Текст книги "Будни «Чёрной орхидеи» (СИ)"

– Почему ты это делаешь?

– Потому что он мой друг.

– Правда? Да неужели?

– А что тебя удивляет?

– Я тоже был твоим другом, однако это не помешало тебе подставить меня без зазрения совести и малейших сожалений. Наверное, до тех пор, пока не накуришься в компании с кем-то и не свалишь вину на постороннего человека, желающего тебе добра, дружбу нельзя назвать настоящей. Конечно! Как я сам не догадался? Что на это скажешь, Гарри? А? И куда подевалось красноречие? Сдохло благополучно? Почему я не удивлён?

– Заткнись.

– Ты ничтожество, Марвел. И друзей теперь выбираешь себе под стать…

Резкое движение. Отрезвляющая, полностью уничтожающая отголоски восторга вспышка боли. Так, что, кажется, вот-вот искры из глаз посыплются.

Пальцы, окрашенные алым. Свои и чужие.

– Правда глаза колет?

– Просто отдай ключ и вали на все четыре стороны.

– Да подавись!

Роуз сидел под лестницей, уткнувшись лбом в согнутые колени, одно за другим прокручивая в памяти события этого вечера, оказавшегося невероятно насыщенным и наполненным многочисленными событиями, что никак не желали укладываться в голове. Всё началось с розыгрыша – шутки, мести – назвать можно как угодно, но суть останется одна, а закончилось окровавленным лицом, саднящей болью в губе, синяками на запястьях и небольшими материальными потерями, которые, впрочем, он заранее, ещё на стадии разработки плана внёс в список возможных затрат.

Флэшка, зажатая в ладони, обжигала.

Гаррет, предварительно потрепав нервы, отобрал фотоаппарат, не зная и даже не догадываясь, что получил пустышку, а не компромат. Благо, ума не хватило, чтобы технику включить и на месте проверить.

Роуз, воспользовавшись моментом, поменял носители, как только выскочил из комнаты, поскольку примерно на такой результат и рассчитывал. Понимал: если Глен окажется более или менее расторопным, если сумеет добраться до телефона и – не без постороннего вмешательства – выпутается из той ловушки, в которой оказался, судьба папарацци будет незавидной.

Оказалась.

Уровень догадливости? Сто процентов из ста возможных.

Реализация первой части плана прошла успешно, без единой проволочки или осечки. Пара взглядов, пара жестов, несколько сообщений во время обеденного перерыва, закушенная губа и мечтательное выражение лица.

Кэндис, сидевший напротив и наблюдавший за этим представлением, покачал головой, но ничего не сказал. Роуз был крайне ему благодарен за отсутствие комментариев и попыток вразумить несмышлёное дитя.

Так или иначе, Роуз собирался сделать всё, что задумал. Его не сумели бы переубедить и коллективные наставления, не то, что одинокий голос, тонущий в толпе персональных монстров, самостоятельно созданных, выпестованных, а ныне решивших немного поиздеваться над давним обидчиком. Они затаили обиду и жаждали реванша. Роуз не противился, шёл на поводу у желания и виноватым себя не чувствовал ни секунды.

– Если этой ночью я приползу к твоей двери, попросив помощи, не откажешь мне? – спросил, отвернувшись от Глена и посмотрев на Кэндиса.

Тот отрезал аккуратные кусочки от сэндвича, но поедать их не спешил.

– А ты приползёшь? – спросил, убирая от лица длинную чёлку.

– Пока не знаю, но в успехе не уверен.

– Возьму на руки и донесу до лазарета, – пообещал Кэндис.

– Какие жертвы, – закатив глаза, произнёс Роуз перед тем, как засмеяться. – Надеюсь, не шутишь.

– Нет.

– Ловлю на слове.

– Ешь уже, ловец, – проворчал Кэндис, накалывая на острые зубцы кусок измученного блюда.

– Уговорил.

Роуз схватил мини-порцию с его вилки, показал язык и принялся жевать. Теперь засмеялся уже Кэндис, не ожидавший подобной выходки.

Вообще у Кэндиса было подозрительно хорошее настроение. Он улыбался почти весь день, лишь иногда отвлекаясь на сообщения, что приходили с завидным постоянством. Роуз даже не пытался разглядеть имя отправителя, потому что стоило только телефону оповестить о новом послании, как Кэндис сразу же хватал его и утыкался носом в экран. Такой скорости можно было только позавидовать.

