Текст книги "Будни «Чёрной орхидеи» (СИ)"
Автор книги: Dita von Lanz
сообщить о нарушении
Текущая страница: 63 (всего у книги 73 страниц)
– Угощение.
Продолжать диалог Кэндис не стал, сделав ставку не на слова, а на действия. Наконец выполнил давнюю просьбу. Наклонился, прижимаясь губами к приоткрытому рту и ловя себя на мысли, что мечтает лишь об одном. О том, чтобы эта ночь никогда не заканчивалась.
========== Глава 4. Тот, кто ставит спектакль, подавая к ужину холодное блюдо. ==========
– Таков мой план. Точнее, новая его вариация, – произнесла Сибилла, непрерывно помешивая кофе в стаканчике.
Сделала пробный глоток, поморщилась. Остыть кофе не успел, а потому, оказавшись во рту, лишь чудом не обжёг нёбо и язык.
– И он снова хромает на обе ноги. Какая это была идея по счёту? – лениво поинтересовался Роуз, закидывая руки за голову и гоняя зубочистку из одного уголка рта в другой.
– Пятая, если не ошибаюсь. Если мои предложения кажутся нелепыми, почему бы не выдвинуть на рассмотрение свой вариант? Вот он обязательно будет гениальным, – прозвучало с редкостным сарказмом, но Роуз не обратил внимания.
А что гораздо вероятнее, просто не придал значения.
Сибилла опустила палец в напиток, поняла, что он уже не столь невыносимо горячий, и поднесла стаканчик ко рту.
– Но мести хочешь ты, а не я.
– Не мести, – поправила Сибилла. – Мне импонирует формулировка о маленьком розыгрыше и безобидной шутке.
– Очень безобидной, – усмехнулся Роуз. – Милее и забавнее не бывает.
– Ты всегда только критикуешь, но никогда не говоришь, что именно не нравится. Увы, экстрасенсорными способностями я не обладаю, потому не знаю, куда вносить поправки, а что оставлять неизменным.
– В первую очередь, меня напрягает твоё желание расширить актёрский состав, – со вздохом произнёс Роуз, проведя носком ботинка по паркету. – Изначально было решено поиздеваться над Гленом. Я поступился принципами и не рассказал ему о готовящемся представлении, хотя, стоит признать, из мужской солидарности мне следовало это сделать. Потом ты решила, что мы можем одним выстрелом прикончить двух зайцев, и вписала в сценарий Гаррета. Я не стал протестовать, поскольку хочу ему отомстить, желательно одновременно с Гленом. Сама идея мне по-прежнему импонирует, но…
– Но? – поторопила Сибилла, внимательно наблюдая за происходящим в коридоре.
Они с Роузом прятались в нише, надеясь, что свидетелей у совместной вылазки не было, потому всё осталось в тайне. Для успешного проведения операции требовалось максимально запутать противника и старательно избегать пристального внимания, чтобы лишний раз не вызывать подозрения у окружающих.
– Я обеими руками голосую за шутку, но втягивать в это Кэндиса не стану.
– Почему? Мне казалось, что вы дружите, а…
Роуз приложил палец к губам Сибиллы, заставляя замолчать и прерывая заготовленную речь в самом начале.
– Именно поэтому, милая. По сути, ты просишь невозможного.
– Ему сложно написать пару строк?
– Да.
– Ты даже не спрашивал.
– Мне не нужно этого делать, ответ я и так знаю. Он откажет.
– Можно обманным путём действовать. Попросить у него тетрадь, записку какую-нибудь найти с образцом почерка, а потом скопировать. Было бы желание.
– А это ещё более нелепая идея.
– Неужели?
– Фактически, ты предлагаешь мне провернуть трюк с предательством. Подставить человека, не имеющего представления о том, что вокруг творится. Спасибо за предложение, конечно. Но после всего того, что Кэндис для меня сделал, я буду последней сукой, если его сюда втяну. Тварью. Ничем не лучше Гаррета. Ты сама знаешь, как он относится к Марвелу. Он скорее себе руку отпилит, чем напишет какую-нибудь розово-сопливую херню с сердечками.
