Текст книги "Будни «Чёрной орхидеи» (СИ)"
Автор книги: Dita von Lanz
сообщить о нарушении
Текущая страница: 58 (всего у книги 73 страниц)
– Можешь поделиться текстом, настолько тебя поразившим?
Рейчел посмотрела удивлённо.
Энтони в кои-то веки проявил единодушие с кузиной.
Мартина такое изумление, отразившееся на их лицах, заставило ощутить минутную неловкость, как будто он делал что-то странное, подвергаемое общественному порицанию. Сразу вспоминался взгляд матери, находившей у них с Терренсом – в далёкие времена, когда оба были маленькими детьми – под подушками обёртки от шоколадных конфет.
Нэнси смотрела точно так же, как и эти двое. Не с укоризной, а поражённо, не веря, что дети могли ослушаться приказа. Это действовало на Мартина гораздо сильнее, нежели попытки пристыдить или повышение голоса.
– Не то чтобы я сильно доверял рекламе, но твой вкус, когда речь заходит о литературе, никогда не находился под сомнением.
– Правда, хочешь прочитать?
– Да. Или думаешь, что я не смогу оценить размах мысли?
– Всё банальнее. Я не надеялась найти хотя бы одного единомышленника, – усмехнулась Рейчел.
– Значит, поделишься? – Мартин повторил свой вопрос.
– Конечно. Вернусь домой и скину по почте файл.
– Спасибо.
– Пока не за что. Надеюсь, тебе понравится.
– Если это не любовный роман о мускулистом красавце, холодном и неприступном, но с горячим сердцем, и о его нервнобольной спутнице, обладающей не меньшей привлекательностью, то шансы на мою симпатию к авторскому миру уже велики.
– Это не он. Там вообще любовных линий практически нет.
Рейчел слово сдержала.
Вернувшись домой, Мартин первым делом полез проверять почту. В папке входящих сообщений его ожидало послание с файлом, скрасившим несколько вечеров подряд.
Всё начало октября было посвящено ознакомлению с новым творением Кэндиса. В том, что автор именно он, теперь уже сомневаться не приходилось. Имя автора стояло на титульном листе, притягивало к себе взгляд и едва ли не гипнотизировало.
Читая, Мартин приходил к выводу, что сравнивать новый роман с тем творением, написанным Кэндисом в возрасте одиннадцати-двенадцати лет, достаточно нелепо. Тогда была сказка с элементами не слишком радостной реальности, сейчас молодёжный роман, в определённой мере, даже психологический триллер.
Обманчиво лёгкое название, настраивающее на забавную и милую мистику, а в итоге скрывающее под красивой обёрткой семейную трагедию. «Призрачные мальчики» – история двух братьев, которые ищут не только друг друга, но и себя. Янг-эдалт, действительно заслуживающий того, чтобы его прочитало как можно большее количество человек. Прочитало и оценило по достоинству.
Будь Мартин в том возрасте, в каком находились герои повествования, его бы, несомненно, эта вещь покорила. Может, настольной книгой бы не стала, но определённый след в сознании оставила.
Следовало признать, что даже в свои двадцать девять он находил роман Кэндиса весьма и весьма примечательным произведением. На протяжении чтения его не посещало желание поскорее отделаться от этой истории, не пробивало на нервный смех.
Кэндис, будучи подростком, писал о людях своей возрастной категории, не пытался прыгнуть выше головы, а потому и достоверность не хромала. Весь этот наплыв эмоций, комплексы, переживания, борьба за лидерство, противостояние между детьми одной семьи…
Мартину это было знакомо просто до дрожи. Вспоминая своё детство, Мартин мог подписаться под каждым словом, сказанным героями Кэндиса о братьях и сёстрах. Ему это было близко. Наблюдая со стороны за жизнью героев, он невольно вспоминал о собственных отношениях с Терренсом и Элизабет.
Он любил обоих, но это не отменяло того факта, что у них не всегда всё складывалось гладко. Повзрослев, все поняли, насколько нелепо вели себя в определённые моменты жизни, но, чтобы дойти до осознания этого, им следовало вырасти, получить жизненный опыт и оглянуться назад, дабы оценить поступки с новой высоты.