Гаррет, сидевший всё это время рядом с Гленом, подозрительно косился в сторону обоих. Насмотревшись и получив в качестве привета от Роуза жест с оттопыренным средним пальцем, перегнулся через стол и что-то начал говорить. Роуз, наблюдавший за ними с повышенным вниманием, нахмурился. Его всегда напрягало присутствие поблизости Марвела, независимо от того, в одиночестве тот появлялся на горизонте или в компании кого-нибудь ещё.

Уверенность в правоте и правильности собственных поступков то достигала пика и выбивалась за пределы шкалы, превосходя возможные показатели и устанавливая новый рекорд, то опускалась на самое дно. Всего за один день Роуз сменил столько решений, сколько не было и за весь период работы по приручению. То да, то нет – и так на протяжении нескольких часов сотню раз.

Сама мысль о том, чтобы затащить одноклассника к себе в спальню с вполне определённой целью, представлялась Роузу чем-то абсурдным.

Он долгое время придерживался мнения, что заводить отношения в школе – нелепо. Да и не только в школе… Служебные романы, например, тоже порождали у него противоречивые мысли. С одной стороны, в этом, определённо, есть особое очарование. С другой – если всё сорвётся – проблем будет столько, что схватишься за голову и поспешишь убежать, куда глаза глядят, если разойтись мирно не получится, и бывшая любовь затаит обиду.

Сейчас у него были все шансы нарваться на второй вариант развития событий, и сомневаться в этом не приходилось.

Глен не походил на мазохиста, способного насладиться ситуацией с унижением.

Роуз никуда из «Орхидеи» переводиться не планировал, да и, возникни потребность, причину внезапного побега родителям озвучить не решился бы. Слишком нелепо, крайне непродуманно и, что скрывать, исключительно по собственной вине. Не маленький, должен понимать, к каким последствиям приводят жестокие шутки.

Он понимал.

Но всё равно делал.

Не столько ради Сибиллы, сколько ради самого себя.

К воспоминаниям о Гаррете, окончательно его утопившем, прибавились мысли о Глене, который это начал. Ведь это он первым высказался о том, что сигареты и лёгкие наркотики им принёс Роуз. Его версию подхватил Марвел, а старшеклассники одобрили такую находку в плане стратегических решений и окончательно поняли, что Глен свой в доску, а, значит, ему можно доверять.

Гаррета они тоже приняли, своеобразно отплатив в дальнейшем за сговорчивость и умение поддержать товарищей в трудную минуту.

Видел Роуз эту признательность, спустя несколько лет после скандальной выходки, незадолго до выпуска одного из тех самых любителей курева разных видов. Собственно, именно любитель благодарность и выносил. Старательно так, со знанием дела.

Роуз стал свидетелем по вине случайности. Не в то время не в том месте оказался. Сначала хотел быстренько смыться, пока его не засекли, но, немного подумав, выбрал прямо противоположную тактику. Стоял и нарочно не двигался с места, нервируя любовников, спонтанно предавшихся страсти.

Впрочем, когда они закончили, Роуза в душевой уже не было; о его недавнем присутствии кричала лишь надпись на зеркале, сделанная стойким маркером ядовито-фиолетового оттенка.

Гаррет Марвел – конченая потаскуха.

Сдать друзей за возможность прибиться к популярным старшеклассникам и минет в очередной день рождения.

Выгодная сделка, не так ли? Для кого как.

Роуз, например, считал, что Гаррет порядком продешевил.

Гаррета, вероятно, всё устраивало, и именно бывших друзей он считал неудачниками.

С Гленом было проще, но неумение следить за своим языком и излишне потребительское отношение к окружающим отталкивало.

Если Глен надеялся, что у Роуза память отшибло, и он на фоне любовного помешательства забыл обо всех былых подлостях, то человека наивнее стоило поискать днём. Да ещё и с огнём.

Хотя, это было понятно с самого начала, когда Глен только подошёл к нему с вопросами о влюблённости, поверив словам Гаррета.

Поверив. Словам. Гаррета.

Уже тут можно было начинать истерически ржать. До колик.

