Текст книги "Будни «Чёрной орхидеи» (СИ)"
Автор книги: Dita von Lanz
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 73 страниц)
– Ты этот день навсегда запомнишь, – прошипела она. – Обещаю.
– Давай, детка, – хмыкнул он и направился к машине.
Последующие звонки, адресованные отцу Кейт, оставались в большинстве случаев без ответа. Когда же до Терренса соизволили снизойти, решение было озвучено отрицательное. Как он и думал. Бартоны отказались перепродавать Уилзи своё ценное приобретение. Говард что-то там лепетал – Терренс именно лепет и слышал, унизительный такой и мерзкий – о нецелесообразности, о том, что сгоряча пообещал, но теперь пересмотрел отношение к ситуации и понял, что заключение новой сделки станет ошибкой.
Дочь твоя – ошибка, думал Терренс, подсознательно чувствуя, что слов на ветер она не бросает, и если решила мстить, что-нибудь обязательно провернёт.
Вот она и отличилась, отправив по его душу несколько преследователей, рассчитывая хотя бы частично подсластить горькую пилюлю. Терренс на ментальном уровне ощущал это, просто потому, что отлично успел выучить Кейт. Её характер, жесты, отличительные особенности. Она любила причинять боль окружающим, упивалась чужими неудачами. Несколько раз Терренсу доводилось становиться свидетелем того, как Кейт смеялась над промахами общих знакомых, когда следовало бы проявить сострадание.
Терренс её сочувствия не заслуживал, а вот боли – сколько угодно, как душевной, так и физической.
Кейт жаждала подарить ему и первую, и вторую.
Потенциальных вершителей правосудия, стоявших под флагами Кейт, было всего двое, а Терренсу в тот вечер улыбнулась удача. Окажись их больше, всё могло закончиться плачевно.
Они с Энтони договорились встретиться в той самой кофейне, которую совсем недавно Терренс посещал в компании Рендалла.
Стоило только выйти из дома, как чувство опасности моментально взяло за руку, сжало крепко и переплело свои пальцы с пальцами Терренса. Это был иррациональный страх, от которого Терренс пытался избавиться, но нервозность только усиливалась. Он чувствовал присутствие посторонних. И то, что за ним наблюдают.
Правда, так и не сумел определить, откуда именно.
Садиться в машину не было смысла, кофейня располагалась в десяти-пятнадцати минутах ходьбы от дома. Десять минут быстрым шагом. Пятнадцать, если позволить себе никуда не торопиться. Машина только как способ покрасоваться. Однако сейчас Терренс предпочёл бы оказаться за рулём, чтобы не быть открытой книгой для наблюдателей, не представать перед ними, как на ладони.
Чем больше времени проходило, тем сильнее он убеждался в закономерности и обоснованности своих подозрений.
Первый раз его буквально выхватили из-под колёс автомобиля.
Он переходил дорогу, соблюдая все правила движения, но тут случилось непредвиденное. Машина появилась на дороге стремительно, и летела прямо на него, желая раскатать по асфальту. Терренс запомнил только то, что у неё были затемнённые стёкла, а потому рассмотреть человека, находившегося за рулём, не получилось.
В следующий момент Терренс почувствовал крепкую хватку на капюшоне толстовки и последовавшую за этим невесомость. Его резко потянули назад, однако спаситель не устоял на ногах, и вместе они полетели на землю, откатились в сторону и замерли, пытаясь отдышаться.
Терренс при падении больно приложился лопаткой об ограждение клумбы, рядом с которой они приземлились, но в сравнении с иной перспективой, перед ним предстающей, это были минимальные потери. Мысленно он анализировал происходящее, приходя к закономерному выводу, гласившему, что пустынная улица – идеальное место для совершения убийства. Реально сделать всё быстро и просто – в два счёта, а свидетелей, способных повлиять на ход расследования, можно по пальцам пересчитать.
Сам факт спасения казался настоящим чудом.
Терренс продолжал лежать на земле, прислушиваясь к звукам окружающей среды. Ему до сих пор чудилась та машина, от столкновения с которой его только что спасли; тишина пугала.
