Текст книги "Полковник Гуров. Компиляция (сборник) (СИ)"

Автор книги: Николай Леонов

– Иногда ее вижу. – Буряк вздохнул. – Здороваемся… И – все! За ней пробовал ухаживать Макс, но с ходу получил от ворот поворот. Женя вообще с порога отметает всех ухажеров. Ну… Я уж и не рискую. Если Макс оказался «в офсайде», то я и подавно буду там. Такая вот грустная история.

Окинув его ироничным взглядом, Гуров сокрушенно покачал головой.

– Да, действительно, история – грустнее не придумаешь. И прежде всего потому, что кое-кто из здесь присутствующих из-за своей, говоря по-народному, малохольности, своими собственными руками опустил себя ниже плинтуса. Ах, у меня не баскетбольный рост! Ах, у меня фейс не какого-нибудь прынца заморского!.. Что может быть глупее?

Лев говорил с нескрываемым сарказмом, совершенно не щадя самолюбия своего собеседника. Было яснее ясного, что в данном случае не жалость и сочувствие, а хорошая встряска наиболее приемлемы для такого типажа – человека, совершенно затюканного и жизнью, и неумными людьми. Ошарашенный его демаршем, Буряк захлопал глазами и почти прошептал:

– Ч-что вы имеете в виду?

– Что-что… А то, что, может быть, она до сих пор ждет не кого-то, а тебя?! – проговорил Гуров в нарочито-грубоватой, доверительной форме. – Может быть, она надеется, что именно ты к ней подойдешь и скажешь: «Женя, прости меня, дурака, за то, что когда-то проявил трусость и не признался тебе в любви! Прости и за то, что продолжаю праздновать труса и делаю вид, будто ты мне безразлична. А ты мне не безразлична, я тебя любил, люблю, жить без тебя не могу и схожу от этого с ума. Будь моей женой!»

– Лев Иванович! – умоляюще почти простонал Костя. – Вам легко говорить! При ваших данных любая королева красоты не устоит. А я… – он безнадежно махнул рукой.

– Пацан ты и есть – пацан… Хоть тебе уже и за тридцать, – в голосе Гурова звучало сочувствие. – Что – рост? Что – внешность? Главное, человеком нужно быть. Ладно. – Лев снисходительно усмехнулся. – Что-то мы отклонились от изначальной темы. Давай вернемся к Горбылину. Меня интересуют его личные контакты как внутри посольства, так и за его пределами. Тебе об этом что-то известно?

С трудом взяв себя в руки, Константин сообщил, что смерть Макса для него стала настоящим потрясением. Да и для многих – тоже. Даже те, что ранее относились к атташе иронично, были в шоке и сожалели о его странной преждевременной кончине.

Хотя и поводов к иронии было более чем достаточно. Горбылин являл собой типаж эдакого «бывалого», которому и море по колено, и горы по плечо. Он любил порассказать о себе нечто невероятное, можно даже сказать, хлестаковски-мюнхаузеновское. Например, о том, как еще в военном училище удивлял преподавателей своими стратегическими талантами и что его курсовая по системе войсковой обороны южных рубежей России на кавказском направлении была издана специальной брошюрой и рекомендована как учебное пособие.

Не менее занимательными были и повествования о том, как, прибыв в спецподразделение пехотных войск, он в течение года сделал его образцово-показательным, и на учениях, где его «орлы» показали высокие результаты, сам министр обороны пожимал ему руку. А еще очень много он рассказывал о своих подвигах во время грузино-югоосетинского конфликта. По словам Горбылина, он осуществлял координацию действий спецназа и бронетехники, благодаря чему и была достигнута победа…

– Да, остается только сказать, для чего там нужны были генералы, для чего нужны были войска, если там было достаточно одного Горбылина, – с грустной иронией резюмировал Гуров.

Скорее всего, в стенах посольства горбылинские байки всерьез воспринимал один только Буряк, знавший об армейской службе лишь с чужих слов. Те же, кто знал армию изнутри, над Павлином-Максом откровенно смеялись. Поэтому его контакты с работниками посольства были весьма поверхностными, и едва ли можно было считать, что кто-то рисковал с ним излишне откровенничать или иметь общие дела.

