Текст книги "Будни «Чёрной орхидеи» (СИ)"
Автор книги: Dita von Lanz
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 73 страниц)
Терренс решил перестраховаться, однако одиночество ему быстро наскучило. Присоединиться к кому-то из знакомых не представлялось возможным.
Мартин занимался в клубе естественных наук, а они у Терренса ничего, кроме зевоты, не вызывали.
Энтони ушёл на очередное заседание клуба любителей политологии, а там все были такими снобами и выскочками, причём на пустом месте, что Терренса так и надирало заявить, что они ни черта в политике не смыслят, только рисуются друг перед другом. На деле же не отличат либеральную партию от лейбористов, что, в общем-то, было недалеко от истины.
С Троем Терренс, находясь в здравом уме и при памяти, сам бы не завёл разговор. Впрочем, Трой тоже был занят – практиковался в стрельбе из лука.
Один только Терренс оставался неприкаянным.
Побродив по коридорам в течение получаса, он не придумал ничего лучше, чем прийти к отцу, зная, что здесь его всегда примут и даже не станут читать нотации. Потом, конечно, отец поговорит с преподавателями, Терренс выполнит какое-нибудь незначительное дополнительное задание, и все расстанутся довольные друг другом – никаких недоговорённостей и проблем. В конце концов, это просто клубы по интересам, ничего такого, что могло бы испортить общую успеваемость.
В кабинете отца Терренс вполне мог развлечь себя общением со Стеллой. Сейчас, заметив хозяина, она начала бегать по клетке и производить дополнительный шум, внося в привычную тишину владений Альберта Уилзи разнообразие.
Альберт посмотрел на сына, тяжело вздохнул, покачал головой.
– Не буду, – ответил, спустя какое-то время.
И Терренс улыбнулся.
Как бы то ни было, а родители его по-настоящему любили и многое прощали, закрывая глаза на промахи. Иногда Терренс ловил себя на мысли о том, что, несмотря на факт ношения Мартином статуса гордости семьи, старшее поколение всё же больше любит его. Мартин тоже это чувствовал, но старался не акцентировать внимание на вполне обоснованных подозрениях, чтобы не травить себе лишний раз душу.
– Значит, можно пройти?
– Проходи. Ты хотел что-то сказать? Или спросить о чём-то?
– Мечтал увидеть Стеллу, – хмыкнул Терренс. – Лучшая женщина моей жизни, после мамы и Элизабет, конечно. Мне не хватает моей питомицы.
– Мы уже обсуждали это, и ты…
– Да-да, знаю, что твой ответ отрицательный. Я не собирался переубеждать тебя. Просто пришёл проведать её.
Терренс прикрыл дверь, пересёк кабинет, направляясь прямиком к клетке, стоявшей на окне. Потянул дверцу, открывая, запустил ладонь внутрь, хватая белую ручную крысу и вытаскивая её из заточения.
Альберт предпочёл сделать вид, что манипуляций этих не замечает. Вообще-то он был против того, чтобы крыса получала доступ к свободе, но Терренс имел свою точку зрения в вопросе воспитания питомцев.
– Быть может, расскажешь, что заставило тебя отказаться от посещения дополнительных занятий? – спросил Альберт, стараясь действовать более или менее деликатно.
Он неплохо выучил характеры своих сыновей, потому понимал, что на Терренса угрозы и злые выкрики не подействуют. Здесь нужен иной подход, что-то вроде дружеской беседы, как с равным. В противном случае, сын окончательно замкнётся в себе и откажется разговаривать. Упрямства ему было не занимать, впрочем, как и ещё нескольких, не самых лучших черт.
– Девочка моя, как я рад тебя видеть, – произнёс Терренс, проигнорировав обращение отца, при этом, продолжая уделять повышенное внимание крысе.
Она обхватила коготками его палец и теперь шевелила усами, при этом смешно дёргая носом.
– Терренс, будь любезен ответить, когда к тебе обращаются с вопросом.
– У меня нет настроения.
– Вторую неделю подряд?