Последние несколько глав Мартин читал, будучи во всём, что касалось этой рукописи, согласным с Рейчел.
Кэндис не должен упустить свой шанс.
«Призрачных мальчиков» стоит показать широкой аудитории.
В течение дня он неоднократно возвращался мыслями к разговору в кафе. Возможно, вмешательство не требовалось вовсе.
Рейчел с твёрдостью, какой могла бы позавидовать скала, простоявшая на одном месте тысячи лет, заявила, что сама отправит роман на конкурс, если не получит согласия от Кэндиса.
Слов на ветер она обычно не бросала.
С точки зрения логики, Мартину стоило воздержаться от демонстрации собственной осведомлённости.
Всё складывалось отлично, омерзительные сны оставили его в покое, дневники предка больше не нагоняли страх. Мартин даже рискнул перечитать перед сном пару страниц оттуда. Сон, построенный на крови, так и не пришёл.
Никаких ужасов, никакого крика при пробуждении, никакого перехода из одной реальности в другую.
Столкновений с учеником больше не было. Следовало вздохнуть с облегчением и забыть, как страшный сон, но Мартин периодически нарочно выискивал Кэндиса взглядом в толпе. Это было по-настоящему иррациональное желание, подбирать объяснение которому Мартин не хотел. Но, в целом, склонен был списывать свою озадаченность чужой судьбой на увиденные после ознакомления с дневниками сны. Убеждал себя, что они основаны на играх подсознания, но всё равно жаждал удостовериться: с Кэндисом всё в порядке.
Он жив, здоров и относительно счастлив.
Всё так же смеётся, запрокидывая голову. Жонглирует конфетами в столовой, отдавая, наигравшись, одну-две из них своему приятелю. Поедает шоколад в точности так, как делал это в машине несколько лет назад, разламывая на мелкие кусочки, прикусывая половинку квадратика, а потом проталкивая вторую часть в рот пальцем. Не специально, а неосознанно. Проводит перерывы между занятиями с записной книжкой в руках, куда заносит какие-то пометки. Не завязывает шейный платок, а скалывает его значком. Теперь, правда, совсем другим, приобретённым взамен потерянного аксессуара.
Всё так же.
Вопросом, когда успел подметить и запомнить чужие привычки, Мартин не задавался. Потому что знал: ответ ему не понравится. Как не понравится и вывод, сам собой напрашивающийся.
Незадолго до начала учебного года Мартин внимательно изучал платёжные документы. Среди тех, кто оплачивал обучение отпрысков, нашлось место и для членов семьи Брайт. Разве что инициалы сменились. Раньше обучение оплачивала мать, а теперь – отец. Кэндис академию не покинул, несмотря на то, что однажды стал свидетелем разговора, однозначно, не слишком ему приятного. При случае мог попросить отца найти ему другое учебное заведение, но не сделал этого.
По идее, понимание, что желание осталось невыполненным, и назойливый ученик по-прежнему находится в стенах его учебного заведения, должно было Мартина разозлить, но он почувствовал облегчение.
Сентябрь прошёл в относительном спокойствии. А в октябре Мартин сам нарушил эту безмятежность, расставив приоритеты и пригласив к себе Анжелу.
– Что-то случилось, мистер Уилзи? – поинтересовалась она подчёркнуто профессиональным тоном.
– Мне нужно серьёзно поговорить с одним из учеников, – произнёс он.
Устало потёр переносицу.
Казалось, что голова начинает болеть от одних только мыслей о Кэндисе.
– Пригласить его сюда?
– Да, – ответил Мартин и добавил немного погодя: – Если не сложно.
– Это моя работа, мистер Уилзи, – усмехнулась Анжела, поднимаясь и направляясь к двери. – Что за ученик?
– Кэндис Брайт.
– Хорошо, мистер Уилзи.
Она едва заметно кивнула и удалилась. Простучали по паркету квадратные каблуки форменных туфель.