– Это могу написать я. Его почерком.
– Не делай вид, что ты тупее, чем есть на самом деле. Всё, что касается Кэндиса, сразу – нет.
Сибилла фыркнула недовольно. Допила кофе и смяла стаканчик.
– Тогда я не знаю, каким способом заманить туда Гаррета.
– Никаким. Признай, что идея провалилась, и мы вернулись к первому варианту. На повестке дня попытки подмочить репутацию Глена. С Гарретом я разберусь самостоятельно, тем более что твоё предложение с самого начала было обречено на провал, не имея минимального шанса на успех. Или ты считаешь, что эти двое – слепоглухонемые идиоты? Не различат тембра голоса? Не додумаются включить свет? Не увидят, что перед ними совсем не тот, кто нужен? Если допустить мысль о том, что Кэндис согласится нам подыграть и пустит в свою комнату… Куда ты предлагаешь отправить ночевать Трейси? Кэндис переночует у меня, а Хейворт? На улице? Опять же момент. Гаррет поведётся на записку, подписанную именем Брайта. А Глен? С какой радости Кэндис будет предлагать ему комнату? Он, что, сутенёр, сдающий номера и шлюх всем желающим? Заметь, я только по верхушкам пробежался, не разбирая предложение по косточкам. Во время проведения глубокого анализа количество претензий возрастёт в несколько раз.
– Всё, я поняла твою точку зрения. Успокойся. И если мне не изменяет память, ты первым высказал идею об одной комнате.
– Спокоен, как удав, – хмыкнул Роуз, принимаясь разглядывать ногти, попутно теребя пуговицу на манжете. – Не отрицаю. Высказал. Теоретически это возможно, практически – нет. Да, мне хотелось столкнуть этих, с позволения сказать, друзей в одном пространстве. Но вся проблема в том, что им надо быть либо жутко пьяными, либо обдолбанными, чтобы не разобрать, кто находится рядом. Перепутать меня с Гарретом довольно сложно. Кэндиса с Гленом – тоже. Допустим, каким-то чудом ты сумеешь их привести в объятия друг друга. Допустим, тебе дико повезёт, школа останется обесточенной, и включить свет они не смогут. Но тут на помощь приходит такая штука, как тактильные ощущения. Стоит раз провести ладонью по волосам в темноте, и вся твоя легенда разрушится в мгновение ока. Максимум, что они сделают – это засосут друг друга на пару секунд, потом поймут ошибку и моментально разбегутся по разным углам. Переспать они могут разве что в параллельной реальности.
– Принимая во внимание новые познания о Глене, я не была бы столь категорична, – протянула Сибилла. – Но спорить не стану.
– Вот и правильно. Прислушайся к совету мудрого человека.
– Вновь всё возвращается на круги своя. Если мы не сталкиваем их лбами… Что мы делаем тогда? Пристёгиваем Глена к кровати, завязываем ему глаза, находим самого страшного педика на свете и приглашаем его в комнату с сюрпризом? Снимаем это на видео, делаем распечатки наиболее классных моментов и развешиваем по школе?
– Знаешь, где вести поиски?
– Пока нет, но не теряю надежды. Судя по тому, сколько мы не можем реализовать задуманное, ещё одна проволочка большой роли не сыграет. Ближе к выпускному вечеру всё сделаем. А то и после, когда вопрос с показной мужественностью Глена уже перестанет всех волновать!
Голос без труда выдавал истинные чувства Сибиллы. Она находилась не в лучшем расположении духа, потому жаждала испортить настроение другому человеку.
Роуз наблюдал за ней со снисхождением. Он находил подобное поведение нелепым, а спешку считал не столько помощницей, сколько злейшим врагом. Желание поскорее провернуть задуманное, проигнорировав все подводные течения и не уделив внимания тонкостям, можно было добиться только одного результата – выставить дураками себя, а не потенциальную жертву розыгрыша.
– Подсунь ему Лайзу. Эффект получишь примерно тот же, – заметил так, словно начал терять интерес к разговору, продолжая общаться только из вежливости.
