Текст книги "Будни «Чёрной орхидеи» (СИ)"
Автор книги: Dita von Lanz
сообщить о нарушении
Текущая страница: 26 (всего у книги 73 страниц)
– Послушай…
– Да?
– Как тебя всё-таки зовут? – спросил Альберт, осознавая, насколько нелепо происходит их знакомство.
Он почти месяц бегает по пятам за своим собеседником, пытаясь узнать подробности его жизни, тот, наверное, занимается тем же ещё дольше, но спросить имя удалось только сейчас.
– Энтони.
– Спасибо, – выдохнул Альберт. – Так лучше. Теперь буду знать, к кому обращаюсь.
– Ты вполне мог спросить у Рейчел. Но я рад, что ты этого не сделал.
– Она бы не одобрила?
Альберт прищурился, вновь возвращаясь в мыслях к варианту с обманутой невестой, за спиной которой происходят самые разнообразные, не слишком обнадёживающие события, а она о них ни сном, ни духом.
– Слабо сказано. Она бы превратила мою жизнь в руины, – с долей иронии заметил Энтони. – Ей о моих похождениях лучше не знать, потому что в противном случае она лично отберёт у меня пропуск и строго-настрого запретит приближаться к зданию академии. Впрочем, Мартин и его отец тоже не станут смотреть сквозь пальцы. В их понимании, я совершаю непростительные действия. Мне и спрашивать не нужно, чтобы представить их реакцию. Я слишком хорошо знаю этих людей, успел выучить за годы общения.
– Мне было бы смешно рассказывать о таком, – заметил Альберт. – Ну, если бы я был старше, чем сейчас. В смысле, для школьников такие поцелуи украденные – вполне нормальное явление, романтично, в определённой мере, но для взрослых – довольно забавно. Целоваться в коридоре во время школьного праздника, а потом сбегать, не назвав своего имени, когда можно явиться в любое развлекательное заведение и в той же темноте за несколько минут снять любого понравившегося человека.
– Что поделать? Изменить положение вещей я не в состоянии, приходится мириться с тем, что есть. – Энтони развёл руками. – Тот, кто мне нравится, не ходит по клубам, а всё ещё учится в школе.
– Я? – усмехнулся Альберт.
– Да.
– А девушка не против такого разброса внимания?
– Какая?
– Твоя.
Энтони вскинул бровь, а потом не удержался и засмеялся.
Альберт почувствовал себя глупо, но постарался сделать вид, будто ошибка не выбила его из седла, и он по-прежнему на высоте. Может, ему просто нравится выдвигать нежизнеспособные предположения с серьёзным выражением лица.
– У меня нет девушки. Никогда не было. И вряд ли появится.
– А Ре… Мисс Кларк? Сестра?
– Да. Двоюродная. Мне казалось, мы с ней похожи, так что принять нас за влюблённых довольно сложно.
– Мало ли, какие причуды бывают у людей. Некоторые нарочно подбирают себе подружек или приятелей схожего типажа, что-то вроде попытки потешить нарциссизм. Найти, а потом водить под руку точную копию.
– Смею заверить, что сам таким никогда не страдал, – произнёс Энтони. – А вот… Впрочем, это не так уж интересно.
– Нет, говори, раз начал.
– Я бы предпочёл откровенные беседы в другом месте.
– Например?
– В более подходящем для этих целей, нежели школа, скажем так. Если, конечно, ты примешь моё предложение и согласишься совершить совместную вылазку в любое удобное для тебя время.
– Сейчас это практически нереально, – заметил Альберт. – Во время рождественских каникул моя семья имеет обыкновение выбираться за пределы Великобритании, и я еду с ними, потому меня здесь не будет. В любое другое время… у меня школа. Если только на каникулах между термами. Но не уверен, что до того времени предложение не потеряет актуальности.
– В любом случае, такой ответ лучше однозначного отказа. Кроме того, родители ведь не контролируют тебя в режиме нон-стоп?
