Текст книги "Будни «Чёрной орхидеи» (СИ)"

«– До скорой встречи в скайпе, дорогие мои. Или не очень скорой на платформе «Девять и три четверти». Тут многое зависит от того, с какой стороны смотреть, конечно. В масштабах жизни эти несколько месяцев – сущий пустяк. Меньше, чем через год я снова буду стоять здесь и надеяться, что хотя бы кто-то из вас вспомнит о возвращении и решит меня встретить. Обещаю, что буду вам писать и активно делиться новостями из своей жизни. Конечно, если найдётся, чем поделиться, а то ведь буду целыми днями писать скучные длинные посты во френд-ленте о том, как учусь, сижу в библиотеке и… снова учусь, в то время как у вас вечная весна, любовь, и прочее.

– Ричи, заткнись, прошу тебя. Твоя бессмысленная многословность меня однажды доконает.

– Я не был бы собой, если бы не проявлял дотошность. К тому же, я пытаюсь компенсировать грядущий недостаток общения. С кем мне разговаривать там, если знакомых в Эдинбурге у меня нет вовсе?».

Даниэль никогда бы не подумал, что решится на переезд. Не потому, что его пугало само это слово и – за компанию – все те мероприятия, что с перемещением с места на место обычно связывают.

Просто считал, что весьма логично будет учиться рядом с домом, заодно практиковаться в управлении семейным бизнесом, работая сначала на подхвате, типичным мальчиком на побегушках из серии «подай-принеси», а потом и на более серьёзных должностях, если родители увидят скрытый потенциал.

Сначала он именно так и планировал поступить, определился с учебным заведением, но прошло несколько дней, и Даниэля внезапно посетила новая идея. Не самая гениальная из всех возможных, не самая новаторская, но ему сейчас безумно нужная и важная. Сменить обстановку, набраться новых впечатлений, завести новых приятелей и окончательно доказать родителям, что во многом он самостоятелен. Давно перестал быть ребёнком, отчаянно нуждающимся в повышенном уровне опеки.

Именно этими словами Даниэль, в конечном счёте, и аргументировал своё мнение, выступая перед родителями с импровизационной, но оттого не менее вдохновенной речью. В тот вечер у него открылся небывалый дар красноречия, слова так и лились. Даниэль сам себе удивился и позавидовал. Обычно ему не везло в спорах, да и доказательства правоты нередко отметались на «раз-два». Тут родители решили сделать исключение и неожиданно, получив ворох аргументов, заслушались.

Судьба Дэна была определена. Решение приняли единогласно.

Уезжал Даниэль за пару месяцев до начала учебного года в университете. Ему нужно было время, чтобы осмотреться, привыкнуть к новому месту обитания, изучить обстановку и более-менее адаптироваться, чтобы потом не ощущать дискомфорта.

Провожать его пришли не только друзья, но и те, кто теперь носил статус вторых половин этих друзей. Ещё родители. Но с ними Даниэль разговаривал по дороге на вокзал, собирался и прямо перед отъездом поцеловать мать, пожать руку отцу. Пока была возможность, общался с бывшими одноклассниками.

Герда расплакалась, Кэрмит нахмурился. Алекс по большей части трепался с Николасом, поскольку между собой они дружили, а Даниэль им был, как… Как пятая нога собаке или что-то в этом роде. Они были вежливыми, но отстранёнными. Как и всегда, потому Даниэль нисколько не удивлялся, наслаждаясь последними минутами общения со своими друзьями. Впрочем, несколько прощальных слов у него было заготовлено для каждого из присутствующих. Все они были благополучно озвучены, после чего Даниэль помахал рукой и направился к поезду.

У него не было ощущения, что нить между ним и школьными приятелями разрывается. Они обещали писать ему, и он знал, что через несколько дней действительно обнаружит в почте несколько посланий. Одно из них будет начинаться словами «милый Даниэль», а второе – «мой верный оруженосец».

Традиции нерушимы, и это тот случай, когда такая консервативность радует.

Место у окна способствовало пробуждению меланхолии. Тихой, приятной, но всё-таки меланхолии. Первые полчаса поездки Даниэль только тем и занимался, что наблюдал за пейзажами, проносившимися мимо. Налюбовавшись природой, полез в рюкзак, стоявший рядом, достал книгу.

