Текст книги "Будни «Чёрной орхидеи» (СИ)"
Автор книги: Dita von Lanz
сообщить о нарушении
Текущая страница: 40 (всего у книги 73 страниц)
– С поправкой на то, что письма не бумажные, а электронные, – заметил Ник.
– Ну да. Ценность их от этого не уменьшается.
– Не сомневаюсь.
– Судя по голосу, так и не скажешь.
– Я бы не задал тебе этот вопрос, если бы не одно обстоятельство.
– Смущающее?
– В какой-то степени.
– А именно?
– Кэри, – произнёс Ник. – Точнее, его отношение к определённой личности.
– М?
– Меня не оставляет мысль о его неравнодушии к тебе. Не скажу, что отлично разбираюсь в мотивах окружающих людей, но ты явно интересен ему как личность. Герда говорит, что не только, как личность. Я вижу, что он пытается держать дистанцию, но всё равно неумолимо сокращает расстояние, желая подобраться ближе. Вполне показательный пример – распределение на курсах естественных наук. Будь я учителем, никогда бы не поставил вас в тандем.
– Я бы тоже, однако у миссис Барнс своё мнение на этот счёт.
– Иногда мнение способно меняться под влиянием момента или по просьбе наиболее симпатичных людей.
– То есть? – Алекс прищурился.
Особого разброса вариантов не наблюдалось, но он всё равно хотел услышать ответ Николаса, а не оставаться наедине со своими догадками, не имеющими реальных доказательств. Николас сказал ровно то, чего Алекс от него и ждал.
– Он попросил, и вас объединили.
– Ты давно узнал об этом?
– С самого начала.
– И молчал?
– Ты не спрашивал, – резонно заметил Николас.
– Действительно.
– Учителя Кэрмита любят. Это в представлении некоторых учеников он обаятельная сучка, а для преподавателей – умница, хоть и не лишённая капли несерьёзности.
– Обаятельная сучка? – переспросил Алекс. – А поподробнее?
– Кэри можно обожать, можно ненавидеть, но совсем не заметить – нереально. Если только ходить с завязанными глазами и затыкать уши, услышав его голос. Но это ли не показатель особого интереса, который старательно пытаешься уничтожить, чтобы не допустить катастрофы? Я не слишком близко с ним общаюсь, но могу с уверенностью сказать: личность он эпатажная и довольно противоречивая. Скандальная и притягивающая к себе неприятности. До недавнего времени он был просто одним из учеников, ярким, популярным, но не настолько известным. А теперь он – секс-звезда, не в лучшем значении данного слова.
– Как Саша Грей?
– Почти.
– Да ладно? Я угадал?
– В целом не промахнулся.
– Он неоднократно снимался в порно?
– Один раз, но всем хватило.
– Только не говори, что он делал это ради денег или ради интереса, просто потому, что захотелось.
– Нет. Денег у их семьи достаточно, такой вид заработка в качестве источника постоянного дохода вряд ли рассматривается. Интерес – тоже мимо.
– Тогда что?
– Месть обиженной дамы, – произнёс Николас. – Мне не слишком приятно трясти чужим грязным бельём, но раз так получилось, что Кэрмит тобой интересуется и однозначного отказа не получает, правильным решением будет ввести тебя в курс дела.
– Месть заключалась в том, что оскорблённая леди предложила ему главную роль в фильме для взрослых, а он согласился?
– Разумеется, нет. По собственной воле он не стал бы сниматься в подобном и уж точно не выложил бы видео в сеть, рассылая ссылку на файл всем ученикам «Орхидеи». Как своим одноклассникам, так и тем, кто в параллели. А тогда каждый желающий, да и нежелающий, мог посмотреть на Кэрмита, которого имел какой-то мужик. Признаться, я не смотрел. Хватило стоп-кадра на заставке, чтобы понять, какой видеоматериал мне предлагают, но нашлись и любопытствующие особы, желающие оценить постельные таланты одноклассника. Они же потом с завидным постоянством писали на шкафчике Трэйтона слово «шлюха», забрасывали непристойными предложениями, парочка особо прытких пыталась его изнасиловать. Растиражировать видео не успели, конечно. Отец Кэрмита постарался. Не знаю, как он это сделал и сколько денег угрохал на хакерскую работу, но, полагаю, сумма была внушительной. Видео исчезло отовсюду и больше не всплывало, однако вытравить его из памяти зрителей не получится никогда. Или не в ближайшее время. Создателем видео оказалась бывшая девушка Трэйтона, вторым актёром – её кузен, которому Стивен, кажется, навечно отбил желание продолжать карьеру порноактёра. Яйца, впрочем, тоже.