Глядя в зеркало, вновь отчаянно кривляясь и стараясь не воспринимать собственное отражение всерьёз, Роуз ловил себя на мысли, что вечер обещает быть томным.

Начало его, так точно.

Ещё одни оправданные ожидания.

Роуз не боялся показаться смешным, не пытался следовать советам статей из интернета, призывающих улыбаться и смотреть по-особенному, изучить язык тела, применяя на практике эти и прочие навыки кустарных соблазнителей. Он решил быть самим собой. Предстать перед Гленом таким, каким его считало большинство одноклассников.

Море непредсказуемости, немного сумасшедшинки.

Не стоит удивляться, когда столь странная личность достаёт чёрные ленты вкупе с наручниками и жаждет использовать их в своих играх. Она на многое способна, если вовремя её не остановить.

Глен не остановил, и это Роуза воодушевило. Подстегнуло, заставив действовать увереннее.

И хотя спать с Гленом он по-прежнему не собирался, поиграть с ним было интересно. Было какое-то потрясающе по силе очарование в ситуации, предполагающей переход контроля над ситуацией в руки Роуза.

Лишить возможности двигать руками, завязать глаза, заставив потерять шанс увидеть, что происходит в комнате, а в остальном…

Почти повезло.

Почти исполнилось желание.

Хотел ведь поэкспериментировать? Для чистоты эксперимента всё должно проходить в темноте.

Исключительное, повышенное внимание к прикосновениям, чувственная сторона вопроса, уничтоженные и отправленные в пропасть комплексы, с громким хрустом переломанные запреты и ограничения, созданные рамками сознания. Раздвинуть их и позволить себе немного больше, чем позволял раньше.

Сделать всё, что хочется, не задумываясь о реакции посторонних.

– Тебе же лучше. Можешь представить на моём месте, кого угодно, – прошептал Роуз, завязывая ленту и прикасаясь губами к щеке.

– А если я никого не хочу представлять? – поинтересовался Глен.

– То есть?

– Если мне нравится именно то, что есть в реальности?

– Мистер Томпсон внезапно проникся и решил в меня влюбиться? Вроде как история о взаимных чувствах?

Произнесено было томно, но Роуза это забавляло. Ему вообще весь вечер хотелось не то, что смеяться, а хохотать в голос, но он держался и продолжал играть в любовь, страсть, нереальное обожание и восторг.

Получалось достоверно.

Наблюдай он со стороны, сам бы проникся постановочной сценой, приняв её за реальность.

– Улыбочку, дорогой мой.

Одна фраза, способная свести всё очарование и эротизм момента на нет, попутно спровоцировав приступ агрессии.

Роуз сорвал ленту, закрывающую глаза, и, ехидно улыбаясь, сделал снимок. Вспышка ослепила на мгновение, заставив зажмуриться.

– Что ты задумал?! – рявкнул Глен, моментально растеряв весь настрой.

Дёрнул рукой, пытаясь освободиться от пут.

Движение получилось неосторожным и, по сути, бессмысленным. Наручники врезались в кожу. Впилась в неё лента, которую Роуз тщательно обматывал вокруг второго запястья, чтобы она не развязалась за пару секунд, а с надеждой, что Глену – или тому, кто придёт его освобождать – придётся повозиться.

Вытащив на середину комнаты стул, Роуз развернул его сидением к себе, оседлал, устроил локти на перекладине спинки. Переплёл пальцы и уткнулся в них подбородком. В отличие от Глена, Роуз находился в максимально выигрышном положении. До того, как на запястье защёлкнулись наручники, Глен успел стянуть с Роуза только пиджак, рубашку так до конца и не расстегнул.

Вообще-то Глен наготы никогда не стеснялся, более того, склонялся к мнению, что в обнажённом виде выглядит не хуже, чем в одежде. Может, лучше. Однако сейчас он чувствовал себя униженным, и это его раздражало.

Бесило.

Вымораживало.

Судя по негодованию, прочитывающемуся во взгляде, он продумывал тысячу и один вариант убийства с жестоким расчленением и последующими успешными попытками избавиться от тела.

– Сам как думаешь? – поинтересовался Роуз, сдувая чёлку. – Вероятно, сейчас я расставлю вокруг кровати свечи, дождусь полуночи, возьму нож и принесу тебя в жертву. Ты, конечно, не девственница, но чем богаты, как говорится.