– Да. И, возможно, на следующей неделе всё снова повторится.
– У тебя конфликт с преподавателем?
– С миссис Харт? Нет, она прекрасна. Её подача материала прекрасна. Лекции тоже прекрасны, потому ни о каких конфликтах речи идти не может.
– Тогда в чём дело?
– Ни в чём. Я же сказал, у меня нет настроения.
– Ладно, хорошо. Отложим этот разговор до следующего раза. Кажется, для разговоров с отцом у тебя тоже нет настроения.
– Рад, что мы друг друга поняли, – отозвался Терренс, поглаживая Стеллу по шёрстке и размышляя о том, как докатился до такой жизни, когда единственным близким существом на планете становится крыса.
Он не может откровенно поговорить о своих переживаниях ни с тем, кто носит звание лучшего друга, ни с теми, кто приходится ему родственниками, потому как не уверен, что хочет их втягивать в разрешение сложившейся ситуации. Он обещал себе, что во всём разберётся сам, но время шло, а он оставался там же, откуда начал.
На самом дне самой глубокой ямы.
Конечно, он мог бы пересилить себя и начать изливать душу кому угодно, хоть первому встречному, если только этим встречным не окажется Трой, но этот процесс представлялся Терренсу на редкость унизительным, способным запятнать его, и без того неидеальную репутацию окончательно.
Находясь в одной комнате с Мартином, он старательно делал вид, что ничего не произошло. Он продолжает вести привычный образ жизни: знается с теми, кто давно вхож в его круг общения, иногда спит с теми, с кем спал раньше, если это можно назвать сном. Так, бессмысленный секс, помогающий отвлечься и наполненный всё той же беспросветной скукой. Кратковременное удовлетворение, а потом ощущение, что это была ошибка. Очередная ошибка, которых он в последнее время совершал непозволительно много.
Коротая время в обществе Энтони, вспоминая недавнюю слабость, граничащую с готовностью поведать о причинах своего мерзкого настроения, он тоже старался не особенно откровенничать, придерживаясь нейтральных тем в разговорах.
Союз влюбленных, кричавших на весь мир о своей помолвке и безграничном счастье, к этому списку не относился.
Даже Мишель с её повышенным интересом к личности Троя, и их премилое общение – неприкрытый флирт – в социальных сетях не раздражало Терренса настолько сильно, как Кейт и её возлюбленный.
Любовь всей жизни.
Интересно, если однажды Рендалл решит её оставить, она снова прибегнет к проверенному способу или придумает что-нибудь новенькое?
Терренс не собирался умалять достоинств Кейт и говорить, что она ему всегда была противна. Это было бы ложью. В их жизни когда-то случился период, ознаменованный относительно неплохим взаимодействием и подобием любви.
Правда закончился он паршиво, запятнанный отвратительными пурпурными кляксами, стремительно расплывающимися на паркете в гостиной особняка Бартонов. В присутствии многочисленных свидетелей, среди которых были Мартин и Энтони с его младшей кузиной, закричавшей от страха при виде крови.
Если бы Терренс знал, чем обернётся то, что он считал необременительной интрижкой, подумал бы несколько раз, прежде чем посмотреть в сторону этой фарфоровой куклы, весь вечер пожиравшей его взглядом, а потом недвусмысленно намекнувшей на продолжение. То ли шампанское на него подействовало, то ли он, в принципе, не возражал против мимолётного романа с красивой девушкой, то ли сразу оба фактора повлияли, но двум едва знакомым людям суждено было стать любовниками.
В Кейт было что-то до трогательности беззащитное, и Терренса это первое время привлекало. Больше того, он восторгался, пока не начал внимательнее присматриваться к своей девушке, и не понял, что за блестящим фасадом находится нечто мерзкое, от чего хочется поскорее отделаться и никогда в жизни не подбираться ближе, чем на расстояние нескольких миль.
Увы, им такая роскошь была недоступна.
