Текст книги "Полковник Гуров. Компиляция (сборник) (СИ)"

Автор книги: Николай Леонов

– Эх, с… – шипел охранник, – пусти… урою…

– Уроешь, уроешь, – зло ответил Гуров, – только потом, когда меня выслушаешь! Не дергайся, я сказал, а то руку сломаю!

– Че те надо? – простонал охранник, замерев и стараясь не усугублять своего положения.

– Чтобы ты, придурок, мозги включил! Ты тут поставлен не женщин водить, а охранять…

– Блин, больно же… Это жена моя… Она мне пожрать приносила…

– Единственное, что тебя спасает, – проворчал Лев. – А теперь слушай и думай. Я – настоящий полковник полиции. И скоро сюда прибудут еще оперативники. А к тебе на территорию пробрался незнакомец с чем–то подозрительным и зловещим в руках. Соображаешь?

– И че надо–то? Так бы сразу и сказал…

– Не «сказал», а «сказали»! Я тебе говорил, только ты не слушал. И если этот тип с оружием сюда пробрался или со взрывчаткой, я тебя, остолопа, посажу! – заявил со злостью Гуров, отпуская наконец руку охранника.

– Че сразу «посажу», – потирая кисть и поднимаясь на ноги, буркнул охранник. – Я и… ничего.

– Вот именно! А сейчас включайся. Ты здесь один дежуришь?

– Нет, то есть пока да… Напарник отошел, часика через два будет.

– Ох, и уроды вы, – покачал Лев головой. – Значит, так, все ближайшее время ты будешь на улице. Слушать, ходить вдоль фасада здания, обращенного к улице Докукина, шуметь побольше. Но не перестарайся, делай вид, что слоняешься от безделья.

– Понял, – закивал охранник. – Я должен заставить его затаиться? Надо сделать вид, что кошек гоняю, камнем там в нее шугануть.

– Разок можешь, но не увлекайся. Главное, будь на виду. А я иду в здание.

– Гоните его на меня…

– Не дури, он может быть вооружен. Если он выскочит, то ты лучше деру давай, не вздумай с ним в схватку вступать! Пойдешь на помощь, если я сам тебя позову. А если услышишь выстрелы, то бегом в свою сторожку и вызывай полицию. Носа наружу не показывать и в героев не играть.

Насупившийся охранник запер ворота и остался на улице. Гуров, расспросив его о планировке здания, еще раз бросил взгляд на фасад и поспешил под прикрытие стены. Так, мимо охранника Осипов не прошел, значит, он вошел в здание с другой стороны. Там два входа, как сказал охранник Леха. Здание пустое, подготовленное под реконструкцию внутренних помещений. Двери не заперты, потому что заканчиваются демонтажные работы старых материалов и стен и производится вывоз мусора.

Гуров обошел здание, старательно прислушиваясь. Ряд окон с остекленными рамами, грязная железная дверь, чуть приоткрытая… Он вытащил пистолет, поднял его стволом вверх и взялся за дверное полотно. Легкий нажим, и он тут же почувствовал напряженными нервами, что дверь вот–вот заскрипит. Так не протиснуться, слишком узкая щель. Грохот кирпича по листу железа с противоположной стороны здания заставил его поморщиться и обложить Леху последними словами.

Пройдя вдоль фасада, Лев добрался до второй двери. Эта была почище. Хорошая полуторная дверь, но… запертая на задвижку. Он пошевелил подвижную часть задвижки – кажется, ходит свободно. Сунув пистолет в кобуру, чуть надавил на дверное полотно и стал медленно отодвигать язычок задвижки в сторону. Металл почти без звука сдвинулся с места и пошел в сторону. Еще несколько сантиметров – и все.

Наверху что–то хрустнуло. Гуров замер на одной ноге и прислушался. Точно, в здании, где–то на втором этаже напротив этой двери. Наверное, за дверью лестница, ведущая наверх. Он снова достал пистолет и одной рукой стал приоткрывать дверь, держа оружие на уровне груди, нацеленным в образующуюся щель. Еще немного… Только не заскрипи… Еще сантиметров десять… Есть!

