Текст книги "Полковник Гуров. Компиляция (сборник) (СИ)"

Автор книги: Николай Леонов

– Да, Шалый, не внял ты моему совету – не врать, – с сожалением в голосе произнес Гуров. – Ну, это был твой выбор, тебе за него и отвечать. Я сейчас одну запись включу, и ты ее послушаешь, а вот потом я уже сам расскажу, как дело было.

Он достал из кармана диктофон, который был с ним в поездке, и включил – все, прислушиваясь, притихли, а Лев Иванович стал невольно вспоминать свою весьма познавательную беседу с вором в законе Седым, в миру Георгием Георгиевичем Седовым, и то, что ей предшествовало, то есть когда к нему подошли два парня и очень неласково спросили:

– Ну, и чего тебе от Седого надо?

– Привет от Мукосеева передать хочу.

– Ба, да ты, кажись, цветной, – осклабился парень.

– Не твоего ума дело, – жестко ответил Гуров. – Доложи начальству, и свободен.

– Ты хоть имя свое назови, – предложил второй парень.

– Полковник Гуров из московского Главка, тебя это устроит?

– Слышать приходилось, а вот вижу впервые. А не боишься, что мы тебя на перо поставим? – это все первый никак не мог угомониться.

– Пошел вон, – равнодушно бросил Лев Иванович. – Когда это я вас, шантрапу, боялся?

Парни помялись и отошли, причем Гуров даже не стал смотреть, куда именно, но, видимо, недалеко, потому что довольно явственно услышал звук звонкой затрещины, а через несколько минут к нему подошел хорошо одетый мужчина приблизительно его возраста и, присев напротив, стал внимательно разглядывать.

– Хромает у тебя дисциплина, Седой, – заметил Лев Иванович.

– Да, учишь-учишь их, дураков, а все без толку, – небрежно ответил тот. – Значит, ты и есть легендарный Гуров, от которого еще никто не уходил. Ну, и чего ж тебе от моей грешной души надо, коль ты из самой Москвы ко мне приехал? Живу я тихо, скромно, никого не трогаю.

– Примус починяешь, – в тон ему заметил Гуров.

– Не все в деревне дураки, Булгакова читали, – усмехнулся Седой.

– Да не к тебе я приехал, – успокоил криминального авторитета Гуров.

– Уже радует, так о чем базар пойдет?

– Седой, ты либо крест сними, либо трусы надень, а то Булгаков и «базар» как-то друг с другом не вяжутся, – поморщился Лев Иванович.

– Хорошо, давай поговорим как двое людей, которые читали Булгакова, – согласился Седой.

– А речь пойдет о делах давних, – сказал Лев Иванович.

– То есть все сроки уже вышли? – уточнил тот.

– Ну, по мокрым-то они никогда не кончаются, но они меня сейчас как раз не интересуют.

– Еще больше радует! – с воодушевлением заявил Седой. – Так что ж тебя интересует?

– Волчара, – объяснил Гуров. – Илья Семенович сказал, что вы его кончили.

– Ты же сказал, что не по мокрым, – напомнил криминальный авторитет.

– Седой! Мне нужно быть уверенным в том, что вы, то есть не ты именно, а кто-то из ваших его точно кончил, – объяснил Лев Иванович.

– Точнее не бывает, – кивнул уголовник.

– Седой! От твоих слов сейчас очень многое зависит. Пойми меня правильно, – твердо сказал Гуров.

– Тьфу, ты! Да что ж ты недоверчивый какой? – воскликнул тот. – Ну, слово вора тебе даю! Это тебя устроит?

– Вполне, – ответил Гуров и незаметно для того с облечением вздохнул. – Только как же вы его нашли? При тех деньгах, что у него с собой были, ему пластическую операцию сделать, зубы подправить и цветные линзы купить ничего не стоило.

– Правильно сказал, он это все и сделал. Да вот только были у него две особенности, которые уже не изменишь, – явно радуясь тому, что может продемонстрировать свое превосходство над ментом, произнес Седой. – Кровь у него четвертой группы, резус отрицательный, мы через военкомат это выяснили.

– И вы по ней его искали? И всего год? – недоверчиво спросил Лев Иванович. – Не поверю!

