Текст книги "Полковник Гуров. Компиляция (сборник) (СИ)"

Автор книги: Николай Леонов

Очередная жертва афериста, с которой встретился Лев Иванович, выглядела настолько молоденькой и беззащитной, что настроение у Гурова, которое и так было на нуле после первой встречи, испортилось еще сильнее. Людмиле Арестовой было всего двадцать четыре года, и она на полставки работала психологом в одном из местных домов для престарелых и инвалидов. Сама Людочка, тоненькая и вся такая воздушная, начиная от облака курчавых белых волос и заканчивая почти детскими ножками, обутыми в легкие светлые лодочки, уже семь лет была прикована к инвалидному креслу. Но, несмотря на это, девушка довольно ловко управлялась и с вождением автомобиля, и с электроколяской, на которой передвигалась.

Гуров договорился встретиться с женщиной в городском парке «Липки», куда Арестова приехала на машине. Лев Иванович прибыл чуть раньше и мог наблюдать, с какой проворностью она паркуется и как быстро и легко пересаживается в кресло. Он по ее просьбе достал из багажника авто легкую портативную электроколяску и хотел помочь пересесть в нее, но девушка опередила его, звонко рассмеявшись и заявив:

– Полковник, даже не пытайтесь. У меня все движения настолько отработаны, что чья-либо помощь только собьет с ритма и я рухну. Будете тогда меня поднимать на глазах у всех любопытствующих.

Ответить Льву Ивановичу было нечего, и ему оставалось только наблюдать. Людмила, удобней устроившись в коляске, обратила к нему свое чуть раскрасневшееся лицо и уже без улыбки спросила:

– Где нам будет удобнее всего поговорить? Народу летним вечером в парке немало.

– Я думал, что вам, как назначившей мне встречу именно в этом парке, известно какое-нибудь уединенное место. Я ведь не местный, – напомнил он.

– Ах да! Вы же из Москвы! У меня этот факт совсем из головы вылетел. Девичья память, как говорит моя мама. Тогда пойдемте. Я поведу вас в сказочный лес.

Через пять минут они и вправду очутились в красивом месте – неподалеку от Дмитриевского собора. Рядом с асфальтированной дорожкой, по которой они двигались, под сенью высоких и раскидистых деревьев нашлась свободная скамейка для Гурова.

– И впрямь сказочный вид, – оценил парк Лев Иванович, с нескрываемым удовольствием осматриваясь вокруг.

– Это вы еще не видели все наши достопримечательности! В этом парке целых восемь аллей, и первая из них была засажена деревьями еще в тысяча девятьсот первом году, – улыбнулась Людмила. – Знаете, почему я назначила встречу именно тут?

– Догадываюсь. – Гуров сел на скамейку и посмотрел на Людмилу серьезным и долгим взглядом. – Вы в этом парке познакомились с Алексеем. Ведь именно так он себя назвал, когда представился?

– Да. Он сказал, что тоже психолог, и даже показал мне лицензию на частную практику. Я тогда не придала этому значения и посчитала неким знаком свыше. Имею в виду его профессию. Но потом… Потом, когда он исчез и я начала запоздало анализировать всю эту некрасивую историю, то поняла, что этот документ он показал намеренно. Чтобы ввести в заблуждение и войти ко мне в доверие. Он на самом деле оказался тонким психологом, и я даже сразу не сообразила, зачем человеку, который приехал во Владимир в отпуск, возить с собой лицензию на частную практику. Но – правильные мысли всегда почему-то приходят с опозданием.

– Людмила Андреевна, я прослушал интервью, которое вы давали Соловьеву, и уже говорил, что у меня возникло несколько дополнительных вопросов.

– Я постараюсь ответить на все, – с серьезным видом заверила Людмила.

– Скажите, вы были близки с Алексеем? Простите, что спрашиваю, но…

– Да, я понимаю. Вы хотите узнать, нет ли у него каких-то особых примет, по которым его можно опознать? Я так понимаю, что кроме меня он обманул и других.