Лев протиснулся в щель и стал боком продвигаться к первому лестничному маршу. Вокруг стояла густая, как кисель, тишина, напитанная пылью, запахом мочи и крыс. Нога каждый раз, прежде чем опуститься на пол, ощупывала подошвой поверхность, становясь между кусками битого кирпича, обломков досок, гнутой арматуры и дюралевого каркаса легких перегородок. Всего несколько ступенек до промежуточной лестничной площадки… Вот он и на втором этаже. Это Гуров чувствовал почти физически.

И снова пришлось замереть на одной ноге. Раздались громкие шаги, потом буркнувший что–то голос… Киллер! Начинающий, что ли? Сыщику пришлось прижаться спиной к стене, потому что шаги слышались совсем рядом. Осипов, или кто это там сейчас был, стал подниматься по лестнице на третий этаж. Гуров тут же двинулся следом. Он старался идти так, чтобы тихий звук его шагов совпадал со звуком шагов неизвестного.

Человек поднялся на третий этаж и двинулся к окнам. На улице Леха опять запустил кирпичом в несуществующую кошку и крикнул… Кажется, что–то матерное. Парень явно вошел в роль! Последний поворот. Теперь Гуров ясно видел темное окно напротив лестничного пролета и на его фоне человеческую фигуру. Человек стоял и шелестел пакетом. И еще какие–то звуки примешивались. Вроде открывали что–то типа кожаного футляра, причем с таким же звуком, с каким открывают кобуру.

Эта последняя мысль заставила Гурова поторопиться. В данном случае было бы лучше, если бы на улице горели фонари. Лучше была бы видна фигура Осипова, положение его рук и даже то, что он сейчас в этих руках держал. Он очень осторожно поднялся на самую верхнюю ступеньку, преодолел несколько последних шагов до дверного проема, ведущего в это помещение. Оставалось каких–то десять или двенадцать метров до окна и до стоявшего возле него Осипова. Одним прыжком не преодолеешь, подойти незаметно можно только со спины, в надежде что Осипов не обернется. И пустая комната. Правда, хоть как–то выметена, видимо, только недавно ее дочиста убрали от строительного мусора.

Гуров успел сделать всего десяток шагов, преодолев едва половину расстояния до окна, когда человек вдруг резко обернулся. Такой прыти сыщик от Осипова не ожидал и только потом понял, что свою роль тут сыграло как раз освещение. Для обернувшегося в глубину комнаты Осипова человек был практически не виден. Ну, может, только черное пятно да хруст шагов. Естественно, от неожиданности Осипов должен был испугаться. При дневном свете такого не случилось бы. Но эти мысли пришли позже, а в тот момент Лев увидел лишь метнувшийся мимо него силуэт да услышал шелест пакета, взлетевшего в воздух.

Чисто автоматически он кинулся на пол. В темноте шансов схватить человека не много, и если использовать единственный, то пытаться схватить надо именно за ноги. И ни в коем случае нельзя выпускать из руки пистолет. Гуров упал на правый бок и чуть было не получил удар ботинком по лицу. Но он удачно успел выкинуть вперед руку и схватил Осипова за ногу.

Громкий вскрик, и человек упал лицом вниз с таким стуком, что Гуров невольно испугался за целостность костей, особенно костей головы. Эх, пропадай костюм, с горечью подумал он и, не выпуская ногу, перекатился через голову, надежно оседлав тело лежавшего на полу мужчины. Самое время было расставлять точки над «i».

– Лежать! Полиция! – рявкнул Лев в самое ухо задержанному и для острастки ткнул стволом пистолета в район мозжечка. – Пристрелю!

– Вы чего… Спятили, что ли… Какая стрельба, я же не преступник!

– Руки за спину! Живо!

Осипов болезненно закряхтел, видимо, он сильно ушибся во время падения, и завел одну, а потом и вторую руку за спину. Гуров привычным движением защелкнул на его запястьях наручники. Теперь можно было вызывать подмогу. Он вытащил телефон и снова набрал номер майора Шалова:

– Где твоя кавалерия, Глеб Сергеевич? Я взял его.

– На месте, Лев Иванович. Десять минут назад отзвонились, что ждут приказа.