– Правильно не веришь, – кивнул уголовник. – Это мы на всякий случай, для подстраховки выяснили. Но вот была у него еще вторая особенность, причем в штанах, и ее тоже, как ни крути, не изменишь. Волчара-то красивую жизнь любил, так что в дыре какой-нибудь хорониться не стал бы. Вот мы проституток по всем крупным городам и настропалили за хорошую мзду его искать – сам понимаешь, что это значит, когда смотрящего кончат и общак уведут, тут уж у нас со всех сторон подмога была. Вот в Питере его через год и нашли.

– И что же это за особенность такая?

– Да когда он голышом в детстве бегал, его собака какая-то за наше мужское хозяйство и тяпнула. И с тех пор у него член на сторону смотрел, причем совсем на сторону. Все наши шалавы об этом знали и между собой обсуждали.

– Как же его в армию взяли, тем более в спецназ? – удивился Гуров.

– Так в обычном состоянии он нормально выглядел.

– Почему же он не прооперировался?

– Да он еще здесь с врачами консультировался, и ему объяснили, что это опасно: одно неверное движение – и он на всю оставшуюся жизнь уже не мужик, вот он, видимо, и тогда, и после поостерегся.

– Но это был точно он? – все-таки еще раз спросил Лев Иванович.

– Блин! – не выдержал Седой и рассмеялся. – Расстрел отменили, так ты, Гуров, решил меня так угробить? – И повторил: – Да, точно! Точно! Тем более что он и меня признал, и еще кое-кого, да и цацки из тех, что он у мэра взял, еще не до конца спустил. Все мы, конечно, не вернули, но хоть часть привезли, все лучше, чем ничего.

– Тогда у меня второй вопрос, который к тебе тоже никакого отношения не имеет. Ты такого человека, как Геннадий Дормидонтович Шалый, знаешь?

– Сын Шалавы, что ли? Знаю, конечно. Он, как из армии пришел, все здесь крутился и про Волчару вынюхивал.

– И вы его пристегнули к поискам.

– Грех было не воспользоваться. Понимаешь, Гуров, одно дело, когда ищут по обязанности или за деньги, и совсем другое, когда из ненависти. Тут у человека, как у собаки, верхнее чутье появляется, он своего врага нутром почует. Сунули мы ему деньжат немного…

– Ствол паленый, на котором три трупа висят, – невинным тоном продолжал Гуров.

Седой смерил его тяжелым взглядом и сказал:

– Мы вроде договорились.

– Это я просто к тому, что чистый, незасвеченный пожалели.

– Слишком большая честь для него, – буркнул Седой.

– Скажи мне лучше, он знал, что вы Волчару нашли?

– А как же! Он же периодически звонил, новостями интересовался и сам сообщал, что выяснить сумел. Хотя, точнее, что ничего не сумел выяснить. Вот в последний раз я ему и сказал, что он может больше никого не искать, что мы сами Волчару нашли.

– А когда это было? – поинтересовался Гуров.

– Да месяца через два после того, как мы из Питера вернулись.

– Точнее не скажешь?

– Дай вспомнить… – Седой задумался. – В мае девяносто третьего это было, как раз после Дня Победы.

– Ну, тогда все! Я узнал, что хотел. Счастливо оставаться.

Гуров выключил диктофон и сказал собравшемуся что-то объяснить или возразить Шалому:

– Если ты хочешь сказать, что Седой врет, хотя ему это совершенно ни к чему и к тому же он дал слово вора, то я могу ему это передать, и тогда ты ни в одном ИВС под самой строгой охраной больше суток не проживешь. Так ты хочешь что-то сказать?

Гришка молча опустил голову, а Гуров повернулся к стоявшим у него за спиной мужикам и спросил:

– Я обещал вам рассказать, как все на самом деле было?

– Давно ждем, – нестройным хором ответили ему мужики.