– Стивен? Отец?
– Старший брат. Единственный представитель их семьи, воспринявший новость о видео стойко и без истерии. Он же – единственный из Трэйтонов, кто Кэрмита поддержал, а не вторил, в отличие от родителей, одноклассникам, скандируя заученные слова об омерзительной бляди, дающей каждому встречному.
– Не проще было уйти из «Орхидеи» и не провоцировать людей лишний раз?
– Проще, но Кэри лёгких путей не ищет, как показала практика. Чужое превосходство он не признаёт. Тогда стремился доказать, что, несмотря на временные неприятности, сумеет одержать победу в противостоянии. Он пережил период изрисованных шкафчиков и записок с предложением отсосать, подброшенных в личные вещи, равнодушно воспринял обвинения в наркомании и не реагировал на постоянные выкрики «сука», несущиеся ему вослед. Он, напротив, решил сделать все минусы положения своей фишкой.
– У него, правда, были проблемы с наркотиками?
– Не думаю. Просто, если верить слухам, в том видео у него зрачки, как у обдолбанного во все поля. Склонен думать, что они – результат возбуждения, спровоцированного химическими веществами. Не обязательно запрещёнными, я бы сделал ставку на специальные препараты, вполне распространённые и часто используемые. Возможно, никаких наркотиков не было. Но когда начинаешь создавать портрет отвратительного человека, детали как-то сами собой дорисовываются, а логика отправляется в свободный полёт. О ней мало кто вспоминает. Главное – как можно больше неаппетитных подробностей, чтобы от одного упоминания имени начинало тошнить и возникало желание поскорее отмыться от этой грязи.
– С трудом представляю, как можно на такой славе создать визитную карточку.
– Он просто делает вид, что ему всё нравится. Сам же подливает масла в огонь. Двусмысленные высказывания, вызывающее поведение, стремление продемонстрировать, что он нисколько не смущён, но весьма доволен произведённым эффектом. Съёмка для журнала, в конце концов.
– Он – модель. Ничего удивительного.
– Да, ничего, будь это молодёжное издание или солидный модный журнал.
– А он был несолидным? Только для определённой аудитории?
– Не для представителей благородного общества аристократов, помешанных на сохранении репутации в кристально чистом виде, уж точно. – Ник не смеялся, напротив, говорил предельно серьёзным тоном; как и ожидалось, знал он многое, стоило только спросить, и информация полилась стремительно, просто в другое время не считал нужным откровенничать, сегодня язык ему развязало желание предостеречь друга от такой напасти, как Кэрмит. – Ограниченный тираж, узкая направленность, частная студия, высокая оплата, всё строго конфиденциально. Наводит на какие-нибудь мысли?
– Издание для гомосексуалистов?
– Для очень богатых, имеющих определённые пристрастия в сексе гомосексуалистов, – поправил Николас.
– Как вышло, что его допустили к съёмкам? Это же не делается просто так. Нельзя прийти с улицы и предложить свои услуги. Нереально.
– Спроси у него, если хочешь. Я не знаю.
– Откуда тебе известно о журнале?
– Он принёс его в академию и швырнул номер в лицо наиболее активным поклонникам своего «творчества». Пуленепробиваемая невозмутимость, равнодушное выражение лица и насмешливый тон: «Дрочите, гомики». Сплошная провокация и вызов при внешнем спокойствии.
– Надо же. Сам-то он кто, позволь спросить? Или себя он гомиком не считает?
