Текст книги "Полковник Гуров. Компиляция (сборник) (СИ)"

Автор книги: Николай Леонов

Как и предполагал Гуров, тогда, во время разборок между Закиром и Крупом, именно Рогоз работал сразу на две стороны, это он сдал своего хозяина за посуленный конкурентом куш. Купился Рогоз на раздел доходов от всех предприятий Крупа. Ему надоело ходить в «шестерках», выполнять грязную работу и получать за свои труды жалкие крохи. Так он считал тогда.

Именно он, по приказу Закира, организовал серию взрывов и поджогов на складах и в магазинах Крупа. А после ходил с ним по развалинам и костерил на чем свет стоит «мерзавца Закира». Ох, и посмеялся он тогда над Крупом. Вот ведь остолоп, жалуется на убытки тому, кто сам эти убытки и организовал. Ну не ржака ли?

Затем сгорел дом Закира, и тот кинул предъяву Рогозу. Как так вышло, что он, правая рука Крупа, не знал о том, что тот замышляет? Почему не предупредил? Почему не предотвратил? Тогда они с Закиром крепко поцапались, Рогоз даже подумывал о том, чтобы расторгнуть устный договор с взрывным греком. Но тот вовремя одумался. Даже извинился перед Рогозом, правда, в своей манере, но все же извинения были принесены, конфликт замят, а Крупу вынесен смертный приговор. Слова Закира Рогоз помнил дословно: пока Круп жив, спокойно вести бизнес невозможно. Так Рогоз получил официальный заказ на своего босса. И плюсом – десять процентов от будущих доходов. В качестве оплаты услуги, так сказать.

Он начал разрабатывать план, при котором его не «подтянут за мягкое место». Выход нашелся легко. В жертву пришлось принести водителя Крупа, но кто считает жертвы во время войны? Автомобиль Крупа взорвался где-то посреди трассы, полиция нашла останки обгоревших тел двух человек и вставную челюсть, которой Рогоз обзавелся буквально за неделю до взрыва. Подбросить в салон протез дело двух минут, а тело? Да просто расходный материал. Даже не труп, а просто человек, от которого нет пользы. Водитель Крупа вопросы задавать не приучен, кого посадили в салон, того и везет, так что тут все прошло гладко.

Так Рогоз получил свидетельство о смерти и могилу в центре истринского кладбища. Вышли и издержки. Появиться на людях он теперь не мог, и к красавице Ляле закатиться среди ночи тоже не вариант. Так и жил под чужим именем да с чужой внешностью. Сколько времени еще собирался скрываться? Как знать? Закир все время поводы находил, чтобы отсрочить этот момент. Только у Рогоза терпение к концу подходит, как Закир ему новый аргумент на блюде преподносит. То в полиции дело пересмотреть решили, то за Лялей подозрительная слежка идет, то еще какая-то шляпа. И все у Закира гладко, и все-то в кон.

Теперь-то до Рогоза дошло, что невыгодно было Закиру его в свободное плавание отпускать, ведь, по сути, обязанности Рогоза ничуть не изменились, как был он «шестеркой» при Крупе, так и остался «шестеркой», только хозяин достался рангом пониже. И с бабками от бизнеса Крупа тоже непонятки шли. На круг Рогоз стал иметь чуть ли не втрое меньше, чем имел у Крупа. Как так выходило, он и сам не знал, но на словах Закир из кожи вон лез, чтобы поднять доход, да вот без Крупа он что-то не шел.

Проглотил Рогоз и эту мульку. А куда ему деваться? Он ведь покойник. И «крыса» в придачу. Крепко его Закир подставил и на крючок основательно подсадил. Пусть и был этот крючок обоюдоострый, так как Закир убийством Крупа не меньше Рогоза замазался, но сути это не меняло. Не Рогоз Закира на крючке держал, а наоборот.

Мало-помалу Рогоз привык к новой роли и к новой жизни. Одно ему покоя не давало: разлука с Лялей. Пока жили вместе, он и не думал, что она так сильно ему в душу запала. А как разлучили обстоятельства, так Рогоз и понял всю силу своего чувства к покинутой женщине. А когда понял, начал строить планы, как вернуть себе свое. Вроде бы уже придумал способ, как им снова съехаться, не потеряв при этом дохода от бизнеса, а тут новая беда. Два месяца назад поздно вечером влетел к нему Закир и с порога объявил, что в Москве видели Крупа. Живого Крупа.

