Текст книги "Будни «Чёрной орхидеи» (СИ)"
Автор книги: Dita von Lanz
сообщить о нарушении
Текущая страница: 34 (всего у книги 73 страниц)
– Скромно, – фыркнул Льюис.
– Скромнее не бывает. Впрочем, тебе тоже есть, чем гордиться.
– И чем?
– Тем, что ты благородный воин.
– Откуда такой интерес к трактовкам имён?
– Нет у меня к ним особого интереса, а вот память хорошая. Читал когда-то, оно и отложилось.
– Именно эти имена?
– Не только. Не посчитай за хвастовство, но я тебе могу про значение имени каждого из наших одноклассников рассказать.
– Благородный воин, – задумчиво повторил Льюис, пытаясь соотнести это имя со своей личностью. – На службе у его величества.
– Некоторые короли не нуждаются в подчинении, выступая исключительно за равноправие.
Рекс отложил кисточку в сторону и потянулся к ободку с мягкими на ощупь чёрными ушками, вспоминая собственное дефиле в этом костюме. Море листовок, что никак не желали заканчиваться, дождливый день и свой мрачный настрой.
Не удержавшись, зацепил прядь, пропуская её сквозь пальцы. Льюис открыл глаза. Будучи слегка подведенными, они смотрелись невероятно выразительно, но – вновь, и вновь, и вновь – абсолютно без капли женственности. Льюис больше походил на музыканта какой-нибудь рок-группы, а не на крашеного трансвестита. Впечатление портили только разве что ушки, сводя всю брутальность до нулевой отметки.
– Красиво? – спросил Льюис с сомнением.
– Потрясающе вообще.
– Потому что ты разрисовывал?
– Нет, потому что модель попалась великолепная.
– Ха, спасибо. Преувеличиваешь, конечно.
– Ни секунды.
Рекс поднялся на ноги, подхватил коробку с аквагримом и поставил её на стол.
Льюис потянулся и тоже поспешил встать с пола. Несмотря на то, что процесс превращения его в любительскую модель не так уж долго длился, сидеть в одном положении, стараясь не шевелиться, оказалось довольно проблематично. В одной стопе уже сейчас противно покалывало. Затянись сеанс перевоплощения, нога и вовсе бы затекла, а так неприятных последствий благополучно удалось избежать.
Льюис бесшумно выскользнул из гостиной и направился в гостевую спальню, заранее приготовленную для него, желая посмотреть на результат чужих кропотливых трудов. Признаться, он по-прежнему считал свою внешность невыразительной, потому на чудо не надеялся.
Увиденная картина, отразившаяся в зеркале, однако, пришлась Льюису по душе. Может, Рекс и не был профессионалом в области нанесения аквагрима, но и его навыков вполне хватило, чтобы добиться поставленной цели.
– Любуешься?
Рекс появился на пороге комнаты неожиданно. Впрочем, он почти всегда именно так и делал. Раньше Льюиса данное обстоятельство напрягало, а теперь стало одной из отличительных особенностей отношений. Он не боялся, когда Рекс появлялся у него за спиной, не вздрагивал и не ожидал – подсознательно – опасности.
– Любуюсь, да. И наслаждаюсь. Даже жалко, что придётся смывать.
– Сделай хотя бы один снимок на память, и тогда жалеть ни о чём не придётся.
– А это идея.
– Обращайся.
Льюис обернулся, разорвав зрительный контакт со своим отражением. Посмотрел на Рекса, державшего в руке телефон, улыбнулся, стараясь выглядеть как можно более милым, хотя, признаться, не сомневался, что фотография всё очарование уничтожит. Льюис на фотографиях никогда не получался, так уж сложилось исторически.
– Всё. Останется на память.
– Перешлёшь потом?
– Конечно.
– Спасибо. Она хотя бы удачная? Или я там получился ужасно?
– Удачная. Более чем.
Льюис, скрывшийся в ванной комнате, не ответил. Может, за шумом воды не расслышал, может, просто не знал, какая фраза будет звучать уместно.