Что касается внешних контактов, то Буряк был вынужден признаться, что последний месяц его дружба с Горбылиным изрядно остыла. У Макса к той поре в городе появились какие-то знакомые, и он уже сам, единолично, отправлялся в вояжи по городу. Что это за знакомые, Косте он не рассказывал. Но однажды Буряк – это было около месяца назад – вышел прогуляться до ближайшего сквера, где он любил посидеть в небольшом кафе с хорошей мексиканской кухней. Неспешно шагая в тени пальм, на другой стороне улицы он случайно увидел Горбылина в компании с каким-то гражданином явно местных кровей. Причем этот тип смахивал на гаучоса – латиноамериканского ковбоя с криминальными замашками. Они шли параллельно скверу и о чем-то разговаривали. Константин окликать Макса не стал, да и спрашивать о том, кто это такой, отчего-то не решился. В самом деле! А может быть, тот попросил у него закурить, и они разговаривали о достоинствах местного табака?

Лев нахмурился.

– Поня-я-тно. Лицо этого человека не запомнил? Нарисовать смог бы? – спросил он, выслушав своего собеседника.

– Да, конечно! – обрадовался тот. – Если надо – к вечеру будет готово. Вам как лучше – нарисовать портретный вариант или в рост?

– Лучше – и так, и эдак. Как подскажет фантазия… – Гуров поднялся и двинулся к двери.

* * *

В это же самое время Станислав Крячко отправился на собеседование к Веронике Павловне, докторше здешней медчасти, которая располагалась в одноэтажном доме, метрах в полста от служебного здания посольства. Подойдя к постройке, отделанной белым сайдингом, под зеленой крышей из металлочерепицы, Стас вошел в приемную. В углу, напротив входа, он увидел шкаф с бумагами. Рядом с ним был стол, за которым восседала крупная женщина в белом халате и белой косынке.

Поздоровавшись, Крячко представился и уведомил, что хотел бы увидеть главного доктора. Та сообщила, что Вероника Павловна у себя и обязательно его примет. Постучав в дверь с табличкой «Зав. медсанчастью Рябинина В.П.» и, услышав благозвучное, чем-то очень знакомое контральто: «Да, да! Войдите!» – он толкнул застекленную дверь с белыми занавесочками изнутри и увидел… Ту самую хорошенькую особу, которую приметил в столовой.

Докторша в медицинском халате, шапочке и с фонендоскопом на шее сидела за столом и что-то писала в толстенной амбулаторной карте. Стас поприветствовал хозяйку кабинета и объявил о том, что намерен занять не меньше часа ее рабочего времени.

Жизнерадостно улыбнувшись, Рябинина пообещала уделить ему столько времени, сколько он пожелает занять. Приняв озабоченный вид, Крячко указал взглядом на уже основательно истрепанное медицинское «досье», исписанное малоразборчивой докторской скорописью.

– Кстати, хотел бы спросить – у вас амбулаторная карточка, случайно, не Карлсона? Он же – самый больной в мире человек. Вон, я гляжу, сколько записей сделано!..

С ходу поняв суть его прикола, Вероника усмехнулась.

– Вы не поверите, но этого пациента именно так у нас и прозвали – Карлсон. И именно за то, что он хронически «самый больной в мире человек». Это советник посла, Миронец Геннадий Юрьевич, товарищ и в самом деле довольно-таки крупный, к тому же очень любит лечиться. Он здесь у нас гость частый. То – давление проверь, то – температуру измерь, то – легкие послушай…

– Тогда вам тут надо держать большие запасы лучшего лекарства для Карлсонов – конфет, варенья, меда… – хмыкнул Станислав, дивясь чрезмерной заботе посольского работника о своем здоровье.

Сам он уже и не помнил, когда в последний раз был на приеме у «эскулапов».

– Этому Карлсону сладостей нельзя, – с оттенком сочувствия отметила его собеседница. – Поджелудочная у Геннадия Юрьевича ослабленная, есть риск развития инсулинозависимого диабета. Кстати, вы его видели – это он в столовой спрашивал про Москву. Ну а вы ко мне по поводу смерти Максима Горбылина, врио военного атташе?..