– Задай первый вопрос себе, вспомни о своих предпочтениях. Получи ответ. Он же не только с парнями. Девушек у него было больше, если разобраться.
– Ты уверен, что там действительно напечатали его снимки? Может, просто журнал подобной тематики, а высказывание к слову пришлось.
– Уверен. Кэри старался не слишком светить лицом, снимался в маске, но это, несомненно, он, предстающий в непривычном амплуа. Кожа, латекс, ботфорты, плётки, наручники, ошейники, цепи и прочие элементы фетиш-направленности. Лучшей рекламы S&M сообществу не придумать. Не сомневаюсь, что получатели подарка использовали его по назначению, последовав совету Кэрмита. Они ещё в аудитории, на глазах у посторонних, едва не залили стол слюной, открыв разворот, а в отсутствии свидетелей…
– По-моему, это было не слишком разумно с его стороны, – заметил Алекс. – Реши эти самые поклонники «творчества» выложить фотографии в открытый доступ, начался бы второй виток скандала.
– Несомненно. Но это Кэри и у него свои методы борьбы, понять которые мы не в состоянии.
– У него получилось?
– Как ни странно, да. Осознав, что он не переживает по поводу некоторых событий своей жизни, преподнося их в качестве повода для гордости, а не для самоедства, недоброжелатели заткнулись. Можно сказать, что в его жизни теперь наступил период затишья, отмеченный минимумом страстей и постоянными отношениями, но они, вероятно, закончились. Раз теперь у него новое увлечение.
– Какой занятный тип, – протянул Алекс. – Кто бы мог подумать, что в школе для отпрысков благородных семей можно найти подобный экземпляр?
Досье стремительно пополнялось дополнительными фактами. На такую удачу он, признаться, не рассчитывал.
– Отпрыски благородных семей такие же люди, как и все остальные, потому никто из них не застрахован от ошибок, неприятностей и нелепых поступков.
Николас потянулся к школьной сумке, посмотрел на экран смартфона, прикидывая, сколько времени осталось до встречи одноклубников.
– Пора идти? – спросил Алекс.
– Да. У меня в запасе двадцать минут. Как раз успею к началу заседания. Прости. С удовольствием поболтал бы с тобой ещё, но дела зовут.
– Мы можем поговорить вечером, – радушно улыбнулся Алекс.
– Обязательно. Если я приползу с дедлайна живым. Эта обязанность меня раздражает, но вместе с тем дисциплинирует, – засмеялся Ник. – Должность главного редактора газеты, пусть и школьной – неплохое испытание для нервной системы. Но зато уже через пару дней у нас появится свежий выпуск, и я смогу вздохнуть с облегчением.
– До наступления нового месяца.
– Утешаю себя тем, что это внушительный срок. За тридцать дней я успею и отдохнуть, и снова возненавидеть свои обязанности. Чем планируешь заняться ты?
– Досмотрю тренировку, пожалуй, а потом снова заделаюсь книжным червем и буду поглощать классические произведения английской литературы в подлиннике. Собираюсь поразить миссис Даглер своими познаниями.
– Неплохо. Совсем неплохо.
– Одобрено Николасом Треверси, – торжественно произнёс Алекс. – Дорогого стоит.
*
Новенький ему не нравился совершенно. Вызывал глухое раздражение каждый раз, когда появлялся в поле зрения, несмотря на то, что старался произвести на всех положительное впечатление.
Многие велись без проблем, Даниэль не пытался скрывать собственное отторжение, желая подчеркнуть его сильнее, чтобы дошло с первого раза. Видимо, Алекс был не таким уж глупым, раз не набивался в друзья, держась на почтительном расстоянии.
В его внешности не наблюдалось ничего от мерзких грызунов, но Даниэль, отводя время под размышления о данном человеке, именовал Алекса не иначе, как крысой. Всё время ожидал подвоха и не верил в широту души. То, что Алекс нашёл общий язык с Гердой, порядком раздражало. То, что Кэрмит умудрился обнаружить в этом человеке неведомое Даниэлю очарование, настораживало ещё сильнее.