Рекс несколько раз приближал фотографию и возвращал ей исходный размер. Палец осторожно скользил по изображению, поглаживая. Рекс поймал себя на мысли, что снимок этот просто обязан стать обоями в его телефоне. Реализовал задуманное он уже в следующую секунду. Блокировать телефон и убирать его в карман не торопился, продолжая прикасаться к изображению, представляя под пальцами не гладкое, немного прохладное стекло, а тёплую кожу, обветренные губы, алый след, оставшийся на подушечке при определённом стечении обстоятельств. Угольные пряди в захвате и эти чертовски длинные – девчоночьи, как принято говорить – ресницы, взмывающие вверх, когда Льюис широко распахивал глаза.
Рекс хотел его. Естественно, что хотел. Кто бы в этом усомнился? Но он по-прежнему не собирался нагнетать обстановку и подталкивать Льюиса к стремительному принятию решения, потому единственное, что ему оставалось – сублимация, мечты, представление того, как всё сложится в дальнейшем. Ожидание, заполненное многочисленными размышлениями.
Вздохнув, Рекс обратил внимание на время. Оно давно перевалило за полночь. По хорошему следовало пожелать Льюису спокойной ночи и отправляться к себе, но Рекс продолжал стоять на пороге комнаты, глядя на фотографию.
– Уже поздно, да? – спросил Льюис, выходя из ванной комнаты.
Грима на его лице уже не было.
– Прилично, – подтвердил Рекс. – Третий час ночи пошёл. Скоро рассвет.
Ободок с ушками опустился на стол, звук от соприкосновения с поверхностью его показался Рексу достаточно громким, позволил вернуться к реальности, всё-таки поставив телефон на блок и засунув в карман. Нелепо было смотреть на фотографию, когда имелась возможность наблюдать Льюиса в реальности и наслаждаться не меньше, а вообще-то гораздо сильнее, нежели во время просмотра пиксельного изображения.
– А Маргарет…
– Что именно?
– Когда она вернётся?
– Не думаю, что сорвётся с места посреди ночи. Вероятно, встретиться с ней получится только утром. Удивительно, кстати, слышать от тебя вопросы, связанные с моей тётушкой.
– Почему?
– Если мне не изменяет память, то встречи с Марго ты опасался сильнее, нежели перспективы, связанной с прогулкой по городу, а теперь внезапно озадачился её судьбой. Маргарет, конечно, моложе моего отца, но она – взрослая девочка, способная самостоятельно о себе позаботиться. В контроле со стороны племянника она вряд ли нуждается. Да и сама придерживается мнения, что мне не требуется беспрерывное наблюдение.
– Я не об этом, – покачал головой Льюис.
– Тогда о чём?
Рекс растерялся. Примерное направление чужих мыслей он определил, но продолжал сомневаться в правильности своих заключений.
Льюис выдерживал театральную паузу, не подтверждая, но и не опровергая догадки.
Стоя друг напротив друга, оба хранили молчание.
– Я подумал, что…
– Что?
– После того, что было в кинотеатре…
Договаривать фразу до конца Льюис не стал, сделав ставку не на слова, а на действия. Решительно преодолев расстояние, отделявшее его от Рекса, сжал в ладони ворот рубашки и потянулся за поцелуем. Рекс запрокинул голову, устремив взгляд в потолок и уходя от прикосновения. Он не был готов к такому повороту. Мысленно желал, но сомневался в правильности происходящего. Попутно осознавал, что дороги назад у них не будет. Пара секунд, и он сам не сумеет обуздать эмоции, не отпустит Льюиса, даже если тот внезапно заявит, что передумал. Легче было перестраховаться на первом этапе, не доводя до катастрофы.
– Льюис?
– Да?
– Я сделал это не потому, что рассчитывал на ответную услугу, а просто потому, что мне хотелось доставить тебе удовольствие.
– Мне тоже хочется, чтобы тебе было хорошо.
– Уверен?
Льюис не ответил, вместо этого сжал ладонь Рекса в своей ладони, позволил переплести пальцы, сильно сжимая, не желая отпускать и разрывать это рукопожатие. Получилось, пожалуй, красноречивее, нежели возможное высказывание.
