Текст книги "Будни «Чёрной орхидеи» (СИ)"

Стоя на смотровой площадке, Кэндис внимательно наблюдал за тем, что происходит во дворе академии. Тщательно выискивал взглядом в толпе одноклассников, попутно прикидывая, есть ли среди них те, кто сожалеет о его отъезде. Сам делал ставку только на двоих. Того, с кем общался до слияния школ, и той, что питала к нему нежные чувства. Была влюблена прежде, а потом с готовностью откликнулась на предложение остаться друзьями, после чего более или менее быстро утешилась, и о любви грезить перестала.

Розарио и Оливия.

Само собой.

Кэндис не считал себя незаменимым. Оценивал собственную значимость более чем адекватно, потому прекрасно понимал, что с его исчезновением жизнь на территории академии не остановится, как в сказке о спящей красавице, когда всё замерло в один момент, ожидая момента пробуждения принцессы. А наступить он должен был без малого через сотню лет.

Естественно, что никто не носил траур, не говорил, что теперь здесь станет скучно и невыносимо. Просто…

О людях не забывают стремительно. Это желание избавиться от ненужного образа приходит с течением времени.

Сначала о потеряшках говорят. Много и часто. Будто надеются, что фантомы этих людей окажутся рядом. Потом их имена всё реже мелькают в разговорах. Спустя определённое количество дней или недель, исчезают вовсе, ничего после себя не оставляя. Если только раз в полгода прозвучит фраза из серии «Помните, был – была, были, нужное подчеркнуть – среди нас?».

Кто-то ещё помнит, а кто-то уже нет.

Так сложилось. В конце концов, незаменимых людей не существует в природе.

Прислонившись плечом к стене, Кэндис перелистывал страницы очередного выпуска «Будней «Чёрной орхидеи»», вышедшего накануне. В качестве главного редактора, на этот раз, выступила Лайза, основная тема номера была напрямую связана с отрядом, потерявшим бойца и вроде как это заметившим. Новость об отъезде Кэндиса красовалась на первой полосе. Редакционная коллегия желала Кэндису удачи на новом месте, хотя, несомненно, искренне считала, что он никогда этот номер не увидит, а потому можно было особо и не лицемерить.

С возвращением Кэндису пришлось немного повременить. Нет, он мог, конечно, и в первый день занятий объявиться, невозмутимо пройти на своё место, сделав вид, будто ничего не произошло. Оплата за обучение была внесена, с этим проблем не возникало. Вопрос, почему тот, кого, по идее, собирались перевести в другое учебное заведение, остался на месте, не обсуждался. Причины перемен хранились в тайне, впрочем, как и личность человека, оплатившего последние два терма.

Причины временного исчезновения упирались в результат конфликта с любящим отцом, а именно – в следы на лице. Они не желали уходить бесследно в короткие сроки, а объяснять каждому встречному, почему часть лица постоянно закрыта волосами, было выше сил Кэндиса.

Кроме того, никто не отменял занятий физической культурой, а там без вариантов. Хочешь – не хочешь, а волосы собирать нужно. Одно из правил безопасности, пренебрегать которой не стоит.

Кэндис представлял, как обрадуются злопыхатели, заметив сине-жёлтое пятно вокруг глаза, и тут же недовольно фыркал. Губа зажила быстрее, нос – тоже. По настоянию Мартина пришлось наведаться в больницу, чтобы убедиться: нос не сломан.

Кэндис наведался. Убедился.

Поскольку с триумфальным возвращением вышла небольшая заминка, на территорию школы Кэндис вернулся на неделю позже остальных учеников. В общежитии пока не показывался, да и вещи не перевозил. Собрал сумку с необходимыми в этот день школьными принадлежностями, а потом, позаимствовав у Мартина ключи, поднялся на смотровую площадку, прикидывая, когда же наступит наиболее подходящий для появления момент.

Мартин привёз газету ещё накануне вечером, так что времени на ознакомление с материалами, у Кэндиса оказалось предостаточно.