Гурова поразило, насколько эта молоденькая женщина здраво рассуждает. В ее годы многие современные девушки все еще находятся в инфантильном состоянии и никак не могут определиться не то что со своим местом в жизни, а даже с постоянной работой или с личными планами. Живут так, словно время остановилось и у них впереди вечная молодость с кучей времени на всякие пряники и коврижки. А то, что эти коврижки и пряники не даются даром и их нужно заработать тяжким трудом, пока еще есть здоровье и силы, они как-то из виду упускают.

«Интересно, как при таком ее трезвомыслящем взгляде на жизнь она умудрилась вляпаться в такую неприглядную историю? – подумалось Гурову, и он тут же мысленно ответил: – Впрочем, любовь иногда ослепляет даже умудренных жизненным опытом людей, а что уж говорить о неопытной в этом деле девице».

Словно прочитав его мысли, Людмила откровенно призналась:

– Знаете, он у меня был первым мужчиной. Раньше, до него, я никогда ни в кого не влюблялась. Опыта в амурных делах у меня совершенно не было. – Она горько усмехнулась и задумчиво добавила: – Вот теперь – есть. И даже больше. Я ведь беременна от Алексея… Или кто он там на самом деле… Уже три месяца. Журналисту я об этом не стала говорить по понятным причинам, – вздохнула она.

– Я так понял, что ребенка вы решили сохранить, – отозвался на эту новость Гуров.

Людмила хитро улыбнулась и с наигранной беспечностью сказала:

– Вот найдете этого жулика, и я подам на алименты, хотя мои родители против того, чтобы я это делала. Но я считаю так: украденные деньги он мне уже не вернет, наверняка промотал все, так пусть хоть ребенка своего обеспечивает.

После полуминутного молчания Людмила снова заговорила:

– У него на спине, под лопаткой, была татуировка – маленький золотисто-красный дракон и надпись иероглифами.

– Ага, вот как. А на шее иероглифы у него были? В смысле татуировка?

– На шее? Нет, не было. – Людмила удивленно посмотрела на Гурова. – А почему вы спрашиваете?

– Просто у меня есть информация, и я сравниваю ваши показания с показаниями других потерпевших, чтобы понять – один и тот же человек вас обманул или разные, – пояснил Лев Иванович.

Услышав, что татуировка была совершенно в другом месте, а не в том, которое указала Вера Дмитриевна Селезнева, он несколько озадачился. Получается, что одновременно действовали все-таки не один, а два афериста. Просто комплекция у них была похожая.

– Уточните, пожалуйста, еще раз, как выглядел Алексей, – на всякий случай попросил Гуров.

Людмила обрисовала внешность жениха, и, сравнив это описание с тем описанием, что давала предыдущая собеседница, Гуров сразу же отметил некоторые отличия. Волосы у мужчины были не темно-русые, а каштановые и длинные, забранные в хвост на затылке, глаза карие, а не серые. В остальном же все было как и в предыдущем случае – высокий, худощавый, с накачанными бицепсами. Совпадали и форма лица и носа, и наличие чувственно-полноватых губ, и родинка на виске. Но, опять же, смущало местоположение татуировки.

«Может, это и не татуировки были вовсе, – размышлял Лев Иванович. – Черт его знает, что можно сейчас нарисовать, а потом легко смыть, а затем снова нарисовать… Или приклеить?»

– А это точно была татуировка? – с сомнением в голосе уточнил Лев Иванович.

Людмила опять удивленно посмотрела на него.

– Наверное, татуировка, – наконец сказала она. – Я вообще-то не очень сильна в определениях такого вида художеств, но разве рисунки на теле не называют татуировками?

– Если они наколоты специальным способом и долговечны – то да, это татуировки, – ответил Гуров.