И Рекс уступил. Уступил, впрочем, было слишком громким словом. Он не особенно активно сопротивлялся, то есть, не делал этого вообще, лишь покривлялся пару секунд для приличия, чтобы в следующее мгновение накрыть обветренные губы с микроскопическими островками запекшейся крови поцелуем. Поддержать проявленную инициативу, не собираясь отказываться от того, чем, а правильнее – кем, хотелось обладать на протяжении длительного периода времени. Во всяком случае, Рексу срок показался более или менее внушительным.
Он старался не замечать соседа по комнате первые несколько дней, что им довелось коротать в одном помещении. Тогда он старательно напоминал себе о записях в дневнике, потрясающе ледяном приёме, согретом лишь каплями тёплой крови, выступившей на разбитых губах, и враждебном настрое. На первых порах у него получалось почти. А потом и это «почти» исчезло окончательно. Не было смысла отрицать, убегать, придумывать слова оправдания, чтобы уверить себя в честности обратного утверждения.
Прошла осень, пролетела зима.
В начале осени ничто не предвещало, в середине постепенно начало сдвигаться с мёртвой точки, одно тянуло за собой другое, позволяя увидеть в ситуации всё большее количество нюансов, то ли мешающих наладить отношения, то ли, напротив, помогающих. Рекс не был из числа тех, кто лезет с помощью к каждому встречному, но тут он просто не смог пройти мимо, и суть заключалась не в человеколюбии. Не так уж Рекс любил людей, говоря откровенно.
Всё упиралось в личность соседа.
Он нужен был Рексу. Со всеми его тараканами, странностями, страхами, комплексами, несмелыми улыбками, ядовитыми замечаниями, прорывающимися периодически. Не эту ли потребность и эмоциональную зависимость от другого человека, люди имели обыкновение именовать любовью? Кажется, именно её.
Как заявил однажды Альберт: «Парочка «М&M» нашла друг друга».
Осталась позади дождливая зима, ушли тёмные вечера, неизменная сырость и ранние сумерки…
Наступила весна, и Рекс, поддавшись романтическому порыву, провёл параллель между временами года и своими отношениями. Они развивались постепенно и на данном этапе представлялись, пожалуй, именно трогательными и нежными. Рексу хотелось верить, что такими они останутся и в дальнейшем – никаких засушливых летних сезонов, никаких осенних гроз, никакой темноты и холода зимы.
Вечная весна.
– Детка, – выдохнул хрипло.
Льюис усмехнулся и прикусил его губу. Почти как тогда, в момент первого поцелуя, только теперь не вкладывая предельное количество силы и не желая причинить боль, способную отрезвить. Отомстил за «детку» в своём роде. Рекс в долгу оставаться не планировал, потому тоже сжал зубы на нежной коже, стараясь действовать при этом максимально осторожно.
Отпрянул, глядя слегка затуманенным взглядом. Ладонь скользнула по джинсовой ткани, от бедра к паху, пальцы прошлись вдоль застёжки. Вверх и вниз.
– Правда, хочешь?
– Знаешь, сколько раз я об этом думал? Не сосчитать просто. А сколько раз кончал, зажимая себе рот ладонью, чтобы не простонать твоё имя ненароком?
– Сколько?
– Не помню, но точно – неоднократно.
– И сейчас совсем не боишься? – выдохнул Рекс, подцепив подбородок Льюиса пальцами, перехватывая взгляд и не позволяя разорвать зрительный контакт.
– Это странное ощущение. С одной стороны мне немного не себе, есть отголоски страха, есть опасения, но есть и нечто иное. В сравнении с данным обстоятельством первые значительно уступают и отходят на дальний план.
Произнося это, Льюис успел вытащить рубашку из брюк, расстегнуть ремень и потянуть молнию. В теории он знал всё. Её в жизни Льюиса было очень-очень много, а практики – никакой, и это порядком напрягало. Ему отчаянно хотелось, чтобы в реальности всё происходило, как минимум, неплохо. На феерично и неповторимо не замахивался. Он боялся не столько действий, сколько ошибок, осечек и нелепых ситуаций. В воображении всё выглядело классно, но реальность по этим картинкам высокого рейтинга могла проехаться довольно жестоко, не оставив ни намёка на эстетику. Лишь саднящее чувство разочарования.