– Ну, так слушайте. Шалый, я думаю, сначала действительно пытался искать Волчару, но, узнав, что того уже кончили, пустился в самостоятельное плавание. Мужик он беспредельно подлый и хитрый, но при этом глупый, отсюда все дальнейшее и проистекает. Я в своем ремесле больше тридцати лет, так что в людях научился разбираться и поэтому могу точно сказать, что вляпался Шалый во что-то уж очень серьезное. Кого он кинул, подставил или обокрал, не знаю, но, скорее всего, уголовников, потому что в розыск его никто, кроме нас, не объявлял, а это значит, что искали они его сами. И ему понадобилось спрятаться. И поехал он в Николаевку, где его никто не стал бы искать, потому что в паспорте в графе «Место рождения» был записан Стародольск. Да и кто на эту деревню подумает? И вот приехал он туда и увидел, что Лариса за это время не только выросла и расцвела, но и по-прежнему влюблена в него, как кошка. А еще она за эти годы многому у бабки Агафьи научилась, чему он сам был свидетелем, когда ее смертным боем били и чуть не утопили. И понял он тогда, что напал на золотую жилу! Что будет эта влюбленная дура зарабатывать ему на жизнь безбедную определенным местом. О том, что Волчары уже в живых нет, он ей, конечно, не сказал, а предложил искать его вместе, на что Лариса, пылая жаждой мести, естественно, согласилась. Но под собственным именем ему было разъезжать опасно, и он придумал, как все организовать, потому что планов у него было громадье. Он изменил отчество, а потом зарегистрировался с Ларисой и взял ее фамилию. Получать новый паспорт он отправился вместе с ней и на обратном пути специально перевернул лодку. Оба паспорта, и ее, и его, оказались испорченными, и им пришлось получать новые. Но вот штампов о браке именно Шалый предложил туда не ставить. Не знаю, как он ей это объяснил, да это уже и неважно, а важен сам факт – они получили чистые паспорта, а он еще и возможность выдавать Ларису за свою сестру, чем в дальнейшем и пользовался. Да и место рождения они себе сумели изменить на Николаевку, ну, это, скорее всего, для того, чтобы уже окончательно от Стародольска откреститься. Напакостничал Шалый, видимо, в Центральной России, потому что отправился он с Ларисой гастролировать по Сибири и Дальнему Востоку – и от места преступления подальше, и народ там попроще, не такой ушлый, как по другую сторону Урала. Лариса выступала в ресторанах с цыганскими песнями и танцами, а Григорий, выдавая себя за ее брата, подбирал клиентов поденежнее и подкладывал ее под них. Причем, строго следуя придуманной легенде, выбирал тех, кто недавно появился в городе, а необходимость спать с ними объяснял тем, что у Волчары, который, имея такие деньги, мог изменить внешность, была одна особая примета, которую можно увидеть только во время интимной близости. И Лариса ему верила и спала со всеми, на кого он ей указывал, зарабатывая деньги в первую очередь ему на безбедную жизнь и, кстати, на баб тоже. Как ты ей это объяснял? – Лев Иванович повернулся к Шалому. – Что покажется подозрительным, если сестра будет гулять напропалую, а брат монахом жить?

– Лариска вбила себе в голову, что она настоящая цыганка, а у них мужики не работают, только бабы зарабатывают. Так что все в их традициях, – поняв, что ему уже не выкрутиться, Гришка не стал ничего отрицать.

– Я уже говорил, что ты подлец, так что повторяться не буду. Ладно, не об этом сейчас. И вот что примечательно, – продолжал Гуров, снова поворачиваясь к мужикам. – Со всеми этими мужчинами она была белая и пушистая, причем явно не из-за денег и подарков, потому что она, выполняя поручения Шалого, с ними и бесплатно спала бы, и побои терпела. Эта подлая парочка, как выяснил Станислав Васильевич, нигде долго не задерживалась. Так, покрутятся месяца два, отымеют Ларису все состоятельные мужики, и они уезжают. Ларисе Гришка, наверное, говорил, что нужно в другом крупном городе искать, а на самом деле, думаю, боялся, что его все-таки найдут, если он долго будет на одном месте оставаться. И вот в Красноярске Шалый стал наводить справки о состоятельных мужчинах и узнал в том числе о господине Савельеве. И что же он узнал? А то, что Савельев мужчина очень состоятельный, не женат и вообще родственников никаких не имеет, живет вместе с хворым другом, женским полом не брезгует. Он быстро подсунул ему Ларису, чтобы вытянуть как можно больше денег, и господин Савельев ее снял, как самую обычную проститутку, которых у него было-перебыло. Они встретились раз, второй… И тут она увидела, что глаза у Николая Степановича разного цвета: правый – голубой, а левый – карий, а чтобы скрыть это, он носит цветные линзы. И она решила, что это и есть Волчара! А это значит, что она про убийцу своей матери практически ничего не знала, потому что у Волчары глаза были совсем не разными, они были голубыми, а с коричневым пятном был как раз правый глаз! Да и вообще она его вряд ли помнила, потому что перепутать этого садиста и господина Савельева невозможно!