Жизнь сделала их родственниками, и хотя та семейная ветвь, с которой породнилась Элизабет, с этой была не слишком дружна, на громких торжественных мероприятиях собирались все. Теперь во время празднования того или иного события к многочисленным родственникам вынуждены были присоединяться и Уилзи в полном составе. Не только Элизабет, но и её родители, и младшие братья.
Кейт продолжала преследовать Терренса по пятам, приезжала к нему, часто звонила или пыталась выловить в сети, несмотря на то, что появлялся он там редко, когда совсем нечем было заняться. Он не отвечал. Занести неприятную собеседницу в чёрный список не позволяло понятие об этике межличностных отношений и напоминание о наличии родственных связей, каких-никаких, но всё-таки.
А потом всё как-то стремительно оборвалось, и он остался не у дел, зато на первый план вышел ни кто иной, как Рендалл Стимптон собственной персоной.
Всё происходящее представлялось Терренсу сюрреалистическим кинофильмом, или, как минимум, галлюцинацией, спровоцированной чем-то не слишком законным, но он не стал погружаться в хитросплетение чужих судеб, предпочёл оставить всё, как есть. Изменив только один пункт – своё отношение к происходящему, в первую очередь, к участникам событий.
– Кстати говоря, хорошо, что ты заглянул ко мне, – произнёс Альберт, поднимаясь со своего места и доставая ключи от шкафа, в котором хранилась корреспонденция, приходящая на имя учеников.
– Да? Что-то случилось?
Терренс пересадил Стеллу себе на плечо. Она коснулась мокрым носом шеи, прошлась холодным хвостом, покрытым мелкими чешуйками, по коже. Терренс засмеялся, но почти моментально посерьёзнел, надеясь, что отец не подумал, будто эта реакция относится к их разговору.
– Письма из университетов, – коротко ответил Альберт, открывая шкаф и доставая оттуда несколько конвертов формата А4.
Терренс почувствовал, как во рту пересохло, а горло сдавило.
Несмотря на то, что большую часть времени он старательно делал вид, что на дальнейшее развитие собственной жизни ему плевать с Тауэрского моста, волнение всё-таки было, немаленькое притом.
И оставалось только верить, что люди, составляющие прогнозы результатов его A-levelа, не занизили все показатели до минимума.
– Все мне? – спросил Терренс, вспоминая, сколько именно запросов было отправлено.
Конечно же, ему хотелось не плестись в хвосте, а оказаться в числе лучших, влиться в те самые пятнадцать процентов выпускников «Орхидеи», которые становились после обучения в стенах этой академии студентами Оксфорда и Кембриджа. Но его вполне могли проигнорировать, предложив выбор из чего попроще, раз уж он не удосужился зарекомендовать себя в глазах преподавателей.
– Нет. Есть кое-что для Мартина. И несколько для Рендалла Стимптона. Кажется, твой одноклассник?
– Да, – отозвался Терренс, нахмурившись.
Упоминание этого имени, в очередной раз, его взбесило. Опытным путём он выяснил, что даже присутствие Рендалла поблизости не обязательно, чтобы нервы натянулись до предела, а раздражение превысило лимит.
Надо же, какое совпадение!
И здесь он к их семье прибился.
Всего одна случайность, но какая мерзкая – словами не передать.
– Мистер Уилзи!
Дверь в кабинет распахнулась так стремительно, что Терренс, обычно не испытывающий страха от подобных мелочей, вздрогнул. Стелла прижалась к нему ближе, и он, кажется, услышал, как бьётся от страха крысиное сердечко.
– Анжела, что случилось? – спросил Альберт.
Терренс, посмотрев на посетительницу, смерил её презрительным взглядом и поспешил отвернуться. Его раздражало подобное поведение, демонстрирующее полное отсутствие манер. Перед тем, как врываться в кабинет директора, могла и постучать ради приличия.
Если специалист по воспитательной работе пренебрегает правилами, что можно говорить о детях, которые смотрят на пример вопиющей беспардонности?
Анжела, скорее всего, заметила взгляд, адресованный ей, потому что тихо кашлянула, вытянулась по струнке и вместо того, чтобы поднимать крик, начала говорить нормальным, хорошо поставленным голосом.