– Не то, – отмахнулась Сибилла. – Мне нужны фотографии именно в постели с мужчиной. Или в мужской постели.
– Как это понимать? У нас целое общежитие мужских постелей. Попробуй доказать, что он не у себя в комнате.
– Теперь ты не тупи, Роуз. Разумеется, Глен должен быть обнажён. Хотя бы частично.
– А, может, он спит голым? Если соседа по комнате такое положение вещей устраивает, то всё нормально. Они могут существовать на одной территории, не испытывая дискомфорта от предложенного расклада.
– Главное условие в том, что место должно отличаться от остальных спален и быть узнаваемым. Вроде… – Сибилла пощёлкала пальцами, будто просила помощи в поиске подходящих сравнений. – Вроде твоей комнаты.
Произнеся это, замолчала. Ждала вердикта относительно своего гениального плана.
Роузу не понравилось.
Не потому, что он ничего подобного не ожидал и искренне верил, будто выступает исключительно в качестве ассистента борца за добро, справедливость и торжество обиженных девушек над изменниками.
А потому, что как раз подобного варианта, предложенного Сибиллой, он ждал. Такое развитие событий было логичным и само собой напрашивалось, а по итогу выходило, что использовать Роуза мечтали и Сибилла, и Глен. Один для экспериментов со своей сексуальностью, а вторая ради мести.
Развенчание мифа, уничтожение культа личности. Пусть баскетболисты узнают немного больше о своём товарище и припомнят многочисленные заявления о его гетеросексуальности.
– Зачем?
– Чтобы сразу бросалось в глаза и становилось понятно, где находилась модель. Как ни крути, а твоя обитель – идеальный вариант. Во всей академии ты не найдёшь более запоминающегося интерьера. Флакончики духов, куклы и чёрные занавески. Если сделать несколько фотографий в твоей постели…
– Значит ли это, что не далее как минуту назад меня официально признали самым страшным педиком на свете, а потому дали добро на совращение мистера Томпсона?
– Нет, Роуз, – Сибилла закатила глаза. – Дело не во внешности. Про самого страшного просто к слову пришлось, и к тебе это никакого отношения не имеет. Мне бы, несомненно, хотелось посмотреть в глаза Глена, когда он поймёт, с кем именно переспал. Но, увы, я не знаю, где водятся экземпляры, способные спровоцировать реальное отвращение. Относительно соблазнения, думаю, всё закономерно. Лучше тебя никто с поставленной задачей не справится. Во-первых, Глен клеится именно к тебе. Во-вторых, ты не урод, что бы там не говорил Марвел и его подхихикающие павианы. Чтобы по-настоящему ужасно выглядеть, нужно основательно себя запустить, а ты ухожен чуть более чем полностью. От корней волос до кончиков наманикюренных ногтей. Ну и бонусом, задница у тебя действительно шикарная.
– Женщина, уймись.
– Но ведь это правда, – Сибилла пожала плечами.
– Ты серьёзно? – Роуз не удержался и вскинул бровь.
– Вполне. Хотя, зависит от того, что именно ты желаешь уточнить. Если последний пункт, то, да. Я подтверждаю.
– Нет, я не об этом. Меня больше заботит другое. Получается, ты предлагаешь переспать с твоим дружком? Ты нормальная вообще?
– Мы с ним расстались, если помнишь. Реанимировать отношения я не собираюсь, так что речь сейчас не о моём дружке, а о постороннем мужике, которого я некогда считала близким человеком. Потому у меня есть все основания считать себя нормальной. Что касается первого вопроса, то тут есть простор для манёвров. Зачем впадать в крайности и ограничивать себя одним вариантом? – удивилась Сибилла. – Спать – не обязательное условие. Всё добровольно и по желанию. Ты можешь это сделать, если захочешь, а можешь только изобразить дикую страсть и вожделение. Тебе ведь надо как-то ввести Глена в заблуждение. А что может быть лучше страстных порывов? Когда человек, оказавшись с кем-то в постели, видит, понимает, что его реально хотят, он тоже неслабо заводится. Вот и покажи ему это. Ничем не обуздать проснувшиеся внутри чувства. Стоило лишь сорвать с него одежду, и ты потерял голову…
– Ага, конечно. Дашь мастер-класс, как это делается?