– Пусть заходят на территорию. Охранник в курсе, только пусть представятся полицией, а то он очень недоверчивый. Я на третьем этаже. Скажите, чтобы прихватили с собой фонарь, осмотреться внутри надо.

Через пять минут затопали ноги, забегали по лестничным пролетам лучи сильных фонарей. В комнату, где Гуров все еще сидел на Осипове, ввалились сразу трое оперативников. Лев узнал Борисова и Малкина. Кажется, майор Шалов определил молодых оперативников в штатные помощники полковнику из министерства.

– Осмотрите тут все до сантиметра, – приказал он, вставая на ноги. – Этого человека обыскать очень тщательно и отвести в соседнюю комнату под надежную охрану.

Появились еще двое офицеров в форме, представившиеся участковыми уполномоченными. Гуров распределил обязанности, и началась кропотливая работа. Однако, кроме порвавшегося пакета с символикой сети магазинов «Пятерочка» и валявшегося на полу бинокля с футляром, в комнате ничего обнаружить не удалось. Лев приложил бинокль к глазам и покачал головой. Мощная штука… Затем поднес бинокль ближе к фонарю и прочитал «STURMAN ATAKER 7–18?42».

– Ну–ка, парни, давайте сюда этого шпиона, – приказал он, рассматривая окна жилого дома напротив.

Собственно, смотреть отсюда было абсолютно не на что, в поле зрения был лишь дом. Это и наводило на мысль, что Осипов за кем–то следил. Огромное облегчение вызывал тот факт, что Осипов не оказался киллером и не было никакого огнестрельного оружия и жертвы. Интуиция подсказывала Гурову, что жертва тут была несколько иного рода. За спиной послышались шаги, ворчание и звуки сильных тычков в спину. Он обернулся и посмотрел в хмурое лицо водителя. Осипов чувствовал себя явно «не в своей тарелке».

– Так, – смерил его насмешливым взглядом Лев, – или ты отвечаешь мне на несколько вопросов, в том числе и неудобных, но отвечаешь честно. Или мы продолжаем разговор в ином месте и в ином тоне.

– За что меня задержали? – попытался говорить уверенным тоном Осипов. – Я ничего не нарушил и преступлений никаких не совершал…

– Тихо, тихо! – осадил его Лев. – Ты тут невинность не разыгрывай, зеленоват еще для такого! Проникновение на охраняемый объект. Это раз. Только по подозрению в кражах с аналогичных объектов тебя можно взять за шиворот и трое суток продержать в изоляторе временного содержания. Хочешь попробовать, что такое камера ИВС и какой там контингент? Могу устроить по блату. Если хамить не перестанешь, а начнешь вежливо отвечать на мои вопросы. Можно тебя туда же запереть и по подозрению в педофилии. На кого тут в такое позднее время в бинокль пялился? Причем в такое время, когда люди раздеваются и спать ложатся? На девочек, на мальчиков?

– Кстати, – хохотнул за спиной Вадик Борисов, – в камерах изоляторов тоже с большим интересом относятся к педофилам, насильникам и гомосекам. Обещаем, что там тебе будет весело. Ну, отвечай полковнику из Главка!

Снова последовал тычок в спину Осипова. Гуров открыл было рот, чтобы сделать старшему лейтенанту замечание, но почувствовал, что тычок оказался полезным. Последней каплей. Осипов вдруг сорвался! Только что он был угрюм, замкнут, а сейчас лицо его раскраснелось, глаза запылали негодованием и страхом. И даже руки начали суетливо сжиматься в кулаки, шарить по карманам и ощупывать свою одежду.

– Какая педофилия, что вы на меня наговариваете? Что вы меня пугаете? Женщина там, понимаете! Женщина! Какие, к черту, мальчики! Девочки…

– Уже лучше, – похвалил Гуров. – Показывай окно. На какую женщину любоваться ты сюда приехал?

– Вон, – снова став вялым, кивнул в сторону жилого дома Осипов, – третий этаж… Шестое окно слева.