Будучи посвящённым в подробности чужой жизни, Даниэль опасался – не без оснований – очередной трагедии. По иному сценарию Кэрмит работать не умел, если и вляпывался куда-то, то по самую макушку.
Заговорить с Алексом Даниэль решился лишь однажды, когда они оба оказались поблизости от конюшен. Дэн хотел посоветоваться с Гердой, но напоролся на её нового приятеля. Молчать, стоя рядом, было нелепо, а очередной побег в качестве руководства к действию не рассматривался.
– Никак не успокоишься? – спросил Даниэль, проигнорировав приветствие.
Алекс стоял, опираясь ладонями на ограждение, наблюдал за действиями персонала. Смотрел внимательно, но создавалось впечатление, что он ничего не замечает. Глядит в одну точку, а перед глазами разворачиваются картины, не связанные с жизнью академии. Плевать ему и на лошадей, и на Герду, и на всё остальное. Он преследует определённые цели, передвигает по невидимой доске шахматные фигурки одноклассников и одноклассниц, используя их в качестве источников информации, марионеток, чьи нити привязаны к его пальцам. Какой вариант не выбери, суть ясна. Он приехал сюда, преследуя определённые цели, не имеющие в основе благородных порывов, предельно далёкие от названного понятия.
Пока другие находили Александра интересной личностью и охотно поддерживали общение с ним, Даниэль готовился к удару в спину. Его не волновало, чья спина в итоге примет в себя острое лезвие, больше напрягал сам факт. Даниэль надеялся вывести Алекса на чистую воду раньше, чем тот перейдёт от аналитической работы к решительным действиям.
– О чём ты? – поинтересовался равнодушно, не глядя на Даниэля.
– О твоих попытках закосить под Шерлока Холмса. Только и делаешь, что цепляешься с расспросами к посторонним людям. Ходишь, вынюхиваешь, лезешь, куда не просят. Если настолько любопытство разыгралось, подойди к нему самому. Спроси обо всём, что интересует.
– К нему? – Алекс откровенно насмехался, изображал неосведомлённость.
– Ты понял, о ком я.
– Понял, да… Но твоя озадаченность жизнью постороннего человека удивляет. Кто ты ему? Брат, любовник или же безумно влюблённый, рассчитывающий на взаимность, но пока её не получивший? Почему так беспокоишься о чужой судьбе, а не занимаешься своими проблемами?
– Лучший друг, прежде всего. На мой взгляд, этого достаточно для заботы о другом человеке.
– Неплохой предлог, – согласился Алекс.
Даниэль собирался бросить ему в лицо обвинения, но тут появилась Герда, спрыгнула с лошади и направилась к ограждению, желая поприветствовать обоих друзей. Пришлось проглотить упрёки и гордо вскинуть голову, проигнорировав насмешку, без труда прочитывающуюся на лице омерзительного типа, чудом завоевавшего расположение некогда здравомыслящих людей.
Загипнотизировал он их, что ли?
Моментами Даниэля посещала нелепая мысль, что Герда считает Алекса милым на почве внешнего сходства с обожаемыми Трэйтонами. Она искренне их любила. Что старшего, что младшего из братьев. Увидела похожий типаж и записала новичка в ряды хороших людей.
Даниэль людей оценивал по иным критериям, и внешность там не служила определяющим фактором.
Он мечтал о единомышленниках, но те, с кем он раньше находился на одной волне, теперь выстроили вокруг себя глухую стену непонимания.
Чем больше времени они проводили с Алексом, тем выше становилась стена, о которую Даниэль уже успел разбить руки, желая достучаться до Герды и Кэрмита. Они не замечали его жертв. Разбей он голову, прошли бы мимо с равнодушным видом.
Николаса или Кая превратить в союзника возможным не представлялось. Ник был Алексу самым близким другом, а Кай придерживался политики нейтралитета, не влезая в разборки приятелей сестры. Он их воспринимал в качестве массовки, мельтешащей перед глазами, не более. Как люди они его не волновали вообще. И – уж точно – он не собирался совершать благородные поступки во имя спасения младшего Трэйтона. Кэри находился в той немногочисленной категории граждан, вызывающих у Кая перманентное раздражение и презрение за счёт своих выходок, наполненных вызовом и эпатажем. Кай считал, что Кэрмит не достоин звания аристократа, раз опозорил родителей не единожды. Сначала этим видео, потом эротической фотосессией, породившей не меньшее количество сплетен, чем непрофессиональный порнофильм.