Личность спасителя была Терренсу прекрасно известна – он уловил ноты знакомого одеколона. Вскоре тяжесть чужого тела пропала, как и прерывистое дыхание, до сего момента звучавшее слишком – неправдоподобно, иррационально – громко.
– Спасибо, – хрипло произнёс Терренс, открывая глаза.
Энтони уже поднялся на ноги и отряхивал с одежды пыль.
– Мне кажется, или тебя только что пытались сбить? – протянул задумчиво.
– Меня не оставляет то же самое ощущение. А раз нас обоих посетила такая мысль, значит, нам не кажется. Ну, или это коллективная галлюцинация.
Терренс с благодарностью принял протянутую ладонь, поднимаясь с земли. Ушибленное плечо болело, не позволяя выбросить недавнее происшествие из головы. Это недомогание раз за разом доказывало реальность инцидента.
В ходе обсуждения участники разговора единогласно пришли к выводу, что без вмешательства юной леди не обошлось, и, хотя никаких доказательств у них не было, другие варианты категорически отказывались выходить на рассмотрение.
Энтони заметно нервничал. Его случай на дороге потряс даже сильнее, чем предполагаемую жертву, а ещё угнетало осознание: он мог опоздать на пару секунд и увидеть уже не привычного человека, а бездыханное тело, истекающее кровью. Кроме того, он корил себя за то, что растерялся и не запомнил машину, отметив только стандартный чёрный цвет – никаких отличительных черт, вроде граффити на крыльях или же талисманов, отражающихся в лобовом стекле. Что уж говорить о номерах? Ничего из вышеприведённого списка, только никому не нужный цвет. Великолепный вклад в поисковую операцию.
Второй звоночек прозвенел уже после того, как они с Энтони разошлись в разные стороны. Кларк, правда, порывался Терренса проводить, чтобы, по его словам, быть уверенным в том, что по дороге ничего не случится. Терренс от этой заботы отмахнулся, пообещав позвонить Нэнси и попросить приехать за ним, но данное обещание нарушил со спокойной душой.
Во-первых, не сомневался, что и постороннее вмешательство его не спасёт, только большее количество человек подведёт под удар, во-вторых, хотелось самостоятельно кое-что прояснить, постараться привлечь к себе внимание ещё раз. Конечно, при условии, что его не оставили в покое, а продолжают вести, отслеживая буквально каждый шаг.
Они продолжали.
Он понял это практически сразу. Только теперь выбирал для движения людные места, избегая тёмных переулков и стараясь теряться в толпе. Он неспешно прогуливался по улицам, надеясь, что среди преследователей нет ни одного человека, способного пойти навстречу и, проходя мимо, всадить в него, Терренса, нож. Это была бы довольно нелепая смерть, хотя и закономерная, принимая во внимание слова, недавно брошенные в лицо Кейтлин. Она имела все шансы обыграть предложенную идею по своему усмотрению, перевернув всё и спроецировав действия на Терренса.
Оцени мою находчивость, дорогой.
Терренс жаждал выманить преследователей из машины, хотя бы примерно узнать, как они выглядят и каковы шансы выйти победителем из столкновения с ними. Он ускорил шаг, а после и вовсе сорвался на бег, направляясь к укромному месту, расположенному по дороге домой. Узкие проулки, небольшое расстояние между постройками – машина не проедет, нужно только пешком.
Он не был уверен, что за ним последуют, как и не верил, что при определённом стечении обстоятельств сможет выйти из ситуации победителем без потерь вообще. В конце концов, он далеко не герой комикса о людях, наделённых сверхъестественными способностями, заживляющий раны силой мысли и поднимающийся после десятикратных пулевых ранений.
Затаившись в тени, он слышал, как притормозила машина, отслеживал шаги и телефонный разговор. Мужской голос выдавал кому-то отчёт короткими, отрывистыми фразами. В голосе звучали нотки вполне ощутимого не сказать, что недовольства… Скорее, это было сожаление о собственных промахах.