Он боялся опозориться в глазах Рекса, сделать что-то не то, не так – оказаться недостаточно хорошим, недостаточно раскрепощённым, недостаточно страстным. Пожалуй, он впервые настолько сильно озадачился вопросом собственной невинности и не знал, в какую категорию её определить. То ли достоинств, то ли недостатков.
Скользнув лёгким поцелуем по уголку губ Рекса, не позволив вновь прижаться ко рту, Льюис запустил ладони под рубашку, с силой провёл по бокам, наслаждаясь тактильным контактом, понимая, что одна возможность прикоснуться вот так, без сомнения, решительно, заводит его сильнее, подстёгивает. Его просто-напросто ведёт от собственных ощущений, от внимательного взгляда Рекса, от показательного бездействия. Рекс не стремился руководить, наставлять, раздавая каждую секунду ценные указания. Он ждал, дарил Льюису свободу действий. От осознания этого хотелось действовать гораздо увереннее, чтобы Рекс больше не выглядел настолько сосредоточенным, серьёзным и напряжённым.
Когда-то Льюису довелось слышать высказывание, гласившее, что аппетит приходит во время еды. Сейчас он ощущал нечто подобное. Чем больше он прикасался к Рексу, чем чаще под пальцами оказывалась тёплая, практическая горячая кожа, чем чаще доводилось слышать немного сбитое дыхание, тем активнее он становился в своих действиях. Он гладил, целовал, прикусывал, облизывал, приходя к выводу, что это не менее, а то и более приятно, чем получать ласку.
Ладони коснулись кромки джинсов, уверенно потянули их вниз. Льюис медленно опустился на колени, спустив джинсы до щиколоток. До сегодняшнего дня видеть Рекса полностью обнажённым Льюису не доводилось. Он сглотнул. С одной стороны, ему хотелось прикоснуться, провести языком по всей длине, почувствовать на губах этот вкус. С другой…
Он поднял глаза. Рекс смотрел на него.
– Оближи, если хочешь, – прошептал практически беззвучно, но с хрипотцой.
И Льюис прислушался к совету, облизал послушно, сначала легко, прикасаясь только кончиком языка, во второй раз – увереннее, если не с наслаждением, то с интересом точно. Рекс прижался спиной к стене, чувствуя лопатками её поверхность, ладонь провела по плечу, зарылась в волосы.
– Я вообще-то о твоих губах говорил, – выдохнул, едва ли не цедя это сквозь зубы. – Но так, пожалуй, намного лучше.
Льюис не отстранялся, не отвечал. Он привыкал к тому, что прежде находилось для него за гранью понимания и казалось практически нереальным. Он пробовал на вкус выступившую смазку, прихватил губами головку, стараясь действовать как можно осторожнее, чтобы ненароком не зацепить кожу зубами. Изображать из себя гуру орального секса было довольно нелепо, бороться с рвотным рефлексом – непросто. Стоило только попытаться взять немного глубже, и он тут же чувствовал подкатывающую к горлу тошноту.
Рекс был понимающим. Странно, но именно это определение напрашивалось самым первым. Несмотря на то, что его ладонь зацепила несколько прядей, несмотря на то, что он старался своими действиями показать Льюису, что именно и как именно нужно делать, направляя, он всё равно не переходил тонкую грань. Ту самую, проходящую между ненавязчивым стремлением помочь и спонтанным насилием, когда контроль над эмоциями отходит на второй план, а собственные желания играют решающую роль.
Губы, его ласкающие, были мягкими и нежными. Он тоже пытался отвечать нежностью, хотя, мысленно, в разговорах с самим собой признавал, что с каждой секундой реализовывать задуманное становится всё сложнее. Ему отчаянно хотелось отбросить сдержанность в сторону, уложить Льюиса на любую горизонтальную поверхность, ощутить, как тот обнимет, обхватит своими невозможно длинными ногами, подастся к нему, и после этого он, Рекс, окончательно пропадёт. Потеряет голову и растворится в водовороте эмоций.