Он прочитал от корки до корки. Да и читать там, откровенно говоря, нечего было. Два разворота, восемь страниц. Обычная школьная газета, пусть и по-своему для него дорогая, а не крутое издание, о котором говорят с восторгом и придыханием. Небольшие заметки о готовящихся мероприятиях, экзаменационной поре, что надвигается с огромной скоростью, о спортивной жизни и достижениях отдельных учеников.

Во время своеобразного отпуска Кэндис с головой погрузился в заботы, связанные с «Призрачными мальчиками».

За эту неделю он познакомился с редактором и начал работать над текстом, постоянно внося правки в готовый материал. Только уже не там, где самому что-то не нравилось, а там, где находил шероховатости профессионал.

Помимо нового знакомства с милой дамой-редактором, в жизни Кэндиса были и не слишком приятные моменты. Несложно, наверное, догадаться, с кем и с чем они оказались связаны.

Вообще-то Мартин говорил, что может поехать за вещами самостоятельно, но Кэндис настоял на совместной вылазке. Он связывал этот поступок с чем-то, вроде проверки себя и своих нервов на прочность.

Процесс получения личных вещей представлялся ему весьма забавной постановкой, достойной сцены театра абсурда. Зная характер отца, Кэндис не удивился бы, приехав и наткнувшись на закрытую дверь.

Квест. Загадка на сообразительность.

Если он хочет получить вещи, должен самостоятельно их достать. Проникнуть в дом как вор и не совершить ошибок, поскольку за любую провинность последует строгое наказание.

К счастью, до такого сумасшествия не дошло, и Кэндис задавался единственным вопросом. Сумеет ли он нормально смотреть на тех, с кем прожил всё это время, или скривится, будто глотнул неразбавленного лимонного сока, сразу, стоит только увидеть отца, мачеху или до нервного тика любимую сестрёнку? Последние два варианта представлялись наиболее вероятными.

В том, что Альфред выйдет встречать его, Кэндис сомневался.

Наверное, сумма, выплаченная Мартином, примирила Альфреда с личной драмой, и он больше не переживал, сосредоточившись на решении вопросов, связанных с несостоявшимся переездом отпрыска.

Когда-то просил знакомого принять Кэндиса в доме, а теперь извинялся за доставленные неудобства. Кэндис не знал наверняка, чем объяснил его отсутствие отец, но не сомневался, что тот способен выдать любую версию. Вплоть до громкого заявления о смерти сына. Этот вариант для Альфреда был, пожалуй, предпочтительным.

Нет человека, нет проблемы.

Нет сына, нет причин его стыдиться.

Предчувствия оказались верны. Когда Кэндис показался на пороге дома, отца там не было. Зато столкнулся с Ингой и Патрицией.

Первая вела себя подчёркнуто вежливо, моментами старалась наладить контакт, проявив заботу, но Кэндис отреагировал холодно, и она оставила попытки, сосредоточившись на повседневных заботах.

Тиша наблюдала за ним, стоя в гостиной и вцепившись в дверной косяк. Кэндис с ней не заговаривал, она с ним, впрочем, тоже.

Сказать друг другу было нечего.

Кэндис, сложив руки на груди, вспоминал момент прощания с этими стенами. Крики, боль, царапающее прикосновение мраморной крошки, которой были декорированы стены, к щеке.

Вспоминал собственные попытки зажать разбитый нос рукавом и кровь, хлещущую без остановки.

Вспоминал, как, уходя, обернулся и в окне одной из комнат увидел лицо сводной сестры. Она улыбалась, а потом помахала ему и что-то сказала. Судя по движению губ, оригинальностью текст не отличался. Всего лишь одно слово, повторённое дважды.

Пока-пока.

Она искренне радовалась.

Кэндис… радовался тоже. Странно, но он действительно не жалел о том, что так получилось.

Ему было всё равно, куда идти. Куда угодно, на самом деле, только бы не обратно. Только бы не в этот благополучный с виду дом, внутри которого царят своеобразные порядки. Тюрьма, а не место, куда хочется возвращаться.