Рогоз чуть со стула не упал. Как живого? Он же в вертолете взорвался, Рогоз сам свидетелем был. Нет, сказал Закир, не взорвался. Разгуливает по Москве как ни в чем не бывало. И это бы еще полбеды, да только на днях он в Истринский район укатил, верные люди донесли. Стали думать, к кому мог податься Круп? Вспомнили про братьев Кургановых, раньше они в группировку Крупа входили, а после его смерти Закиру в наследство достались. Между собой братья в кровном родстве ходили, а Крупу то ли двоюродными, то ли троюродными приходились. Кургановы парни крепкие, еще не старые, за такими укрыться – никто не страшен.

Решили: надо ехать к Кургановым и как-то с Крупом договариваться. Приехали, договориться не сумели. Круп их сразу послал куда подальше, заявил, что заберет свой бизнес назад, а людям Закира про его подлянки все выложит. И про Рогоза, суку продажную, обещал рассказать. Уламывали они Крупа долго, а как поняли, что договориться не получится, так и порешили того на месте. Круп не успел охнуть, а уж на тот свет отправился. На этот раз по-настоящему.

Стали думать, куда труп девать. Закир перетрусил, велел тело в мешковину завернуть и в подвале спрятать. Стремно, мол, посветлу трупак в багажнике таскать. Сказал, потом людей своих пришлет, они разберутся. Рогоз и успокоился. Забыл о трупе, будто его и не было. А тут к нему братья Кургановы нагрянули. Просто так, ни с чего. О том, что Рогоз жив, они знали, в одну ведь банду входили. Рогоз после смерти Крупа месяца через три объявился, рассказал историю о том, как чудом спасся, все бывшие дружки за него порадовались и начали привыкать к новой внешности Рогоза.

Когда Кургановы на пороге возникли, Рогоз сразу понял: дело плохо. Так и вышло. Они прошли в дом, расселись в гостиной на креслах, точно к себе домой пришли. И Рогоза не новым прозвищем, а старым называть стали. Сперва кругами ходили, потом Рогоз не выдержал, велел выкладывать, с чем пришли. Они и выложили. Про труп Крупа в подвале их дома, про предательство Рогоза и про подлость Закира.

Он прямо спросил, чего те хотят взамен на молчание? Те и завернули. Такую цену ломанули, у Рогоза аж челюсть свело. Сразу он не согласился, обещал подумать. Щедрые Кургановы дали ему на раздумье целый месяц. В конце месяца, мол, приедем, ты уж нас встреть по-людски. И про конверт с бабосами не забудь. После этого отчалили, а Рогоз помчался к Закиру. Устроил ему разнос за то, что труп у Кургановых оставил. Тот поохал, повздыхал, а потом заявил: от Кургановых надо избавляться. Лишние свидетели им, мол, ни к чему. Рогоз покряхтел, повздыхал, но с Закиром согласился. Кургановы – что обоюдоострый меч над головой, в любой момент сорваться могут.

Случай разобраться с ними все не представлялся. Труп Крупа никто так и не забирал. Закир попросту умыл руки, скинув, по обыкновению, грязную работу на Рогоза. Тот бы предпочел с Кургановыми добазариться полюбовно, но Закир в этом вопросе оказался непреклонен. Убрать, и точка. Боялся, сука, что они его перед его же людьми подставят. Пусть не сразу, при случае, но обязательно подставят.

Только Рогоз сообразил, как с братьями поступить, а тут новая беда. Сорока на хвосте принесла, что Ляля его с кем-то спуталась. Подарочки дорогие принимает, а может, что и похлеще. Взбесился Рогоз, хотел сразу к Ляле поехать и башку ей оторвать. Но дела остановили, а пока он с ними разбирался, немного утихомирился. Начал соображать, как новую проблему решить. Думал, думал, так ничего и не придумал. Пришел к выводу, что пусть сама Ляля расскажет, когда узнает, что он, Рогоз, жив, и поперся в «Сосны».