Наверняка Алекс, копавший под Кэрмита с невероятной настойчивостью, знал и о первом инциденте, и о втором. Его отношение к происходящему хранилось в секрете, но Даниэль сомневался, что ночами Ильинский мечтает получить на руки журнал или же посмотреть видео, в котором Кэрмита, поражавшего общественность расширенными зрачками, обкусанными губами и, что вполне закономерно, раздвинутыми ногами, драли, как последнюю блядь, а он не думал сопротивляться.
Видео попало в сеть незадолго до начала очередного учебного года. Может, появись оно там за месяц-два до возвращения учеников в стены академии, положение оказалось бы не настолько удручающим, но тут впечатления у всех были невероятно свежими, и на Кэрмита вылили немалое количество грязи, желая окончательно его добить. Не на того напали.
Однажды Кэрмит сказал, что его интересовала реакция только двух человек, и они его не оставили наедине с мрачными мыслями, доказали истинность дружбы.
Когда Даниэль переступил порог комнаты, Кэри уже находился там. Обернулся резко, прожигая взглядом.
– Если скажешь, что не хочешь больше жить со мной в одной комнате, я не обижусь, – произнёс сдержанно.
– С чего бы мне мечтать о переезде? – удивлённо вскинул бровь Даниэль.
Кэрмит не ответил, отставил бутылку с минеральной водой на стол, преодолел расстояние, разделявшие их с Даниэлем. Пристально посмотрел в глаза, поймал изумлённый взгляд и вскоре уже прихватывал губы приятеля поцелуем. Даниэль про себя отметил, что поцелуй у них получился не страстный, не зажигательный ни разу, а какой-то… по принуждению, вымученный, как книга, написанная раскрученным – топовым – автором не по вдохновению, а в погоне за деньгами.
Это же Кэри. Как его можно воспринимать в качестве сексуального объекта, в самом-то деле?
– Чёрт… У меня такое ощущение, что я брата целую, – со смехом заявил Кэрмит, полностью скопировав и озвучив мысли Даниэля.
– С той разницей, что Стивен бы тебе врезал со всей силы.
– Точно.
– Зачем ты вообще это сделал?
Кэрмит смутился, пожал плечами, запустил ладонь в волосы.
– Просто, – произнёс. – Честно? Сам не знаю. Проверял, наверное, насколько мне теперь отвратителен будет секс и всё, что с ним связано.
– Проверил?
– Да. Надо было другого кандидата выбрать. С тобой я только неловко себя почувствовал.
– Поздравляю. Кроме того, смею заверить, ещё и меня в соответствующее положение поставил. Но будем считать, что извинения приняты, и инцидент исчерпан, – хмыкнул Даниэль. – Теперь я могу начать раскладывать вещи? Или мне так и простоять здесь весь вечер?
– Обещаешь не сбегать от меня?
– Обещаю.
– Точно?
– Куда я денусь?
Кэрмит протянул ему руку, и Дэн данный жест не проигнорировал. Перехватил ладонь, сжимая. Кэри всегда оставался его лучшим другом, независимо от того, что говорил в момент эмоционального возбуждения, независимо от того, что он творил.
Да пусть голым по всей академии продефилирует, на отношение Даниэля этот поступок не повлияет.
Даниэль понимал, что будет поддерживать друга всегда и во всём, хотя бы потому, что в своё время именно Кэрмит вытирал ему, оторванному от родителей маменькиному сынку, сопли и слёзы, попутно разбивая носы всем, кто откровенно нарывался на скандал и жаждал развести плаксу на эмоции.
Привычным стало принятие точки зрения Кэрмита, как своей собственной. Они, правда, по многим пунктам сходились во мнениях.
Теперь на их пути возникли непреодолимые разногласия.
Одно, но какое!