Терренс, поймав собственное отражение в стекле, усмехнулся едва заметно. Основами манипуляции персоналом он овладел неплохо, только что это было наглядно продемонстрировано.
– Форс-мажорные обстоятельства, мистер Уилзи. Ваше присутствие просто необходимо.
Она выглядела по-настоящему несчастной, и Терренс без труда определил, почему. Скорее всего, уже неоднократно успела пожалеть о том, что пришла работать в школу, а не выбрала какую-нибудь менее нервную профессию, где не приходится ежедневно контактировать с подростками и шаловливой мелочью.
– Терренс?
– Да, отец?
– Я пойду, посмотрю, что там случилось. Возьми ваши с Мартином письма, остальные убери обратно. Договорились?
– Конечно, – губы сами собой растянулись в улыбке. – Я всё сделаю.
– Хорошо. Я на тебя надеюсь.
Альберт положил письма и ключ на стол, в последний раз посмотрел в сторону сына, надеясь, что тому не придёт на ум какая-нибудь гадость, но наставления давать в присутствии посторонних не стал и последовал за Анжелой. Стук закрывающейся двери как будто пробудил Терренса ото сна.
Улыбка, украшавшая лицо, моментально погасла, превратившись в хищный оскал.
О, с каким бы удовольствием Терренс сейчас выбрал из общей стопки те письма, которые ему предписывалось положить обратно, разорвал их на мелкие кусочки, а потом ещё и сжёг для надёжности, чтобы Стимптон продолжал пребывать в неведении. Но, к сожалению, сделать это не позволяла ответственность, возложенная на его плечи отцом. При всей своей зашкаливающей ненависти подводить членов своей семьи Терренсу не хотелось.
Рендалл – не в счёт.
Он Терренсу – не семья, а так… Заезжий гастролёр.
Вместо того, чтобы разорвать письма или просто спрятать их как можно дальше, чтобы никто не нашёл, Терренс решил полюбопытствовать, куда же направится после окончания школы их идеальный ученик, коему практически все учителя, единогласно, пророчили блестящее будущее.
Учитывая некоторые особенности его семейной жизни, не лишним было обратить взор в сторону медицины. Но вряд ли Рендалл планировал кутаться в белый халат.
Его естественные науки тоже не особенно занимали. В этом они с Терренсом были похожи.
Терренс перебирал письма, сортируя. Мартину, снова Мартину. Ему самому, в очередной раз Мартину. Ему, опять ему.
Кажется, отец сам всё распределил – письма, адресованные Рендаллу, лежали снизу.
Терренс разложил их веером на столешнице и теперь с интересом рассматривал штемпели, желая узнать больше о будущем потенциального родственника.
Оксфорд, Эдинбург, Лондон, Манчестер.
Терренс сглотнул.
Учебные заведения, ответившие Рендаллу, в точности копировали географию его собственного выбора. Ни больше, ни меньше. Ровно столько же ответов, сколько и ему. Для полного погружения в шоковое состояние не хватало лишь знаний о направлении образования.
Оно-то у них точно не совпадёт, правда?
Руки действовали быстрее, чем соображали мозги. Терренс схватил со стола нож для бумаг и принялся вскрывать письмо, адресованное совсем не ему. Старался действовать деликатно, чтобы лишний раз ничего не разорвать, поскольку, в противном случае, личность человека, проявляющего интерес к тайнам чужой переписки, определялась в два счёта. И Альберт вряд ли оставил бы это происшествие без внимания, вызвав сына на серьёзный разговор. Терренс нравоучениями был сыт по горло, потому надеялся скрыть от посторонних факт проявления любопытства.
Всего-то и нужно – заклеить конверт и положить его на место. Будто так и было.
Стелла, сидевшая на столе, подтачивала уголок второго письма, адресованного Рендаллу, но Терренс, занятый изучением послания, не обратил на это внимания.
Глаза скользили по строчкам, выхватывая нужную информацию.
Направление обучения. Специальность.
Юриспруденция.