Встреча с Лялей прошла не так, как он ожидал. Да и ясности в вопрос не внесла. Уехал ни с чем. А тут Закир по какому-то делу вызвал. Он заметил, что Рогоз чернее тучи, начал выспрашивать, в чем проблема. Рогоз возьми, да и расскажи все Закиру. Грек его на смех не поднял, наоборот, посочувствовал. И пообещал выяснить, кто на Лялю виды имеет и насколько там все серьезно. Ты, мол, на мелочи не отвлекайся, эту проблему я за тебя решу, а ты решай с братьями.

Закир слово сдержал. Имя Лялиного полюбовника узнал и людей своих за ним послал. Сказал: доставят тебе его на блюде, а там сам решай, что дальше делать. Звонок от людей Закира поступил в тот момент, когда Рогоз с полными мешками «расчлененки» на машине, взятой со двора Кургановых, по лесу катил. Он как услышал, что Лялин мужик у тех в машине, так обо всем на свете забыл. Бросил машину в лесу, ветками кое-как забросал и на перекладных к людям Закира.

С мужиком разобрались лихо. Били почем зря, но Рогозу и этого показалось мало. Велел на дачу к нему везти. Место глухое, никто криков не услышит. Всего сутки назад он там был, бошки братьев и Крупа отвозил. Зачем? Страховку против Закира иметь хотел. Подцепить на крючок покрепче. Думал, уляжется все, он их Закиру в новый дом подкинет. Спрячет понадежнее, а при случае припугнет, что сольет «инфу» ментам, чтобы те его «заластали». Глупо? Подло? Может, и так, только к тому времени Рогоз принцип жизни Закира хорошо изучил. Как говорится, с волками жить, по-волчьи выть.

До дачи мужика не довезли. Сбежал, паскудник. Искали его дня два, так и не нашли. Рогоз про брошенную в лесу машину вспомнил. Поехал туда, а ее и след простыл. Закиру решил про пропажу не говорить, а головы при случае перепрятать. Но и с этим опоздал. Приехал на дачу, а там девица какая-то в одних трусах рассекает. Соваться к ней не стал. Кто знает, что за девица? Может, подстава ментовская? Нашли бошки, на Рогоза выйти хотят, вот девку в дом и подселили.

А потом пришло известие о смерти Ляли. Рогоз предположить не мог, что сделал это не кто-то со стороны, а человек из его ближайшего окружения. И ведь как все устроили. Отослали Рогоза по незначительному делу в Москву, а пока он ездил, убили его женщину. Кто так поступает? Твари последние так поступают, а с тварями и разговор короткий, и отношение к ним соответствующее.

Подстраховал себя Рогоз основательно. В дом Закира подбросил личные вещи Крупа. Кольцо с указательного пальца, кровью Крупа запачканное. Шило, которым тот глаза Крупу перед смертью выкалывал. Традиция у них в роду, видите ли, такая, – чтобы покойник тебя после смерти опознать не смог. Дикость восточная, а службу Рогозу сослужила. Еще платок с шеи Крупа, о который Закир свои пальцы вытирал. Хрен знает, зачем он его прихватил, на нем ведь отпечатки не остаются. Хотя надежда на то, что платок пригодится, все же оставалась. Закир ладонь поранил, когда глаза Крупу колол, свою кровь тем же платком останавливал. Вдруг по ДНК или по какой-то другой ерунде спецы его накроют? Где все это добро лежит, не просто рассказал, но и план начертил, чтобы криминалистам легче искать было.

А уж про бывшего биатлониста Нестеренко так вообще всю подноготную выложил. Такое количество убийств на него повесил, даже видавший виды полковник Гуров и тот только успевал головой качать от удивления. Где винтовку Нестор хранит, с которой на заказ ходит, Рогоз выложил с особым удовольствием. Особенно подчеркнул, что с приметой она у Нестора. При ударе на гильзе образуется буква Н, а Нестор имеет обыкновение припрятывать одну гильзу на месте преступления. Бзик такой, вроде того, что у грека. Удастся оставить гильзу на месте, значит, все пройдет гладко. Стоит, мол, поискать более тщательно в тех местах, где орудовал Нестор. Гуров пообещал взять этот вопрос на контроль.