Разговаривая с Анжелой и отдавая ей приказы, Мартин вспоминал времена, когда сам был учеником академии.
Анжела тогда находилась в самом низу своей карьерной лестницы и выступала в роли девочки на подхвате, выполняя все поручения Альберта Уилзи. Директор в академии сменился, а Анжела осталась на месте, всё такая же бодрая, исполнительная и преданная делу.
Глядя на Анжелу, Мартин ловил себя на мысли, что она намного уместнее смотрелась бы в кресле директора. С гордостью приняв бразды правления, встала во главе школы и, несомненно, сумела бы добиться небывалых высот, не только не уменьшив значимость «Чёрной орхидеи» в списке учебных заведений Великобритании, но и значительно усилив её авторитет. Анжела не стала бы кривить душой, заявляя, что быть директором – честь для неё. Она действительно любила школу всем сердцем.
На руку Мартину сыграла преемственность поколений. Он занял это кресло только потому, что был сыном своего отца. И потому, что от должности отказался Терренс. Самый активный любитель и почитатель семейной легенды, не стал знакомиться с ней ещё ближе. Академия нравилась ему лишь в качестве олицетворения памяти предка, памятника архитектуры, увековечившего в камне любовь Роберта. Но, как место работы, не привлекала совершенно.
Двойные стандарты, как они есть.
Впрочем, обижаться на это было глупо и по-детски. Он мог до конца жизни носить в себе обиду на старшего брата – такой возможности у Мартина никто не отнимал. Однако чем больше времени проходило, тем меньше оставалось претензий, а совет Рендалла, озвученный десяток лет назад, теперь воспринимался ровно так, как нужно.
Как должно.
Неизвестно, к каким последствиям мог привести тот выбор. Неизвестно, сколько раз Мартин полез бы на стену от безысходности, поняв, что не справился, сделал что-то не то и допустил фатальную ошибку.
Как ни крути, а подписать приказ об отчислении намного проще, чем закрыть глаза на смерть человека, лежавшего на операционном столе полчаса назад. Зная собственную способность загоняться даже по мелочам, Мартин примерно представлял масштабы катастрофы и периодически радовался, что сумел избежать участи человека, в чьих руках находятся чужие жизни.
В дверь осторожно постучали.
– Входи, – произнёс Мартин.
За то время, что они не пересекались и не оставались тет-а-тет, Кэндис, кажется, ещё немного вырос. Теперь он уже точно перещеголял Мартина в росте. На пару сантиметров, не более.
– Хотели видеть меня, мистер Уилзи? – произнёс Кэндис, закрывая дверь и замирая на месте.
Он стоял напротив, не приближаясь к столу.
К чести его, стоило заметить, что он умел правильно расставлять акценты. Понимал, когда какое обращение уместно и не пытался прямо здесь и сейчас разыграть пьесу о лучших друзьях. Смотрел без осуждения, о временном помутнении рассудка не напоминал. Он держал необходимую дистанцию.
Очевидная всем и каждому расстановка сил.
Ничего личного. И никаких претензий.
– Хотел, – произнёс Мартин. – Присаживайся, Кэндис.
– Благодарю.
Кэндис слегка склонил голову, выражая признательность, и всё-таки подошёл ближе. Выдвинул стул и опустился на краешек сидения. В декорациях директорского кабинета он оказался впервые за долгое время. И, сказать по секрету, не знал – не догадывался – о чём пойдёт речь.
Предложение зайти к директору прозвучало, как гром среди ясного неба. Неожиданно, непредсказуемо. Ничто не предвещало, что называется. Одноклассники все с удивлением смотрели на него. Они тоже не понимали, что такого Кэндис мог натворить, чтобы его сорвали с занятий и отправили к директору, не дожидаясь перерыва.
Единственным, кто не особенно растерялся, был Гаррет. Тот оставался верен себе и отпустил ядовитое замечание об исполнении мечты. И ещё о шлюхах, готовых бежать на край света ради того, чтобы определённые личности им присунули хотя бы раз в жизни.