– Да… Именно из-за него нас и пригнали в Мехико, на другой конец света. Господи, как же тяжело привыкать к суткам наоборот! Месяца три назад мы с Львом Ивановичем летали на Дальний Восток. Тоже, скажу вам, край не ближний, и тоже пришлось привыкать к смене часовых поясов… Но здесь – вообще, полный атас! Это и понятно – другое полушарие. Вот, сейчас у нас дома вечер, тут – утро. Еще немного, и буду засыпать на ходу.

Он передернул плечами и помотал головой.

– Ну, что уж так спешить домой? – проговорила Вероника. – Погостите, посмотрите Мексику – когда еще тут доведется побывать?

Стас пообещал обязательно воспользоваться ее советом. Перейдя непосредственно к делу, он попросил рассказать о состоянии здоровья Горбылина – с чем обращался, от чего лечился, какие болезни перенес, проводила ли доктор Рябинина посмертный осмотр его тела.

Достав из шкафа медицинскую карточку врио атташе, Вероника сообщила, что за время работы в посольстве Горбылин обращался к ней раз восемь. Первый его визит в медчасть был чисто дежурным – как вновь прибывший он должен был пройти обследование и сообщить о себе всю необходимую информацию. Как явствовало из записи в карточке, Горбылин Максим Викторович, семьдесят восьмого года рождения, подполковник Российской армии, уроженец Пензы, дважды женатый и дважды разведенный, в общем и целом на день оформления карточки на состояние здоровья не жаловался.

О своих былых болезнях и травмах сообщил, что в детстве перенес токсический энтерит в спортивно-оздоровительном лагере по причине того, что неумеха повар вместо каши с мясом сварил сущую отраву. Во время прохождения службы в качестве командира взвода мотострелков в две тысячи третьем он лечился в госпитале по поводу сотрясения мозга, полученного во время войсковых учений. По словам Горбылина, это произошло в момент десантирования из БМП. Когда он первым покидал отсек боевого расчета, рядом рванул учебный фугас, и его взрывной волной отбросило назад, ударив головой об одну из створок бронедвери машины.

При клиническом обследовании в медчасти было обнаружено, что у Горбылина М.В. предположительно может иметь место дисфункция печени и начальная стадия артрита левого коленного сустава. Кроме того, на основании косвенных признаков предполагалось наличие бессимптомного простатита.

Второй визит врио атташе произошел через пару дней, как считала Вероника, по надуманному предлогу, имевшему единственную цель – установить с ней более близкие отношения. Но, что особо подчеркнула докторша, какого-либо запредельного впечатления он на нее не произвел.

– Смазливенькие барышни в штанах – не в моем вкусе… – отметила она. – Почти полная копия моего бывшего.

– А Горбылин был «барышней в штанах»? – с интересом уточнил Станислав.

Поморщившись, Вероника в знак согласия кивнула.

– Знаете, меня сразу же очень впечатлили два его развода. Если мужчина не смог ужиться с двумя женами, то он или вообще не разбирается в людях, или сам являет собой такое «счастье», от которого все бегут, как от чумы. Ну, он, скорее всего, был вторым вариантом. Это можно было понять из того, как он сам себя нахваливал и превозносил, – констатировала она.

Как пациент Горбылин дважды обращался в медчасть с симптомами «высотной болезни» – сильным головокружением и расстройством пищеварения. Будучи латентным ипохондриком, склонным в любом пустяке видеть нечто смертельное и неизлечимое, врио атташе еще раза два приходил с заурядной мигренью, считая ее патологически возросшим внутричерепным давлением. Он подозревал, что из-за этого может развиться что-то наподобие инсульта.

