Текст книги "Полковник Гуров. Компиляция (сборник) (СИ)"

Автор книги: Николай Леонов

– Лев Иванович, у меня для вас сюрприз. – Звонок подполковника Волкова застал сыщика в дверях кабинета. – Вы не ошиблись, не все так просто с Еременко. У меня тоже создалось впечатление, что он «тихая овечка», которая по дурости когда-то ввязалась в наркодела, а потом решила… и так далее.

– Ну-ну? – крутя в руках ключи и не запирая дверь, поторопил Гуров Волкова.

– Еременко навещал вдову генерала Козинцева. Полагаю, что неоднократно.

– Так. – Лев помедлил и вернулся в кабинет. – Значит, двое погибших, двое служивших в одном месте, двое номинально виновных в несчастьях третьего. И один навещает вдову второго, пока его самого не убили?

– Козинцев, по всем данным, действительно умер от рака, – напомнил Волков.

– Это я помню, – ответил Гуров. – Это я фигурально выражаюсь, Пал Палыч. Если бы не смерть в онкологии, то неизвестно, как бы все сложилось у генерала. Хорошо, ты что-то уже предпринимал?

– Нет, только получил информацию от окружения вдовы и сразу вам позвонил.

– Уверен в надежности информатора?

– Да. Дело в том, что в разговоре с моим информатором вдова сама дважды упоминала полковника Еременко и сожалела, что он давно не заходил.

– Хорошо, Пал Палыч. Давай с тобой поступим следующим образом. У тебя под рукой есть лист бумаги и ручка? Отлично. Пиши, кого тебе надо срочно вызвать к себе. Отдельно пиши список тех, кого вызывать не надо, с кем мы сами будем встречаться и беседовать. Значит, так…

Список получился большой – двенадцать человек. Подполковник Волков писал, прижимая к уху трубку телефона, и удивлялся тому, что полковник Гуров помнит имена и фамилии всех потенциальных свидетелей, видимо, не прибегая к старым записям. Вот что значит настоящий профессионал-сыскарь.

В течение остатка дня удалось опросить соседей Еременко, с кем он поддерживал приятельские отношения, сослуживцев, с которыми он когда-то ездил на пикники, на шашлыки и на другие загородные мероприятия. Две подруги его жены, его личный водитель, ландшафтный дизайнер, следивший за территорией его загородного дома. Даже мастер в салоне красоты, у которого Еременко постоянно стригся вот уже на протяжении трех лет. Все были опрошены под тем или иным предлогом. Никто о контактах погибшего полковника с семьей генерала Козинцева ничего не знал. Ни разговоров, ни упоминаний. Никто не опознал по фото Рубича. Никто, кроме водителя…

– И последнее. – Гуров уже заканчивал допрос водителя, невысокого парня с заметной проплешиной на темени. – Вам знакомо лицо вот этого человека?

Они сидели в его кабинете, куда Лев, позвонив в гараж, попросил подняться водителя. Парня звали Герберт, чего он явно стеснялся и просил, чтобы его звали просто Гера. Сейчас он смотрел на фотографию без всякого выражения. Гуров уже приготовился в очередной раз вздохнуть, развести руками, извиниться и отпустить свидетеля. День прошел неудачно. Столько опрошенных, такая зацепка, такая перспектива, и на тебе. Только косвенные сведения о знакомстве и поддерживаемых отношениях. Идти и прямо спрашивать вдову про Еременко? Придется и это сделать, но не сейчас.

– Да, – неожиданно сказал Гера, – знаю. Точнее, не знаю, а видел. Он с Владиславом Николаевичем разговаривал как-то.

– И ты запомнил его в лицо? С одного раза?

– Его велел запомнить Еременко. Ну, это уже потом, когда они поговорили. У него выражение лица странное. Вроде молодой мужчина, а по взгляду – старик стариком. Неприятные такие глаза. И еще, он улыбался, а глаза нет. Я стоял тогда у тротуара, в смысле, машина стояла, а я в ней сидел и видел, как Владислав Николаевич из подъезда вышел, а этот вроде как случайно с ним столкнулся. Они отошли в сторону и проговорили минут пятнадцать, наверное.