Кэндис, проходя мимо стола Гаррета, провернул отрепетированный неоднократно трюк, пользовавшийся большим почётом у Патриции. Сделал лёгкое движение рукой, опрокидывая открытый флакон с корректором, который тут же растёкся по страницам чужой тетради. Слышал, как Гаррет обласкал его словами, прошипев вослед вполне различимое «сука».
Обернулся и показал Марвелу средний палец на прощание.
Иногда Гаррет становился просто невыносимым, притом, что и в обычное время назвать его невероятно приятным собеседником не получалось.
Он являл собой пример того, как человек с годами меняется до неузнаваемости.
В средней школе он был другим. Вёл себя иначе.
Нет, он не стал иным в одночасье, что-то такое проскальзывало и прежде, но сейчас оно достигло пика, а грязь, которую он в себе хранил, хлынула через край. Теперь, покопавшись основательно в качествах, составляющих его личность, можно было ощутить прилив неконтролируемого омерзения, о чём Кэндис неоднократно и заявлял, хотя, было время, когда они вполне неплохо общались. Испытания временем дружба не прошла, а внезапно вспыхнувшая односторонняя, не имеющая шанса на взаимность влюблённость осложнила и без того непростые отношения. О дружбе можно было говорить лишь в прошедшем времени, в настоящем – сочинять ей некрологи и эпитафии.
В любом случае, Гаррет остался в учебной аудитории, а Кэндис находился в одном помещении с директором.
Думать о взаимоотношениях с одноклассниками, перехватывая сосредоточенный взгляд серых глаз, было достаточно нелепо.
– Я хочу поговорить с тобой о конкурсе, – произнёс Мартин.
– Вы тоже знаете? – удивился Кэндис.
– Меня поставили в известность.
– Неужели миссис Даглер попросила повлиять на меня, воззвав к здравому смыслу? – осознав, что никаких провинностей на него вешать не будут, Кэндис немного осмелел. – Надеется, что мнение руководства академии станет определяющим фактором?
– Нет, ничего такого она не говорила. Я слышал о возможном участии, как и о том, что ты взял время на размышления.
– Прошу прощения, мистер Уилзи.
– Да?
– С каких пор вы занимаетесь такими мелочами, как будущее отдельно взятых учеников? Мне казалось, что должность директора предполагает нечто более масштабное, нежели литературные потуги некоторых личностей. Не отрицаю, что затянул с ответом и не поставил миссис Даглер в известность, поскольку в последнее время было слишком много дел. Но могу заверить, что ей не о чем беспокоиться. Я собираюсь принять участие, даже если это будет один из моих самых грандиозных провалов, сопоставимых разве что… Впрочем, не столь важно.
– Действительно не важно, или просто не хочешь откровенничать?
– Это связано с моими родителями. Сомневаюсь, что вам интересны случаи из жизни славной семейки Брайт, – произнёс Кэндис, устроив ладонь на колене и осторожно постукивая по нему пальцами. – Что касается конкурса, то, если мне не изменяет память, завтра в расписании стоят два часа английской литературы. Я обязательно передам заполненную форму для участия миссис Даглер. Рукопись давно находится у неё. Она могла и самостоятельно всё провернуть, не ставя меня в известность.
– Тот, кому этот роман посвящён, уже дал разрешение?
Мартин не собирался задавать этот вопрос, несмотря на то, что слова сами так и напрашивались, пощипывая и обжигая кончик языка. Произнеся это, он фактически признался в собственной уверенности: произведение было посвящено ему. В случае если предположение ошибочно, у Кэндиса появится повод посмеяться на досуге.
Что ж, перспектива открывается занятная.
Постоянно игнорировать и внезапно озадачиться, когда поток внимания иссякнет. А главное – так типично для людей.
Судя по тому, что в кабинете установилась гнетущая тишина, Мартин всё-таки ударил в молоко. Осознав это, он приготовился услышать звонкий смех, нарушающий тишину и разносящийся по помещению. Это, конечно, будут не совсем типичные эмоции, проявленные учеником, разговаривающим с директором, но… Но у них изначально всё было совсем не так, как у других.