Услышав звук расстёгиваемой молнии, Рекс посмотрел вниз, чтобы удостовериться в правильности своих догадок. И то, что он увидел, доломало все барьеры, что ещё стояли у него на пути.
– Что-то не так? – спросил Льюис.
– Оближи, – повторил Рекс всё тем же хрипловатым тоном, не сомневаясь, что на этот раз его просьбу поймут правильно.
Льюис одарил Рекса взглядом снизу вверх и действительно облизнулся. Губы у него были припухшие, порозовевшие, и Рекс – как в случае с ключицами, там, в кинотеатре – поймал себя на мысли, что кончик языка, промелькнувший на мгновение – это такая же порнография. Пусть остальные бы не увидели в подобном жесте ничего особенного, для него это почти как кино для взрослых. А вообще-то лучше.
Рекс практически отзеркалил действия Льюиса, становясь на колени, вцепляясь ладонью в плечо, а второй прихватывая край водолазки, задирая его, поглаживая поясницу. Впился, сминая губы жёстким поцелуем, проталкивая язык внутрь приоткрытого рта, вылизывая его с сумасшедшей страстью, на грани одержимости.
Стянуть с Льюиса водолазку было делом пяти секунд – ничего сложного. Единственное, что порядком раздражало, так это необходимость прерваться ради выполнения задуманного. Подсознание настойчиво подсказывало, что решение лишить человека невинности прямо на полу, не доходя до постели, невозможно назвать одним из самых удачных. Однако, на то, чтобы действительно переместиться на кровать, уже не было никаких сил. Желание обладать перекрывало все остальные мысли, уничтожая их на стадии возникновения.
Никаких сторонних размышлений – сплошное эротическое кино.
Он уложил Льюиса на пол, замер на мгновение, одаривая восхищённым взглядом. Какой бы чушью Льюис не забивал себе голову на протяжении долгих лет, а тело у него, на самом деле, было красивое. Даже бледные шрамы, оставленные на память добрым родителем, не портили общего впечатления.
От своих джинсов Рекс благополучно избавился, теперь потянулся к тем, что всё ещё оставались на Льюисе. Ткань, разделявшая их, не позволяющая прикоснуться напрямую, его раздражала, нервировала, практически бесила. Терпения хватило только на то, чтобы стянуть штанину с одной ноги, на второй брюки продолжали болтаться. Льюис попытался стряхнуть их, но потерпел фиаско и прекратил нелепые попытки, согнув ту ногу в колене, позволяя Рексу опуститься меж разведённых бёдер, провести ладонью одним слитным движением от коленки к подвздошной кости, закинуть ногу себе на пояс.
Рекс упёрся ладонью в пол, совсем рядом с головой Льюиса.
– Всё ещё не изменил решение? – выдохнул.
– И не собираюсь вообще-то, – произнёс Льюис, обнимая Рекса, соединяя руки в запястьях у него за спиной, и вновь нападая с поцелуями.
Он не просто целовал, а именно атаковал, и невозможно было этому натиску сопротивляться.
В том, что Льюис заранее именно на такое продолжение вечера и делал ставку, Рекс уже не сомневался. Последние крохи подозрений исчезли в тот момент, когда Льюис всё-таки сумел избавиться от джинсов и вытряхнул из кармана несколько серебристых упаковок – и презервативы, и одноразовый гель.
И в тот момент, когда сам же решительно эту упаковку разорвал и раздвинул ноги сильнее, чем прежде. Он сам себя трахал пальцами. Сначала размеренно, медленно, а потом активнее. Это было одновременно удивительно и возбуждающе.
– Девственник значит, – протянул Рекс, прикоснувшись губами к скуле, проводя по губам Льюиса пальцами, проталкивая их в рот, чтобы вновь ощутить этот жар, пусть только так.
– Технически – да, – Льюис запрокинул голову, подставляя под поцелуи шею.
Каждый раз, когда Льюис сглатывал, кожа слегка натягивалась, подрагивал кадык. Рекс чуть прихватил зубами адамово яблоко, лизнул прикушенное место.