– Это было возле дома Еременко?

– Да, он утром выходил, а я его ждал.

– А как разговор протекал? Вспомни, Гера. Раздраженно или они, наоборот, обрадовались этой встрече?

– Не знаю, как описать. Если подумать, то… наверное, Еременко этого человека сначала не узнал, а тот ему что-то стал втолковывать. Еременко заинтересовался, и они отошли в сторону, чтобы не торчать посреди тротуара. Я еще удивился, чего они в машину не сядут? Потом Еременко покивал головой, и они разошлись.

– А о чем Еременко тебя предупреждал?

– Видел, говорит, этого человека? Вот запомни и старайся делать так, чтобы я с ним больше не встречался. Я, конечно, попытался выяснить, а в чем, мол, дело. Но Еременко только отмахнулся и велел ехать быстрее.

– Ладно. Теперь последний вопрос, а когда это было?

Гера почесал голову, нахмурился, нашел взглядом на стене календарь и стал что-то вычислять. Наконец соотнес свои расчеты с фактами и выложил Гурову, что встреча эта произошла где-то месяц назад. И для убедительности привел доказательства.

Гуров слушал и не верил своим ушам. Месяц назад Рубич был уже в Москве и вовсю общался со своими жертвами. С кем-то из них. И только через три недели он принял решение и осуществил убийство Еременко? Нет, не так, начал убивать виновников своей судьбы, Шамина, Еременко, прислал угрозу, но не осуществил убийство генерала Волжанова. С Волжановым понятно, его стали охранять. А вот почему Рубич не тронул Загладина?

Гуров отпустил Геру. Когда через пару часов вернулся Крячко и с досадой доложил, что при опросе его части свидетелей ничего узнать не удалось, Гуров показал ему исчерканный листок бумаги.

– Это что? – хмуро осведомился Станислав. – Схема карточных долгов? Покером балуешься?

– Это, Стас, схема моих рассуждений. Связь Рубича с некоторыми людьми, соотнесение его желания отомстить кое-кому из них и логического обоснования их виновности и невиновности. Смотри, это круг людей, которые имели отношение к той операции, в результате которой Рубич пропал. Из всей группы только Шамина можно с достаточной степенью логики обвинить в том, что он бросил Рубича. И еще одного человека, который отдал приказ все бросать и отступать.

– Хм, но все остальные только передавали этот приказ, и никто его не инициировал. Он ведь пришел из Москвы. А часть этих людей вообще не имели отношения даже к передаче приказа. Они, так сказать, присутствовали при его передаче.

– Правильно, Стас. Или Рубич ни хрена ничего не знает и напропалую всех обвиняет и пытается всех перестрелять, или прекрасно разобрался в той ситуации и делает вид, что готов стрелять всех, но… Но он упорно делает вид, что винит всех, особенно тех, кто не виноват, и очень старательно обходит того, кто передал этот приказ из Москвы.

– Он мог так и не узнать, что приказ срочно и любой ценой прекратить операцию передал Козинцев. Мы так и не поняли с тобой, Лев Иванович, а кто же приказал это сделать самому генералу, но и это неважно. Рубич мог не получить той информации, которую получили мы с тобой, у него просто не было такой возможности.

– Тут ты, Стас, прав, у Рубича нет такой возможности сейчас в Москве. Но мы не знаем, откуда и с какой информацией он сюда заявился. Получается, что он или ничего толком не знает, или знает все, но почему-то стреляет не тех, кого надо, а тех, кого на самом деле стоит обвинить, не замечает. Только вот Еременко, последний убитый им человек, поддерживал контакты с семьей Козинцева и после смерти генерала. Вот что нарисовано в моей схеме, Стас. И жи-ирный вопрос! А почему Рубич не убил Загладина?

Сергею Черненко повезло. Вообще-то ему повезло в жизни дважды. Сначала в Чечне, когда он наступил на «лепесток» и остался жив. Не в смысле, лепестка цветов, а в смысле, противопехотной мины «ПФМ‑1» «Лепесток». Он остался жив, потому что рядом оказались товарищи, которые попытались уменьшить потерю крови и вовремя сделали противошоковые уколы. Ступню ему оторвало начисто. Вместе с ботинком. Но здоровое сердце позволило выдержать путь до хирургического стола.