Гуров навел бинокль на указанное окно. Шторы раздвинуты, через плотную тюль виднелась разобранная постель, торшер в изголовье. Посреди комнаты стояла молодая женщина в белом банном халате. Она растирала что–то по рукам, наверное, питательный крем, и смотрела в экран телевизора. На вкус Гурова, в этой женщине не было ничего особенного. Худощавая, темноволосая, губы узковаты, да и икры ног тонкие. Грудь вот, правда, чувствовалась. Не менее четвертого размера. И это при тонкой талии. М-да, задумчиво пожевал губами Лев, вкусы у всех разные. Большая часть мужиков относительно женской груди высказываются однозначно – хорошо то, что умещается в ладони. Но есть и любители большой груди и вообще не просто тела, а телесов. Бывает…

– Кто она? – коротко спросил он, опуская бинокль.

– Женщина, – вяло ответил Осипов, пожав плечами.

Гуров обернулся и одарил водителя таким взглядом, что тот сразу подобрался и торопливо стал объяснять:

– У нас работает, в холдинге. Замглавбуха. Вероника Косицина.

– И она тебе нравится?

Осипов промолчал. Гуров понимал, что сейчас подворачивается очень удобный шанс узнать много интересного о Курвихине и его бизнесе из первых рук.

– Так, Володя Осипов! Расскажи–ка мне вот о чем. Твоему шефу, я имею в виду Курвихина, кто–то угрожал, он кого–то опасался?

– Меня уже допрашивали на этот счет, – ответил Осипов. – Со мной он не делился такими проблемами, кто я ему?

– Не придуривайся, – снова осадил его Гуров. – Курвихин мог при тебе в разговоре с кем–то сказать что–то такое, из чего ты понял бы, что это была угроза.

– Нет. Не слышал такого. Да и вообще я у него месяца три работаю. И вожу его мало, хотя и считаюсь персональным водителем. Я его только утром из дома забираю да вечером привожу обратно.

– И весь день стоишь «на приколе»?

– Нет. У меня в обязанностях еще бухгалтерию возить. В банки, в налоговую, в другие места.

– Веронику чаще возишь? – кивнул Гуров на окно.

– Да, – тихо ответил Осипов.

– А Курвихин обычно в течение своего рабочего дня часто куда–то ездил?

– Обычно к нему все приезжают. Он почти не выходил из офиса.

– Хорошо, чем занимался Курвихин? Какой у него бизнес?

– В смысле?

– Какие предприятия у Курвихина? – повысил голос Лев. – Какой профиль?

– Рекламой он занимается… журнал выпускает для мужчин.

– А щебень ему тогда зачем?

– В смысле? Какой щебень? – непонимающе посмотрел на сыщика Осипов.

– Щебень Курвихин закупал, договаривался с кем–то о поставках щебня, о дорожных работах?

– Я же говорю, он при мне о делах не разговаривал. В машине, по крайней мере. Про щебень я даже не слышал.

Гуров дождался Крячко возле подъезда дома на улице Докукина, где жила Вероника Косицина. Станислав лихо припарковался на противоположной стороне улицы, пропустил несколько машин и торопливо перебежал улицу.

– Вот и утренний моцион, – заявил он со смешком. – Время семь, а мы уже на работе! А ты что это?

– Что? – не понял Гуров, с удивлением глядя на друга, разглядывающего его с интересом.

– Я тебя привык видеть в другом костюме. Что у тебя сегодня? Встреча с дамой?

– Кончай, Станислав! Я вчера на стройке так уделал одежду, что теперь ее только в химчистку.

– Там? – Крячко кивнул на дом по другую сторону улицы. – Про химчистку расстрою. Пиджак все равно форму потеряет, гарантирую.

– Черт с ним! – отмахнулся Гуров. – Что секретарша?

– Я с ней вчера два часа бился. Не тот типаж. Все бесполезно. Не знает она ни черта.

– Какой типаж, ты о чем?

– Понимаешь, Лев, – с мечтательным выражением лица заговорил он, – существует два вида секретарш. Один – это деловая, энергичная и грамотная женщина, настоящий помощник руководителя. Она все помнит, все знает, всем все напоминает, за всем следит. Она как запасной блок памяти для своего шефа, и она же ему мать родная. Это когда надо следить, чтобы он вовремя таблетку принял или деньги для ребенка в школу передал на новогодний утренник. А есть второй тип. Это просто картинка. Красивая и бестолковая. Ее задача – встречать гостей, сверкая обтянутыми в дорогое телесами, и подавать кофе. Ну, может, еще с шефом иногда спать.