– Нет, не получилось. Он встречался с каким-то парнем, и тот его спас. Пришлось уехать. А потом он куда-то делся. Да, мы его потеряли. Прошу прощения, мисс.
Тут уже Терренс окончательно поверил в правдивость своих домыслов. Единственная мисс, которая могла желать ему смерти или длительного пребывания на больничной койке, носила фамилию Бартон. С остальными мисс и мистерами он более или менее миролюбиво расставался.
Мишель?
Ну да, с ней тоже всё вышло неоднозначно, только повода затевать нечто подобное у неё не было. Ни единого мотива, ни чувств, ни желания мстить, отвечая на мифические обиды. В их ситуации на месть мог решиться Терренс, но он понимал, насколько это нелепо, потому делал ставку лишь на тихую ярость. При этом смерти кузине Энтони он не желал. Ни сейчас, ни прежде, когда обида была яркой, не приглушённой переживаниями, связанными с иными событиями.
Его отношения с Мишель не имели материального воплощения.
Когда речь заходила о Кейт, он мог сходу назвать хотя бы пару подарков сомнительной ценности, которые доставляли на дом. Каждый раз, когда к ним приходили посыльные и передавали Терренсу что-либо, он знал наверняка, кто является отправителем, и мысленно готовился пережить очередное потрясение. Никому, кроме Кейт, не пришло бы в голову прислать ему несколько лезвий со следами подсохшей крови и некогда белоснежного мишку, ныне покрытого бурыми пятнами – снова кровь.
Апофеозом стало письмо – ну как письмо, записка на пару слов – созданная при помощи всё той же физиологической жидкости. Неуместное сердечко и две буквы – более чем лаконичный способ признаться в собственных чувствах.
Терренса тошнило от этих даров, он вышвыривал их в мусорное ведро и сразу же, расходуя не меньше половины упаковки за один раз, обливал руки антисептиком, словно боялся, что заразится от Кейтлин безумием. Оно прочитывалось в каждой букве, в каждом жесте и в каждом вздохе, адресованном Терренсу.
Если я умру, все будут винить в случившемся семью Уилзи. Точнее, одного их представителя.
Резать себя, чтобы шантажировать человека, находившегося рядом, для Кейт было столь же естественно, как и дышать.
Если ты меня бросишь, я сделаю это… Обязательно сделаю, поверь.
И если первые несколько раз Терренс испытывал нечто, приближенное к ужасу, то со временем его накрыло равнодушием, и представление, разыгранное для него и остальной благородной публики, должного впечатления не произвело.
Скорее, стало последней каплей, положившей конец более или менее близкому общению с Кейт.
Он сказал, что не намерен в дальнейшем терпеть этот цирк, она решила сыграть свою лучшую роль. Зрители остались недовольны и аплодисментами великую актрису не вознаградили.
Время, проведённое Кейтлин в больнице, Терренс запомнил, как период освобождения от бесконечных совокуплений в мозг. После её возвращения, количество неприятностей лишь возросло.
Она обещала уничтожить любого, кто приблизится к Терренсу. Не столь важно, кто это будет. Хоть девушка, хоть парень.
Если ты полюбишь однажды, я убью этого человека. Так и знай.
Произнося эти слова, она очаровательно улыбалась, словно не угрозами сыпала, а рассказывала историю из жизни, вспоминаемую с особой теплотой.
Его передёргивало, поскольку в послании собеседницы без труда прочитывалась истинная угроза, а не попытка запугать, брошенная на ветер. Терренс, однако, умудрился удержать эмоции под контролем и произнести – процедить сквозь зубы – всего три слова, которые Кейт, несомненно, разозлили.
– Лечись, сумасшедшая сука.
Она выплеснула ему в лицо недопитый сок, развернулась на пороге кафе, в котором сама же назначила встречу, и произнесла серьёзным тоном.
– Я не шутила, Терренс.
После чего удалилась, усмехнувшись. А он остался в окружении весьма и весьма мерзких мыслей.