– Ты об одежде или о потерях?
– Второе.
– Проще не бывает. Берёшь и представляешь на месте Глена человека, которого действительно хочешь. Какой-нибудь прекрасный незнакомец или красивый актёр, певец… Медийная персона, если в двух словах.
Роуз криво усмехнулся. Ради интереса последовал совету Сибиллы. Представил возможную сцену с участием Гаррета.
Страсть там имела место, но выливалась больше не в милоту от которой розовые сопли растекаются, а в животный секс с яростными, лишёнными нежности движениями, отчаянным ритмом, тихим ядовитым шипением и расцарапанной до крови спиной, когда, проводя ногтями по коже, не столько подбадриваешь или подбавляешь остроты ощущениям, сколько действительно жаждешь причинить боль.
Пусть тебе будет больно, сука. Пусть тебе будет очень-очень больно.
Нет, он понимал, что, случись у Гаррета помутнение, всё именно так бы и произошло. Никаких поцелуев, никаких милых слов – только грязные словечки, сбитое дыхание и кровь на лопатках.
Жестокость в каждом прикосновении, боль, ярость, почти ненависть, выросшая на месте прежней дружбы.
Но им это не светило. Путь в одну постель был для них закрыт, поскольку чаще всего их страсть-ненависть имела шансы перерасти в драку, а не что-либо иное.
Аперитив: коктейль «Отравленная душа». Основное блюдо: «Предательство под экзотическим соусом». Акция! Два по цене одного. Спешите попробовать. Отменная гадость, не правда ли?
Фламбировку заказывали? Получите и распишитесь. Вот она полыхает яркими искрами, взмывая вверх от каждого неосторожно сказанного слова или жеста.
Пожалуй, именно так охарактеризовал бы свои отношения с Гарретом Роуз. Примерить его образ на Глена не получалось. Глен, несомненно, тоже не последнюю роль сыграл в злоключениях Розарио, но он никогда не был ему другом. Его предательство задело. Немного.
А слова Гаррета продрали до самых костей, заставили истечь кровью и чувствовать себя ничтожеством. Наивным, доверчивым ничтожеством, ставшим ковриком для вытирания ног.
Роуз до сих пор не мог позабыть собственный жалобный тон, озвучивающий просьбу о помощи.
Слова Гаррета, содержащие обвинения в поступке, которого Роуз не совершал, отлетали от стен и били прямо в беззащитный висок.
Когда в сумке с конфетами обнаружился «подарок», Роуз окончательно убедился в том, что друга у него нет. Точнее, есть, но только один, а не двое, как казалось прежде. Роуз понял, кто подкинул ему эти вещи, и всерьёз думал, что не простит никогда.
– Что с тобой? – спросила Сибилла, посмотрев с подозрением.
– Ничего. Я следую твоему совету, – бросил Роуз.
– Неужели?
– Есть повод сомневаться?
– Насколько помню, я предложила представить кого-то по-настоящему привлекательного и желанного, а на лице отразилось выражение, достойное внесения в энциклопедию величайших маньяков всех времён и народов. Как будто ты его не в своей кровати видишь, а на разделочном столе.
– Ты не слишком-то далека от истины, – прошептал Роуз в сторону.
– Что?
– Ничего.
Улыбнувшись очаровательно, он поспешил сгладить произведённое впечатление, хотя догадывался, что лишь усилил подозрения. И нисколько не удивился бы, реши Сибилла сменить напарника, заручившись поддержкой человека, чья мимика не настолько ужасна, а предпочтения менее специфичны. Но выбора у неё, говоря откровенно, не было. Приходилось мириться с тем, что находилось под рукой, попутно пытаться вылепить из Роуза того, кем он никогда не был. А именно – живое воплощение соблазна.
Трижды ха-ха-ха.
Роуз думал, что если Сибилле это удастся, он поаплодирует в числе первых.
*
Потратив несколько дней на пререкания, они приняли окончательное решение, пришли к компромиссу и поставили на определённый план действий печать «утверждено».