Не было на территории академии тех, с кем Мартин прошагал путь ученика ещё раз, год, за годом наблюдая за чужим взрослением и с ужасом думая о том… О чём человек его положения никогда не должен думать. Признаваться в этом – тем более. Даже под страхом смертной казни.
– Так вот в чём дело. Вы думали, что… Нет. На самом деле, нет. Просто это было первое, что пришло мне в голову, когда речь зашла о возможной отсрочке. Я не собирался спрашивать разрешения.
– Почему?
– Потому что она бы из вредности ответила отказом.
– Она?
– Патриция. Моя сводная младшая сестра. Один из героев наделён определёнными чертами этой девочки. Если бы она узнала, в каком свете я её представляю, точно не стала бы поддерживать идею с участием.
– А родители?
– Реджина не знает. Альфред считает это блажью, недостойной внимания. Инге сейчас не до чтения. У меня в ближайшем будущем появится сводный брат. Судя по тому, как протекает беременность, он будет на редкость капризным существом. Мистер Уилзи?
– Что?
– Позволю себе повторить недавний вопрос. Почему вы внезапно озадачились моей судьбой? Мои предположения – не истина в последней инстанции, но если внезапно проснувшаяся забота порождена чувством вины или чем-то подобным за случившееся летом, то скажу, что это происшествие не стоит внимания. И извиняться вам не за что. Мы находились не на территории академии, я мог забыть о том, что вы – директор, и каждое слово – приказ. Руки мне никто не связывал и не заставлял реагировать подобным образом. Однако я ответил, и… Собственно, всё.
– Брать вину на себя – не лучшая тактика.
– Знаю. Но мне действительно хотелось, – Кэндис усмехнулся. – Это… Я, наверное, даже подходящего сравнения не найду, потому скажу, как есть. Это как много-много лет мечтать о чём-то, а потом получить. Покажите мне человека, который находясь в здравом уме, откажется от исполнения желания, потому что без доказательств в его существование не поверю. Я сам на такие жертвы не способен. Надеюсь, юная мисс Кингстон пребывает в счастливом неведении. Ей никто не донёс, и она не устроила очередной скандал.
Мартин сомневался, стоит ли говорить об этом прямо сейчас.
С той темы, которая планировалась в начале беседы, они съехали туда, куда соваться было опасно.
О нейтральности не шло речи, каждое произнесённое слово – сплошная провокация и компромат.
Тот, кто решится подслушать, с лёгкостью получит сенсационную новость. И где гарантия, что он сохранит знания в тайне, а не поспешит открыть глаза окружающим?
– Твоя теория не сработала.
– То есть?
– Женщина не стала за меня хвататься и под венец не потащила. Мы расстались. Уже навсегда, а не на время.
– Верится с трудом. Вы были красивой парой.
– Не спорю.
– А вы скромны, мистер Уилзи.
– Зачем отрицать очевидное? – усмехнулся Мартин. – В конце концов, об этом не говорил только ленивый. «Вы созданы друг для друга. Вы так хорошо смотритесь вместе». Счастливее нас это не сделало. Внешняя привлекательность не является залогом успеха отношений. Они были красивыми, но пустыми. Не хочу поливать их грязью и говорить, что всё это время ужасно страдал, потому что ничего такого не наблюдалось. Просто мы с Трис не сошлись характерами. Всё сложно, но о расставании я не жалею, как видишь. Даже в депрессию не впадаю и не заливаю горе алкоголем, постепенно теряя человеческий облик.
– Давно?
– Да. Ещё летом. Не думаю, что этот кабинет – подходящее место для обсуждения подобных тем, потому рискну повторить своё прошлое предложение, когда-то не нашедшее отклика. Но вдруг во второй раз звёзды будут ко мне благосклонны, и удача улыбнётся?
– Может быть. Когда перестанете говорить загадками, – произнёс Кэндис.
– Как насчёт побега?
– Прямо сейчас?
– Нет. Во время каникул.