Потом приказ, награждение медалью, присвоение звание капитана и… увольнение. С правом ношения военной формы. Это как еще одно поощрение. А потом гражданская жизнь, которая не сулила ничего хорошего, несмотря на военную инвалидную пенсию. И тут Черненко повезло во второй раз. Сильно повезло.

Он шел, сильно припадая на изувеченную ногу, потому что дешевый протез был страшно неудобным. Да и привыкнуть к нему Сергей еще не успел. И тут он увидел ее. Она шла навстречу в летнем легком платье, которое разлеталось порывами ветерка при каждом девичьем шаге. И весь мир оглядывался на нее, и весь мир улыбался ей. Сергей сразу сник и вжал голову в плечи.

Бравому боевому офицеру оказалось не под силу такое испытание. Его первая школьная любовь, которой он добивался столько лет, из-за которой он и пошел служить в спецназ, ради которой он стал офицером, чтобы доказать, что он стоящий парень и… и вот она идет навстречу, а он снова никчемный, никому не нужный, да еще и инвалид. А она!

– Сережа? – Большие карие глаза, всегда такие выразительные, смотрели, как два горячих угля, смотрели в самое сердце. – Ты?! Где ты столько лет пропадал? Хромаешь? Ребята говорили, что ты чуть ли не в армию подался.

Он смотрел в глаза Вики, а в глубине души бурлило, полыхало. Там неистово горело прежнее чувство. Там было так больно, что боль во время ранения, боль после операции с ней была несравнима. Он видел обручальное кольцо на безымянном пальце ее правой руки. Красивое кольцо, с россыпью маленьких алмазов. Сам бы он такое ей купить не смог бы…

– Сережа, что с тобой, тебе плохо? – догадалась Вика, схватила его за рукав пиджака и потащила в сторону, на лавку.

– Ты замужем? – выдавил он наконец из себя, почувствовав хоть какое-то облегчение в ноге из-за того, что вовремя сел.

– А-а, ты про это? – Вика подняла руку и с умилением посмотрела на свое колечко. – Да, уже почти год. А ты что… – Глаза ее сделались удивленно-насмешливыми, а голос вдруг стал тихим, как шелест листьев на закате. – Ты все еще… любишь меня?

– Да ладно, – неискренне засмеялся Сергей. – С чего ты взяла? Так просто. Рад тебя видеть! Рад, что у тебя все хорошо.

Кривясь в неумелой ухмылке, он попытался легко встать, откланяться и уйти, но подвела нога. Он не справился с искусственной ступней, неловко попытался встать, вскрикнул и снова рухнул на лавку. Штанина чуть задралась и… Вика увидела светло-розовый цвет неживой ноги. Она все сразу поняла, и ее глаза стали черными, как омуты.

И она вытянула из него правду. Он ей все рассказал, все простил только потому, что она, настаивая на рассказе о себе, взяла его за руку. За это можно все простить и все перетерпеть. За один этот миг. А потом она потащила его с собой, усадила в машину, которой управлял личный шофер, привезла в офис.

Вика управляла большой страховой компанией, она сразу вызвала своего главного кадровика и коротко объяснила, что это ее друг детства, он инвалид войны, заслуженный офицер и его надо взять на работу. Обучить и назначить на должность не ниже… Короче, с очень хорошей зарплатой.

– Вот так! – улыбнулась она не очень весело и вышла.