Произносил он это с таким серьёзным видом, словно действительно планировал с минуты на минуту привести приговор в исполнение.

Однако он не надеялся, что это высказывание в обязательном порядке сумеет пронять Глена, заставит пережить широчайшую гамму ощущений одного спектра, начиная от лёгкого страха, заканчивая леденящим ужасом, от которого поджилки трясутся.

Логично было предположить: Глен быстро догадается, что над ним продолжают издеваться, и от этого рассвирепеет ещё сильнее, нежели прежде.

– Не тот результат, на который ты рассчитывал, да? – произнёс Роуз, изогнув одну бровь. – Совсем не тот. Как думаешь, милый, нам стоит позвать зрителей, или справимся своими силами, без наблюдателей?

Поднявшись с места, Роуз положил фотоаппарат на сидение и подошёл ближе к кровати. Пальцы уверенно прошлись по краю нижнего белья – единственной одежде, что осталась на теле Глена. Подцепили резинку, словно Роуз собирался стащить и последний элемент гардероба.

– А фотографии получились роскошные. Ты там такой узнаваемый. Никто не подумает, что это результат работы в графическом редакторе, потому что это и не он, а реальность. Кому эти фотографии стоит показать в первую очередь?

Ладонь скользнула вверх по торсу, ногти слегка оцарапали кожу.

Несмотря ни на что, Глену эти прикосновения были приятны. Роуз понимал это. Видел. Чувствовал.

Сибилла не лгала, говоря, что распознать чужую страсть достаточно просто. Глен вот точно её скрывать не умел.

– Сибилле, которую ты так старательно обманывал на протяжении… Напомни-ка, скольких месяцев? Начиная с этого февраля и по сегодняшний день. Поразительная выдержка, не менее поразительное лицемерие.

Наверное, у него в мозгах сейчас форменный переворот происходил, потому что, с одной стороны, ему хотелось Роуза придушить, а с другой…

С другой, в принципе, тоже можно было придушить, слегка сдавив бледное горло, лишив на пару секунд возможности дышать, дождаться, пока он откроет рот и закатит глаза, а потом отпустить, чтобы воздух проник в лёгкие – необходимый, но вместе с тем болезненный.

Сродни нерациональной потребности в прикосновениях Роуза, которую испытывал Глен, ненавидя себя за это.

– Лайзе, которая по-прежнему продолжает сохнуть по несостоявшемуся женишку? Пусть посмотрит на тебя с иного ракурса, оценит и поймёт, что потеряла немногое.

Роуз усмехнулся и руку убрал; сложил их на груди.

Реальное возбуждение и чужой оргазм, маячивший в перспективе, его не интересовали.

Демонстрировать собственную временную власть над телом Глена он не собирался. Придерживался мнения, что с определённого ракурса всё это походит если не на изнасилование, но на принуждение – точно.

Глен чувствовал себя раздавленным и оскорблённым. Кончи он от чужих действий, упал бы в собственных глазах на уровень «ниже некуда».

– Или капитану баскетбольной команды? Он оценит твой выход на бис. Жаль, что сейчас ночь, и я не могу воспользоваться запасным вариантом. Это довольно неплохое решение. Взять твой телефон и разослать сообщения всем заинтересованным. Пусть придут и увидят нас вместе. Хорошо, эффектно, но, увы, неосуществимо, потому что девочек после семи вечера сюда не пустят. Придётся ограничиться массовой рассылкой фотографий или… Персональной выставкой.

– Я тебе шею сверну, придурок, – пообещал Глен, продолжая воевать с ветряными мельницами, точнее, с наручниками и лентой. – Как только освобожусь.

– Именно поэтому я и не собираюсь тебя отпускать. Может быть, утром. Когда у меня будет хорошее настроение.

Роуз извлёк из нагрудного кармана ключ и помахал им в воздухе.

– Зачем тебе этот цирк? – спросил Глен, стараясь совладать с эмоциями.

– Догадайся.

– Я не нанимался в экстрасенсы играть.

– А я не нанимался в шлюхи, – произнёс Роуз.

– То есть, всё дело в зацепленной гордости? Не более того?