По сути, действительно вернулись к первоначальному раскладу, придуманному Роузом. От идей Сибиллы там камня на камне не осталось, и Роуз не очень понимал, почему Сибилла по-прежнему носит статус его напарницы. План действий разрабатывал он, реализация тоже выпала на его долю.
Сибилла сделала немного.
Она лишь озвучила мысль о возможности проведения операции, подтолкнула Роуза к решительным действиям. В тот момент, когда Сибилла открыла рот и начала говорить, Розарио понял, что обязан это сделать, не ограничиваясь лишь пространными размышлениями. Независимо от того, какие последствия повлечёт за собой эта театральная постановка и какие изменения претерпит отношение к нему Глена. В конце концов, бояться ему было нечего. И терять тоже.
Он ничем не рисковал.
За время игры во влюблённость он так и не проникся тёплыми чувствами к Глену, продолжая рассматривать его исключительно в качестве одного из способов прокачки самооценки.
Месть, спустя несколько лет после подставы, организованной одноклассниками, была несвоевременной. Неизвестно, какие чувства одолевали Гаррета, но Глен, наверное, за давностью лет думать об этом забыл.
Тем неожиданнее, должно быть, станет для него осознание, что помнят другие, попавшие по его милости под удар и стойко перенесшие эту неприятность.
Роуз иногда приходил к выводу, что месть не подарит ему удовлетворения. Подумывал отказать Сибилле, честно поговорить с Гленом и со спокойной душой разойтись по разным углам, чтобы лишний раз не трепать друг другу нервы.
Проходило немного времени, и он вспоминал момент унижения.
Злость тут же накатывала с новой силой, и Роуз понимал, что его месть обязана свершиться – столь мерзкая и подлая, как поступок одноклассников.
Как там говорят? Кровь за кровь?
Он с удовольствием прольёт немного чужой. В переносном смысле.
Или основательно её испортит.
Сибилла, раздав краткие инструкции, на время ушла в тень, стараясь на глаза не попадаться и о собственном существовании не напоминать.
Договорились, что первую часть плана выполняет Роуз. Как только на руках у него появятся необходимые материалы, он передаст их Сибилле, и тут уже она сделает свой вклад.
Гаррет по-прежнему глаз с него не спускал, как будто догадывался о не самых благородных планах, напрямую касающихся жизни приятеля, а потому старательно искал подтверждение своим догадкам. Роуз старался действовать осторожно, не вызывая подозрения и не переигрывая в попытках изобразить страстную любовь, от которой кругом голова.
– Ожидание подстёгивает азарт, – произнесла Сибилла. – Но слишком долгое ожидание его же уничтожает. Система поощрения работает, как ни странно, потому хотя бы немного заинтересованности прояви. Не сиди с каменным лицом.
– Это моё обычное лицо, – хмуро заявил Роуз.
– Нет, – она отрицательно покачала головой. – Ничего подобного. Я знаю. Я видела, как ты можешь смотреть и улыбаться, если захочешь. Наблюдала несколько раз, как способен себя вести. Просто немного тренировок, и всё получится. В конце концов, я уже говорила, что спать с ним – не обязательно. Достаточно лишь уложить его в постель и немного поиграть, а, когда он расслабится, поверив в неземную страсть, сделать памятный снимок и скинуть фотографию мне.
– А потом быть спущенным с лестницы и угодить в лазарет с сотрясением мозга? – лениво поинтересовался Роуз, пропуская волосы Сибиллы сквозь пальцы.
– Надеюсь, до этого не дойдёт.
– В чём я сильно сомневаюсь.
– Оптимист.
– Какой есть.
– Все великие дела совершают люди, уверенные в собственных силах, а не желе, которое колышется то в одну сторону, то в другую.
– Это не великое дело. Это мелкая подлянка.
– Но он её заслужил?
– Да.
– Вот! Ты со мной согласен.
– Я придерживался этой точки зрения ещё до того, как ты обо всём узнала.