И еще один дельный совет дал напоследок Рогоз. В первую очередь допрашивать следует парней, с которыми он Лялиного мужика метелил. Трусливые они, ненадежные. Как узнают, что он, Рогоз, запел, так все подробности сами выложат. А за ними, глядишь, и остальные заговорят. Слабая у Закира команда, не станут они за него срок мотать. Каждому захочется скостить хоть пару лет, среди людей Закира сидельцев вообще нет, так что зоновские понятия им побоку.

Пока Рогоз изливал душу, Гуров успел отправить сообщение майору Иванченкову, и к моменту окончания исповеди к кладбищенским воротам подъехал «воронок». Рогоза погрузили в будку и повезли в отделение, где его ждала одиночка. Лев же вернулся в отдел, чтобы оформить пространную речь в форме протокола. С протоколом он отправился к начальнику истринской полиции. Предъявив бумагу, внес на словах некоторые пояснения, чтобы было понятнее, за что и когда полковник планирует взять в тиски Закира, и затребовал ордер на обыск и арест самого Закира и его людей.

Разрешение он получил, а вот людей ему выделить не смогли. Пять человек на такую ораву? Нет, это не вариант. В срочном порядке Лев связался с генералом Орловым и выпросил у того бригаду ОМОНа. Как только бригада прибыла на место, он тут же отдал команду к началу операции. Первым в списке стоял дом Закира, и тут Гурову в очередной раз повезло. В доме собралась вся компания. И стрелок, и парни, которые расправились с Гудини, и сам Закир в шелковом халате и с сеточкой для волос на голове.

Когда в дом ворвались люди в масках и с автоматами наперевес, начался настоящий бедлам. Люди Закира стали ломиться в двери и окна, только делали они это напрасно. Закир, помешанный на безопасности, все окна забрал решетками, облегчив тем самым работу ОМОНа. Спустя десять минут порядок был восстановлен. Бандиты вповалку лежали на полу в центральном холле, а Закир с гордо поднятой головой возвышался над ними, пытаясь сохранять остатки достоинства. Сделать это в халате и сеточке оказалось не так-то просто. Ребята из московского ОМОНа дружно прошлись по его внешнему виду, отпуская шуточки и награждая хозяина дома нелестными эпитетами.

– В чем дело, господа? – возмущенно, но как-то неуверенно воскликнул Закир, когда накал утих.

– Гражданин Закиров Заур, вы задержаны по подозрению в убийстве гражданина Крупнова Владислава Михайловича, – отчеканил майор Иванченков, которому Гуров передал бразды правления. – А также в организации ряда убийств, произошедших в Истринском районе в период с первого мая по десятое июля. А именно: организация убийства братьев Кургановых, входящих в состав вашей группировки, и гражданки Шибаевой Альбины, ранее известной, как сожительница гражданина Рогозина.

– Это полнейший бред, – начал было Закир. – Вам ничего не удастся доказать. Мой адвокат сотрет вас в порошок.

– Ты в этом так уверен? – раздался голос Рогоза, появившегося в дверях. Он стоял лицом к Закиру, и глаза его пылали ненавистью.

– Что? Так это ты? – Речь Закира мгновенно изменилась. Он побелел, затем позеленел и обессиленно опустился на стул.

– Это тебе за Лялю, падаль! – выдал Рогоз, после чего развернулся и зашагал прочь. Руки его были скованы наручниками. Он вывернул ладонь наружу и поднял вверх средний палец. Парни из отделения приняли его на выходе. За ними потянулись ребята из московского ОМОНа. Они по одному поднимали бандитов, надевали на них наручники и грузили в «воронок».

Последним шел Закир, голова его теперь была низко опущена. Он понимал, что после того, как Рогоз заговорил, вывернуться ему уже не удастся. Жалел ли он о том, что избавился от Альбины? Думал ли, что поспешил? Кто знает, что творится в голове человека, с такой легкостью подписывающего себе подобным смертный приговор?