– А в остальном? – шепнул соблазнительно.
– Я же говорил, что неоднократно зажимал себе рот, чтобы не простонать твоё имя. В академии. И дома тоже. Это могло бы натолкнуть на мысли…
– Хватит, – чуть грубее, чем прежде, произнёс Рекс. – Вытащи.
И Льюис не стал спорить, не стал противиться, покорно исполнив эту не совсем просьбу, а скорее, судя по тональности, приказ.
– Я бы и сам мог это сделать, – прошептал Рекс Льюису на ухо. – Так, на будущее.
– Приму к сведению, – заверил Льюис и улыбнулся.
Насмешливо так, грязно, с вызовом. С провокацией.
Ладони скользнули по бокам, поглаживая, ногти провели по коже, не царапая. Рекс перехватил ноги Льюиса под коленями, подтянул его ближе, толкнулся внутрь разгорячённого тела, опустил голову и выдохнул сквозь стиснутые зубы. Несмотря на подготовку и вполне приличное количество смазки, Льюис всё равно был умопомрачительно узким и невозможно горячим. В него нереально было войти одним движением, а потом начать трахать быстро, активно, в рваном, практически неконтролируемом ритме.
Рекс, в общем-то, этого и не планировал, а если и мелькали мыслишки, то явно не о первом разе, но сейчас он думал только о том, как не кончить за считанные минуты и не стать в чужом представлении безмозглым козлом, сделавшим пару фрикций, не причинивших ничего, кроме боли, а потом – слившимся. Во всех смыслах.
Льюис в этот момент ощущал только три вещи. Боль. Сильную боль. И что-то такое, что наводило на мысли о боли с характеристикой «адская». Тем не менее, он действительно не собирался отказываться от своего решения.
Он хотел Рекса. Хотел давно. И именно так, как сейчас. Он старался игнорировать не слишком желанные ощущения, просто отгородиться от них и не замечать, сосредоточившись на приятных моментах. Например, на том, как Рекс целовал его шею, или на том, как второй ладонью поглаживал полуопавший член. Льюис не хотел смотреть на яркий свет, что так и бил в глаза. Зажмурившись, потянулся за поцелуем, ткнулся слепо, наугад, желая получить ответное прикосновение.
Рекс ответил. Медленно, как-то тягуче, без агрессии и попытки подчинить, подмять окончательно.
– Прости, – прошептал, лизнув приоткрывшиеся губы. – Прости, детка.
Впервые это обращение не показалось Льюису насмешливым и ироничным, а весьма органично вписавшимся в ситуацию.
Двигался Рекс тоже медленно, осторожно, и Льюис, в общем-то, понимал, почему. Вероятнее всего, боялся увидеть кровь на латексе, вот и сдерживал порывы.
Боль не утихла окончательно, не исчезла стремительно и не обернулась феерическим удовольствием, но притупилась и уже не настолько привлекала к себе внимание. Льюис ухватился за воротник рубашки, которую Рекс так и не снял. Сжал ткань в пальцах так, чтобы создать преграду между кожей и ногтями, не процарапав ладони, подался вперёд, подстраиваясь под движения. Он не знал, помогает своими действиями или только мешает, но хотелось надеяться, что не портит всё окончательно.
Не портил, совсем нет.
Рекс целовал его, вылизывал шею, шептал что-то на ухо. Льюис слышал только обрывки речей, поскольку, стоило только подобрать определённый ритм и следовать ему, как всё изменилось. Не кардинально, конечно. Боль так никуда и не делась, но к ней примешалось удовольствие. Оно проявлялось сначала слабыми всплесками, а потом – по нарастающей, с каждым разом – всё ярче.
Как акварель набранная на кисть и максимально размытая, а следующий мазок – яркая клякса, в которой практически нет воды.
– Давай, мой сладкий, – выдохнул Рекс.