Гуров достал из внутреннего кармана ксерокопию фотографии Волчары из уголовного дела и показал Гришке.

– Ну и как можно было принять одного за другого? Уж ты-то ошибиться не мог – большим был, когда тот куролесил, да и видел его не раз – город-то маленький.

– Нам покажи, – попросили сзади, и Лев Иванович сунул листок в одну из протянутых рук.

– Да тут и нос, и челюсть, и скулы, и уши разные! – раздались голоса мужиков. – Тут уж не пластическую операцию, а всю голову менять надо было.

– Вот и я говорю, что спутать их нельзя. Но ты, Гришка, услышав об этом от Ларисы, почувствовал, что вот он, твой шанс обеспечить себя на всю оставшуюся жизнь, тем более что все мужчины, под которых ты Ларису подкладывал, были хоть и приезжими в тех городах, но или женаты, или имели родственников, а Николай Степанович одинок. И ты убедил Ларису, что господин Савельев и есть Волчара, который себе не только внешность изменил, но и в штанах порядок навел, сделав операцию. А то, что группа крови и резус-фактор не совпадали, так Лариса о них и не знала. Лариса пустила в ход все то, чему научилась у бабки Агафьи, привязала к себе насмерть господина Савельева и в результате вышла за него замуж. И как только ты решился ее отпустить? Или она перестала обеспечивать тебя?

– Да истаскалась она за это время, – зло бросил Шалый. – А потом просто надоела со своей любовью.

– А то, что истаскалась она не по своей, а по твоей воле, это ничего? – гневно спросил Лев Иванович.

– А я ее не заставлял, – прежним тоном ответил Гришка. – Сама хотела Волчару найти.

– И подумала, что нашла! – Гуров опять повернулся к мужикам. – Но вот сдерживать себя она не стала и выплескивала на Савельева всю скопившуюся у нее за много лет ненависть, постоянно отравляя ему жизнь. Это и послужило для меня второй отправной точкой, потому что с другими мужчинами она вела себя иначе, а тут вдруг словно с цепи сорвалась, хотя причин для этого не было – господин Савельев на ней и женился, и ничем не обижал.

– А первой, отправной, точкой, что было? – спросил Погодин.

– То, что она после ухода няни сама все время возилась с детьми, что было, несомненно, трудно, потому что Лариса никого к ним не подпускала, но при этом, по словам Тимофеева, не делала ни малейшей попытки найти новую няню, которая, будучи принятой на работу, и спала бы в комнате малышей. А в этом случае организовать их якобы ночное похищение было бы невозможно. Причин такого поведения Васильевой я тогда не мог понять, но это значило только то, что я их еще не нашел, а вот когда выяснил, что Лариса сама участвовала в похищении, все встало на свои места. Так, на чем я остановился? Ах да! На том, что Лариса себя совершенно безобразно вела и всячески третировала мужа, но тут выяснилось, что не настолько уж он беззащитен, что у него очень преданные и решительные друзья. Шалый с Ларисой такого оборота дела никак не ожидали, но он и тут нашел выход, и Лариса заставила Савельева переехать в Москву, от них подальше. И, понимая, что с ней никто цацкаться не будет, притихла, потому что Ларисе пообещали, что за ней и в Москве будут приглядывать. А теперь поговорим о детях. План у этой омерзительной парочки был незамысловатый. Дети – официально граждане США, это, несомненно, Лариса с подачи Шалого заставила Николая Степановича оформить гражданство, и, таким образом, они в любое время и в любом возрасте могут въехать в Штаты и остаться там. Ну а их мать может присоединиться к ним в любой момент, для того им и американское гражданство оформили. Но вот, Шалый, – повернулся к Григорию Гуров, – кто решил, что пришло время осуществлять давний план?

– Лариска, кто же еще? Не знаю, почему ей это в голову взбрело, но мы смогли все быстро провернуть.

– Не сомневаюсь – вы же давно готовились. А теперь скажи мне, что ж ты сам с ними не вылетел?

– А с какой стати мне в Америку лететь? – сделал вид, что удивился, Гришка.