Здесь есть белоснежные скатерти, накрахмаленные и оттого приятно хрустящие в руках, свежие цветы в изящных вазах, отличные манеры, связанные не только со столовым этикетом, и лоск обитателей, всегда одетых с иголочки.

Но здесь нет свободы, а, значит, нет и счастья. Учитывая характер хозяина, не будет никогда. Он сломает всё, что попадётся на пути. Он уничтожит всё, что ему не по нраву.

Кэндис легко отделался, получив билет в новую жизнь.

Придя к Мартину, он, признаться, рисковал. И не был до конца уверен, что его примут с распростёртыми объятиями.

Наверное, следовало первым делом наведаться в дом кузины, попроситься переночевать, умыться, постирать окровавленную куртку.

Привести себя в порядок, если коротко.

Прокручивая в мыслях эту версию, Кэндис представлял, какой ворох вопросов обрушится на него, стоит только признаться, что это творение рук Альфреда, а не результат неудачной встречи с какими-нибудь подвыпившими хулиганами.

Прикидывал, что ему придётся посвятить в тайну ещё одного человека, и решимость тут же испарялась.

Он не хуже Мартина понимал, что их роман – в ближайшее время – не подлежит огласке, а потому нелепо трепаться об этом на каждом углу. Вот и пришёл к Мартину, предварительно загадав для себя определённые условия.

Он не стал бы сидеть под дверью до победного конца, ожидая, что его пустят. Не стал бы кричать, требуя уделить ему внимание. Если бы Мартин, окинув его оценивающим взглядом, дверь захлопнул, Кэндис не стал бы отчаиваться.

В конце концов, у него имелся запасной вариант.

Он бы просто сделал определённые выводы и убрался восвояси, получив от жизни урок. Не самый приятный, достаточно болезненный, но от того – не менее, а то и более ценный, нежели все остальные. Что-то вроде постель – не повод для знакомства, и если в ней двоим было хорошо вместе, не обязательно столь же хорошо будет и за её пределами. Поебались и разбежались.

Картинка из жизни среднестатистического человека.

Ему не обещали сказочных отношений. Финал ожидаем.

Мартин его не прогонял и не собирался этого делать в дальнейшем, хотя теперь Кэндис мог съехать, сняв квартиру и более чем неплохо прожив пару лет на полученный за свой роман гонорар.

Впрочем, вопрос с поиском жилья никто на повестку дня не выносил, а потому потребность в его решении отпала сама собой.

Кэндис возвращался в общежитие академии. Он мог, конечно, действовать окружающим на нервы, уезжая по вечерам вместе с Мартином и появляясь по утрам с ним же, но тут снова напоминал о себе рационализм.

Не стоит столь активно демонстрировать всем свои отношения, лишь подстёгивая сплетников, подталкивая их к дальнейшим подвигам. Один раз проблему удалось решить на начальном этапе, но во второй раз это вряд ли прокатит.

Находясь на людях, держать дистанцию. До экзаменов и выпускного вечера.

А там – хоть трава не расти.

Кэндису казалось, что за две недели он практически полностью отвык от школьной жизни, а потому, разглядывая собственное отражение в зеркале, немного удивился. Непривычно было смотреть на себя, облачённого в униформу, но вместе с тем, приятно.

Чёрно-белая вариация одежды.

Весна окончательно вступила в свои права, и на территории «Чёрной орхидеи» произошла очередная смена дресс-кода. Чёрные униформы отправились обратно в шкаф. Выпускники этого года отслеживали данную смену времён года по одежде в последний раз.

Кэндис думал, что очередной терм начнёт в новой школе, и был рад ошибиться.

Он не жалел о принятом решении ни секунды. И как бы пафосно это не прозвучало, впервые за долгое время поймал себя на мысли, что снова не сомневается в своих силах. Ощущает сумасшедшую уверенность в том, что сможет осуществить любую мечту, независимо от того, сколько преград возникнет на пути. Они его не сломают, лишь сделают сильнее. Вопреки ожиданиям посторонних людей, не питающих к нему тёплых чувств.

– Длительное безделье довольно быстро превращается в привычку и отбивает желание возвращаться к активной работе, – заметил Кэндис, продолжая стоять перед зеркалом и старательно застёгивая пуговицы на пиджаке.