– Ты считаешь, что это недостойный повод? По-моему, очень даже. Вы, братцы-кролики, умудрились по моей гордости проехаться неоднократно. Я, знаешь ли, не совсем такой, каким вы все меня представляете. И ты, и Гаррет… Вы оба придерживаетесь мнения, что я просто глупый клоун, чьё призвание становиться посмешищем, помогая окружающим продлевать жизнь за счёт смеха. Я не то чтобы злопамятный, но и нежных чувств питать к тому, кто меня унизил, не стану.

Вот здесь Роуз лгал и сам это понимал, но Глену ни к чему было знать о его истинных переживаниях и рейтинге симпатий.

– Да неужели? То есть, сам факт влюблённости…

– Глен. Самовлюблённый мальчик с гипертрофированным чувством собственной значимости. Милый, наивный Глен, – засмеялся Роуз. – Ты веришь, что я тебя люблю? Я? Тебя? Да я скорее сделаю Лайзе ребёнка и предложение руки вместе с сердцем, чем влюблюсь в тебя. Не скрою, скрашивать время общением с тобой было приятно, но о сильных чувствах даже заикаться не доводилось. Вспомни, кто сказал впервые о моей вроде как неразделённой любви?

– Гаррет, – процедил Глен сквозь зубы.

– Вот именно, – Роуз потянулся, слегка ослабляя ленту. – Напомнить, что тому предшествовало? Сначала он подкинул мне пасквильную открытку с сообщением о прекрасных цветах-тёзках и моём уродстве, я обратил это послание против него. Знаешь, что было потом?

– Нет.

– Потом состоялась спонтанная частная вечеринка с вином и признаниями одной пьяной девы о планах родителей на будущее. Её самой и юноши из семьи то ли друзей, то ли приятелей, то ли вовсе деловых партнёров. Тонкости позабылись, прошу прощения. Гаррета никто не звал, но он пришёл и остался. Выслушал деву. Внимательно выслушал. Оказался в одной, не очень приятной ситуации, получил от меня немного поддержки и решил отблагодарить на следующий день, распустив такие слухи. Наверное, так напился, что не различал наши с Лайзой голоса. В тебя влюблена несостоявшаяся супруга. Мне ты безразличен, а за кое-какие поступки – противен. Извини.

Роуз наклонился к Глену так близко, что кончики волос прошлись по коже в мимолётном прикосновении, чмокнул в губы, не позволяя укусить, и тут же отстранился.

– Надеюсь, ты за это время не успел действительно в меня влюбиться.

– А если успел?

– Твои проблемы, – равнодушно произнёс Роуз. – Отдыхай, а я, пожалуй, нанесу пару важных визитов. Пойду к твоим товарищам по команде, похвастаю достижениями.

– Слушай, Астерфильд…

– Чего тебе?

– Отпусти меня.

– И что?

– Отделаешься лёгким испугом.

– В противном случае?

– Пожалеешь о своих проделках. Я найду способ испортить тебе жизнь. Обещаю.

– Ещё раз наркоту мне в вещички подкинь, – ядовито выдал Розарио. – И стукни администрации школы о том, что есть у них один дилер в школе. Срочно надо вывести подонка на чистую воду. Думай, в общем. Тебе не привыкать такое сочинять. Вы с Гарретом, что два ботинка. Идеально друг друга дополняете.

– О чём…

– Не помнишь, да? Хреновая у тебя память, дорогой и нелюбимый.

– Роуз!

Телефон Глена бесшумно упал на кровать, потерявшись в складках сбившегося одеяла.

– Спасение утопающих – дело рук самих утопающих. Давай, Глен. Найдёшь способ выбраться, проведёшь ночь в своей постельке, спокойно, мирно и радостно. Может, парочка кошмаров с моим участием привидится, но это побочный эффект. Не найдёшь – будешь спать здесь. С «браслетами» на руках, как преступник. Увидимся утром. И в заключение: небольшой совет на будущее. Не дёргай так сильно рукой, а то до крови её раздерёшь.

Роуз сжал зубами кончик ключа и вскоре втянул вещицу в рот целиком, не без удовольствия отмечая, что Глен смотрит на него дикими от изумления глазами. Объяснять свои мотивы, говоря, что, на самом деле, даже не думал глотать спасительный кусочек металла, он не стал.