Не шутила. Он и сам понял.
Она лишь подтвердила возникшую догадку.
Каким-то чудом Кейт удавалось определять истинность чужих чувств, как, впрочем, и следить за количеством людей, с которыми Терренсу доводилось контактировать. Друзья, знакомые, просто временные увлечения… Никого из них она не тронула, ничего плохого, вопреки обещаниям, не сделала.
Рендалла она всё-таки решила не убить, а прибрать к рукам, осознав, что этим поступком причинит Терренсу гораздо больше страданий.
По условиям брачного контракта цена даже однократной измены была слишком высока – большая часть имущества Стимптонов. Стоит только оступиться однажды, и его семья окажется в незавидном положении – разве что особняк никто не тронет. Зато о компании придётся забыть, попрощавшись с ней навсегда.
А что там Кейт определит, как измену, неизвестно. Может быть, ей даже лишний взгляд в сторону другого человека таковой покажется?
Перед тем, как поставить подпись, Рендалл несколько раз перечитал этот договор. Ему условия не нравились, и он хотел попросить о пересмотре. Артур наорал на него и сказал, что не в их положении диктовать условия, нужно быть благодарными за возможность жить, будто в сказке.
В сказке, да. Как же!
Страшная сказка получилась, полная черноты и отчаяния.
Что именно заставило Кейт изменить мнение, Терренс не знал, но вместе с тем подозревал, что не случись в жизни Стимптонов неприятность с попыткой поглощения их бизнеса Кларками, Кейт привела бы угрозу в исполнение, не меняя формулировку. Не помогала бы, изображая добрую девочку, а постаралась уничтожить. Хотя, если разобраться, то она и сейчас не помогала, только создавала видимость.
Терренс осознавал, что при наличии в родственниках такого человека лучше не рисковать, не совершать ошибок, не пытаться завязать с кем-нибудь отношения, и программа аутотренинга, содержащая посыл о том, что Терренсу никто не нужен, долгое время работала.
А потом, стоило только появиться на горизонте Рендаллу, полетела в пропасть.
Иногда Терренс жалел, что Кейт себя не дорезала, когда проявляла чудеса трагедийного таланта. Периодически сокрушался, что в голове у родителей этой девушки мозгов ещё меньше, чем у неё.
В противном случае, они не стали бы платить докторам за молчание, а отправили Кейт в клинику и позволили специалистам разбираться во всём, пока любимая дочурка не перешла тонкую грань, на которой балансировала в течение длительного времени.
Месть её во многом, конечно, удалась. Но, видимо, произведённый эффект Кейт не впечатлил, и она решилась на продолжение постановки, в ходе которой немного просчиталась.
Терренс появился за спиной одного из преследователей, как тень. Драка, завязавшаяся между ними, продолжалась недолго, но была ожесточённой. Терренс во время ночного телефонного разговора посетовал, обмолвившись, что, вероятно, синяков у него теперь столько, что даже считать их количество не с руки – на втором десятке он собьётся, и придётся начинать всё заново.
Когда с дракой было покончено, и поверженный соперник корчился на асфальте, Терренсу впервые подвернулась возможность разглядеть чужое лицо.
Пришёл к выводу, что парень был не намного старше, разница года в два-три. Может быть, в пять. Удивительно, что Кейт не отправила к нему кого-нибудь из сотрудников службы безопасности Говарда.
Впрочем, здесь разумный ответ тоже находился за считанные секунды. Узнай Говард, какие цели преследует дочь, вряд ли дал бы добро.
Он старательно ограждал семью от сплетен, слухов и скандалов. Он боялся, что однажды правда станет достоянием общественности, и публика примется полоскать имя Бартонов.
При таком раскладе надёжнее было позвать людей со стороны, что Кейт и сделала.
– А теперь будь послушным мальчиком и разреши мне покопаться в твоём телефоне, – произнёс Терренс, наступая на руку своего противника.
Тот застонал и разжал пальцы.