– Ты, я вижу, изучил этот вопрос основательно, – усмехнулся Гуров. – Готовишься стать большим начальником?

– Исключительно знание жизни, – заявил Крячко. – Так вот у Курвихина в секретаршах второй тип. Только он с ней не спал.

– Почему?

– Или у него есть любовница, а он не патологический бабник, либо есть еще один вариант. Она, как я понял, дочь его друга, которую он взял к себе на необременительную должность для приобретения стажа. Она учится на юридическом. С дочками друзей, как правило, не спят.

– С этим я понял, а по делу?

– Соответственно, – вздохнул Крячко и стал смотреть на девятиэтажку, в которую им предстояло зайти. – Она знала структуру холдинга на бумаге, знала лично всех руководителей и главных специалистов, их секретарш, естественно, но в технологии, производственные процессы и во всю глубину бизнеса не вникала. Необходимости не было. Поэтому про деловую жизнь Курвихина она знала очень мало. Что такое щебень, она представления не имеет, куда уж разбираться или просто знать о каком–то там строительстве, которое затеял шеф. Глухо!

– Ладно, пошли к Косициной. Обрадуем девочку с самого утра сюрпризами.

Гуров позвонил Веронике Косициной еще вчера вечером и договорился, что зайдет к ней домой утром. Он даже предложил ей не звонить на работу и не сообщать о том, что она задержится. Это сделают из управления. И еще Гуров принесет с собой повестку, которая даст основание руководству оплатить эти вынужденные часы отсутствия на работе и не поставить прогул.

Естественно, вчера вечером принять незнакомого полковника из МВД Косицина отказалась, сославшись на позднее время и собственную усталость. Да и не стоило вчера настаивать. Допрашиваемый человек, если хочешь получить от него добровольные сведения, должен ощущать комфортную обстановку. Или давление, но в данном случае оно неприемлемо.

Нажав кнопку домофона, Гуров представился, и дверь открылась. Через пару минут они с Крячко входили в скромную однокомнатную квартиру. Интерьер не выглядел богатым, но оформлено помещение и обставлено было со вкусом. Сама хозяйка, уже одетая по–деловому и подкрашенная, встретила визитеров и пригласила в комнату.

– Так что случилось? – с некоторым напряжением в голосе спросила Вероника. – Вы вчера меня не просто заинтриговали, но напугали. Извините, что отказалась пустить вас в квартиру в такое позднее время, но вы…

– Не утруждайтесь, – улыбнулся Гуров. – Все правильно, и мы прекрасно вас понимаем. Честно говоря, я бы удивился, если бы вы нас вчера пригласили. Но попытаться я должен был. Давайте перейдем к делу. Скажите, у вас есть какие–то соображения или подозрения, касающиеся гибели вашего шефа Курвихина?

– Ну, откуда? – пожала плечами девушка. – Я не из категории приближенных, которая все знает про начальство. Я хоть и заместитель главного бухгалтера, но роль моя в фирме небольшая.

– Вы же постоянно находитесь в офисе, слышите разговоры, предположения, обсуждения.

– Да они все и сводятся как раз к вопросам: «ах, кто?», «ах, за что?». Ерунду всякую говорят, треплются, и все. Я даже не знаю, кто настолько близок к шефу, чтобы быть в курсе. Он ведь был очень замкнутым человеком.

– Понятно, а по бухгалтерии у вас проходили крупные суммы, получаемые Курвихиным на руки или получаемые кем–то из его сотрудников? Скажем, в пределах полутора миллионов.

– Да что вы! – вытаращила глаза Вероника. – У нас и зарплат таких нет.

– Понятно. А строительные материалы у вас часто проходят?

– У нас? Нет, мы хозспособом ничего не делали. По крайней мере за последние два года, что я там работаю. Договора были на ремонтные подрядные работы со сторонними организациями. Материалы они сами закупали по сметам, а не мы.

– Щебень у вас где–то проходил?

