону, и уже через несколько минут вниз по ступеням бежал опер с зажатыми в руке тонкими листами протоколов. После короткого разговора приезжий и опер уселись в машину, и автомобиль рванул в сторону широкого шоссе. Два пэпээсника переглянулись между собой:

– Видал, Горбунов с каким-то важняком укатил? Неужели из-за тетки, которую в лесу нашли?

– Я же тебе говорил, что это маньяк объявился. Не зря вон с управления прикатил опер. Точно тебе говорю, сейчас начнется.

– Да какой маньяк, она же просто в бурьян ядовитый забрела сама. Горбунов уже поди и отказную написал.

– Написать написал, а сейчас перепишет. Или вообще себе дело заберут в управление.

Пока рядовые обсуждали случайную смерть, которая вдруг превратилась в преступление и даже действия маньяка, районный оперуполномоченный в машине рассказывал Гурову о результатах своего расследования:

– Ну, нам передали ее с района, состава преступления вроде как нет. Нашел работник с местной фермы, шел утром к шоссе, чтобы на попутке в город добраться за продуктами. Заметил в кустах яркую одежду и вызвал полицию. Криминалист сказал сразу, что ожоги от борщевика у нее огромные, по темноте, наверное, не заметила и забрела на полянку. – Он покосился на опера «важняка», не зря же тот примчался лично возиться с этой непонятной Исаевой. – Сейчас тело на экспертизе. Жду вот результата, ну, чтобы, это, там доделать все. Участковый вещи ее в квартире опечатал, она у местной гражданки комнату снимала. Осмотр жилья я запланировал. Так-то свидетелей нет особо, там же лес, народ не гуляет. От города десять километров по шоссе. Хорошо, что вы на машине, а то на автобусах с перекладными пиликать долго и потом еще пешком идти.

Гуров молчал в ответ, он прекрасно понимал, что сейчас его коллега юлит, рассказывает о своих планах, а на самом деле только и ждет заключения эксперта, чтобы написать отказ в возбуждении дела. Причина смерти – отравление фурокомарином, который содержится в соке борщевика. Что тут расследовать – случайная смерть неопытной городской жительницы в условиях дикой природы.

– Угу. – Лев вдруг повернулся к оперу. – Автобусы ночью не ходят, как она туда добралась, погибшая?

– Ну, днем, наверное, доехала. На такси, на электричке или на автобусе. – Горбунов с серьезным видом достал блокнот и принялся строчить туда. – Вас понял, товарищ полковник, опросить и найти, на каком транспорте погибшая прибыла в лесополосу рядом с крестьянским хозяйством Зарвирово.

– Не надо, она не на автобусе приехала, – вздохнул Гуров.

Он понимал, что надо через Орлова забирать это дело себе. Свидетельница, которая, возможно, все-таки составила опись скульптур Лидии, погибла. Внезапно, нелепо и очень подозрительно. Очень много несостыковок в обстоятельствах ее смерти. Это может означать одно: что кто-то из банды остался на свободе и сейчас поспешно заметает следы, имитируя случайную гибель женщины. Он и сам не заметил, как начал перечислять свои выводы районному оперу:

– Вчера я видел ее вечером, довез до дома, уже на следующий день ее нашли мертвой. Значит, в лесу она оказалась ночью, период от девяти вечера до… во сколько ее обнаружил свидетель?

Горбунов покопался в листах протокола:

– В двенадцать дня он шел к дороге через лес.

– Несколько часов на то, чтобы добраться к месту гибели, вымазаться в соке и получить смертельные ожоги.

– Да это недолго. – Опер ткнул в высокие зонтики, что торчали островками между деревьев вдоль пустого шоссе. – За двадцать минут волдырями идешь, я и сам на даче обжигался. Теща попросила сорняки вырвать, а я, дурак, голыми руками полез. Выл потом от боли, в больничку даже ехать пришлось. А у мертвой там, – мужчина скривился, – живого места на теле не было, как в фильме ужаса, все в кровавых пузырях.

– Как она добралась до леса?