– Но сейчас необязательно наносить тату навсегда. Можно воспользоваться временными татушками. Они легко удаляются, и их потом можно опять наносить на любую область тела. Я не присматривалась, но возможно, что у Алексея была именно такая татуировка.

– Вы думаете? – нахмурился Лев Иванович и сам же ответил себе на вопрос: – Хотя почему бы и нет? Вполне возможно, если он хотел, чтобы на нее обратили внимание. Кстати, у меня еще такой вопрос. Этот Алексей вам никаких подарков не делал?

– Подарков? – Она рассмеялась. – Да он для меня тогда сам был как подарок. Подарки… Я об этом даже и не думала. Представляете – вы инвалид, у которого все будущее ограничивается только мечтами о семейной жизни, и вдруг встречаете невероятно симпатичного мужчину, обаятельного, тонко чувствующего, внимательного, заботливого и готового вас в буквальном смысле носить на руках. Что бы вы подумали и почувствовали на моем месте?

– Я, во‐первых, не женщина, – улыбнулся Лев Иванович. – А во‐вторых – не инвалид и не могу себя представить на вашем месте. Поэтому честно скажу, что не знаю, что бы я подумал и почувствовал.

Гуров, конечно же, немного лукавил. Он прекрасно понимал, хотя и теоретически, что должна была почувствовать Людмила, встретив мужчину, который своим обаянием и заботой очаровал молодую женщину и впервые зажег в ее сердце светлое чувство любви. С ним она почувствовала себя нужной и защищенной, с ним у нее появилась надежда прожить жизнь счастливей, чем многие другие женщины-инвалиды – ее подруги по несчастью.

– Он читал стихи собственного сочинения, посвященные мне. Во всяком случае, он говорил, что это его стихи. Мы о многом мечтали, обсуждали наши планы на будущее, делились бедами друг с другом.

– У него были беды? – саркастически заметил Лев Иванович.

– Да, сказки он сочинять умел, – рассмеялась Людмила. – Рассказывал мне, как его жена тоже когда-то попала в аварию и была три года прикована к постели. Как он нежно и заботливо ухаживал за ней, а она потом все равно умерла. Рассказывал, как ее родственники, которые отвернулись от них после аварии, вдруг вспомнили, что у нее в собственности есть трехкомнатная квартира, и стали интриговать против него, чтобы отнять эту квартиру. Напустили на него черных риелторов. В конце концов он подготовил меня к тому, что для того, чтобы ему не потерять недвижимость и не оказаться бомжом без московской прописки, нужно выкупить эту квартиру и оформить ее в свою собственность.

– И вы на эти сказки повелись, – понимающе покивал Лев Иванович.

– Конечно, повелась, – так просто, словно это было нормальной естественной реакцией с ее стороны, согласилась Людмила. – Я ведь ему верила, как самой себе. Тем более он обещал, что как только уладит все дела, мы с ним распишемся и уедем жить в Москву. Вот так он меня и уговорил продать свою двушку во Владимире и отдать ему эти деньги. Он якобы добавит к ним деньги, что взял в кредит, и выкупит трешку в Москве. Он даже деньги показал, которые получил в банке в качестве кредита. Но их, по его словам, было мало для осуществления его планов, – горько улыбнулась Людмила. – Наверное, это были деньги, которые он выманил у предыдущей жертвы, – предположила она.

– Вот вы улыбаетесь, – заметил Гуров. – А вам не жалко ваших денег и того, что вы остались без собственного жилья и будете вынуждены жить у родителей? У вас с ними хорошие отношения?

– В целом – неплохие, – не сразу ответила Людмила. – Конечно, мне очень жаль, что я повелась на развод и поверила этому человеку. Но ведь жизнь моя на этом не закончилась. Знаете, когда я попала в аварию, мне было всего семнадцать. Когда я поняла, что уже никогда не встану на ноги, у меня был стресс и шок. Я очень долго пребывала в состоянии депрессии. И выкарабкалась только четыре года назад, когда поняла, что есть люди, которым еще хуже, чем мне, и что я могу им помочь. Пусть даже морально поддержать их, но дать хоть маленькую надежду на то, что для них не все еще потеряно.