– Так у тебя же виза оформлена. Кстати, а на основании чего ты ее получил? Молчишь? Так я тебе скажу, что основанием являлся брак с гражданкой США. И безусловно, фиктивный, а иначе не требовала бы у тебя американка очередной платеж. Учти, что у меня есть вся твоя переписка с ней, а также письма от Шалых, которые остановились в ее доме, причем его адрес у меня тоже имеется.

– В общем, когда Лариска с Тамаркой и Генкой улетели в Майами детей заделывать, она там нашла одну бабенку из бывших наших, Ольгу, и сторговалась с ней, – вынужден был признаться Гришка. – Та прилетела в Москву, и мы тут с ней зарегистрировались, отсюда и виза. Только я ни разу не вылетал к Ольге.

– А почему платеж задержал? Причем уже не один.

– Лариска, сука, сказала, что у нее сейчас денег нет, потому что она все, что было, Тамарке с собой отдала. А еще посоветовала, чтобы я с Ольгой договорился, чтобы она подождала с оплатой до тех пор, когда я в Штаты прилечу.

– И когда же Лариса сказала, что у нее денег нет? – поинтересовался Гуров.

– Да уже после того, как Генка с Тамаркой и детьми улетели.

– Ну, хорошо, морочила Лариса всем голову своим мнимым горем, а потом, узнав о том, что я за это дело берусь, дала отмашку, что пришла пора господина Савельева убивать. Ты написал Шалым, те полили спящих детей кетчупом или еще чем-то и переслали фотографию тебе, а уже ты с соответствующей припиской отправил ей. Таким образом, ты выманил ночью Савельева из дома и совершил на него покушение. И не возражай, душевно тебя прошу, не зли меня, потому что после того, как Седой про ствол сказал, отпираться уже бессмысленно. А вот после похорон ты и собирался вылететь с Ларисой в Штаты, так? – Шалый, отвернувшись, кивнул. – Да, подготовился ты к этому мероприятию очень основательно, с толковыми юристами проконсультировался – одно завещание чего стоит! Ведь в нем господин Савельев не указал степень своего родства с Ларисой и детьми, а только написал их имена. Это было сделано на тот случай, если вдруг откроется, что, выходя за него, Лариса уже была официально за тобой замужем, и ее брак с Николаем Степановичем является недействительным, а дети не от него. А еще ты с завещанием самой Ларисы подстраховался – в нем ведь тоже степень вашего родства не указана. И вот, узнав о том, что господин Савельев мертв, ты, имея на руках ее завещание, и пошел в психушку, чтобы убить Ларису – она тебе стала больше не нужна. Только зря старался – тебя бы к ней просто не пропустили.

– А если бы по какой-то случайности ты мимо нас сумел проскользнуть, то, появись ты там, тебя бы тут же скрутили и мне позвонили, – добавил Погодин.

– Только не знал ты, что, даже если бы ты решил оставить Ларису в живых, никуда бы она тебя с собой не взяла!

– Это еще почему? – Шалый резко развернулся к Гурову.

– А все очень просто. Незадолго до якобы похищения на адрес господина Савельева пришло письмо из редакции передачи «Жди меня», в котором говорилось, что его ищут родные. Лариса письмо перехватила, ответила на него сама, что ее муж вообще родом из Сибири и родни в Средней Азии никогда не имел, хотя и знала, что это не так. Но, видимо, какие-то сомнения у нее в душе появились, и Васильева поехала в редакцию. Там Лариса сказала, что муж сейчас в отъезде, на письмо она ответила вместо него, не подумав, потому что в таких подробностях его прошлую жизнь не знает, и попросила показать ей письмо от родителей господина Савельева. А в нем родные очень подробно описывали его особые приметы, в том числе и шрам на бедре от давнего укуса собаки, которая ему кусок мяса вырвала, и шрам на левой руке от полученного тогда же открытого перелома. Вот тут-то Лариса и сложила два и два! И поняла, что господин Савельев совсем не Волчара. И тогда она сделала еще одну вещь – сумела найти домашний телефон Ильи Семеновича Мукосеева, следователя прокуратуры, который вел дело об убийствах ее матери и остальных. И узнала от него, что Волчара давным-давно мертв. Тут-то до Ларисы и дошло, как цинично ты ее все эти годы использовал. А от любви до ненависти – один шаг! И она его сделала! Так что завещание Лариса изменила, и ты в нем больше не фигурируешь. Она оставила все своим детям, причем оговорила, что их опекуншей становится Тамара Ивановна Шалая. Именно она, а не супруги Шалые, – видимо, цену твоему брату она хорошо знала. А вот в Тамаре была уверена! Знала, что эта бездетная женщина, которая ее детей выносила и выкормила, сможет о них позаботиться и никогда не обидит. Так что остался ты, Гришка, при пиковом интересе!