Сергей попытался встать и извиниться, ему не подобает принимать такие вот незаслуженные подарки, тем более от женщины, но кадровик, зрелый мужик лет пятидесяти с умным взглядом, прервал его:

– Ты не придуряйся, капитан, и послушай полковника. Это не подачка, а уважение! Уважение тебе, за войну, за ранение, за то, что ты в мирное время держал в руках оружие, пока они… – обвел он пальцем стены, – веселились и развлекались. Ты вернулся, и общество берет тебя под свою опеку. Государство тебе ведь ничего предложить не может. У тебя даже специальности нет. Тебе предложат в лучшем случае курсы бухгалтеров да кучу вакансий, куда тебя без опыта работы не возьмут. Так что это не подачка, а подношение благодарного общества, которое ты должен великодушно принять. И хватит об этом! Сидим тут, как два слюнтяя. Завтра в девять ноль-ноль ты у меня с полным пакетом документов. И приди, сделай одолжение, в форме и со всеми орденами! Выглядишь, как вахлак…

Отношения с Викой как-то наладились, смирился он с ее положением. Может, и перегорело все внутри, а та неожиданная встреча была лишь отголоском прошлой большой любви, а может, военная привычка подчиняться сыграла свою роль. Начал Сергей работать, получать хорошую зарплату, впереди забрезжил свет определенности. Прошло почти два года. И тут это!

Как приехавшим полицейским рассказывали очевидцы, мужчина в хорошем костюме шел, чуть прихрамывая, по улице от высадившей его машины к дому. И тут выбежал какой-то молодой человек, какой-то весь заметный, суетливый, и почему-то взмахнул рукой. Потом уже понятно было, что он что-то бросил, а тогда никто и не понял, почему это стальной мусорный контейнер вдруг взлетел, распустив вокруг себя со страшным треском клуб черно-белого дыма. В воздух взметнуло столько мусора, что оседал он, наверное, минуты две. Запахло чем-то кислым, вонючим.

А потом, это видели уже единицы, мужчина в хорошем костюме упал на землю, а тот парень выставил руку, два раза что-то сильно хлопнуло по ушам, и стал убегать. А тут как раз машина ДПС проезжала. Они не поняли, что произошло, но, наверное, заподозрили в убегавшем человеке преступника и погнались за ним. Он, правда, в машину успел заскочить и тронуться, но они ему как-то путь перегородили.

На место происшествия выехал оперативник из МУРа, поскольку дело выглядело, как взрыв гранаты и стрельба в городе. И уже в течение первого получаса допросов свидетелей и самого потерпевшего стало ясно, что это покушение. Особенно, когда привезли задержанного. Волков позвонил Гурову через сорок пять минут после происшествия и доложил о случившемся во всех подробностях.

– Лев Иванович, мне кажется, что эта ария из нашей оперы, – заключил в конце доклада подполковник.

– Что-что? Не понял, Пал Палыч, что это тебя потянуло на такую терминологию? Над вышестоящим начальством решил поглумиться?

– Виноват, Лев Иванович! Никоим образом! Просто так, к слову пришлось. Ей-богу, вашу супругу не имел в виду.

– Ладно, я пошутил, – остановил подполковника Гуров. – Что ты имел в виду? Рубича?

– Потерпевший – бывший спецназовец, инвалид боевых действий. Ранение получил в Чечне несколько лет назад. В 2003 году он служил сержантом вместе с Рубичем и был одним из участников той операции, в которой Рубич пропал.

– Час от часу не легче, – пробормотал Гуров. – Приметы покушавшегося хоть имеются? Есть свидетели?

– Есть свидетели, Лев Иванович, несколько очевидцев все видели, от начала и до конца. Вы не поверите, но удалось даже задержать покушавшегося, он сидит сейчас у нас в «обезьяннике».

– Задержали? – От волнения у Гурова даже пересохло во рту, и ему пришлось откашливаться. – И кто он? Неужели Рубич?

– Увы! Даже близко не лежал, как говорится. Молчит пока, но он по годам моложе, внешне совсем иного типа, мы сличали с фотороботом и ранней фотографией Рубича. Сейчас пытаемся установить личность. Дактилоскопировали. Вас ждать, Лев Иванович?

– Да, конечно. Продолжайте работать, не ограничивайтесь прямыми свидетелями, которых выявили сразу на месте происшествия. Обязательно и срочно организуйте поквартирный обход всех зданий, выходящих окнами на это место, установите всех водителей пассажирского автотранспорта, которые по времени маршрута находились в этом месте и могли что-то видеть, оповестите все частные таксомоторные парки, выясните, кто из их водителей мог быть в то время в том месте, дальше…

Дальше шло перечисление срочных мероприятий, которые нужно было провести «по горячим следам». Собственно, подполковник и сам прекрасно знал, что нужно в таких случаях делать, но он молча писал под диктовку. Через несколько минут был готов список мероприятий до конца дня размером с листок формата А4, после чего Гуров набрал номер телефона Крячко, который в этот момент должен был быть на пути в управление.