– Есть идеи относительно моего побега? – поинтересовался Альберт, выразительно подвигав бровями и засмеявшись.
Фантазия разыгралась не на шутку, и он в подробностях представил эту попытку похищения. Рядом с их домом резко тормозит машина, его на глазах изумлённых родителей хватают за руку и увозят в неизвестном направлении. Пока старшее поколение Кейнов, отказавшись от мыслей об отдыхе, тратит время на поиски сына, он проводит время в обществе поклонника.
Перспектива показалась ему забавной.
– Не столь радикально, но мы можем попытаться компенсировать недостаток общения в реале общением сетевым. Их, конечно, нельзя поставить на одну ступень, тем не менее… Или обменяемся телефонами?
Стоило только вспомнить о технике, как она тут же ожила – на экране отразился значок нового сообщения. На ознакомление с ним потребовалось не более пяти секунд. Энтони и без того прекрасно понимал, кто именно может обратиться к нему в этот момент. Собрание педагогов уже закончилось, и Рейчел жаждала узнать, где носит её до тошноты пунктуального брата, впервые в жизни опоздавшего на место встречи.
– Так что, насчёт моего предложения? – спросил, обратившись к Альберту.
– Можно попробовать, – произнёс тот. – Правда, я с трудом представляю, что из этого получится.
– Что-нибудь, – невозмутимо ответил Энтони. – Но я бы предпочёл вполне определённый результат.
– Какой?
Энтони не ответил. Во всяком случае, на словах, сделав ставку на действия.
Отступать Альберту было некуда, потому единственный шаг, который он совершил, особо ничего не изменил, позволив лишь сильнее вжаться в спинку сидения.
Энтони такая реакция показалась довольно необычной, несвойственной Альберту. Органичнее смотрелась бы попытка если не огрызнуться, то хотя бы иронично проехаться по чужому поведению. Этого, однако, не случилось.
Альберт не возмутился и не стал выставлять вперёд руки, желая оттолкнуть чересчур инициативного собеседника. Он чуть запрокинул голову и усмехнулся.
– С того момента, на котором остановился тогда?
– В следующий раз, всенепременно, – заверил Энтони. – В этот – время ограничено, но и просто так уйти я не могу.
Альберт собирался сказать ещё что-то, но не успел.
Ладонь легла ему на затылок, потянула резинку, вновь позволяя волосам рассыпаться по плечам, а губы прижались к губам.
Альберт не сопротивлялся, не стискивал зубы, не клацал ими, желая почувствовать на языке привкус крови. Напротив, старательно поддерживал инициативу, предложенную Энтони, приоткрыл рот, приглашая к решительным действиям, ощутил прикосновение языка, лизнул в ответ.
Он не знал, как долго это длилось – по ощущениям, не менее пяти минут, а то и больше. Но для него они пролетели стремительно.
Стоило отстраниться, и он не сдержал разочарованного вздоха.
А когда Энтони провёл подушечкой большого пальца по его губам, не стал противиться желаниям и прикоснулся к ней кончиком языка.
– Позвони мне, – произнёс Энтони, вкладывая в карман форменного пиджака свою визитную карточку. – И я подарю тебе лучшее свидание в твоей жизни.
– Только свидание? – иронично поинтересовался Альберт.
– Зависит от того, как далеко ты сам захочешь зайти, – прошептал Энтони ему на ухо.
И Альберта вновь обдало уже знакомой жаркой волной, поднимающейся вдоль позвоночника. Невозможно, невыносимо, непередаваемо жаркой.
Опаляющей.
– Относительно лучшего – самонадеянно, но у меня нет причин отказываться, – заметил Альберт.
– Тебе понравится. Обещаю.
Альберт прищурился, но ничего не сказал. Перед глазами пронеслась стандартная романтика, которую он, признаться, не слишком любил. Он мог бы дать подсказку, намекнуть, что не считает лучшим свиданием распитие шампанского при лунном свете, но прикусил язык, понимая, что в этой компании, возможно, и такой расстановкой сил проникнется.