Людмила замолчала и задумалась, а потом сказала, посмотрев на Льва Ивановича с грустной улыбкой:

– Я могла бы сердиться на Алексея и проклинать его и его подлость, но он оставил мне самое дорогое, что у меня теперь есть, – это ребенок, жизнь которого только еще зарождается внутри меня. А еще – портрет. Знаете, он, перед тем как уехать в Москву якобы по делам переоформления квартиры, подарил мне мой портрет, нарисованный карандашом. Это просто чудесный портрет! Я на нем как живая. Наверняка он заказал его какому-нибудь хорошему художнику, которые рисуют портреты по фото. Хотя он сказал, что нарисовал его сам. Я сначала поверила ему. А теперь вот думаю, что этот портрет – тоже часть той истории, которую он мне рассказывал.

Людмила закрыла глаза и расслабленно опустила плечи. Сейчас она больше всего была похожа на маленькую девочку, беззащитную и разочарованную финалом рассказанной ей сказки.

– У вас нет, случайно, фотографии этого портрета? – спросил Лев Иванович.

– Случайно есть. – Людмила открыла глаза, прищурилась на яркое солнце. – Хотите, я перекину его вам на телефон через блютуз?

– Да, если нетрудно, – попросил Гуров и достал свой сотовый.

Переброска фотографии много времени не заняла, и Гуров, проверяя пришедший ему файл, стал внимательно рассматривать фотографию. А вернее, фото нарисованного портрета. Вера Селезнева по его просьбе тоже скинула фото ее портрета, подаренного Тимофеем. И теперь Лев Иванович почти не сомневался, что и первый, и второй портреты были выполнены профессиональным художником.

«Обязательно нужно показать эти портреты специалистам, – подумал Гуров. – Хотя, как мне кажется, оба они выполнены в одной манере, а значит, вполне возможно, что и одним и тем же художником».

– Людмила, у меня к вам будет еще одна просьба. Это очень нужно для успешного продвижения следствия. Вы могли бы встретиться с профессиональным составителем портретов из уголовного розыска и составить вместе с ним портрет Алексея? Нужно будет описать не только его внешность, но и характер, привычки, жесты и движения, присущие этому мужчине, а также ту самую татуировку, которую вы у него видели… Где, вы сказали, она у него была? – переспросил Лев Иванович.

– На спине, под левой лопаткой, – напомнила Людмила и добавила: – Привычки и особенности… Мне почти ничего из особенностей не запомнилось. Морщил нос, когда близоруко щурился. Может быть, это?

– Да-да, и это тоже. Любая мелочь, которую вы вспомните, пригодится. Я сегодня договорюсь с местными специалистами, и вам позвонят. Может, сегодня, а может, завтра или послезавтра. Я еще сам не знаю, насколько они загружены работой. Но позвонят обязательно. Это я говорю к тому, чтобы для вас такой звонок не был неожиданностью.

– Хорошо, я буду ждать, – тряхнула белыми кудряшками Людмила.

Лев Иванович проводил молодую женщину до машины, и они распрощались.

Глядя на отъезжающий с парковки автомобильчик, Гуров поймал себя на мысли, что он теперь смотрит на Людмилу не с жалостью, которая присутствовала у него с момента прослушивания аудиозаписи, а испытывая некую гордость за нее. Ему, Гурову, очень понравилась эта молодая, но уже много пережившая женщина. Она не сломалась ни тогда, когда потеряла способность жить полноценной жизнью здорового человека, ни сейчас, когда, казалось бы, должна была потерять веру и в справедливость, и в любовь, и в себя как в женщину.

Крячко с Викентием тоже понапрасну времени не теряли. Еще по дороге в Иваново Соловьев договорился о встрече и со своей знакомой художницей, и с одной из обманутых дам, которая отважилась написать заявление в полицию.