Надежды не оправдались. Совпадали не только высшие учебные заведения, но и факультеты, выбранные для дальнейшего обучения.
Какая-то жестокая шутка со стороны судьбы получилась.
– Стелла! Эй, Стелла! Прекрати немедленно!
Терренс отодвинул от питомицы конверты, посадил её в руку, подошёл к подоконнику и засунул обратно в клетку, не забыв проверить, насколько надёжно закрыл дверцу. Стелла явно обиделась, не разобрав, за что хозяин на неё рассердился, потому что начала бегать по клетке, словно ужаленная. Вынуждала посмотреть в её сторону.
Терренс не обращал внимания на посторонний шум, сосредоточившись на попытках уничтожить следы своего преступления. Он заново заклеивал конверт, надеясь, что ничего не перепутал, не поменял в спешке местами листы и не оставил на бумаге никаких пятен.
Собрав всю корреспонденцию, предназначенную Рендаллу, Терренс положил её обратно в шкаф, несколько раз повернул ключ, после чего устроился на одном из стульев и принялся распечатывать послания, адресованные ему самому.
Сомневаться в том, что мистера Стимптона в своих стенах будут рады видеть все учебные заведения, не приходилось. В сочетании с собственным именем у Терренса столь радостных прогнозов не было.
Однако уже первое письмо развеяло его сомнения.
Предварительные результаты тестирования A-level ему пророчили довольно высокие, гораздо выше того, что он себе воображал, а университеты, как всегда, прислушивались к мнению экспертов.
Терренс откинулся на спинку стула и ухмыльнулся. Хотелось собрать весь ворох писем, подбросить вверх и захохотать, наблюдая, как они падают на пол, но он сдержался.
– Ирония судьбы, – произнёс задумчиво. – Какая же, мать её, ирония.
Он говорил Мартину, что поступив в университет, найдёт себе новый объект для издевательств. Но тут, кажется, сама судьба хотела, чтобы он окончательно уничтожил Рендалла, потому снова позволила их жизненным дорогам пересечься.
Глупо было упускать такой шанс.
*
– Готов поспорить, как минимум, на сотню фунтов, что Лейтона после сегодняшнего заседания хватит удар, – усмехнулся Энтони, покидая аудиторию, в которой проходила очередная встреча клуба любителей политологии.
– Не уверен. На прошлой неделе он это как-то пережил, – Рендалл перекинул через плечо школьную сумку, сунул руки в карманы и засмеялся. – Переживёт и на этой. Разве нет?
Энтони тоже не удержался, подхватив смех.
– Один раз – да, но если его постоянно осаживать, доказывая, что он ошибается…
– Но он действительно городит чушь. Ты же сам это понимаешь.
– Смотри, наживёшь врага в его лице.
– Думаешь, меня это напугает?
Рендалл вскинул бровь и посмотрел на Энтони.
Теперь в его глазах не было смешинок, да и из голоса весёлые ноты испарились.
Догадаться, что послужило виной переменам в настроении Рендалла, мог даже самый недалёкий ученик, а Энтони никогда среди них не числился. Может, звёзд с неба не хватал, но старался выкладываться по максимуму, чтобы в дальнейшем оправдать доверие родителей и продолжить их начинания в деловой сфере.
Только что Энтони сказал фееричную глупость, вначале не осознав, какие именно слова произносит. Понимание пришло немногим позже, когда от беззаботности не осталось и следа, зато появилась вполне определённая напряжённость.
– Нет. Конечно, нет. Я не специально это сказал. Извини.
– Ничего страшного. Я лишь заметил, что перспектива обзавестись ещё парочкой врагов на фоне того, что у меня уже есть, не особо пугает, – хмыкнул Рендалл. – Что ж, спасибо за приятную компанию. Пожалуй, я пойду. Сегодня должны были прийти письма из университетов. Проверю, может быть, действительно что-то есть.
– Хорошо, – кивнул Энтони. – Тебе тоже спасибо за приятную компанию.