Зависит ведь от человека, а не от места, правда?
Энтони в последний раз провёл ладонью по волосам Альберта, после чего подхватил пальто и направился к выходу. Ему следовало придумать для Рейчел любую, более или менее жизнеспособную версию, способную объяснить столь длительное отсутствие, и причины, по которым он игнорировал сообщения.
Альберт провожал его взглядом и едва ли не бил себя по рукам, чтобы не залезть в карман прямо сейчас. Карточка обжигала через ткань, не позволяя сосредоточиться ни на чём другом. Все мысли крутились вокруг мистера Кларка, его громких заявлений и обещаний, которые звучали совершенно не пошло, но выбивали почву из-под ног.
Альберт точно знал, что обязательно позвонит.
В конце концов, ему тоже хотелось знать, что собой представляют лучшие свидания в жизни.
*
Рейчел любила праздники – саму их атмосферу, царившую в воздухе, начиная с первых чисел декабря. Радостное предвкушение и множество приятных ассоциаций родом из детства, сохранённых на протяжении двух десятков лет, по-прежнему не оставляли и не превращали торжество в нечто рутинное и не слишком интересное.
Кларки всегда считали Рождество истинно семейным праздником, а потому традиционно собирались все вместе, слетаясь в Лондон со всех концов света, независимо от того, куда их забросила жизнь и обстоятельства. В этом году они привычкам не изменяли, и Рейчел получила возможность встретиться со всеми родственниками, как более-менее близкими, так и дальними – седьмой водой на киселе. Несмотря на то, что общались они от случая к случаю, Рейчел рада была увидеться со всеми.
Особенно с Мишель, прилетевшей в Англию с родителями и супругом. Вообще-то они с Троем пока не узаконили отношения, неизменно заявляя, что им отлично живётся и без обручальных колец на пальцах, но это не мешало Мишель гордо называть Троя мужем.
Энтони, увидев бывшего одноклассника на расстоянии вытянутой руки, а не на экране ноутбука, обрадовался, несколько оживился и сразу же утащил его в гостиную.
Мишель, не растерявшая привычки постоянно улыбаться, засмеялась. Она, разумеется, понимала, что результатом станет спонтанно организованная встреча школьных друзей, потому, когда на пороге их дома появились ещё три бывших выпускника «Орхидеи», она нисколько не удивилась.
Спустя почти десятилетие с момента событий, положивших начало вражде с Терренсом, они, наконец, помирились и начали вполне нормально общаться. На самом деле, Мишель и раньше готова была зарыть топор войны, всё упиралось исключительно в отсутствие такого желания у второй стороны конфликта.
Со временем здравый смысл победил, и их странная вражда осталась в прошлом, растворившись и практически не оставив неприятного осадка в душе.
– Глядя на них, я в который раз убеждаюсь, что школьная дружба всё-таки существует, – заметила Мишель, бросив мимолётный взгляд в сторону гостиной. – Не так много и не так часто, как о ней любят кричать, тем не менее.
– Я теперь много чего могу рассказать о школьной дружбе, – усмехнулась Рейчел. – А со временем и вовсе превращусь в ходячую энциклопедию, которая знает о школе и взаимоотношениях внутри неё вообще всё.
– Расскажешь?
– Само собой. С кем я ещё могу поговорить так же откровенно, как с тобой?
– И то верно, – улыбнулась Мишель.
Они были дружны с самого детства, несмотря на то, что общались не так часто, как им хотелось бы.
Девочки-погодки – они ещё в первую встречу быстро нашли общий язык и стали лучшими подругами. Доверяли друг другу все секреты, вместе выбирали наряды на выпускной вечер каждой из сестёр, обсуждали школьные дела, первые влюблённости, первых мальчиков, с которыми встречались, мечты, планы на будущее, пили шампанское по скайпу, когда по очереди защитили дипломные работы и стали специалистами – всего и не упомнить.