Лев никак не мог найти ответ на этот вопрос. Исаева, инфантильная и изнеженная городская жительница, не могла по своему желанию отправиться на ночную прогулку в лес. Значит, попала она туда против своей воли, только определить теперь эксперту это не под силу. Все синяки, следы, кровоподтеки скрыли язвы от ядовитого сока. И этой ночью вся банда, что занималась продажей скульптур, включая главаря, была на заброшенном заводе. Потом бандиты переместились в СИЗО или в больницу. Неужели есть еще член преступной схемы, который убирает свидетелей, уничтожает улики? Ему невольно вспомнились слова, которые шептал в ужасе Горюцкий о том, что Лидия жива и всего лишь инсценировала свою смерть. Если принять бред перепуганного до смерти мошенника за реальность, то это многое бы объяснило. И призрака Журиной, которого видели свидетели в кабинете Олега Митрофановича, и странную смерть Исаевой. Вполне в духе Лидии устроить мистификацию и заливаться смехом над удивленными лицами. Она обожала загадки и тайны, даже подарки на праздники прятала в невероятных местах. И получить их можно было, лишь распутав длинную цепочку из записок и намеков, вплетенных в интерьер квартиры. На вечерних сборищах, когда возмущенная раскрасневшаяся Людочка пересказывала сплетни и слухи, которые ходили о яркой женщине среди соседей или в институте Журина, Лидия только улыбалась в ответ:

– Значит, есть чему завидовать, Люда. Равнодушие – хуже, чем сплетни.

Иной раз она и сама с удовольствием и смехом рассказывала, как после пары выставок, которые она посещала со Львом, художественная тусовка бурлила невероятной новостью: у Журиной молодой любовник, тайный миллионер, который увешал ее драгоценностями.

– Товарищ полковник, здесь поворот не проскочите. Там можно автомобиль бросить и по тропинке вперед минут пять-семь, – голос случайного опера-напарника вернул его из воспоминаний в реальность.

Автомобиль замедлился на пустом шоссе, нырнул по колее за деревья и остановился, почти неприметный с дороги из-за высоких кустов. Они прошли по тропинке прямо – уже издалека было видно ленту, которой полиция обтянула полянку из борщевика, где утром лежал труп Исаевой. От волнения оперуполномоченный болтал все больше:

– Вот там, в кустах, сразу увидите, где примято. Там она и лежала. Только внутрь не лезьте, спецзащиту надо. У нас и криминалист фото делал в комбинезоне, и санитары приехали в плащах с масками. Вот он, огромный, как вымахал, почти с человека ростом. Расплодилась гадость всякая, уже люди мрут.

Гуров почти не слышал его, он оглядывался вокруг, высматривая следы спутника Исаевой. Он был теперь уверен, что Стрекоза попала сюда не добровольно. Насильно или обманом кто-то привел сюда женщину и загнал в заросли ядовитого растения. Избавились от женщины как от свидетельницы работы банды или за ее старые прегрешения, когда она избавлялась от своих мужей, сейчас говорить рано. Он точно знал из своего опыта опера, что путь к преступнику надо начинать с осмотра места преступления. Улики, вещдоки, крошечные детали выводят к тому, кто их оставил. Сыщик осторожно обмотал манжетами рубашки руки, накинул легкую ветровку на голову и шагнул в заросли. Его спутник застыл на тропинке, не желая рисковать и приближаться к растению-убийце. Лев осмотрел примятую траву, прикинул примерно размер пятна. Получается, что Исаева не пыталась встать и даже не каталась от боли по жухлой траве, когда получила ожоги, просто лежала и умирала в муках несколько часов. Никаких обрывков ткани, признаков борьбы, кровавых пятен. Как будто женщина пришла сюда, надломила стволы кустов, измазалась токсичной жидкостью и спокойно дождалась своей смерти. Он уже начал выбираться из зарослей, когда зацепил локтем одну из веток, мощный ствол затронул весь ряд, и сломанный стебель с размаху воткнулся ему в глаз толстым обломком.