Полковник Гуров ничего этого уже не видел. Как только омоновцы начали паковать бандитов, он вышел из дома Закира, сел в машину и, прихватив Стасика, покатил в родную Москву. Кровавых сцен, жестокости и несправедливости ему и в столице хватало с избытком. В Истре он свою миссию выполнил и теперь с чистой совестью мог уезжать.

Машина неспешно катила по федеральной трассе, Стасик дремал на заднем сиденье, а Гуров размышлял над тем, сколько весят воспоминания человека. Может, тонну, а может, и ничего. Может, воспоминания и не должны ничего весить, главное, чтобы они оставались с тобой, хорошие и плохие. Хорошие – для утешения, а плохие – вместо предупреждения. Ведь не зря говорят: помни час смертный, и вовек не согрешишь. Закир о своем смертном часе не вспоминал годами. Теперь у него будет возможность восполнить этот пробел.

А Гудини? Что ж Гудини? Он вернется в Москву и будет жить дальше. Быть может, его воспоминания найдут отражение на холсте, а может, он пожелает все забыть. Желания людей переменчивы. Вчера он изнемогал под гнетом неизвестности, сегодня его гнетут воспоминания. Парадокс жизни. И все же жить всегда лучше, чем умирать. Смерть уродлива и жестока. Жизнь же ищет рассвета.

Рассвет жизни… Хорошее название для картины. Гуров как наяву видел перед собой холст, на котором в свете вечернего заката из пруда, окаймленного вековыми соснами, выходит красивая женщина. Поправляя длинные волосы цвета воронова крыла, она улыбается, ведь впереди ее ждет жизнь, полная счастья…

Случайный мститель

После МКАДа машина понеслась по Варшавскому шоссе, уже не сбавляя скорости. Гуров поглядывал на Марию и улыбался про себя. Как мало надо женщине для счастья: взять одну мечту и приблизить ее осуществление до вполне осязаемого состояния. До состояния, когда можно руку протянуть и прикоснуться. Таксист несколько раз пытался завязать разговор, но быстро понял, что эта пара на заднем сиденье не склонна к пустому дорожному трепу.

– Мне кажется, что дом хороший, не запущенный, – говорила Мария, с надеждой заглядывая в глаза мужу. – Ты ведь знаешь Пименова. Он приличный человек, историк, ученый. Очень обстоятельный и вежливый.

– Знаю, Машенька, конечно, знаю, – заверил Гуров. – Аристарх Николаевич нас несколько раз консультировал, я общался с ним и ничего плохого про него сказать не могу.

– Он и сам такой опрятный всегда, вежливый, – вздохнула она. – А знаешь, мне больше всего нравится то, что участок большой. Дом не важен, пусть всего два этажа, и площадь не очень большая. Ну, сколько нам с тобой двоим нужно, правда? И это все еще убирать надо. А уж гостевые спальни мы с тобой всегда устроим, если ребята приедут в гости и ночевать останутся. А вот территория – это прелесть! Там можно все так красиво сделать, и тенистые места оборудовать с лавочками, и беседку, и открытые газоны. И обязательно несколько цветников.

Лев поддакивал, кивал головой и с улыбкой посматривал на жену. Как она загорелась, как, оказывается, ей хочется дом на природе. Причем самый настоящий жилой дом, в котором можно жить даже зимой. Пусть, думал он, пусть наслаждается. Это же все положительные эмоции. И почему не сделать приятное человеку, не доставить радость, если ты это можешь сделать. Да что кривить душой, он и сам не прочь провести выходные за городом, где в небе без устали поет жаворонок, где по вечерам на участке насвистывают сверчки, а в доме можно зажечь камин. Нет, это осенью, а летом можно ужинать в беседке. Жареное мясо, прохладный морс или натуральный сок, один из удивительных салатов, на которые Мария большая мастерица и выдумщица.

Хозяин встретил покупателей прямо у ворот, и она тут же пустилась в расспросы. У нее их возникло множество: имеется ли и как устроена поливная система на территории, какой тут грунт, близко ли грунтовые воды, как долго лежит по весне снег на участке и как ведут себя деревья, какие цветы лучше приживаются.