Рендалл не ответил, направившись в сторону лестницы, ведущей на первый этаж, и вскоре скрылся в толпе, во всяком случае, Энтони его из вида потерял. А, по правде говоря, не особо и следил за перемещениями одноклассника.
Они никогда не были близкими друзьями, да и приятелями, в общем-то, тоже. О дружбе из серии «их не разлить водой», вроде той, что наблюдалась в отношениях с Терренсом, речи тем более не шло. Просто так получились, что досуг свой спланировали одинаково и решили, что лучше всего тратить время получится в клубе политологов.
Поскольку все остальные члены клуба вызывали у Энтони нечто, схожее с раздражением на уровне лёгкого физического зуда, он предпочёл выбрать из всех представленных зол меньшее, попутно извлекая из общения пользу. Обсуждая с Рендаллом тот или иной вопрос, он кое-что запоминал, а потом использовал новые знания в дискуссиях. Рендалл это, несомненно, замечал, но не протестовал против применения его тезисов.
До того, как Рендалл решил посещать их заседания, Энтони откровенно мучился в окружении остальных, крайне неприятных ему учеников.
Пару раз пытался уломать Терренса на совместное посещение клуба по интересам, но тот отказался. Теперь появились хоть какие-то проблески.
Не Терренс, конечно, но тоже неплохо.
Тем более что язык был одинаково хорошо подвешен у обоих. А пользы от Рендалла было больше. Он не такой импульсивный, не такой агрессивный.
Приведи Энтони Терренса на заседание, тот бы превратил их клуб, претендующий на звание элитного, в ярмарочный балаган.
Рендалл вёл споры сдержанно, не повышая тона, и от этого только выигрывал.
Терренс мог просто встать и на всю аудиторию заявить, что одноклубники Энтони – идиоты.
Тем бы и закончился их диспут.
– Выскочки, – раздалось сзади. – Думаете, что полистали википедию, и стали гуру?
– Лейбористы, Лейтон, являются оппозиционной партией, – ехидно протянул Энтони. – Запомни хотя бы это и не позорься в следующий раз. А ещё запомни, что именно они раньше были социалистической, а позже – социально-демократической партией. И… опять же, не позорься, подумав основательно, перед тем, как вступить в спор. Что касается википедии, то ты, кажется, и её не листал. А надо бы.
Лейтон не ответил. Наверное, подавился запасенной речью.
В любом случае, Энтони это не волновало.
Он размышлял над темой доклада, который следовало подготовить к следующему занятию. Вообще-то они с Рендаллом вызвались работать в паре, так что за будущее проекта можно было не беспокоиться – оно находилось в надёжных руках. Сваливать всю работу на своего напарника Энтони не собирался, но успел неоднократно порадоваться тому, что ему так феерически повезло, и в помощниках оказался Рендалл, а не тот же Лейтон, с невозмутимым видом заявляющий, что лейбористы возглавляют правительство, а социалисты являются их основными противниками в борьбе за сердца и бюллетени избирателей.
Сообщение, пришедшее на телефон, заставило его отвлечься от размышлений о докладе и вернуться к вещам более приземлённым. Послание, как Энтони и предположил, было отправлено Терренсом. Тот написал, что хочет встретиться в беседке, конечно, если друг уже освободился и может идти, куда вздумается, а не продолжает спорить с недоумками-одноклубниками.
Времени до следующего заседания было вполне прилично – целая неделя. Энтони не сомневался, что за это время они успеют сделать с Рендаллом грандиозный проект – конфетку, одним словом – покорпев над учебными материалами в выходные, ну, или посвятив им пару вечеров в будни. При любом раскладе, можно было не торопиться особо и уделить внимание людям, которые отчаянно нуждались в компании, ну, или в бессмысленной болтовне. Как вариант, и в том, и в другом разом.
Беседку, выбранную для встречи, их компания на полном серьёзе называла своим местом. Разумеется, официально её никто за группой из четырёх человек не закреплял, никаких привилегий у них не было, но неофициально Терренс уже давно дал всем понять, что видеть там посторонних не желает. После того, как их выпуск выйдет за ворота «Чёрной орхидеи», оккупировать беседку может любой желающий, но сейчас, если туда жаждут попасть сыновья директора и их приятели, им нужно уступить.