– Пришел ко мне, стонет и охает. Вижу – никакие слова его не убеждают, – задумчиво рассказывала Вероника. – Ну и ладно! Даю обычные назначения от мигрени, ввожу ему физраствор, при этом как бы про себя рассуждая о том, что приходится тратить на ерунду высокоэффективные лекарства. Минуты не прошло, он уже объявляет, что у него все уже хорошо, что уже отпустило… Что было еще? Небольшой конъюнктивит по причине излишнего пребывания на солнце, небольшая невралгия тройничного нерва. Ну, это – мелочи, которые привести к смерти никак не могли.

Как явствовало из дальнейшего повествования Вероники, о смерти Горбылина она узнала вечером, когда уже была у себя дома и смотрела по телевизору местную развлекательную передачу. Ей позвонили и сказали, что атташе Горбылин найден у себя в квартире без признаков жизни. Она быстро собралась и со своего четвертого этажа спустилась на третий, где и проживал врио атташе. Когда она вошла, Горбылин лежал у входной двери лицом вниз. Проверив пульс, Вероника констатировала наступление смерти и начало трупного окоченения в области жевательных мышц. Каких-либо признаков насильственной смерти заметно не было.

По поручению главы посольства комендант вызвал местную полицию и машину из морга. Прибывшие полицейские и судмедэксперты также констатировали, что смерть Горбылина, скорее всего, имеет ненасильственный характер. По просьбе главы посольства местные правоохранители пообещали провести вскрытие и провести токсикологический анализ. Но, судя по результатам осмотра квартиры, в ней не было даже намека на наличие ядов или наркотиков.

– …Вот, теперь ждем результатов токсикологической экспертизы, – сказала Рябинина в заключение своего рассказа.

– Как я понял из того, что уже удалось услышать, этот гражданин был охоч до женского общества, – выслушав ее, констатировал Крячко. – А в гости к нему дамы часто заходили? У него в квартире бывали какие-то гулянки, пирушки?

– Мне кажется, здесь, на территории посольства, он не донжуанил – наша женская половина к его чарам оказалась равнодушной. Я слышала, что у него была постоянная любовница – продавщица из магазина, по-моему «Эль Кондор». Но это на уровне слухов. Не исключаю, что бегал он и в местные бордели.

– А они здесь есть? – скептически спросил Стас. – В Мексике, насколько я знаю, подобное запрещено.

Вероника покачала головой.

– Формально – запрещено, а фактически – сколько угодно. Это почти как и у нас. Вроде бы ловят, вроде бы штрафуют, кого-то даже сажают, а платные интим-услуги повсеместно. Ну а здесь и вовсе глаза закрывают на деятельность притонов. Вон, взять Тихуан – город на границе с Техасом. Там, вообще, говорят, интим-заведений – тьма. А суть в чем? Туда косяками едут американцы и оставляют там свои баксы. Экономически государству это выгодно, поэтому на моральные издержки мексиканские власти внимания не обращают. Кстати, по каким-то делам Горбылин в Тихуан ездил, и не однажды. Вроде бы в составе инспекции пограничных частей и военной полиции.

– Так! – Станислав потер лоб ладонью и, как бы про себя, предположил: – Получается, если он там бывал, то вполне мог оказаться у тех же американцев «на крючке» и его могли принудить работать на США. Логично? Логично. Потом он им оказался не нужен, и его угостили ядом пролонгированного действия, не оставляющим следов в организме. Зачем им оставлять в живых того, кто слишком много знал? Верно?

– М-м-м… Не знаю! – Рябинина пожала плечами. – Это не моя сфера деятельности, мне об этом трудно судить.

– Похоже, сфера и не совсем наша, – отметил Крячко. – Тут, я вижу, скорее, нужен не угрозыск, а ФСБ.

На его вопрос о родных и близких врио атташе Рябинина пояснила, что знает о них тоже на уровне слухов. Отец Горбылина хоть и не олигарх, но человек не бедный. Он в нескольких регионах на протяжении немалого числа лет возглавлял дорожно-строительные ведомства. Трудно сказать, насколько хороши были построенные им дороги, но несколько лет назад Горбылин-старший ушел в отставку и купил себе в Подмосковье большой завод строительных материалов.