Горячее дыхание щекотало шею, а ладонь действовала уверенно, лаская в такт движениям внутри тела. Так, что сопротивляться не было ни возможности, ни желания. Льюис застонал, стащил рубашку с одного плеча, умудрившись проехаться ногтями по коже, потянулся за очередным поцелуем. Отпустил второй конец воротника, зато обнял Рекса за шею, притягивая к себе, не позволяя отдалиться, прижался к губам детским сухим поцелуем, не пытаясь его углубить. Ему нужно было именно такое прикосновение, слабое, мимолётное, но заботливое и успокаивающее, словно доказательство, что всё хорошо.
Рексу, в общем-то, тоже.
Только это. И больше ничего.
Только это, чтобы почувствовать себя счастливым на сто процентов.
Комментарий к Глава 7. Тот, кто разрушает барьеры.
Ванилька и флаффчик ^^
========== Глава 8. Тот, кто думает о прошлом и смотрит в будущее. ==========
Лимузины, костюмы от Бриони у выпускников и их отцов, серьги от Картье и Шопард в сочетании с нарядами от Диор у их матерей.
Таким джентльменским набором оказалось отмечено начало выпускного вечера для Рекса Мюррея. Особенно, конечно, запомнились серьги. Собственный костюм не производил впечатления, а на украшения, мерно поблёскивающие в ушах Евы, он просмотрел большую часть времени, что им довелось провести наедине, сидя в салоне того самого лимузина, в котором мать соизволила приехать.
Вспомнила, что сын покидает школьные стены.
Возможно, не без помощи Маргарет.
Вероятнее всего, именно так.
Одарив мать мимолётным взглядом, Рекс сосредоточился на её украшениях, сама Ева смотрела в окно, словно боялась начать разговор первой. Как вариант, банально не представляла, что можно сказать ребёнку. Они так редко общались, что, кажется, совершенно забыли друг друга. Привычки, голоса, манеры. Помнили только внешний облик, по нему бы, проходя мимо, и узнали родную кровь в многочисленной толпе.
Рекс резюмировал, что перемены пошли матери на пользу.
Новый обожатель о ней явно заботился и, несомненно, не распускал руки по поводу и без оного.
Ева надела тёмно-зелёное платье, дополнила его украшениями с такими же камнями. Выглядела помолодевшей, посвежевшей, но предельно задумчивой.
– Ты так вырос, мой мальчик, – произнесла она, перестав гипнотизировать окно и посмотрев на Рекса.
Он устроил ладони, сцепленные в замок, на коленях, тяжело выдохнул.
– Прошло три года с тех пор, как я переехал к Марго. Думаю, было бы странно, останься я таким, как прежде.
Ева стушевалась, услышав подобный ответ, но попыталась замаскировать неловкость за дежурной улыбкой. Рекс последовал примеру матери, поскольку у него слов, для неё припасённых, кажется, нашлось ещё меньше, чем у неё для него. Пересечение лишь благодаря технологиям. Иногда звонки, иногда скайп, иногда фейсбук. Заученные фразы, такие же поздравления и стандартный вопрос. Как дела? Каков вопрос, таков, в общем-то, и ответ. Никаких подробностей, только небольшие отписки, размышления о погоде, мимолётная вспышка интереса к школьным делам и снова неловкое молчание. В сети его легко было замаскировать смайликами, в реальности, к сожалению, нет.
Для Рекса последние месяцы учёбы пролетели стремительно, как один день. Он и сам не заметил, когда завершилось обучение – занятия и театральные эксперименты остались в прошлом, а впереди замаячила перспектива написания экзаменов A-level, началась рассылка писем в университеты, подбор наиболее интересных вариантов, куда можно было бы отправиться вдвоём, тем более что направление обучения у обоих в перспективе маячило одинаковое. В принципе, они рассматривали, как один из возможных вариантов – перспективу остаться в Лондоне, никуда за его пределы не выбираясь, иногда говорили о риске и переезде в любой другой город. Принятия окончательного решения от них с Льюисом пока никто не требовал, так что можно было позволить себе ещё немного безделья и побега от ответственности, чем, собственно, оба и занимались.