– Щебень? Н-нет. Проходили отделочные материалы. Гипсокартон, всякие направляющие, краски, шпатлевки, смеси различные. А щебень вообще не присутствовал. И не было у нас таких работ. А почему вы ко мне пришли, а не к главному бухгалтеру?

– Очень неприятно говорить вам об этом, но мы засекли одного из сотрудников вашего холдинга за странным занятием. Он подглядывал за вами в окна с биноклем. Наверное, он в вас просто влюблен. Вот мы и решили разобраться, а заодно уж и поспрашивать про дела фирмы.

– За мной? – в ужасе спросила Вероника и невольно прикрыла грудь рукой. – В окна с биноклем? Какой кошмар! Это со стройки, наверное… Кто это?

Она спросила с таким нажимом, что не ответить было нельзя. Есть такая черта у женщин. Если им что–то нужно знать, то с ними не справится ни полиция, ни армия, вообще никто. Гуров вздохнул, переглянулся с Крячко и ответил.

Глава 4

– Итак! – Генерал Орлов мерил шагами свой большой кабинет и задумчиво смотрел в пол перед собой, как будто боялся наступить куда–то не туда.

Гуров и Крячко сидели у окна на мягком угловом диване и послушно потягивали холодный сок. Орлов сегодня был настроен либерально и настоял, чтобы друзья остыли немного, а заодно и поразмышляли над этим непонятным делом вслух. И в его присутствии.

– Что, давят на тебя, Петр? – не удержался от вопроса Крячко.

– Да нет… при чем тут это? Не давят. Просто вопросов задают много. Оказалось, что у Курвихина этого вашего очень много знакомых, хороших знакомых и… Итак! Что мы имеем в активе?

– У Курвихина был своего рода холдинг, – ответил Гуров, ставя стакан на журнальный столик и откидываясь на спинку дивана. – «Своего рода» я сказал потому, что официально юридически холдинг не оформлен, есть просто группа компаний, которыми он руководил теневым образом. Там имелись наемные руководители, но приказы им отдавал сам Курвихин и решения принимал тоже он. Что там конкретно, Станислав?

– Конкретно, – зашелестел листами ежедневника Крячко, – конкретно у него было рекламное агентство. Довольно доходное. Они там даже продающие видеоролики изготавливали. И имели двенадцать рекламных мест на ведущих магистралях города. Аренда там – ого–го!

– Не завидуй, – буркнул Лев.

– Ладно, – легко согласился Крячко. – Дальше… Глянцевый мужской журнал, довольно популярный и с приличным тиражом. Затем новостной интернет–портал, студия по изготовлению сайтов. Вот такой бизнес. Щебень туда никак не вписывается.

– Сразу хочу предвосхитить твой вопрос, Петр Николаевич, – добавил Гуров, – что семья Курвихина в его бизнесе не участвует и отношения к нему не имеет. И к бизнесу вообще. Загородного дома Курвихины не имеют. Так что к щебню его семья тоже отношения не имеет.

– То есть никто ничего о связи Курвихина и этого хозяина карьера не знает?

– Абсолютно.

– А кто он хоть такой? Что собой представляет?

– Ну-у… – Гуров пожал плечами и сделал в воздухе неопределенный жест рукой. – Молодой мужчина, возраст – двадцать восемь лет, зовут Глеб Александрович Ратманов. Жду закономерного вопроса, поэтому сразу отвечаю. Карьер этот Ратманов не купил, его подарил ему некто Пожерин Александр Иванович. Произошло это два года назад.

– Вот как? – остановился посреди кабинета Орлов. – Интересно. Пожерин, Пожерин… Это не тот самый бизнесмен…

– Тот самый, если ты имеешь в виду магната нефтеперерабатывающего бизнеса Пожерина. Солидный бизнес: нефтеперерабатывающий завод, несколько небольших месторождений на европейской части России. Тимано—Печорский регион и Волго—Уральский. Правда, есть мнение, что скважины у него уже иссякают, но завод востребован и дает приличный доход. Лет пять назад Пожерин закончил его модернизацию и теперь выдает продукцию европейского качества.