– Стас, разворачивайся, – велел Лев. – Срочно отправляйся в страховую компанию, адрес я тебе сейчас дам. Совершено покушение на их сотрудника, который в 2003 году служил вместе с Рубичем, был участником той операции. Покушавшийся задержан, и это не Рубич. Вытряси там в недрах организации все про этого бывшего спецназовца, переверни кадровый отдел и руководителей. Самое главное для нас сейчас – понять, быстро понять, преступление совершено по делу Рубича или это совсем иная история?

– Понял. Мне бы помощника из МУРа, который владеет информацией.

– Сейчас я Волкову позвоню. Оперативник тебя будет ждать у входа. Я, если что, в МУРе. Надо установить личность покушавшегося.

– Да, это точно. Как хоть покушался-то?

– Как-как! Как идиот! – проворчал Гуров. – Кинул гранату, а она попала в мусорный бак. Можешь представить, что там было вокруг? Он выстрелил еще пару раз из пистолета и бросился бежать. А тут патрульная машина ДПС. Они его и взяли через две минуты неумелой гонки на автомобилях. Одно слово – цирк уехал, а клоун остался!

Черненко сидел в кабинете Волкова на диване, хмуро подперев голову кулаком. Грязный пиджак висел рядом на спинке стула, галстук валялся на диване, колени брюк были в пыли. На вошедшего человека он никак не отреагировал, размышляя о чем-то своем. Наверняка у пострадавшего сложилось свое мнение о причинах произошедшего. Гуров решил побеседовать сначала с ним, а потом уже вплотную поговорить с задержанным.

– Здравствуйте. – Он пододвинул кресло и уселся напротив Черненко. – Вас зовут Сергей?

– Да, а вы кто? Следователь? – Взгляд бывшего спецназовца был усталый и не напряженный. Значит, особого шока от произошедшего он не испытывает и вполне адекватен в оценках.

– Нет. – Гуров помедлил, приглядываясь к собеседнику. – Если это для вас важно, то я – полковник Гуров. Главное управление уголовного розыска МВД России.

Черненко промолчал, никак не отреагировав на столь высокий статус Гурова. Кажется, он все-таки не совсем в себе, решил Лев.

– Скажите, Сергей, у вас есть враги, которые желают вам смерти?

– Нет, конечно, меня уже спрашивали об этом. Я – обычный человек, не какой-то спецагент 007, чтобы за мной охотились арабские террористы.

– Арабские? Почему арабские? – тут же ухватился Гуров за фразу.

– Это я так, – поморщился Черненко. – Он же во всех фильмах с арабскими террористами воевал.

– Ну, не только. Он еще и в танке по Красной площади рассекал. И давайте не отвлекаться. Я понимаю, что вам не очень уютно чувствовать себя в роли потенциальной жертвы, понимаю, что вас уже допрашивали. Но теперь, пока мы не разберемся во всем, пока не поймаем преступников, разговаривать с вами нам придется частенько, уж не обессудьте. Дело не только в вас, дело и в других людях, которые могут пострадать.

– Да я не отказываюсь, – дернул плечом Черненко.

– Ну и отлично. Так есть у вас враги, которые хотят вашей смерти?

– Нет, не помню таких, кто бы этого хотел. А что касается моей службы в спецназе, об этом меня до вас уже спрашивали, так мы там чаще в «балаклавах» действовали, как раз чтобы вот таких инцидентов потом не было. Да и невелика я шишка, чтобы из-за меня устраивать такое.

– Устроенное как раз говорит о том, что подготовка покушения никудышная, да и киллер никудышный. Театр одного никчемного актера.

– Не знаю, – вздохнул Черненко. – Может, он меня перепутал с кем-то. Может, не на меня покушался, а на того, кто был рядом. Там же кто-то еще был?