Есть ли дети от Горбылина у его бывших жен, в посольстве никто не знал, но месяца полтора назад одна из них подала на него какой-то иск, и он уже несколько раз по телефону советовался со своим адвокатом в Москве. Кроме того, врио атташе без конца хлопотал о кандидатской степени. Как поговаривали в посольстве, он нашел себе безденежного спеца, который за не самые большие деньги «кропал» ему диссертацию по военным наукам.

Когда разговор был закончен, Стас откланялся.

Крячко вышел из медчасти на улицу и взглянул на часы. Дело двигалось к обеду, и он решительно направился в столовую. Стас уже поднимался по ступенькам на крыльцо, как сзади послышался голос Гурова:

– А про меня не забыл?

Оглянувшись, Крячко с наигранной досадой всплеснул руками.

– Ах ты ж, боже ж ты мой! Забыл! Как есть – забыл! Ай-яй-яй! А ты тоже обедать?

Лев пожал плечами.

– Ну, если здесь солярий, то позагораем, если каток – шайбу погоняем. А вот если столовая – то, может, и поедим. Тебе сейчас что ближе? Кстати! Как успехи-то? С кем успел побеседовать?

– Скажи ты первый! – Крячко ткнул в его сторону указательный палец.

– Скажу! – невозмутимо ответил Гуров. – Я встретился с чрезвычайным и полномочным послом, со вспомогательным сотрудником атташата, с третьим секретарем. Есть приметы одного типа англо-саксонской наружности, с которым Горбылин встречался вне территории посольства, к вечеру будет готов портрет мексиканца, который также был замечен в компании с Горбылиным.

Услышанное Стаса огорошило – надо же, какие темпы и результативность! Откашлявшись, Стас с помпезностью и довольно пространно объявил:

– А я работал в сфере медицины, выясняя обстоятельства, приведшие к смерти гражданина Горбылина. По мнению руководителя здешней медчасти, не исключена смерть от причин насильственного характера…

– А… начальник медчасти, – вкрадчиво и как бы даже соболезнующе продолжил мысль приятеля Лев, – надо полагать, та самая хорошенькая гражданочка, с которой во время завтрака ты обменивался пылкими взглядами… Я прав?

Это было чем-то уже наподобие удара «под дых». Испепеляющее взглянув на приятеля, Крячко решительно распахнул дверь и вошел в столовую. Их трапеза прошла в полном молчании. Когда опера вышли из обеденного зала, то, можно сказать, столкнулись с Вероникой, которая тоже пришла на обед. Доктор Рябинина и Стас обменялись взглядами, что для Гурова никак не осталось незамеченным. Когда Вероника скрылась в столовой, Лев негромко спросил:

– У вас с ней сегодня рандеву или вы оба сторонники практики «трех свиданий», когда постель допустима только после третьей встречи?

Издав приглушенное, маловразумительное бурчание, Станислав демонстративно проигнорировал этот вопрос. Гуров, рассмеявшись, примирительно хлопнул друга по плечу и уже вполне серьезно предложил:

– Ну, хватит дуться! Давай обсудим, что у нас есть на этот момент, и прикинем, куда и как двигаться дальше.

– Давай, давай! – все еще пребывая во власти эмоций, хмуро обронил Стас. – Только без пошлых намеков!

– Абсолютно! – Лев прижал руку к груди. – Клянусь всем Западным полушарием, да и Восточным – тоже! Пошли вон к той лавочке, присядем, потолкуем…

Они сели на нагретую полуденным солнцем фасонистую деревянную скамейку со спинкой. Глядя на жиденькие тучки, медленно ползущие по небосклону, Гуров откинулся назад и, сплетя руки на груди, задумчиво отметил:

– Как бы не к дождю… Сезон дождей тут вроде бы закончился, но небо какое-то подозрительное. И спать-то как хочется! Ходишь, как чумной!

– А то! – не сдержав зевка, Крячко передернул плечами. – Короче, Вероника рассказала, что любовница Горбылина работает в магазине «Эль Кондор». Думаю сходить, пообщаться. Вот только без переводчика не обойтись. Кого бы взять с собой?