– И с какого это перепугу Пожерин вдруг дарит каменный карьер Ратманову? – удивился Орлов. – Там что–нибудь нетрадиционное, что ли? Смазливый парень, похотливый нефтяник?

– Наоборот, все очень традиционно, – рассмеялся Крячко. – Настолько традиционно, что даже скучно. Ратманов – сын Пожерина. Внебрачный. Пожерин долгое время ничего не знал о сыне. Фамилии разные, потому что свою фамилию парню дала мать. Теперь вот, через двадцать с лишним лет, отец и сын встретились.

– Замаливает грехи, – проворчал Орлов, – задабривает. Дарит бизнес.

– Не ворчи, – вмешался Гуров. – Просто естественное желание помочь сыну. Что тут такого?

– С бабами путаться не надо было, не пришлось бы теперь наверстывать в воспитании и обеспечении. Ладно, это их дела. Надо срочно выяснять, что за связь между Курвихиным и этим Ратмановым. Замешан ли там Пожерин. Вы и так уже занимаетесь этим делом довольно долго, а просвета никакого, даже намека нет на рабочую гипотезу.

– Собственно, мы поэтому и пришли, – невозмутимо ответил Гуров. – Мы со Станиславом считаем, что дальше действовать нужно очень осторожно. Не следует кидаться с вопросами к Ратманову, надо предварительно прощупать ситуацию.

– Давно бы отправили туда кого потолковее из МУРа… – ворчливо заметил Орлов.

– Не–ет, – покачал Лев головой. – А если причина смерти Курвихина лежит в рамках этих отношений? Туда поедем мы со Станиславом. И еще. Карьер находится в тридцати километрах от МКАДа, и если директор карьера большую часть времени находится на своем рабочем месте, то можно предположить, что он не знает о смерти Курвихина. А это определенный маневр для оперативной разработки.

– А Ратманов и собственник, и директор?

– Да. Насколько мы понимаем, там штат невелик, и он выступает один в двух лицах – и собственник, и директор. Карьер, экскаватор, дробилка, бухгалтерия, сторож и директор. Вот и вся схема. Но карьер хороший, щебень качественный, серый. Запасы там приличные, еще лет на десять хватит, если не больше.

Крячко был очень убедителен. И Гуров, знавший Станислава уже много лет, решил, что его друг прав, это может сработать. Немного театральности, которая зачастую нужна в оперативной работе, и расчет на то, что дела у Курвихина и Ратманова были серьезные. Ведь лежала же визитка в бумажнике, а не валялась где–то в столе вместе с другими, мелкими и не очень важными контактами.

Гуров шел по коридору вторым. Двигался он солидно, не спеша, всем своим видом источая уверенность, что любая дверь, оказавшаяся закрытой, при его приближении мгновенно распахнется. Крячко шел впереди. Вел он себя суетливо и, по мнению Гурова, сильно переигрывал. Но Стасу лучше не мешать, когда его переполняет вдохновение. Это Гуров тоже знал очень хорошо.

– Где? По тому коридору? – в который уже раз справлялся Крячко у встречавшихся на пути о кабинете директора.

В небольшом и основательно запыленном офисе Управления карьером было на удивление людно. Видимо, сновавшие тут люди были по большей части не работниками офиса, а покупателями. Кто–то спешил подписать накладные, кто–то шел оплачивать, кто–то выписывал пропуска или принес на согласование договора поставки, акты взаиморасчета… Мало ли документов крутится на производстве.

– Здесь директор? – не столько осведомился, сколько констатировал Крячко, ввалившись наконец в маленькую приемную со столиком секретарши, тремя стульями вдоль стены и обязательной большой кадкой, в которой хирела тонколистная ховея.

За столом сидел угрюмый парень и торопливо что–то писал на листке бумаги. Он поднял глаза на вошедшего, но, кажется, мысли его были далеко, и он снова уткнулся в свою писанину. Крячко с довольным видом кивнул на парня, потом на дверь с табличкой директора. Гуров движением ресниц выразил согласие, и Стас решительно распахнул дверь в кабинет.