Иваново хотя и не было таким древним городом, как Владимир или Ярославль, но вместе с ними входило в Золотое кольцо России и слыло одним из центров туризма в этой части страны. Но ни Крячко, ни Викентию, который родился в этом городе и знал его как свои пять пальцев, любоваться видами на старые церкви, купеческие усадьбы или более современные авангардистские здания было некогда. Им предстоял долгий и насыщенный рабочими моментами день.

Знакомая художница Соловьева, женщина возрастом далеко за пятьдесят, встретила их во дворе своего дома. Увидав Викентия, выходящего из машины, она радостно устремилась к нему и, обняв, воскликнула:

– Вик, я так рада снова вас видеть! Я так благодарна вам за ту статью, которую вы написали обо мне и моем творчестве, что всегда буду считать себя вашей должницей. Вы знаете, – обратилась она к подошедшему к ним Станиславу, – этот молодой человек буквально вытащил меня из безденежья. Я живу одна, муж умер десять лет назад, а детей у меня трое. И хотя они сейчас почти взрослые, но все равно всем нужно помогать. Да я никогда и не могла подумать, что мое творчество может кого-то так заинтересовать! У меня после его статьи столько заказов! Я просто…

Женщина, не находя слов, в волнении снова начала обнимать Викентия, который не сопротивлялся, понимая ее чувства и боясь обидеть женщину, но стоял с таким обреченным видом, что Станиславу стало его жалко. Крячко представился художнице и сказал, отвлекая ее внимание от журналиста:

– Викентий мне рассказывал, что вы пишете картины в стиле наив. А это сейчас модно. Вам просто недоставало смелости вынести ваше творчество на широкую публику, вот и все. Я бы с удовольствием посмотрел ваши картины, но только после того, как мы закончим работу. Вы готовы ехать с нами?

– О да, я готова! – Женщина показала на довольно объемистую сумку. – Тут все, что нужно. И не волнуйтесь, в стиле наив я рисую только котиков и бытовые сценки, а портрет преступника я вам нарисую так, что его узнавать будут даже собаки с помойки, – рассмеялась она, потом стала серьезной и эмоционально добавила: – Это же надо быть таким гадом, чтобы обворовывать даже вдов и инвалидов!

– Анастасия Терентьевна, садитесь, пожалуйста. – Крячко галантно открыл заднюю дверцу автомобиля. – Там вам будет удобнее, да и сумку есть куда поставить.

– С удовольствием. – Художница, полная и несколько неуклюжая из-за этого, втиснулась в салон и, устроившись, скомандовала: – Все, можем ехать.

– А она точно сможет нарисовать портрет по описанию? – с сомнением в голосе прошептал Крячко, наклонившись к Викентию. – Может, нам лучше обратиться к местным специалистам из полиции?

– Сможет, – уверенно кивнул журналист. – Это она на пенсии стала писать картины в стиле наив, а до этого двадцать пять лет проработала в местном уголовном розыске и составляла фотороботы преступников. Я именно по этой причине о ней и вспомнил. Знаете, после стольких лет работы в криминалистике, рисуя портреты отъявленных негодяев, начать писать картины в детском стиле… Я просто удивляюсь, как только эта женщина не растеряла на такой работе свою непосредственность и веру в красивое, доброе, вечное. – Викентий уважительно посмотрел в сторону сидевшей в машине женщины.

Он быстро докурил сигарету, и они со Станиславом сели в машину.

– Едем, едем, Анастасия Терентьевна, – повернулся к художнице Станислав и завел двигатель. – Вас ввести в курс дела?

– Желательно. Мне необходимо определенно настроиться на серьезный разговор с пострадавшими. От моих вопросов к женщинам будет зависеть точность деталей в изображении портрета предполагаемого преступника, – уже серьезным и профессиональным тоном заговорила Анастасия Терентьевна. – Викентий, расскажите мне, с кем мы сейчас едем на встречу.