Терренс склонился, чтобы схватить вещицу, представляющую, в данный момент, интерес и ценность. Открыл список набранных номеров. На первом месте расположился набор цифр, некогда пробуждающий в душе откровенный ужас и суматошный бег мыслей в попытке определить, какими угрозами Кейт будет сыпать теперь. Какую мерзость отправит ему в подарок? Очередную кровавую записку, лезвие, игрушку?
Рендалл, слушая этот рассказ, без труда представлял и тёмное пространство под аркой, и людей, сцепившихся в противостоянии. И голос человека, пытавшегося оправдаться перед нанимательницей, кратковременные вспышки боли, гаснущие под действием адреналина и желания одержать победу, а потом вкус слюны с оттенками железа, сплюнутой на землю и растёртой подошвой ботинка.
И кровавый ободок, оставшийся на сигаретном фильтре.
Рендалл знал, что во время разговора с ним Терренс курил. Как, впрочем, и после драки с одним из нападавших.
На поиски тот отправился в одиночестве – напарник остался в машине и, вероятно, в дальнейшем доложил нанимательнице о сорванной операции.
– Родители в шоке, – подвёл итог Терренс.
– И после этого ты хочешь, чтобы я поверил, будто всё в порядке?
– Всё хорошо, Рен. Правда. Завтра, то есть уже сегодня, ты в этом убедишься. Просто они не оценили креативного подхода к внешнему виду, а пришёл я, перемазавшись с головы до ног грязью и кровью. Чужой, преимущественно, так что нет поводов для беспокойства.
– Надеюсь на это, – выдохнул Рендалл.
Ему тяжело было подбирать слова, беспокойство всё сильнее сжимало ладони на его шее, не позволяя проявить завидное красноречие и сказать хоть что-то дельное. Когда он сам дрался с Терренсом, ничего подобного не испытывал. Но сейчас он действительно находился в шаге от принятия решения – сорваться с места и нагрянуть домой к Уилзи, чтобы окончательно убедиться: всё самое страшное обошло Терренса стороной.
– Хочешь, приеду сейчас, и ты сам убедишься?
– Хочу, но…
– Что?
– В свете последних событий мне становится не по себе.
– Брось. Не думаю, что она сразу же кинулась нанимать с десяток профессионалов, только бы получить свадебный подарок в виде моего трупа.
– Ты умеешь подбодрить, – хмыкнул Рендалл. – Кстати говоря, твои родители в шоке только от внешнего вида? Новость произвела меньший эффект?
– Я не сказал им всей правды, – признался Терренс. – Они думают, что это была обычная потасовка, в которую мне не повезло угодить.
– И о машине тоже умолчал?
– Пока да.
– Это так тебе свойственно.
– Что именно? Скрывать правду от родителей?
– Неоправданно рисковать.
– Всё равно не будет никакого толку. Доказательств у меня нет, обвинить Кейт не получится. Что в случае с машиной, что в случае с избиением, или какие там действия планировались? Нужны доказательства, у меня из них – только слова, ну ещё телефон, однако она может сказать, что ошиблась номером, только и всего. А быть голословным не хочется. Мои заявления – это не так уж много. Принимая во внимание наши с Кейт напряжённые отношения, всё может быть расценено, как клевета. Если же ты подразумеваешь под риском само столкновение, и мои действия, им спровоцированные… Тот парень, с которым мы подрались, вряд ли побежит в полицию, чтобы зафиксировать побои или сообщить о краже, поскольку таким образом себя под удар подставит. Они же меня преследовали, они хотели причинить вред, мои действия – самооборона, не более того. А вообще поспешу успокоить. Как только я разживусь доказательствами вины Кейтлин, родители обо всём узнают.
– Ты будешь завтра… Сегодня на пикнике?
– Пикник? Вроде бы планировались скачки. Или я ошибаюсь?
– Выбор стоял между этими вариантами, в итоге утверждены оба. Сначала будут соревнования, а потом – пикник.