Деревянным панелям на стенах было лет, наверное, пятьдесят. Их, конечно, подновляли, приводили в порядок. Стены и потолки были идеально выровнены и окрашены в пастельные тона, вполне современные светильники делали помещение светлым и уютным, но все равно было тут что–то от советских времен. Очень не хватало вымпелов на стенах с коммунистической символикой, какого–нибудь переходящего красного знамени и, конечно, портретов вождей за спиной у директора.

Кареглазый широкоплечий парень с идеальной стрижкой оторвался от компьютера и выжидающе посмотрел на входивших в его кабинет мужчин. Взгляд у него был какой–то привычный, наверное, к нему так вот десятками за день приходят с привычными вопросами или делами. И решает он их быстро, «по накатанной».

– Здравствуйте, Глеб Александрович, – внушительно проговорил Крячко и весьма картинно посторонился, освобождая для обозрения солидную фигуру Гурова в дорогом костюме, усаживающегося без приглашения за длинный приставной стол.

– Да… – коротко кивнул Ратманов. – Что вы хотели?

Крячко промолчал и демонстративно остался стоять у двери. Пусть директор карьера голову ломает: кто перед ним сидит и кто у дверей стоит. И что все это значит.

– Мы по тому делу, которое вы должны были решить с Сергеем Владимировичем Курвихиным, – медленно, с расстановками, произнес Гуров и положил ногу на ногу с видом человека, который не собирается подниматься с этого стула до тех пор, пока не решит всех своих вопросов.

Наступил решающий момент. Лев мысленно молился, чтобы они с Крячко все же «не перегнули палку» со своим странным поведением. Но они же представления не имели, по какой причине в бумажнике Курвихина оказалась визитка Ратманова. И реакция директора карьера могла быть какой угодно. Вплоть до вопроса: «А кто такой Курвихин?»

– Та–ак, – протянул директор, и выражение его лица изменилось, стало жестким. Он откинулся на высокую спинку дорогого кресла, посмотрел сначала на Крячко, потом на сидевшего напротив Гурова и решил разговаривать именно с Гуровым. – Значит, господин Курвихин пожелал идти иным путем, да?

Гуров мысленно почесал в затылке. А хрен его знает, куда и каким путем собирался идти Курвихин. Знать бы вообще, о чем речь! Надо идти напролом, лавировать тут опасно.

– Господин Курвихин, – ответил он, – вовсе не желает идти другим путем. Он хочет, чтобы все было к обоюдному удовольствию. И без проблем.

Лицо Ратманова смягчилось, а в глазах мелькнуло даже какое–то облегчение.

– Итак, – продолжал идти напролом Лев, вдохновленный первым успехом. – Если можно, еще раз ваше предложение. Чтобы мы не пользовались сведениями из вторых рук, коль скоро проблему решать нам. Вы же хотите, чтобы все было хорошо?

– Пусть Полинка отдаст документы, – сказал Ратманов. – Что я еще могу сказать вам нового? Я что–то не пойму, кто вы и почему не приехал сам Курвихин?

– Поверьте, Курвихин не сможет приехать. Я вас не обманываю. И проблему решать нам двоим. Это я вам заявляю от чистого сердца. Как на исповеди.

– Ладно, допустим. Где документы?

– Видимо, у Полинки, – пожал плечами Гуров.

Применительно к этой ситуации, он мог назвать только одну Полинку – дочь Курвихина. Какие–то документы, видимо, важные. И, видимо, дочь Курвихина замешана в этом деле. Вот это ситуация! И как выпутываться? Интуиция подсказывала сыщику, что торопиться не стоит. Не время вытаскивать удостоверение и объявлять свой официальный статус. В деле наконец проявился определенный мотив.

– Вот пусть она и возвращает то, что взяла. Мне уже плевать, по чьей указке она это сделала, кто ей велел или заплатил. Но если она не вернет документы, скандал будет большой, и я даже не знаю, кого он еще захлестнет. Это не только моя проблема, и пусть Сергей Владимирович ее решает. Или вы, если он вас прислал. Кстати, зачем он вас прислал?

– Вы, Глеб Александрович, вполне резонно заметили, что проблема гораздо шире, чем может показаться, – вставая, сказал Гуров. – А мы как раз и есть специалисты по решению такого рода проблем. Мы их решаем профессионально, и у нас огромный опыт, поверьте.