Одним из наиболее примечательных событий в жизни Кларков стала новость о том, что отныне Рейчел будет преподавать в школе. И не в какой-нибудь, а в академии «Чёрная орхидея», куда мечтала попасть на протяжении долгих лет и отчаянно завидовала Энтони, свободно разгуливающему по тем коридорам.
Само здание академии производило на Рейчел впечатление, привлекая внимание своей величественностью и монументальностью. Она обожала там всё, без исключения. И саму школу, и её сад, и беседку, и гулкие коридоры, и просторные аудитории.
Все, кто знал Рейчел лично, в первую очередь отмечали определённое качество её личности. То самое, что называется целеустремлённостью. Поставив перед собой задачу, Рейчел продвигалась к исполнению мечты, не размениваясь по мелочам и не собираясь отступать, потерпев неудачу. Она точно знала, что рано или поздно обязательно добьётся того, что ей необходимо.
И ведь действительно добивалась.
«Орхидея» стала покорённой вершиной, и Рейчел внесла в послужной список ещё один пунктик.
Мишель мало видела на жизненном пути людей, которые бы так радовались перспективе оказаться в окружении подростков и желали вложить в их головы знания об английской литературе. Большинство считало этот труд тяжёлой повинностью, а потому готово было нестись, куда глаза глядят, только бы избежать незавидной участи. Рейчел находила данную работу прекрасной и нисколько не сомневалась в правильности принятого решения. Она шла туда, куда хотела и занималась тем, что считала своим истинным призванием. Слушая, как восторженно она рассказывает о детях, с которыми ей довелось работать, сложно было усомниться в том, что Рейчел создана для этой работы, а работа создана для неё.
Они нашли друг друга, иначе не скажешь.
О своих учениках Рейчел действительно могла говорить часами. Большая часть рассказов приходилась на долю учеников средней школы. Рейчел считала мальчишек, с которыми работала, трогательными. Она сама так говорила. Помимо этого в их адрес сыпалось множество лестных эпитетов. Начиная от просто умных, заканчивая талантливыми и литературно одарёнными. Последнее не было преувеличением. Рейчел действительно умудрилась отыскать среди малышей, как она называла тех самых учеников средней школы, драгоценность, лишённую огранки, но уже достаточно сильно выделявшуюся на фоне остальных.
– Ему всего одиннадцать, но он всерьёз увлечён литературой. Не только как читатель. Он ещё и пишет. Если не бросит это дело, а продолжит развивать таланты, обязательно сумеет пробиться в более зрелом возрасте на литературный Олимп.
– Что именно сочиняет?
– Сказки. Я его на занятии поймала за их написанием. Сначала подумала, он пишет что-то вроде записки одноклассникам. Кто такое не проворачивал? Все были детьми и то же самое делали. Думала, что он попытается написанное спрятать, и ошиблась. Он отдал мне тетрадку, а после занятия подошёл и сказал: «Прочитайте, если хотите, мисс Кларк». Я прочитала.
– Вердикт, как понимаю, положительный.
– Да. Несомненно. Но, знаешь, они меня немного пугают.
– Почему?
– Они такие… взрослые, – посерьёзнев, произнесла Рейчел.
– Словосочетание «взрослые сказки» ставит меня в тупик, – с улыбкой произнесла Мишель, доливая в чашку ещё немного чая и тщательно перемешивая его ложечкой. – Звучит неоднозначно. Думаю, понимаешь, что я имею в виду.
Рейчел согласно кивнула. Понимала, само собой, однако речь она вела о другом.
– Они взрослые в ином смысле – мрачные и, в большинстве случаев, с несчастливым финалом. Если принять за аксиому представление, что творения являются отражением внутреннего мира автора, иллюстрацией его мироощущения… Признаться, я боюсь размышлять, какие жизненные ситуации могли оказать такое влияние на ребёнка, что он начал писать невыносимо мрачные произведения. Мне хотелось бы думать, что он просто написал то, что было продиктовано его фантазией, а не взято из жизни. Надеюсь, что так и есть.
– Ты разговаривала с ним об этом?