– Есть тут один знаток Мехико, который числился как бы в друзьях усопшего Горбылина. Он, я так понял, испанским владеет как родным. Это третий секретарь Буряк. Парень неплохой, но закомплексованный и затюканный донельзя, – отметил Лев.

– А почему он был «как бы в друзьях»? – уточнил Стас, тоже положив ногу на ногу и обхватив коленку сцепленными руками.

– Ну, потому, что господин Горбылин мнил себя чем-то заоблачным, а все прочие были обязаны ублажать его бесценное эго… – с ноткой сарказма пояснил Гуров. – Формально они считались хорошими друзьями, но на деле речь о дружбе не идет. Это было наподобие того, как какая-нибудь хабалка находит себе «в подружки» бедолагу, которой не повезло с внешностью, чтобы на ее фоне хотя бы себе самой казаться королевой красоты…

– Вон оно чего… – Крячко понимающе кивнул. – У парня те же проблемы?

– В чем-то – да… Он дико комплексует из-за роста. Кстати, вон он идет! – Лев указал глазами в сторону третьего секретаря, который вышел из служебного корпуса и направился в сторону жилого, как видно, собираясь пообедать. – Константин! На минуточку можно тебя? – окликнул он Буряка.

Тот, взглянув в их сторону, кивнул и с улыбкой зашагал к операм.

– Здесь работает его бывшая однокашница, от которой он без ума. Она к нему, похоже, тоже неравнодушна. Но он страшно боится женщин, хотя и каратист! – скороговоркой пояснил Гуров и жестом пригласил подошедшего к ним Константина присесть на скамейку.

Тот сел. Крячко подал ему руку и представился:

– Станислав Крячко.

– Константин Буряк! – ответил тот на рукопожатие.

– Слушай, Костя, а с кем бы можно было поговорить, чтобы тебя прикомандировали к нам для работы в городе? – Лев вопросительно посмотрел на Буряка. – Мехико мы не знаем, по-испански, по сути, ни бум-бум… Нам нужен толковый, дельный помощник. Как смотришь на это?

Не ожидавший такого предложения Константин был польщен тем, что московские светила уголовного розыска хотят привлечь его к своей работе.

– Да, смотрю я только положительно! – Буряк энергично поднялся со скамейки. – Прямо сейчас зайду к Шаталину Василию Кирилловичу – это старший советник, и с ним в два счета все уладим.

– Постой, постой! Не горячись! – Гуров жестом остановил Буряка. – Ты шел пообедать? Вот! В нашей работе есть святое правило: обед не может отменить даже атомная бомбардировка. Сначала надо подкрепиться, а потом уже все остальное.

– Понял! – явно кипя избытком внутренней энергии, Костя кивнул и добавил: – Кстати, рисунки уже готовы. Сейчас я – быстренько в столовую, к Василию Кирилловичу и несу рисунки вам. Сюда принести?

– Да, да, мы будем здесь, – подтвердил Крячко.

Когда Буряк своим «скороходным», бегущим шагом направился к столовой, глядя ему вслед, Стас рассудил:

– А по-моему, зря он комплексует! Нормальный парень… чего боится?.. Ладно! Приступаем к расширению своего поля деятельности. Сейчас я беру фото Горбылина и с Костей дую в тот магазин. Если в «Кондоре» его никто не опознает, пойдем по всем прочим торговым точкам на обозримой дистанции.

Опера в общих чертах обсудили все основные варианты поиска людей, знавших Горбылина. Если таковых удастся найти, это значительно повысит шансы определить реальную причину его смерти. А случись выяснится, что она насильственного характера, уже можно будет наметить конкретных подозреваемых.

– Ну а я… – что Лев хотел сказать дальше, Крячко так и не услышал, поскольку в кармане у Гурова запиликал телефон спутниковой связи.

– Петруха!.. – доставая телефон, обронил Лев и, поздоровавшись с Орловым, насмешливо поинтересовался. – Тебе какого черта не спится в такое время? Дело-то уже, поди, к часу ночи близится?

– Здорово, Лева! Привет и Стасу. Как вы там, что у вас? Осваиваетесь? – усталым голосом спросил генерал.