– Сволочь! Сука! Убью своими руками! – взвился Шалый.

– Заткнись! Сам себе яму выкопал! – прикрикнул на него Лев Иванович. – Да! Совсем забыт тебе сказать! Господин Савельев жив, находится уже совсем в другой больнице и скоро будет здоров. А еще вместе с ним его родители, сестра с мужем и двумя их сыновьями, и его бывшая девушка с их общим сыном. О Ларисе же и ее детях он даже не вспоминает, потому что приворот с него сняли, и он теперь снова принадлежит самому себе.

– Не верю! – крикнул Гришка. – Лариска говорила, что это невозможно, что подобное только она сделать в силах.

– Нашелся умелец! Так что остались вы все дружно у разбитого корыта! И ты! И она! – Лев Иванович повернулся к Крячко: – Станислав Васильевич, вызовите наряд, пора этого подонка на нары определять. А уж предъявлять ему найдется что и без покушения на господина Савельева. Тут и незаконное хранение, и применение оружия, на котором и без того три трупа, и стрельба на улице, что является общественно опасным деянием, ну и далее по тексту. Не мне вас учить!

– Сейчас позвоню, – пообещал Стаc.

Гуров выключил диктофон и сказал на прощание Гришке:

– Я видел очень много преступников, но такую гниду, как ты, мне встречать не приходилось. Какое счастье, что я больше никогда тебя не увижу.

И Лев Иванович был действительно твердо уверен в том, что эта нелюдь на свете не заживется, потому что Погодин или кто-то другой из этой компании точно об этом позаботится. Гуров первым вышел из гаража и направился к дому, а остальные – за ним.

– Ну и башка у мужика! – с откровенным восхищением проговорил сзади Виктор. – Ведь мы вроде бы все то же самое знали, ну, почти все, а вот свести все вместе и по полочкам разложить!

– Да-а-а! Это надо уметь! Действительно, лучший из лучших! – сказал Погодин.

– Вот потому-то он Гуров, а я так, погулять вышел, – безразличным голосом заметил на это Крячко.

– Да ладно тебе, Стаc! Нормальный ты сыщик! Брось! Не бери в голову! – утешали его со всех сторон мужики.

А вот Гуров даже не обернулся – он в этот момент уже думал о Ларисе и, осознавая, что сейчас судьба и женщины, и детей, по большому счету, в его руках, пытался представить себе ее реакцию на произошедшее, от которой будет зависеть все. Внезапно Лев Иванович остановился и повернулся к остальным:

– У нас осталось незавершенным только одно дело – разговор с Ларисой. Дайте мне машину, а еще лучше отвезите меня, а то я точно не знаю, где ее психдиспансер находится.

– Мы все с вами поедем! – решительно заявил Погодин.

– Ну, такой компанией мы у нее в палате просто не поместимся, – возразил Гуров. – Да, поговорить я с ней хотел бы наедине – так, я думаю, она откровенней и искренней будет.

– Ничего, мы люди негордые, мы и за дверью послушать можем, – проговорил Юрий.

– А кто же будет полицию дожидаться? – поинтересовался Гуров. – Станислав Васильевич ведь уже наряд вызвал!

– Не вызывал он еще, – сказал Виктор. – Ничего! Никуда Гришка не денется, пусть пока здесь посидит.

– Ну, смотрите, вам виднее, – не стал возражать Лев Иванович.

И они на нескольких машинах отправились в путь. Ехать пришлось не очень далеко, и встречены они там были весьма и весьма доброжелательно, особенно Погодин.

– Хотите поговорить с Васильевой? – переспросил дежурный врач. – Так, пожалуйста. Палата у нее одноместная, кормим-поим, уколов, как вы просили, не делаем. Врачи к ней каждый день заходят, чтобы оценить самочувствие, и должен вам сказать, что она совершенно адекватно реагирует на происходящее, не буянит, не скандалит. Тихо ведет себя.

– Она что-нибудь спрашивала? Просила кому-нибудь позвонить от ее имени? – поинтересовался Гуров.