Нужно было чем-то себя занять, и он решил, что чтение станет наиболее оптимальным вариантом. В качестве альтернативы он рассматривал разговоры с попутчиками, но соседнее кресло пустовало, а лезть к людям, сидевшим на приличном расстоянии, было абсолютно не с руки. Глупо и недальновидно.

В конечном итоге, зачитался настолько, что совершенно не ощущал одиночества, не мучился от невозможности поделиться мыслями с кем-нибудь посторонним. Он следовал за героем и наслаждался текстом, льющимся столь же неспешно, как стекает с ложки густой мёд, обволакивающим и искусным. Увы, но современным авторам подобное мастерство и не снилось.

Даниэль заложил между страниц закладку и потёр глаза.

– В тот самый час, когда томят печали

Отплывших вдаль и нежит мысль о том,

Как милые их утром провожали,

А новый странник на пути своём

Пронзён любовью, дальний звон внимая,

Подобный плачу над умершим днём, –

Я начал, слух невольно отрешая,

Следить, как средь теней встаёт одна,

К вниманью мановеньем приглашая.

Голос Даниэлю был незнаком.

– Прошу прощения?

Даниэль запрокинул голову, желая посмотреть, кто же к нему обратился. Разумеется, и обладателя голоса Даниэль видел впервые в жизни, но в том, что надолго запомнит его, совершенно не сомневался.

Неожиданный собеседник, судя по внешнему виду, был года на два или три старше, но при этом гораздо… ярче. Длинные рыжие волосы, собранные в хвост, голубые глаза за стёклами очков в серой оправе и лёгкая россыпь веснушек на носу.

Одет парень был довольно стильно, а по росту явно превосходил Даниэля, хотя тот себя коротышкой никогда не считал.

– Книга, которую ты держишь в руках, – пояснил незнакомец. – Строки, которые я продекламировал, относятся к части «Чистилище», песнь восьмая. Я заметил, что как раз там ты и остановился, прежде чем вложил закладку. Наверное, сначала моё высказывание могло показаться довольно неуместным, но я лишь процитировал то, что напрашивалось первым делом. В последнее время мне так редко попадаются люди с хорошим литературным вкусом, что я отчаянно радуюсь каждому из своих единомышленников.

– А разве я говорил, что книга мне понравилась?

– Нет. Но это и так видно. Ты был настолько увлечён чтением, что не заметил, как к тебе подошли. На самом деле, я не стал бы беспокоить, но так получилось, что это моё место.

– О, прошу прощения, – вновь произнёс Даниэль, убирая рюкзак и думая о том, что начинать беседу с этой фразы как-то нелепо.

Он же не только начал, но и повторяет её второй раз, как будто больше ничего сказать не способен.

– Да ничего страшного, – произнёс парень.

– Ты… – начал Даниэль, перехватил чужой взгляд и запнулся.

Вопрос мог показаться, как нормальным, так и чрезмерно личным.

– Да?

– Ты далеко едешь?

– Прилично.

– Точнее?

– Это допрос?

– Нет, просто мне нужен гид для прогулок, ознаменованных интересными дискуссиями, – выдал Даниэль, хотя сам от себя подобного не ожидал. – Можно литературными, а можно и на любую другую тему.

Обычно его решимости не хватало и на начало разговора, не то, что на такие вот заявления с подоплёкой.

– А куда едешь ты? – спросил парень, приподняв уголок губ.

Его слова Даниэля не смутили и не поставили в тупик, скорее развеселили и даже способствовали пробуждению уверенности.

– В столицу Шотландии. Это мой первый год в Эдинбургском университете, и я совершенно не представляю, что, как, к чему. Меня одолевают типичные вопросы типичного студента, только-только попавшего в свою альма-матер. Ты учишься? Или работаешь?

– Эдинбургский университет? Достойный выбор, – без тени иронии выдал парень. – Знакомое место. Прекрасное. Надеюсь, оно и тебе понравится.

– Ты учишься там, да?

– Как ни странно, но, да. Именно там и учусь. Третий курс обучения, литература.