Противоречие откликалось на имя Алекс и одному казалось идеалом, а второго бесило до белых глаз.
Впервые за достаточно внушительный период времени Кэрмит вновь предпринял попытку поцеловать Даниэля, но на этот раз поступал неосознанно. Вечернее происшествие, может, и не сделало их врагами, но дружбу прилично пошатнуло.
Даниэля передёрнуло от имени, сорвавшегося с губ Кэрмита во сне. Тот звал Алекса.
– Алекс? – презрительно повторил Даниэль, присев на корточки рядом с кроватью.
Не открывая глаз, Кэрмит ухватил его за край шейного платка, скрепленного неформальным значком с изображением британского флага, потянул к себе.
Даниэль не удержался и сделал то, что, по мнению Кэрмита, обязан был провернуть Стивен в случае возникновения подобной ситуации. Размахнулся и ударил. Ощутимо весьма.
Естественно, получив оплеуху, Кэри широко распахнул глаза.
– Что ты здесь делаешь? – спросил грубо, продолжая сжимать в ладони кусок ткани.
– Если мне не изменяет память, часть этой комнаты моя, потому имею право перемещаться по ней свободно, не соблюдая определённый регламент. Не так ли?
– Я не о том. Не надо корчить из себя недоумка. Как ты оказался у моей кровати?
Кэрмит продолжал говорить на повышенных тонах, но разозлила его вовсе не пощёчина. В ярость его привела мысль об осведомлённости Даниэля. Последнего это открытие откровенно веселило – он и прежде догадывался о возникновении у Кэри чувств определённого рода, направленных на нового ученика. Получил подтверждение, всего-то. Неужели Кэри наивно верил, что сохранил возникшие чувства в тайне? Вряд ли.
– Мне послышалось, что ты звал кое-кого.
– А если звал, то что?
– Желал удостовериться, не померещилось ли случаем.
– Убедился?
– Вполне. Как давно ты влип в это дерьмо?
– В какое именно?
– В любовь, мой не совсем братик. С каких пор тебя повело от Ильинского?
– Есть разница?
– Да никакой. Просто не хочется в очередной раз смотреть на тебя, уничтоженного морально, а он это способен устроить.
– Ты предвзято к нему относишься.
– С чего бы?
– Понятия не имею. Может, бесишься, что меня повело именно от Алекса, а не от тебя?
– По-моему, ты переоцениваешь значимость своей задницы. И всего остального.
– Да неужели?
– Разыгрывай представления перед кем угодно, но не надо пытаться развести на паршивые признания меня. Я знаю тебя лучше, чем кто-либо. Знаю, что ты рисуешься только на людях, а в глубине души образ потаскухи, намертво к тебе припаянный, ненавидишь. Мне наплевать, кого ты зовёшь во сне, ещё меньше волнует, кому ты готов дать, предварительно выебав здравый смысл, а потом отшвырнув его в сторону, как использованный гондон. Но не кажется ли тебе, что ваш с Гердой обожаемый Алекс связан с той девчонкой? Как там её звали… Анна, кажется? По-моему, совпадений слишком много, и если он здесь действительно с её подачи, я не удивлюсь нисколько.
– Само собой, а ещё они сотрудничают с русской мафией. Более того, стоят во главе данной организации, – захохотал Кэрмит.
– С большей охотой ты поверишь, что он однажды увидел снимок в каталоге, потерял покой вкупе со сном и решил свести близкое знакомство? Исключительно по этой причине притащился в академию, а теперь суёт нос, куда не просят и старательно вытаскивает из окружающих информацию о тебе. Хотя, да, ты поверишь. Нахер логику, главное то, что он тебе нравится, и ты добровольно к нему придёшь! Учти, когда грянет очередной скандал, ты вспомнишь о моих словах, но будет поздно. Раз в жизни прислушайся ко мне и не совершай ошибок. Держи его на расстоянии.
– Не лезь в мою жизнь.
– Да иди ты к чёрту! – не выдержал Даниэль. – Делай, что хочешь, но только потом не жалуйся, увидев себя прекрасного в очередном горячем видео. Пожалуй, Эткинс прав. Ты действительно недостоин фамилии «Трэйтон». У них есть мозги, а у тебя их нет. Не было никогда!