– Об этом – нет, а на отвлечённые темы – сколько угодно. Если бы не знала, что авторство его, ни за что не поверила бы в реальность этого. Он милый, улыбчивый мальчик, и…
– Тот, который подарил тебе открытку? – уточнила Мишель.
– Нет. Даритель учится во втором классе средней школы – Кай Эткинс. А этот – в первом. Но, кстати говоря, Кэндис как-то обронил в разговоре, что они соседи по комнате в общежитии. За время общения с ним я многое узнала о его одноклассниках и об учениках второго класса. Он не сплетник, вовсе нет. Просто… одинокий. Если бы мы не общались с ним после занятий, я бы никогда не подумала, что он может страдать именно от одиночества. В классе он – заводила и легко находит общий язык со сверстниками. Широко улыбается и громко смеётся. Именно эту улыбку все видят и слышат этот смех. Чтобы увидеть и услышать больше, нужно внимательно за ним наблюдать.
– Готова поспорить, что большая часть учителей, оказавшихся на твоём месте, этого бы не заметила.
– Они, наверное, и не замечают. Или считают, что это не их дело. Они приходят, чтобы давать знания, все остальные вопросы решают сами родители. Иногда – психологи, но не педагоги. А я привязываюсь к этим детям. Мы с ними пересекаемся на занятиях меньше полугода, но этого достаточно, чтобы полюбить их, как своих собственных. Маленькие личности, каждый со своим характером и индивидуальными особенностями. Я рада, что ошиблась, и опасения оказались напрасными, – произнесла Рейчел, подводя итог своему рассказу о юных учениках.
Мишель поставила пустую чашку на стол и посмотрела на кузину, чуть прищурив глаза.
Теперь, когда рассказ о детишках остался позади, у Рейчел больше не было тем-прикрытий. Она могла свободно переходит к иному сегменту своих постоянных слушателей. О них она предпочитала… молчать. То есть, однажды имела неосторожность заметить в разговоре, что обстоятельства сложились противоречивые, а дальше этого не пошла, продолжая держать рот на замке, несмотря на то, что Мишель всеми правдами и неправдами старалась её разговорить.
– Я боялась идти туда ещё и потому, что ученики – одни только мальчики. Мне не хватало уверенности, что я сумею с ними поладить. Общество накладывает определённый отпечаток – девчонок в младшем поколении семьи Кларк было гораздо больше. А мальчишек ровно один. Понимаю, каково было Энтони в таком окружении. Я со своими учениками чувствую себя точно так же, как он среди нас.
– Прекрасное окружение вообще-то. Что у него, что у тебя, – усмехнулась Мишель. – И главное сколько потенциальных кавале…
«…ров» договорить она уже не успела, потому что Рейчел закашлялась. Скорее всего, подавилась чаем, услышав подобное предположение из уст родственницы.
– Только этого мне и не хватало, – произнесла чуть позже, нахмурившись.
Посмотрела так, чтобы стало понятно сразу: подобные высказывания – не лучшая тема для шуток.
Мишель хмыкнула. Её поведение родственницы развеселило.
Рейчел сейчас было не до смеха. Пока Мишель отпускала замечания, не имеющие, как она думала, под собой основы, Рейчел хотелось провалиться сквозь землю. Потому что именно в данный момент она ясно осознала, что поделиться подробностями истории своей сомнительной удачи не сможет даже с сестрой. А уж рассказать о собственных переживаниях, тем более.
Слишком личное, чтобы откровенничать об этом.
Слишком неправильное, чтобы хоть кто-то сумел понять.
Слишком порочное, чтобы выставлять на всеобщее обозрение.
Слишком сладкое, чтобы отказаться от продолжения, поставив окончательную точку и разорвав отношения.
Несмотря на то, что для неё – нетипично вовсе.
Она действительно предпочитала мужчин постарше. Не намного, хотя бы на несколько лет, пять – оптимально, золотая середина, что называется.