– Первый курс обучения. Экономика, – произнёс Даниэль, протягивая ладонь для рукопожатия и получая ответное прикосновение, немного деликатное, но приятное.

– Как насчёт имени? Или будем теперь называть друг друга экономикой и литературой?

– Прошу…

– Прощения, – засмеялся парень, продолжая фразу за Даниэля. – Ты уже извинялся и не единожды. Правда, не знаю за что. Лучше скажи, как тебя зовут.

– Даниэль Ричмонд.

– Вэлмар Миллер.

– Приятно познакомиться, – отозвался Даниэль, нисколько не покривив душой, и улыбнулся.

Ему действительно было приятно. Очень-очень приятно.

Комментарий к Глава 8. Тот, кто начинает новую жизнь.

Три четверти позади. Остался последний рывок.

Игры поколения остались в прошлом, а впереди лишь революция. Его персональная революция).

========== История IV. Его персональная революция. ==========

Ангел ночи,

Мне кажется, ты на моей стороне.

Вижу тебя, где бы ты ни был.

Я чувствую, ты касаешься моей кожи.

Время замедляет свой ход только для нас,

Без тебя нет надежды в моём мраке.

Ты даришь мне мгновение,

Которое никогда не кончается.

Позволь мне почувствовать твоё сердце,

И я пойду с тобой на край света.

Мой ангел ночи,

Я всегда рядом с тобой, лети со мной в вечность,

Держи меня в своих объятьях и целуй меня.

Я закрываю глаза и мечтаю с тобой,

Унеси меня вдаль,

Никогда не подводи меня… (с)

Комментарий к История IV. Его персональная революция.

Blutengel – Angel of the night

========== Глава 1. Тот, кто ищет выход из сложившейся ситуации. ==========

Когда тебе семнадцать, кажется, что весь мир находится в кармане. Достаточно лишь запустить туда руку, и желаемое обнаружится в зоне досягаемости.

Глаза скрыты розовыми очками, на губах цветёт счастливая улыбка, а шкала разочарований по показателям находится на минимуме, ведь заполнить её, по сути, нечем. Самой большой трагедией в жизни является невзаимная любовь, о которой забудешь уже через несколько дней, недель или месяцев – в зависимости от того, насколько ветреная особа осталась с разбитым сердцем.

Кажется, в это время душевные раны затягиваются в разы быстрее, а груз ответственности не давит на плечи. Эмоции бьют через край, и это – единственное, что кажется важным. Каждый маленький шажок на пути к успеху даёт такое ощущение вселенской эйфории, что хватит на десятерых, но достаётся это только одному.

Когда тебе семнадцать, ты можешь менять мнение со скоростью, сравнимой с той, что выдают на трассе болиды или той, что свойственна свету. При этом никто не станет осуждать и говорить о ненадёжности, припишут разве что к творческим, немного – или сильно – эпатажным личностям, сумеют найти в таком поведении особое очарование и сделают своим лидером. Останется только склонить голову, позволив провести церемонию коронации, а после – почивать на лаврах, принимая почести и восторги с повышенным уровнем снисхождения во взоре. Делать вид, будто чужое внимание досаждает, а на деле наслаждаться им в полной мере.

Когда тебе семнадцать, перед тобой открыты сотни, тысячи, а то миллионы дверей. Никто не осудит за проступок. Скажут лишь, что каждый учится на своих ошибках, каждый выбирает собственный путь и нарабатывает жизненный опыт, о котором потом можно будет вспоминать со смехом, удивляясь, как такая мелочь могла вызывать шквал эмоций.

Чудесное время эти семнадцать лет. Обидно, когда ты проводишь их как будто за ширмой. У тебя и в помине нет розовых очков, потому что кто-то протянул руку, сорвал их и растоптал. Ещё обиднее, когда тебе не позволяют выбрать в жизни ту дорогу, к которой тяготеешь больше всего. Казалось бы, вот она, та самая волшебная дверь, к которой ты стремишься, с минуты на минуту ладонь коснётся ручки, потянет и откроет. Предвкушение становится таким сладким, что словами не передать. Вот оно счастье! Совсем близко.