Располагалась она в глубине сада. Такое тихое, спокойное, поразительно уединённое место. При наличии романтичного флёра в голове можно даже сказать, что там царит интимная обстановка. При отсутствии… Да просто беседка. Что ещё сказать-то?
«Что-нибудь нужно?».
«Да нет, вроде у меня всё есть».
«Отлично. Тогда скоро приду».
«Буду ждать».
Последнее сообщение Терренс сопроводил смайликом в виде сердца.
Энтони по привычке назвал Терренса больным ублюдком, тот посоветовал посмотреть в свою сторону. Это было чем-то вроде их традиции – обрывать общение, заканчивая обмен любезностями привычными фразами.
После Мишель Терренс представителей семьи Кларк в качестве объектов личного интереса не рассматривал. Его слова и сообщения несколько фривольного тона были просто-напросто манерой общения. Временами Энтони она раздражала, временами он всё происходящее воспринимал нормально, без особого всплеска эмоций.
Терренса Энтони заметил ещё на подходе к беседке. Тот сидел на столе, упираясь одной ладонью в столешницу, вторую руку он время от времени подносил к губам.
Разумеется, снова курил.
В последний год он делал это чаще обычного.
Если прежде мог более или менее длительное время обходиться без сигарет, то теперь часто смолил, наплевав на все статьи о подрывании здоровья и опасностях, поджидающих курильщиков на каждом шагу.
Энтони вообще сомневался в действенности этих статей. Кто хотел курить, тот курил. Кто не хотел, тот и не начинал. Каждый распоряжался своей жизнью по собственному усмотрению.
Закинув школьную сумку за спину, Энтони преодолел расстояние, отделявшее от беседки, помахал приветственно, заметив, что Терренс посмотрел в его сторону.
– Твои зануды сегодня снова жгли и пепелили? – поинтересовался, спрыгивая со стола и затушив окурок пальцами.
Энтони поёжился.
Его всегда передёргивало, когда Терренс это делал, а тот практиковал нечто подобное на постоянной основе. Тушил пальцами и сигареты, и пламя свечи.
На одном из уроков естественных наук сделал это в присутствии большого количества людей, и Энтони помнил, как среди зевак пошли шепотки.
Терренс даже не поморщился, только посмотрел на них удивлённо и спросил:
– Что-то не так?
Никто не ответил.
Чуть позже Энтони объяснил ему, какое именно происшествие поставило людей в тупик. Терренс предложил научить его тем же фокусам. Энтони не особо горел энтузиазмом, но попрактиковаться согласился. Несколько раз прижёг пальцы, с тех пор больше не рисковал.
Терренс помимо прочего любил играться с зажигалками, проводя пламенем по коже. Вообще-то он к ней не прикасался, о чём и рассказал Энтони, пытаясь передать секреты мастерства. Но со стороны казалось, будто он действительно припаливает кожные покровы, оставаясь при этом совершенно равнодушным и даже саркастичным.
– Как и всегда, – Энтони поставил сумку на столешницу, зацепился взглядом за пачку писем, лежавших здесь же. – У тебя много новостей, как я посмотрю.
– Очень. И все хорошие. Меня готовы принять в любое из этих учебных заведений, если, конечно, я не провалю экзаменационные тесты.
– Мои университеты пока не удостоили меня вниманием, хотя я тоже отправлял обращение, – заметил Энтони, подтянув к себе всю корреспонденцию. – О, тебя действительно можно поздравить. Потрясающе!
– Если бы не одно отягчающее обстоятельство, – задумчиво протянул Терренс, взяв в руки стакан с кофе.
– Какое?
– Не столь важно. Лучше расскажи мне, как прошло заседание.
– Если они тебя так интересуют, почему бы не наведаться и не посмотреть своими глазами? Это лучше, чем сотня рассказов. – Энтони подтянул к себе второй стаканчик. – Чай? Спасибо. Как раз то, что нужно.