Удалился Даниэль, громко хлопнув дверью и не дожидаясь ответных реплик. Впервые за долгое время, они ужинали, сидя в столовой за разными столиками, не глядя на неизменного – в прежнее время – соседа. Вилка то и дело ударялась о край блюда, аппетит портился, с потрясающим постоянством надирало показать неприличный жест и вновь уйти, предварительно плюнув Кэрмиту в тарелку.
Дружба пошла трещинами, но пока не развалилась окончательно.
Неделю они не разговаривали вообще. Ни единого слова, будто разом онемели.
Кэрмит первым решил возобновить общение, написав записку с извинениями, положив в конверт и бросив в шкафчик Даниэля. Сначала Даниэль, преисполненный праведного гнева, планировал разорвать послание, не читая, а потом высыпать обрывки на парту Кэрмита, но удержался от проявления истерических настроений. Вдохнул, выдохнул, досчитал до десяти, до ста. До тысячи. Успокоиться не получалось, и он отложил прочтение до лучших времён. Кэрмит подошёл к его столику во время ланча и застыл на месте, ничего не говоря. Считал, что всё важное и нужное осветил в письме.
Даниэль тяжело вздохнул, но убрал с сидения сумку, набитую школьными принадлежностями, бросил под ноги, на пол, уступая Кэри место.
– Садись, если хочешь, – произнёс обыденно.
Кэрмит сел.
Они заговорили, но тему Алекса больше не затрагивали. Обмен мнениями о данной личности стал для них табу. Молчание не служило уменьшению актуальности и не снижало красный уровень опасности до более приемлемого варианта. Стоило произнести его имя, и взрыв раздался бы с новой силой, разнося к такой-то матери не до конца возродившуюся дружбу – только успевай ошмётки со стен соскребать. Мост под ногами шатался – они уже не были тем дуэтом, не поддающимся процессу разливания водой.
На занятиях Кэрмит больше не садился рядом с Даниэлем.
Он швырял свои вещи на стол к Ильинскому и опускался на пустующий стул. Благо бы подружились и трещали, как сороки, обо всём на свете, упиваясь обществом друг друга. Но жизнь демонстрировала иной расклад. Оба продолжали хранить гробовое молчание, обмениваясь незначительными репликами по теме урока.
Пара случаев, выходящих за рамки обыденности.
Событие под номером один.
Задание миссис Даглер – написать сонет.
Последствия, порождённые экспериментом с литературными формами.
Кэрмит превзошёл самого себя, ломая голову над созданием поэтического шедевра, неудивительно, что его творение признали лучшим. Юное дарование не упустило возможности покрасоваться перед аудиторией. Кэрмит свой шедевр потом декламировал, стоя у доски и неотрывно глядя на Алекса. Только конченый идиот не понял бы, что это представление, разыгранное перед многими, но для одного, тянет на признание в любви. Громкое такое признание, в присутствии немалого количества свидетелей.
Алекс лишь покачал головой и беззвучно засмеялся, опуская её, закрывая лицо рукой.
Кэрмит прошествовал на место, сел с невозмутимым видом и до конца урока не проронил ни слова. Только желваки ходили, и кадык дёргался, когда он сглатывал слюну.
Адресата послание не проняло.
Обсудили ли они это происшествие, покинув пределы класса? Даниэль не знал точно, но сильно сомневался в реальности реализации такого варианта.
Алекс вёл себя престранно. Он не отталкивал Кэри, но и не разрешал подойти ближе. Словно ставил эксперимент, а подопытный кролик, сам того не подозревая, позволял оценить показатели, снова и снова поставляя пищу для размышлений.
Ситуация номер два.
Очередное практическое занятие на курсе естественных наук. Биология, микроскопы, срезы листьев и прочая ерунда, не слишком важная, но, в целом, занятная. Разрезай, рассматривай, зарисовывай.