Прихватив форменный пиджак и камеру, Роуз вышел в коридор. Плотно прикрыв дверь, прислонился к ней спиной и выплюнул ключик на ладонь. Спрятал в карман, извлекая оттуда флэшку и меняя её на другую, практически чистую, где единственное, что хранилось, так только парочка снимков природы и памятников архитектуры.

Глен, видимо, времени даром не терял, сумел избавиться от ленты, до телефона дотянулся и позвонил приятелю. Роуз не знал, что Глен Гаррету наплёл, не представлял ни в деталях, ни в общих чертах. Говоря откровенно, не хотел узнавать. Хороших слов там быть не могло, а гадостей он наслушался за несколько лет на пару жизней вперёд.

Роуз рассчитывал проскочить мимо Гаррета.

Уйти незамеченным ему не светило, но не попытаться выйти из столкновения с минимальными потерями, при наличии шанса, было достаточно глупо. И Роузу практически удалось осуществить задуманное, однако Гаррет догнал, схватил за воротник пиджака, зацепив ткань вместе с волосами, не собранными в хвостик, а свободно распущенными по плечам, потянул – характеристика «рванул» подходила намного сильнее – на себя.

– Попался, папарацци недоделанный, – прошипел угрожающе.

Три слова, послужившие началом разговора с непредсказуемым финалом.

Частично непредсказуемым.

Роуз давно смирился с мыслью, что их с Гарретом попытки поговорить ни к чему хорошему не приведут, сегодня получил очередное подтверждение.

Не удивился.

Осознавал, что утром школа получит очередную сенсацию, попутно наблюдая появление одноклассников, способных послужить отражением друг друга. Практически симметричные раны, неидентичные, но оставшиеся у обоих гематомы… У одного синие пятна, чётко проступающие на запястьях, у другого – на горле, там, где сжималась ладонь, желавшая удушить.

Гаррет не упустит случая и в обязательном порядке придумает очередную охерительную историю.

Роуз вот не представлял, какими подробностями реально облагородить рассказ, чтобы он не походил на бред сумасшедшего, но у него вообще, по жизни, с фантазией было не очень. А Гаррет мало того, что фантазировал отменно, так ещё и даром убеждения обладал.

Нелюбимые и недорогие одноклассники – за редким исключением – верили, как миленькие.

Чёртовы фанатики, не умеющие думать своей головой.

Подавись…

Ключ, выхваченный из кармана, полетел Марвелу в лицо.

Гаррет не стал ловить, увернулся. Кусочек металла приземлился на пол с лёгким стуком, но поднимать его и бежать на помощь к нуждающемуся в ней однокласснику, никто не торопился.

Роуз тыльной стороной ладони стирал кровавую дорожку, стекающую по подбородку, попутно удивляясь, как при таком раскладе у него все зубы остались на месте. Ударил Гаррет, вложив душу, с любовью к искусству.

Своих бы друзей из баскетбольного клуба так бил, когда они Роуза грязью поливали.

Но нет. Разумеется, нет. Многого хотите, мистер Астерфильд-младший.

Есть люди ценные, есть те, о ком отзываются крайне нелицеприятно, наподобие «пучок за пятачок».

Роуза Гаррет явно ко вторым причислял, не скрывая истинного отношения.

Тем удивительнее было осознавать реальность дальнейших событий, приходя к выводу, что они имели место и не являются результатом деятельности разгулявшегося в полную силу воображения.

Перехваченные запястья.

Боль. Слабее, чем в первый раз, но она ощутима.

Снова боль.

Прикушенная губа.

Привкус крови на языке.

Прикосновение, которое никак иначе, кроме как поцелуем не назвать.

Вытаращенные от изумления глаза.

И снова удар. Теперь уже не полученный, а отданный.

Настаивать Гаррет не стал, сделал несколько шагов назад, прижал запястье к губе, усмехнулся, перехватывая ненавидящий взгляд.

– Истеричка, – произнёс насмешливо.

– Урод моральный, – не остался в долгу Роуз. – С чего вообще такие порывы? Пообщался с дружком, а тот в красках расписал, что и как? Вы во многом похожи. Не удивлюсь, если некто рассказал, как самозабвенно меня драл часа три кряду, а я хныкал и умолял продолжить. Хочешь проверить, хватит ли меня ещё и на тебя? Не хватит. Не старайся.

Стоя напротив Гаррета, сложно было не думать о периоде дружбы.

Милые воспоминания.