– Женщину зовут Инга Евгеньевна Лобода. Ей сорок один год, она никогда не была замужем, – стал рассказывать Викентий, чуть развернувшись в сторону Анастасии Терентьевны. – Нельзя сказать, что Инга Евгеньевна некрасивая женщина. Я, например, считаю, что некрасивых женщин вообще не бывает, – добавил он.

Крячко, наблюдавший за реакцией Анастасии Терентьевны в зеркальце заднего вида, заметил, как художница одобрительно улыбнулась Викентию и покивала, соглашаясь с этими словами.

– Но она в силу скромного и несколько замкнутого характера очень стеснительна в общении с мужчинами, – продолжил журналист. – Ее мама, воспитывавшая дочь одна, была очень властной и в то же время капризной дамой.

– Наверное, именно по этой причине женщине так за всю жизнь и не удалось найти вторую половинку, – со знанием предмета, о котором идет речь, заметила художница.

– Скорее всего, – согласился Викентий. – Инга Евгеньевна сначала просто боялась ослушаться: мама, опасаясь, что какой-нибудь мужчина обманет ее дочку и та останется одна с ребенком на руках, запрещала ей встречаться с мужчинами. А потом, когда мать разбил паралич после инсульта, женщина всю себя посвятила уходу за больной и даже не мечтала о личной жизни.

– Очень грустная, но довольно банальная история, – высказала мнение Анастасия Терентьевна. – Я с такими историями в свое время сталкивалась очень часто. Я так думаю, что после смерти матери она решила познакомиться с таким же одиноким, мужчиной через сайт знакомств, – предположила она.

– Да, решила познакомиться, но не через интернет, а через агентство. Спросила подругу на работе, и та посоветовала ей какое-то городское агентство, в котором якобы все данные о клиентах строго конфиденциальны. Система работала таким образом: выбрал понравившуюся женщину по фотографии, оплатил стоимость услуги, получил номер ее телефона. Все остальное зависело от желания той начать знакомство с тем или иным мужчиной. Женщине тоже показывали фото кандидата, который ее выбрал, и она решала, давать ему номер или нет, – объяснил Викентий.

– Так что же, этот аферист познакомился с несчастной именно через агентство? – спросила художница.

– В том-то и дело, что нет. – Викентий заерзал в кресле, стараясь еще больше развернуться в сторону Анастасии Терентьевны. – С агентством у нее ничего как раз и не вышло. То ли фотография была не очень удачной, то ли возраст дамы не устраивал кандидатов, но на нее за год так никто и не клюнул. Она, по ее же словам, только ежемесячный платеж зря вносила. А познакомилась она с Михаилом, как он ей представился, как раз около агентства. Поругавшись с администраторшей и разорвав с агентством договор, женщина в расстроенных чувствах задним ходом выезжала на авто с парковки и не заметила, как нечаянно сбила мужчину. Ну, как сбила – совсем немного. У того не было никаких травм и даже ушибов. Но Инга Евгеньевна, конечно же, в тот момент страшно испугалась.

– Ха! Знаем мы эти штучки жульнические, – перебила рассказ Викентия Анастасия Терентьевна. – Помню, еще в советское время ловили мы одного вот такого пройдоху, который сам под машины падал. Наловчился гад так попадать под авто, что у него все кости целыми оставались, хотя синяки по всему телу и случались. Но синяк – это пустяк по сравнению с ответственностью за ДТП. Вот он и снимал сливочки в виде сотенных с водителей. Те охотно расставались с деньгами, только бы в ГАИ не узнали о дорожном происшествии и не забрали у них права.

– Ну что-то вроде этого спектакля и разыграл наш Жених перед старой девой, – заметил молчавший до этого момента Крячко.