– Нет, один только раз поинтересовалась, сколько мы ее будем у себя держать. А мы, как и просил Леонид Максимович, ответили, что до окончания расследования дела о покушении на ее мужа. А больше она ни о чем не спрашивала.

Погодин незаметно кивнул дежурному врачу, и он не стал возражать против того, чтобы Лев Иванович поговорил с Васильевой с глазу на глаз.

– Почему же нет? – пожал он плечами. – Она тихая, чудить не будет, но на всякий случай я бы поставил возле двери санитаров.

– Возле двери мы будем, – сообщил врачу Александр.

– Дело ваше, – согласился тот.

Палата, в которой содержалась Лариса, была все-таки закрыта, не иначе как по просьбе того же Погодина, и когда дверь открылась, она безразлично посмотрела в ту сторону, ожидая, что это войдет врач, но увидела незнакомого мужчину и мгновенно напряглась. Гуров до этой минуты видел Васильеву только на фотографии, где она была с детьми, а потом, когда приехали врачи из «Скорой», лишь мельком, поэтому сейчас он внимательно ее разглядывал. Ну, что сказать? Она отоспалась, отъелась, если это вообще возможно на больничной пище, и, главное, считая Савельева мертвым, успокоилась. Теперь ей оставалось только терпеливо ждать, когда его компаньоны обратятся к ней – наверное, Лариса считала, что раз есть завещание, то наследство от нее никуда не денется. Конечно, ее могли очень настойчиво попросить им поделиться, во всяком случае, не продавать акции на сторону, но это был уже решаемый вопрос. Но вот того, что Лев Иванович изо всех сил старался увидеть в ее глазах – раскаяния, сожаления, да просто жалости к загубленному ей человеку, – в них не было. Как оказалось, предположения Льва Ивановича по поводу ее рассуждений и планов были совершенно верны, потому что Лариса насмешливо спросила довольно низким и хрипловатым голосом:

– Я полагаю, что вы адвокат? – и, не дожидаясь его ответа, продолжила: – Что? Воронье уже слетелось? Ну и чего хотят от меня ваши клиенты? – с усмешкой спросила она. – Чтобы я отказалась от акций в их пользу? Или продала за гроши? Так знайте, этого не будет!

– Здравствуйте, Лариса Петровна, – сказал Гуров, проходя и присаживаясь на стул. – Мы с вами уже встречались, но продолжалось это так недолго, что вы вряд ли меня запомнили, да и не познакомились мы тогда. Только я не адвокат, а полковник полиции, и зовут меня Лев Иванович Гуров.

– Вы занимались поисками убийцы моего мужа?

– Можно сказать и так. И сейчас я хочу продемонстрировать вам результаты моей работы. А чтобы не тратить время на долгие пересказы всего, что произошло, я предлагаю вам послушать одну запись. А вот потом, если у вас возникнут вопросы, я на них отвечу, а вы затем ответите на мои.

Она не стала возражать, и Лев Иванович, достав из кармана диктофон, предусмотрительно поставил его подальше от Ларисы, чтобы у нее не возникло искушения вскочить и разбить его. Из динамика раздался голос Григория Шалого, и едва она его услышала, как тут же согнулась и, упершись локтями в колени, спрятала лицо в ладони. Васильева прослушала запись, не проронив ни слова. А когда диктофон отключился, Гуров спросил:

– У вас есть ко мне вопросы?

Лариса только молча помотала головой, по-прежнему пряча лицо в ладонях.

– Я понимаю, что ничего нового, за исключением того, что Григорий собирался вас убить, а Николай Степанович не просто жив, а еще и воссоединился со своими родными, вы не услышали. Но тогда, как мы с вами и договаривались, у меня будут к вам вопросы. Вот вы узнали правду о Савельеве и поняли, что он и Волчара – два разных человека, таким образом, ненавидеть вам его было больше не за что, так зачем вы все-таки устроили это якобы похищение детей? Боялись, что родные Савельева рано или поздно все равно найдут его? Но он же вас очень любил. Неужели только из-за того, что делиться его деньгами не захотели?

– Да, не захотела! – Лариса резко подняла голову и взглянула Льву Ивановичу прямо в глаза. – Я с ним пять лет промучилась не для того, чтобы потом с кем-то и чем-то делиться.