– У нас разный подход к ситуации, но выводы мы делаем одинаковые. Следовательно…
– Если ты будешь напоминать мне об этом каждый день, я откажусь, без зазрения совести отправив тебя на поиски того кандидата мечты, о котором мы вели разговоры в былое время.
– Ладно, молчу. Нема, словно рыба.
– Наконец-то.
Сибилла на эту колкость не отреагировала. Скандал на пустом месте затевать не стала, лишь потрепала Роуза по волосам и удалилась восвояси, оставив его самостоятельно разбираться с ворохом проблем и муками совести, просыпавшимися весьма несвоевременно и некстати.
Посоветоваться было не с кем, лезть с подобными вопросами к Кэндису – глупо. Тот искренне считал, что месть, совершённая исподтишка – последнее дело, и если что-то в поведении постороннего человека не устраивает, лучше обо всём заявить прямо, а не посредством реализации таких вот планов.
Но это Кэндис, а не он.
Какими бы близкими друзьями они не были, а мысли у них зачастую расходились, как и образ последних.
Они оба не претендовали на – куда им, право слово? – идеальность. Но несовершенства личности были отличными друг от друга и лежали в разных плоскостях.
Кэндис бы не одобрил. Соответственно, не стал бы давать советов. Только покачал бы головой и посоветовал подумать о последствиях, которые вряд ли будут обнадёживающими. Быть может, торжество справедливости – всего лишь иллюзия? Пара минут эйфории – это здорово. Но на смену ей придёт ещё большее разочарование, а количество попыток унизить, идущих со стороны обиженных, возрастёт в разы.
Хочешь разрушить себе жизнь? Действуй!
Конечно, Глену бы заговорщиков не сдал, поскольку к Томпсону относился не лучшим образом, но и одобрения от него дождаться было нереально.
Роуз прекрасно представлял эту речь в исполнении Кэндиса. Каждую его интонацию, каждый взгляд и жест, сопровождающий лекцию.
Промучившись немного, взвесив все аргументы «за» и «против», он решил покаяться. И плевать, что Кэндис не поймёт. Они многое друг с другом обсуждали. Точнее, Роуз обсуждал, Кэндис отличался скрытностью. Вообще закономерно. Они и общаться начали с подачи Роуза, ведомого немного корыстными побуждениями, а в итоге сблизились по максимуму.
Разве что сексуального влечения друг к другу так и не возникло – для этого они были слишком друзьями.
Воспользовавшись отсутствием Трейси, Роуз решил излить душу.
Стянув подушку с кровати Кэндиса, он устроился на полу и принялся излагать свои умозаключения, касавшиеся обеих частей некогда идеальной парочки.
Кэндис, нацепив на нос очки для работы за компьютером, копался в каком-то текстовом документе, лишь время от времени отвлекаясь и давая понять, что внимательно слушает.
Со стены на Роуза смотрела популярная актриса, надувала пухлые губы и, судя по взгляду, явно поступок не одобряла. В данный момент, она его порядочно раздражала, поскольку своим видом напоминала о Сибилле, а размышлять о личности напарницы хотелось меньше всего.
Стоило Роузу замолчать, и в комнате воцарилась тишина, густая и обволакивающая, ничем не нарушаемая. Стук клавиш прекратился, Кэндис откинулся на спинку кресла, запрокинул голову и прикрыл глаза.
– Ты так ничего и не скажешь? – обратился к однокласснику Роуз, приподнимаясь на локтях.
Пристально разглядывая Кэндиса, отмечал каждую мельчайшую деталь чужой внешности.
Роузу как-то довелось услышать о существовании странной теории, гласившей, что люди, имеющие сексуальный опыт, отличаются от тех, кто оного не имеет. Их жесты более уверенные, в поведении нет скованности. Они точно знают, как себя подать и гораздо чаще притягивают внимание окружающих людей.
Зажатость – не их стезя.
Сопоставляя себя и Кэндиса, Роуз ставил правдивость этой теории под сомнение, делая определённый вывод. Все лгут. Особенно социологи и психологи. Они обладают даром убеждения, а потому способны продвинуть в массы определённые идеи, но истины в их словах обычно находится мизерное количество – жалкие крохи.