– Параллельно с работой осваиваемся, параллельно с акклиматизацией работаем. Есть уже и кое-какие результаты…

Гуров рассказал об итогах встреч с сотрудниками и персоналом посольства. Услышанное Орлов оценил однозначным: «Молодцы!» Предположения оперов, что смерть Горбылина может быть не связана с естественными причинами, он полностью поддержал, порекомендовав работать, не считаясь со временем.

– Если что – командировку продлим, денег пришлем. Вы только, случись задержаться, не забудьте вовремя обменять обратные билеты, – посоветовал он.

Посетовав на то, что нет возможности послать в Мексику своих, главковских криминалистов во главе с Дроздовым – уж, они бы, по мнению генерала, как должно навели бы шороху с установлением причин смерти, он порекомендовал «на мексиканцев надеяться, а самим не плошать».

– Ты глянь, каков метеор! – в этот момент хохотнул Стас, глядя в сторону направляющегося к ним Буряка. – Ну, Костя! Мухой обернулся. Уже вон и рисунки несет.

В телефоне на какой-то миг установилось полное молчание.

– Гм! О чем это он там? Кто, куда и какой мухой обернулся? О каких рисунках речь? – недоуменно спросил Орлов.

– Сотрудник посольства, которого планируем задействовать, – внес ясность Гуров. – Парень пусть и не «девяностого генеральского размера», а всего лишь сорок шестого, зато отлично знает испанский и великолепно рисует.

Услышав его последние слова, Буряк смущенно порозовел и протянул несколько листов бумаги, на которых в карандаше в рост, фас и профиль был изображен кряжистый мексиканец лет пятидесяти, с тяжелым, хмурым взглядом. Художник-самоучка сумел передать не только черты лица этого человека, но и его характер.

– Супер! – оценил Лев, лишь мельком взглянув на работы Константина. – Это я о портретных зарисовках, где изображен какой-то знакомый Горбылина из местных… – пояснил он Орлову.

– Ну и отлично! – удовлетворенно откликнулся тот. – Ну, а рабочих версий пока никаких?

– Кое-какие наметки есть, но говорить об этом пока преждевременно, – уведомил Гуров. – Слушай! Ты выйди на Минобороны, запроси у них информацию о Горбылине. Где-то в начале двухтысячных у него была серьезная черепно-мозговая травма. Узнай, по какой причине. Пусть выяснят у его бывших сослуживцев. Судя по его репутации в среде дипломатов, треплом он был порядочным. Его рассказ о том, как он ударился головой об БМП во время войсковых учений, у меня почему-то вообще никакого доверия не вызывает.

– Хорошо, займемся, – пообещал Орлов. – Подключу Жаворонкова и Прохорова. Хлопцы проворные, разузнают быстро. Только информация будет ближе к вашей полночи. Или к вашему завтрашнему утру. Устроит?

– Безусловно! – согласился Лев. – Ради такого дела можно и под утро позвонить.

Когда он сунул телефон в карман, Крячко, рассматривая рисунки, озабоченно отметил:

– Кстати! Нам с тобой стоило бы обзавестись местными симками, чтобы быть постоянно в контакте. У тебя же мобила на две симки?

– На две, на две… Я вообще-то уже и сам об этом думал, – Гуров взглянул на Буряка. – Есть где-нибудь поблизости салон сотовой связи?

– Да, вон в ту сторону, вправо от ворот пройти, и там можно купить, – закивал тот. – Можем прямо сейчас сходить. Василий Кириллович дал «добро», и я теперь в любое время могу с вами ездить по городу, вне зависимости от того, сколько это займет.

– Отлично! – одобрил Стас. – Тогда – вперед. Сейчас возьмем у кадровиков фото Горбылина и – айда по городу!

– Давайте, парни! – Лев поднялся со скамейки. – Пока занимайтесь с кадровиками, а я сейчас забегу к Еринцову, попрошу его через полчаса собрать всех подчиненных – дворников, шорников, сантехников и хорошенечко с ними побеседую. Эти люди чаще всего бывают наилучшими источниками информации. О, кстати! Стас, возьми портреты этого мексиканца фас и профиль, с Костей зайдите к ближайшее отделение полиции, пусть посмотрят – вдруг этот тип есть у них в картотеке?