Но ровно в тот момент, когда снисходит это озарение, кто-то хватает за плечи, распахивает настежь другую дверь и толкает туда, кардинально меняя жизнь, руша планы и заставляя существовать в реальности, которая тебе совсем не нравится. Однако… Правила игры придумал другой человек, и им следует подчиниться. Выхода нет, дверь захлопнулась за спиной и исчезла. Осталось лишь тёмное пространство. Тот, кто захочет выбраться, проложит дорогу к свету. Тот, кто опустит руки, окажется на дне. Такова правда жизни, которую ничем не переломить и не переписать, будто черновик эссе, добавляя детали, пришедшие на ум позднее и украсившие схему, превратив её в произведение искусства.

Когда тебе двадцать девять, почти тридцать, и в глазах большинства окружающих людей ты более чем успешен, нелепо жаловаться и сетовать на разбитые мечты. У тебя есть великолепное образование, о котором многим приходится только мечтать, титул, внушительный счёт в банке и, как следствие, уверенность в завтрашнем дне, дорогая одежда, чёрный кабриолет, честно выигранный в споре – ни единого потраченного фунта. Должность, которой могло бы позавидовать не меньшее, чем в случае с образованием, количество человек, красавица-невеста и множество других приятных плюшек, подаренных судьбой. Ты рождён в уважаемой семье, аристократ до мозга костей. Тебя любят в обществе и с завидной частотой приглашают на различные мероприятия. Кто-то говорит, что ты – любимчик Фортуны, и редкий человек усомнится в правдивости данного утверждения. Какие могут быть сомнения? Ты просто прекрасен!

Окружающие уверены, что все твои проблемы остались в прошлом. Ты давно перестал быть тенью старшего брата, сравняв счёт, а, может, получив лидерство в плане популярности. Последний раз вас путали тринадцать лет назад, ещё в школьный период. Так давно, что и вспоминать неловко. Своими поступками ты неоднократно доказал, что достоин уважения, и теперь никто не скажет, что младший представитель семьи Уилзи не яркая самобытная личность, а всего лишь «брат Терренса».

Нелепо при таком раскладе мечтать о возвращении на несколько лет назад, желая вновь превратиться в себя семнадцатилетнего. Того самого тихоню, паиньку и маменькиного сынка, которым тебя считали другие люди, а собственная солидарность с ними достигала стопроцентного совпадения. Но ты именно этим и занимаешься. Никому, даже родным брату и сестре, с которыми у тебя сложились достаточно тёплые, доверительные отношения, не признаёшься в существовании наивной мечты. Да и вообще искусством лицемерия овладел в совершенстве. Несколько лет фальшивых улыбок, и вскоре уже ничего не приходится разыгрывать. Всё само собой получается, как по мановению волшебной палочки.

Зато наедине с собой одолевают омерзительные мысли, и всё чаще хочется убежать от ответственности.

Ведь её груз почти невыносим.

Ты хочешь многое изменить в своей жизни, но позволить себе делать всё, что на ум приходит – та единственная роскошь, доступа к которой нет, и не будет.

Пока другие завидуют успехам, смотри на толпу праздных наблюдателей со снисхождением во взгляде. Им кажется, что с каждым шагом ты поднимаешься всё выше. Не обманывай их надежд. Ведь всю жизнь только тем и занимаешься, что воплощаешь мечты других людей, забывая о себе. Сделай хорошую мину при плохой игре и продолжай идти на дно, с каждым днём ненавидя сложившиеся порядки всё сильнее. Ведь никто не должен увидеть тебя настоящего. Никто не должен узнать о твоих страхах и слабостях. Согласно чужим представлениям, у тебя их просто нет.

Тебе двадцать девять. Ты выпускник престижного университета в прошлом и директор не менее престижной академии в настоящем.

Тебя зовут Мартин Уилзи, и это звучит гордо.

Имя, ставшее синонимом статуса, отражением общественного положения. И данному статусу нужно соответствовать. Уж что-что, а это давно известный факт, не поддающийся опровержению.

Но почему же отчаянно тянет отправить устоявшуюся жизнь в пропасть, показать судьбе средний палец и, оказавшись на руинах, начать строить всё так, как хочется, а не так, как надо?

*