Кэндис улыбнулся и прикрыл глаза. Лицо у него было потрясающе… беззащитное. Почему-то именно эта характеристика напрашивалась первым делом, когда Мартин смотрел на подрагивающие каштановые ресницы и чуть приоткрытые губы, невольно ловя себя на мысли, что хочет провести по ним пальцем, слегка оттянуть нижнюю, ощущая немного шероховатую поверхность.
Они не были чрезвычайно пухлыми, равно как не были и тонкими. Они были исключительно красивыми, и этого определения хватало с головой.
– Ради чего вы это делаете? – спросил Кэндис в третий раз, немного изменив формулировку вопроса.
– Ради твоего будущего.
– То есть?
– Я хочу познакомить тебя кое с кем. Полагаю, это не будет лишним.
– Заинтриговали. Сообщите мне о своих планах, когда определитесь с ними окончательно. А сейчас… Я могу идти?
– Иди, – ответил Мартин, но стоило только взяться за дверную ручку, вновь окликнул своего посетителя, запнувшись, но потом поправив положение: – Кэнди…с?
Тем самым окончательно позволил убедиться, что прежде без зазрения совести называл собеседника Конфеткой, не уставая доказывать обратное.
– Что такое?
– Ты солгал. Относительно посвящения этого текста сестре. Допускаю мысль, что характер действительно списан с неё. Но всё остальное – ложь.
Кэндис молчал, кусая губы и мучительно пытаясь понять, как и когда прокололся. Он всеми силами старался сохранить истинные чувства в тайне, но обмануть Мартина не получилось от слова «совсем».
– Солгал?
– Да. А ты… читал?
– Да.
– И?
– Мне понравилось. Очень.
*
– Надеюсь, внезапный визит не нарушил твои планы?
– Нет, говорила ведь по телефону. Он не такой уж внезапный, вполне запланированная встреча. К тому же, когда я возражала? Родители удачно свалили в неизвестность, у меня намечается томный вечер в компании французской грамматики, хотя я бы предпочла вино родом из этой страны и что-нибудь вкусное к нему, но, что есть, то есть. Иного, увы, не предвидится. Твоя компания не только скрасит мне часы мучений, но и принесёт реальную пользу. Вернёшься и поможешь мне, как договаривались.
– А репетитор куда подевался?
– Сказал, что своим произношением я сломала ему мозг, и он больше не придёт никогда, – хмыкнула Мартина, захлопнув учебник и прижав к груди.
– Его следовало выставить за порог, лишив оплаты, только за это высказывание, – заметил Кэндис, бросив прямо на пол небольшую дорожную сумку с вещами.
Удобная сменная одежда, расчёска, зубная щётка. Стандартный набор того, кто отправляется на некое мероприятие, сродни пижамной вечеринке. На самом деле, в его случае никакой вечеринки не планировалось. Подобное заявление всего лишь послужило предлогом для побега из дома.
Временного. Всего на один вечер.
Назвав реальные причины, несомненно, пришлось бы доказывать необходимость этой вылазки. Для ведения спора, а на цивилизованный разговор Кэндис не рассчитывал, требовалось желание вступать в полемику. Или время.
Кэндис не располагал ни первым, ни вторым.
Он не собирался говорить Альфреду правду, зная, что одно предложение обязательно потянет за собой ворох расспросов. Что, как, почему, с какой стати? Кто сказал, что его отпустят на ужин с директором школы, посчитав эту вылазку само собой разумеющимся явлением? Сам факт, что какой-то практически незнакомый мужчина приглашает его на приватную встречу, уже наталкивает на подозрения, потому, стоит только открыть рот, и мероприятие окажется на грани срыва. Альфред обязательно выдвинет встречное предложение, которое и назвать таковым можно с большой натяжкой. Скорее, навяжет собственное мнение и поставит перед фактом. Ужин пройдёт или под наблюдением, или… вообще никак.