– Вообще, наверное, должен приехать. Бартоны на семейных торжествах всегда полным составом. И те, кто им родственен по крови. И те, кто стал частью семьи с помощью брачных уз. И родственники последних. Одна огромная толпа. Посмотрю по обстоятельствам. Единственное, что хочу отметить отдельно: я не рискну принимать угощение из рук Кейтлин, иначе мне грозит участь Белоснежки.
– В таком случае, я разбужу тебя, – произнёс Рендалл.
– Учитывая тот способ, которым её вернули к жизни… Мне это определённо понравится.
Рендалл собирался продолжить беседу, но стук в дверь заставил его закрыть рот, не произнося больше ни слова.
– Рендалл, с кем ты разговариваешь? – голос Сиенны прозвучал неестественно высоко и нервно.
Как будто она подозревала, что у сына под кроватью прячется легион посетителей. Днём. А ночью все они выбираются из укрытия и устраивают разнузданные оргии.
Отвечать на поставленный вопрос Рендалл не собирался, поскольку понимал, что в противном случае, начнётся очередной виток бесконечной спирали, по которой его уже неоднократно протащили.
Сиенна приоткрыла дверь, и Рендалл порадовался, что, получив сообщение, не стал включать свет, а по-прежнему продолжал лежать в темноте.
Постояв несколько минут на пороге, Сиенна удалилась, предварительно пробормотав что-то вроде: «Наверное, показалось».
– Я так понимаю, визит переносится на более подходящее время, – вздохнул Терренс, тоже прекрасно услышавший голос Сиенны. – Поговорить тет-а-тет у нас сегодня не получится, придётся отложить встречу до завтра. А то Цербер, сидящий под твоей дверью, откусит мне голову.
– В последнее время я часто в мыслях возвращаюсь к твоим словам… – теперь Рендалл говорил шёпотом, чтобы не привлекать внимание. – Тем самым, которые о Сиенне и Артуре. Нет, я не стал противником старшего поколения и не возненавидел их, но что-то в моём отношении к ним изменилось. И должен признать, что перемены не в лучшую сторону. Я люблю родителей, но… Теперь у меня появилось много этих самых «но».
– Планируешь что-то делать?
– Наверное. Пока не знаю. Сейчас на ум приходит только вариант с разговором, однако я много раз пытался провернуть нечто подобное – все попытки пошли прахом. Разговоры заранее обречены, нужно придумывать иные методы воздействия. Альтернатива есть, но только в общих чертах. Я подумаю над тем, как применить наработки в дальнейшем. – Рендалл замолчал, посмотрел на дисплей. – Ничего себе! Уже начало четвёртого. А вроде только недавно одиннадцать было.
– В моей компании время всегда летит быстро, – усмехнулся Терренс. – Феерически умею его убивать.
– Если убийство совершается в твоей компании, то я не возражаю.
– Тебе почти удалось меня смутить.
– И почти удалось поверить сказанному. Не уверен, что день, когда у меня получится тебя смутить, вообще настанет однажды.
– Мой хороший мальчик.
– Твой, Терренс. Твой. Без вариантов. А теперь спокойной ночи, иначе завтра утром я буду похож на наркомана со стажем, поражая общественность тёмными кругами под глазами. Все от меня шарахаться начнут.
– Лично я в таком раскладе вижу одни сплошные плюсы.
– Уилзи…
– Ладно-ладно. Просто пошутил. Тебе тоже спокойной ночи.
Оборвав звонок, Рендалл положил телефон на кровать, рядом с собой, и тяжело вздохнул.
Ведение подобных разговоров за два дня до собственной свадьбы представлялось явлением довольно диким, но он ничего не мог с собой поделать. Рендалл готов был часами беседовать с Терренсом, в то время как с Кейт и двадцати минут по телефону наговорить не получалось.
Рядом с одним время действительно пролетало, и его было катастрофически мало, хотелось урвать ещё хотя бы пару минут. Рядом с другой тянулось, будто омерзительная жвачка, прилипающая к подошве.
И сколько лет ему предстоит жить в этом состоянии жвачки, отсчитывая каждую минуту, а то и секунду существования, словно во время ужасно скучного урока?