– Могу ещё и батончик предложить. Только он один, а нас двое.
– Традиционный спор?
– Само собой.
Энтони протянул руку, ухватившись с одной стороны. Терренс держал шоколадный батончик с другой стороны. Раздался тихий хруст. Большая часть осталась в руках у Энтони.
– Тот случай, когда победитель не получает всё, – заметил он иронично, отгрызая почти половину от своего выигрыша. – Кстати, а что было в твоём клубе? Вторую неделю подряд спрашиваешь о том, что делали мы, но не рассказываешь о том, чем занимаетесь вы.
– Я туда не хожу, – признался Терренс.
– Помнится, ты боготворил миссис Харт. Что теперь не так? Огорчаешь любимого учителя?
– Всё так. Просто не хочу.
– Действительно весомо, – иронично заметил Энтони. – Ещё немного, и я поверю, что золотой преподаватель испортился, лекции стали скучными, а потому все, кто ходил к ней, разбегаются.
– Я – далеко не все.
– Помимо тебя есть и другие беглецы.
– Да?
– Да. Рендалл уже две недели, как обсуждает политологию. Ты не знал?
– Нет. Не знал, – эхом повторил Терренс.
Понаблюдав за ним пару минут, Энтони готов был выдвинуть абсолютно сумасшедшую теорию о причинах, толкнувших одного сменить клуб, а второго прогуливать занятия. Оба сделали это не потому, что им наскучила история, и они решили найти себя в иных направлениях, а потому, что для обоих невыносимой стала мысль о нахождении в одном помещении. Рендалл решил уйти, чтобы не пересекаться на дополнительных занятиях с Терренсом. Терренс просто наплевал на них, поскольку старался избежать общества Рендалла.
Вообще-то Энтони хотел поведать другу историю сегодняшнего спора с Лейтоном, которого терпеть не могли почти все члены клуба политологов, а потому наверняка восхищались Рендаллом, сумевшим поставить самовлюблённого идиота на место парой метких фраз. Но понял, что этот рассказ не только не останется незамеченным, но и вовсе испортит Терренсу настроение.
Прикусил язык и никак не прокомментировал прострацию, в которую впал собеседник.
Терренс быстро совладал со своими чувствами, вновь улыбнулся радушно и поинтересовался:
– Так что там с твоими одноклубниками?
– Лейтон, по традиции, сел в лужу. Это было ожидаемо, конечно, но мы надеялись на проблески разума. Пока никак. В тот день, когда он скажет на заседании что-то умное, я попрошу налить всем присутствующим в аудитории шампанского за мой счёт.
Говорить о Лейтоне было намного безопаснее, это Энтони ощутил сразу, потому-то теперь и старался больше рассказывать о его промахах, нежели об успехах Рендалла.
О том, что сам готовит совместный с Рендаллом проект, Энтони тоже благополучно умолчал.
Кажется, Терренсу совсем не обязательно было об этом знать. Он и без того излишне нервно и болезненно реагировал на упоминание одноклассника, прежде не вызывавшего у него сильных эмоций, а ныне превратившегося в персональную красную тряпку.
Энтони дожевал батончик и задумчиво посмотрел в сторону академии.
Ему на мгновение показалось, что в этот момент оттуда за ними кто-то наблюдает. Но он никого не увидел и отмахнулся от мыслей, граничащих с паранойей.
Несмотря на то, что на улице стояла весна, и всё оживало, зеленело, расцветало, Энтони ловил себя на мысли о том, что над их учебным заведением нависли огромные серые тучи.
*
Мартин опустил на столешницу полученные письма и отодвинул стул, стараясь действовать как можно тише, и не привлекать к себе внимания. Однако Трой всё-таки оторвался от созерцания экрана телефона, куда смотрел и до ухода Мартина, и, скорее всего, во время его отсутствия. Улыбнулся невидимому собеседнику – собеседнице, если Мартин верно определил человека, с которым общался Трой – и обратил взор в сторону одноклассника.