– Разочарую вас, рядом с вами никого не было. Это подтверждается показаниями почти десятка очевидцев. Так что голову нам с вами ломать и ломать над этим вопросом. Но я могу помочь в рассуждениях. Вам кто-то когда-то угрожал напрямую? Не группе спецназа, когда вы кого-то группой задерживали, а именно вам лично?

– Не помню. Ничего такого в память не врезалось. Было по молодости пару раз, когда морду бил… хулиганам всяким. Один раз до меня докопались, когда я с девушкой шел, в другой заступился за парня, когда его трое метелили. Но это было несколько лет назад, и за такие вещи, извините, в подворотне ножом в печень пыряют, а не устраивают фейерверк в мусорном баке.

– Да, фейерверк был приличный, – задумчиво произнес Гуров. – Я его сам не видел, только по рассказам сужу. Но, судя по тому, на каком расстоянии мусор разбросан, это было зрелищно. Ладно, давайте конкретнее. Вспомните, пожалуйста, историю весны 2003 года, когда вы в составе группы спецназа во главе с майором Шаминым отправились в горы перехватывать группу боевиков и переправлявшегося через границу с ними Магомеда Евлоева. Помните? Вас тогда без подготовки в авральном порядке отправили на перехват, а когда вы заняли в горах позиции, вас срочно отозвали и запретили даже показываться боевикам на глаза. Тогда без вести пропал снайпер вашей группы по фамилии Рубич.

– А-а, помню. Нелепая ситуация! Хотя, если разобраться, то не нам было судить о причинах таких противоречивых приказов. Может, разведке нужно было, чтобы Евлоев прошел беспрепятственно, может, их интересовали связи Евлоева, цель его заброски? Мало ли.

– Вы отвлеклись, Сергей. Давайте вспомним обстоятельства пропажи Рубича.

– Я сейчас уже точно не помню, но там что-то со связью, кажется, произошло. Командир думал, что передал приказ, а Рубич то ли не ответил, то ли ответил, но почему-то не отошел. Не помню точно.

– Странно. Ребята, с кем мы разговаривали, утверждают, что у вас с командиром при выходе был тяжелый разговор на повышенных тонах, а вы говорите, что не запомнили. Или в спецназе перечить командирам и упрекать их в порядке вещей?

– Нет, конечно.

– Значит, не помните ничего необычного? – после длительного ожидания снова спросил Гуров.

– Вы знаете, во время таких вот операций всякое бывает. Для мирной жизни все это необычно, а для боевой обстановки… А почему вы меня про ту операцию спрашиваете?

– Видите ли, Сергей, нам кажется, что Рубич выжил, вернулся и теперь мстит всем, кого считает виноватым в том, что его тогда бросили.

– Да ладно! – Черненко наконец посмотрел на собеседника широко раскрытыми глазами, даже чуть-чуть весело. – Рубич начал мстить? Он гранатами во всех кидает? И в меня тоже? Да бред какой-то!

– Да, – тихо ответил Гуров. – Вы правы, это полный бред. Но только Рубич прислал на электронную почту Шамину, он уже стал полковником, угрожающее письмо, и на следующий день Шамин был застрелен в затылок. Недавно убит полковник Еременко, который в то время служил в штабе группировки внутренних войск в Чечне и который передавал вам этот приказ об отходе. Свидетели опознали Рубича в лицо. Аналогичное угрожающее письмо получил генерал Волжанов, имевший отношение в те времена к вашей операции, но мы успели его взять под охрану. Письмо Волжанову Рубич тоже подписал своим именем. А еще он навещал свою невесту, с которой расстался на десять лет по этой причине. И ей он всю ночь рассказывал о том, как он обижен, как зол и как страстно желает всем отомстить за годы мучений. Ну как? Бред, говорите?

– Если бы… – Черненко откровенно побледнел и смотрел на собеседника уже без иронии. Он сглотнул комок в горле и попытался спокойно спросить: – Мне сказали, что покушавшегося задержали. Это Рубич?

– В том-то и дело, что это не Рубич. Поэтому нам ничего и непонятно.