– Да, – подтвердил и Викентий. – Михаил оказался очень милым и обходительным мужчиной, с красивой улыбкой, добрыми глазами и очень заботливым, как оказалось потом. Он так галантно отказался и от денег, и от другой какой-либо помощи и при этом так был очарован Ингой Евгеньевной, что тут же сам пригласил ее на ужин в ресторан.

– Ага, и сердце девичье оттаяло и расцвело новым и совершенно нежданным чувством, – сказала Анастасия Терентьевна с досадой и вздохнула. – Некоторые женщины и в сорок совершенные дети в вопросах отношений с мужчинами.

– В общем, наш Жених показал ей себя старым холостяком, немного застенчивым, но зато весьма состоятельным – с квартирой в Москве и со своим строительным бизнесом в ряде регионов, – продолжил рассказывать Викентий. – Он недолго ухаживал за дамой сердца и уже через неделю попросил ее руки и сердца. Инга Евгеньевна ничтоже сумняшеся согласилась. И тут же ей было предложено продать свою двухкомнатную квартирку и перебраться в московскую квартиру к жениху. Покупатель нашелся практически сразу. На вырученные деньги жених предложил невесте совершить круиз по странам Европы. Мир, так сказать, посмотреть и себя показать. Обомлевшая от такой перспективы женщина с радостью и добровольно вручила жениху всю наличность от проданной квартиры, дабы тот перевел все рубли в евро и доллары.

– И больше она ни денег, ни жениха не видела, – констатировала завершение истории Анастасия Терентьевна. – Да, грустно все это.

– Грустно – это мягко сказано, – заметил Станислав. – Женщина осталась без жилья и вынуждена временно ютиться у двоюродной сестры, которая, к слову сказать, тоже живет одна. Муж умер год назад. К ней наш герой романа тоже пытался подкатить, оказывается. Первые три дня он одновременно крутил амуры с обеими сестрами, да так, что ни одна, ни другая не догадывались о наличии соперницы. Но сестра Инги Евгеньевны оказалась более разумной и, почувствовав неладное, перестала встречаться с кавалером. Тогда он вплотную занялся ее родственницей.

– Ну надо же, какой охальник! – воскликнула художница возмущенно и добавила, обращаясь к Станиславу: – Можете располагать мной как независимым специалистом на все время расследования. У меня просто-таки руки чешутся добраться до смазливой мордашки этого подлеца и расцарапать ее хорошенько.

Мужчины рассмеялись, и Станислав пообещал Анастасии Терентьевне, что если будет такая надобность, то он воспользуется ее предложением или, по крайней мере, обязательно сообщит, когда они поймают мошенника.

* * *

Опрос потерпевшей Лободы Инги Евгеньевны много времени у Станислава не занял, и он, задав необходимые вопросы и оставив женщину в компании художницы и Викентия, направился в Ивановское отделение УМВД России, чтобы узнать, не были ли поданы в полицию города, а заодно и области заявления о мошенничествах подобного рода. Когда он подъехал к зданию, ему позвонил Гуров.

– Ты не занят? Мне нужно сказать тебе пару слов, – сразу же взял быка за рога Лев Иванович.

– Говори. Я пока что не занят, – ответил Станислав и не стал выходить из машины.

На улице было жарко, а в машине как-никак спасал от адского зноя кондиционер.

– Я, кажется, нашел связь, а вернее, примету, по которой нам нужно ловить Жениха. Ты, кстати, уже беседовал с потерпевшей Лободой?

– Ну а чем же я, по-твоему, все это время занимался? – ехидно поинтересовался Крячко.

– Понятия не имею, – хмыкнул Гуров. – Может, ты с Викентием в загул ударился, – пошутил он.

– Дурацкие у тебя шутки, Лева. Не в настроении шутить, так и не шути вовсе, – сделал ему замечание Станислав. – Что ты хотел мне сказать – говори. У меня еще Ярославль на сегодня намечен.

– Ты задавал вопросы по особым приметам и всему такому прочему? У тебя есть что сказать по этому поводу?