Привыкший планировать собственную жизнь, расписывая её едва ли не по минутам, Альфред всерьёз взялся за построение окружающих его людей, приучая их к собственному подходу. Больше всего доставалось, что неудивительно, старшему сыну Альфреда, поселившемуся в новом доме не так давно, а потому просто обязанному пройти курс молодого бойца. Что примечательно, до переезда, жизнь Кэндиса отца не заботила. Можно было скитаться по улицам до темноты, а то и до самого утра. Всем было наплевать. Теперь внезапно проснулась забота, больше походившая на режим, свойственный тюремному заключению.
«Где ты был раньше, пап?» – думал Кэндис, усмехаясь без энтузиазма.
Такая любовь! Такая озадаченность!
Как будто только сейчас нашёл отпрыска, потерянного много лет назад и решил с опозданием компенсировать былой недостаток внимания, заменив его переизбытком. Альфред честно старался, но все его попытки выглядели в итоге нелепо.
Годы, проведённые врозь, дали о себе знать. Понимания между людьми старшего и младшего поколения не наблюдалось, а вот разногласий – сколько угодно. У них всё было разным. Цели, мечты, взгляды на жизнь и представление о будущем. Вот общего, увы, не обнаруживалось, независимо от того, с какого расстояния они пытались эти схожие черты личности отыскать. Ни с дальнего, ни с ближнего. Константа. Постоянство – признак мастерства. Они были мастерами в области умения спорить по пустякам на почве несовпадения точек зрения.
– Он продержался долго, – заметила Мартина, положив учебник на журнальный столик в гостиной и жестом предложив кузену следовать за ней. – Во всяком случае, дольше остальных. Честно пытался вложить в мою голову знания, но я, кажется, совсем не имею способности к французскому языку. Я наслаждаюсь им, слушая определённые песни, но когда речь заходит о необходимости заговорить, сразу же ступор и жуткое бульканье вместо нормального произношения.
– Ты боишься совершить ошибку, в этом всё дело.
– Боюсь и не скрываю свои страхи. Честно признаюсь, что именно поэтому ненавижу читать вслух. Когда напротив меня сидит человек, идеально знающий этот язык, а мне нужно продекламировать отрывок из текста, наступает полный ступор. Уверена, что во время общения с другими учениками, педагог обязательно приводит меня в пример, поясняя им, как не надо подходить к обучению.
– Он смеялся хоть раз?
– Нет. Но с моей неуверенностью в собственных силах ты ничего не поделаешь. На самом деле, я пошутила. Репетитор ещё не отчаялся и продолжает приходить на занятия, периодически одаривает скупой похвалой. То, что эти потуги расплавили ему мозг – исключительно мои догадки. После каждого часа, посвящённого занятиям, я ловлю себя на мысли, что отказаться от позора не поздно. По сути, знание этого языка мне не нужно, просто блажь, никаких великих целей. Но потом просыпается уверенность, что я сверну горы, и снова начинается пытка. И для меня, и для репетитора.
– Если бы ты перестала принижать свои заслуги, поняла бы, что делаешь успехи.
– Если бы я перестала копаться в себе, самосовершенствованию можно было бы сделать ручкой и сказать «прощай», – усмехнулась Мартина. – Лучше расскажи, какие обстоятельства заставили тебя совершить дерзкий побег из-под контроля дяди Альфреда? Не думала, что ты способен на такое.
– Раньше надо мной не довлел родительский контроль, и я шёл, куда угодно. Тогда хотелось, чтобы остановили, пожалели и хотя бы ради приличия позвонили. Поинтересовались, как дела, когда вернусь… Сейчас мне восемнадцать, и я не нуждаюсь в тотальном контроле. Однако отец считает иначе.
– Лучше поздно, чем никогда. Разве нет?
– Не в этом случае. Я искренне ему благодарен за крышу над головой, но время кормления с ложечки, смены подгузников и стирки пелёнок в прошлом. Я достаточно взрослый для того, чтобы самостоятельно принимать решения и ходить туда, куда хочется. Он этого не понимает. Что касается сегодняшнего плана, то мне просто нужно было перестраховаться, – пояснил Кэндис. – Ты же знаешь, насколько ситуация запущенная. Выходя из дома на десять минут, по возвращении я обязан дать отчёт. Альфред не может пройти мимо, не спросив, почему я выходил. Конечно, можно было попытаться сбежать из дома, а потом незаметно вернуться обратно, но я решил не рисковать. Не думаю, что мои дела растянутся на долгое время. Пара часов, и я снова буду здесь. Кофе, приглушённый свет и много-много упражнений. Говорите ли вы по-французски, моя милая леди?