Курт как-то сказал, что если бы она узнала, сколько ему лет в реальности, даже смотреть в его сторону не стала бы. И Рейчел не стала спорить до хрипоты, доказывая, что он, делая такие заявления, фатально ошибается. Она бы действительно не посмотрела. Это знали оба. Это была аксиома их жизни.
Встреча на территории академии помогла окончательно расставить все точки над «i», уничтожила чужую ложь, разметав её в мгновение ока и не оставив камня на камне. Узнав истинный возраст случайного любовника, Рейчел поставила для себя определённые рамки, выходить за пределы которых не планировала.
Она была уверена, что всё задуманное получится реализовать с блеском, никаких проволочек в процессе не возникнет.
В конечном итоге, у неё был определённый опыт в отношениях. Пусть не слишком обширный, не столь внушительный, но всё-таки был. Рейчел умела красиво расставаться и надеялась, что здесь всё получится точно так же, как и в других случаях, несмотря на то, что первая попытка разбежаться в разные стороны оказалась довольно неприглядной и даже нелепой.
Рейчел не планировала маленькую месть и не пыталась флиртовать в присутствии Курта с другими учениками, ей симпатизировавшими, несмотря на то, что они, несомненно, имелись.
Тот же Алан.
Желая позлить Курта или спровоцировать ревность, Рейчел могла уделить немного внимания заинтересованному в общении ученику, не переходя тонкую грань, после которой весь профессионализм полетел бы в пропасть. Ей не хотелось терять авторитет среди учеников, совершая такие поступки, к тому же, заводить интрижки в отместку было как-то противно и неэтично. С точки зрения руководства школы, неприемлемо вовсе. Рейчел была с ними солидарна, оттого периодически грызла себя, вспоминая о вечеринке, способствовавшей сближению с Куртом и ставшей началом их истории. Он тогда ещё не был её учеником, но всё равно, стоило лишь погрузиться в воспоминания и становилось не по себе.
Поговорив с Куртом по душам, Рейчел была уверена, что тем самым поставила окончательную точку в отношениях, и больше они к пройденному этапу не вернутся.
Она ошибалась.
Курт, кажется, воспринимал определённое событие их жизни иначе, вычёркивать его из памяти не собирался и всеми силами добивался внимания к своей персоне.
Рейчел старалась держаться, никак не реагируя.
Она не знала, чего именно он добивается, но подозревала, что успокоится случайная любовь только в тот момент, когда узнает, что у них снова сменился учитель, а «новенькая, мисс Кларк» написала заявление и ушла из данного учебного заведения по собственному желанию.
Не выдержала напряжённой работы и гнёта ответственности, возложенной на её плечи руководством школы, вот и решила подыскать школу рангом пониже, проще. Ту, что будет ей по зубам.
«Орхидея» таковой, увы, не является.
Рейчел ощущала напряжение, возникающее в классе, когда она переступала через порог. Она чувствовала пристальный взгляд, направленный в её сторону с заднего ряда, но на людях держалась до последнего.
Ни единой запинки, ни единой нотки дрожи в голосе, ни единого повода посмеяться над промахами зелёного новичка, только-только вступившего на путь преподавательской деятельности и не имеющего представление, как нужно разговаривать с учениками. Как вести себя, чтобы они видели в недавней выпускнице не просто наивную девушку с накрашенными ресницами, а авторитет.
Занятия с выпускниками были для неё чем-то вроде испытания на прочность, и она старалась со всем справляться. В присутствии посторонних делала это блестяще, а вот, оставаясь наедине с собой, признавала, что все её методы летят в пропасть. И виной тому – случайный любовник.
Одна ночь и столько проблем.
Рейчел сама попросила его не устраивать трагедии и не бойкотировать занятия в знак протеста, теперь жалела о выполнении просьбы. Понимала, что в противном случае чувствовала бы себя спокойнее. А так оказалась в тупике.
Она и рассказать никому не могла о том раздрае, что творился в душе.
«Меня выкинут из школы, как нашкодившую собачонку», – с тоской думала Рейчел.