– Если все, что вы мне рассказали, правда, то парень съехал с катушек. Это же очевидно! Это все настолько нелепо, что даже не верится в реальность происходящего. И если бы вы мне не представились, я подумал бы, что надо мной неумно шутят. Я не понимаю, а при чем тут я, если это даже и Рубич. Я такой же солдат, как и он. И я мог оказаться на его месте, и сотни других оказывались в подобных ситуациях. Я не понимаю, товарищ полковник!

– Я тоже. И все-таки. В ту ночь, когда Шамин отдал приказ отходить, где были вы?

– Он приказал скрытно отходить и не выдавать себя, – угрюмо заговорил Черненко. – Это немного разные вещи. Мы отходили по парам, выполняя приказ. Один отходит, второй прикрывает от возможного нападения. Меня или кого-то другого винить Рубичу не в чем. Я, да и большинство членов группы просто не знали, что он остался там. Руководит боем командир, он принимает решения, отдает команды. Солдаты просто выполняют их.

Вот и еще одно мнение участника тех событий, думал Гуров, спускаясь вниз в допросную комнату. Третье мнение. Черненко можно понять, его позиция – позиция офицера, командира. Для него многое уже в прошлом, произошло напластование других событий, других операций, других драматических историй. И все же, кто этот идиот, который швырял гранаты и палил из пистолета?

– Але, Лев Иванович! Говорить удобно?

– Да, что у тебя в страховой компании? – остановившись на лестнице, поднес трубку к уху Лев.

– История Черненко подтвердилась. Мне, со слезами и соплями, сама директорша, эта Виктория все рассказала. С сотрудниками мы тоже побеседовали. Парень он по отзывам нормальный, командирская хватка есть, потому и в начальниках удержался. Справедлив, но требовать тоже умеет. Думаю, что в компании на него зуба нет ни у кого. А с клиентами он дел не имеет. Его дело – контролировать работу филиалов. Не отсюда ноги растут.

– А сам он никому не рассказывал о себе, о службе?

– Я этот вопрос всем специально задавал. О службе он не любил распространяться. Больше всего о нем знает один экс-полковник из кадровой службы, но тому положено по должности знать подноготную каждого. Он, кстати, отзывался о Черненко нормально, как о сильном мужике, говорит, есть в нем характер.

– Понял, Станислав. Давай приезжай в МУР, к Волкову. Тут интересные дела назревают.

Парня лет двадцати восьми, с растрепанными волосами, немного даже полноватого, ввели в комнату. Гуров смотрел на него, пытаясь разглядеть лицо, опущенное вниз. Вид у этого человека был такой, как будто он сильно провинился, и ему очень стыдно, он даже не может смотреть взрослым в глаза. Точно, поймал себя Гуров на сравнении. Точно так выглядит нашкодивший школьник в кабинете директора в ожидании вызванной матери. Причем не старшеклассник!

А ведь парень играет. И играет он роль не совсем удачную, но для него хорошо знакомую. Инфантильность, заторможенное развитие на уровне школьника. Такое бывает часто, и при определенных криминальных наклонностях это все приобретает чудовищные формы. Недостаток интеллекта провоцирует жестокость, граничащую с садизмом, беспринципность, гиперэгоизм и полное пренебрежение моралью общества.

– Садись, – приказал Гуров и кивком отпустил сержанта.

Задержанный сел, привычно потирая руки в тех местах, где виднелись следы от наручников. Видимо, сгоряча или для усмирения буйности ему их затянули потуже. Больно, но зато требования доходят быстрее. Гуров поморщился. Он не был сторонником подобных хитростей. Это граничило с пытками, а он был сторонником интеллектуального раскрытия преступления.

– Подними лицо! На меня смотри! – жестко проговорил Лев.

Задержанный нехотя поднял голову и настороженно посмотрел на Гурова. И тут Лев понял, что же его так беспокоило. Это лицо было очень знакомо, даже не взгляд, а широко расставленные глаза, овал лица, кривое расположение губ (привычка кривить рот). Гуров встал со стула, подошел к двери и открыл ее. Сержант тут же с готовностью подскочил к нему.