Чем чаще Рендалл об этом думал, тем яснее понимал, что притворяться, как того желают родители, долго не сумеет. Однажды он пустит всё под откос. И пусть это лучше произойдёт сейчас, чем через много-много лет, когда он будет стоять на пороге смерти и ненавидеть себя за очевидный, но так и не озвученный выбор.
Рендалл прислушался.
Кейтлин, сидевшая рядом, что-то тихо напевала.
Кажется, эта мелодия была Рендаллу давно знакома, но сейчас никак не удавалось вспомнить, откуда она взялась.
Он думал о ночном происшествии, смотрел в беззаботное лицо, освещённое улыбкой, и не понимал, как Кейт удаётся сохранить пуленепробиваемое спокойствие. Сначала она приказывает расправиться с человеком, а потом, как ни в чём не бывало, поёт, улыбается, обменивается милыми репликами с Сиенной, старательно изображая любящую невестку. Поразительный цинизм, взращенный на благодатной почве.
Уже на подъезде к загородному дому Бартонов Рендалл понял, что именно пыталась исполнить Кейт – «White Wedding» Билли Айдола.
Отличный день для свадьбы.
Отличный день, чтобы начать всё сначала…
Что ж, она права. Действительно, стоит попробовать начать всё сначала.
Только не с ней.
*
– Уверен, что всё нормально? Может быть, тебе следует обратиться к врачу?
Сиенна обеспокоенно вглядывалась в лицо сына, отмечая меловую бледность кожи и чуть подрагивающую жилку на виске. Смотрела на платок, кончик которого выглядывал из нагрудного кармана – на кремовой ткани алело кровавое пятно.
Рендалл поднимался наверх медленно, не отпуская ни на секунду перила, словно боялся растянуться по полу в самый неподходящий момент. Идя по коридору, Рендалл старался не отходить от стены – ему требовалась опора, чтобы не упасть.
Сиенна шла рядом, сжимая его ладонь в своей руке.
– Да, мам, в целом, всё неплохо, – произнёс он уставшим голосом.
Голова раскалывалась, в висках пульсировала боль – раннее пробуждение вкупе с минимальным количеством сна дали свои результаты: резкий подъём давления, носовое кровотечение, головная боль.
Получите и распишитесь в самое ближайшее время.
Ни о каком пикнике, а уж тем более о прогулке речи быть не может. В противном случае, жених может потерять сознание прямо в седле, упасть, сломать себе что-нибудь, да ещё и копытом по голове получить.
Перспектива гадкая, не правда ли?
Рендалл ненавидел головные боли, но сегодня, на удивление, обрадовался типичным симптомам. Для него и общение с лошадьми, и пикник, устроенный родителями Кейтлин, как для влюблённых, так и для их многочисленных гостей-родственников, были чем-то за гранью добра и зла.
Теперь его от этой повинности избавили.
Порывшись в аптечке, Сиенна, сама нередко страдавшая от мигреней, нашла необходимые лекарства, заставила Рендалла их выпить, пресекая все возражения ещё на начальной стадии, после чего вызвалась проводить его в спальню.
Рендалл таблетки откровенно ненавидел. Сам не знал, откуда появились эти предубеждения, но в большинстве случаев старался обойтись без вспомогательной химии, хватаясь за лекарственные препараты только в крайнем случае. Пока боль была не слишком сильной, он предпочитал терпеть.
– Если хочешь, я могу остаться с тобой. Вдруг понадобится что-то…
– Мам?
– Да, Рендалл?
– Я большой мальчик и со всем прекрасно справлюсь. В конце концов, если мне действительно нужно будет что-то, я позвоню тебе или напишу сообщение. Ты ведь хотела посмотреть на лошадей. К тому же, мне наплевать на соревнования, а ты любишь скачки. Не прощу себя, если по моей вине ты пропустишь что-то столь для тебя желанное.
Сиенна несколько секунд сомневалась в целесообразности такого решения, разрываясь между материнским долгом и развлечениями, предусмотренными для гостей. Рендалл улыбнулся матери, стараясь подбодрить, и она решилась сделать выбор.