Легче не придумаешь задания, если руки растут оттуда, откуда нужно. У Алекса, видимо, с этим были проблемы. Даниэль не думал, что дело в трепете, спровоцированном пристальным взглядом Кэрмита, направленным на ладони Алекса.
Лезвие прошлось по листу алоэ стремительно, рассекая не только его, но и кожные покровы.
Кэрмит наблюдал заворожено за тем, как Алекс сдавливает повреждённое место, позволяя выступить бордовым каплям, после чего, наплевав на все правила приличия, проигнорировав присутствие многочисленных одноклассников, подался к нему и прижался губами к царапине. Собирал кровь, проводя языком по тонкой, набухающей покрасневшей линии, обхватывая палец губами, выпуская его изо рта и облизываясь после. Только что глаза не закрывал от наслаждения, а внимательно наблюдал за реакцией соседа, боясь упустить хоть малейший проблеск надежды на ответные чувства, или желание, если первого добиться не получится.
«Чего бы сразу в ширинку ему носом не ткнуться? Или не отсосать на глазах у всех? Вдруг оценит», – с отвращением подумал сидевший в самом конце аудитории, а потому имевший прекрасный обзор Даниэль, окончательно расходясь с лучшим другом во мнениях и понимая, что тонкая трещинка, появившаяся в их отношениях, грозит перерасти в огромный разлом.
Недолго ждать осталось.
Ещё пара выходок, и он снова сцепится с Кэрмитом, заявив, что у того вместо мозгов жидкая пресная овсянка.
Разговор с Гердой желанного облегчения не принёс. Она внимательно выслушала доводы, приводимые Даниэлем, а в финале выдала предположение сродни тому, что выдвигал прежде Кэри. Герда приписывала ему, правда, ревность иного типа, не любовную, а дружескую. Вроде как Даниэль почувствовал, что ему стали отводить меньше места в повседневном общении, потому и ополчился на Алекса.
– Нет, – ответил он, одаривая подругу тяжёлым взглядом и покусывая щёку изнутри. – Вы можете меня бросить, я не стану страдать и рвать волосы на голове. Приму, как данность, ведь это нормально, что люди сходятся и теряют интерес друг к другу, как в любви, так и в дружбе. Я говорю не о том, что чувствую себя забытым и брошенным. Понятно, что он интереснее, потому что банально новенький, а меня все знают давно. Я говорю об опасности и о том, что здесь явно что-то… нечисто.
Осознание реального положения вещей раскатывало его по асфальту. Стремительно и необратимо.
Даниэль чувствовал, что все его соратники уверенным шагом переходят под чужие флаги, поддерживая оппозицию, а он остаётся в гордом одиночестве. Гордом и бессильном одиночестве, если смотреть правде в глаза, неспособном изменить ход событий и остановить надвигающуюся катастрофу.
Один из вечеров Даниэль посвятил аутотренингу, разобрал предположение Герды по косточкам, оторвался от созерцания академии, бросил мимолётный взгляд в сторону Кэрмита, торчавшего в сети, а потому уделявшему повышенное внимание ноутбуку, вновь отвернулся.
Несомненно, дружба для Даниэля имела немалое значение, но он не был подвержен влияниям момента. Он руководствовался в поступках приказами разума, а не велением сердца, тщательно анализировал, просчитывал плюсы и минусы. Признавал, что способен прожить без поддержки Кэри. Теперь уже стопроцентно, не так, как в средней школе.
Он не ревнует. Совсем. Он боится, что Кэрмит окажется в очередной неприятной истории, но уже не выплывет из неё, а захлебнётся чёрной отравленной водой.
На фоне переживаний Даниэль вернулся к вредной привычке, покинутой, как казалось, навсегда.
Потянулся к сигаретам и начал курить гораздо чаще, нежели в былое время.
Иногда он предавался этому занятию в одиночестве, иногда в компании Кая, которому, находясь в состоянии отчаяния, поведал о своих подозрениях, ожидая очередной порции смеха и постановки нового «диагноза».
Один умудрился обнаружить в дружеской заботе страстную безответную любовь, вторая – дефицит внимания, третий, возможно, разглядит пробуждение отцовского инстинкта?