– Сейчас же позвоните наверх подполковнику Волкову и попросите его спуститься. И обязательно пусть захватит с собой фоторобот человека, который составлялся по факту ссоры Шамина с неизвестным на соседском участке за несколько дней до убийства. Поняли?

– Так точно, – кивнул сержант.

Гуров вернулся в комнату и снова сел напротив задержанного, парень вел себя относительно спокойно. Молодцы муровцы, мысленно похвалил Гуров оперативников, раньше времени не нервируют человека, берегут для плотной разработки. Сразу видно будет по реакциям, в правильном ты направлении рассуждаешь или нет. Заведомо напуганного и замкнувшегося человека допрашивать во сто крат сложнее.

– Ну, для начала назовись, – велел он, хотя уже успел познакомиться с биографическими данными задержанного.

– Колымов Илья Андреевич, – заученно начал бормотать парень, – тысяча девятьсот восемьдесят четвертого года рождения.

– Колымов Илья, – повторил Гуров. – А скажи мне, Илья, какую тебе кличку дали в зоне?

– Колыма, – нехотя ответил задержанный.

– Ясно, врать настроился. Не Колыма, а Коленка. Это ты перед пацанами фраерился на воле, когда вышел, а заслугами на «погоняло», Илья Колыма, ты не потянул, в «шестерках» ходил. А разбой, в котором ты участвовал, организован был не тобой, хотя на тебя и спихнули все. Человек, которого ты ударил по голове трубой, остался инвалидом на всю жизнь.

– Не пофартило ему, – опять с какой-то привычной заученностью пробормотал парень.

– Не пофартило теперь уже тебе, Илюша. Откуда у тебя граната, пистолет?

– Не было у меня ничего, это мне дело шьют. Узнали, что судимый, и давай теперь все на меня вешать. Я теперь не человек. И ствол мне подкинули, и…

– Ну-ка, хватит! – прервал его Гуров таким железным тоном, что Колымов вдавил голову в плечи. – Эти байки ты для паханов на зоне прибереги. Она теперь тебе опять светит. А вот на какой срок, это уже от тебя зависит. Отпечатки пальцев на пистолете твои. Там свидетелей было человек десять – видели, как ты гранату кидал, как стрелял, как бросил пистолет и побежал к машине. Кстати, машина с того самого утра числится в розыске. Ты угонял или подручные были?

– Ниче я не угонял. Сел в первую попавшуюся, а в ней ключи торчат. Завел и поехал. И не кидал я ничего. Я мимо шел, вот на меня и подумали. А я, как и все, испугался грохота. А раз судимый, значит, на меня и свалят. Вот и побежал.

Дверь распахнулась, и на пороге появился Волков с папкой. В ответ на вопросительный взгляд Гуров кивнул на стул возле себя. Колымов заволновался. Он интуитивно уставился на черную папку в руках оперативника МУРа, который его уже допрашивал сегодня. Волков сел, раскрыл папку и протянул в таком виде Гурову. На развороте лежал рисунок, составленный из элементов изображений человеческих лиц, различных овалов лица, разновидностей носов, глаз, ртов, ушей, причесок и тому подобного. Этот фоторобот составлялся со слов свидетелей, видевших человека, с которым повздорил незадолго до своей гибели полковник Шамин на даче.

Гуров рассматривал рисунок и кивал. Да, точно. Определенное сходство есть во всех элементах, следовательно, свидетели его опознают. Это уже аргумент. Не прямая улика, но аргумент серьезный, хотя еще и не доказательство участия в убийстве.

– Вот что, Илья. – Гуров вдруг понял, как вести себя с задержанным.

Если он действует заодно с Рубичем, тогда Рубич действительно страшный человек. Или умный и находчивый мститель, ведь никаких лишних жертв так и не было. А убийство Еременко – это вроде как даже помощь следствию. Он как бы навел следствие на мысль, что Еременко и Загладин занимаются темными делишками. Убийство остается убийством, но мотивировка иная, а значит, иной срок. Черт бы его побрал, этого Рубича! Гуров понял, что начинает его уважать. Человек принципов всегда вызывает уважение.