В принципе, Курт не делал ничего особенного. Он не приставал к ней с непристойными предложениями, не отпускал во время лекций двусмысленные замечания, способные вогнать преподавателя в краску, а учеников – засмеяться всем вместе, посчитав высказывание необыкновенно ироничным. Не пытался зажать в тёмном углу под лестницей, да и вообще не откалывал ничего в этом роде.
Он просто был рядом, он ей улыбался, активно спорил на занятиях и, кажется, готовился лучше, чем все остальные ученики, только бы получить возможность завести очередную дискуссию относительно направлений литературы и творчества того или иного автора. А в папку с сочинением додумался вложить записку с признанием в любви.
Рейчел этот жест показался жестокой шуткой.
Пожалуй, слишком жестокой.
Нет, если бы другие ученики демонстрировали столь высокий уровень подготовки, как Курт, она бы только порадовалась, а здесь давала знать о себе подозрительность. Рейчел подсознательно чувствовала: всё делается только для того, чтобы привлечь её внимание, чтобы как-то зацепить и вывести на открытое столкновение, противостояние… На что-нибудь.
Она не могла сделать вид, что не видит Курта. Не могла его игнорировать.
Ей казалось, что об их случайной связи знают все его одноклассники и, покидая аудиторию, над этим посмеиваются.
Если не знают, то, определённо, догадываются.
Она сама подвергала себя психологическому гнёту, но избавиться от подозрительности не получалось. Каждое занятие превращалось в своеобразное соревнование. Сделать ход, дождаться ответа и попытаться отбить нападки.
Рейчел старалась не придавать большого значения тому, что творилось вокруг, но однажды всё-таки не смогла удержать эмоции под контролем. Виной тому стал разговор старшеклассников. Рейчел услышала его совершенно случайно, проходя по коридору. Собиралась сделать шаг, свернув за угол, но тут прозвучало упоминание её фамилии, и она замерла на месте, почувствовав себя ледяным изваянием.
Ученики обсуждали её и Курта. Точнее то, что между ними происходило. Ещё точнее, его отношение к ней.
Кто-то высказал предположение, что Даглер просто-напросто решил раскрасить серые будни своего пребывания в школе, вот и нашёл более-менее подходящее развлечение.
Его не назовёшь плейбоем, что тащит каждую встречную в койку, да и сами девушки вряд ли вешаются на него пачками – оставьте эти сказки для какого-нибудь молодёжного сериала. Но ему явно импонирует женское внимание, а новая учительница вполне симпатичная. Так почему бы не попрактиковаться на ней?
Интересно, когда ему это надоест? И добьётся ли он цели? А если всё получится, как он поступит в дальнейшем?
Спустя пару минут, Рейчел сумела упорядочить мысли, после чего прошла мимо сплетников с гордо поднятой головой. Она чувствовала взгляд, направленный в её сторону изумлёнными школьниками, но не обернулась.
Добравшись до учительской, положила на стол все учебные материалы, прихватила сумочку и отправилась в уборную. Более подходящего места для того, чтобы порыдать, отводя душу, в школе не было. Благо, что последнее занятие в тот день уже прошло, и перед Рейчел не стояла перспектива появиться в аудитории с припухшими веками, покрасневшим носом и размазанной по щекам тушью.
Проведя в осадном положении несколько месяцев, Рейчел поняла, что в жизни нужно что-то менять, после чего собралась с силами и пригласила Курта на встречу. Не на территории академии, само собой, а за её пределами. Пересечься им удалось несколько дней назад, в одной из кофеен. Рейчел нервничала, посматривала на часы и успела выпить несколько стаканов бодрящего напитка, прежде чем увидела Курта, направляющегося к зданию кафе. Рейчел сомневалась, что он вообще придёт. И снова ошиблась.
Он пришёл и не с пустыми руками. Тот букет, что был у него в руках, Рейчел посчитала очередной насмешкой.
– Хочешь, чтобы я покинула академию?