Время, отмеченное экзаменационными испытаниями, выжало из него немалое количество сил, теперь он постепенно приходил в себя, восстанавливал душевное равновесие и с тоской думал о том, что школьные годы закончились. И жаль, что именно здесь, в стенах академии «Чёрная орхидея» ему довелось проучиться всего один год. Он не отказался бы перейти сюда на пару лет раньше, тогда и школьные годы запомнились бы гораздо сильнее. Впрочем, он и за это время успел повидать многое, во многом же принять участие. В его жизни впервые выдался настолько насыщенный период, позволивший во всей красе оценить высказывание о жизни, что не стоит на месте, а стремительно движется вперёд.
Рекс Еву в равнодушии не обвинял, не удивлялся тому, что она о нём практически ничего не знает. Стоило признать, что они с матерью друг друга стоят. Он отвечал ей точно тем же. Не задавал лишних вопросов, не интересовался подробностями жизни и новых отношений. Они его не занимали, он когда-то так и сказал в разговоре с Маргарет. Заметил, что примет любой выбор матери, не начнёт строить козни и устраивать истерики с воплями, слезами и угрозами. Если Ева хочет выйти замуж вновь, она вольна это сделать. Единственное пожелание: пусть выбирает нормального кандидата, а не очередного мучителя, отравляющего ей жизнь ненавистью и нескончаемым желанием вымещать зло на той, кто любит без памяти.
Рекс искренне считал, что Ева достойна счастья. Знать бы только, каким, в её представлении, является данное чувство? Первый выбор был на редкость паршивым и недостойным внимания.
С годами ненависть Рекса к отцу постепенно притуплялась, но исчезнуть окончательно не обещала. А уж проникнуться его мотивами и – как следствие – вспоминать о Филиппе исключительно как о добром человеке, ушедшем в мир иной слишком рано, он точно не собирался. У Евы имелся свой взгляд на данную ситуацию, и он отличался от убеждений Рекса кардинально.
– Уедешь из Лондона?
Продолжать сидеть с натянутой улыбкой было невыносимо, но первой – ожидаемо – не выдержала именно Ева, постаравшись вновь реанимировать разговор.
– Пока не знаю, – ответил Рекс, продолжая рассматривать отблески света в серьгах матери. – Но вариантов у меня действительно немало. Может быть, уеду. Может быть, останусь. Мне нужно время, чтобы подумать над этим, а сейчас я только-только прихожу в себя после экзаменов. В любом случае, постараюсь сделать правильный выбор. Если не смогу определиться самостоятельно, мне обязательно помогут.
– Маргарет?
– И Маргарет тоже.
Ева не стала уточнять, кто помимо тёти способен выступить в качестве консультанта, а Рекс не торопился рассказывать. Почему-то именно об отношениях своих ему откровенничать не хотелось. Он примерно представлял направление, в котором пройдёт их диалог и понимал, что этот обмен репликами спровоцирует ненужную дополнительную неловкость.
Мать спросит:
– Девушку нашёл?
Он ответит:
– Нет, парня.
Снова в салоне воцарится молчание, а потом Ева скажет что-то вроде «понятно», на том и успокоится. Ей вообще будет наплевать на то, с кем проводит время единственный ребёнок. А, может, в скором будущем не такой уж и единственный.
Платье Евы было не облегающим, а свободного кроя, и Рекс не знал, почему она остановила выбор на таком наряде. То ли просто захотела, то ли попыталась замаскировать беременность, боясь возмущения и криков о брошенном ребёнке за номером один. Если так, то напрасно. Рекс не собирался придумывать компрометирующие, каверзные вопросы или по пунктам зачитывать претензии, он бы принял эту новость без шока и ужаса.
Изумруды блестели, подвеска покачивалась.
Рекс смотрел на прядку волос, выбившуюся из причёски. Ева заметила это, поспешила поправить. Рекс хмыкнул. Теперь он отвернулся к окну, чтобы посмотреть на здание академии.
В отличие от большинства учебных заведений, арендующих для проведения подобных мероприятий гостиницы, руководство «Чёрной орхидеи» поступало куда консервативнее, устраивая торжественную часть выпускного вечера в стенах самой академии. Условия позволяли, да и само здание ничуть не уступало гостиницам, во многом даже их превосходило.