– Слушай, мне кажется, это ты мне хотел что-то сказать, – начал раздражаться Станислав.

– Я хотел узнать, не говорила ли тебе потерпевшая о каких-нибудь татуировках на теле ее обольстителя.

– Нет, не говорила, – сразу же ответил Крячко.

Ответил, а потом подумал, что он, собственно, насчет татуировок и не спрашивал. Вернее, не задавал потерпевшей вопрос так узко и целенаправленно, а потому она ничего ему и не сказала об этом.

– Просто тут такая фишка вылезла. Вера Селезнева утверждает, что у ее добра молодца на шее была татуировка.

– Значит, я был прав и это совершенно разные люди. Будь татуировка у жулика из Иванова, я думаю, что о ней женщины сказали бы нам или Викентию, – заявил Крячко, но мысленно все-таки решил исправить оплошность и уточнить у Лободы об этой особой примете ее лжежениха.

– А вот это нам предстоит еще выяснить. Дело в том, что женщине с ребенком, которую этот тип обманул, был отправлен с посыльным портрет. Так сказать, на память…

– Не понял, объясни. Чей портрет? Свой, что ли?

– Да нет же – ее портрет. Портрет невесты, который был нарисован весьма и весьма профессионально, сухой пастелью, как я понял, но не берусь утверждать. Тут нужна оценка специалиста. Нарисовал он сам или заказал по фотографии – этот момент тоже пока не ясен. Так что ты, пожалуйста, уточни и у ивановской невесты, а потом у ярославской и о татуировке, и о портрете. Попробуем, отталкиваясь от этих особенных примет, определить, работал с женщинами один и тот же жулик или это разные эпизоды, не связанные между собой.

– Хорошо, я все понял и оценил твою идею, – ответил Станислав. – Я сейчас попробую узнать у местных оперов, есть ли у них заявления от обманутых гражданок, ставших жертвами афериста с приметами, похожими на нашего Жениха. Вдруг что-то всплывет еще.

– Было бы неплохо. Чем больше эпизодов мы соберем, тем проще будет впаять этому молодчику максимальный срок. Ладно, поехал я на встречу со следующей дамой. После позвоню. Возможно, если быстро управлюсь, приеду к вам в Ярославль. Там вместе и переночуем, обсудим дальнейшие действия.

Разговор с Гуровым заставил Станислава задуматься, и он решил, что может еще ненадолго отложить посещение УМВД, а сейчас просто обязан позвонить Викентию. Тот отозвался сразу же, сотовый Крячко не успел даже подать сигнал о соединении.

– Слушаю вас, Станислав Васильевич.

– Викентий, нужно срочно задать пару уточняющих вопросов Инге Евгеньевне. Ты сможешь это сделать прямо сейчас?

– Да, конечно. Какие вопросы?

– Первый – не было ли на теле ее жениха каких-либо татуировок. Не важно где и не важно каких. Хотя нет, где именно – это важно. На шее, например. Но и об остальных местах тоже уточни. Второе – не присылал ли ей жених после исчезновения или во время знакомства, но незадолго до того, как смыться с ее деньгами, портрет. Ее портрет, нарисованный на холсте. Ну ты меня понял какой, да?

– Да-да. Понял, – ответил Викентий и в свою очередь спросил: – Он что же, художник?

– Бес его знает, – хмыкнул Крячко. – Просто сейчас мне Лев Иванович звонил и рассказал, что женщине с ребенком…

– Вера Дмитриевна Селезнева, – почти автоматически вставил Викентий.

– Да, наверное, она. Так вот, Жених прислал ей с каким-то посыльным ее портрет, нарисованный пастелью, что ли. И теперь нам нужно узнать, не было ли сделано таких подарков, ну или чего-то похожего и другим невестам.

– Понял. Сейчас узнаю и сразу же перезвоню.

Викентий отсоединился, и Крячко в ожидании, когда тот ему перезвонит, решил немного расслабиться и прикрыл глаза.