Долго оттягивать решающий момент Рейчел не стала, сразу же задав интересующий вопрос. Молчание, повисшее над их столиком, было поистине удивительным. Как будто именно там, где находился он, время по-настоящему замерло. Вокруг кипела жизнь, люди активно общались, оттуда, из этого живого мира, до Рейчел доносилась речь, звон ложечек о блюдце, смех…
А они с Куртом находились в звенящей тишине.
– Нет. С чего ты взяла? – спросил он, опускаясь на сиденье и продолжая держать букет в руках, словно опасался, что его отходят цветами по лицу, потому не торопился их презентовать.
– По-моему, очевидно. Разве нет? Ты ведь нарочно всё это делаешь, пытаешься меня спровоцировать лишний раз, чтобы потом по школе поползли слухи, и меня оттуда выставили с позором и пометкой в резюме о моральной нечистоплотности. Твои одноклассники вон ставки делают, когда тебе надоест играть, и я не сомневаюсь, что они знают больше меня, потому позволяют себе подобные высказывания. Послушай, Курт. Наверное, я сейчас упаду в твоих глазах и буду выглядеть жалкой, но не могу не попросить. Позволь мне спокойно работать. Ты всё равно выпускаешься в этом году, часто пересекаться не придётся. Осталось всего лишь несколько месяцев, и я…
– Рейчел.
Больше он ничего не сказал. Просто позвал её по имени, прерывая импровизированную речь, что звучала не слишком убедительно – ничего более проникновенного Рейчел на ум не приходило, а молчать она не могла. Равно как и вывалить на Курта все подробности своих переживаний. Нужно было говорить хоть что-то, вот Рейчел и говорила, стараясь не думать о грандиозном падении, в переносном, разумеется, смысле.
– Что?
– Я это делаю не специально. То есть, специально, но не для того, чтобы по школе распространялись слухи. Не для того, чтобы мои одноклассники обсуждали сложившуюся ситуацию. И уж точно не для того, чтобы тебя уволили. Я просто не знаю, как ещё привлечь твоё внимание. Не буду же я красть учебные пособия и план урока, а потом играть в детский сад, убегая и вопя, что отдам их только в обмен на поцелуй, ну или ещё что-нибудь в этом роде.
– Курт… – теперь Рейчел растерялась окончательно, поскольку ожидала иного ответа на свои обвинения. – Даже не знаю, что сказать.
Она растерянно улыбнулась, отставляя в сторону стаканчик с недопитым кофе. Горьковатый привкус прочно осел на языке, а она заметила это только теперь.
– Я не постарше, к сожалению, – произнёс он. – Наверное, потому такой дурак.
Чем дольше он говорил, тем сильнее Рейчел становилось не по себе. Не от того, что он был ей неприятен, и это признание, озвученное вслух, а не написанное на листке бумаги, вложенном в папку с эссе, провоцировало лишь отторжение, заставляя на ходу придумывать достойное объяснение для отказа. Признание просто загнало Рейчел в тупик, отрубив все пути к отступлению, которые она прежде оставляла себе.
Курт просил её о втором шансе, точнее, о попытке начать сначала, перечеркнув неприятный эпизод с побегом и молчанием, а она не знала, что ответить. Не потому, что не хотела, а именно по причине миллиона опасений, связанных с работой, общественным неодобрением такой связи, а то и порицанием, боязни, что у них ничего не получится, а неприятный осадок останется. И теперь уже действительно будет внушительным, а не так, как прежде.
Курт эти колебания видел, но с ответом не торопил. Он понимал, что ей нужно время.
– Дай номер своего телефона, – попросил. – Я позвоню позже.
Рейчел иронично ухмыльнулась, а потом и вовсе засмеялась. Курт понял, что стало причиной её смеха, и тоже смущённо улыбнулся, а потом опустил голову, позволяя длинной чёлке растрепаться и занавесить лицо.
– На этот раз действительно позвоню.
– Если так, то рискну, – произнесла Рейчел, доставая визитную карточку и протягивая её Курту. – Можешь задания по литературе спрашивать, если не найдём других тем для разговора.