У Кэндиса опыта не было, у самого Роуза – да.
Какой-никакой имелся. Чаще никакой. Немного, исключительно из любопытства, не всегда с удовольствием, но тем не менее.
В его жизни было несколько девушек и двое мужчин. Один сверстник, а один – немногим старше.
Роуз пробовал разные вариации, начиная от грязной клубной подсобки, где главным воспоминанием являются минуты, отведённые на попытки задрать чужую юбку и слегка приспустить свои брюки, попутно отыскав в карманах презервативы. А ещё врезается в память бьющий по мозгам саунд, частящий бит, доносящийся из основного зала. Заканчивая каким-то нереально романтичным сексом, когда вокруг свечки, лепестки и прочие прелести консерваторских наработок, проверенных годами и многочисленными парами.
Этим можно было бравировать.
Можно было молчать, храня знания при себе.
Можно.
Роуз не делал ни того, ни другого. Он вспоминал об этих случаях не потому, что считал свои не очень громкие похождения невероятным достижением.
Просто приходило на ум, когда он брался оценивать друга и то, как Кэндис подавал себя в обществе.
Кэндис делал это умело, без той зажатости и скованности, что активно приписывали всем невинным людям создатели сомнительной теории.
Прекрасные манеры, подчёркнутая сдержанность, начитанность, умение вести споры. Он был идеальным собеседником и великолепным образцом аристократического общества, несмотря на то, что атмосфера, царившая в доме, где Кэндис воспитывался, к такому не особо располагала.
Два дурных примера перед глазами.
Ни один из них не стал заразительным.
Неизвестно, осознавал ли Кэндис собственную привлекательность в чужих глазах, но Роуз примерно представлял, какое впечатление тот производит на новых знакомых. Какие эмоции провоцирует у тех, кто общается с ним продолжительное время.
Ему не нужно было прыгать из одной постели в другую, чтобы доказать что-то себе и окружающим. Самодостаточная личность, точно знающая, чего – и кого – хочет получить от жизни.
То, что он не обращал внимания на окружающих, не значило, что и они его не замечали. За примером далеко ходить не требовалось. Кэндис знал, но не реагировал. Чужие чувства ему не льстили, больше раздражали. Не потому, что он был самовлюблённым козлом, чьи дни проходят в бесконечном любовании собой прекрасным, а потому что личность восторженного поклонника оказалась сомнительной ценности.
И кто не поддержал бы решение Кэндиса, зная историю отношений?
На самом деле, Роуз мог размышлять на протяжении огромного отрезка времени – целую вечность. Не меньшее количество его посвятить сравнительному анализу, противопоставляя себя и Кэндиса. Пытаться найти в нём недостатки, попутно обнаружив парочку собственных достоинств. Но данное занятие весьма и весьма походило на пробуждение и старательное взращивание зависти, а её Розарио всеми силами старался избежать.
Молчание угнетало.
Роуз хотел услышать голос. Не важно, что именно скажет Кэндис в ответ на признание в совершении не лучшего из поступков. Только бы начал говорить.
Кэндис немного повернул голову, пристально посмотрев в сторону Роуза. В глазах без труда прочитывалась задумчивость.
Роуз вцепился в подушку, сжимая пальцы так, что они, кажется, побелели от напряжения, покраснев при этом на самых кончиках. Он ждал вердикта, склоняясь с большей вероятностью в сторону патетических заявлений об отсутствии благородства в подобных поступках.
Нет, Кэндис не читал ему нотаций, не призывал к порядку, не был до тошноты правильным, но он заслуженно считался именно что здравомыслящим. Человеку, обладающему этой характеристикой, план Роуза не имел шансов понравиться. Тут и гадать нечего, поскольку всё очевидно.
– Знаешь, что меня напрягает? – произнёс Кэндис, развернувшись резко и оказавшись лицом к лицу с Роузом.
– То, что я собираюсь подставить человека?
– Нет. Как раз данная не совсем новость меня не удивляет. На память, к счастью, жаловаться не приходится. Слова о мести, произнесённые несколько недель назад, я помню прекрасно. Месть бывает разная, ты придумал вот такую. Не скажу, что план представляется мне гениальным, но могло быть и хуже.