Гуров взгляд не отвел, он просто покивал в такт своим мыслям, а Лариса даже представить себе не могла, что этими несколькими словами, перечеркнула все то хорошее, что Лев Иванович готов был для нее сделать. Но то чувство пусть и брезгливой жалости, которое она вызывала в Гурове после рассказа Григория, мигом улетучилось, едва сыщик взглянул в ее горящие ненавистью глаза. Больше Лев Иванович ни жалеть, ни щадить Васильеву не собирался.

– Зато теперь потеряли все, – жестко сказал он. – Ну а зачем вы, зная, что дети живы-здоровы и в безопасности, целый месяц разыгрывали спектакль? Зачем потребовалось мучить человека? Чтобы властью своей насладиться, как тогда, в Николаевке над Матвеем?

– А хотя бы и так! – с вызовом ответила Лариса. – Я столько от мужиков натерпелась, что, когда появилась возможность отвести душу, грех было этим не воспользоваться. В доме за мной постоянно следили, так что приходилось сдерживаться, но зато потом я за все на Кольке отыгралась, глядя, как этот слизняк убивается, а сама в душе смеялась. Господи! – расхохоталась она. – Какие же вы, мужики, идиоты, и как я вас всех ненавижу! А еще презираю!

– Ну, слизняком его сделали вы и только по отношению к себе, а вот его деловая хватка как была при нем, так и осталась. А вы случайно не забыли, чем подобные развлечения для вас чуть было в Николаевке не закончились? Ведь вас тогда вполне могли утопить.

– Но ведь не утопили же! – рассмеялась сыщику в лицо Лариса.

– И вы решили, что вам всегда так будет везти? – спросил Гуров.

– Конечно! – уверенно заявила Васильева. – Я цыганка! Я свою судьбу наперед знаю!

– Думаю, что нет, – спокойно заметил Лев Иванович и спросил: – Скажите, отправляя своих детей в Америку, вы просчитали все последствия? А то я их вам сейчас перечислю. Я, конечно, не специалист по международному праву, но есть вещи, которые знаю точно. Итак, ваши дети – граждане США и могут находиться там столько, сколько захотят. А вот у Шалых всего лишь рабочая виза, которая скоро заканчивается, и тогда у них есть два пути. Первый – уходить в нелегальные иммигранты, у которых жизнь совсем не сахар, и второй – возвращаться в Россию для оформления новой визы, которую тоже больше чем на три года не дадут, если дадут вообще. Но даже если Шалые захотят выехать в Россию для оформления визы, то детей с ними не выпустят. На каком основании? Они им никто. Значит, детей нужно оставлять там. С кем? Где? У Ольги, фиктивной жены Григория? А они ей нужны? А если американским властям станет известно, что Шалые незаконно вывезли детей из России, то это уже киднеппинг, за который в Штатах дают такие сроки, что они в далеком далеке теряются. А ведь та нотариально заверенная доверенность, с которой они вылетели, – липа, потому что Николай Степанович ее не подписывал. И нотариус, которого вы подкупили, очень скоро перестанет таковым быть. Значит, Шалых арестуют, и заботу о детях возьмет на себя государство, но тогда их отдадут на усыновление. А что? Малыши они симпатичные, и желающие взять их в семью найдутся. Только какое будущее их ждет, неизвестно. Ведь в Америке постоянно проходят судебные процессы над родителями, которые издевались над своими детьми или даже убили их. По российскому телевидению частенько показывают такие репортажи, а сколько таких случаев на самом деле? Думаю, что в разы больше. Далее, когда станет известно, что в похищении детей принимала участие родная мать, то вас по нашему российскому законодательству очень легко могут лишить родительских прав. Николай Степанович никакого отношения к их появлению на свет не имеет, о чем уже знает, тем более что теперь у него есть родной сын, так что он тоже вряд ли будет копья ломать и судиться за право воспитывать чужих детей, заведомо зная, что американцы их не отдадут. Что еще? Ах да! Вы уже никогда не сможете получить визу в Америку. Вас ждет суд. А как же иначе? Двоемужество, подделка документов – подпись Савельева наверняка подделывали вы, соучастие в похищении детей, пособничество, если не организация убийства Николая Степановича… Да и еще что-нибудь найдется. Так что сядете вы всерьез и надолго. Ну и кто же вам, судимой, визу в Америку даст? Так что детей своих вы не увидите ни-ког-да! И даже не узнаете, где и с кем они живут, как живут и живы ли вообще! А вы говорите, что знаете свою судьбу!