Увидел, как помрачнело лицо кузины при упоминании гранита науки, и тихо засмеялся. Кэндису французский давался легко. То ли сам способным учеником оказался, то ли наставники чудесные попались. Второй вариант был вероятнее. Кэндис вообще придерживался мнения, что с учителями ему везёт всегда и везде.
– Да ну тебя, – отмахнулась Мартина, останавливаясь и открывая дверь одной из спален. – Вот, располагайся здесь. Насколько я помню, эта комната всегда была твоей любимой.
– Спасибо.
Кэндис потянул молнию, доставая и выкладывая джинсы с футболкой, сложенные аккуратной стопкой, на одеяло. Расчёску и зубную щётку вместе с пастой оставил в сумке.
Бросил мимолётный взгляд на экран смартфона. До начала запланированной встречи оставалось чуть больше часа. Чтобы добраться до места назначения, требовалось в два раза меньше, потому он мог не спешить особо и не бегать по дому с вытаращенными глазами, лихорадочно пытаясь отыскать тот или иной элемент гардероба.
Он уже сюда приехал в той одежде, в какой собирался появиться на встрече. Мартин настаивал на поддержании дресс-кода, и Кэндис выполнил просьбу, помня о том, что этот вечер на романтическое свидание не тянет. Его хотят познакомить с кем-то.
Знать бы ещё, с кем именно.
Интрига подстёгивала воображение и заставляла волноваться в два раза сильнее обычного. Неоднократно проанализировав ситуацию, Кэндис так и не сделал однозначных выводов, разброс кандидатур мог оказаться огромным.
Во время телефонного разговора, он озвучил интересующий вопрос, но Мартин ответил уклончиво, заметив только, что личность важная, нужная, а бонусом – интересная. Следовательно, неловкости и длительных пауз в общении возникнуть не должно, кто-то из троих обязательно найдёт предлог для его продолжения.
– Было бы за что.
– Мне кажется, есть. Ты, как минимум, покрываешь мою ночную вылазку.
– Я всё ещё надеюсь услышать подробности, связанные с ней, по возвращении, – Мартина выразительно посмотрела на кузена, прищурила глаза, давая понять, что если не знает, то догадывается об истинных причинах чужих поступков. – В благодарность за труды.
Кэндис склонил голову и сложил руки на груди, поддерживая обмен немного ехидными взглядами.
– Это не то, о чём ты думаешь. И даже не его подобие.
– Как ты можешь делать заявления с такой уверенностью?
– А почему бы и нет?
– Ты не знаешь, о чём именно я думаю.
– У тебя всё на лице написано.
– Правда?
– Да, Марти. В твоих глазах я вижу жажду рассказа о нежных или же предельно страстных любовных похождениях. Моя история тебе разочарует, поскольку встреча ориентирована на решение вопросов, не имеющих никакой связи с чувствами.
– Ну вот. Ты только что разбил мечты романтичной девушки, – с иронией в голосе произнесла Мартина. – У меня твои действия вызывали иной ассоциативный ряд.
– Ты сама-то давно сбегала на свидания? – спросил Кэндис. – Кажется, это что-то нереально… устаревшее. Анахронизм своего рода.
– Я перестала это делать ровно в тот момент, когда кавалеры сами начали залазить в окно моей спальни.
– А потом летели с лестницы, – поддел Кэндис, зная о нравах, царивших в семье кузины.
Её отец с не меньшим вниманием отслеживал, кто наносит его дочери визиты. От дома, конечно, никому не отказывал, но отношение своё демонстрировал открыто. Иногда посетители сами зарекались приходить сюда, предпочитая встречи на нейтральной территории.