Когда машина отъехала, Гуров посмотрел на Марию и Пименова. Историк был явно не в настроении, но жена этого, кажется, не понимала. Хотя она права, настроение настроением, но если ты решил продавать дом, то отвечай на вопросы. Люди ведь немалые деньги собираются отвалить, хочется знать все о своем приобретении.

Пименова Лев знал давно. Они за последние несколько лет встречались довольно часто. Несколько раз профессор консультировал уголовный розыск по украденным раритетам и их ценности, приходилось встречаться на различных выставках, концертах. И на Машиных спектаклях Пименов бывал. Он давно уже вдовец, но продолжал вести активный образ жизни, не замыкался. Да и рановато ему было замыкаться в свои-то пятьдесят с небольшим лет.

Историк был всегда приветлив, он чуть щурил подслеповато глаза, но не любил носить очков, из-за чего его взгляд делался каким-то хитро-добродушным. Но сейчас Пименов стоял и слушал Марию с некоторой растерянностью, явно думая о чем-то другом, о своем. Поздоровавшись с Гуровым, хозяин пригласил пройтись по территории. Он шел впереди и поводил рукой то вправо, то влево, рассказывая, где у него и что находится. Потом позвал посмотреть собственно дом.

Внутри Гурову понравилось. Да и Маша сразу притихла, перестала задавать вопросы и только крутила головой, стискивая в руке ремешок сумочки. Планировка была очень простой, хотя снаружи дом выглядел изящно и немного романтично. Высокие французские окна, крыша в несколько уровней, эркеры. Первый этаж занимала кухня с гостиной-столовой, санузел, гардероб. На втором этаже – две спальни, кабинет.

Аристарх Николаевич поправил картину на стене и неуклюже локтем чуть было не сбросил с тумбы на пол вазу. Каким-то чудом Лев успел поймать тяжелое громоздкое изделие. Профессор ахнул и прижал руку к сердцу.

– Что с вами? – всполошилась Мария. – Вам плохо?

– Нет, нет! Сейчас пройдет, – пробормотал он. – Это от неожиданности. От усталости. Я плохо сплю в последнее время. Слабость какая-то.

– У вас есть что-то в доме из лекарств? – усаживая его в кресло, спросил Лев. – Валидол, корвалол, нитроглицерин?

– Там на кухне. Аптечка.

Через несколько минут Пименову стало легче, и он, виновато глядя на гостей, попытался подняться из кресла.

– Знаете что, – строго заявил Гуров. – Вы посидите, а мы с Марией обойдем дом сами. Посмотрим не спеша. А уж потом будем и вопросы задавать, и об остальном договариваться.

Хозяин согласился, и супруги ушли осматривать второй этаж. Поднимаясь по лестнице, Маша тихо предположила, что с Пименовым что-то не так. Беспокоит что-то человека. Может, случилась беда, может, самочувствие неважное сегодня. Как-то не очень хорошо пользоваться таким состоянием человека и начинать разговор о цене, торговаться. Лев в ответ лишь пожал плечами. Но когда Маша через второй вход со стороны хозблока вышла на улицу, он вернулся к Пименову и уселся во второе кресло рядом с ним.

– Аристарх Николаевич, я вас не первый день знаю, – заговорил сыщик. – И здоровье у вас вполне хорошее, никогда вы на него и на непогоду не жаловались. Рассказывайте, что у вас произошло. Я же вижу, что на вас лица нет. И вам сейчас не до продажи дома.

– Вы правы, Лев Иванович! – закивал головой ученый. – Беда у меня, но беда какая-то нелепая.

– Давайте рассказывайте! – потребовал Гуров.

– Неделю назад у меня в городской квартире человека обнаружили. Убитого! – Пименов заморгал глазами и беспомощно развел руками. – Я два дня был на конференции в Ярославле. Возвращаюсь, отпираю дверь – а там тело, и в груди кинжал торчит. Вы понимаете, Лев Иванович, меня ведь обвиняют в убийстве. Ну, не то чтобы прямо сказали, что я убил человека, но все же мне не верят. И подписку взяли о невыезде до окончания следствия. Это же страшно как, когда тебе не верят, страшно вот так найти труп в квартире. Смерть – это вообще страшно.