– Поправляйся, милый, – сказала, запечатлев на лбу Рендалла заботливый мимолётный поцелуй.
– Спасибо. А ты развлекись хорошенько, за двоих.
Сиенна кивнула согласно.
Рендалл сжал её ладонь, после чего толкнул дверь спальни и шагнул туда, радуясь наступившей тишине и возможности остаться в одиночестве, наедине с собой. Закрыв глаза, прислонился спиной к двери, вслушался в звенящее напряжение. Под сомкнутыми веками вспыхивали и тут же гасли яркие вспышки, в ушах шумело.
Таблетки должны были подействовать минут через пять или десять, а до того приходилось мириться с обстоятельствами.
Загородный дом Бартоны редко удостаивали своим присутствием. Он считался чем-то вроде резиденции для проведения торжеств. Здесь отмечали помолвки, играли свадьбы, праздновали дни рождения или рождество. В любое другое время он пустовал.
Это наталкивало Рендалла на мысли о проведении параллели между этим домом и замком спящей красавицы из одноимённой сказки. Сразу после того, как дева уколола палец, и жизнь покинула не только её, но и само здание. Все, кто там остался, уснули на долгую сотню лет.
Здесь, конечно, события развивались не столь радикальным образом, но дом, несмотря на великолепие, как внешнее, так и во внутреннем убранстве проявившееся, выглядел холодным и неживым.
Для оформления его были выбраны, в основном, нейтральные цвета, никакой яркости или контраста – всё мягко и утончённо, под стать хозяевам. Той части, с которой Рендаллу довелось познакомиться.
О двоюродном брате Кейтлин, равно как и его родителях, он мало что мог сказать.
С Элизабет Бартон, в девичестве Уилзи, Рендалл контактировал не так часто, но для себя отметил, что характером она отличается от обоих братьев. В ней нет порывистости и горячности Терренса, но нет и вечной покорности вкупе со стремлением оправдать всех и каждого – почти что наивности, – так характерной для Мартина. Она словно была олицетворением того самого идеального сочетания отличительных черт, воплотившихся в одном ребёнке. Её братья оказались такой гармонии лишены.
Рендалл усмехнулся. Даже сейчас мысли умудрились перекинуться в сторону семьи Уилзи. По идее, ему следовало бы размышлять о других людях и вещах. Например, о том, что его отсутствие на праздничном пикнике способно породить слухи о разногласиях между женихом и невестой, или ещё нечто в этом духе. Несмотря на то, что многие видели, как он побледнел и приложил платок к носу, чтобы стереть хлынувшую кровь.
Рендалл потёр переносицу, сделал несколько глубоких вдохов и выдохов. Бросил мимолётный взгляд в сторону окна. Солнечный свет раздражал, и Рендалл поспешил задёрнуть шторы. Они были такими же светлыми, как и остальные элементы декора в данной спальне, потому спокойно пропускали лучи внутрь помещения. Но стало немного легче, нежели прежде.
Рендалл осторожно потянул край одеяла и опустился на кровать. Характер боли изменился. Он больше не порождал аналогий с последствиями от удара молотком, став немного тянущим, но не таким мерзким, как прежде.
Постельное бельё пахло сочетанием тесно переплетённых между собой ароматов лаванды и апельсина, подчёркнутых тонкими нотами мяты – эти запахи одновременно успокаивали и дарили бодрость. После почти бессонной ночи возможность вновь оказаться в постели представлялась Рендаллу маленьким счастьем.
Его медленно несло на невидимых волнах, укачивая. Он погружался в сон, всё ещё цепляясь за мысли о том, насколько некрасиво выглядел его поступок в глазах некоторых приглашённых гостей.
«То, что ты собираешься сделать завтра, будет ещё хуже», – усмехнулось подсознание, и Рендалл вынужденно с ним согласился, не обнаружив в зоне досягаемости аргументов, способных недавнее утверждение опровергнуть.