В его действиях проскальзывала некая нервозность, руки немного подрагивали. Периодически возникало чувство, будто что-то не так, хотя о драке с Альфредом больше ничего не напоминало.

Следы её окончательно сошли, и Кэндис вновь был юн и свеж, как майская роза.

Он мысленно примерял данное определение, перекатывая на языке и посмеиваясь над столь возвышенными мыслями, поскольку уж кем-кем, а розой себя не видел.

Если только шипы посчитать за сходство.

Но они есть и у других растений, так что здесь больше подходила характеристика «чертополох обыкновенный» – живучий, способный выбраться из передряг разной степени сложности, не сломавшись окончательно, не потеряв чувства собственного достоинства и не впав в глубокую депрессию после всего того, что было сказано Альфредом в качестве наставления. Своеобразное пожелание сыну. Пожелание, которое невозможно позабыть, сколько бы времени не прошло.

Мартин столь явную озадаченность заметил. Она не осталась незамеченной, не утаилась от его взгляда.

Забрал из рук Кэндиса шейный платок, собираясь самостоятельно его завязать, а, точнее, вновь сколоть значком, раз уж это было своего рода традицией. Теперь, правда, никаких надписей не было, только чёрная клякса на белоснежном фоне, вместо привычного розового покрытия с белыми буквами.

Осторожно убрал волосы от шеи, чтобы не мешали.

– Это намёк? – поинтересовался, по-прежнему придерживаясь выбранной тактики поведения.

Профессиональная сдержанность, что не раздражает, но только подстёгивает, подталкивает к решительным действиям.

– Последний шанс, чтобы воспользоваться моим предложением, – заметил Кэндис, перехватывая концы однотонного галстука и потянув за них, наматывая оба на ладони. – Тем самым, что не было однажды воспринято всерьёз. А, между прочим, оно до сих пор не потеряло актуальности. Значит, в силе. Но оно ограничено, времени совсем мало.

– Запереть тебя здесь?

– Ага.

– И не выпускать?

– Ага.

– И ключ забрать?

– Точно, – хмыкнул Кэндис, вновь разматывая ленту и отстраняясь, при этом не упустив возможности провести ладонью по торсу, скрытому тканью рубашки.

Мартин потянул концы шейного платка, проверяя, не потеряется ли значок. Понял, что всё нормально, но отходить не спешил.

Ладони его легли на плечи Кэндиса, слегка сжимая, словно Мартин пытался определиться, принять окончательное решение относительно дальнейших своих действий. То ли удержать дистанцию и вовремя прибыть в академию, не опаздывая ни на секунду, то ли притянуть ближе, послав тщательно распланированное расписание дня в бездну.

«Скажите пунктуальности нет, мистер Уилзи.

Вы же понимаете, что не способны устоять.

Вы же понимаете, что давно перестали всерьёз сопротивляться, вместо этого включились в игру и теперь поддерживаете её на должном уровне, поскольку вам она нравится не меньше, а то и больше, чем второму игроку».

Мартин понимал это просто прекрасно.

Кэндис потянул за край галстука, завязать который они так и не удосужились. Мартин перехватил вещь в тот самый момент, когда шёлковая лента готова была соскользнуть с плеча. Перехватил и дёрнул на себя, заставляя Кэндиса податься ближе, сократить расстояние до минимума, чтобы уже в следующее мгновение начать расстёгивать пуговицы на пиджаке – все старания насмарку.

Никакой лихорадки, никакой нервозности, только невероятная уверенность в правильности совершаемых действий.

Галстук как альтернатива лентам.

Стягивает запястье, обвивает его, как змея. То же ощущение опасности, адреналина и возбуждения. Эмоции зашкаливают. Единственное, что служит различием, так это знание: не смертельно. Эта змея не укусит, она лишь подарит наслаждение, если правильно использовать.

– Кэнди…с?

– Да, господин директор?

– Не нарывайся.

– А иначе?

– Узнаешь.