– Стоп, стоп! – Гуров сжал рукой локоть Пименова. – Не торопитесь. Так вы не знаете, кто этот человек, которого нашли у вас в квартире?

– Представления не имею, кто это такой. И как он попал туда, тоже не знаю. Квартира же на сигнализации, на пульте. Он как-то снял ее с пульта, отключил. В общем, голова кругом, аж жить не хочется. И ведь что оказалось, убит этот человек кинжалом из моей коллекции.

– Аристарх Николаевич, давайте не торопиться с покупкой дома. Уляжется эта ваша неприятность, разберутся, не переживайте. Никто вас не станет обвинять, это же очевидно. А когда все будет позади, тогда и возобновим наши договоренности.

– Нет, нет, Лев Иванович! – запротестовал ученый. – Ну как же так! Вы настроились, вам нужно. Да и лето так может закончиться, а вы и не попользовались приобретением. Вы на меня не смотрите, если что, звоните моему сыну, Вадиму, он будет в курсе. А я просто отлежусь немного, какую-нибудь терапию проведу. Правда, нервы ни к черту стали с этой историей!

Когда Гуров рассказал Маше о том, что произошло в квартире Пименова, та в ужасе прикрыла рот рукой и только покачала головой:

– Вот не поверишь, но когда ты общаешься с преступниками, когда занимаешься раскрытием убийств, меня это не очень шокирует. Кажется, что это твое дело, твоя работа и тебе это по плечу. Но когда вот такие люди, как Пименов, сталкиваются с кровью, с ужасными преступлениями, это в моей голове не укладывается. Этого как-то, в моем понимании, не должно происходить, в природе такого не должно быть. Ты ведь поможешь? Ты наведешь справки? Ну, ради меня, я прошу!

– Хорошо, – кивнул Лев. – Я все узнаю, но только учти, что и в нашей профессии существует профессиональная этика. Вмешиваться со стороны в расследование, в процесс розыска без серьезных на то оснований не следует. Даже если ты работаешь и в вышестоящей организации.

Майор Бурмистров обрадовался, когда услышал по телефону голос Гурова. В МУРе многие знали и помнили и его самого, и давнего и бессменного напарника Крячко. И не просто потому, что эти знаменитые сыщики когда-то работали в ГУВД Москвы. До сих пор оперативники МУРа частенько работают вместе с сотрудниками Главка уголовного розыска МВД, когда преступления совершаются на территории столицы. Главное управление оно на то и главное, что оказывает не только методическую помощь подразделениям уголовного розыска по всей стране, координирует и регулирует их работу, но частенько берет на свой контроль расследование особо важных преступлений.

Но Бурмистров обрадовался звонку чисто по-человечески. Он уважал Гурова за его опыт, знания, выдержку, нестандартное оперативное мышление. И если Лев звонил в МУР, это могло означать не только предстоящее давление, в связи с контролем министерства, но и конкретную помощь. У Гурова было чему поучиться. И не только молодым оперативникам, но и ему, майору, старшему оперуполномоченному.

– Добрый день, Максим Николаевич! Удобно говорить?

– Приветствую, Лев Иванович! Да, конечно. Рад вас слышать!

– Слушай, Максим, у меня к тебе вопросы есть по делу убийства в квартире Пименова. Ну, того, где человека убили кинжалом из коллекции историка.

– Есть такое дело.

– Я подъеду к тебе. Ты часика через три будешь на месте?

Когда Гуров приехал на Петровку, на улице стало темнеть. Бурмистров сидел за столом и что-то печатал на компьютере. Увидев его, он поднялся и пошел через кабинет с протянутой рукой:

– Лев Иванович! Прошу, прошу! Может, чайку с дороги? Или кофе?

– Да не стоит, Максим, – пожимая руку майору, ответил Гуров. – Я, собственно, ненадолго. Так, узнать кое-что. Расскажи, что там у Пименова приключилось. Что за труп?

– А вы знакомы с ним?