– Тогда что?
– Тот факт, что в итоге Сибилла окажется непричастной, и всех собак спустят на тебя. Она собирается распространить эти фотографии по школе, но…
– Что?
– Вообще-то меня напрягает не только это, но и вся затея в целом, потому как результаты её, несмотря на ваши предположения, способны оказаться непредсказуемыми. И ударить по твоей репутации не меньше, чем в случае с Гленом. Сибилла права. Твоя комната узнаваема, следовательно, личность фотографа тоже станет известна всем, у кого больше одной извилины. Раз. Два. Если уж ты решишь идти до конца, то выкладывать все эти фотографии нужно в кратчайшие сроки, сразу после съёмки, без промедления. Потому что сенсация, опоздавшая хотя бы на два часа – это уже не сенсация, а тухлая рыба, от которой тошнит. Он придумает объяснение, переведёт всё в шутку, убедив в правдивости своих слов ближайшее окружение, но обиду на тебя затаит. Три, что напрямую связано с пунктом два, а вообще-то из него и проистекает. Группа поддержки Глена. Есть гарантии, что баскетболисты в обязательном порядке от него отвернутся, а не решат отомстить тебе? Не думаю. Речь, кстати, не только о Глене, а обо всех. Им лично ты не сделал ничего, но обидел одного из них. Сибиллу они не тронут, независимо от того, каков её вклад в разработку плана. Ты – исполнитель, тебя же посчитают распространителем информации, тебе же придётся за это отвечать. Мочиться кровью пару недель – это очень занятная перспектива, не правда ли?
– Когда ты произносишь всё с таким лицом, я не знаю, как реагировать.
– Почему?
– Ты серьёзно или нет?
– Относительно крови и других физиологических жидкостей с её примесью?
– Да.
– Серьёзно. Ты знаешь, я не люблю вмешиваться в чужую жизнь и не раздаю советы, поскольку не считаю свой жизненный опыт достаточным. Просто хочу сказать: затевая мероприятия провокационного плана, нужно готовиться к серьёзным последствиям. Тебе повезёт, если легко отделаешься.
– Я думал об этом.
– И?
– Как видишь, не отказался от решения.
– Тогда делай, – усмехнулся Кэндис. – Хотя, могу предложить альтернативу. Не отдавай снимки Сибилле. Просто не отдавай и всё, потому что она обязательно их обнародует, и, тем самым, настроит против тебя большую часть учеников. Морального удовлетворения ты точно не получишь, а на себе прессинг можешь ощутить. Впрочем, сомневаюсь, что тебе нужно что-то объяснять. Скорее всего, ты сам неоднократно прогнал все варианты в мыслях.
Роуз криво усмехнулся, прижал подушку к груди и вновь уставился на плакат. Тяжело вздохнул.
– Ты прав. Конечно, я об этом думал. Только в моём варианте были не отбитые почки, а сотрясение мозга.
– Сходу и не скажешь, что лучше, – заметил Кэндис.
– После таких разговоров мне и месть уже не в радость.
– А ты знаешь примеры обратного явления? По-моему, мстят люди за собственное отчаяние, пережитое некогда, но не ради удовольствия. Она не способна подарить счастье, лишь уравновесит немного. То, что придумала Сибилла… Я не уверен, что ты, при случае, не останешься крайним. Жизнь непредсказуема, они могут помириться и разойтись ещё с десяток раз, но пусть делают это без вмешательства посторонних.
– Считаешь, они могут вновь сойтись?
– Не знаю. Я не общался плотно с ними обоими, потому не скажу, на что каждый из них способен, но варианта такого не исключаю. Когда собака провинится, её принято наказывать, а когда она осознает, в чём неправа, следует поощрение. Метод кнута и пряника. На людях он действует очень выборочно. Только на тех, кто привык быть ведомым, а о самостоятельности и самодостаточности имеет смутное представление. На собаках – неплохо. Она думает, что завела милого щенка, наверное. Но ты-то знаешь, что если пса разозлить…