Несколько лет, проведённых в составе тройственного союза, когда казалось, что эта дружба продлится ещё не одно десятилетие, и школьные друзья таковыми навсегда останутся, не потерявшись окончательно. Какие бы перемены не происходили в их жизни, они обязательно продолжат общаться. Поддержат в трудную минуту, порадуются в моменты счастья.

Какая наивность, право слово.

На поставленный вопрос Гаррет не ответил, посчитав безмолвие оптимальным вариантом. Простояв друг напротив друга в молчании, они разошлись в разные стороны. Первым зрительный контакт разорвал Гаррет. Подошёл к ключику, остававшемуся невостребованным, наклонился, поднимая необходимую вещь, и направился в сторону лестниц.

Подняться на два этажа, освободить пленника и совместными усилиями перемыть кости тому, кто посмел так поступить с обоими. Возможно, примерить на себя образ мстителей и разгромить ему комнату, что-нибудь сломав, разорвав и перевернув вверх дном.

Роуз чувствовал себя опустошённым, на волнения сил не осталось.

Он спустился вниз, прикидывая, в каком направлении податься на ночь глядя, и не придумал ничего лучше варианта с лестницей. Туда никто не заглядывал. Там можно всё переосмыслить и попытаться понять, чем в своих поступках руководствовался Гаррет.

Последнее представлялось практически невыполнимой задачей.

Роуз запрокинул голову, прижимаясь затылком к стене, ощущая лопатками её гладкость и прохладу.

В общежитии стояла гробовая тишина. Сонное царство – идеальная характеристика.

Поднявшись на ноги, Роуз отряхнул пиджак, перекинул его через плечо и выбрался из укрытия. Посмотрел вверх, словно ожидал, что где-то там, на одном из лестничных пролётов его ожидают одноклассники, мечтающие о вендетте. Один вынашивает план мести за обман, а второй – просто за компанию, как он всегда и делает.

Приспособленец. Только и умеет, что подстраиваться под других людей. Выбирает не по велению души, а потому, что кто-то выбрал до него. Он позавидовал и начал наверстывать упущенное. Странно, что до сих пор не одарил своим вниманием Сибиллу. Понятно, что она ему не очень-то и нравится. Но кто знает… Вдруг внезапно снизойдёт озарение, что парни ему не нужны, а Сибилла способна подарить счастье?

Лестница пустовала, и Роуз, отбросив последние сомнения, поднялся на нужный этаж. На несколько секунд замер у нужной двери, прикидывая, какой показатель по шкале невоспитанности продемонстрирует сегодняшний поступок, махнул рукой и всё-таки постучал. Вряд ли обитатели комнаты видели уже десятый сон. В противном случае, Роуз мог извиниться. Способности говорить события сегодняшнего вечера его не лишили.

Дверь распахнулась. Верхний свет в комнате не горел, но ни Кэндис, ни Трейси спать пока не собирались. Один, судя по всему, снова копался в ноутбуке, второй читал книгу при свете ночника.

– Привет, – произнёс Роуз, разводя руками. – Как и обещал, приполз к этим дверям, надеясь на помощь. Всё прошло относительно удачно, и, как видишь, в лазарет пострадавшего тащить не нужно. Лучше позволь переночевать у тебя. Спать могу на полу, проблем не создаю и вообще чудесный сосед, хотя многие с трудом в это верят. Многого мне не нужно, разве что одна маленькая подушка придётся очень кстати. Ах да. Я бы хотел попросить об одном одолжении. Не спрашивай ни о чём. Заранее спасибо.

– И всё-таки один вопрос я задам. Не могу удержаться, – произнёс Кэндис.

– Один?

– Всего лишь.

– Ладно. Задавай.

– Это откуда?

Кэндис не стал уточнять, что именно. И пальцем не показывал. Роуз всё понял без лишних слов. Запустил ладонь в волосы, взлохматив их, и тяжело вздохнул.

– Не поверишь.

– Собака покусала?

– Нет. Крыса.

Кэндис немало удивился, о чём недвусмысленно дала понять изумлённо вскинутая бровь. Роуз кивнул, подтверждая недавние слова.

– Ага, всё правильно. Сам в шоке, – произнёс и тут же поспешил вернуться к стартовой теме разговора. – Пустишь?

– Проходи.

*