– В том-то и дело, что знаком. Я Аристарха Николаевича знаю не первый год. Не дружим, конечно, но пересекаться приходилось и по службе, и так, на выставках, на концертах. Мы его несколько раз привлекали в качестве консультанта в Главке.

– Не верите, что он мог бы убить человека, который покусился на его коллекцию?

– Не верю, – серьезно ответил Лев. – А ты-то сам веришь? Ты опытный опер, ты в людях разбираешься.

– Конечно, не верю! – махнул рукой майор. – Тут дело не в нем. Личность убитого мы установили. Это известный «домушник», матерый вор с тремя судимостями, на нем пробу негде ставить. Вы его знаете – это Беня Кальмар.

– Беня? – опешил Гуров. – Ничего себе!

Про Беню Кальмара в уголовном розыске знали все, кто специализировался на раскрытии квартирных краж. Руки Бени творили настоящие чудеса. Он вскрывал быстро и без шума практически любые дверные замки. У него был настоящий нюх на тайники, на места, где жильцы прятали деньги, драгоценности. Часто полиция откровенно подозревала, что квартирного вора кто-то наводил на ту или иную квартиру, настолько безошибочно находил он тайники. А еще Беня никогда не вскрывал квартиру наобум. Если он решался на кражу, то точно был убежден, что у хозяина есть деньги, есть драгоценности или иные дорогие вещи, которые можно было выгодно и быстро сбыть. Правда, шубы, телевизоры, фотоаппараты Кальмара не интересовали. Он не любил выходить после кражи с большими сумками и привлекать внимание прохожих или полиции. Не любил Беня рисковать. Он решался на кражу в том случае, если добыча предполагалась ценной, а унести ее можно было в карманах или в небольшом пакете.

– Беня знал про коллекцию Пименова, – кивнул Гуров. – Ничего другого ценного, никаких особых накоплений у ученого не было.

– У Вадима, его сына, были, конечно, и шмотки дорогие, – согласился Бурмистров, – но это для Бени не добыча, не его уровень. Значит, действительно знал про коллекцию. Вопрос – откуда!

– О коллекции Пименова знали многие, все его окружение, все, кто интересуется средневековым оружием. Тут тайны не было. Вопрос в другом: он по собственной инициативе полез в квартиру или выполнял чей-то заказ? Либо он по своим каналам намеревался сбыть, либо появился заказчик из кругов знатоков и ценителей.

– Если бы все этим и ограничивалось, я бы спал спокойнее, – невесело усмехнулся майор. – Но Беню кто-то убил. Вор, не вор, а убийство имеет место, и уголовное дело все равно придется возбуждать. И при всей моей и вашей симпатии к Пименову, он и его сын – единственные пока подозреваемые в убийстве.

– На кинжале, которым был убит Беня, отпечатки пальцев есть?

– Нет, Лев Иванович. Только отпечатки самого Кальмара. Я уже думал, что Пименов или его сын могли стереть свои отпечатки после убийства, но отпечатки вора остались, значит, не стирали. А вкладывать оружие в руку убитого, это, как мне кажется, слишком заумно для этих людей. Довод слабенький, но это мое мнение.

– Довод не слабенький, Максим, – возразил Гуров. – Пименову не под силу убить Беню, Кальмар парень сильный. Да и Вадим Пименов не отличается физическим совершенством. Обычный парень, в тренажерных залах не качался, единоборствами не занимался.

Дверь открылась, и в кабинет вошел Крячко. Он широко и приветливо улыбнулся, пребывая, по обыкновению, в благодушном настроении. Пожав руку Гурову и Бурмистрову, Станислав Васильевич уселся в свободное кресло.

– Военный совет в Филях? Я не помешал? Слушай, Лева, ты вот мне вчера рассказал про эту историю с профессором. Я подумал, для коллекционера его коллекция, его раритеты – как родные дети, а то и роднее. Ты думаешь, он убил вора и оставил кинжал в его теле? У меня такое даже в голове не укладывается.

– Ситуации всякие бывают, – пожал плечами Лев. – Состояние аффекта проявляется порой очень странно и заставляет людей совершать порой непривычные поступки. Да что я тебе рассказываю, ты и сам не первый день в уголовном розыске.