– Я любознательный, так что… Мне, определённо, захочется узнать. Запреты меня не остановят, только сильнее подстегнут любопытство.

– Кэнди.

– Да? – потянуть чуть сильнее, вырывая концы галстука из ладони, заставляя отпустить их.

– Будь хорошим мальчиком.

– Хорошие мальчики живут скучными жизнями, всё самое интересное достаётся плохим.

– И что же ты выбираешь?

– Я люблю рисковать. Очень.

– А как же вопли здравого смысла?

– Отчаянно их игнорирую. Провоцирую других людей, ищу неприятности. Желательно те, что придутся мне по вкусу. В данный момент, например, занимаюсь тем, что отчаянно пытаюсь сделать то, чего никогда прежде не делал. Если и делал, то неосознанно, поскольку не обладаю нужными навыками.

– А именно?

– Пытаюсь с тобой флиртовать. Как думаешь, большой наглостью будет попросить поцелуй? Тот, что принесёт мне удачу.

– Учитывая, сколько ты их получишь, везение не оставит тебя вплоть до конца терма, а то и до выпуска.

– Тем лучше, Мар-тин, – произнёс Кэндис, прикусив нижнюю губу. – Тем лучше.

Удача и, правда, не была лишней. Не только сегодня, но и вообще всегда. Не только для Кэндиса, но и для любого другого человека…

Сложив газету вчетверо, Кэндис засунул её в сумку со школьными принадлежностями и вновь достал стопку фотографий, полученных из рук отца.

Архив, полученный Альфредом за несколько часов до возвращения сына из академии. Никаких комментариев, что-то вроде послания от анонимного доброжелателя, обитающего в стенах «Чёрной орхидеи», прогуливавшегося в тот час по улице и решившего сделать несколько снимков на память.

Вариантов кандидатов, подходящих на роль папарацци, учитывая количество учеников, можно было подобрать огромное количество. И тут же их все отсечь, вспомнив, кого так цепляла личность Кэндиса. Кто с завидным постоянством посмеивался над его влюблённостью, считая её жалкой, не замечая бревна в собственном глазу. Вопрос только в том, любил ли он Кэндиса? Скорее, нет, чем да. Но почему-то отчаянно в это верил.

Долго гадать не пришлось. Кэндис довольно быстро разобрался, что к чему. Вспомнил мимолётные объятия с Алистером в конюшне и его слова, ставшие пророческими.

Бойся тех, кто предаёт.

Бойся тех, кто любит.

Бойся тех, кто предаёт, любя.

Эти люди опаснее всего.

Теперь Кэндис знал, что это предсказание не было пустым сотрясанием воздуха. Оно определило его будущее, послужило переломным моментом. Вряд ли Гаррет рассчитывал на такой результат, когда отправлял фотографии Альфреду. Чего он хотел добиться, на самом деле, Кэндис планировал выяснить в ближайшее время.

Спустившись вниз по лестнице, Кэндис запер дверь, ведущую на смотровую площадку, сверился с расписанием и, нацепив на нос тёмные очки, направился в сторону нужного кабинета, предвкушая встречу с дорогими и не слишком товарищами по учёбе. С близкими и не очень.

Подойдя к нужной аудитории, он не торопился заходить внутрь, замер рядом с дверью, прислушиваясь к разговорам, что вели одноклассники.

Лайза заметила Кэндиса первой и открыла от изумления рот. Кэндис приспустил очки и подмигнул своему заместителю из редакционной коллегии, после чего приложил палец к губам, прося не выдавать его.

Лайза хихикнула, открыла тетрадь и сделала вид, что с головой погружена в учебный процесс.

Постояв ещё пару минут в коридоре, Кэндис потянул дверь и решительно шагнул в кабинет. Снял очки и прикусил дужку, отчаянно сдерживая желание засмеяться над выражением лица Гаррета. Марвел будто бы не живого человека, а призрака увидел.

Затянувшееся молчание раздражало, да и по нервам било прилично.

Следовало что-то с этим делать.

– Я снова с вами, – произнёс Кэндис, улыбнувшись радушно и сжав очки в ладони. – Прошу любить и жаловать.

*