– Дельная мысля! – вскинув большой палец, одобрил Крячко. – Ну, давай, минут через пять-десять встретимся у ворот.

Они разошлись, каждый в свою сторону. Станислав и Буряк направились к зданию диппредставительства, а Гуров поспешил к жилому корпусу. Войдя в холл, он постучал в дверь кабинета коменданта. Тот оказался на месте и, выслушав визитера, пообещал, что через полчаса оперуполномоченный сможет увидеться со всеми работниками подсобных служб.

– …Если желаете, можете с ними беседовать даже в этом кабинете, – великодушно предложил он.

Поблагодарив Еринцова за вполне своевременное содействие, уже собираясь уходить, Лев неожиданно спросил:

– Виталий Валентинович, а вот на территории посольства вам самому не доводилось сталкиваться с ядовитыми представителями местной фауны – пресмыкающимися, членистоногими?

Тот, озадаченно помолчав, пожал плечами.

– Честно говоря, ни разу… Может, дворнику доводилось видеть этих тварей? Тут, понятно, как и во всяких тропиках, ядовитой живности хватает, но лично сам – нет, не видел и даже не слышал от других. Понимаете, мы же в мегаполисе! Тут потоки машин, людей, загазованность, дворники метут, всякими дезосредствами и посыпают, и поливают. Тут едва ли выживет хоть какая-то тварь, будь она даже трижды ядовитая. Если вы предполагаете, что Горбылин умер от укуса змеи или паука, то их бы нашли во время обыска. Местные полицейские там все обшарили. Ничего не было.

– Хорошо… – Гуров вздохнул. – Разумеется, в профессионализме своих коллег я не сомневаюсь, но… Осмотреть квартиру лично считал бы крайне необходимым. Давайте так… После общения с обслуживающим персоналом возьмем с вами пару понятых, и я сам осмотрю квартиру Горбылина еще раз.

– Пожалуйста, пожалуйста! – снова согласился комендант. – Организуем.

Когда Лев подошел к воротам, ни Стаса, ни Буряка там не оказалось. Узнав у охранников, что опер Крячко и третий секретарь Буряк за пределы территории не выходили, он удивленно оглянулся – где это они там застряли?

Минут через пять ожидания увидел, как из здания наконец-то вышли Костя и Станислав. Причем Буряк лучился от счастья.

Лев сразу же понял, чем вызвано блаженное выражение лица Константина. «Похоже, Костя объяснился-таки со своей Женей. И карта ему выпала козырная…» – подумал Гуров.

– Все в порядке? – прищурился он, сохраняя невозмутимый вид.

– Лев Иванович, вы – гений! А Станислав Васильевич – вообще просто супермолодец! – с ликованием в голосе объявил Буряк. – Да, теперь – все в полном порядке!

Они через проходную вышли на шумную, людную улицу, и Костя в деталях рассказал о произошедшем.

…Когда они со Стасом поднялись на второй этаж и направились в кадровую службу, Буряк в какой-то миг невольно остановился, словно налетел на каменную стену. Удивленно оглянувшись, Крячко увидел, что его спутник с позеленевшим лицом и широко раскрытыми глазами напряженно смотрит куда-то в глубь коридора, где стояла молодая, весьма привлекательная особа, которая с кем-то говорила по сотовому телефону. Мгновенно оценив ситуацию, Станислав строгим тоном поинтересовался:

– Это – она? – окинув внимательным взглядом Буряка, чья макушка едва достигала его плеча.

Тот в ответ лишь чуть заметно кивнул и попытался что-то сказать, но слова застряли где-то в гортани, обратившись в маловразумительное междометие. Понимающе усмехнувшись, Крячко вполголоса непререкаемым тоном отчеканил:

– Значит, так! Ты сейчас к ней подходишь и говоришь ей все, что должен был сказать. Понял? Ты, вообще-то, хотя бы представляешь, о чем и как надо говорить?

– Да, Лев Иванович мне объяснил… – Костя наконец-то обрел дар речи.